Сон этот пугал его,
особенно в полнолуние,
когда откуда-то издалека
наплывало сентиментальное бренчание клавесина,
столь же старомодное, как и сам дом,
прячущий за узкими окнами
висящие на стенах потемневшие портреты.
Иногда слышались голоса,
иногда – смех.
И чудилось: живут портреты
Своей нездешнею судьбой,
Как будто выплеснуты Летой,
Но приголублены Луной...
Ни звука. Леской-паутинкой
Опутан сад прощальных слов,
И обрывается тропинка
Слезой сиреневых кустов.
Каждый раз его страшила вероятность того,
что откроется дверь – и он увидит тех,
кого слышит уже давно.
И не узна'ет их.
Иногда ему удавалось дойти до куста сирени
и ощутить её запах.
Но тропинка, ведущая к дому,
внезапно исчезала,
и нога, уже занесённая для следующего шага,
повисала в пространстве.
Отступив и оглянувшись назад,
он видел, что тропинка снова появилась.
Это ощущение неприступности дома
так расстраивало его,
что просыпался он в слезах.
____________________________________________
Уиллард Меткалф. Сад сновидений. 1908 г.