Штраф-стоянка 8-е Марта

Борис Алексеев -Послушайте
- Риммочка, ты не забыла, мы сегодня идём на пре-зен-та-цию. С праздником, дорогая! - Лев Львович чмокнул супругу в розовую щёчку, разгоняя, лёгкие, как утренний туман, женские сновидения, - Вста-авай!
 
В концертный зал Дом Жура народу набилось - тьма! Некое московское литературное сообщество презентовало только что изданный сборник поэзии. Демонстрационный экземпляр сборника, поставленный вертикально, снисходительно оглядывал с высоты премиум-стола толпу литераторов, заполнявших ряды партера.
- Друзья, начнём, пожалуй! – улыбнулся в микрофон обаятельный распорядитель собрания, - Право первого выступления сегодня по понятным причинам принадлежит женщине. Несравненная Ольга Мамлеева, небесный лирик, автор и, я бы сказал, талисман наших поэтических сборников, прошу Вас к микрофону!   

Хрупкая, ещё не старая женщина вышла на сцену и, зажав ладонями листы текста, стала нараспев вычитывать их, мерно покачивая головой в такт поэтическому слову. Стихи оказались замечательные. Созвучия строк напрягали пружинистый голос чтеца и разбегались по залу. Словно солнечные зайчики, они ластились к праздничным лицам литераторов. А самые ловкие из них подтягивали за невидимые ниточки вверх человеческие брови и уголки губ.
Лишь поэтесса окончила чтение, прибывшие на праздник поэты, отбросив в сторону неловкость и обыкновенную творческую задумчивость, охотно один за другим стали выходить на сцену и продолжать «стихотворное стечение обстоятельств», растревоженное чудесной Ольгой Мамлеевой.
Казалось, именно стихи являются той формой общения, которой суждено вопреки проказам алчного бесовского племени распахнуть человеческие души и явить ростки нового бескорыстного будущего.
Лев Львович от волнения массировал ладони и торжествующе поглядывал на супругу. Римма сидела, не шелохнувшись. Чувствовалось, что сердце женщины откликается на каждого ритмического зайчика, пробежавшего, как вакханка, по её пылающим ланитам. Оттого Римма походила на свежевымытую вазу, приготовленную для огромного праздничного букета.
- Вот она Россия! – воскликнул Лев Львович, озирая зал, - Вот он Колька Рубцов, пророс таки!..

Они вышли из Дом Жура, когда солнце ещё пестрело в невысоком мартовском зените. Поток восторженных воспоминаний, подхватив их под руки, как два легчайших пера, отнёс к месту, где Лев Львович припарковал новенькую, недавно купленную автомашину.
Увы, недавней покупки на условленном месте не оказалось. Лев Львович несколько раз растерянно оглянулся вокруг – машины не было нигде…
Зазвонил телефон. Лев Львович услышал в трубе стандартный компьютерный баритон:
- Ваша машина эвакуирована на временную штраф-стоянку. Гос. номер такой-то. Для возврата машины вам следует позвонить по телефону...

- Римма, почему они с нами так?.. – выдавил совершенно разрушенный случившимся Лев Львович.
- Ничего, Лёвочка, ничего, - закудахтала Римма, опасаясь за сердце мужа, -  позвони Андрюше, он приедет и разберётся, вот увидишь.

Минут через двадцать к супругам подъехал, сверкая на солнце серебристым металликом, буммер-кабриолет. Андрюша, плотный тридцатилетний детина, проворно выпорхнул из машины и обнял Льва Львовича.
- Пап, не горюй! Всё колёса! Вернём твою ласточку.
Андрей узнал адрес штраф-стоянки, куда свезли пленницу, посадил родителей в машину и, вдавив в корпус педаль газа, с рёвом покатил прочь.

