По всей вероятности, автор стихотворения журналист Владимир Жуков. Набережная г. Керчи носит имя великого русского поэта Пушкина. Там вблизи ротонды, в сентябре 1999 г. по случаю 200-летия со дня рождения Александра Сергеевича была установлена совсем небольшая беленькая скульптурка с чертами поэта. Пребывание семейства Раевских и Пушкина в Керчи было недолгим. 16 августа 1820 г. они уже добрались до Феодосии. Он написал своему брату Льву: «Из Керчи приехали мы в Кефу, остановились у Броневского, человека почтенного и по непорочной службе своей и по бедности. Теперь он под судом и, подобно старику Вергилия, разводит сад на берегу моря, недалеко от города. Виноград и миндаль составляют его доход. Он... имеет большие сведения о Крыме, стороне важной и запущенной...». Семён Михайлович Броневский был, действительно, фигурой примечательной... Широко образованный человек, служивший ещё при Екатерине, он много ездил, бывал за границей. В 1810-1816 гг. он был феодосийским градоначальником и слыл большим знатоком Крыма. Из остатков феодосийских древностей Броневский собрал целую музейную коллекцию, которую можно увидеть и сейчас. В Феодосии было на что посмотреть. Под стенами Генуэзской крепости сохранились древние христианские храмы. Позже, когда Кафой завладели турки, многие церкви были переделаны в мечети. Тогда Феодосия называлась Кучук-Стамбул (Малый Стамбул), и путников поражали огромные турецкие бани с 18 куполами. «... Отсюда (из Феодосии через два дня) морем отправились мы мимо полуденных берегов Тавриды в Юрзуф, где находилось семейство ген. Раевского. Корабль плыл перед горами, покрытыми тополями, виноградом, лаврами и кипарисами; везде мелькали татарские селения...
Проснувшись, увидел я картину пленительную: разноцветные горы сияли; плоские кровли хижин татарских издали казались ульями, прилепленными к горам; тополи, как зеленые колонны, стройно возвышались между ними; справа огромный Аю-Даг... и кругом это синее, чистое небо, и светлое море, и блеск, и воздух полуденный... Ночью на корабле написал я элегию, которую тебе присылаю». Византийская крепость Гурзувитос была сооружена императором Юстинианом. Он же строил и константинопольскую Софию. Во время перехода на бриге «Мингрелия» Пушкин впервые столь долгое время упивался близостью моря. При виде крымского берега в его стихах звучит восторг:
Прекрасны вы, брега Тавриды,
При свете утренней Киприды.
Когда вас видишь с корабля
Как Вас впервой увидел я.
Неповторимым сияющим свежим утром корабль бросил якорь против небольшой татарской деревни на высоком холме, обрывающемся к морю. Справа от Гурзуфа - огромный Аю-Даг, Медведь гора. Путников встречали: генеральша - стареющая черноглазая красавица, её две старшие дочери в широких шляпках, стянутых лентами, с пышными бантами, в лёгких белых платьях и многочисленная прислуга - официанты, девушки, казачки, солдаты корпуса Раевского. Пушкин в чёрном сюртуке и высокой шляпе с полями, стоя у борта, сосредоточенно смотрел в подзорную трубу. Ему не терпелось разглядеть дочь генерала - Катю... Все расположились в предоставленном властями большом белом каменном доме. Он первым был построен на Южном берегу Крыма когда-то французским эмигрантом герцогом Э. Ришелье. Об этом удивительном доме вспоминают почти все путешественники позапрошлого века, побывавшие в Крыму. Ришелье построил его, когда был губернатором Тавриды, но никогда там не жил и великодушно приказал держать его открытым для всех проезжающих. Сейчас этот дом можно увидеть, хотя с тех пор он много раз перестраивался: он находится на территории санатория имени Пушкина. Поэту в нём был предоставлен мезонин, выходивший на запад.
