Вот и наступило «бабье лето», и, несмотря на осеннюю прохладу, на солнце и тепло, и весело, и хочется ходить, ходить, и любоваться красотой ранней осени, встречаясь с добрыми старыми и новыми знакомыми. Вот и сегодня я познакомился с новым другом — бледноликой березовой рощей, что тянется белыми руками-стволами к ярко синему сентябрьскому небу. Увидел ее и уже не смог отвести глаз, ибо люблю подолгу глядеть на переливы листвы из зеленого в желтое, на верхушки деревьев, плывущих под небольшим ветерком в бездонное небо, слушать колыхание ветвей, по-ющих тихую прощальную песню уходящим теплым дням, вдыхать свойственные только этому времени года запахи, из которых уже исчезли ароматы цветов, свежих и скошенных трав, вскопанной земли, и прибавились ароматы утренних туманов, дыма костров, опадающей листвы, увлажненной осенними дождями земли, и многие другие, которым нет еще имени. А когда подойдешь к березкам близко, то даже ощутишь их вкус, будто испил березового сока, и гладкие стволы, как девичьи руки, ответным теплом отзываются на ласковое прикосновение, листья нижних веток приятно ще-кочут лицо, и земля такая мягкая под ногами, словно хочет раздарить напоследок свою неж-ность перед тем, как отвер-деть под долгим морозом нашей северной стороны.
Но вот солнце зашло за ствол одной из берез, и всю рощу до самой земли осенили прямые и широкие солнечные лучи,
наполняя светом все, что они встречали на своем пути. И стволы, и ветки, и листва, и земля, и трава, и неба синева,— все вокруг запело под лучами, сначала тихо, потом все громче, и вот уже хор, набрав силу, поет: «Славься осень, дивная пора, вот глядится просинь в золото дубрав…». Все чувства обострены, душа летит, как птица, хочется обнять все вокруг, и так стоять и стоять, никуда не торопясь, очищаясь от вкуса сомнений, от запахов раздражения и от прикосновений лжи…
А золотая в лучах листва призывно машет и зовет идти дальше, от такого призыва трудно отказаться, и награда не заставляет себя ждать. Я вышел на берег пруда, окаймленного смешанным лесом, иные деревья стояли совсем зелеными, иные уже вовсю желтели, а меж ними была вся палитра переходных тонов. Лес отражался в чистом синем, как и небо, пруду, краски были не искажены, в точности повторяя натуру, лишь чуть заметная легкая рябь на воде словно говорила: «Не забывайте обо мне, это — я, вода, и я играю во всей этой красе не последнюю, а может быть и самую, что ни на есть, первую роль!». И так хотелось окунуться в эту прозрачную синь, прикоснуться к камушкам дна, которые играли на солнце, как изумруды, посмотреть сквозь воду на солнце и на лесную красу, почувствовать вкус воды, услышать ее ласковое плескание и ощутить неповторимые запахи лесного пруда, которых нет ни у реки, ни у озера, ни у моря-океана, и смыть с себя все ненужное, все наносное, все несвойственное… Жаль вода в ту пору была уже не для купания, да и воздух был холоден.
Но можно и, не окунаясь, слиться со всем окружающим, достаточно мысленно и всеми своими чувствами стать частью этой красы, этого мира, раствориться в нем, хотя бы на время, не прерывая, не ограничивая себя, столько, сколько захочется душе, мягко отгоняя все мысли и проблемы, и время остановится, и внутреннее пространство станет большим-большим, огромным, бесконечным, и новые силы начнут прибывать, вливаться широким потоком, и ты почувствуешь, что все вокруг — это ты, а ты — это все окружающее.
А это и есть самое главное!
© Яков Шафран