2003 год.
Шел девятый год семейной жизни Лизы и Миши. Жизнь брала свое. Восторги первых лет уже утихли, но на смену им пришли гораздо более глубокие отношения, в которых кроме любви присутствовали дружба, доверие, терпение и родственные чувства. Их жизнь стала настолько спокойной и размеренной, что временами Анну Михайловну стало тревожить то, что ее дети живут без взлетов и падений, разве что, с шалостями и всевозможными дурачествами, до которых оба они были большими охотниками. Она побаивалась, что такая стабильность отношений скоро приведет к тому, что зять заскучает и начнет искать разнообразия на стороне. О том, что будет с Лизой, если такое действительно случится, а она о Мишиных изменах узнает, мать боялась даже думать.
Тревожилась она напрасно. Берсеневым удалось сохранить золотую середину - не охладеть друг к другу и не пресытиться. С возрастом их отношения стали стабильно спокойными и предсказуемыми. Жгучая страсть постепенно уступила место тихой нежности. Для Лизы с Мишей этот переход происходил настолько естественно, что они его просто не заметили. Они свили свое уютное гнездышко, в котором чувствовали себя защищенными от всего мира, и не тратили силы и нервы на размышления о высоких материях или поиск смысла жизни. Они просто жили.
К радости Анны Михайловны, Лизины страхи и комплексы давно не давали рецидивов. Благодаря Мише, разбудившему в ней женщину, достигнув тридцатилетия, Лиза, наконец, обрела то, чего ей не хватало в юности, – женское обаяние, сделавшее ее неотразимой для представителей противоположного пола. Теперь в глазах окружающих бывшая Лиза-крокодилица стала женщиной с шармом. За ней пытались ухаживать мужчины, но Лизе все они были совсем неинтересны. У нее был Миша, и никто другой ей не был нужен. Она игнорировала знаки внимания, а особо непонятливых поклонников посылала далеко и надолго.
Огорчением для Лизы было то, что на девятом году брака у них с Мишей все еще не было детей. Не то, чтобы она очень хотела ребенка. Наоборот, ей было очень хорошо и без дополнительной нагрузки, связанной с появлением маленького человечка, и без ответственности за его воспитание, образование и дальнейшую судьбу.
Когда Елизавета Николаевна задумывалась о рождении ребенка, у нее сразу возникали страхи плохо его воспитать, разбаловать до свинства и так далее. Тем не менее, ей не давали покоя сразу несколько причин, из-за которых она все чаще задумывалась о том, что ребенок им с Мишей необходим.
Во-первых, так было положено в нормальных семьях. У всех окружающих супружеских пар давно уже были дети. На их фоне бездетная семья Берсеневых выглядела несколько неестественно и вызывала у окружающих вполне определенные вопросы, которые вслух пока не произносились, но только пока….
Лиза опасалась того, что однажды кто-нибудь из соседей или сослуживцев в пылу полемики выскажет либо одному из них, либо обоим сразу, в зависимости от обстоятельств, в лицо все возможные гадости этому поводу. За свою реакцию Елизавета Николаевна не боялась – она уже столько всего наслушалась от людей, что еще одна гадость была бы для нее вполне переносима. Большие опасения у нее были насчет реакции Миши, которая, как она предполагала, могла оказаться весьма болезненной.
Довольно часто Елизавета Николаевна задумывалась о том, что ее муж уже стал достаточно взрослым и ответственным человеком, психологически дорос до отцовства и, вероятно, давно хочет иметь ребенка, но из деликатности не заводит разговор на больную тему. Она очень боялась, что, не получив дитя в браке с ней, он разочаруется в их отношениях и найдет другую женщину, которая сможет сделать его отцом. Это было во-вторых.
А в-третьих, Анна Михайловна прожужжала ей все уши своими мечтами о внуках, а Нина Константиновна ей активно помогала.
Лиза уже хотела обратиться к врачам и пройти курс лечения от бесплодия, но муж отговорил ее и объяснил, что не хочет иметь детей сразу по двум причинам. Во-первых, Лиза слаба здоровьем, и он не может рисковать жизнью самого родного человека, а, во-вторых, даже если беременность и роды пройдут благополучно, он не хочет делить свою Лизаньку ни с кем, а в ребенке видит соперника.
Вначале женщина удивилась своему двойственному отношению к словам Михаила. С одной стороны, она испытала облегчение, но, с другой стороны, совершенно неожиданно для себя самой была неприятно удивлена нежеланию мужа иметь детей.
Пытаясь найти объяснение его словам, Лиза стала искать в Интернете литературу по интересующей ее проблеме. По прочтении многочисленных статей по психологии, она узнала, что Миша не является исключением из правил. Наоборот, подобное эгоистическое отношение молодых мужчин к перспективе появления в семье ребенка является весьма распространенным, но, как правило, тщательно скрываемым, и свидетельствует о том, что они все еще любят своих жен.
Оговорка – молодых мужчин - ее поначалу не смутила. Обрадованная открытием, Лиза не задумалась о том, что ее муж уже не так уж лучезарно молод и, строго говоря, находится на пороге зрелости. Она утешилась и решила не перечить Мише. Не хочет – не надо. Ничего страшного - они проживут жизнь для себя, не напрягаясь. В конце концов, они не первые и не последние - на белом свете много бездетных пар.
Прозрение пришло к ней неожиданным озарением. Лиза сама не понимала, что послужило причиной, подтолкнувшей ее сделать вывод о том, что Миша бесплоден, и именно поэтому он отговорил ее идти лечиться, а все его речи о нежелании иметь детей предназначены для того, чтобы скрыть свою беду от нее.
И опять она тайком от мужа искала в Интернете информацию, способную либо подтвердить, либо опровергнуть ее догадку. Популярные статьи по психологии и сексологии огорчили женщину – они скорее подтверждали ее правоту. Конечно, для полной уверенности нужно было задать мужу прямой вопрос, но Лиза, хорошенько поразмыслив, не стала этого делать. Она решила быть деликатной и не вторгаться туда, куда Миша ее не приглашал. Захочет – расскажет сам.
Ей было обидно от того, что муж не рассказал ей о такой важной вещи, но Елизавета Николаевна слишком сильно любила его, чтобы не найти оправданий его недоверию в статьях по психологии. В конечном итоге, она решила, что Миша просто боится говорить с ней на такую деликатную тему, полагая, что желание иметь ребенка может толкнуть ее в объятия другого мужчины, и легко простила его. Лиза снова вспомнила о том, что на белом свете много бездетных пар, живущих друг для друга, успокоилась и стала тщательно следить за тем, чтобы больная для Миши тема не поднималась в их разговорах.
Жизнь продолжалась.
Анна Михайловна уже не работала. В октябре 2002 года фирма, в которой она успешно трудилась уже несколько лет, сменила собственника. Как водится, в первую очередь новая администрация вынудила уволиться главного бухгалтера, Анну Михайловну Лялину. Больше работу она найти не смогла.
Предложений на рынке труда было достаточно, но почти во всех объявлениях указывалось требование к соискателям – возраст не старше 45 лет. И даже, когда Анна звонила по тем объявлениям, в которых возрастной ценз для главбуха отсутствовал, услышав, что соискательнице скоро исполнится 56 лет, ей немедленно отказывали, даже не приглашая на собеседование.
Работодателей не интересовали ни высшее профильное образование, ни огромный опыт работы, ни вполне приличное состояние здоровья. Им от главного бухгалтера нужны были только молодость, красота и сговорчивость. Женщина поискала-поискала работу, да и успокоилась. Теперь она сидела дома и занималась домашним хозяйством, сняв с Лизы почти всю нагрузку бытовых забот.
В марте 2003 года неожиданно, в обстановке строгой секретности, женился Мишин друг Костя, или, как называла его мать - Котя. Обстоятельства, предшествовавшие свадьбе, тщательно скрывались и Костиком, и Ниной Константиновной. Из обрывочных фраз подруги Анна Михайловна поняла, что Котя попал из-за своей будущей жены, тоже Нины, в какую-то очень нехорошую историю, из которой ему помогла выпутаться тетка его жены, служившая в милиции.
Сразу после свадьбы новоиспеченный муж был зверски избит, и потом довольно долго лечился. Неизвестно, остался бы он в живых или нет, если бы отец Нины, Леонид Николаевич, и ее тетка, Юлия Николаевна, не подоспели бы вовремя. Тогда работы сразу лишились Костик, Нина и муж Нининой тетки.
Костик больше не пошел работать системным администратором. Миша порекомендовал его в диспетчерскую, с которой сам сотрудничал уже несколько лет, и уже успел привести туда же Вадима, ушедшего из медицины. Теперь все трое друзей зарабатывали извозом и были вполне довольны своей жизнью.
Как только Котя женился, Шапокляк размечталась о том, как дети подарят ей долгожданную и уже обожаемую внучку, которую Костик и Нина обещали назвать в честь нее, Ниной Константиновной. Она предвкушала, как станет Ниной-старшей, Костина жена будет Ниной-средней, а маленькая Ниночка - Ниной-младшей. Нина-старшая сдружилась не только со всем семейством Лазаревых, но и с теткой Нины-средней, Юлией Николаевной. Узнав, что у ее мужа, Анатолия Александровича, есть родная сестра Лариса и племянница Маша, Нина-старшая не только подружилась с ними, но и начала вынашивать планы сосватать Машу с Вадимом.
Услышав, как зовут тетку Нины-средней, Лиза молча задалась вопросом о том, не та ли это самая Юлия Николаевна, которой так боялся ее бывший главбух. Ответ на свой вопрос она получила уже через пять минут, когда болтушка Шапокляк стала рассказывать о муже грозной полковницы, Анатолии Александровиче Мартынове. Лиза была удивлена тем, как при упоминании о нем, оживилась Анна Михайловна, рассказавшая Нине Константиновне о том, как Лиза когда-то работала с Мартыновым и страшно боялась крутого нрава его супруги.
Реакция Шапокляк была вполне предсказуемой - и без того немного экзальтированная женщина пришла в восторг от того, что для семьи ее питомца знакомство с семьей Мартыновых будет не совсем новым, и они не будут в шоке, когда встретятся с Юлией и ее мужем за праздничным столом.
Очень скоро Нина Константиновна познакомила Анну Михайловну с Юлией Николаевной. Оказалось, что полковница хорошо помнила Лизу, почему-то обрадовалась встрече с ней и была очень рада познакомиться с ее матерью. Женщины быстро нашли общий язык, и, со временем, образовалась троица закадычных подруг-сплетниц. Они встречались, как минимум, один раз в неделю у Анны Михайловны, а в остальное время общение происходило по телефону. Нина теперь жила у Лазаревых и устраивать встречи с подругами на их территории стеснялась, а Юлия не приглашала женщин к себе, чтобы не показывать Анне Михайловне своего мужа Толика, которого она до сих пор ухитрялась ревновать к каждой юбке.
В начале октября 2003 года Нина Константиновна, как обычно, гостила на даче у Берсеневых. Как они ни обожали свою Шапокляк, но в этот раз ее присутствие стало тяжким испытанием для хозяев дома. Гостья говорила только о внуках. Ее невестка Ниночка была беременна, и Нина-старшая была счастлива до такой степени, что не могла говорить больше ни о чем, не замечая, что эта тема нервирует и Лизу, и Мишу.
В один из холодных октябрьских вечеров она разошлась до такой степени, что задолго до рождения первого Котиного ребенка уже говорила о нем, как о родившемся человеке, и начала мечтать о втором внуке. Лиза, и так с трудом переносившая преждевременную похвальбу Шапокляк, думала о том, как бы поделикатнее остановить ее, но ничего толкового придумать не могла. В конце концов, ее выручил Миша, на сей раз обошедшийся с гостьей довольно бесцеремонно:
- Что Вы заладили одно и то же? Как послушаешь, внуки-внуки-внуки. Уши вянут. О сыне бы подумали. Пожалели бы его прежде, чем рот раскрывать.
- Так о нем все мысли…
- Не те у Вас мысли, Нина Константиновна. Вроде замужем были, сына вырастили, нас, его друзей, воспитали, а мужской психологии не понимаете.
- Как не понимаю? - изумилась Шапокляк.
- Дорогая моя, мужчины и женщины относятся к детям по-разному. Мужчина, если ему жена не надоела, ребенка не захочет, тем более, второго.
- Чтооо?
- А что? Мужчина привык, что жена принадлежит только ему, а тут появляется крохотное орущее существо, которое отодвигает отца на задний план, становится пупом земли и отбирает у несчастного папаши большую часть внимания жены навсегда. Кому это понравится? Где Вы видели нормального человека, который охотно позволил бы самого себя обобрать?
- Это же его ребенок. - удивилась Нина-старшая. - Ты хочешь сказать, что отцы не любят своих детей?
- Любят, но не сразу и иначе, чем матери.
- С ума сошел…
- Нет. Не сошел. Поймите же, наконец – существует принципиальное различие между мужчиной и женщиной. Мужик – не баба, ребенка не вынашивает, не рожает, материнского инстинкта у него нет, и требовать от отца такого же отношения к потомству, как у матери, нельзя!
- Ты серьезно?
- Абсолютно. Вы скоро будете иметь "удовольствие" убедиться в том, что я прав, на примере собственного сына.
- Котя другой.
- Вам так кажется. Котька – нормальный мужик. Не надо его идеализировать.
- Он уже любит своего будущего ребенка.
- Вы видите то, чего нет и быть не может. Мужчина есть мужчина. Он сам желает быть ребенком своей жены, и конкурент ему не нужен.
- Он сам говорит, что любит свое дитя.
- Котька говорит то, что хотите слышать Вы и Нина, не более того.
- Котенька никогда не был лицемером!
- Давайте назовем то, что он говорит, ложью во спасение.
- Кого?
- Ниночки. Ей нельзя волноваться – Котька старается ее не расстраивать.
- Он с нетерпением ждет рождения ребенка!
- Скорее, наслаждается последними месяцами вольготной жизни и со скрытым ужасом считает дни, оставшиеся до того, как ребенок перевернет его мир вверх тормашками.
