Перед её появлением, вдруг померк ясный солнечный день. Небо заволокло тяжёлыми чёрными тучами, и разразилась жуткая гроза. Близился сезон ураганов, но по опыту прошлых лет, вполне можно было ещё рассчитывать на пару недель хорошей погоды.
День обратился в ночь, часто озаряемую зловещими вспышками молний. Стеной лил дождь. Тучи в небе клубились, как смола в адском котле. Ветер срывал с огромных волн тучи водяной пыли и нёс их на наш форт, стоявший на высоком обрыве, при входе в залив, дрожавший от порывов ветра.
Весь мой сброд попрятался по «цветникам», и коротал время за ромом и картами. Играли не на деньги, которых почти ни у кого не было, а на разные унижения, из которых хлопок доской по голому заду был самой невинной забавой.
Мы с лейтенантом, доктором и священником играли на деньги . Везло, как всегда, доктору. Я уже раз десять порывался бросить игру, но как-то незаметно снова втягивался. Мы уже окосели от игры в карты, как вдруг вошёл дозорный и сообщил, что к гавани подходит неизвестное судно.
Поскольку делать было решительно нечего, я закутался в кусок плотной парусины и вышел на смотровую площадку.
Действительно, небольшая фелюка отчаянно боролась с волнами. Её грот был зарифлён на две трети. А косая бизань, натянутая под натиском ветра, словно барабан, гнула мачту в дугу, словно стараясь оборвать все снасти, и улететь к чёртовой матери в адское варево туч.
Наблюдение за этой неравной борьбой было увлекательным занятием. Я невольно проникся уважением к шкиперу, наблюдая, как умело и хладнокровно он провёл судёнышко в нашу гавань.
Я окликнул капрала, велел ему взять двух людей и вельбот, чтобы выяснить, что за судно, и чего оно ищет в наших водах.
Уже через час, промокший до костей, капрал доложил, что это английское судно под названием Святая Екатерина. Оно принадлежит некой графине, путешествующей ради собственного удовольствия, и попутно разыскивающей одного своего родственника.
Столь необычная цель путешествия разогрела наше любопытство. И конечно, французские офицеры не могли отказать в гостеприимстве столь отважной даме, будь она даже стара и безобразна, как смертный грех.
Я налил капралу полстакана грога и велел немедленно пригласить эту даму ко мне.
Теперь уже нам стало не до игры. Мои офицеры только и обсуждали визит неизвестной дамы, путешествующей в грозу.
Прошёл ещё час, или полтора, и в мою переднюю вошла незнакомка. Она была закутана в чёрный плащ с глубоким капюшоном. Вода ручьями стекала на пол. Её сопровождали горничная с несессером в руках и охранник – молодой молчаливый человек, скромно одетый, но при шпаге и с хорошей выправкой.
Плащ незнакомки был сброшен, под ним оказалась стройная гибкая фигура, схваченная траурным платьем с белой пеной кружевного жабо. Лицо оказалось закрытым густой чёрной вуалью.
-Добрый день, господин комендант, произнесла она на чистейшем французском языке с брабантским выговором.
-Добрый день, сударыня. Мне доложили, что вы англичанка, и я приятно удивлён, услышав из ваших уст столь чистую французскую речь. Разрешите представиться, Жюль де Комье, губернатор этого клочка суши и комендант этой кучи камней.
-Всё сегодня как-то не по правилам. – смущённо пролепетала незнакомка. - Некому даже представить меня вам… Я Мери Гилфорд, вдова графа Гилфорд.
-Чему я обязан счастьем видеть вас в своём доме?
-Этой ужасной буре, сударь. Именно она заставила нас искать убежища в вашей гавани. А потом поступило ваше любезное приглашение.
-Я очень благодарен этой буре и счастлив, что хоть чем-то могу вам помочь. Прошу вас, проходите к огню, вам необходимо обсушиться.
Дама поцеловала руку кюре, получила взамен его благословение и прошла в столовую. Там я устроил её поближе к огню и предложил бокал грога с сахаром. Увы, вино прошлого урожая давно кончилось, а новый урожай созреет только к сентябрю, да и судно из Франции ожидалось не раньше октября.
