Дверь открыла маленькая женщина неопределенного возраста, с лоснящимся лицом. Это была Ниночка.
Я вошла в узкий коридор, большую часть которого занимал огромный гардероб. Тут же предложили снять обувь, как и во всех московских домах. Меня всегда неприятно поражал этот порядок московских домов, когда хозяева настоятельно просят разуться гостей. Жалко смотреть на мужчин, одетых в строгие костюмы и галстуки и вынужденных оставаться в носках, без обуви.
Ниночкина двухкомнатная квартира представляла собой крайне неудобное для жилья пространство. Оно было рассчитано на пребывание и царствование одной-единственной женщины – самой Ниночки. Присутствие других даже не подразумевалось. Одно кресло – только для нее, столик для завтрака – для нее, вместо стульев – один пуф для Ниночкиных ног и т. д. Уже потом, после переезда в ее квартиру, мне приходилось смиренно довольствоваться очень низким табуретом, на котором сидишь в неуклюжей позе, не зная, куда девать ноги и руки.
Стены комнат были увешаны старыми фотографиями каких-то мужчин и собак. Ниночка сообщила, что сейчас она живет одна. Тоби уже год нет в живых; похоронила она его, вложив в гробик цветы… Но каждый день Тоби напоминает о себе подарками, которыми он щедро оделял ее. Я не могла понять, кто этот Тоби: человек – один из многочисленных ее мужей – или все-таки собака? Но каким образом собака может дарить подарки?.. Однако вопросов я не задавала, боясь показаться полной идиоткой.
Ниночка сразу же назвала огромную сумму, которую надо было платить за ее «хоромы». Я, замученная невзгодами московской жизни вне родительского дома, предвкушая спокойную теплую обстановку и, главное, чистые бытовые условия, с радостью согласилась. В дальнейшем оказалось, что мне отводился угол с раскладушкой в комнате, где Нина пила свой утренний чай и смотрела телевизор. Засыпала она в три часа ночи, как и все элитные женщины Москвы. Она была абсолютно уверена, что все женщины благородных кровей должны засыпать в три часа, просыпаться к часу дня и обязательно страдать от аллергии. Причем у нее была уникальная форма аллергии, единственная в Союзе и вторая по редкости во всем мире. К тому же выяснилось, что Нина – родственница императрицы и ее хочет 90% мужского населения земного шара (остальные 10% – дети).
Необыкновенная уверенность в себе и осознание собственной неповторимости вызывали трепет и восторг окружающих, которые не сомневались в том, что Ниночка – лучшая из лучших, красивейшая из красивейших, стройнейшая из стройнейших, и прочее и прочее.
Попав под влияние Нины, потеряв все шансы воспринимать ее объективно, я искренне удивлялась, что мои знакомые, впервые увидев Ниночку, не сразу замечают ее исключительность. Я не понимала, что они еще не испытали на себе ее гипнотического воздействия. Ночью Нина стильно болтала с такими же благородными женщинами, как и она сама; слушала «вражеские голоса». Утром сообщала страшные новости о том, что ее приятельница Генриетта в очередной раз застала мужа – академика Ойзермана с любовницей, что Лилочкин муж оказался голубым и одновременно шизофреником. Историй о знакомых и знакомых ее знакомых было так много, что я забывала имена, теряла нить сюжета, приходилось каждый раз подыгрывать.
Ниночка была воинствующей вегетарианкой. Даже яйца входили в список презренных продуктов (по глубокому убеждению Софьи Газаросовны – подруги и замечательного искусствоведа, в Ниночкином доме они могли бы застесняться и не превратиться в яичницу). Зато мы пили сок из свежих кабачков, жевали всяческие травы, обмазывались оливковым маслом. Долгие годы Ниночка очищала организм от шлаков, носила одежду только из натуральных тканей, гордилась тем, что не моется мылом, но кожа почему-то остается идеально чистой.
Утро начиналось со звука пощечин. Нина с вечера настаивала воду на корочках грейпфрута, умывалась настоявшейся водой и потом нещадно била себя по щекам. Потому как вытирать лицо полотенцем – это многолетняя фатальная ошибка невежественных женщин. Далее Нина густо обмазывала лицо самым дешевым детским кремом и садилась на «трон» – так называла она изрядно потертое кресло, дабы подчеркнуть свое царское происхождение, – пить травяной чай с медом. Рассказывая о своих колоссальных связях во всех сферах человеческой жизни, Ниночка регулировала распорядок моего дня. Согласно данному расписанию я должна была ежедневно посещать хотя бы кого-то из ее личных знакомых – лучших специалистов Москвы: личную маникюрщицу или педикюрщицу в Сандунах, стоматолога Кацнельсона или терапевта Илью Ефимовича, – либо же театральное представление, концерт, экспозицию. Выколачивая из меня деньги на все эти мероприятия, Ниночка, однако, приобщала меня к здоровой и культурной жизни Москвы.
Все, что окружало Ниночку, приобретало цену на порядок выше аналогичных предметов. Подобная неколебимая уверенность давала ей реальные средства к существованию: какие-то сломанные (якобы антикварные) часы, бусы непонятного происхождения, книги она ухитрялась продавать за баснословные деньги. Навсегда запомнился эпизод, связанный с Ниночкой. Я собиралась замуж. Наконец-то выбор был сделан, нам с избранником надо было лететь в Ереван, предстояла встреча с моими родителями… Моего жениха пока еще не видел и не слышал никто из родственников; понять, как его воспримут в нашей семье, было очень важно. Потому-то я решила пригласить Григора в гости к Ниночке, услышать мнение взрослой женщины, умудренной жизненным опытом.
К встрече Нина готовилась тщательно; она бросилась в спешке убирать квартиру, увешанную тряпочками, платками, какими-то ненужными и непонятными вещицами, приговаривая: «В доме давно не было мужчин». Моего избранника она усадила на единственное кресло, до которого обычно никого не допускала. Это был знак – он ей понравился. Она даже вытащила откуда-то из закромов варенье (конечно же, редкое и необычное, не такое, как у всех). Гриша ел молча, а Нина, уже вспотев от стараний, вертелась вокруг. Наконец-то прием был окончен, Гриша ушел, и я бросилась к хозяйке квартиры в надежде услышать мнение умудренной опытом женщины. «Ну как вам Григор?» – спросила я с нетерпением. Немного подождав, Нина ответила: «Сусанночка, мой был покрупнее вашего».
…Для особо внимательных читателей сообщаю: Тоби, лохматая собака неизвестной породы, действительно сделала подарок Ниночке. Это было вязаное пальто. Долгие годы Ниночка собирала за линяющей собачкой шерсть, спряла ее и связала демисезонное пальто в серо-бежевых тонах. Говорят, собачья шерсть обладает лечебными свойствами…