- Острый случай мужского эгоизма. - резюмировала Шапокляк.
- Нет, Нина Константиновна, - возразила ей Лиза, - всего лишь типичный образец мужской психологии, можно сказать, классический.
- Из учебника?
- Извините, что говорю такое педагогу-словеснику, но прочтите еще раз "Анну Каренину", хотя бы главы, посвященные Кити и Левину. Лев Николаевич так подробно и эмоционально описал, как менялось отношение Левина к ребенку, какой нелегкий путь он прошел от гадливости до любви, что сразу ясно – человек поделился собственным опытом.
- Гадливости? - недоверчиво переспросила Нина Константиновна.
- Да, гадливости. - подтвердила Лиза.
- Не может быть! Ты что-то путаешь. Не мог Лев Николаевич употребить такое слово по отношению к ребенку.
Лиза не стала спорить. Она встала, подошла к книжному шкафу, нашла на полке издание "Анны Карениной" пятидесятых годов, пролистала, нашла сцену, в которой Левину впервые показали новорожденного сына, и протянула книгу Нине-старшей.
- Проверьте.
Шапокляк проверила и с изумлением обнаружила, что Лиза права - Левин испытывал к ребенку чувство гадливости. Нине Константиновне нужно было признавать ошибку, но, как человеку, привыкшему всегда последнее слово оставлять за собой, очень не хотелось. Делая вид, что читает, она быстро придумала выход из положения.
- Не надо мне Л.Н.Толстого в пример приводить. Адвоката Мишке нашла! Граф мог быть исключением из общего правила.
- Посмотрите в Интернете. Психологи частенько соглашаются с классиком.
- Ты Мишку не выгораживай. – нашлась Шапокляк. – Вам, между прочим, тоже нужно поторопиться с ребеночком. Не молоденькие уже. Тебе, Лиза, тридцать четыре года. Скоро будет поздно. О чем вы думаете? Ладно, с Мишкой все ясно – он эгоист, и позиция его ясна, но ты-то должна понимать, что вам ребенок нужен обязательно. Тебе необходимо обследоваться и лечиться от бесплодия.
- Нина Константиновна, - ответила Лиза, - мы с Мишей для себя все решили. Лечиться против воли мужа и навязывать ему нежеланного ребенка я не буду. Мне покой в семье дороже. Все! Давайте закроем тему.
Шапокляк, привыкшая всегда оставлять последнее слово за собой, отповеди не перенесла и применила запрещенный прием:
- Я не хочу обижать тебя, девочка, но женщина, не родившая ребенка, ущербна по определению.
От неожиданного оскорбления у Лизы из глаз брызнули слезы. Она открыла рот, чтобы ответить так, чтобы навсегда отбить у Нины Константиновны охоту говорить что-либо подобное, но не успела…
- Не смейте оскорблять мою жену! – рявкнул Миша. – Я не позволю ни Вам, ни кому-либо другому навешивать на Лизу ханжеские ярлыки! Не лезьте не в свое дело! Займитесь лучше своей семьей. Насколько я знаю, у Вас далеко не все так сладко, как Вы расписываете. А еще лучше – займитесь сватовством. Найдите Андрею хорошую невесту, пока он не пошел по стопам старшего брата и не вляпался в ушлую бабу. Ему не повезет овдоветь прямо на свадьбе!
- Миша, успокойся. – примирительным тоном попросила Нина-старшая. – Я понимаю, что тебе неприятно такое слышать, но Лизе из-за твоего эгоизма придется терпеть такие выпады всю жизнь от всех желающих. Поверь мне, мальчик, таковых, наверняка, уже много, а будет еще больше. Избавить девочку от подобных издевательств не так уж сложно. Тебе всего лишь нужно согласиться на то, чтобы Лиза вылечилась от бесплодия и родила ребенка. Злые языки заткнутся, а ты со временем привыкнешь к ребенку и полюбишь его. Еще спасибо говорить будешь, что Шапокляк тебя заставила согласиться на его рождение.
- Никогда и ни за что я не позволю Лизе родить ребенка! – снова рявкнул Миша.
- Почему?
– Вы тут ненужную агитацию развели, хотя не знаете, что есть еще одна очень веская причина, по которой я не хочу иметь детей – я не могу рисковать Лизой! Она слаба здоровьем. Я боюсь за нее! Беременность и роды – всегда риск для женщины. Чем она старше, тем он выше. Я, ради рождения ребенка, подвергать Лизу опасности не намерен! Она нужна мне живая! Мне нужна моя Лизанька, а не ребенок, появление которого на свет может стоить ей жизни!
- Современная медицина позволяет иметь детей даже очень больным женщинам. - ответила Нина-старшая.
- Вы меня не слышите? Мне безразличны теоретические возможности медицины…
- Никакой теории! – перебила Мишу Нина Константиновна. – Сразу ясно, что ты не смотришь телевизор. Сейчас есть такие методики ведения беременности и родов, такое оборудование, что бояться совершенно нечего.
- Красивые картинки, которые так любят показывать по телевизору, меня не интересуют.
- Почему?
- Потому, что есть проза жизни. А в жизни, кроме навороченного оборудования, есть равнодушие, некомпетентность и расхлябанность конкретных медиков….
- Нужно будет обратиться не в районную женскую консультацию, а в хорошую клинику. – перебила Мишу Шапокляк.
- Раздолбаи есть везде, в любой клинике. Я не могу допустить, чтобы Лизанька попала в их лапы.
- Кто не рискует, тот не пьет шампанское. - не сдавалась Шапокляк.
- Водкой обойдусь. Лишь бы Лиза была жива.
- Интересно, что ты скажешь через десять лет, когда дозреешь до отцовства, захочешь ребенка, а твоей жене будет поздно рожать?
- Не беспокойтесь! Один ребенок у меня уже есть, - улыбнулся Миша, - и другой мне не нужен.
От такого заявления мужа Лиза сразу поняла, что означает затасканное выражение "Кровь стынет в жилах". Она побледнела, но, на всякий случай, промолчала.
- Какой ребенок? От кого? Почему ты мне никогда не говорил о том, что стал отцом? Сколько лет ребенку? Девочка или мальчик? – тут же засыпала Мишу вопросами Нина-старшая.
Миша рассмеялся:
- У меня девочка. Взрослая уже. Тридцать четыре годочка. Зовут Лизанькой. Всем все ясно?
Лиза с облегчением перевела дух и решила обратить все в шутку:
- Ну надо же, а? Только собралась сцену ревности благоверному устроить, как он в любви объяснился. Обломчик, однако…
- Давно пора! – оживилась Шапокляк. – Скандалы на почве ревности освежают отношения.
- Скорее, разрушают семьи не хуже детей. – отрезал Миша.
- Уффф! – выдохнула Анна Михайловна. – Напугал! Ты бы еще кино процитировал… "Трое в Пензе и один на Камчатке". Быстро увидел бы превращение Лисенка обратно в Бабу-Ягу...
- Мать, ты чего все время молчала? – поинтересовался Михаил у тещи. - Неужели согласна с Шапокляк?
- Нет, мальчик. Мое мнение полностью совпадает с твоим. Лизой рисковать нельзя. Она у нас одна, а кликуш и ханжей с их ярлыками мы будем посылать на три буквы.
- Анечка, неужели ты не хочешь внуков? – изумилась Нина-старшая.
- Сразу видно, что у тебя никогда не было дочери. – ответила Анна Михайловна. – Свекрови невестку не жалко, а мать дочкой не рискнет.
На сей раз ничего не успела ответить Шапокляк.
- Девушки, вы когда-нибудь угомонитесь? – рявкнул Миша. - Какая муха вас покусала? Что вы сегодня весь вечер грызетесь? Остановитесь! Вам делить нечего! У каждой своя семья и своя жизнь! Лучше помиритесь и напоите меня чаем – я устал, как собака.
Через неделю, в один из ясных, не по сезону теплых субботних дней первой половины октября 2003 года, Берсеневы, нагруженные покупками, возвращались домой из похода по пристанционным магазинам. Навстречу им шла женщина лет шестидесяти. Она была высокого роста, полноватая блондинка, лицо которой выдавало еще не опустившуюся алкоголичку, но большую любительницу крепких напитков. Одета незнакомка была в дорогой черный брючный костюм и черные туфли-балетки. Вполне вероятно, что Елизавета Николаевна не обратила бы на нее внимания, если бы Миша и эта женщина не обменялись бы взглядами, полными ненависти, а потом таким же ненавидящим взглядом незнакомка не взглянула бы на Лизу.
Елизавете Николаевне стало неприятно. У нее не было никаких сомнений, что ее муж хорошо знаком с этой блондинкой, и что их что-то связывало в прошлом. В том прошлом, о котором Михаил ей никогда не рассказывал. Женщина почувствовала, как в ней просыпается ревность, на даче всегда спящая крепким сном.
Недолго думая, Лиза обернулась и, глядя вслед незнакомке, показала ее спине фиги обеими руками, а потом еще и смачно плюнула в ее сторону. К ее удивлению, муж понимающе улыбнулся, поставил сумки на дорогу и сделал то же самое.
- Миша, ты знаком с этой неприятной теткой?
- Конечно. Эту мерзавку хорошо знают и дружно ненавидят все старожилы Поселка, включая меня.
- А почему я ее не знаю?
- Она уехала отсюда много лет назад, еще до того, как мы с тобой познакомились, и больше здесь не появлялась.
- За что ее ненавидят?
- За мадам Фурией числится очень много "подвигов". Нет в Поселке человека из старожилов, которому она не нагадила бы и не осталась бы безнаказанной, но самое главное, за что ее ненавидят люди - это пожар летом 1972 года. Тогда сгорела половина нашей улицы, в том числе, и наш старый дом. Помнишь, я рассказывал об этом?
- Так это она подожгла?
- Да, и все это очень хорошо знают, но сделать ничего не могут. Она – родная сестра нашего участкового милиционера, поэтому всегда остается безнаказанной, что бы ни натворила. Поначалу люди пытались ему жаловаться, заявления писали, но он любую претензию, предъявляемую его драгоценной сестрице, всегда выворачивал таким образом, что виновными оказывались сами обиженные, а мадам Фурия объявлялась невинной жертвой козней наглых соседей. Как ты думаешь, людям нравится такое положение вещей?
- Думаю, что нет.
- Как только все узнают, что она приехала, чудиков начнут считать святыми.
- Правда? А почему она здесь долго не появлялась?
- Говорили, что мадам Гарпия жила с мужем за границей, но правда ли это, я не знаю.
- Ты же сказал, что ее фамилия – Фурия.
- Нет, Лисенок. Фурия, Гарпия и многое другое – это эпитеты. Ее фамилия по мужу – Кузнецова.
- Почему ты называешь ее "мадам"?
- Ее так прозвал весь поселок. Эта дрянь очень высокого мнения о себе и любит изображать великосветскую даму.
- Она посмотрела на тебя с такой ненавистью, что мне стало не по себе, а потом таким же взглядом "одарила" меня.
- Не расстраивайся. Мадам Кузнецова больна на всю голову и ненавидит всех вокруг. Бояться ее не стоит, но осторожными быть, пока она здесь, не помешает. Будем надеяться, что долго она у братца не прогостит и сильно не накуролесит.
Когда они пришли домой, первое, что сделала Лиза, сама умылась святой водой и помогла Мише сделать то же самое.
- Что случилось? – встревожилась Анна Михайловна.
- Мы ведьму встретили. – "страшным" голосом поведала более-менее успокоившаяся Лиза. – Теперь сглаз снимаем.
- Чтооо???
- Лизанька, не пугай маму. – попросил Михаил. - Девочки мои, присядьте и послушайте. Очень прошу – отнеситесь серьезно к тому, что я скажу.
- Миша, не пугай меня. – жалобно попросила теща, усаживаясь в кресло.
- Мать, пожалуйста, не смотри на меня глазами отравленного таракана и не включай реактивный двигатель. Я никого не собираюсь пугать понапрасну, но некоторое время нам всем придется побыть осторожными. Дело в том, что в Поселке после многолетнего перерыва появилась некая Фаина Кузнецова, которая приходится родной сестрой нашему участковому милиционеру. Замужем она за каким-то бывшим партработником, ставшим после развала Союза то ли каким-то крутым чиновником, то ли не менее крутым бизнесменом. Человеком она всегда была крайне неприятным, скандальным и, кроме того, привыкшим, что ей все всегда сходит с рук.
- Еще бы. С такими защитниками. – заметила Анна Михайловна.
- В нашем Поселке нет ни одного старожила, не пострадавшего от ее выходок. Наши ненормальные соседи-чудики по сравнению с ней – ангелы с крылышками.
- Ого! – охнула Анна Михайловна. - Если они - ангелы, то кто она? Дьяволица?
- Что-то в этом роде. - ответил Миша. - Судя по внешности, мадам успешно спивается. Сама понимаешь, возраст и алкоголь ей характер не улучшили. Я вам с Лизанькой рассказывал, как долбанутая соседка, имевшая какие-то терки с моими родителями, сначала пригрозила моему отцу сжечь наш дом, а потом, воспользовавшись случаем, исполнила угрозу, спалив, заодно с нами, почти половину Поселка. Той поджигательницей была мадам Кузнецова.
- Однако! Ты боишься чего-то конкретного?
- Нет. Я не знаю, какие мысли могут возникнуть в сумасшедшей голове мерзкой бабы, и допускаю все, что угодно. Я боюсь, что в пьяном угаре она перенесет претензии, которые у нее были к моим родителям, на нас с Лизой.
- Ты знаешь, что произошло между ней и твоими родителями?
- Нет. Мне было всего десять лет, когда сгорел дом.
- Тогда почему ты боишься ее претензий к вам с Лизой?
- Она сумасшедшая, и никто не знает, что может взбрести ей в голову. Я надеюсь на то, что все будет хорошо, но собираюсь готовиться к худшему.