-Вы голодны, сударыня?
-Вовсе нет, только очень устала с дороги и промокла.
-В таком случае, слуги проводят Вас в мою спальную. Одеяла, полотенца. Всё, что есть в моём доме будет к вашим услугам. Отдыхайте. Сушитесь. У меня здесь есть купальная комната. Может, приказать нагреть воды?
-О, это было бы чудесно! Вы знаете, что в путешествии приходится себе во многом отказывать. Я уже давно мечтала о горячей ванне.
-Я распоряжусь. Ужин будет в восемь. Надеюсь, вы не откажетесь разделить его с нами.
-Благодарю вас, сударь. Вы само радушие. Грехом было бы с моей стороны отклонить ваше искреннее гостеприимство.
После этого оба офицера и кюре откланялись и разошлись по своим квартирам, обещав быть к ужину. Жан быстро погнал солдат за дровами и водой для ванны, распорядился насчёт ужина.
Вскоре на кухне застучали ножи, зашкворчало масло на сковородах. Велено было не ударить в грязь лицом перед чудесной гостьей.
Загадочная гостья не захотела снимать вуаль, но, надеюсь, ужинать ей придётся без неё. Вот тогда и посмотрим, что она из себя представляет.
Я закурил трубку и долго сидел у огня, слушая завывания бури за ставнями и вспоминая легкий аромат духов, повеявших, когда она проходила мимо.
К ужину сервировали стол по высшему разряду. Была выставлена лучшая фаянсовая посуда. Блюда были приготовлены так хитро, что казалось, будто стол ломится от разнообразных яств. Но на поверку, почти все блюда были из рыбы. Что сегодня утром поймали в море, то вечером и поставили на стол. Суп из морской черепахи, устрицы, крабы, рыба всех видов, приготовленная всеми возможными способами. Но из напитков – разбавленный ром с сахаром, будь он проклят. Это была ахиллесова пята моего стола. Единственное, что заставляло меня краснеть.
Я велел зажечь побольше свечей и завесить гобеленом, взятым из кабинета, особо страшную отсыревшую стену. Потихоньку собрались гости – вся элита нашего острова - доктор в лучшем своём камзоле, лейтенант в парадном мундире, с закрученными и напомаженными усами и кюре в своей воскресной рясе. Прошло ещё полчаса, и в столовую вошла графиня.
К нашему разочарованию, она спустилась в вуали. Только вуаль была заколота по-другому. Рот и подбородок был виден, а глаза – нет. Позади скромно встала к стенке её служанка с небольшим дамским несессером в руках.
-Рад вас приветствовать, ваша светлость,- обратился я к нашей гостье. - Я сочувствую вашему горю. Но неужели вы будете настолько жестоки, что лишите нас радости созерцать ваше лицо.
К моему удивлению, незнакомка не стала ломаться и сбросила вуаль на руки своей горничной. Вот это да! Я опасался, что незнакомка окажется не столь прекрасной, как рисовало моё воображение. Но оказалось, это была весьма красивая женщина лет тридцати пяти. Правильные черты лица, вьющиеся белокурые локоны. Немного портили впечатление тонкие бескровные губы и две глубоких вертикальных морщины, залёгшие между бровей. Но всё же лицо было достойно кисти великого художника. Особое впечатление произвели глаза. Они были необычного светло-голубого цвета. В них светился ум и какая-то загадка. В жизни не помню, чтобы встречал такие же глаза у кого-либо ещё, и всё же мне казалось, будто я видел когда-то их, толи во сне, толи в мечтах. Что это? Дежавю?
Все мы были настолько мало избалованы женским обществом, что любая женщина, лишённая явных уродств могла бы вскружить наши головы. Представьте же себе, как были приятно удивлены мои офицеры, оказавшись в обществе такой красавицы!
Я пригласил всех садиться за стол, и началось веселье.
Сначала беседовали о погоде, потом об урагане, который свёл нас с графиней. Она отвечала остроумно. Пару раз прозвучали забавные каламбуры, свидетельствовавшие о тонком понимании французского языка.
Потом она поинтересовалась о своём родственнике Френсисе Море, юноше с золотистыми волосами и такими же, как у графини глазами.
