Солнце еще совсем невысоко стояло над горизонтом, когда Елена вышла из дома. Жила она за городом, километ-рах в двух от его западной окраины, и фасад ее с резными наличниками дома смотрел прямиком на широкое, уходящее вдаль и уже, по эту поздневесеннюю, майскую пору, немно-го колосящееся поле. Слева же, вплоть до изгороди, разде-ляющей их с соседской усадьбы, на огородных грядках, под обильным в этом году солнцем и щедро поливаемые, вовсю зеленели овощи да петрушка с укропом и эстрагоном — обычный огородный набор любого хозяйства. Елена прошла между кустами сирени — она была ее слабостью — и цветником, что у самой стены, обогнула дом, чтобы по обычаю перекинуться парой слов с матерью, пока еще не жарко копошащейся в огороде.
Мать, Пелагея Петровна, всю жизнь любившая огород-ные дела, выйдя на пенсию, с удовольствием копала, сажала, растила и собирала все, что в ответ на труд и вложенную душу давала земля.
— Мам, я поехала!
— Уже? Опять чуть свет?
— Что делать? Работы много…
— Так ведь, сама знаешь, дочка, чем больше делаешь, тем больше делать приходится.
— Знаю, мам, но если бы я одна, а то от меня многие лю-ди и многое зависит.
— Да уж… Смотри, не перетруждайся, отдыхать и о ду-ше думать не забывай.
— Ладно, поехала!..
Через боковую калитку Елена вышла к гаражу. Смешан-ный запах металла, бензина и масла, а также приглушенный говорок мотора катящегося по проселочной дороге к шоссе автомобиля — обычное начало ее рабочего дня. А он — от восьми утра и до восьми вечера — обещал, если ничего экс-траординарного не случится, быть таким же, как все про-шедшие и, скорее всего, будущие тоже. Уже одна мысль об
этом неимоверно утомляла ее. «И о душе не забывай…» — вспомнила слова матери. Мать была верующей. В доме ви-сели иконы, на этажерке в ее спальне лежали «Новый Завет» и молитвослов, в которые она частенько заглядывала. Елена видела мать молящейся, хотя та старалась делать это неза-метно для окружающих. Наверное, еще по привычке с про-шлых атеистических времен. По воскресеньям и в праздники мать ходила в ближнюю к дому церковь. Возвращалась всегда с каким-то радостным покоем в глазах.
Вспомнилось Елене, как в детстве мать впервые привела ее в церковь, не в эту, ближнюю — она тогда была еще за-крыта,— а в центре города. И потом, вечером, уже лежа в постели, они долго говорили. Мать отвечала на Ленины во-просы, а их было много, как и впечатлений.
«Господи, как давно я не была в храме…» — подумала она. Уже несколько лет не хватало времени ни на что, кроме работы. Да и на нее не хватало… Словно некий прожорли-вый вампир поглощал часы, дни, месяцы, энергию, дела, да и саму душу, выхолащивая и вымораживая жизнь. Зябко было жить, да и не мудрено, кроме работы — ни мужа, ни детей. С годами Елена все более отгораживалась, закрыва-лась от людей, событий и даже мыслей, старалась никого и ничего не подпускать и близко к себе, как бы одеваясь в не-кий невидимый защитный скафандр. Работа же руководите-ля отдела маркетинга крупной компании — совещания, ви-зиты и прием партнеров, непосредственные, а также по те-лефону и по скайпу переговоры, планирование и контроль за исполнением заданий, да мало ли что еще в многотрудной деятельности с одним выходным, и то не всегда,— требовала полной отдачи. Хорошо еще, что все домашние дела брала на себя мать. Когда выпадал свободный день — два-три воскресенья в месяц, Елена старалась помочь ей, стареющей, по хозяйству и отоспаться за все недосыпы. А как часто хотелось с делового банкета или праздничного фуршета, с начальственного совещания или очередной аудиторской проверки, из автомобильной пробки или еще бог знает откуда и от чего убежать в молитвенную тишину или, наоборот, в певческую наполненность храма… Но шло время, а она так и не убежала, так и не выбралась.
Нет, Елена знала две молитвы: «Отче наш» и Иисусову молитву и мысленно читала их, и своими словами обраща-лась, особенно когда сердце металось в груди, когда ударя-лась об острые углы обстоятельств, когда кто-то чужой по-разбойничьи пытался «шарить» и даже хозяйничать в ее душе.
Но все же потребность прийти в храм, в его молитвенное средоточие, постоять у намоленных икон, помолиться перед ликами, посмотреть в спокойномудрые очи святых — такая потребность жила в ней…
Когда она приехала на работу, директор уже был на ме-сте, у себя в кабинете. Только взглянув на него через рас-пахнутую настежь дверь, она почувствовала — что-то не так. Он зло и в упор смотрел на нее, верхняя пуговица ру-башки была расстегнута. Галстук полу распущен, и узел его съехал на сторону.
