Жизнь в периоде «После» характеризовалась Ренатой, как серая. Серое небо. Серая дорога. Серые одежды. Серые дома. Серые автомобили. Серые глаза. Ей пришлось учиться все делать заново: держать ложку, писать шариковой ручкой, расчесываться.
Она училась, ошибалась, снова училась и снова ошибалась, ходила по краю и падала в пропасть, но вновь и вновь заставляла себя заново подниматься на Эверест. Столько эмоций девушка еще никогда не испытывала в новой жизни, она ощущала себя одновременно уставшей и сильной. Даниил Данильевич говорил, что это называется адреналином. Несказанно радовался, что этот гормон вырабатывается у его подопечной.
За неделю он научил ходить и делать все остальное, спас от назойливых вопросов психологов, заставил поверить в себя, когда та готова была сдаться, опустить руки, утонуть в пучине собственных страхов, покоренная личными демонами. Читал по вечерам ей газету, старательно пропуская новости про аварии и больницы, с выражением актера рассказывал анекдоты и играл с ней в «Слова».
Рената отказывалась выходить на улицу, не смотря даже на жару, — слишком страшно было вновь очутиться среди людей. В каждом лице мерещился враг. Она считала это параноей, пока ей не сказали, что она в депрессии. Проснувшись, девушка могла начать либо безудержно смеяться, либо хмуриться и кусать губы, чесать кожу на запястье. Она постоянно ощущала себя страшно одинокой, ей не за что было даже зацепиться из прошлого. Казалось, ее воспоминания незаконно украли.
— Нет смысла болтаться без дела, — сказал Ренате на седьмой день Даниил Данильевич. — Как только у тебя появится цель, ты сразу почувствуешь себя живой.
С неубежденным увлечением она разглядывала свои ладони, скрещенные на коленях.
Девушка всегда так делала, когда кто-то из медицинского персонала начинал читать ей лекции о том, что надо продолжать жить. Не зацикливаться на проблемах, а идти вперед во что бы то ни стало. И никогда не останавливаться, катить, как Сизиф, свой камень дальше на гору. Ренате нравились тени, которые ладони отбрасывали на фланелевую ткань пижамы. Солнечные зайчики играли на бледной коже, она моргала и моргала, с неохотой возвращаясь в реальность.
— Мне и так хорошо.
Мужчина покачал головой.
— Ты ДУМАЕШЬ, что тебе хорошо. На самом же деле, это не так. Уж поверь мне, я в этом знаток — через меня прошла не одна сотня людей, разочаровавшихся в жизни. И всем приходилось вправлять мозги. Но до сих пор мне это с блеском удавалось, — он развел руками и устало улыбнулся.
Она свела брови к переносице.
— И что же вы делали с этими... разочаровавшимися в жизни?
— Давал им мотивацию. Они медитировали, читали книги, занимались спортом, слушали музыку, вели здоровый образ жизни, ходили на занятия групповой психологической поддержки. В общем, занимались саморазвитием. Почему бы тебе не поступить также?
К счастью, благодаря тому же сердобольному медицинскому персоналу, Рената уже знала, что такое занятия групповой поддержки. А вот слова «мотивация» и «медитирования» по-прежнему оставались для нее за гранью понимания.
— Но я не хочу ходить на занятия групповой психологической поддержки, — девушка с возмущением воззарилась на Даниила Данильевича. — У меня сильно искалечено тело, но с головой все в порядке.
Она тут же покраснела, поняв свой промах. Ее тело уже собрали, а вот память упорно отказывалась возвращаться. Хотя бы частично.
— Ты не выходишь на улицу с момента выхода из кома, — не сдавался врач.
Та иронично вскинула бровь.
— Разве это важно?
— Еще как! Ты замыкаешься, отстраняешься от людей, от общества, прячешься! Окружающие могут подумать, что та авария была не несчастным случаем, а неудавшейся попыткой суицида!
— Ну, вот когда подумают, тогда и... — вздохнула Рената и, не смотря на тридцатиградусную жару, плотнее закуталась в одеяло.
Поерзав, мужчина замер напротив своей подопечной. С плохим предчувствием в сердце она вскинула на него глаза.
— Что? В чем дело?..
— На самом деле, так уже многие подумали, — он начал рисовать носком лакированного ботинка невидимые иероглифы на полу. — Психиатры нашей больницы очень-очень заинтересовались тобой, я едва отбился от них. Пришлось применить весь свой талант, чтобы отыскать аргументы, доказывающие, что ты не собиралась наносить самой себе вред.
— Но это бред, — девушка посмотрела на него во все глаза и не могла поверить в услышанное. — Бред. Я... Я никогда бы и не подумала о таком... Не стала бы пытаться свести счеты с жизнью, — она пораженно ахнула. — Вы мне что, не верите?
Каждое слово огромным ножом втыкалось ей в живот. В грудь, в спину, в лицо. В эти самые сокровенные места. Она не верила, не верила, не верила. С последним словом нож попал прямо в сердце. Она — роза, у которой обломали шипы. Река с высушенной водой. Ель, выгоревшая в таежном пожаре. Лань, истекающая кровью из-за любви. Стрела, пронзающая параличем наш мозг. Любовь, скинутая злодеями в бездонную пропасть. И она летела в ней, летела, летела и все никак не могла остановиться... Дна нет.
Рената без сил плюхнулась обратно на кушетку, закусила губу до крови, выдохнула:
— Бред...
Даниил Данильевич виновато отвел взгляд.
Все это слишком нелепо, твердил голос внутри девушки. Смерть — это нечто странное, непонятное и отдаленное. Люди знают о ее существовании, но почему-то уверены, что им вновь повезет и она придет не к ним. Постучит не в их дверь. Подкрадется не к их изголовью. Она закрыла глаза и постаралась успокоиться. У нее не получалось.