Я заверил графиню, что из семидесяти двух обитателей острова нет ни одного англичанина, а таких глаз, как у неё нет вообще ни у кого на свете.
Англичанка вздохнула и перевела тему разговора на моё гостеприимство.
-Увы, сударыня, - сказал я, поднимая очередной бокал. - Ввиду отсутствия вина, мне приходится оскорблять ваши уста этим матросским пойлом.
-Ром, поданный с таким радушием, - отвечала она, - сто крат приятнее, чем самое изысканное вино из рук придворного лицемера.
-Вы бывали при дворе?
-Немного. При английском дворе. Но с тех пор прошла бездна времени.
-А где вы научились французскому?
-В наше время каждый культурный человек обязан знать этот язык, – ответила графиня. - Но почему бы вам не завести собственные виноградники, коли уж хорошее вино не переносит путешествия в душных раскалённых трюмах?
-Мы непременно заведём собственные виноградники, сударыня, хотя для лучших сортов климат тут жарковат.
-Но у вас же есть горы. На глазок высота самой высокой горы около мили.
-Не думаю. Самое большее – туазов шестьсот.
-Пусть так. Но и трёхсот туазов высоты достаточно, чтобы стало достаточно прохладно для любых сортов. Юго-западный склон – лучший для виноградарства будет как раз недалеко от форта. И я слышала, что виноград очень хорошо растёт на старой вулканической лаве.
-О, вы так сведущи в виноделии!
-Только теоретически. В жизни не держала в руках виноградарского ножа.
-Уверяю вас, сударыня. Всё так и будет, через несколько лет. У нас будет и своё вино, плантации чайного и кофейного дерева, и мощёные улицы и красивая набережная.
-Очень хороший тост! – поддержал лейтенант. – Выпьем за будущее новых владений французской короны!
Наконец, наступил черёд музыки. Я лично принёс из кабинета свою драгоценность – новую лютню, которую ждал целый год, взамен сломанной. Я тщательно протёр её, поправил сбившуюся настройку.
-Ну, что бы такое спеть?
-Что-нибудь, о любви, - попросила графиня.
-Песни о любви добром не кончаются, - вздохнул я, тронул струны и спел.
Я спел пару печальных баллад, потом весёлую в меру пикантную уличную песенку о баронессе Жермон. Потом захмелевший лейтенант спел и вовсе сомнительную песню, едва удерживающуюся на грани приличия. Потом лютню попросила графиня.
Мы приветствовали её желание ободряющими аплодисментами.
Графиня заранее извинилась за свою слабую игру, ссылаясь на то, что мало занималась музыкой, о чём теперь весьма сожалеет. Она прильнула к инструменту, так нежно огладив его, будто лютня была живым, нежно-любимым существом, и запела.
Мотив был простым и непритязательным. В песне рассказывалось о пастушке Жанетте, которая пасла овечку на берегу реки. Вдруг овечка упала в реку. Жанетта принялась её спасать. Для этого она стала раздеваться. Но поскольку Жанетта раздевалась слишком долго, овечка успела утонуть.
Песенка вроде бы детская, но в ней заключалась мощная эротическая двусмысленность, ибо большая часть текста заключалась в перечислении предметов туалета, которые постепенно снимала с себя Жанетта. Под действием этой песни доктор расправил плечи и засверкал глазами. Глазки святого отца тоже налились лампадным маслицем. Только лейтенант, изрядно набравшийся, невпопад громко аплодировал и смеялся.
Я позвонил в колокольчик. Это был сигнал, чтобы приносили десерт. Двери кухни распахнулись, и вошёл Жан с большим подносом в руках. На подносе красовался миндальный пирог с цукатами – лучшее, на что был способен мой повар. Этот пирог должен был стать апофеозом ужина. Я так надеялся, что графиня, как и все женщины, неравнодушна к сладкому и сумеет по достоинству оценить этот шедевр кулинарного искусства. Но тут произошло нечто необъяснимое.
