Балэ, балэ рафтэ будам

Сусанна Арутюнян 2
«Балэ, балэ рафтэ будам» (что в переводе на русский означает: «Да, да, я был там...»), – пел на персидском наш учитель Гурген. А мы подпевали, очарованные его харизмой. Раскрыв рот слушали тягучие как мед стихи, декламируемые им же на фарси. И поражались способности учителя собрать на ладони наше внимание и мысли, удержать в течение одного учебного часа, а потом отпустить, наполнив юные души осознанием сопричастности к чему-то важному и значимому.
Все было необычно на нашем факультете. И сама декан с необычным именем Мэри, фактурная и талантливая, гремевшая массивными серебряными колье и браслетами, – с вечной сигаретой в пальцах, унизанных крупными перстнями… Она могла пригласить к себе домой весь курс в полном составе – 25 человек, усадить по кругу на мягкие восточные ковры, вести беседы о далеком и странном писателе Габриеле Маркесе, а под конец угощать мандаринами, горой выложенными в огромные антикварные вазы. И лучший преподаватель профильного предмета Гурген – обладатель пышных усов и густой шевелюры, с взлетающими вверх, как крылья, ноздрями. Всех девушек он разделял по принципу «в теле» и «худенькие». Все были любимы и дороги ему: и «нанары» – худые, и «тотолы» – поплотнее. Он мог заполнить скудную университетскую столовую невероятными яствами и кормить нас, вечно голодных студентов, а потом слушать, смешить, раззадорить и под занавес спеть свое любимое «рафтэ будам».
Страсти бушевали в жаркой и волнующей атмосфере нашего факультета. Влюбленности и разочарования раздирали нас. Энергия высвобождалась пением в составе университетского хора, куда мы дружно записались. В большом почете был хор цыган из оперы Дж. Верди «Трубадур».
А еще надо было учиться и сдавать экзамены.

В очередную сессию был включен и такой предмет, как история партии; это предполагало наполнение мозгов огромным количеством ненужной информации, чего, конечно, все стремились избежать.
На экзамен я, как правило, приходила с утра пораньше, чтобы скорее сдать его и уйти с ощущением исполненного долга. И вот, придя на факультет, с удивлением обнаружила, что все плинтусы в аудитории и в коридоре отодвинуты, а два моих однокурсника быстро тянут вдоль стены какие-то провода. Было еще рано; они взяли меня, что называется, под обе рученьки, увели в соседнюю аудиторию и усадили за стол с учебниками. Вручив небольшой магнитофон, заявили, что теперь я как всезнающая отличница должна буду диктовать ответы на экзаменационные вопросы. Как выяснилось, второй конец провода, соединенного с магнитофоном, наши умельцы дотянули до аудитории, где должен был проходить экзамен, и засунули в парту. Предполагалось, что студент, пришедший на экзамен, возьмет билет, сядет за парту, быстро подсоединит микрофон к концу спрятанного провода и нашепчет мне вопросы, а потом под мою диктовку запишет ответы. Таким образом, провод с микрофоном студент должен был каким-то образом внести на себе.
Ребята нашли грязно-рыжеватого цвета куртку и продели в рукав волшебную «начинку». Практически полная реализация эпизода из фильма «Oперация “Ы” и другие приключения Шурика»! Только в фильме микрофон крепился к уху бинтами, а у нас был спрятан в рукаве куртки – руку ведь легче к уху поднести. Наши экспериментаторы оказались смекалистее.
Надо было спешить – уже все подтянулись. Плинтусы аккуратно задвинули обратно.
Пришел ничего не подозревающий преподаватель. В аудиторию запустили первого смельчака. Вытянув билет, он ловко проделал все требуемые операции: тихо поднес микрофон ко рту и нашептал мне вопросы. Я стала диктовать ответ коротко и тезисно. Студент все записал, подошел к экзаменатору, товарищу N, с выражением прочитал свой конспект, получил «заслуженную» пятерку и вышел. Мы сами обалдели от того, что эксперимент удался блестяще!
Затем к преподавателю зашел второй экзаменуемый, потом третий и четвертый… От азарта у нас кружилась голова. Все шло как нельзя лучше. Многие наглели, требовали, чтобы я еще и музон включала – что-нибудь из итальянцев, например записи с фестиваля Сан-Ремо. Мы никак не могли понять: отчего экзаменатор не обращает внимания на то, что все, и мальчики, и девочки, облачены в одну и ту же грязную куртку? Наверное, будучи человеком старой закалки, он полагал, что в вузах еще существует униформа… Ребята заходили друг за другом, пятерка следовала за пятеркой. До тех пор пока одна из наших особо впечатлительных девушек, разъединившись с «центром связи», по ошибке не положила соединительный провод прямо на парту!
Лектор, уже подозревавший нечто неладное (к тому времени 15 человек получили безоговорочные пятерки, отвечая блестяще, ловко парируя книжными оборотами, надиктованными мною), категорически отказался сажать студентов за парту, где находилось наше устройство. Зря мы убеждали, что в аудитории по чистой случайности осталось оборудование из лингафонного кабинета…
Преподавателя не отвлекла даже наша однокурсница, прикинувшаяся беременной: под широкое платье она умело подложила огромную подушку, пытаясь вызвать сочувствие своим оригинальным положением… В итоге оставшиеся однокурсники, которые рассчитывали на чудо-придумку, получили двойки. А тут еще и сообщили, что нас вызывают в деканат.
В ожидании коллективной порки мы робко прошли в кабинет Мэри; сюда же ворвался Гурген, намереваясь спасти своих «младенцев» от «избиения». Наша декан гордо восседала в кресле. Окинув всех осуждающим взором, тяжело проговорила: «Как вам не стыдно?!» – Мы горестно вздохнули. «Как вы могли допустить такое?!» – вопросила она грозно. Опустив головы, мы пытались угадать, какое же наказание нас ожидает: выговор с занесением в личное дело или вовсе исключение?
Декан подошла ближе и, вглядываясь в наши лица, спросила: «Почему вы не смогли довести начатое вами предприятие до конца? Из-за вашей оплошности оставшиеся студенты получили двойки». «Вот это да! – подумали мы. – Наш профессорско-преподавательский состав, как всегда, оказался на высоте».
…Один из наших экспериментаторов впоследствии стал крупным политическим деятелем – не буду писать каким.