С Витой Вербицкой я учился в одном классе, а потом видел её периодически в компании с одноклассниками. Вообще-то мои главные школьные друзья приглашали её не часто, но она, бывало, появлялась и без приглашения. В молодости этикет не очень-то соблюдается. Я её побаивался. Во-первых, она психованная и настроение у неё менялось, как погода в апреле. Во-вторых, я никогда не мог определить что именно влияет на её настроение. А в третьих, она почему-то бросалась ко мне и начинала заговаривать. При этом она выплёскивала на меня столько эмоций, что я буквально заболевал. Вита напоминала мне бультерьера. Её скошенный на обе стороны и назад покатый лоб оставлял впереди узкий перешеек, глаза располагались из-за этого несколько раскосо, а прямые чёрные волосы росли довольно низко. Взгляд Виты горел огнём энтузиазма или наливался тяжёлой злобой. В спокойном состоянии мне доводилось её видеть довольно редко.
Полноватая, чуть ниже среднего роста, Вита никогда не вызывала у меня сексуальных побуждений. Я у неё кажется тоже. Почему она ко мне бросалась с разговорами и эмоциями мне не очень-то понятно даже и сейчас, когда с той поры прошло немало лет. Чем-то я подходил для требовавшейся ей моральной поддержки. Но это ей так казалось. Я не из тех людей, которые способны поддержать любого, бросившегося на грудь. Если человек для меня тяжёл, я начинаю ускользать и прятаться. А Вита была даже невыносима. Тем не менее, не всегда мне удавалось забежать и, чтобы как-то поддерживать разговор, я пытался вникать в её рассказы. Меня поразило, что одна и та же история может в её устах приобретать совершенно разные очертания в зависимости от настроения и потребности момента. Прошлое Виты существовало в различных вариантах и непредсказуемо изменялось, словно китайский бумажный дракон на ветру. Иногда она ко мне бросалась с воплем, повергавшим меня в шок. - Я не б...дь!, - вдруг выкрикивала она и я подпрыгивал, словно меня окатили водой. Разъяснение следовало. Оказывается, кто-то её видел с разными кавалерами в разное время и пустил сплетню. А может, ей показалось, что пустил.
В школе Вита начала писать стихи и даже какую-то прозу. Во всяком случае, учительница русской литературы постоянно нам об этом сообщала и даже читала что-то. Никто, естественно, не слушал. Довольно при этом странно, что учительница русского языка ругала Виту за грамматические ошибки. Потом Вита что-то ей сказала и учительница заткнулась. Виту и учителя побаивались: малохольная девица. Вита одновременно участвовала в драм.кружке, танцевальном кружке и литературной студии. При этом от неё многие отшатывались. Впрочем, не все. У нас в классе учился парень, с которым никто особо не дружил по причине его не то чтобы тупости, а как бы точнее выразиться: лоховатости, что ли. Он хорошо одевался, занимался спортом, а каким – не помню, видный в общем парень, пока молчит. Вита закрутила с ним любовь. Я говорю: Вита, потому что этот лось сам бы и шагу к ней не сделал, и не потому, что Вита так уж плоха, а просто бы не догадался. Роман у них продолжался весь девятый и десятый класс. Дальше я их потерял из виду. Через пару лет выяснилось, что лось сбежал от Виты в другой город, а у неё появился шрам на запястьи. Вены резала, но то ли по темноте разрез сделала поперёк, а не вдоль, как у серьёзных самоубийц, то ли просто психанула, что вероятней. Такие, как Вита, обычно на настоящий суицид не идут, слишком себя любят. Хотя, с другой стороны, многие самоубийцы делают это именно из большой к себе любви. Но я кажется зарапортовался. Я это к тому, что быть конфидентом у Виты – честь, которая мне была нужна, как сами понимаете что.
Через некоторое время она, к моему великому облегчению, куда-то запропастилась. Я узнал, что Вита вышла замуж за харьковского художника. Как позже выяснилось, художник был пьющий и безденежный. Эти две особенности плохо сочетались друг с другом, и с Витой у художника, почти с самого начала их совместной жизни, происходили разборки с рукоприкладством. Вита слиняла от художника едва ли не в процессе медового месяца, но уже беременная. Через несколько лет она вдруг снова возникла в нашей компании с маленькой дочкой. Дочка оказалась ни в мать ни в отца – очень серьёзная и даже задумчивая девочка. Мне она сразу же необычайно понравилась. Вита обращалась с ней грубо и, как мне казалось временами, даже с издевкой. Называла вруньей и фантазёркой. У меня детей нет и я с тем большим интересом присматриваюсь к детям своих друзей. Маленькая Зина меня буквально приворожила. Я разговаривал с ней, рассказывал какие-то истории, развлекал. Мне ужасно было её жаль, с матерью ей не повезло. Девочка, похоже, отнеслась ко мне с интересом и моё общество ей явно пришлось по душе. От Виты наша дружба не укрылась и она охотно её использовала в своих целях. Я давал ей возможность спокойно пить и развлекаться в компании и теперь заявлялся, если знал, что она там появится. Раньше всё было как раз наоборот: если я узнавал заранее о её приходе, я тут же отговаривался и не приходил. Что за отношения у Виты сложились со своими родителями я понятия не имел, но видимо, они не особенно ей помогали с ребёнком.
Скоро меня начал тормошить инстинкт самосохранения. Я понял, что ещё немного и привяжусь к ребёнку так, что хоть женись на Вите. Самое главное, Вита это тоже поняла и явно собиралась сыграть на моих чувствах. Меня это приводило в ужас. У меня уже был опыт потерь и я знал каково это. Торможение в этом смысле работает у меня плохо и, если другие люди, как я заметил, очухиваются и жизнь берёт своё, у меня своё берёт смерть или её аналоги. Я остаюсь с кровоточащей язвой на всю жизнь. Никакого будущего мои отношения с девочкой не имели. Вита угробила бы нас обоих, и тем вернее, чем нужнее бы мы сделались друг другу. Она ещё и ревнива, о чём я здесь не сообщал, но что знал из школьной жизни. Она бы нас затравила, в этом я не сомневался.
И я сбежал, мне казалось, что ещё не поздно, что это самый безболезненный или малоболезненный вариант. Я закрылся наглухо, перестал посещать всех знакомых, у которых Вита могла появиться, и запретил звать меня, если существовал хотя бы один шанс её присутствия. Я никому ничего не объяснял, сказал только, что она мне действует на нервы и я не хочу её больше видеть. Друзья знали мой довольно замкнутый и жёсткий характер и не особенно удивились.
Одно могу сказать в заключение: этот ребёнок мне до сих пор снится.