Не дойдя одного туаза до стола, Жан вдруг замер на месте, словно натолкнулся на невидимую стену. Улыбка пропала с его лица. Он побледнел. Поднос с грохотом выпал из его трясущихся рук. Пирог шмякнулся об пол, лопнул, и начинка рассыпалась по всей столовой. А Жан так и остался стоять соляным столпом.
-Пиньён, ты что, пьян? – воскликнул я, вне себя от досады.
-Я? Ваша милость… Мне… Я… Я сейчас всё уберу… Простите ради Бога, - бессвязно залепетал Жан.
-Ну, что ты встал столбом? Чем я теперь буду угощать гостей, олух ты этакий?
-Простите, ваша милость… Простите… Я виноват… Мне очень жаль.
С этими словами слуга опустился на корточки и принялся собирать остатки испорченного блюда.
-Не сердитесь на беднягу, - вмешалась графиня. – Мне кажется, что ваш слуга неважно себя чувствует.
-Неважно чувствует! - воскликнул я. – А каково мне?
-Нет, правда, у него, наверное, случилось внезапное головокружение, – сказала графиня. – А раньше он в обмороки не падал? Доктор, вам не показалось, что слуга побледнел?
-Да, у него, и правда, нездоровый вид,- отозвался доктор. – Скажи, Пиньён, у тебя всё в порядке?
-Благодарю, сударь,- отозвался Пиньён, не поднимая глаз от подноса,- сейчас мне определённо уже лучше. Я был так неловок… Я виноват… Простите…
-А по-моему, это какая-то болезнь, - сказала леди Гилфорд. – Бедняге лучше полежать. Господин губернатор, отпустите вашего слугу, пусть отдохнёт.
-Да, Пиньён, - сказал я, - отдохните полчаса, потом уберёте со стола. А остатки десерта отдайте слугам.
Жан собрал изуродованный пирог на поднос и направился к выходу.
-И держитесь подальше от кипятка, - крикнула ему вслед леди Гилфорд, - а то не дай Бог обваритесь.
При этих словах Жан вздрогнул, запнулся о порог кухни и уронил поднос во второй раз, снова рассыпав содержимое..
-Да что я вами, Жан? – раздражённо всплеснул я руками.
-Не сердитесь на него. Это пустяки, - сказала леди Гилфорд, нежно погладив меня по плечу. – Даже несмотря на это досадное происшествие, ужин был великолепен. Давно я уже не ужинала в столь дружеской и непринуждённой обстановке.
-И всё же жаль, что вы не отведали знаменитого миндального пирога, - сказал доктор. – Это было главное блюдо здешней кухни.
-Я прикажу приготовить другой пирог, - сказал я. – Правда, поспеет он только к завтраку. Но вы, графиня, не покинете мой дом до тех пор, пока не отведаете этого лакомства.
-Хам он! – запоздало воскликнул лейтенант и уронил голову на стол.
Когда Жан, наконец, собрал остатки десерта во второй раз и покинул столовую, леди Гилфорд сказала своей служанке:
-Бетти, пройди на кухню, помоги Пиньёну, Постарайся утешить его, отвлеки от мрачных мыслей каким-нибудь разговором. А главное, ни на минуту не оставляй его одного.
Горничная поклонилась и вышла. Я был удивлён и тронут такой необычайной душевной чуткостью, которую проявила графиня по отношению к растяпе-слуге, оставившему всех нас без десерта!
-Господа, - сказала графиня, - этот слуга опасно болен. Его взгляд так живо напомнил мне нашего дворецкого. Боюсь, не случилась бы с ним такая же беда.
-А что случилось с вашим дворецким? – поинтересовался кюре.
-Бедняга Андрю Блейк! Он сошёл с ума! – вздохнула леди Гилфорд, ломая руки.
-Расскажите поподробнее, - попросил доктор.
– Сначала он казался вполне нормальным человеком, – продолжила графиня, - если не считать того, что он пристрастился рассказывать страшные истории про упырей и привидений. Это казалось нам невинной забавой, милым чудачеством. Но постепенно его истории становились всё более жуткими и жестокими. Мы начали даже подозревать, что он сам их выдумывает. Потом он и вовсе начал нести какой-то бред о восставших покойниках, летающих гробах и прочем.