- Скажи мне, Андрей, - начал дорожный разговор Лев Львович, покачиваясь в такт поворотам машины, - почему у нас в стране так легко обидеть человека? Вот на Западе попробуй, скажи плохое слово, на тебя и напишут, и дело заведут. А у нас? Ткнул пальцем – «Ты!» - и ты уже виноватый. Выходит, человек априори виноват только потому, что он есть? Сегодня читали стихи и почудилось мне, что закончилось мятежное время. Будто выйду я сейчас на Арбат и увижу, как огромная толпа горожан провожает последнего московского полицейского. Идут они от Садового кольца по бывшему Калининскому проспекту, а навстречу им с Поварской выезжает патрульная машина ГАИ, украшенная тюльпанами. Машина останавливается, две девушки в голубых парадных кителях, берут за руки последнего полицейского и под овацию собравшихся ведут к машине. Полицейский благодарит, комкает фуражку и плачет. Он хочет сказать людям что-то хорошее, но слёзы душат его, речь срывается, и он не может произнести ни слова…
- Папа, прекрати! Ради Бога, спустись, наконец, с облаков на землю. Пойми, в современном мире зла идеалист – это халява даже для нормального члена общества. Ты искушаешь людей, а значит, делаешь их хуже. Пойми ты это!
- Андрюша, да как же так? Ты говоришь: «Спустись на землю!», а зачем? Добровольно идти туда, где хуже – это противно биологическому организму, тем более человеку.
- Ладно, пап, сиди на двух стульях, но знай: ты будешь косвенным виновником всех "случайных" неприятностей и недоразумений.
- Андрюшенька, ну в чём же папа виноват сегодня? Ты же сам видел, как они поставили запрещающий знак, разве его нормальный человек может увидеть? – Римма передвинулась на заднем сидении поближе к затылку сына.
- Ах, мама, в том-то и дело, что этот мир слишком умён и изворотлив для вас, старорежимных советских ротозеев. Он заставляет вас ошибаться. И если вы не научитесь держать с ним элементарную дистанцию, вы останетесь ни с чем. Он с улыбкой ощиплет вас, как куриц, съест и не подавится.
- Двадцать лет ел, да не съел, - буркнул в усы Лев Львович, комкая в ладонях шапку, - и вообще, Андрей, ответь мне на такой вопрос: куда, как ты думаешь, катится человечество?
- Куда-куда, домой к телевизору.
- Э-э, нет. Человечество стремится в небо! Оно думает о небе, забрасывает туда деньги, аплодирует отважным астронавтам. Значит, небо – это будущее человека. А раз так, то миссия белых ворон (кажется, так ты называешь нас с матерью) не напрасна! Белые вороны – это признаки небесного идеала в вашей рациональной действительности. Поверь мне, пройдёт время, и таких, как мы с матерью, будет больше…
- Нет, папа! - машина юзом прошлась по ледку огромной лужи, и Андрею потребовались определённые усилия, чтобы выровнять езду. - Тысячу раз – нет! Время меняется всё, но не человека. Средний Homo остаётся тем же римским просвещённым варваром, наблюдающим, как современные львы в элегантных костюмах и галстуках терзают целые народы. Помнишь, "Трудно быть Богом" Стругацких? Вся это суперкнига - сплошная ошибка. В человеке количество в качество не переходит. Не растёт в нём гуманист-коммунар! "Око за око" - вот принцип этого мира. Как только государственная машина даёт слабину, и у человека появляются права, он употребляет их, увы, не на общее благо, а прежде всего для утверждения самого себя. И никогда никакого небесного царства на земле не будет. А если на короткое время и возникнет что-то подобное, уверяю тебя, этот социальный эксперимент закончится большой кровью.

На этих словах Андрея общий разговор оборвался. Никому из трёх любящих друг друга людей больше не хотелось говорить о лучших проявлениях человеческой души в контексте неприятностей сегодняшнего дня. Ранимая тема любви оказалась беззащитна даже в их интимном семейном разговоре.

Тем временем машина подъехала к новенькой, выкрашенной в зелёный цвет, штраф-стоянке. За решётчатым металлическим забором стояли рядками понурые осиротевшие пегасы. Ко входу то и дело подъезжали такси. Красивые, романтически одетые люди выходили из такси и растерянно оглядывались по сторонам. С трудом отыскивая на внушительном фасаде административного корпуса едва заметную табличку «Вход», они спешили войти, заведомо сутулясь и подбирая одежды.
- Нам туда, - Андрей с улыбкой посмотрел на своих притихших родителей.
- Это я уже понял, - ответил Лев Львович, сутулясь и подбирая фалды старомодного драпового пальто.