Всяк человек ложь. Почти всяк. Меня всегда поражает насколько многие люди не осознают свою подлинную натуру. Этот намеренный самообман служит им верой и правдой. Что до веры, то многие, якобы глубоко верующие люди, ничуть не уступают атеистам в описываемом качестве.
Юлик Розенберг, крещёный еврей, был моим приятелем с конца семидесятых. Я не очень-то прислушивался к его религиозно-философской болтовне пока сам не крестился. В церковь я, в отличие от Юлика, ходил редко. Довольно скоро меня начали одолевать еретические мысли. Здесь не место для описания моего религиозного кредо. Меня в данном случае интересует совершенно другой предмет. Предмет этот среднего роста и средней упитанности с намечающимся брюшком, жидкими каштановыми волосами, карими глазами на ничем особо не запоминающемся лице. Разве что пресловутое национальное достояние в виде хрящеватого носа с горбинкой. Выражение лица как правило задумчивое, словно Юлик погружён в решение мировых проблем. Решение мировых проблем, однако, не мешало Юлику слыть выдающимся бабником. Я не ханжа и подобная особенность не кажется мне чем-то из ряда вон выходящим. Юлик старше меня лет на пять. Семья у Юлика небольшая: жена Тоня и дочка. Это перваая, или основная, семья. Было и ещё по меньшей мере две, естественно, не зарегистрированных. Существовали и внесемейные подруги, которые на семейный или псевдосемейный статус не претендовали. Чем уж Юлик околдовывал женщин, я не вполне постигаю. По-видимому, эрудицией и задумчивостью. Юлик слыл моралистом и всегда знал как следует поступить порядочному человеку. Но что меня в нём по-настоящему смущало – это бесконечное хорошо замаскированное враньё. Словно сидело внутри Юлика хитрое и увёртливое животное. Так я это ощущал. Понятно, что управиться с таким количеством баб без вранья просто невозможно. Но враньё уже настолько въелось в кровь и плоть Юлика, что он врал и по пустякам, когда можно бы и правду сказать. Сам он этого не замечал.
Я человек застенчивый и нерасторопный. Удивительная поворотливость Юлика в нелёгких обстоятельствах советской жизни, да и постсоветской тоже, и способность маневрировать в таком разветвлённом гареме, да ещё и без особенных денег в кармане, не могли не вызывать моего восхищения.
Познакомился я с Юликом на книжной балке, то есть толкучке. В советское время там околачивался цвет и духовная элита города. Юлик в то время уже закончил химический факультет университета и сумел пробиться в аспирантуру, где занимался чем-то для меня совершенно тёмным, вроде квантовой химии. Я работал в туб.диспансере врачом. Жил Юлик в районе Госпрома. Это довольно центровой район в Харькове, в смысле концентрации образованной публики.
Я начал чаще общаться с Юликом, когда крестился в начале восьмидесятых. Юлик слыл авторитетом в области богословия и религиозной философии и я заходил к нему на чай и на разговор. Иногда к нам присоединялась Тоня. Она больше помалкивала, лишь иногда вставляя реплики. Странное она на меня производила впечатление. Казалось мне, что Юлика она любит, но знает как облупленного. Я впрочем не присматривался. Не моё дело. Иногда заходила дочка, подросток лет двенадцати. Она садилась у дальнего края стола и смотрела с непонятным выражением, ни слова не говоря. Я её стеснялся, вести при ребёнке заумные разговоры не хотелось. Юлику же вроде бы было всё равно. Как он относился к Тоне, своей жене, я до сих пор не знаю. Я вообще-то человек склонный к моногамии и с трудом понимаю гаремные отношения.
Иногда мы с Юликом шли вместе домой в воскресенье днём после книжной толкучки и разговаривали по дороге. Дело в том, что Юлик очень любил поучать и наставлять. А я как раз старался разобраться в разных заумностях и понять нужны ли они мне вообще. Юлик, что меня сразу же начало раздражать, к вопросам веры относился с точки зрения теории, а меня интересовала чисто жизненная, экзистенциальная подоплёка. Иначе на фиг всё это нужно, если к жизни неприложимо. Я не заповеди имею в виду, а более тонкие материи. То есть само собой, без того, чтобы стараться жить по заповедям, по совести, и остальное теряет значение. Но в этом как раз и дело. Я пытался свести религиозные и богословские вопросы к живым, осязаемым предметам, а Юлик компостировал мне мозги туманными умозрениями. Он и каббалой интересовался. Я всё помалкивал. - Ты не понимаешь, - вещал Юлик. – Всё дело в клиппот. Это и есть причина присутствия зла в мире. – Мне очень хотелось спросить: - Ты видел эти клиппот? – Я охотно верю, что Ицхак Лурия видел, и для него они что-то значили. Для меня они только слово. Для Юлика тоже, но он притворяется, или действительно не понимает, что блуждает в потёмках, которые чужим визионерским опытом нисколько не озаряются. Объяснить это ему я не могу. Он не поймёт. Ему что квантовая химия, что богословие. Теоретик.
Терпел его умничанье я довольно долго, но в конце концов мы поругались. Я совершенно не понимаю христианскую идею искупления. Иисус для меня – светоносная личность, маяк, свет во тьме, путь к Богу. Надо искать с ним живую связь - вот моя вера. В повести Флэннери О`Коннор «Мудрая кровь» герой не может избавиться от мыслей об искуплении и обливает себе лицо щёлочью, чтобы хотя бы свою долю Иисусова искупления выкупить. Действительно страшно, если вникнуть в эту свирепую идею. Для Юлика всё теория, причём он свои теоретические и в сущности мёртвые представления считает живыми, хотя от них разит падалью за версту, хоть нос зажимай. Вот я и не выдержал. – Ты совершенно не понял суть того, что совершил Иисус, - наставлял Юлик. Мы с ним в это время подходили к памятнику Шевченко. – Он искупил грехи мира и примирил его с Богом! – Юлик от воодушевления даже порозовел. Я наконец сорвался: - Это чтобы ты мог всю жизнь врать и шляться по бабам, убили Иисуса? – Я сказал это, не повышая голоса, обыденным тоном. Юлик вначале не понял. Мы остановились и он довольно глупо приоткрыл рот. Тут до него смысл моих речей начал доходить и он остолбенел. С лица его схлынула краска и я даже думал, что он на меня набросится. Физически он был крепче и мне бы не поздоровилось. – Ты просто хам и дурак, - наконец выпалил он, приходя в себя. – Всё, богословская дискуссия закончена, - подвёл я итог. – Можешь считать, что истина в твоём лице восторжествовала. - Некоторое время мы шли молча. Я извинился и предложил впредь богословских споров не затевать. На том и порешили. Тем не менее, в наших отношениях появилась трещина, которая со временем расширилась и мы встречались всё реже. Потом, через энное количество лет мы разъехались в разные стороны: я в Америку, Юлик в Израиль. Мы иногда перезваниваемся, но отвлечённые темы стараемся не затрагивать.