Органы долго вычисляли, кто такой Абрам Терц. Заподозрили сначала литературоведа-пушкиниста Юлиана Оксмана, у него были контакты с западными славистами. Проверяли год, оказалось, что не тот.
И всё-таки как же на них вышли? На этот счёт существуют разные версии. Будто бы Синявского вычислили по редкой цитате, которую он использовал и в здешней, и в тамошней публикации.
Будто бы их сдал давний товарищ Синявского, Сергей Хмельницкий. Он подсказал Даниэлю идею про День открытых убийств, которую тот воплотил в романе «Говорит Москва».
И как-то в компании выяснилось, что по радио «Свобода» читали этот роман. И Хмельницкий, конечно, сразу же понял, кто такой Николай Аржак: «Да ведь это наше с Даниэлем произведение». А за ним уже числились доносы (см. главу «Во чреве китовом» в романе Синявского «Спокойной ночи» и ответ Хмельницкого «Из чрева китова» в журнале «22», 1986, № 48).
Ещё одна версия, так сказать, геополитическая: будто Синявского и Даниэля сдали нашим кагэбэшникам американские церэушники — «чтобы отвлечь общественное мнение от политики США, продолжавших непопулярную войну во Вьетнаме, и перебросить внимание общественности на СССР, где преследуют диссидентов». О чём Евгению Евтушенко поведал сенатор Роберт Кеннеди, «запершись в ванне и включив воду».
В начале 1970-х Евтушенко рассказывал об этом Даниэлю несколько иначе: будто бы наши заплатили американцам за головы двух писателей чертежами новой подводной (атомной!) лодки. Эффектно!
«О том, как КГБ узнало о том, кто такие Абрам Терц и Николай Аржак, в точности неизвестно до сих пор, однако утечка информации, безусловно, произошла за пределами СССР: Ю. Даниэлю на допросе показали правленый его рукой экземпляр его повести «Искупление», который мог быть найден только за рубежом», — пишет Александр Даниэль.
Но было ещё кое-что. Галина Белая вспоминает, как отмечали защиту её кандидатской: «Все много пили, и Синявский тоже. И вот все разошлись, остался один Синявский. А у Нины Сергеевны [Павловой] была большая комната, 54 метра, разделённая колонной, и Синявский бегал вокруг этой колонны и кричал «Я — Абрам Терц, я — Абрам Терц».
Это настолько не вязалось для нас с образом человека, печатающегося за границей, что нам не пришло в голову, что это правда. Но всё-таки мы с Ниной переглянулись и решили, что будем молчать и не придавать этому значения.
На следующий день в ИМЛИ ко мне подошёл Андрей Донатович Синявский и сказал:
- Галенька, ну как, я у вас там... не очень вчера?
— Да нет, — сказала я, — всё было нормально, только вы почему-то бегали вокруг колонны и кричали: «Я — Абрам Терц, я — Абрам Терц...».
И по его остановившемуся взгляду, по тому, как он побледнел, я поняла, что он — действительно Абрам Терц».
Да, Галина Белая и её подруга Нина Павлова молчали. Но можно ли ручаться, что Синявский не прокричал то же самое в каком-нибудь другом месте?
Не говоря уже о том, что подпольные писатели свои тайные рукописи давали читать знакомым. А Синявский, кроме того, любил почитать их вслух. Мог же кто-то рассказать кому-то, а тот ещё кому-то… Так что, платить чертежами подлодки, пожалуй, было и не за что.
Не исключено, впрочем, что в каждой версии есть доля истины. И на них заходили с разных сторон.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/03/11/746