- Миша, ты – человек уравновешенный, пустым страхам не подверженный. – ответила Анна Михайловна. - В отличие от Лизы, ты фантазировать, а потом пугаться своих фантазий, не будешь. Значит, что-то тебя тревожит, и, насколько я понимаю, сильно. Делай все, что считаешь нужным, а мы тебя поддержим. Начать лучше всего с покупки нового замка для калитки.
Ночью Лиза проснулась и почувствовала, что муж не спит. Он лежал тихо, но его дыхание не было дыханием спящего человека. Женщина удивилась, но сама беспокоить Мишу не стала.
- Хочет побыть один. - подумала Лиза, - Видимо, немного устал от постоянного общения и захотел тишины. Только почему вдруг сегодня? Не связана ли его внезапная бессонница с появлением той мерзавки?
- Лисенок, ты почему не спишь? – вдруг спросил Миша.
- А ты? – отозвалась Лиза.
- Тяжкая дума одолела. Как ты считаешь, не купить ли нам участок у соседей?
У Лизы отлегло от сердца.
- Так вот что его волнует, - подумала женщина, - а я сразу приревновала. И к кому? К старой пьянчуге. Вот дура.
А вслух спросила:
- А что – кто-то продает?
- Да. Чудики. Уезжают за границу насовсем, хотят продать.
Чудиками Миша называл своих странноватых соседей Чудаковых, которые, купив много лет назад участок у прежних хозяев, продавших его после пожара очень дешево, не стали его обрабатывать. Они не стали строить новый дом - засыпали землей пепелище и сделали на его месте лужайку с будкой-входом в подвал сгоревшего дома, в котором они хранили палатки и весь остальной нехитрый скарб. Огород им тоже оказался без надобности. Чтобы к ним никто не смог предъявить претензий, они посадили новые фруктовые кусты, деревья, вместо сгоревших, и много цветов, но тем и ограничились.
Не то, что дом – хозблок, пригодный для жилья, построить не удосужились, сарайчика не поставили, даже туалет взамен сгоревшего соорудить не потрудились, приладившись справлять естественные надобности в ближайшем лесочке, а мыться и стирать - в речке. Приезжая на свой участок на выходные дни или в отпуск, они жили по-походному – ставили на лужайке палатки и готовили пищу на костре, а по вечерам бренчали на гитаре, изображая из себя туристов на привале, чем очень нервировали соседей, сильно опасающихся, что эти горе-романтики однажды сдуру, по неосторожности, опять спалят весь Поселок.
Ближайший агрохолдинг, с полей которого чудики по ночам тащили все, что удавалось украсть, тоже был не в восторге от их бурной деятельности, но угомонить вороватых придурков своими силами не смог. Действия не возымел даже проверенный старинный метод – хороший заряд соли в мягкое место. Несколько дней после экзекуции было тихо, но, как только чудики вновь смогли безболезненно пользоваться пятой точкой, ночные набеги заворуев на совхозные поля возобновились.
Обитатели ближайшего к Поселку садового товарищества, регулярно бившие морды своим вороватым соседям, таскавшим с их огородов все подряд, страстно мечтали, чтобы агрохолдинг и поселковая администрация обратились в суд и посадили это ворье хотя бы на пятнадцать суток, но руководство хозяйства пока никаких радикальных мер против заворуев не предпринимало. Поселковая администрация тоже ничего сделать с ними не могла, поскольку в самом Поселке чудики ни у кого ничего пока не украли. И вот теперь они уезжали…
- Зачем тебе еще один участок? – спросила Лиза. - Своего огорода мало? Хочешь надорваться на грядках?
- Нет. Хочу вложить деньги в землю и получить прибыль от продажи урожая фруктовых деревьев и кустов.
- Если дело только в этом, покупай, но учти - если ты попробуешь превратить его в филиал огорода, я совсем есть перестану. Сдохну с голоду у тебя на глазах.
- Не сдохнешь. Я тебе не дам. Буду кормить с ложечки, как маленькую.
- А если я откажусь?
- Тогда я сдохну вместе с тобой.
- Утром можно будет порепетировать. - промурлыкала Лиза.
- Что порепетировать? Как подыхать вместе будем?
- Зачем такой экстрим? Порепетируем с ложечкой?
- Ну, ты и Лиса Патрикеевна. - довольно улыбнулся муж, не меньше Лизы обожавший подобные проделки, в первые годы их брака немного шокировавшие тещу, не сразу привыкшую к их проказам и чудачествам, и считавшую своих детей чересчур взрослыми для такого рода шалостей. Теперь, спустя годы, она так привыкла к их развлечениям, что начинала беспокоиться и задавать дочери тревожные вопросы, если между забавными выходками проходило более двух недель.
- А я думала, что ты соображаешь, какие меры необходимо принять, чтобы защитить Лисенка от мадам Гиены.
- Ночь – плохая советчица. Думать о важных вещах нужно только днем. Лизанька, что ты устроилась в сторонке, как неродная? Иди ко мне.
- М-м-м.... - промурлыкала успокоившаяся Лиза, удобно устраиваясь на груди у мужа. - Сладенько...
Можно было бы сказать, что появление мадам Кузнецовой никак не изменило их жизнь, если бы Лиза не стала замечать в Мишином поведении поначалу едва заметные признаки внутреннего напряжения, которые постепенно становились все более явными. Посторонние, скорее всего, не заметили бы ничего, но Лиза уже неплохо знала своего мужа, и для нее изменения были очевидны.
Началось с малого.
На следующий день за ужином Миша вдруг устроил семейный совет, но, против обыкновения, нарушил привычный порядок вещей, который сам и завел в первый же год их брака. Когда возникала какая-нибудь более-менее серьезная проблема, они с Лизой всегда сначала вдвоем продумывали наиболее оптимальный для всех троих вариант ее решения, определялись с тем, что будет для них неприемлемо, а в чем они, при необходимости, готовы уступить матери, и только потом устраивали семейный совет, на котором уже втроем решали, как поступят.
Мнение Анны Михайловны не всегда совпадало с их представлениями о том, как нужно поступить, и Лиза каждый раз, когда такие расхождения случались, была готова до хрипоты отстаивать их с мужем решение. Много сил положил мастер компромисса Миша на то, чтобы убедить своего цыпленка бойцовой породы в том, что не следует бороться за мир до последнего патрона.
Много времени прошло, пока Лиза поняла, что у них, по сравнению с мамой, жизненного опыта пока маловато, и почти в любой ситуации полезно сначала попробовать последовать совету более опытного человека и посмотреть, что из этого выйдет. Как только она на деле убедилась в том, что муж никогда окончательно не отказывается от их общего решения в угоду Анне Михайловне, а откладывает его в сторонку, как запасной вариант на тот случай, если теща вдруг ошибется, Лиза перестала обижаться на Мишу, и в семье воцарился мир и покой.
В этот раз он, против обыкновения, не посоветовавшись с Лизой, сразу начал с тещи:
- Мать, мне нужна твоя помощь.
- Мишенька, если сделать то, что тебе нужно, в моих силах, я буду только рада помочь. - ответила Анна Михайловна.
- Дорогие мои, лето давно закончилось. Дни становятся все короче и короче. Лиза приезжает с работы в темноте. Раньше вы встречались на вокзале и добирались вместе, а теперь она ездит одна. Я зависим от заказов, и не всегда могу встретить ее у офиса и забрать домой. Что скажете, девочки?
- Ты прав, мой дорогой, - ответила теща, - нам необходимо либо в ближайшие дни переехать в город, либо я буду по вечерам ходить встречать Лизаньку на станцию. Она мне будет звонить из электрички, допустим, из Подольска. Мне вполне хватит времени дойти до станции и встретить ее. Разумеется, нужно будет договориться, в какой вагон она будет садиться. Идеальный вариант – пятый или шестой.
- Вы что, серьезно? – удивилась Лиза.
- Абсолютно. - ответила мать.
Муж согласно кивнул головой.
- Значит так, - продолжила Лиза, - ни о каком переезде в город пока не может быть и речи. Осень в этом году благодатная – ясная и теплая, во всяком случае, пока. Вы оба прекрасно понимаете, что такая погода может простоять еще довольно долго, но даже, если очень скоро начнутся дожди и холода, можно пожарче истопить печку. Пропускать свое любимое время года из-за ваших страхов я не хочу. Мы все здесь в тишине, на свежем воздухе отдыхаем душой. Пожалуйста, не увозите меня в город. Я много лет хожу по вечерам с работы одной и той же дорогой, и ни разу ничего хуже "здравствуйте" не услышала и хуже улыбки не увидела.
- Раньше вы ходили вдвоем. - ответил муж. - С двумя, даже слабыми женщинами, связываться не станет ни один хулиган. Насчет переезда в город я с тобой согласен – будем жить здесь, как всегда, до снега. Значит, маме придется каждый вечер встречать тебя на станции.
- Как маленькую девочку?
- Нет. Как слабую женщину. Лизанька, пожалуйста, не строй из себя бой-бабу, соглашайся.
- Я весной ездила одна. Ты не волновался.
- Ошибаешься. Я просто вида не подавал. Все-таки была весна, дни удлинялись, народу на улицах по вечерам прибавлялось, а сейчас все наоборот… Большая часть дачников давно разъехалась по домам, и до самой весны будет приезжать только на выходные. Даже днем в будни улицы почти пусты, а про вечера и говорить не приходится. Зачем ты упрямишься? Неужели тебе не становится страшно, когда ты идешь домой одна в потемках?
Лиза задумалась. Умом она понимала, что Миша прав, заботясь о ее безопасности. Ей и весной-летом было неприятно идти в восемь-девять часов вечера со станции в одиночку, а с тех пор, как стало рано темнеть, стало жутко даже думать об этом. Каждый вечер Миша забирал ее из офиса, и каждый вечер она боялась, что из-за выгодного заказа он этого сделать не сможет, и ей придется добираться одной. Она была благодарна и матери, и мужу за такую заботу, но не могла не понимать, что Миша заволновался неспроста, и что эти ежевечерние "встречалки" связаны с появлением в поселке мадам Кузнецовой.
При одной только мысли о том, что в один из вечеров она может встретить на улице привыкшую к безнаказанности мерзкую бабу, Лизу передернуло. От мысли о том, что эта женщина - сумасшедшая, Елизавете Николаевне стало еще хуже. Она мысленно согласилась с правотой мужа, сделала вид, что ничего не понимает и вынесла вердикт:
- Мишенька, я не знаю, как ты ухитряешься предупреждать все мои желания. Мне правда страшновато ходить одной по темноте, и, если маме будет не в тягость встречать меня на станции, я буду только рада. Спасибо тебе, родной. Сама я попросить маму выходить вечером не решилась бы.
- Очень зря. - проворчала Анна Михайловна. - Вечерние прогулки очень полезны для здоровья, особенно в моем возрасте.
Ситуация разрешилась к всеобщему удовольствию, но у Лизы осталось впечатление, что это только начало, первое звено в цепочке Мишиных поступков, направленных на то, чтобы оградить ее от общения с Кузнецовой. Как выяснилось, женщина оказалась права. Долго ждать продолжения ей не пришлось.
Еще через неделю, в воскресенье днем, Елизавете Николаевне потребовалось пойти в магазин за хлебом. Миша, в это время чистивший принесенные из леса грибы, немедленно оставил свое занятие и пошел вместе с ней под предлогом, что в доме почти не осталось гвоздики и уксуса. Он лгал. Этих специй было вдоволь, и Лиза поняла, что он нашел благовидный предлог не отпускать ее одну. Она не стала задавать вопросы, и они пошли вместе. И опять интуиция подсказала женщине, что муж не хочет, чтобы она встретилась с Кузнецовой лицом к лицу даже днем, на улице или в магазине.
В местном супермаркете они действительно встретили мадам. Она что-то искала на водочных стеллажах. Увидев Берсеневых, подошедших к полке с дорогой водкой, чтобы купить бутылочку в комплект к только что неожиданно приобретенной к обеду селедочке, Кузнецова, явно нетрезвая, криво улыбнулась и вдруг злобно поинтересовалась:
- Ну что, голубки, все воркуете?
- Воркуем. - ответил Миша. - Наше дело молодое.
И, быстро взяв нужную бутылку, поскорее увел жену к кассам.
По дороге домой Лиза спросила у мужа:
- Мишенька, что Кузнецова имеет против нас?
- Лизанька, я не знаю. Если бы речь шла о нормальном человеке, можно было бы делать какие-то предположения, но она никогда не была нормальной, а теперь еще и пьет. Кто знает, какие мысли вертятся в сумасшедшем мозгу, даже трезвом? А ее сумасшедший мозг еще и пьян. Будем надеяться, что она не имеет против нас ничего, кроме того, что любой пьющий человек имеет против трезвого. Мы просто попались под руку, да еще совершили тяжкий грех – купили бутылку дорогой водки у нее на глазах, когда она выбирала самую дешевую. Между прочим, в тележке она увидела еще один наш не менее тяжкий грех – много хорошей закуски.
- Она бедствует?
- Не знаю, Лисенок. Слухи ходят разные, а какие из них правдивы, знает только она сама. Одни говорят, что она овдовела и страшно бедствует, потому что муж оставил завещание, согласно которому все имущество перешло к сыну. Другие рассказывают, что она чуть ли не ежедневно пристает к Марголиным.
- Зачем?
- Хочет купить их дом. Говорят, что мадам делает очень щедрые предложения.
- А Марголины?
- Пока ничего продавать не собираются, но, сама понимаешь, однажды она при помощи братца может сделать им такое предложение, от которого они не посмеют отказаться.
Дальше Миша перевел разговор на другую тему, а у Лизы вновь осталось ощущение, что все не так просто, как он ей постарался преподнести, которое укрепилось уже на следующий день, когда, приехав вечером с работы, Михаил привез много плотной гардинной материи, чтобы теща сделала новые шторы взамен износившихся. Лиза не стала ничего говорить мужу о том, что старые шторы еще вполне пригодны к употреблению и могут прослужить еще несколько лет, но вывод о том, что он обзавелся плотными шторами, не случайно, сделала.