Пушкин прожил в Гурзуфе три недели и всегда считал их «счастливейшими минутами» своей жизни. Еще бы! В Юрзуфе жил я сиднем, купался в море и объедался виноградом; я тотчас привык к полуденной природе и наслаждался ею со всем равнодушием и беспечностью неаполитанского lazzarone. Я любил, проснувшись ночью, слушать шум моря – и заслушивался целые часы. В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество. Вот всё, что пребывание в Юрзуфе оставило у меня в памяти. В Гурзуфе, в этом райском уголке Крыма, Пушкин продолжил работу над поэмой «Кавказский пленник», написал несколько лирических стихотворений; некоторые из них посвящены дочерям Н.Н. Раевского - Екатерине, Елене и Марии. Здесь у поэта возник замысел поэмы «Бахчисарайский фонтан» и романа «Евгений Онегин». В конце жизни он говорил Голицыну, вспоминая о Крыме: «Там колыбель моего Онегина». Небольшой посёлок Гурзуф стал местом духовного возрождения поэта.
Так если удаляться можно
Оттоль, где вечный свет горит,
Где счастье вечно, непреложно,
Мой дух к Юрзуфу прилетит...
5 сентября Пушкин и оба Раевские покинули Гурзуф и отправились верхом по знаменитым местам Южного берега в Бахчисарай и Симферополь. В то время ещё не существовало дороги вдоль побережья, а тропы были такие узкие и извилистые, что ездить по ним можно было только верхом. И.М. Муравьев-Апостол вспоминал, что лошади временами едва пробирались вдоль берега, а всадники замирали от страха, проезжая через стремнины, ущелья и пропасти. Путники добрались до Никитского ботанического сада, потом проехали Верхнюю Массандру и увидели Ялту. Здесь (как и в Алупке, и в Симеизе) повторилась та же история: вместо славного византийского города – небольшая деревня, остатки стен старинной греческой церкви. Алупка – такая же деревенька (в сорок дворов, с мечетью). Романтический дворец графа Воронцова начнут строить здесь позже, в 1824 г. В Алупке поэт вместе с Раевскими заночевал в гостеприимном доме крымских татар. Позже он описывал их колоритный быт и свободную жизнь.
Повсюду труд веселый и прилежный
Сады татар и нивы богатит,
Холмы цветут, и в листьях винограда
Висит янтарь, ночных пиров отрада.
В нескольких километрах от поселка Оползневое (бывший Кикинеиз) тропа начинает подниматься, приближаясь в яйле и переходя в каменную лестницу, высеченную в скалах. Это знаменитая Чертова лестница, в течение многих веков служившая единственным путём, соединявшим горный и степной Крым с Южным берегом. Она существовала тысячи лет. Ступени, высеченные в камне, довольно широки, но находятся далеко друг от друга. На протяжении шестисот метров лестница делает более сорока крутых поворотов. «По горной лестнице взобрались мы пешком, держа за хвост татарских лошадей наших. Это забавляло меня чрезвычайно, и казалось каким-то таинственным восточным обрядом». Сверху, с Яйлы, путники могли в последний раз полюбоваться видом Южного берега. Дальше их путь лежал к мысу Фиолент, где находилась другая знаменитая достопримечательность – языческий храм богини Дианы: «Тут же видел я и баснословные развалины храма Дианы» - писал поэт. Традиция прочно связывала это место с именем Ифигении – дочери греческого царя Менелая, спасённой богами от гибели и перенесённой в Крым; по преданию, она стала жрицей богини Дианы. Следуя по территории Херсонеса через Севастополь и Инкерман, Пушкин с друзьями доехали наконец до Бахчисарая (с крымскотатарского языка переводится как "дворец в саду").
