Невысокий сухонький человечек в потрёпанном пуховике и кроличьей шапке-ушанке брёл по тропинке парка, привычно выискивая бутылки и баночки из-под пива. Это было его небольшой ежедневной подработкой.
Впереди на тропинке, пугливо озираясь, стояла белая собачка с обрубленной передней лапой. Заметив человечка, собачка испуганно заковыляла в сторону. Человечек проводил её долгим взглядом и побрёл дальше.
* * *
– Ох, послал Бог соседа. Вонь на всю лестничную площадку, – причитала упитанная шестидесятилетняя женщина, жалуясь старшей по дому. – Ильинична, представь себе, нелюдим, даже не здоровается никогда. А после того, как мама его умерла, совсем с копыт слетел. Девять кошек у него, понимаешь, девять штук! Пока Анфиса жива была, трёх держали. Куда уж больше? А сейчас девять у него. Где он их только набрал, чёрт плешивый! Мне такие гадости говорит. Пошла ты, говорит, дура толстозадая…
– Да я-то чем тебе помогу? Он в своей квартире кошек разводит, не в чужой. Не пьёт гад, притонов не организует. Участковый наш, Федька, говорит – не его это вопрос, разбирайтесь сами.
– Ну и что с этим поганцем делать?
* * *
Иван Мартыныч Горбуненко свою маленькую жизнь прожил вдвоём с мамой. Мама была самым дорогим и близким человеком. Мама не предаст. Мама, только мама любит тебя таким, как ты есть. Больным, некрасивым, старым.
Другие женщины в жизни Мартыныча не задерживались. Во-первых, никто не нравился маме. «Нам такие невестки не нужны», – говорила она. И Мартыныч соглашался, выговаривая очередной пассии, какая она толстая, безвкусная, навязчивая, глупая, в общем, страшно далёкая от идеала. Во-вторых, Мартыныч женщин просто боялся. Боялся, что не поймут, осудят, обманут, предадут, пренебрегут.
Мир за стенами его квартиры был агрессивен и опасен. И так же агрессивно по отношению к миру вел себя Мартыныч. Он хамил всем встречным и поперечным, выискивая в людях самое плохое и болезненное. Он сознательно делал больно друзьям, потому друзей у него не осталось. Его не любили. Он об этом знал.
К сорока годам он полысел и страшно этого стеснялся. Оттого ещё большее удовольствие ему доставляло сказать красивой женщине, что она просто уродина с кучей морщин.
Он не сделал карьеры. Он скромно трудился на одном из многочисленных заводов, где ему при несоблюдении техники безопасности отрезало два пальца на правой руке. Он стал инвалидом. Живя на скромную пенсию по инвалидности, он продолжал любить свою маму, которая смогла одна, без отца, вырастить его. Мама была самой доброй, самой красивой, самой, самой, самой… И он – маленький беззащитный мальчик, обласканный и укрытый со всех сторон её безграничной любовью. Но ничто не вечно. Мальчику стукнуло шестьдесят. И мама ушла. Ушла навсегда…
* * *
– Что делать с Ванькой? Всё же друг детства, – Сергей Петрович Хрямин тёр ладонью лоб. – Совсем спятил на старости лет. Завёл девять кошек. Самому жрать не на что. На пенсию по инвалидности живёт. И этих ещё кормить?
– Давай ему помощь окажем, продуктов купим для кошек, – предложил Степан Топорков. – Одноклассник как-никак. Хоть и характер гадкий.
– Давай купим, – согласился Хрямин. – Но он вредный. Не возьмёт, чего доброго. Вредный и гордый.
* * *
Маленький человечек, беззубо улыбаясь, стоял на морозной тропинке и протягивал на морщинистой ладони хлеб хромой белой собачке. Собачка, опасливо косясь на человечка, бочком приблизилась, осторожно взяла хлеб с его ладони и, отскочив в сторону, жадно проглотила.
– Кто ж тебе лапу-то отрубил? Сдохнешь ведь. Зима на дворе, – рассуждал человечек. – Ишь какая пугливая.
Собачка, отбежав на безопасное расстояние, смотрела на человечка.
* * *
– Ты прикинь, мог бы Ванька жениться, – возмущался Хрямин, – после смерти Анфисы Ивановны. Наша одноклассница Верка – зажиточная вдова, его первая любовь, помнишь? Камушки в школе ему всё в окошко бросала. А потом замуж так неожиданно за другого выскочила. А тут нашла Ваньку. Сама. Встречаться начали. Жили бы да жили. Но куда там! Верка, видите ли, на похороны матери не пришла! Предательница, говорит, не поддержала. Он ей от ворот поворот, Верке-то. Ненадёжная, мол, ты. Сам бы подумал, он-то нужен Верке со всеми своими кошаками? По каким помойкам только набрал их.
– Да-а, каким был, таким и остался, – протянул Топорков. – Горбатого, что называется…
– Он ещё собачку себе завёл. Знаешь, подобрал в парке с лапой обрубленной инвалидку. Её тоже кормить надо. Тут люди никому не нужны, а он собачку…
– Да, совсем сдурел наш Ванька. Совсем.
* * *
Маленький человечек и хромая белая собачка шли по утоптанной тропинке парка. Человечек искал баночки и бутылки из-под пива. Собачка преданно следила за каждым его шагом, не сводя с него глаз. Человечек оглядывал собачку с улыбкой, от которой его некрасивое сморщенное личико начинало светиться изнутри. Это была улыбка доброты.