Очередной нежданчик случился уже в ближайшую пятницу. Вечером, вернувшись с работы позже обычного, Михаил сначала притащил на кухню несколько больших пакетов из супермаркета, а потом принес в гостиную большую, явно тяжелую, картонную коробку. Анна Михайловна и Лиза, понимая, что Миша купил еще какой-то вожделенный аппарат для кухни, который уже некуда ставить, с ужасом посмотрели на него, и теща поинтересовалась:
- Что ты еще хапнул, скопидомок наш золотой?
- Хлепопечку, мать.
- Одну прикупил? Сознавайся!
Анна Михайловна попала в точку. Зять опять купил обновку в двух экземплярах – одну в город, а другую – на дачу.
- Обижаешь! Ее сестра-близняшка ждет нашего приезда в городской квартире.
- Зачем? В магазинах хлеб есть всегда.
- Представляешь, сегодня отвез клиента на Проспект Мира, еду на разворот у Рижского вокзала и уже предвкушаю, что все, свободен, домой еду, а там, у торгового центра, на тротуаре мужик стоит с точно такой же коробкой, и голосует.
- "Не вынесла душа поэта"?
- Мать, ну как я откажусь от выручки, которая сама идет в руки?
- Понятное дело – "люди гибнут за металл".
- Не перебивай меня, мамаша. - добродушно пробурчал Миша. - Короче, подбираю я этого мужика, помогаю ему погрузить покупку в машину и приглядываюсь к картинке на коробке.
- Кто бы сомневался! - хмыкнула теща.
- Простите, люди добрые, слаб я на домашнюю технику.
- Мы в курсе. - фыркнула Лиза.
- Ему ехать недалеко было, в Марьину Рощу. По дороге, пока сидели в пробке на Сущевском валу, я разговорил его, и он рассказал, что жена ему всю плешь проела – хочет хлебопечку в подарок на годовщину свадьбы. Ей какая-то подружка приносила попробовать домашний хлеб, так она больше никакой другой есть не желает. Послушал я его рассказ, позавидовал обновке и подумал, что нам хороший хлеб тоже не помешает.
- Глаза твои завидущие. - отозвалась теща.
Миша пропустил ее реплику мимо ушей.
- Отвез я того мужика, вернулся на Рижскую, пошел в торговый центр, посмотрел, что за зверя он супруге подарил, почитал инструкцию и понял – надо брать. Извините, девочки, – не удержался, хапнул эту дуру, а по дороге домой зашел в "Перекресток" и купил все необходимые ингредиенты.
- Это что, мне придется каждый день тесто замешивать? – испуганно поинтересовалась теща.
- Нет! Она умнее, чем ты думаешь. У этой заразы внутри есть специальное ведерко. Ты засыпаешь в него все компоненты, наливаешь туда воду, загоняешь его в аппарат и включаешь нужный режим. Все! Когда будет готово, машина запищит. Останется только достать.
- Угольки?
- Говорят, что очень вкусный горячий хлеб с хрустящей корочкой, но можно и пироги испечь, и варенье сварить - там столько режимов и рецептур...
В который уже раз за последний месяц, Лиза обратила внимание на то, что ее мать явно понимает, что поступки зятя не случайны, и довольная тем, что он делает, поддерживает его во всех начинаниях.
- Я ее боюсь. - дурашливо сообщила опять очень довольная Анна Михайловна, показывая пальцем на уже стоящий на столе прибор.
- Не бойся. Она добрая. Она позволит вам в дождь никуда не ходить, а ее сестричка побережет ваши косточки в мороз и гололед. Нажмете нужные кнопочки, и можете отдыхать. Я после ужина разберусь и сам испеку первую буханку, а вы обе посмотрите, как просто это делается.
- А вдруг укусит? – совсем развеселилась теща.
- Неее! Она не кусается. Она добрая - девочкам ножки бережет.
- Вот и проболтался. - сидя на диване подумала Лиза. - Изобрел еще один способ не выпускать меня одну из дома, чтобы я не пересеклась с Кузнецовой. Кажется, действительно, выстраивается система.
Миша заметил, что жена опять невеселая, и решил, что ей не понравилась покупка. Он подошел к Лизе и опустился перед ней на колени.
- Большой Лис не угодил своему Лисенку?
- Лисенок ждет, когда Большой Лис отвлечется от обновки.
Анна Михайловна благоразумно ушла на кухню разогревать ужин.
- Скоро девять лет вместе, но еще не разучились скучать друг без друга.- подумала мать. - Молодцы!
В это время в гостиной Миша поднялся, сел на диван и усадил жену к себе на колени. Она обняла мужа, всхлипнула и уткнулась лицом в его плечо. Он крепко прижал Лизу к себе, и стал целовать и шептать на ушко:
- Детонька моя, не плачь. Все хорошо. Ты, как всегда, немножко соскучилась.
- Угу, - опять всхлипнула Лиза, - целый день не виделись. Девятый год живем, и каждый день я маюсь одной и той же дурью...
Ей хотелось сказать мужу, что она устала от хорошо завуалированной лжи и стосковалась по нему прежнему, но женщина заставила себя промолчать.
- Маленькая моя, - ответил Миша, - ты же знаешь, что эта дурь у нас с тобой одна на двоих. Я тоже соскучился. Потерпи немножко. Сейчас поужинаем, разберемся с аппаратом и пойдем баиньки. Пошалим, помурлыкаем и заснем обнявшись. Годится?
- Ммм… Заманчиво. - проворковала успокаивающаяся Лиза. - Мишенька, откуда ты узнал, что я хочу хлебопечку? Только ты поторопился, родной. Я думала, как тебе намекнуть, чтобы ты положил ее под елочку, а ты взял и лишил меня мечты.
- Зачем намекать? Надо было просто сказать.
- Чтобы мамка услышала и нас обоих убила? Не забывай, мы с тобой у нее давно идем по расстрельной статье.
- Какой именно?
- Злостное потакание придурям друг друга. Она нас давно уже в рецидивисты записала.
- А мне показалось, что тебе не понравилось.
- Что ты? Наоборот. Хлебопечка избавила меня от серьезной проблемы.
- Какой?
- Ты же знаешь – я домоседка. Мне и в нашем саду хорошо. Выходить из дома не люблю, тем более одна, а теперь даже за хлебом бегать не нужно.
- Конечно знаю, детонька моя родная. Наше счастье, что мы оба домоседы.
Лиза почувствовала, как Миша расслабился, даже слегка обмяк в ее объятиях.
- Кстати, о елочке. Лисенок, хочешь найти под ней путевки на теплое море? Допустим, в Грецию, на недельку. Теплое море, южное солнце, золотой песочек, фрукты…
- Самолетом туда и обратно?
- Но ты же давно хочешь поехать на отдых.
- Не такой ценой.
- До по-настоящему теплого моря зимой поездом не добраться.
- Значит, поедем отдыхать в заснеженный подмосковный Поселок.
- Обещаю! А под елочку?
Лиза не успела ответить – в гостиную вернулась Анна Михайловна!
- Граждане! Что вы себе позволяете? Прекратите обниматься и целоваться. Стыд и позор! Скоро девять лет женаты, а все никак друг на друга не надышатся! Целуются и целуются! Воркуют и воркуют… Позор! Извращенцы!
- Ты чего орешь, старая? – беззлобно поинтересовался зять, не выпуская Лизу из рук. – Тебе было бы лучше, если бы мы не целовались, а дрались?
- Зачем сразу бросаться в крайности? – сбавила обороты теща. - Можно просто сделать перерыв на ужин.
В ближайший понедельник по пути домой Лиза задумалась о том, почему Миша в последнее время так напряжен, и почему он делает все, чтобы не выпускать ее на улицу без особой необходимости. Ей казалось, что его страхи совсем не абстрактны, что он боится чего-то вполне определенного, и это неведомое ей "что-то" связано именно с мадам Кузнецовой, до появления которой в Поселке муж был спокоен и расслаблен. После их встречи на улице и странного выпада в их сторону в супермаркете, семейному покою, похоже, приходит конец, а там и до конца счастья не так уж далеко будет…
Лизе не нравилось настроение мужа - оно не только разбудило все ее старые страхи и комплексы, но и основательно их подогрело. Она снова боялась обмана, измены и подлости. Умом понимала, что молодой женщине ревновать молодого красивого мужчину к старой алкоголичке глупо, но страх был сильнее доводов разума. Не только в Мише, но и в ней нарастало внутреннее напряжение.
Лиза старалась тщательно скрывать свое состояние и надеялась, что ей это удавалось. Вопросов мужу она пока не задавала, понимая, что, если она начнет интересоваться, а он не захочет рассказывать, то либо случится ссора, либо он снова придумает какую-нибудь правдоподобную ложь, наподобие покупки соседского участка. Яснее ясного, что он солгал, но придраться не к чему.
Оба варианта Лизу не устраивали. Она понимала, что это - пути в никуда. Бесконечно делать вид, что она ничего не замечает и вести себя, как положено счастливой женщине, ей тоже не удастся. А как надо поступать в таких случаях, Елизавета Михайловна не знала. Опытной советчицы в такого рода делах у нее не было, и Лиза решила обсудить проблему с матерью.
Когда они шли домой со станции, она спросила:
- Мама, ты не замечаешь ничего странного в Мишином поведении?
Анна Михайловна все давно заметила и была сильно встревожена. Она считала зятя умным, здравомыслящим человеком, не подверженным панике, и понимала, что предпринимаемые им меры безопасности, хоть и непонятны ей, но вполне разумны и необходимы. Сначала она со скепсисом отнеслась к его словам о каких-то претензиях, которые старая алкоголичка может перенести на него и Лизу, и подумала, что опасность грозит Михаилу, но, увидев, что он, не обращая никакого внимания на себя, сконцентрировал свои заботы на безопасности Лизы, Анна Михайловна сообразила, что опасность угрожает именно ее девочке, и испугалась.
В прошлые выходные мать ничего не могла спросить у зятя, но, как только они закончились, она, прямо в понедельник, пока Лиза была на работе, позвонила Михаилу и задала ему прямой вопрос.
- Миша, Лизе грозит опасность?
- Не исключено. – ответил зять.
- Конкретней.
- Мать, пока ничего конкретного сказать не могу. Вполне вероятно, что всему виной мои страхи. Возможно, что я перестраховываюсь, но, согласись, в нашем случае гораздо лучше перебдеть.
- Ты все делаешь правильно, сынок. – только и смогла ответить благодарная Анна Михайловна. – Я тебя поддержу, а Лизаньку пугать не будем.
- Мать, ты молодец! Понимаешь, что наша деточка, если узнает, почему я ее стал так тщательно опекать, может в знак протеста фортель какой-нибудь выкинуть. Характер-то у нее взрывной. Во всяком случае, был когда-то...
- Да, Мишенька, - ответила теща, - с Лизы станется. Долго ждать не придется. Хрюкнуть не успеем, как она что-нибудь учудит.
- Ты тоже держи себя в руках. Учти - твой кросс вокруг стола расскажет Лизаньке о многом...
- Постараюсь.
Дочке она рассказывать об этом разговоре не собиралась. Напротив, поддерживая зятя в его стремлении уберечь жену от какой-то предполагаемой опасности, Анна Михайловна сочла своим долгом успокоить дочь. Она мужественно "включила дурака" и спокойно ответила Лизе:
- Нет. Ничего особенного. А что я должна была заметить?
- Ты не обратила внимание на то, что Мишка в последнее время стал очень напряженным?
- Нет. По-моему, он такой же, как всегда осенью. - не моргнув глазом, солгала мать.
- А я вижу в нем внутреннее напряжение, которое постепенно усиливается.
- Доченька, ты просто раньше не обращала на это никакого внимания, а в этом году заметила. Осенью, в конце сезона, Мишенька всегда немного напрягается.
- Не до такой степени.
- Это естественно – год выдался урожайный. Миша уже устал всю неделю работать, а по выходным вставать в пять утра и копаться в огороде, пока прохладно.
- В пять утра давненько уже темно, а в огороде почти пусто.
- Ну, в семь. Что ты ловишь меня на слове? Лучше подумай о том, как трудно мужику даже в выходные так рано вставать. Неужели ты думаешь, что ему не хочется отдохнуть, выспаться?
- Конечно, хочется. И холодным утром понежиться в кроватке тоже хочется, но это другое...
- К тому же, наш скопидомок не знает, хватит ли ему банок на ту прорву грибов, которая уродилась в этом году, и нервничает, что мало купил.
- Это другое напряжение.
- То же самое, просто в этом году он устал сильнее обычного.
- Да, вероятно, ты отчасти права. Он так за лето устает, что за зиму еле-еле успевает отдохнуть.
- Правильно. Лизанька, просто в этом году Миша устал сильнее, чем обычно, а ты заметила и запаниковала. Успокойся. Все нормально. Он просто стареет.
- Ладно. Допустим. А как ты объяснишь то, что он меня старается на улицу не выпускать, во всяком случае, одну, причем режим постепенно устрожает.
- С чего ты взяла такую глупость?
- Сначала уговорил тебя встречать меня по вечерам на станции. Когда я собралась в магазин за хлебом, пошел со мной, а на следующий день купил прорву всякой всячины и хлебопечку, чтобы я в тот магазин не совалась.
- Между прочим, не я одна встречаю тебя по вечерам. Каждый день я вижу на станции нашу молочницу Шуру и еще двух-трех женщин, имена которых мне неизвестны, но о которых я точно знаю, что они живут у нас в Поселке. Все они по вечерам встречают на станции своих взрослых дочерей, работающих в Москве, и приезжающих домой тем же поездом, что и ты.
- Странно, я никого из них ни разу не видела.
- Они не поднимаются на платформу. – мужественно продолжала дурить голову Лизе мать. - Ждут своих девок у книжного киоска и заодно покупают новые детективы.
- Ты меня не убедила. Мы с Шурой живем на одной улице, но ни разу не ходили домой вместе.
- Мы с тобой сразу идем домой, а они сначала заходят в магазин. Зато на станцию мы с ней идем почти всегда вместе.
