Воровка-Валя

Елизавета Лекитер
С Валентиной я познакомилась в колонии общего режима поселка Омут, где довелось мне быть в журналистской командировке. Заключенной было 53 года, причем 36 из них она провела в местах не столь отдаленных. 
-Понимаешь, я с детства была очень дерзкая -  охотно рассказывала воровка, попросив закурить. Но мои дамские сигареты с ментолом ей не понравились, и, ругнувшись беззлобно, она вернулась к привычному "Беломору". Курила Валентина беспрерывно, одну папироску за другой, останавливаясь, только чтобы откашляться. За что и получила в лагере погоняло - Валя-Окурочек.
- Первый раз я сидела по малолетке – рассказывала Валентина корреспондентке - Мне шестнадцать лет исполнилось. Жили мы в поселке, на окраине был продмаг. Его и взяли с парнями. На слабо взяли, на спор. Денег рублей пятьсот нашли в кассе, это старыми советскими, да прихватили пива, водяры, консервов, конфет и кофточку красивую с кружевным воротничком. По этой кофточке меня менты и нашли. Кто-то из своих сдал, падла! Но я знаю кто, порешу его, суку! Дай мне только срок, Лизаня!
Воровка отчего-то прониклась ко мне доверием и стала называть ласково - "Лизаня". Я не возражала.
- А что, Лизаня, в зэк-вагонах тебе бывать приходилось? Не бывала, да? А я как сейчас помню с подружкой ехали, у нее на совести сорок восемь трупов было. Интересная была женщина! Привычка у нее была такая, с мужиком переспит, а на утро приберет его. Ну то есть, задушит или шилом проткнет прямо в сердце. Но я еще до такого не дошла!
- А любовь была у тебя, Валя? - осторожно спросила я.
- Муж был. Алихан его звали. Чеченец. Воинская часть у нас в поселке была, служил он там. Познакомились мы на танцульках. Ну понравился он мне - отчаянный, дрался за меня. До дома провожал, целовались, обжимались, потом я его домой привела. Папа спрашивает: "А ты не боишься, Алихан?" А он говорит:" Мы с Валой (он меня Вала звал) любим друг друга! Я ее в Грозный увезу!"  Папа усмехнулся:
"Как бы она прежде не увезла тебя на Быстрицу!"
А на Быстрице у нас было кладбище...
Ну расписались, стали жить, да только как в постель ложится, у меня какая-то аллергия к нему... Не нужен мне этот секс! А мама говорит:" Да ты роди хоть, Валечка, хоть внук будет у нас!" Ну стала я ждать... Потом смотрю: месячных нет, грудь растет, тошнит, на еду смотреть могу. Мать говорит: "Да, ты беременна!". Ну и прогнала я Алихана тем же вечером. Он говорит: "Как же, муж ведь я тебе! Ребенок будет у нас!" А я его вещи собрала и за порог выкинула:" "Уходи, не нужен ты мне! Это мой ребенок!!!" Он уехал в Грозный. Не видала его больше!
Ну и как только пришло время рожать, привезли меня в роддом. Врач прибегает: "Она же не разродится! Плод очень крупный!" Подняли меня в хирургию, сделали кесарево сечение. Очнулась утром. Принесли девочку 5 килограммов, 54 сантиметра, а на головке черные локоны! Ну я ее развернула, посмотрела - ручки, ножки, писька  - все на месте. И до четырех месяцев я от нее не отходила, каждые три часа кормила, она у меня была такая толстая, румяная! А потом как отрезало, как черт нашептал! Ушла из дома, оставила дочурку дедушке с бабушкой! Стала гулять, воровать! Эх, жалко выпить нам нечего, Лизаня, гражданин начальник не позволяет! Спеть что ли?
-Хотите случай расскажу,
Своими видел я глазами,
Судили девочку одну,
Она дитя была годами...
Она просила говорить,
И судьи ей не отказали,
Как только стала говорить,
Весь зал наполнился слезами.
Его я знала с детских лет,
И воровать я с ним ходила,
И за свои семнадцать лет,
Я одного его любила!
На последней строчке Валентина прослезилась, явно вспомнив свою собственную горькую судьбу. Хотя любовь ее была не к мужу или возлюбленному, а к вольной разбойничьей жизни.
- А убивать- то приходилось, Валя?
- Бывало, Лизаня! Я очень дерзкая, понимаешь?! Вот случай был. Как-то прихожу домой, а папа мой плачет, а у самого глаз разбит. А папа у меня не пил, не курил, всю жизнь работал, воспитал нас шесть человек, одна я - тюремщица, позор семьи. Я говорю: "Что случилось, папочка?" А он: "Брат напился, пришел денег просить на водку! Не дал я ему денег, так он ударил меня!" У меня в душе все перевернулось! Как это папу моего ударить! Человека, который мне жизнь дал, свет показал! И пошла я к дядьке своему разбираться.
