Много лет назад, когда большая, яркая жизнь ещё ластилась к моим ногам, зовя в свои джунгли и обещая множество головокружительных приключений и море сладких плодов, когда все свои слабости и ошибки я легко оправдывал молодостью и отсутствием опыта, учился я в самой что ни есть средней Одесской школе, что на второй станции Фонтана.
Класс был у нас большой, человек 45, не меньше. Как управлялись с нами учителя? Ума не приложу. Впрочем, бандитов у нас в классе не было, или просто они ещё не успели вылупиться из скорлупы нормального ребёнка. Ведь в детстве все детёныши, включая и человеческих, необычайно обаятельны и трогательно умилительны в своих неловких пародиях на взрослых особей.
Некоторых детей я помню очень хорошо, будто фотографии их стоят перед моим взором, других не помню вовсе. С удовольствием вспоминаю обаятельную, улыбчивую Ружу Шипковеньску, дочку болгарского консула, и Лёсика Иванова, Лёсика, прилепившегося к ней будто молекулярным клеем. Они были везде вместе, так что ни у кого и сомнений не возникало, что этот дуэт можно представить себе отдельно или в иной комбинации.
Помню соблазнительную Нонну с изумительными ногами в неизменных чёрных чулках в сеточку.
Однажды лет через 6-7 после школы я ехал в трамвае и задумчиво глядел вниз, витая в мирах Азимова, Лема и Саймака, и вдруг что-то невероятно знакомое, даже где-то родное и уже многократно разглядываемое прежде попало в видоискатель моих глазных видеокамер. Это были Ноннкины ножки в неизменных чёрных клетках ажурной сеточки. Нонна была дочерью капитана загранплавания, да ещё и весьма хорошенькой, короче, далеко не всякому по зубам. Но хоть поболтали мы с ней с удовольствием.
Вот некоторые скажут, мол, чё без толку на ножки пялиться? А я отвечу так:
— Кабы не пялился, так и не заметил бы одноклассницу. А впрочем, и верно — толку что?
Помню две пары близнецов: Коньковых и Цымбал. С Коньковыми при составлении комплекта выпускных фотографий в овальных виньетках случился казус. Фотограф, сортируя негативы, увидел, как ему показалось, "лишнюю" копию одного парня и моментально "исправил свою ошибку". Коньковы действительно были очень похожи. В итоге у меня хранятся в архиве фотографии "д" класса с одним Коньковым, подписанным один раз Владимиром, другой — Александром.
Вторые близнецы были разнополыми. Гриша Цымбал был этаким симпатичным боровичком - здоровячком. Так и вижу его приседающим со штангой на плечах и сигаретой в зубах. И у него почему-то эта комбинация полезного и вредного смотрелась вполне гармонично. Наверное, потому, что люди не знали ещё сегодняшнего жуткого списка опасностей и жили в своём наведение долго и счастливо. Всё верно, ведь больше всего укорачивают нам жизнь именно страхи.
В женском исполнении копия Гриши, то есть, Наташа, смотрелась, пожалуй, гораздо скромнее, хоть человеком она была вполне симпатичным.
Ещё несколько человек вижу будто в мутной дымке с размытыми контурами. Вот кого я и сегодня могу очень контрастно себе представить (естественно, не считая обворожительной Ноннки), так это Женьку Королькова.
Учился он очень слабенько, еле-еле на троечку, был мальчиком тихим, но рисовал совершенно замечательно. Помню, сидя рядом со мной за партой, секунд за 20 очень точно набросал мой профиль. Позже мне захотелось сделать его более ярким, навести контур пожирнее, и профиль мой мгновенно исчез. Вернее, профиль остался, но напрочь исчезло сходство.
Однажды я был у Жени дома, и мне очень понравилось, с каким бережным уважением относится отец к таланту сына.
Дома у них было множество Женькиных поделок из глины, пластилина и чего-то ещё.
Как-то Женьке отдали расколовшийся на две неравные части бильярдный шар. То были времена, когда всё было натуральным и настоящим, включая мебель, бюсты, цвет глаз, длину ресниц и т.д. Естественно, что и шар был из самой что ни на есть настоящей слоновой кости. Из бОльшей части Женя выточил точнейшую копию черепа со всеми 32 зубами и подробнейшими деталями! Причём величиной этот черепок был максимум 4-5 см. Женя прикрепил череп к изящной чешуйчатой цепочке — и получился шикарный брелок. Ему за череп даже предлагали неплохие деньги, но Женя не поддался искушению. Изделие из второй части досталось мне. Женя наказал мне купить небольшой сигаретный мундштук, который он вклеил в голову Мефистофеля. Канал для дыма поворачивался в голове Мефистофеля на 90 градусов, так что сигарета втыкалась сверху. Эх и хорош был мундштук, жаль, потерял я его, танцуя на чьей-то свадьбе лет через пять.
Позже пути наши разошлись, но жил он, как тогда и я, в Одессе на Фонтане, так что иногда мы случайно встречались в 18-м трамвае .
Ближайший Женин друг служил в Армии, и Женя, отсылая ему очередное письмо, рисовал на чисто белом конверте акварелью и тушью западные автомобили различных моделей. Я видел у него несколько таких уже готовых конвертов. Потом эти конверты обзаводились марками и настоящими почтовыми штампами, и в таком виде находили достойное место в коллекции Жениного друга. Машинки выглядели, будто из типографии: яркие, нарядные, все в одном стиле, масштабе и ракурсе.
Потом однажды я видел, какую изящную штучку, естественно, сделанную своими руками, с изображением модной сексапильной девицы, вёз он кому-то на день рождения. Женя тогда поступил в строительный институт на архитектурное отделение, и я был очень рад за него и за наши дома в будущем, у Жени они наверняка были бы красивыми, как всё, что выходило из-под его талантливых рук.
Через несколько лет, опять же в 18-ом трамвае, Женя показал мне праздничные, нарядные эскизы к его дипломной работе "Луна-парк". И я снова порадовался за него. Приятно видеть талантливых людей, занимающихся любимым делом.
Больше я его не видел. Так хочется думать, что жизнь не загнала его в маляры, мясники или шиномонтажники. Ну должно же у нас быть хоть что-нибудь красивое, сработанное с любовью и умением!
Удачи тебе, Женька!