- Все равно ты меня не убедила.
- Ты думаешь, что в городе мало отцов, матерей и мужей, выходящих в темное время года по вечерам из дома встречать с учебы и с работы своих жен и взрослых детей? – поинтересовалась мать.
- В городе – другое дело. Там много разного народа, в том числе и лихого. А у нас здесь народу мало и все всех знают.
- Но никто не знает, когда лихие люди забредут к нам и каких бед натворят. Одна пьянь уже забрела и начала чудить. Шурочка говорит, что весь Поселок стонет от ее пьяных выходок.
- Чем "балуется"?
- Чудики громят совхозные поля, а эта "мадам" норовит полазить по подвалам соседских домов.
- Однако! - забеспокоилась Лиза. - Нужно будет сказать об этом Мише, чтобы он поставил еще один замок на вход в сарай.
- Расскажи ему сама - пусть видит в тебе не Лизу-капризу, а единомышленницу, боевую подругу.
- Все равно мне кажется, что он перебарщивает.
- Вполне вероятно, но Мишенька не хочет ничего плохого - он просто заботится о твоей безопасности. Когда дело касается тебя, лучше перестраховаться, чем недосмотреть.
- А в магазин со мной зачем потащился?
- Вы сколько сумок приволокли, хапуги? Только в зубах ничего не держали. Он же понимал, что ты одним хлебом не ограничишься - вот и пошел, чтобы ты тяжести не таскала.
- Допустим. А хлебопечка?
- Позавидовал своему клиенту и купил. Ты что, думаешь, что мужики не способны завидовать? Тем более наш мальчик, помешанный на домашней технике. Хорошо, что у нас здесь кухня большая, шкафов много, и все помещается. А как обрадовался, когда узнал, что угодил! Между прочим, мы с тобой тоже не в убытке от появления в доме этой адской машины. Мишка правильно сказал - весной по голому льду и летом-осенью под проливным дождем по непролазной грязище не нужно больше по пустякам в магазин ходить. А хлеб какой вкусный! Натуральный, без лишней химии. И делать ничего не надо. Закинул компоненты, включил и отдыхай, пока она не вякнет, что родила. Даже я могу с ней справиться.
- Как у тебя все просто…
- Зато ты, Лизанька, любишь все усложнять. Сглазила я тебя – опять ты страхи на ровном месте придумываешь. Рассказывай, что нафантазировала?
- Все началось с появления в Поселке той алкоголички, о которой ты говорила. Мы с Мишей встретили ее на улице, когда возвращались из магазина. В тот же вечер я почувствовала в нем напряжение, которого раньше не было, и которое со временем только усиливается. Оно точно связано с мадам. Мне кажется, что он ее почему-то боится.
- Почему ты так думаешь?
- Поскольку он старается сделать так, чтобы я с ней один на один не пересеклась ни при каких обстоятельствах, я сделала вывод, что она знает о Мише нечто такое, что мне, по его мнению, знать не положено, а он опасается, что мадам по пьяному делу ляпнет мне что-нибудь непотребное. Остается выяснить – что именно он от меня скрывает столько лет.
Анна Михайловна чуть в обморок не упала от откровений дочери. Она так надеялась, что Лиза не догадается связать все эти, на первый взгляд, разрозненные факты воедино, и сделать почти те же выводы, что и она, умудренная жизнью немолодая женщина. Не вышло. Теперь ей предстоит постоянно изображать дурочку и водить дочь за нос до тех пор, пока ситуация не разрешится сама собой.
- Лизанька, я считаю, что ты связываешь между собой факты, друг к другу совершенно не относящиеся. Только себя мучаешь попусту. Успокойся. Все хорошо.
- Мама, вчера вечером он меня напугал.
- Чем?
- Представляешь, перед тем, как лечь спать, Миша достал из шкафа старый отцовский портфель и сложил в него все имеющиеся в доме документы и фотографии. Туда же положил деньги и пластиковые карты. Я думала, что Мишка просто порядок наводит, ждала, что он портфель укомплектует и обратно в шкаф засунет, а он его рядом с кроватью на пол поставил. Что бы это значило?
- Видимо, готовится к переезду в город. - ответила Анна Михайловна, стараясь скрыть испуг.
- В октябре? Не смеши меня. Мама, так готовятся к побегу.
- Лиза, у тебя осеннее обострение? – изобразила дурочку мать. – Начиталась детективов и пошла чудить? Куда и зачем ему бежать? Он у тебя что, преступник или шпион? Ведь нет? Правда? Уймись и переходи на исторические любовные романы. Там все отлично – пираты, лорды, красавцы-султаны, их гаремы, шальные дуры-бабы, любовные сцены…
- Мама, с тобой стало невозможно разговаривать. Ты поддерживаешь Мишу во всем.
- А почему я не должна его поддерживать, если считаю, что он поступает правильно? Лиза, ты обнаглела! Миша заботится о твоей безопасности, а ты ищешь подвох. Он пылинки с тебя сдувает, предупреждает все твои желания, на коленях перед тобой стоит и ручки-ножки целует, на руках носит, делает все от него зависящее, чтобы ты была довольной и счастливой, а ты имеешь наглость в нем сомневаться! К многим ли женщинам мужья так относятся, тем более, на девятом году брака?
- Нет, конечно. Мама, я понимаю, что он не тиран и не сумасшедший, что его действия совершенно осмысленны, правильны и продиктованы заботой о моей безопасности.
- Ах, все-таки понимаешь?! Мозги еще не окончательно усохли? Так какого рожна тебе, идиотке, еще нужно?
- Меня оскорбляет Мишино недоверие.
- Чегоооо??? - взвизгнула Анна Михайловна. - Ты еще имеешь наглость оскорбляться?
- Да. Он не рассказывает мне, чего именно боится. Я предполагаю, что причина его страхов находится в прошлом, и страхи эти вполне обоснованы, но я устала от его скрытности и хочу знать правду.
- Мало ли, чего ты хочешь!
- Пойми, наконец, через почти девять лет совместной жизни выясняется, что есть в его прошлом что-то такое, что способно разрушить нашу жизнь, но муж мне не говорит, что именно. Это что-то сейчас дало знать о себе, а я ничего не понимаю. Мне элементарно обидно!
- Это же надо было избаловать собственную жену до такого свинства! – рявкнула Анна Михайловна. – Перелюбил он тебя. Обнаглела ты! Из ничего трагедию делаешь! Какой кошмар – Миша не выложил тебе всю свою подноготную. С чего ты взяла, что он обязан тебе рассказывать всю свою жизнь в подробностях? Какое твое собачье дело, что у него было в прошлом? Мало ли что там было такое, чего ему вспоминать не хочется? Твое дело – настоящее и будущее, а то, что и с кем у него было до вашей свадьбы, тебе вообще должно быть безразлично! Если потребуется, он все необходимое расскажет тебе сам, без понуканий и обид.
И, сообразив, какова истинная причина Лизиного беспокойства, добавила:
- Поверь мне, с этой старой пьянью у него ничего не было, и прекрати ревновать.
- С чего ты взяла, что я ревную?
- Не вчера мы с тобой познакомились.
- Хорошо. Сознаюсь. Ты права - я ревную своего мужа к этой бабе.
- Не смеши меня.
- Почему тебе смешно?
- Она старше меня.
- Ты телевизор давно смотрела? Там таких пар полно.
- Там любовь с интересом - предприимчивые мальчики делают карьеру при помощи старых влиятельных баб.
- Тогда почему он мне о ней почти ничего не рассказал?
- По-моему, он рассказал довольно много. Вполне вероятно, что он ничего больше о ней не знает.
- Нет. Я чувствую, что он знает намного больше, но молчит.
- Опять двадцать пять. Ты сама ему много рассказывала о том, как над тобой когда-то издевались одноклассники?
- Нет.
- Вот именно! Сама предпочитаешь не рассказывать Мише о своем прошлом, а его считаешь обязанным вывернуться перед тобой наизнанку. По-моему, несправедливо. Как ты считаешь?
Дочери оставалось только согласиться, но только для того, чтобы закончить бесполезный разговор. На самом деле, Елизавета Николаевна поняла, что Анна Михайловна ей лжет, и заподозрила, что поступает так мать по согласованию с Михаилом.
Через несколько дней Лиза, проснувшись ночью, опять обнаружила, что муж не спит.
- Мишенька, тебе нехорошо? Руки болят?
- Нет. Обдумываю, как лучше рассказать тебе правду о мадам Кузнецовой - самому или попросить сделать это Нину Константиновну?
- При чем тут она?
- Она была подругой моей мамы, и многие вещи знает намного лучше меня. Она расскажет более связно, в хронологическом порядке...
- Я не хочу ничего узнавать от других. Только от тебя.
- Я должен был рассказать тебе эту историю в тот день, когда мы с тобой встретили эту мразь на улице. Собственно, я собирался это сделать в ту же ночь.
- Что тебя удержало?
- Не хотел понапрасну тревожить тебя. Надеялся, что она погостит у братца недельку-другую и отправится восвояси. Ошибся. Теперь хочу рассказать тебе, почему я так боюсь эту дьяволицу в женском обличье.
- Значит, я не ошиблась - ты ее действительно боишься. Почему?
- Если кратко, то, во-первых, она сначала, еще в моем детстве, всячески старалась подружиться с моей матерью ради того, чтобы быть поближе к отцу.
- Она хотела его соблазнить?
- Мама впоследствии говорила Нине Константиновне, что Кузнецова имела на него определенные виды.
- Удалось?
- Что именно - подружиться или соблазнить отца?
- Подружиться.
- Еще как! Эта стерва уже смолоду отличалась изобретательностью и отсутствием брезгливости. Для начала дружбы с мамой она использовала прекрасный повод – своего сына. Моя мама учила ее ухаживать за ребенком. На том и поладили.
- А ее родители не могли научить свою дочь обращению с малышом?
- Они тогда еще работали, и она на целый день оставалась с сыном одна. С каждым вопросом мадам бежала к мамочке, а та, добрая душа, ничего не подозревая, помогала "подруге" добрым советом.
- И ничего не заподозрила?
- Поначалу – ничего. Мама довольно долго считала, что ей очень повезло с подругой. Даже позвала на помощь, когда я, купаясь с ребятами в речке, сильно порезал задницу.
- Ты рассказываешь мне историю своего шрама?
- Да. Маме нужно было вытащить стекло из раны, обработать ее и наложить повязку, а я не давался - дергался от боли.
- Чем же ей помогла Кузнецова?
- Она держала меня на руках, пересчитывала родимые пятна на другой ягодице и говорила, что они расположены в виде какого-то созвездия, а мама лечила.
- Мама заставила тебя предстать перед ней без штанов? Какой ужас!
- А что было делать?
- Врача вызывать.
- Лизанька, мобильных телефонов еще не было. Единственный таксофон был на станции, но с Москвой он не соединял. Сами мы не доехали бы. Пришлось маме делать все самой. Поверь, мне не было стыдно.
- Как?
- Не знаю, как взросление происходит у других мальчишек, а я в семилетнем возрасте был еще, по сути, существом бесполым - ни о чем не задумывался и никого не стеснялся.
- Тогда ладно... Долго они дружили?
- Лет семь-восемь, пока мама не заподозрила, что целью "подруженьки" является мой отец, и не прекратила общение с ней, а та, в отместку, летом 1972 года, когда стояла страшная жара и засуха, под шумок, как-то ночью подожгла наш дом и, для отвода глаз, дом наших соседей.
- Сначала предупредив твоего отца?
- Нет. Не предупредив, а пригрозив ему, и исполнив свою угрозу.
- Вот мерзавка!
- Когда мне было шестнадцать, она начала всеми способами коверкать мою жизнь, последовательно отбирая у меня все самое дорогое.
- За что?
- Она пожелала меня в любовники, а я ей отказал.
- Правда?
- Эта баба всегда была мне противна. Несколько лет я шарахался от нее, как от чумы, а потом, когда она в очередной раз подстерегла меня у института, обругал при друзьях уже по полной программе и выгнал чуть ли не взашей. Сказал, что испытываю к ней только отвращение, и высказал все, что наболело, а вечером рассказал о произошедшем инциденте родителям, но не сказал самого главного.
- Мне скажешь?
- Уходя, мадам Кузнецова поведала мне, что я совершил непоправимую ошибку, которую она мне никогда не простит, и пообещала, что я буду расплачиваться за свои слова всю оставшуюся жизнь, а она будет с удовольствием наблюдать за моими мучениями.
- Почему ты скрыл ее угрозу от родителей?
- Я не хотел их беспокоить. По глупости и неопытности был уверен в том, что ее слова – пустой треп ополоумевшей бабы.
- Что было дальше?
- Отец страшно разгневался и поговорил с товарищем Кузнецовым, ее мужем.
- Лучше бы он написал заявление в прокуратуру. – отозвалась Лиза.
- Какие меры предпринял тот деятель, я не знаю, но каким-то образом он свою жену все-таки урезонил, насколько вообще можно было угомонить такую гадину.
- Или припугнул, если было чем. - предположила Лиза.
- Теперь мы никогда не узнаем, что сделал Кузнецов. - ответил Миша. - Во всяком случае, после разговора папы с ее мужем, мадам совсем перестала меня преследовать, а в Поселке появилась всего трижды - один раз в том году, когда умерли мои родители, потом приблизительно за полгода до того, как мы с тобой познакомились, а потом исчезла на много лет и не объявлялась здесь до того дня, когда мы встретили ее по пути из магазина. Тем не менее, обещание свое она выполнила.
- Как?
- Сначала явилась причиной смерти моих родителей и деда...
- Что она с ними сделала?
- Летом 1991 года, когда я был с театром на гастролях, Кузнецова приехала к ним в гости. Я не знаю, о чем она с ними говорила, но приблизительно через неделю после ее визита мой отец умер от инсульта, а через два месяца мама последовала за ним. Дед, как ты сама понимаешь, любимую дочь пережить не смог.
- Какой кошмар! Как это чудовище земля носит?
