Живет, дышит стройка — растет объект, наращивает остов свой, а далее и стены, и облицовка появятся. И засвер-кает он на солнце окнами, улыбаясь хорошей погоде и хму-рясь в ответ на пасмурную, дождливую. Но всегда зоркими будут глаза-видеокамеры, наблюдая окрест — не идет ли кто со злым умыслом. Да разве разглядишь умысел-то. Разве что потом облик восстановить можно по памяти-записи…
А пока что, как эмбрион в утробе матери, растет себе, че-рез пуповину — трассу рабочую — втягивая в себя все не-обходимое для роста и развития, выпуская только порожнее и ненужное.
Требовательно взвывает мотор остановившегося у про-ходной грузовика, самосвала или бетоновоза. Потом машина замирает на пару минут, водитель вежливо ждет, куда сметливый прораб, держащий в уме весь текущий план стройки и все ее сиюминутные потребности, направит груз. А когда направление получено, машина спокойно, не торопясь, потрясывая формами, пыхтя и отдуваясь, нагруженная ценными материалами для роста эмбриона-здания, проезжает далее.
На входе-проходной, чертыхаясь то на жару, то на ветер, дождь и холод сидят охранники. Они-то и получают распоряжение из прорабского мозга стройки, направляют необходимое по назначению и зорко следят — не пройдет ли возможно вредный чужеродный элемент для растущего организма, способный навредить или унести что-либо ценное,.
А рядом, как прокуренный насквозь курильщик, пыхтит бульдозер: долгий хриплый с клекотом и скрежетом вдох — набирает в свою «руку» крупный дорожный щебень — и сиплый короткий выдох — рассыпает на нужном месте и ровняет его.
Вереница угрюмо-сосредоточенных рабочих, еще в «гражданке» движется вначале в городок, где стоят бытовки-вагончики, затем уже в спецовках — на стройку. Потом, в обратном порядке — на обед и уже веселее с обеда, а в
конце смены, вечером, уставшие — домой. Разноцветье ка-сок, желтые и оранжевые полосы на серых, зеленых и синих спецовках — словно по реке плывут сорванные где-то и брошенные в воду лепестки цветов.
Рабочие из Юго-Восточной, Центральной и Западной Украины, прекрасно уживающиеся друг с другом, Белорус-сии, Молдавии, Таджикистана, Узбекистана и Киргизии, мало туляков. Есть даже люди с экзотическим сочетанием немецкой и киргизской крови — целая бригада. Далеко род-ной дом строителей, здесь живут в пригороде, в общежитиях, возят их на маршрутках. Тяжело вдали от родины, в чужой среде, особенно среднеазиатам. Потому так чувствительны на добро и улыбку. Отзываются ответной добротой и откровением.
— Сегодня в обед привезли бетон,— рассказывает высо-кий молодой белозубый парень-таджик,— пришлось рабо-тать без обеда.
— А что, позже нельзя было пообедать?— спрашиваю я.
— Не-не,— тянет он с обычной среднеазиатской интона-цией.— Мы ходили… потом… обед уже вонал,— говорит.
«Какая чувствительность у них к свежести пищи,— ду-маю.
Недавно встретил земляка с Гомельщины, из Светлогор-ска, недалеко от Брагина, где я родился. Когда он узнал, что мой дом в Туле даже виден из строительного городка, сказал с тоской: «Хорошо, когда дом близко…»
Вечером все разошлись, разъехались, пусто стало, один ветер прохладный, приятный после испепеляющей дневной жары, завывает среди строительных конструкций, бытовок-вагончиков, веток деревьев дубовой посадки вдоль дороги и кустов и несет пыль дальше на восток, к поселку новых мно-
гоэтажных домов. Ветер неиссякаем, видимо, там, на юго-западе, откуда он дует, большой запас его сил.
