Дом

Селена Саулена
 ...Дом был деревянным. Он стоял на этой улице уже 200 лет, или около этого, никто не помнил точно, да и зачем? Обычный, ничем не примечательный дом, в нем не было ни вычурности, ни строгости линий, да даже стиля особого не было. Так, небольшое крылечко в две ступеньки, массивная деревянная дверь, покрашенная когда-то, еще в прошлом веке, темно-коричневой краской, и от этого казавшаяся еще массивнее и надежнее, чем на самом деле, первый этаж, и второй, очерченный поросшей зеленоватым мхом крышей. Его деревянные стены хранили тайны двух веков. Они многое могли бы рассказать, но кто будет слушать эти скрипучие рассказы? Краска на его стенах во многих местах шелушилась и отпадала, словно ненужная кожа. В этих местах обнажалось потемневшее от времени дерево, которое давно потеряло свой жизнерадостный золотисто-желтый цвет, стало бурым и хрупким. Казалось, дотронься до него – и на руке останется тонкий слой трухи, а ударь посильнее – и не выдержат, сломаются волокнистые опоры, и дом разрушится, сложится, как карточный домик. Дожди периодически напитывали деревянные части водой, и они от этого тяжелели, становились темными и мрачными, а потом долго высыхали неровными пятнами.
Окна дома смиренно смотрели в изменившийся до неузнаваемости мир. Когда-то это была окраина города, – тихая, заросшая зеленью улица по соседству с небольшой церковью. Как же все изменилось! Появились многоэтажные каменные соседи, мягкую пыль дороги навсегда заточили в асфальт, по которому одна за другой неслись машины, и с каждым десятилетием это движение приобретало все более лихорадочный и отчаянный характер, и дом все меньше вписывался в свое родное место на улице.
Окна удивлялись этим переменам. Они сохранили прозрачную наивность, несмотря на все передряги. На широких подоконниках лежал толстый слой ваты. Да, где-то, конечно, примостилась и невзрачная кривоватая герань, но она была временным обитателем. Вот вата лежала вечно. Летом она хранила в себе память о жестоких колючих ветрах и метелях прошедших зим, и, греясь на вечернем солнышке, ждала осень с ее промозглой влажностью, ползущей внутрь через покосившиеся оконные рамы.
Придет осень, зашуршит листопадом ветер, а потом тоненько завоет в старой трубе, предвещая снежную бурю. Загромыхает на крыше старым листовым железом. Дом все это видел столько раз! Он сдерживал натиск холодного ветра, а потом грелся на выглянувшем после бури солнышке. Вывешивал гирлянды сосулек и туманил стекла морозными узорами. А если подойти совсем близко, можно было почувствовать запах старого дерева... или двух столетий?? И он стоял, сохраняя проходящее время.
И вот свершилось. Специальная комиссия от городской управы обследовала состояние дома, и нашла его неудовлетворительным. При всем этом дом был признан памятником деревянного зодчества, а значит объектом, охраняемым государством и нуждающимся в капитальном ремонте. Дом тут же был отгорожен от мира стройными металлическими лесами. С него содрали всю старую краску, дерево пропитали защитными составами, а потом покрасили в яркий, даже немного вызывающий, но зато привлекающий внимание, цвет, не забыв выделить белилами наличники, и позолотив отделку тяжеленной двери. С крыши убрали давно проржавевшие листы кровельного железа и покрыли ее нарядной красной черепицей.
Дом был не в состоянии сопротивляться этим изменениям. У него отняли все – потемневшее дерево стен, протекающий лист железа на крыше, печную трубу из старых кирпичей, скрипучую ступеньку на крыльце. На месте старых окошек с уютными двойными рамами были установлены современные пакеты, с аргоном между стекол. Дом почувствовал, что задыхается. И тогда он принял решение уйти. Покинуть эти обновленные, но ставшие чужими, стены, пока они окончательно не уничтожили те крупинки памяти, которые он смог сохранить.
В один из нежных розовых июньских закатов Дом глубоко вздохнул и в этот момент его душа отделилась от стен, взлетела чуточку вверх, не спеша сделала круг, прощаясь с родными местами, и навсегда покинула их.