- Как видишь, носит.
- Миша, скажи правду, твою карьеру разрушила тоже она?
- Да. Последовательно, шаг за шагом, много лет подряд. Начала еще при жизни моих родителей.
- Что она сделала?
- Сначала Кузнецова не дала мне сниматься в кино. Пока я играл только в массовке или крохотных эпизодиках, она не вмешивалась, но, как только я прошел пробы на более серьезную роль, даже не главную, она добилась того, чтобы меня не взяли ни на эту роль, ни на какую другую.
- Мишенька, ты уверен в том, что это сделала именно она?
- Трудно не быть уверенным, когда сначала меня на глазах у съемочной группы называют профессионально непригодным, а затем приглашают в кабинет, чтобы приватно сообщить о том, что есть достаточно влиятельный человек, который заинтересован в том, чтобы я на экране не появился ни в этом фильме, ни в каком-либо другом. После этого признания мне сообщают, что ссориться из-за меня с этим человеком никто не намерен, поэтому я должен всех понять и выйти вон.
- Имя влиятельного человека было названо?
- Да. Пожеманничал немного, но назвал. Кузнецова. Больше я на пробы не ходил, даже если звали.
- Родителям рассказал?
- Нет.
- В театре произошло то же самое?
- Нет. Из театра в те времена уволить человека просто так, без серьезных на то причин, было сложно. Этой гадине удалось сделать так, чтобы я играл только "Кушать подано". Потом, уже в начале девяностых, когда моих родителей уже не было в живых, уволить человека стало проще, чем сходить в туалет. Тогда она добилась того, чтобы меня уволили без объяснения причин. Правда, немного недосмотрела - мне не только рассказали, чья это работа, но и посоветовали уехать из Москвы, даже порекомендовали в какой-то провинциальный театр. Сразу отвечаю на следующий вопрос - в Филармонии и Москонцерте мне объяснили, что исполнители романсов больше никому не нужны и тоже предложили отправиться за Урал, где еще сохранилась культурная публика, и мой репертуар был бы востребован.
- Тогда ты предпочел сменить род занятий?
- Да.
- Тот концерт, в котором мы с мамой тебя видели, был одним из последних?
- Он был самым последним. В тот вечер я пел только для тебя.
- Знаю.
- Ты поняла это сразу?
- Нет. Сначала почувствовала какую-то странную связь между нами, ту самую "волшебную невидимую нить". Я чувствовала, что ты поешь для меня, но боялась поверить своим ощущениям, и очень-очень хотела, чтобы эта нить существовала не только в моем воображении, а потом, когда мы уже были женаты, мне понадобилось еще некоторое время, чтобы поверить, что такая мистика иногда бывает не только в кино.
- Ты поверила мне здесь? В первый наш приезд на дачу?
Лиза кивнула.
- Мы отвлеклись. Ты занялся извозом, чтобы выжить.
- Да. После того, как дед последовал за мамой, я выживал, как мог - поселился здесь, пустил жильцов в доставшиеся мне квартиры, и стал калымить. Денег стало не просто достаточно – образовался избыток средств в сочетании с пустотой в душе.
- Тогда ты и пустился в загул по бабам?
- Да.
- Хорошо, что не спился и не вляпался в секту.
- Не успел. Я тебя встретил раньше, чем сектантов. Кстати, если хочешь знать, я тогда ухаживал за тобой прямо на глазах у мадам Кузнецовой.
- Она была на свадьбе Вадима? – ахнула Лиза.
- Была. С мужем. Он приходился какой-то дальней родней Димкиной невесте. Короче, был там свадебным генералом. Помнишь блондинистую бабенку, сидевшую рядом с Шапокляк?
- Которой ты потом от души врезал в драке кулаком по морде, а она так разозлилась, что сразу после нашего ухода убила Ирку?
- Оплеуха, полученная от меня, была не единственной причиной ее бешенства. Она взбесилась гораздо раньше, в тот приезд в Поселок, за полгода до свадьбы Вадима.
- Было за что?
- Мадам Лахудра тогда приперлась ко мне.
- Чего хотела?
- Сказала, что хочет поговорить.
- Да? А ты?
- Я ответил, что мне с ней разговаривать не о чем и указал ей на дверь, но она вознамерилась войти в дом. Тогда я преградил ей дорогу и сказал, что пообещал родителям ни одну постороннюю женщину в их гнездо не пускать, и намерен выполнить обещание. Сказал, что в доме, в который однажды войдет моя жена, нет места временщицам, случайным знакомым и уж, конечно, таким тварям, как она.
- Так и сказал?
- Да. Терять мне было уже нечего, сделать с ней я ничего не мог, так хоть высказался от души. Я много чего еще тогда ей сказал. Повторять не буду – непечатно. А потом я ухватил ее за шиворот и выволок на улицу. Она упиралась, визжала и, пока я не заломил ей руку за спину, пыталась кусаться. Случилось так, что я озверел от происходящего. Вытащив ее на улицу, я не отказал себе в удовольствии на глазах у прохожих дать ей хороший пинок коленом под зад, правда, немного не рассчитал силы. Мадам Кузнецова эффектно вмазалась своей наглой мордой в соседский забор. Публика была в восторге...
- Вот и еще одна причина для ее мести именно тебе, персонально. - констатировала Лиза.
- Теперь тебе понятно, что я не перебарщиваю с мерами предосторожности?
- Да, но при этом совершенно не думаешь о своей безопасности.
- Она пока не будет наносить удар по мне.
- Ты уверен? – спросила Лиза.
- Посуди сама. Мадам Фурия желает наслаждаться видом моих мучений. Следовательно, я ей нужен живым. Много лет она методично отбирает у меня все, до чего или кого может дотянуться. Самое дорогое для меня – это ты, Лизанька. Теперь, когда Кузнецова знает, в каком месте я уязвим, она постарается отобрать у меня тебя...
- Теперь понятно, почему ты не хочешь иметь детей, а свое бесплодие считаешь благом.
Миша вздрогнул.
- Откуда ты узнала о том, что я бесплоден?
- Догадалась.
- Давно?
- После того, как ты уговорил меня не обращаться к врачам.
- Давно. Почему ты ничего мне не сказала о своей догадке?
- Не увидела повода для трагедии – на белом свете много бездетных пар. К примеру, Юлия Николаевна и Анатолий Александрович прекрасно живут и без потомства.
- Все женщины хотят иметь детей.
- Значит, я – исключение.
- Ты меня успокаиваешь?
- Нет. Правду говорю.
- Не лги. Ты собиралась идти лечиться…
- Я думала, что ребенка хочешь ты.
- Нет. Мне нужна только ты.
Лиза встала и подошла к стоящему у окна мужу.
- А мне нужен только ты.
Они обнялись и некоторое время стояли молча. Потом Миша спросил:
- Получается, что у нас есть все, что необходимо для счастья?
- Да, родной, и мы не будем гневить Всевышнего, желая больше, чем Он нам дает.
- Теперь ты понимаешь, почему я ограничиваю твою свободу?
- Да. Пожалуй, я предпочту больше не мучить маму ежевечерними "прогулками" на станцию, а тебя - неизвестностью. Лучше каждый день на два-три часа задержаться в офисе, но потом ехать домой вместе. Тебе так будет поспокойнее.
- Умничка моя.
- Мишенька, почему ты скрывал от меня правду почти девять лет? Не доверял?
- Лизанька, прости меня. – вдруг сказал Михаил. - Никакого недоверия - я боялся тебя потерять.
- Правда?
- Да. Я боялся того, что ты, узнав некрасивую правду, сочтешь мою историю постыдной и отвернешься от меня.
- Тебе нечего бояться. Во-первых, я могу расстаться с тобой только по одной причине - если ты сам этого захочешь.
- Не надейся - не захочу.
- Вот и славно.
- А во-вторых?
- Я не нашла в твоем прошлом ничего постыдного и ничего нового. Всего лишь неправильный выбор, сделанный человеком, и ответственность за него.
- Ты действительно так думаешь?
- Да. Насколько я понимаю, ты, выбирая профессию, не задумывался о том, правилен ли твой выбор.
- Обеспеченная жизнь и материалистическое воспитание не способствовали появлению таких мыслей.
- Совершенно верно. Перед тобой было несколько дорог, но ты выбрал именно ту, которую выбирать не следовало. В результате Всевышний поправил тебя, вернул на правильную дорогу. Правда, ты упирался всем, чем мог, и Он вынужден был сделать тебе больно - насильственно лишить неправильно избранной профессии и поставить на грань выживания. Как только ты одумался и изменил род деятельности, твоя жизнь наладилась.
- Ты хочешь убедить меня в том, что, сменив род занятий, я поступил правильно?
- Этот шаг вернул тебя на ту дорогу, которая была тебе предназначена изначально, и тем самым спас тебя от продолжения наказания, орудием которого была эта пропитая мадам.
- Ты действительно так думаешь?
- Да. Именно поэтому Создатель в дни наказания вспомнил о милосердии и сделал так, что ты не озлобился, не сломался, не спился, не погиб, как подавляющее большинство твоих бывших коллег, отлученных от профессии. Всевышний помог тебе начать новую жизнь практически с нуля и стать в ней вполне успешным человеком. Он же совершит чудо и оградит нас от теперешних козней мадам Кузнецовой. Ложись спать, мой родной. Все будет хорошо. Отобьемся.
Уже лежа в постели, Миша попросил:
- Лисенок, не рассказывай маме об этом разговоре.
- Что я - дура? Мне неконтролируемый взрыв петарды не нужен.
Ночной разговор неожиданно пошел Берсеневым на пользу - получив ответы на свои вопросы, они успокоились и стали совсем прежними, словно никакой мадам Кузнецовой в Поселке нет и никогда не было.
Жизнь вновь пошла своим чередом и была такой размеренной, что временами Анну Михайловну вновь начало тревожить то, что ее дети живут так спокойно, без взлетов и падений . Она снова стала задумываться о том, что будет, если зятю наскучат семейные радости, и он начнет искать разнообразия на стороне, а также о том, как этого избежать.
В конце ноября Анна Михайловна втайне от Лизы поделилась своими страхами с Ниной-старшей. Та, вместо того, чтобы утешить подругу, забеспокоилась сама. Она дала Анечке множество дельных советов, как можно и нужно разнообразить семейную жизнь при помощи скандалов и сцен ревности, ставя в пример Юлию.
По рассказам Шапокляк, дамочка много лет активно погуливала от мужа, предпочитая иметь в любовниках мужчин намного моложе себя. При этом Юлия Николаевна нрава была буйного, сама рогатой быть не желала, для профилактики держала мужа в тонусе при помощи ревности, и, для острастки, регулярно гонялась за ним по дому с наградным пистолетом, обещая отстрелить давно ни в чем неповинному старому кобелю самое дорогое. Анна Михайловна одновременно и смеялась над рассказами Ниночки, и жалела несчастного мужика.
Жена Коти, Нина-средняя, к счастью, не обладала таким темпераментом, как ее тетка, и все советы свекрови пропускала мимо ушей, но ее мужу от этого легче не становилось. Мать сама регулярно, в профилактических целях, обнюхивала Котю в поисках запаха чужих духов и устраивала скандалы. Когда она гордо поведала подруге о том, какие усилия прилагает к тому, чтобы разнообразить жизнь молодых, Анна Михайловна ничего не сказала Шапокляк, но втайне сочла, что подруга перебарщивает с "развлечениями", и пожалела Костика.
Нина Константиновна считала, что в семье Берсеневых ситуация со временем станет тревожной, если успокоившаяся Лиза, уверенная в том, что муж любит ее, упустит момент, когда отдохнувший от проблем мужик заскучает и начнет искать приключений на стороне.
Наслушавшись Шапокляк, Анна Михайловна решила осторожно поговорить с Лизой. В последнюю субботу ноября, когда Миша рубил дрова, а женщины готовились к переезду в город, мать решилась.
- Лизанька, когда вы с Мишей в прошлый раз ссорились?
- Не помню, - ответила Лиза, - но ооочень давно, еще до появления в Поселке той алкоголички, из-за которой мне довелось понервничать.
- Теперь все нормализовалось?
- Я забыла о ее существовании.
Она лгала. Берсеневы не забывали о грозящей опасности и принимали все возможные меры предосторожности, но нервировать Анну Михайловну не хотели.
- С тех пор у вас все гладко? - спросила мать.
- Как обычно.
- С одной стороны, очень хорошо, что вы живете так мирно и спокойно, но, с другой - ваши отношения становятся немного скучноватыми. Неплохо бы их разнообразить.
- Как?
- Не знаю. - сделала вид, что растерялась, Анна Михайловна. - Может быть, вам сходить куда-нибудь? Как давно вы последний раз были в кино, в театре, в ресторане, в ночном клубе, наконец?
- Мама, в кино теперь ходить противно. Фильмы, по большей части, никакие, а публика еще хуже того, что она смотрит. Молодые ребята приходят с пакетами попкорна и чавкают им весь сеанс один хлеще другого, как свиньи в хлеву. Такое впечатление, что соревнуются, кто громче чавкнет, а победит тот, кто хрюкнет. Представляешь себе? Мы с Мишенькой одно чавкающее хайло зятя Маргариты Павловны еле перенесли на свадьбе, а в кинотеатре таких свиных рыл будет несколько сотен. Один раз уже сходили - еле ноги унесли минут через десять. Больше не тянет.
- Тогда сходили бы в театр. Или там теперь тоже чавкают?
- Пока нет.
- Так почему не идете?
- Театр сегодня стал поганым. Режиссеры на всех углах с важным видом распространяются о современном прочтении классики, а на самом деле под пикантным соусом задорого продают собственные скудоумие, пошлость и бездарность.
- Концертов тоже касается?
- Мать, билеты на хороший концерт, если не на галерку, знаешь сколько стоят? Я лучше удавлюсь.
- Ладно. А в ресторан?
- Туда мы ходим каждую пятницу.
- Вы ходите во всякие второразрядные забегаловки, а я говорю о престижном старом московском ресторане, куда можно надеть вечернее платье... Неужели не хочется посетить такое место?