-Типичный случай, - сказал доктор. – В моей практике тоже подобное было.
-Не перебивайте, доктор, - попросил я. – Пусть графиня закончит.
-Графиня, я ваш истинный слуга! – не к месту вставил лейтенант и снова уронил голову.
-Так вот, - продолжила леди Гилфорд, - с некоторых пор, нашему бедному дворецкому стала мерещиться вся эта нечисть. Порою, он остановится, уставится в одну точку, лицо его исказится от ужаса, он побледнеет, и всё у него валится из рук. Однажды он так разбил дорогой фарфоровый чайник, привезённый из самого Китая.
И вот, когда я увидела лицо вашего слуги, мне показалось, что это был наш Эндрю. Точно такая же бледность и ужас были на его лице.
-Да, да! – воскликнул священник. – Мне тоже показалось, что Жан был чем-то сильно напуган!
-Вне всяких сомнений! – согласилась графиня. – Как вы думаете, доктор, не примерещилось ли ему чего?
-Что ж, не исключено, - глубокомысленно изрёк доктор, откидываясь на спинку стула.
-Признаться, я давно заметил за Жаном склонность к собиранию зловещих историй, - вынужден был согласиться я. – Иной раз расскажет такое, что не знаешь, верить ему, или нет. А чем закончилась история вашего дворецкого?
-Он сошёл с ума – всхлипнула леди Гилфорд, и промокнула глаза краем носового платочка. – Вообразите, однажды он схватил кухонный нож и вонзил его в спину моему супругу. Глаза его были безумны. Он бегал по всему замку с окровавленным ножом в руках и кричал, что убил дьявола, и что теперь мир свободен от его козней. Представляете, я чуть не умерла от страха.
Несколько сильных слуг пытались связать его, чтобы отправить в Бедлам, но он отбивался ножом и ранил двоих. Потом уже наш егерь пристрелил его из мушкета. Но поверьте, господа, другого выхода не было. Мне было страшно за детей.
-Боже, что Вам пришлось пережить! – воскликнул я. – А как ваш муж? Рана была опасной?
-Если бы она была неопасной, я бы не носила этот траур! – из последних сил произнесла графиня, и зарыдала, упав священнику на грудь.
-Хамы они все! – пробормотал лейтенант, но голову от стола уже оторвать не смог.
-Ну, дела! - только и смог вымолвить я.
Потом мы долго утешали графиню, она, всхлипывая, извинялась за свою слабость и несдержанность. Потом она вдруг снова принялась просить внимательно присматривать за Пиньёном, не случилось бы с ним того же, что и с Эндрю Блейком.
Доктор клятвенно обещал, что обязательно проследит. А священник напомнил ей о неисповедимости путей Господа и о том, что, несмотря на все происки князя тьмы, истинная вера поможет ей перенести все утраты.
Дама постепенно успокоилась, поцеловала руку святому отцу и попросила меня проводить её в спальную, да прислать ей её камеристку Бетти.
Я лично проводил её. Бедняжка была так слаба, что мне пришлось обнять её за талию, чтобы она не упала.
Гости ещё посидели немного, выкурили по трубке и тоже разошлись. Пара солдат увела лейтенанта под руки.
Проводив гостей, я вернулся в столовую. Вошла английская служанка.
-Сударь, - сказала она, мило коверкая французские слова на английский лад, - Леди просит Вас подойти к ней.
-Ей плохо? Может, послать за доктором?
-Нет, ей лучше, она хочет с вами поговорить.
Я поднялся в спальную. Служанка закрыла за мной дверь, но сама почему-то осталась снаружи. Дождь и ветер стучали в закрытые ставни. В подсвечнике догорал огарок свечи. Леди Гилфорд приподнялась в постели.
-Сударь, мне страшно. Дайте мне вашу руку, - сказала она слабым голосом.
Я подал ей руку. Она прижала мою ладонь к своей щеке.
-С вами так хорошо и спокойно. Вы сильный и надёжный, как ваша крепость и скала, на которой она стоит.
Я опустился на колени перед кроватью, поднёс её руку к своим губам и поцеловал.
-Ещё! – задыхаясь от волнения, прошептала она.