— Елена Николаевна, где договор? Ведь вчера просил вас положить его мне на стол. Я уже должен быть на полпу-ти к Москве. Звоню вам, звоню, но телефон ваш все время недоступен!.. Вы, наверное, забыли, что сегодня в головном офисе наших партнеров должно состояться подписание до-говора?!
— Ой, Максим Александрович, простите…— Елена рас-терялась, вынула сотовый, посмотрела — он, действительно, с ночи был в режиме «без звука». К тому же, она только сейчас вспомнила, что подготовленный ею договор вчера вечером, уходя с работы, забыла положить на стол директора (ключи от своего кабинета он ей доверял брать у вахтера).
Она нервной походкой направилась к себе. Дверь ее ка-бинета была открыта. А на столе и на стеллажах все было перерыто вверх дном — кое-что валялось даже на полу.
— Да-да! Это я тут все перерыл, но договора так и не нашел!— сказал Максим Александрович, входя вслед за ней.
«Боже мой, куда же я его дела?— в душе Елены все бур-лило и клокотало от волнения, пока она судорожно вспоми-нала, куда могла положить документ. Наконец она открыла сейф и обнаружила его там.— Зачем я его сюда засунула? И как я могла позабыть о том, что он нужен директору, собирающемуся рано утром ехать в столицу? Это уже ни в какие ворота не лезет!»
— Ну что, нашли? Эко вас угораздило спрятать его?— раздраженно, но уже несколько спокойнее, чем прежде, спросил шеф.— Ну, слава Богу! Два часа потерял, но если гнать на предельно-разумной, однако все же не разрешенной скорости, и не обедать перед совещанием, то еще можно, хоть и опоздать, но не более как минут на двадцать-тридцать,— последнее он говорил уже больше самому себе, выбегая в коридор с заветным договором в руках.
Волнение не отпускало Елену, и она в изнеможении опустилась на стул.
Сколько так просидела, она не знала, но вдруг поняла, что живет как-то не так, как-то, наверное, неправильно и что должна, больше не откладывая, сегодня, сейчас, в перерыв вырваться в храм.
Передохнув немного и справившись с эмоциями, она прихватила из конторской кухни большую белую льняную салфетку (будет вместо косынки, благо я в юбке) и, не отве-чая на недоуменные вопросы сослуживцев (директор уехал сразу же после нахождения документа), вышла на улицу, села в машину и отправилась к одной из церквей в центре города…
Храм был старинный, сложенный из крупных, но довольно ровно распиленных и скрепленных прочным древним раствором, камней. Елена не разбиралась в православной архитектуре, но чувствовала заложенный в ней неведомый ей и глубокий смысл.
У ограды сидели двое нищих. Опытным взглядом практического психолога (работа требовала) сразу же определила: первая женщина — алкоголичка, неплохо замаскировавшая платком красное и слегка одутловатое лицо, собирает на пропитие; а вторая — профессионалка, опустив лицо, но, вскидывая глаза на проходящих людей, быстро и зорко определяет, кому и что сказать, как попросить. Елена, ни на секунду не задержавшись, прошла мимо той и другой.
Справа ее внимание привлекла стройная и высокая коло-кольня, вся устремленная в небо, готовая, казалось бы, взле-теть. Елена остановилась, вынула из сумочки салфетку-ко-сынку, одела ее и перекрестилась на икону над входом. Вой-дя в притвор, снова перекрестилась. Вообще-то она мало что знала из правил поведения в храме и о том, что находится в нем и как называется*. Вот и эти ее действия были только повторением ранее наблюдаемого. Сквозь стекло она увидела внутренность храма и почувствовала сильное стремление войти. Море горящих свечей, блеск обильного золота и благовонный запах сразу же погрузили ее в мир иной, не просто отличающийся от того, из которого она только что пришла, а именно — иной. Впереди, в глубине храма красовался великолепный иконостас, за ним находился алтарь, о котором она ничего, кроме названия, не знала. Елена направилась к иконостасу, остановилась у лежащей на подставке иконы, поцеловала ее и перекрестилась.
Старушка, освобождавшая большой подсвечник от огар-ков, взглянула на Елену и пробурчала себе под нос:
— Ничего не знають… Два раза нужно креститься, потом только целовать, а в конце сызнова перекреститься!..— и отвернувшись, направилась к церковной лавке.
Елена проводила ее взглядом и, когда поворачивалась, высоко над собой увидела купол и в самом центре его — глядящего на нее Христа. Он был строг и недосягаем в Своей высоте. Елена прошла к иконостасу и остановилась у воз-вышения перед ним, которое по центру полукругом высту-пало вперед. На иконостасе было много икон, но она узнавала только Христа и Богоматерь. Другие лики были ей неизвестны. Елена мысленно, но от всего сердца, прочитала две молитвы, которые знала, и ощутила, как состояние мира и покоя охватило ее всю — от кончиков пальцев ног до кон-
чиков волос на голове. Она оглянулась — стены храма и слева, и справа были в росписях. Она подумала, что храм изнутри — это книга, предназначенная для духовного чте-ния, и читать ее нужно не слева направо, и не справа налево, как все написанное в мире, а сверху вниз, то есть от Неба к земле. Вокруг, кроме нее и нескольких старушек в халатах и платках, видимо церковных работниц, никого не было. Еле-на направилась к лавке, чтобы купить свечи.