- Зачем? Чтобы на фоне тамошних завсегдатаев почувствовать себя людьми второго сорта? Всю жизнь мечтала...
- Может быть, вам на море съездить? Отдохнуть? В круиз…
- На "Титанике"?
- А в Европу съездить? Страны разные посмотреть? По Парижу прогуляться? С новыми людьми познакомиться и пообщаться?
- Я смотрю, ты совсем ку-ку. Миша так за рабочий день на город насмотрится и с клиентами наобщается, что потом хочет только темноты и тишины.
- Он же не на Париж весь день смотрит.
- К вечеру ему все едино - хоть Париж, хоть Жмеринка - лишь бы перед глазами ничего не мельтешило.
- А просто поваляться на пляже? Где-нибудь в Египте или Тунисе? Представляешь? Из зимы в лето. В Китай можно съездить. Там очень интересно.
- Ты забыла, что Мишка самолета боится, как огня? Кстати, я тоже не горю желанием падать с небес.
- Ну, не все же самолеты падают. Летают же другие.
- Меня другие не интересуют. Мой мужик боится - значит, не полетим. Точка.
- Может быть, вам съездить куда-нибудь в горы?
- Ты меня не слышала?
- На поезде. Например, в Швейцарию. Горы, водопады, красота неописуемая. Говорят, что дух захватывает.
- Что, опять "Петербургские тайны" по телевизору показывают? Уже до "Развязки" дошло?
- С чего ты взяла?
- Ты уже явно насмотрелась, если о Швейцарии грезишь. Хочешь мы тебя туда отправим? Для компании можешь взять с собой Шапокляк. Лихтендорфа там, к сожалению, нет, но в Мейринген – запросто. Прогуляетесь по тропе Шерлока Холмса, полюбуетесь на Рейхенбахский водопад, покатаетесь на лыжах, отведаете настоящее безе…
- Мне и здесь хорошо.
- Мне тоже. – ответила Лиза.
- А если вам поехать на пару недель в хороший санаторий? Вдвоем. Куда-нибудь в Кисловодск или Пятигорск?
- Для санатория нужно в поликлинику идти, карту оформлять. Возьмешься Мишку уболтать анализы сдать и обследование пройти – поедем. С превеликим удовольствием!
- Я не самоубийца. – вспомнила Анна Михайловна, как прошлой зимой посоветовала зятю после гриппа сдать анализ крови, и что из этого вышло.
- Правильно мыслишь. – отозвалась Лиза. - Он непременно вспомнит, как ему палец кололи, как он от вида капельки крови в обморок грохнулся, как его чуть ли не всей поликлиникой в чувство приводили, и не пойдет. Плакал санаторий.
- А жаль… Если ехать никуда не хочешь, может быть ему дома устроить смену впечатлений?
- Как?
- Может быть, стоит ему для профилактики иногда устраивать сцены ревности? Как ты думаешь? Соединить сладенькое с остреньким, чтобы регулярно вырабатывался адреналин?
- Ах, вот откуда ветер дует? – догадалась Лиза, - А я думаю, какая муха мою мамочку укусила? Оказывается, что та же самая. Шапокляк опять нечем заняться, так она тебя подначивает.
- Как нечем заняться? У них Ниночка беременна…
- И что? Во-первых, беременность – не болезнь.
- Поговорим об этом, когда будешь беременна ты… Что, во-вторых?
- У Ниночки папа с мамой и тетка – врачи. Нине Константиновне в такое профессиональное наблюдение вклиниться точно не получится, а принять участие хочется...
- Когда родители на работе она о невестке заботится.
- Подначивает, в каком месте той несчастной вечером Котьку понюхать? Его счастье, что у Нины на плечах голова, а не кочан капусты.
- Не надо рассуждать о том, чего ты пока не понимаешь! Нина становится неловкой. Она чувствует ребенка и бережется.
- Врет твоя подруга, и не краснеет. Рано еще их Ниночке чувствовать ребенка. Даже я знаю, что шевелиться дитя начинает при сроке в четыре месяца, а у Ниночки пока всего три.
- И что?
- Нина Константиновна явно бездельничает и ищет, чем бы заняться. Не может тетка перенести, когда кто-то живет спокойно и размеренно. Обязательно начинает воду мутить – делает вид, что беспокоится, и с умным видом дает советы, как все испортить. Ставит в пример свою семью и охотно рассказывает о том, как отравляет жизнь собственному сыну, который уже не знает, куда ему деваться от мамашиной "профилактики".
- С чего ты взяла?
- Костик Мише жаловался, что им с Ниной надоели ее фокусы.
- Да ты что?
- Мужик уже жалеет, что поддался на уговоры родителей жены и позволил матери поселиться с ними, но сделать ничего, как тогда не мог, так и сейчас не может. Подруга твоя оказалась хорошей комедианткой. Чуть только чувствует, что у Котьки с Нинкой раздражение дошло до предела, тут же начинает разговор о том, что уедет домой и будет жить одна, чтобы никому не мешать. Нинкиным родителям тут же становится неудобно, и они уговаривают ее остаться. Та еще коловерть…
- А мне она ничего не рассказывает. Ее послушать, так у них идеальная семья.
- Значит, ты считаешь, что Котька с жиру бесится? Между прочим, он завидует Мишиной спокойной жизни.
- Неужели так все плохо?
- Я думаю, что Котька далеко не все рассказал Мише, и, на самом деле, все еще хуже. Так что, отстань от меня с ее советами и передай своей подруге, что все люди разные. И семьи тоже разные. Для одних пар жизнь без скандала - тоска зеленая, а у других работа нервная, им дома отдохнуть хочется. Пусть твоя старая ворона перестанет лезть к тебе со своими рецептами счастья, а то я ей каркалку скотчем заклею. Кому-то нравится бурная жизнь – флаг им в руки, а у нас своя семья! Нам мир и покой не надоели. Мне посчастливилось иметь мужа-домоседа, и я его терять не желаю. Мне еще не надоело быть заласканной и зацелованной!
- Все-все-все! Только не ругайся! Живите, как хотите! Лишь бы вам все нравилось.
- Вот именно! Нам нравится жить так! Мы еще не надоели друг другу! Нам еще не нужны ни новые впечатления, ни профилактические процедуры, призванные освежать отношения. У нас они пока не протухли!
- Ты права, Лизанька. Пожалуйста, не ругайся. Ты же знаешь – мне не хватает такта. Опять влезла своим поганым языком не туда… Сама не знаю, почему я вдруг забеспокоилась. Вы живете очень хорошо. Скоро девять лет вместе, а ведете себя, как молодожены – дурачитесь, целуетесь, воркуете, в рабочие дни к вечеру успеваете соскучиться. Сразу видно – вам хорошо вместе.
- Уффф! Наконец-то мамочка взялась за ум. Шапокляк скажи две вещи. Во-первых, для профилактики супружеских измен нужно выпускать мужика из дома с полным животом и пустыми яйцами, а не наоборот. Так что, Нине Константиновне нужно советовать невестке не Котьку обнюхивать, а почаще трусы снимать.
- Грубо, но точно. – констатировала Анна Михайловна. – Кто тебя научил этой премудрости?
- Миша.
- Молодец мужик. Что будет во-вторых?
- Если ей заняться совсем нечем, пусть оставит в покое Котьку и займется сватовством. Пусть сосватает Вадима и Машку, а потом нашу Наташку.
- Она говорит, что Вадим пока упирается, не хочет с Машкой знакомиться. Не может он, видите ли, поверить рассказу Ниночки о том, что Машка четырнадцать лет верна памяти его брата. Он считает, что она разговорами о верности отводит матери глаза от своих похождений.
- Глупость какая! – возмутилась Лиза. – Двадцать первый век на дворе. Кто сейчас свои похождения скрывает? Все своими связями бахвалятся. Дурак!
- Говорит, что при встрече убьет заразу, чтобы не паразитировала на памяти его брата.
- Мамочка, я тоже верю далеко не всему, что болтает Шапокляк, но в женской верности пока не разуверилась, тем более, что живой пример перед глазами.
- Меня в расчет брать не стоит. Я из другого поколения. В мое время верность памяти любимого человека была в порядке вещей. В Мишином поколении дело обстоит иначе, а про твое я лучше промолчу.
- Мамочка, в любом поколении можно встретить и верность, и предательство, правда, с разной частотой. Тут дело в другом. Мне кажется, что Димка просто боится еще раз обжечься, и сам отводит Нине Константиновне глаза от своих страхов. Ему нужно время, и Шапокляк следует на некоторое время оставить его в покое, а, пока он дозревает, пусть она сосватает нашу Наташку.
- Да она бы рада! Женихов нет. Дефицит. Только если Вадим, но его она предназначает Машке.
- Что у нее в дефиците? Андрей что, не жених? Тридцать один год мужику, а он еще не остепенился! Твоя подруга ждет, когда он вляпается, как старший брат, в ушлую медсестричку? Думаешь, Ирка одна такая была? Заняться Нине-старшей нечем! Ха! Наташка еще на нашей свадьбе смотрела на Андрея, как кролик на удава! Налюбоваться не могла. Сколько лет ей тогда было? Шестнадцать? Значит, сейчас уже все двадцать пять. О чем твоя Шапокляк думает? Дел у нее - невпроворот, а она их в упор не видит.
- Удачная мысль! Приедет Ниночка в гости, обязательно нужно будет подсказать. Ей понравится сочетание имен, как в "Войне и Мире".
- Тогда пусть про запас готовит какого-нибудь Петьку.
- Зачем?
- Перечитай книгу – вспомнишь.
2004 год.
Новый, 2004 год, в семье Берсеневых как-то сразу не задался. Еще в декабре, почти сразу после переезда в город, Лиза и Миша начали замечать странности в поведении Анны Михайловны. Мать ходила то чем-то воодушевленная и радостная, то задумчивая и немного расстроенная, то с загадочным видом, то о чем-то мечтала и явно чего-то ждала, но на наводящие вопросы либо отвечала уклончиво, либо делала вид, что ничего не понимает.
Лиза испугалась не на шутку. Дочь решила, что у матери плохо со здоровьем, но она не хочет портить детям праздник, и сообщит плохие новости только после него. Миша втайне был согласен с женой, но скрывал свое мнение, чтобы не "подогреть" Лизины страхи. Наоборот, он старался ее успокоить, даже сделал предположение, что мать влюбилась и хочет скрыть это от них, но безуспешно. В вопросах, касающихся здоровья близких, Лиза была гораздо более выдержанным и разумным человеком, чем Анна Михайловна, но все же оставалась дочерью своей матери, а посему медленно, но неумолимо приближалась к истерике.
Опасаясь, что финал-апофеоз наступит прямо за новогодним столом после первого же бокала шампанского, Михаил хотел объяснить теще, что пора все рассказать, потому что праздник все равно уже испорчен, но, услышав первые слова зятя, Анна Михайловна заявила, что у него не в меру разгулялось воображение. Берсеневым оставалось только ждать, когда мать расскажет им правду.
Можно было бы сказать, что праздник прошел так же хорошо, как и в прошлые годы, если бы не настроение Анны Михайловны, которая была чем-то явно огорчена, но на вопросы детей отвечать не собиралась.
Прошло еще несколько дней. Настроение матери постепенно нормализовалось, но Берсеневы не переставали гадать, из-за чего она расстраивалась. Миша утверждал, что теща расстроилась из-за мужчины, не поздравившего ее с Новым Годом. Лиза сомневалась, но, поскольку Анна Михайловна хорошо себя чувствовала, была по-прежнему бодра и энергична, в конце концов согласилась с мужем и успокоилась, но, как вскоре выяснилось - рановато. Очень скоро их жизнь начала быстро меняться.
Началось опять с малого.
Как-то вечером в начале февраля, вскоре после дня рождения зятя, Анна Михайловна, смущаясь и краснея, попросила детей не уезжать в пятницу на дачу.
- Что случилось? - забеспокоилась Лиза.
- Я вчера рассматривала свой гардероб и поняла, что мне совершенно нечего надеть на выход в холодную погоду. Теплых вещей у меня много, но все какие-то обыденные, строгие, даже скучные, а я ведь еще не старая - мне хочется быть нарядной. Даже на вашу годовщину свадьбы надеть толком нечего. Я хотела попросить вас отвезти меня в магазин и помочь выбрать два-три комплекта нарядной одежды.
- Отвезем. - ответил зять. - Нарядим, прическу сделаем и замуж выдадим.
- С ума сошел? - поинтересовалась теща.
- Мать, тут дураков нет. Завела мужика - имей смелость сознаться, тем более, что давно пора.
- Что пора - завести или сознаться?
- И то, и другое.
- Да ну тебя! - разозлилась Анна Михайловна.
- Не злись - это дело житейское.
И обратился к жене:
- Лизанька, мы должны за выходные сделать из мамки такую красотку, чтобы будущему отчиму ничем задвигаться не понадобилось. Программа-минимум - магазины, парикмахерская и салон красоты.
- Слушаюсь, товарищ командующий. - с готовностью ответила супруга.
В первый же вторник после покупки элегантных нарядов случился следующий нежданчик. Вернувшись вечером с работы, Лиза обнаружила, что Анны Михайловны дома нет. Заглянув на кухню, женщина поняла, что мать ушла еще утром, причем очень торопилась. Мобильный телефон блудной мамаши не отвечал. Мысленно пожелав ей удачи, дочь не стала тревожить развлекающуюся родительницу, а, чтобы успокоиться, занялась домашними делами.
Анна Михайловна вернулась домой поздно - счастливая, довольная, нарядная и сильно подшофе. Отказавшись от ужина, она выпила чаю, немного поболтала с детьми о пустяках и легла спать, так и не рассказав, где и с кем так весело провела время.
На следующий день, в среду, произошло то же самое, с той только разницей, что мать вернулась домой пораньше и трезвая. В четверг - тоже.
