Шла баба домой с базара. Обгоняет ее мужик с худым мешком. Идет, а из мешка зерно сыпется. Она и думает: "Сказать или нет? Скажешь - небось, осерчает, не в свое, мол, дело встреваешь. А не скажешь - так ведь все и рассорит по дороге". Баба ему и говорит:
- Смотри, мил человек, как бы зерно все не высыпалось, мешок-то, видать, прохудился.
Мужик посмотрел: и верно - дырка. "Ишь ты, глазастая какая, - думает он, - такая в хозяйстве завсегда пригодится". Разговорились они, так вместе до деревни и дошли. И стал он с этого дня бабу к дому приваживать: то одно ее сделать попросит, то другое. Она, ничего, не отказывается, все исполняет исправно. Сначала баба на неделе раз захаживала, а потом чаще стала бывать. Ну, мужик что - доволен, беспокойства от нее никакого, пусть ходит. Только стал он замечать, что баба на него глядит как-то особенно, уж слишком ласково. "С чего бы это, - думает мужик, - вроде как повода я ей не давал. И вообще ничего такого отродясь не делал, чтобы на меня ласково глядеть".
Непонятность эта мужика терзала, и он как-то раз не выдержал и прямо в лоб спросил:
- Ты зачем на меня глазами медовыми смотришь, с умыслом али как?
Баба вся вспыхнула, как маков цвет, платочек теребит и отвечает:
- Полюбился ты мне, ненаглядный мой, вот и гляжу ласково.
Мужик даже охнул с досады - только этого не хватало!
- Что ж делать-то с этой бедой? - спрашивает он.
- Да почему с бедой-то, милый, - говорит баба, - это же такая радость, даже, можно сказать, счастье.
- Это кому радость, а кому гадость, - разозлился мужик. - Мне это, к примеру, совсем ни к чему. Я других любить не умею и не желаю.
- А что ж ты умеешь?
- Ну как что... Могу похвалить, могу и побить - для пользы дела. А чего еще-то надо правильному человеку...
- Ну и славно, - говорит баба, - значит, нам на роду написано вместе быть.
- Это что же за жизнь будет? - спрашивает мужик.
- А вот так: я тебя буду любить, а ты меня бить - кто во что горазд, по взаимному согласию. Такой промеж нас уговор заведем.
- Ладно, уговор так уговор...
И стали они жить вместе. И все у них было так, как договаривались: она его любит, а он ее - то похвалит, то побьет. Только бил, конечно, чаще - чтоб не зазнавалась и место свое знала.
Увидел как-то раз через плетень один прохожий такую распрекрасную картину и спрашивает:
- За что же ты ее бьешь?
Мужик растерялся:
- Как за что? Бью, и все тут... Потому как уговор у нас такой...
Удивился прохожий:
- Не может быть такого уговора, чтобы безвинного человека бить.
- Да, - согласился мужик,- нехорошо без дела бить, негоже. Ладно, твоя правда, теперь буду бить за дело.
Прохожий дальше пошел. А мужик подзывает бабу и начинает ее отчитывать:
- Это что же за безобразие такое - работник мой Антип доски к забору криво прибил! А все ты, злыдня, виновата!
И стал он опять бедную бабу бить - теперь уже за дело. Антип, видя такое бесчинство, все приколоченные доски оторвал и заново прибил - прямехонько, ну точно как зубья на гребне. И опять вроде как не за что бабу бить. А очень хочется - надо же злость на ком-то сорвать, чтоб внутри не перекипала. Вышел мужик в чистое поле, сел на копну соломы и стал думать, какие еще грехи за бабой числятся. Он перебрал в уме все, что за день было, но ничего путного в голову не пришло. Просидел он так до самого вечера. Тут как раз дождь и пошел - да такой сильный, ну просто ливень. Мужик пока до дому добежал, весь вымок. Вваливается в избу - а с него вода в три ручья. Баба так и ахнула. Кинулась к нему с полотенцем, но он ее сурово так отстранил.
- Вот видишь, - говорит ей мужик, - дождь хлынул, насквозь я промок, а все из-за тебя, окаянная! Ты почему меня не упредила насчет дождя? А сама, поди, ничуть не вымокла? Ну как тебя после этого не наказывать!
И стал он опять бабу бить. Баба - ничего, терпит. А мужик от битья вскорости притомился и шибко проголодался. Поругал он еще бабу для острастки и отослал похлебку варить. И вроде как от сердца отлегло. Сидит он, на паутину в уголку глядит, еды, стало быть, дожидается. Долго что-то, а есть хочется. "Ну ничего толком не умеет, - с досадой думает он, - вечно ждать приходится. Ленивая она очень, нерасторопная. Пойду поглядеть, что там у ней опять не ладится". Встал он, пошел к печке. И что же? А ничего - чугунок пыхтит, а баба рядом стоит, глядит на него и ласково так улыбается.
- Совсем дура стала,- заорал мужик, - знает ведь, что подавать пора, а ничего не делает! И похлебка уж простыла, небось.
И сунул он сгоряча палец в кипящую похлебку. Обжегся, конечно, и заорал пуще прежнего:
- Вот, стерва, я из-за тебя руки лишился! Какой из меня теперь работник? Самый главный палец обжёг!
Стал он опять бабу бить, но не так сильно, как хотелось, потому как одной рукой. Пока бил, похлебка выкипела да пригорела. Вот напасть! И бить сил нет, и в животе пусто, и на душе скверно.
Сел мужик на лавку и стал опять думать: "Ну почему все на свете так неправильно устроено? Почему умным мужикам только глупые бабы попадаются? А может, прогнать ее совсем? Все равно толку никакого... Нет, прогнать нельзя... Кого ж я тогда бить-то буду? Ведь тут не всякая сгодится... Только эта..."
Баба в это время на дворе чугунок пригоревший оттирала и тоже думала: "А может, уйти совсем? Нет, нельзя... Кого ж я тогда любить-то буду? Ведь тут не всякий сгодится... Только этот..."