Бывшая столица Крымского ханства, осколка Золотой орды, упорного и грозного врага растущего государства Российского, поражала путешественников тем больше, что возникала перед ними неожиданно, за поворотом дороги. Во времена Пушкина Бахчисарай ещё сохранял вид самого настоящего восточного города. Все дома – в два этажа, окнами во двор, с балконами, решётками из дерева, зелёными внутренними двориками. Вся его жизнь сосредоточивалась на главной (и единственной) улице, обставленной по обеим сторонам лавками, лавчонками и мастерскими ремесленников. В Бахчисарай съезжались купцы со всего Крыма. Когда Пушкин и Раевские въехали в город, как раз начинался Курбан-байрам – осенний мусульманский праздник с народными играми и состязаниями. Ханский дворец, который так стремились увидеть путешественники, тоже находился на главной улице. Его тонкие башенки, пёстрые решётчатые рамы, фонтаны и потаённые прохладные комнаты навевали мысли о восточной роскоши и неге. Но вид сердца столицы крымских ханов - дворца, не оправдал ожиданий: Пушкин увидел не тот, старый дворцовый комплекс, который сгорел в 1736 г., а восстановленный и отремонтированный (причём ему постарались придать более «восточный вид»). Пушкину не понравились «полуевропейские переделки некоторых комнат». Ему досадно было, что ханский дворец истлевает в небрежении. Знаменитый Фонтан слез выглядел не лучше: «из заржавой железной трубки по каплям капала вода». Но через четыре года, уже в Михайловском, Пушкин именно этому фонтану посвятил стихотворение. В память о Пушкине на мраморном выступе фонтана теперь всегда лежат две розы: белая и красная. Впечатления от увиденного отразились в поэме «Бахчисарайский фонтан».
Настала ночь; покрылись тенью
Тавриды сладостной поля;
Вдали, под тихой лавров сенью
Я слышу пенье соловья;
За хором звезд луна восходит;
Она с безоблачных небес
На долы, на холмы, на лес
Сиянье томное наводит.
Покрыты белой пеленой,
Как тени легкие мелькая,
По улицам Бахчисарая,
Из дома в дом, одна к другой,
Простых татар спешат супруги
Делить вечерние досуги.
Дворец утих; уснул гарем,
Объятый негой безмятежной;
Не прерывается ничем
Спокойство ночи. Страж надежный,
Дозором обошел эвнух.
Теперь он спит; но страх прилежный
Тревожит в нем и спящий дух...
Кстати, благодаря Пушкину и его поэме «Бахчисарайский фонтан» город Бахчисарай сохранил своё историческое название во время массовых переименований крымских топонимов после депортации крымских татар. Из письма Антону Дельвигу: ...Вошед во дворец, увидел я испорченный фонтан, из заржавленной железной трубки по каплям падала вода. Я обошёл дворец с большой досадою на небрежение, в котором он истлевает, и на полуевропейские переделки некоторых комнат. Прогуливаясь по внутренним дворикам дворца, поэт сорвал две розы и положил их к подножию «Фонтана слез», которому позже посвятил стихи и поэму «Бахчисарайский фонтан». Как утверждают пушкиноведы, к православию Пушкин пришел через ислам. «В каком-то смысле Коран заставил нашего поэта всерьёз задуматься над православными заповедями», – считает профессор, доктор филологических наук Владимир Казарин. Симферополь был последним городом, в котором Пушкин провёл около недели, предположительно, в доме Таврического губернатора Баранова Александра Николаевича, старого знакомого поэта по Петербургу, перед тем как уехал из Крыма в Кишинев. О Симферополе Пушкин не оставил никаких заметок, поэтому неизвестно, каковы были его впечатления. Всё же, наверное, ему жаль было расставаться с Крымом. Всю свою жизнь Крым дорог был его сердцу, а к поэме «Таврида» он выбрал эпиграфом слова Гете: «Верни мне мою молодость».
Волшебный край! Очей отрада!
Все живо там: холмы, леса,
Янтарь и яхонт винограда,
Долин приютная краса,
И струй и тополей прохлада,
Все чувство путника манит,
Когда, в час утра безмятежный,
В горах дорогою прибрежной
Привычный конь его бежит,
И зеленеющая влага
Пред ним и блещет и шумит
Вокруг утесов Аю-дага...
Продолжение следует в части 8 http://proza.ru/2021/01/27/1601