Солнце садилось в перистые облака, и те переливались оттенками красного. Огромное небо нависло над опустев-шей стройкой. И после дневного размеренного звучания ра-зумно-целесообразно работающих, снующих по песку жел-тых машин, той же расцветки поднимающих грузы кранов и пеканисок, подобно гармошкам раскладывающихся и скла-дывающихся для перемещения по вертикали строителей для производства работ, наступила полная тишина, изредка прерываемая шумом проезжающих по шоссе авто, пением редких, еще сохранившихся птиц и лаем собак. Стая их прижилась, прикормилась на стройке, благодаря стараниям сердобольных рабочих. Среди них выделялась худющая, с впалыми боками и вечной тоской в глазах сука с уже подросшими щенками. Все же хорошо чувствовать рядом живое, когда вас всего четверо на огромном, еще недавно кишевшем людьми пространстве под куполом начинающего темнеть вечернего неба.
То тут, то там в городе, что замер в отдалении, стали за-жигаться огни, и вскоре он засиял их разноцветьем. А в небе также постепенно стали появляться звезды.
Привезли генератор. Он долго не хотел заводиться от шнура, но, в конце концов, загрохотал, распугав собак и всех птиц по кустам, так что на верхней проходной никого рядом на ночь не осталось. Ничего уже не было и слышно от его шума. Зажегся фонарь и свет в вагончике, и сразу темнота вокруг усилилась и окутала все, кроме яркого большого пятна света от фонаря и блестевшего огнями вдали города. Небо стало совсем черным, и обильные звезды повисли над землей, словно протяни руку и возьмешь. И то ли ветер сменился на северный, то ли что, но сразу похолодало.
Казалось, дневная жара была давным-давно, в другое время года. На ум пришли строчки, сочиненные днем:
Как стара дева от скорбей —
Давно без женихов,—
Земля иссякла без дождей.
Но дул пустынный суховей
И песню нес песков.
Ночь прошла спокойно, без происшествий. Как будто утекла незаметно куда-то. Небо на северо-востоке засвети-лось рассветом. И уже в семь утра вереница рабочих людей, уставших за предыдущий двенадцатичасовой трудовой день на солнце и ветру, поев и поспав, но, не отдохнув как следует, вновь с притухшими сердцами и тоскливыми взглядами, молча, шли на такой же изо дня в день труд. Еще стояла тишина, не было слышно гудения машин и механизмов, только шелест шин проезжающего на машинах начальства и стук башмаков молчаливых строителей нарушали ее.
Прошло минут тридцать, и, шепча что-то и покряхтывая, самосвал начал высыпать щебень, а затем, довольно похло-пывая себя навесной крышкой по корме, отъехал. Щебенка переливается в косых лучах солнца золотистым и серебри-стым оттенками, в зависимости от породы. Бульдозер тут же усердно и проворно растаскивает ее по площадке.
Люди идут и идут. Кто-то кивает, кто-то говорит слова приветствия, но большинство идет молча. Только один че-ловек, Володя-энергетик — добрый, он и есть добрый — всегда подойдет с улыбкой и хорошим словом и поздорова-ется с каждым охранником за руку.
Гляжу поверх голов, и взору открывается огромная стройка, за пять лет самая крупная в городе. Стоят вздыбленные над землей крупные сваи и башенные краны. Кое-где даже видны пе-рекрытия. Энергией и рабочими руками строителей, умом и сметливой хваткой инженеров и прорабов, усилиями приво-димой в ход и разумное действие техники возводится вели-чайшее во всей истории города здание. И здание это — бу-дущий торгово-развлекательный комплекс — ни много, ни мало — «Гипергалактика».
А вокруг, как ни в чем не бывало, цветет желтый репе-шок, голубой цикорий и лиловый иван-чай (кипрей). Только вот все кустарники и растения под толстым слоем пыли —
от работ, проезжающих машин, щебня и песка — и выглядят блеклыми.
Но совсем недалеко, в километре, рядом с поселком но-вых домов, в овраге — зона, как бы не от мира сего: свежий воздух, свежая зеленая растительность, благоухание цвету-щих трав… и родник. А рядом два креста в честь двух свя-тых. Родник ухожен заботливыми руками, и дает людям чи-стую вкусную и целебную воду.