Это была не лоботомия.
Татьяну остригли налысо еще вчера. С трудом найдя ситцевую косынку времен семидесятых, она неумело, по-деревенски, завязала на затылке узел. Какая теперь разница? Обычная дончанка из Куйбышевского района вдруг оказалась на больничной койке в Макеевке.
Здесь, в больнице, теряется время. Оно словно расплывается по углам палаты. Под одной кроватью временно приютились сапожки, под другой – сумочка с непригодившейся косметикой, под третьей – судно. Холодное, грубое, тяжелое, как жизнь, судно. На нем холодно, неудобно, мерзко. Когда мозг соображает, а тело не слушается, приходит стыд. Обычный женский стыд интимного состояния.
Татьяна столкнулась с этим стыдом нос к носу, или лбом с бесконечностью. Какая разница? Ее только что привезли из операционной. Она соображает, а речь скована, словно кто-то перетянул веревкой челюсть.
Голова обмотана бинтами. Опухоли больше нет. Череп не тронули, но что-то сделали… Куда подевали опухоль, если череп не ломали? От наркоза она отходит бурно: то плачет, то смеется, то хочет что-то нацарапать левой рукой на листе бумаги. А потом снова плачет и снова смеется. Правая рука не слушается. Неужели так теперь будет всегда? Но ведь соображение осталось.
Нормальные разумные мысли торопятся, а речь отстала на несколько порядков. Окружающие успокаивают, словно сами побывали в такой ситуации. Она делает вид, что верит. И снова плачет.
Я лежу на соседней койке. В запястье воткнута игла. В меня вливают жизнь и надежду. Я читаю книгу. Иногда перед глазами буквы расплываются и падают в ладошку, словно капельница перепутала координаты. Это под моей койкой стоит обувь, а не судно. Это я успокаиваю, а не меня. Но я тоже нахожусь в этой палате. Это предупреждение? Намек?
Это стоп-кадр моей жизни. Теперь я знаю, что стресс войны проникает в нас невидимым снарядом замедленного действия. Меня осколком не убило, но меня достало психологически всё, что осталось там, за стенами больницы.
Это как лоботомия.
Вскрыли череп, поковырялись, и удалились понаблюдать со стороны, что будет дальше. А мы ладошками прижали две половинки черепа, отряхнулись и снова встали лицом к лицу неизвестности.
Хочу верить, что Татьяна будет разговаривать правильно. А подсознательно верю, что больше никогда в жизни не попаду в эту палату, какой бы изысканной она не была. Если бы только я была в ответе за свою голову…
11.03.17