Пришла, тетка - жена его, толкет картошку для свиней, дядька сидит водку пьет, закусывает.
Я говорю:" Опохмелиться не хочешь ли? Сейчас я тебя опохмелю!" И как взяла эту толкушку со стола, да ему по башке, раз, другой!  Жена его орет: "Убила, убила!!!". Ушла я домой. Утром менты ко мне приходят: "Ты дядьку била?" Я говорю: "Да! Потому что никто не смеет моего отца обижать!!!" Дали мне за дядьку шесть лет. Ну выжил он, не до смерти я его поколотила. Все шесть лет я честно отсидела. От звонка до звонка. Освободилась. Дочка уже взрослая, дичится меня, не узнает, мамаша старая совсем, еле ходит. А папаша не дождался, помер. Побывала я на могилке, поплакала, помянула родителя... А что делать? Устроилась на работу дворником. Ну работаю, на жизнь хватает, живу тихо, никого не трогаю. Да только вижу, что-то мать у меня больно грустная ходит, слезы украдкой вытирает... Я к ней с расспросами, она и призналась: "Повадились к нам менты, Валя! Только ты за порог, они тут как тут! Плати говорят, мать, за свою дочь-уголовницу! Пять тыщ требуют! Да еще и по матери всяко меня обозвали! Сказали, вернутся, чтобы деньги были, а не то посадят тебя, Валечка!" Я говорю:" Не плачь, мамочка, я разберусь! Все путем будет!" Ну и поехала в город, нашла блатных, дождались мы этих ментов и прибрали их. Я одного лично припорола! Прямо сердце ему шилом проткнула! А почему моя мать должна кого-то бояться?! Ну дали мне срок на полную катушку - 15 лет. Почему так много? Потому что мента убила, и потому что я - рецидивистка, что значит - неисправимая преступница!
Валентина засмеялась наполовину беззубым ртом, смех ее незаметно перешел в кашель, чтобы унять его, она снова закурила.
-Что еще сказать тебе? Освободилась раньше срока, актировали, так как тубик у меня и астма. Пришла домой. Мать у меня умерла. Дочка замуж вышла, семья у нее приличная, муж-мент, мать-уголовница ей зачем? Да я бы и сама к ней не поехала, зачем портить жизнь девчонке?! Устроилась сторожем на склад. Спасибо, брательник богатенький пристроил, не забыл сеструху. Ну и живу я, зарплата маленькая, но мне много не надо! На курево лишь бы хватало, да на хлеб, да на чай! Но только не привыкла я жить у кого-то под пяткой! Братишка-то у меня добрый, а жена его - стерва! И говорит она мне как-то: "Ты нам деньги должна платить, мы тебе еду готовим! Ты у нас живешь!" Я ей говорю: " Я у себя живу! Это мой дом, мне папаша его оставил! А еду не готовь, я в столовую лучше схожу! Не просила я тебя!" А та не отстает, ругается, брату на меня наговаривает! Ну достала она меня! В общем, приговорила я ее. Стукнула по башке, правда, не до смерти, а до инвалидности. Ума она лишилась, дурочкой стала. И дали мне за попытку убийства с отягчающими обстоятельствами, да за тяжкий вред здоровью, да плюс я рецидивистка, в общем срок мне вышел 10 лет! Вот так, Лизаня! Но я ее все равно приговорю!
Валентина хитро посмотрела на притихшую журналистку, довольная произведенным впечатлением. На прощание она записала мой телефон, обещая позвонить по освобождении. Встретились мы спустя много лет в Центре для лиц без определенного места жительства и занятий. Валя только что откинулась с зоны поселка Омут, идти ей было некуда. Родители умерли, родные знать ее не хотели. Дочь матери-тюремщицы стыдилась. Была у Валентины на руках только справка об освобождении, да 700 рублей, которые она потратила на билет до города. Пачке "Беломора" и пакету чая от знакомой журналистки воровка обрадовалась. Мы посидели в уголке спецприемника, заварили по пакетику чаю в грязных кружках, да вспомнили общих знакомых.
- Как дальше-то думаешь жить, Валя?
- Да как Бог даст, коли есть он! Батюшка говорил есть, да сомневаюсь я!
Через две недели Валя умерла. У нее был туберкулез в последней стадии. Умирала она в больнице на городской окраине, в палате для бездомных. Никому не нужная, как тот окурочек, что лежит на улице, брошенный прохожим. Кто-то наступит на него, кто-то пройдет мимо, ветер унесет его неведомо куда, превращая огонек в пепел.