Девушка ничего не помнила из той аварии, но ужас льдом айсберга сковывал ее сердце при одном инстинктивном напоминании. Страшен тот страх, что нам неведом. Знала бы, чего боялась, — смогла бы перебороть. А так с каким врагом бороться? Ее сердце отчаянно колотилось где-то в горле, отплясывало чечетку, однако девушка практически ничего не чувствовала. Она превратилась в высушенную куклу вуду, осталась лишь оболочка. Как от грецкого ореха.
— Я хотела жить, — Рената подняла на врача глаза, полные слез, отчего-то становилось трудно дышать и приходилось вытирать вспотевшие ладони о пододеяльник. — Я хочу жить. Пожалуй, я хочу этого большего всего на свете, потому что мне больше нечего хотеть. Я не знаю, чего должна хотеть. Я не знаю, кто я, — ей не удавалось сдержать всхлипа.
— У тебя депрессия.
— У меня нет депрессии! — огрызнулась девушка и вытерла тыльной стороной ладони щеки, чтобы спрятать слезы. Никогда не любила, чтобы кто-то видел ее слабость.
Наверное.
Ни номеров, ни марки им не удалось определить, машина была очень сильно искажена. Как определили эксперты, автомобиль, перевернулся три раза в воздухе прежде, чем приземлился в кювете. При столкновении с гравием бак с бензином прорвался, и машина взорвалась. Автомобиль, вернее то, что от него осталось, был похож на скомканный лист бумаги. Девушку нашли без сознания на другой стороне шоссе.
Но судя по словам родителей, машина не была голубым матизом. Выходит, случилась несостыковка. Рената решилась рассказать о своем сне Даниилу Данильевичу, не доверяя психологам, но тот постарался успокоить ее, объяснив переутомлением, изнеможденным организмов и перевозбуждением после выхода из комы.
Рената хотела ему верить и заставляла себя верить, но все внутри нее бунтовало от такой «правды». Она была уверена, что голубой матиз существовал на самом деле.
Вечером девушка, как и прошлые шесть вечеров, читала книги, которые каждый день приносил Даниил Данильевич. На прикроватной тумбочке, на которую она складывала прочитанные, уже громоздились восемь томиков. Столько же она уже отправила обратно доктору. Сейчас Рената читала «Анну Каренину», но через строку, через слово, едва вникая в предложения и не различая персонажей одного от другого.
Она уже знала, чем закончится роман. Дело в том, что ее память не сохранила факты личной жизни, но отлично сберегла информацию о прочитанных книгах, просмотренных фильмах и выученных законах геометрии, алгебры и физики. И даже, как показал семидневный опыт, знала многие песни Сплина, Ранеток и Рианны наизусть.
Стоило ей только вспомнить, как читать, и она уже проглатывала одну книгу за другой. После этого, ближе к девяти часам, Рената включала торшер и садилась за вязание. Даниил Данильевич сам посоветовал ей это и купил пряжу красивого персиково-розово-красного перелива. И спицы. Врач был уверен, что это разовьет ее мелкую моторику и вернет координацию движений.
Девушка очень хотела связать себе свитер, но пока у нее не очень-то получалось. Всякий раз глядя на получавшиеся труды, она ужасалась, но упрямо продолжала вязать. Порой ее это успокаивало, и ненужные мысли, попытки хоть что-то вспомнить улетучивались.
Однажды она увидела на лужайке за окном муравейник. Ей так понравилось наблюдать за их жизнью, математически построенной деятельностью, что она просиживала за окном по несколько часов. Больше всего ее интересовало, почему все муравьи идут за одним, словно под гипнозом. А потом она прочла в одной из книг, что этот муравей называется лидером и для своих собратьев он оставляет пахучий след. Если на него кто-то наступит, то цепочка разорвется и муравьи точно слепыми себя почувствует. Ренате казалось, что она потеряла такой же след.
А в следующий раз она поймала в раскрытой форточке красную божью коровку. Она знала, что существуют и желтые, но в тот момент ее интересовала лишь красная. Девушка была уверена, что божью коровку выпускают в небо с какими-то словами, но не помнила их. Отпуская-таки ту к облаками, она почти плакала от детской досады.
А в другой книге она прочла о развитии возраста. В первый год у ребенка происходит непосредственно-эмоциональное общение. Даниил Данильевич говорил, что девушка сейчас проходит все стадии заново, и в этой она узнала свой первый день. Затем наступает предметно-манипулятивная деятельность, которая перерастает в ролевую игру. Это происходило в последующие три дня. Ренату подзывали и заманивали какими-то вещами и побуждали что-либо делать, даря определенную роль. «Ты — пациентка. Сходи к тому-то врачу. Ты — нездоровая. Выпей таблетку / дай сделать укол / поставить капельницу. Ты — гостья. Поешь. Нет, ты — модель. Возьми менее калорийную еду, хотя ты, конечно, должна есть ее по другой причине».
Сейчас у девушки протекала учебная деятельность. Она осваивала новое, читала книги, пыталась вязать, наблюдала за миром, анализировала его, оценивала людей, запоминала слова. Однако Рената с тревогой ждала, пока в силу вступит следующая фаза. Интимно-личностное общение. Она прочла также, что в этот период обязателен контакт с другими людьми, которых она так боялась. Близость. Взгляды. Касания. Диалоги. Улыбки. Чувства. Их девушка страшилась больше всего.
Но Даниил Данильевич был уверен, что его подопечная справится со всем. Возможно, у него был синдром Бога.