— Что вы хотели?— раздался из-за стойки мягкий доб-рожелательный голос.
— Мне, пожалуйста, три вот такие свечи.
Женщина протянула ей свечи и сдачу.
— Спасибо.
— Спаси Господи, дочка.
Но из-за угла лавки достаточно громко, видимо, чтобы Елена могла услышать, опять раздалось:
— Перед иконостасом стоить, как героиня, голову задра-ла. Нет, чтоб, опустить глаза бесстыжие…
— Не говори, Петровна, не знають к какой иконе попер-воначалу подойти, а к какой опосля. А уж как молятся, кто проверить? Небось, лопочуть, что сатана на душу кладеть!.. Прости, Господи, меня, грешную!
— И хоть бы раз поклон сделала!.. Гордыня-то, гордыня, Степановна, помяни мое слово, ой, гордыня!
— Ходють тут, на халяву благодатью наполняются! И-и-и-ш-шь, глянь, три свечечки тоненькие купила! Бе-е-е-д-на-я! А по одежке-то не скажешь…
«Неужели это про меня?— подумала Елена.— Господи, да где я? Да кто это?» Она на сразу ослабевших ногах сделала несколько шагов обратно в направлении иконостаса.
Женщины, как ни в чем не бывало, беседовали между собой, казалось, не обращая на нее уже никакого внимания.
Елена подошла к подсвечнику возле иконы на подставке и поставила свечу. Из угла раздался громкий шепот:
— Глянь, глянь, свечку не той рукой ставить!..
— Нехристь, Степановна, одно слово — нехристь…
— Да ладно, Петровна, Степановна, будет вам! Совсем заклевали девку! Делать вам нечего что ли?— сказала вы-шедшая из лавки старушка.
— А что ж она, Никитична?..— начали было те, смутив-шиеся от неожиданности.
— Будет, будет…— Никитична подошла к Елене.
— Не обращай на них внимания, дочка. Злые они, что есть злые. А работать некому, вот и…
Доброта этой старушки, ее спокойный и мягкий взгляд, расположили к ней Елену.
— Скажите, а я могу поговорить с батюшкой?— спроси-ла она все же с дрожью в голосе.
— Его сейчас нет, он после утренней службы уехал, а те-перь будет только к вечерней, полшестого.
— Я вас правильно поняла: в это время священника в храме не бывает?
— Ты слушай, дочка, что я тебе говорю. Приходи всегда к службе — утренней или вечерней, и после нее подойди к батюшке, поняла? Скажи, что хочешь с ним поговорить.
— Понятно,— ответила Елена, хотя так и не поняла: по-чему нет возможности поговорить со священником тогда, когда очень нужно.
Елена поставила свечи еще у двух икон, как могла, и, опустив голову, не глядя по сторонам и забыв перекрестить-ся, в смущении вышла из храма. На душе ее было все же не очень комфортно, но уже не так тяжело, как до разговора с Никитичной…
Всю неделю до выходного Елена в душе часто возвра-щалась к произошедшему. В ней боролись два чувства: с одной стороны, вера и любовь к храму, а с другой — неже-лание бывать там, в страхе опять встретиться с чем-то по-добным, как в прошлый раз. Так и не придя ни к чему кон-кретному, она все же решила в ближайший выходной схо-дить в церковь, но уже в другую, и после службы поговорить с тамошним батюшкой.
Боясь повторения неприятных моментов своего прошлого посещения, Елена пришла, когда служба уже началась. Людей было немного, но она встала с краю, возле стены. Лики, отражая блики свечей, задумчиво глядели на нее и, казалось, видели что-то такое незримое, что невидимо для других глаз.
Служба шла своим чередом, звучали молитвы, пел хор… Елена почувство-вала стремление освободиться от неприятного груза на душе, на-копившегося за эти дни коле-баний и сомнений. Заметив, что в противоположной стороне идет исповедь, она ре-шила поговорить с батюшкой сейчас, подошла и заняла очередь. Перед ней стояли человек пятнадцать, и она, предупредив рядом стоящую женщину, подошла к большому столу в углу церкви, на котором были разложены книги. Взяв в руки первую, привлекшую внимание книгу, Елена раскрыла ее наугад. Взгляд упал на слова: «Не нужно отчаиваться, нужно понимать, что «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его».**
Елена аккуратно положила книгу на место и, перекре-стясь, вышла из церкви. Но на-правилась она не домой, а в тот самый храм, где была неделю тому назад. И она успела, служба еще шла, и причастие еще не закончилось. Елена терпеливо дождалась своей очереди на исповедь и, увидев добрые глаза и улыбку священника, невысокого, коренастого мужчины в соответствующем облачении, сделала первый шаг к нему. Последующие шаги Елена сделала уже смелее, почувствовав в душе уверенность, что здесь она найдет то укрепление, которого ей так не хватало все эти годы.
© Яков Шафран