Дочери не нравился этот непонятный загул. Еще больше ее настораживало то обстоятельство, что Анна Михайловна, отправляясь развлекаться, выключала мобильный телефон. Обнаружилось это просто - когда бы Елизавета Николаевна не позвонила матери, аппарат был выключен или находился вне зоны действия сети.
Лиза забеспокоилась и решила серьезно поговорить с матерью, но намерение ее оказалось неосуществимым. Утром в пятницу, когда Берсеневы собирались на работу, Анна Михайловна еще спала. Будить ее дочь не стала, справедливо рассудив, что после трех дней непрерывных развлечений в половине седьмого утра мать общаться ни с кем не пожелает. Разговор был отложен до вечера понедельника.
Днем в субботу Лизе удалось дозвониться матери, но разговор не получился. Анна Михайловна была совершенно не расположена к общению с дочерью, о чем и поведала Елизавете Николаевне в весьма резкой форме, напоследок посоветовав ей и зятю не беспокоиться за нее, не совать свои любопытные носы не в свое дело и помнить о том, что они матери - не указ.
Ошеломленные грубостью Анны Михайловны, Берсеневы забеспокоились. Сначала хотели сразу вернуться в город, чтобы выяснить, почему мать, ни разу за девять лет не позволявшая себе ничего подобного, вдруг заговорила с ними в таком тоне, но быстро передумали и отложили разговор опять же до понедельника.
Вечером в понедельник Анна Михайловна была дома, но о том, где и с кем развлекалась рассказывать не захотела, а на просьбу дочери не отключать мобильный телефон ответила, что беспокоиться за нее не следует, что она взрослая и знает, что делает.
В оставшиеся до Восьмого марта недели Анна Михайловна продолжала развлекаться почти каждый вечер и, по крайней мере, один раз в неделю являться домой в изрядном подпитии. Берсеневы терялись в догадках, но добиться от матери хоть какого-нибудь внятного ответа на свои вопросы не могли.
Тем временем обстановка в доме постепенно накалялась. Отношение Анны Михайловны к дочери и ее мужу ухудшалось на глазах. Мать-подруга исчезла, уступив место вечно всем недовольной матери-ментору, требования которой день ото дня становились все более вздорными, тон - все более резким и безапелляционным, а эгоизм зашкалил так, что детям оставалось только гадать - им мамку просто погаными грибами накормили или совсем подменили?
Лиза и Миша все более склонялись к тому, чтобы серьезно поговорить с Анной Михайловной - высказать свои обиды, выяснить, какие именно претензии к ним у нее накопились, и постараться вместе найти компромисс и преодолеть разногласия, но решили не портить окончательно и так дышащие на ладан отношения до дня рождения матери, и отложили "разбор полетов" на двенадцатое марта, но жизнь сложилась иначе.
- Вечером пятого марта, во время ужина, Анна Михайловна сообщила детям новость:
- Ребята, не удивляйтесь, но восьмого числа к нам в гости приедет бабушка.
- К-кто? – от неожиданности поперхнулась Лиза.
- Бабушка. Моя мать.
- Ты с ней общаешься? После того, как она выгнала тебя из дома и тридцать лет не интересовалась, жива ли ты?
- Я действительно не общалась с ней более тридцати лет. Так получилось, что в начале декабря я оказалась на улице Горького - подарки вам под елочку искала. Недалеко от Елисеевского магазина я встретила на улице мамину домработницу Клаву. Она мне рассказала, что мама осталась совсем одна. Папы нет уже давно, десять лет, а Сережа допился до белой горячки и в прошлом году прямо в новогоднюю ночь выбросился из окна из-за того, что мама не дала ему денег на водку. Клава рассказала, что мама страшно жалеет, что поступила со мной так жестоко и хочет помириться, но не знает, где меня искать.
- И не подозревает о существовании частных детективных агентств и программы "Жди меня". – съязвила Лиза.
- Она уже старая – могла не сообразить.
- Беспомощная неграмотная старушка в платочке "домиком", живущая в глухой тайге и никогда в жизни не смотревшая телевизор. – снова съязвила Елизавета Николаевна. - Как трогательно. Я сейчас расплачусь. И ты поверила в этот бред, сразу все простила и помчалась спасать ее от одиночества?
- Нет. Я написала на листочке бумаги номер своего мобильного телефона и сказала Клаве, что ссорилась не я с родителями, а родители – со мной. Следовательно, прилагать усилия к налаживанию отношений, придется маме. Приблизительно месяц назад она мне позвонила.
- Ого! Гора не поторопилась на коленях ползти к Магомету, и он сам, не дождавшись, сцепив зубы, сделал вид, что добровольно снизошел до нее? Интересно! Похоже, твоей мамаше что-то от тебя потребовалось. Неплохо бы узнать, что именно, прежде, чем ты ринешься спасать ее, забыв обо всем, что нам пришлось претерпеть по ее вине.
- Лизанька, ей одиноко. Она привыкла жить в семье. Хочет снова иметь рядом родную душу.
- Ааа! Ей стало некого тиранить, кроме домработницы, и она вспомнила о том, что у нее есть дочь, жизнью которой можно всласть порулить? Нет, мамочка, наверняка, все не так просто. Похоже, что у нее есть еще какие-то интересы.
- С чего ты взяла?
- Слишком уж долго твоя мамаша не торопилась позвонить тебе. Согласись, для одинокого пожилого человека, мечтающего помириться с дочерью только для того, чтобы иметь рядом родную душу, почти два месяца – очень большой срок. Во всяком случае, вполне достаточный для того, чтобы нанять частного детектива и узнать о нас все, что ее интересует.
- Из этого ты делаешь вывод, что у бабушки есть камень за пазухой? - с упреком поинтересовалась Анна Михайловна.
- Да, и меня удивляет, почему точно такой же вывод не делаешь ты?
- Меня тоже. - отозвался Михаил.
- Лиза, ты просто предвзято к ней относишься.
- У меня нет для этого оснований?
- Есть, но нельзя сбрасывать со счетов прошедшие годы. Она постарела. Возраст и горе смягчили ее характер. От той грозной генеральши, какой она была раньше, не осталось почти ничего. Сейчас бабушка - обычная пожилая женщина, почти без фанаберий.
- Хорошо сказано - почти. Значит, какая была - такая и осталась, а тебя пытается ввести в заблуждение.
- Что ты! Она так душевно со мной разговаривает.
- Душевно по сравнению с чем? С тем, как разговаривала, когда выставляла из дома?
-Нет. Она разговаривает, как положено матери.
- Часто?
- Каждый день.
- По телефону?
- Не только...
- Стоп! - ахнула Лиза. - Новые наряды потребовались для встречи с ней?
- Да. Мы посидели в ресторане.
- Так вот, с кем ты регулярно напиваешься!
- Ну и что? Я, между прочим, взрослая. Имею право выпить, если захочу!
- Выходит, что вы с мамашей весь месяц почти каждый день ходили по ресторанам?
- Да! - вызывающе ответила Анна Михайловна. - Имею право!
- Кто платил?
- Я платила за обеих. Я что, не имею права заплатить в ресторане за свою мать?
- Успокойся. Никто на твои права не покушается. Мы просто получаем ответы на накопившиеся вопросы. Ты же наше любопытство не удовлетворяла.
- Это моя жизнь! Я не обязана вам ничего рассказывать!
- Она уже успела тебя кое-чему научить...
- Даже если и так! - вызывающе ответила Анна Михайловна. - Она открыла мне глаза на некоторые вещи, которых я, по наивности своей, раньше не замечала! Что из этого следует?
- Ничего хорошего. - ответила Лиза.
- Ты считаешь, что мать не имеет права посочувствовать своей дочери?
- Почему? Имеет... Если есть причины...
- Мама переживает за меня!
- Да? Давно?
- Не твое дело!
- Только до тех пор, пока ты не приглашаешь ее в дом, в котором живешь не только ты, и не собираешься заставить меня с ней общаться.
- Да! Ты живешь в этом доме! - рявкнула Анна Михайловна. - Но до тех пор, пока я жива, это мой дом! Только мой! Здесь хозяйка - я! Я одна! И я имею право приглашать в свой дом того, кого хочу, ни с кем не советуясь и не учитывая ничье желание или нежелание общаться с моими гостями! Уразумела?
- Вполне! - едва сдерживая гнев, ответила Лиза. - Вещи взять можно? Или нам надлежит уйти так, как уходила из родительского дома ты?
- О чем ты? - спросила Анна Михайловна.
- Ты только что разделила единую семью на себя и нас с Мишей, и дала нам понять, что в твоем доме мы обязаны либо жить по твоим правилам, либо уйти!
- Я ничего подобного не сказала!
- Ты в этом уверена? - поинтересовалась Лиза.
- Миша, - обратилась к зятю Анна Михайловна, - объясни этой идиотке, что она меня неправильно поняла.
- Очень бы хотелось, но не могу. - ответил зять. - Я понял Ваши слова точно так же, как Лиза.
- Возможно, я неправильно выразилась. - сбавила обороты теща. - Пойми, у меня язык не повернулся бы сказать такое своей дочери.
- Тем не менее, Вы это сказали. - ответил зять.
- Ради присутствия в доме того самого человека, который когда-то так поступил с тобой. - с горечью добавила Лиза.
- Вы меня неправильно поняли.
- Вам никто не объяснял, что говорить с людьми нужно так, чтобы они все и всегда понимали правильно?
- И с Лизой?
- А что, Лиза - не человек?
- Она - моя дочь.
- Это уважительная причина разговаривать с ней, не задумываясь о последствиях?
- Нет, конечно. - согласилась теща. - Я просто хочу, чтобы Лиза встретилась с бабушкой и увидела своими глазами, что того монстра, которого она запомнила, уже нет.
- Я в этом не уверена. - отозвалась Елизавета Николаевна. - Скорее всего, перед тобой разыгрывается спектакль, в финале которого ты окажешься в дураках.
- Лизанька, бабушке незачем притворяться. - миролюбивым тоном сказала Анна Михайловна, - Ей восемьдесят два года, и у нее нет на белом свете никого, кроме нас и Клавы.
- Можешь не продолжать. То, что ей уже удалось развести тебя на жалость, мне ясно.
- Да. - ответила мать. - Я пожалела ее и пригласила к нам в гости, а потом не знала, как сказать тебе об этом, чтобы ты меня не облаяла.
- Это твоя мать и твой дом. - ответила Лиза. - Ты имеешь полное право общаться с ней и приглашать в гости. Я не могу тебе помешать, но попрошу о двух вещах. Во-первых, жалея ее, не забывай, как она с тобой поступила. Да, она сейчас стара и почти одинока, но кто это сделал? Почему она тридцать лет назад не подумала о том, что моложе не становится?
- Что во-вторых?
- Не заставляй нас с Мишей перед ней "выплясывать". Сама – как угодно. Это твоя мать и твое личное дело, а нас не трогай.
- Хорошо. Обещаю.
- Наобещать ты сейчас готова все, что угодно, сахарно-мармеладная ты наша. Учти! Если забудешь о своих обещаниях и начнешь нас жалобить или совестить, я терпеть не стану.
- В кого ты такая жестокосердная? – недовольным тоном поинтересовалась Анна Михайловна.
- В бабушку. – не осталась в долгу Лиза.
- Лизанька, не кипятись заранее. - осторожно начал Миша. – Давай подождем делать выводы. В твоих детских воспоминаниях бабушка была энергичной женщиной с сильным характером?
- Ее бы энергию, да в мирных целях…
- Мама подчинялась ей беспрекословно?
- Почему только мама? Дедушка и отец тоже! Все трое навытяжку стояли! Вздохнуть без разрешения боялись!
- Ты боишься, что мама скоро опять окажется под ее влиянием и начнет…
- Зачем ты употребляешь будущее время? – перебила мужа Лиза. – Бояться поздно. Все уже случилось.
- Ты уверена?
- Миша, выключи дурака. Ты не хуже меня видишь, что мамочка уже находится под влиянием бабки.
- Допустим.
- Мало того, она уже начала разговаривать с нами командным голосом, капризничать и подчинять нашу жизнь бабкиным прихотям.
- Лизанька, ты уверена, что не паникуешь?
- Ты хочешь доказательств? Пожалуйста! Она очень хорошо знала, что мы собирались утром шестого числа всей семьей уехать праздновать на дачу, что гости приглашены именно туда. Она понимает, что мы собирались вернуться в город утром девятого, что мы так делаем каждый год, но бабушка уже успела проманипулировать своей доченькой, и мамочка без нашего ведома пригласила ее в гости не на сегодняшний вечер и не на одиннадцатое-двенадцатое число, что было бы логично и правильно, а именно на восьмое, совершенно не задумываясь ни о том, что нарушает нашу маленькую семейную традицию, ни о том, что нам как-то нужно будет объяснить друзьям, почему мы перенесли банкет в город, ни о том, что бабка может затеять выяснение отношений и испортить нам годовщину свадьбы.
- Позволь мне усомниться в том, что за целый месяц общения твои мать и бабушка не выяснили свои отношения. - сказал Миша.
- Ты не знаешь бабку. - ответила ему Лиза. - Если ей хочется поскандалить, тема всегда найдется.
- Однако!
- Нас мамочка поставила перед фактом. - продолжила Елизавета Николаевна. Могу поспорить, что уговаривать ее перенести визит бабки на следующие выходные и пообщаться с ней, пока мы будем отдыхать на даче, бесполезно - она не захочет отказаться от присутствия своей мамаши за столом восьмого. Что бывает, когда моя мамочка чего-то не хочет, ты знаешь не хуже меня.
- Угу.
- У нас с тобой выбор небогатый. Уедем на дачу – хамство, останемся – прогнемся перед бабкиным самодурством и мамочкиным непонятно чем. Тьфу! Даже не знаю, как определить. Не постеснялась ради бабкиной прихоти поставить нас в неприятное положение, а теперь, наоравшись и нахамив, смотрит наивными глазами олененка Бемби. Того и гляди, слезу пустит.
- Мать, а дочка-то права. – сказал Миша. – Все Лизины претензии вполне разумны. Хотел бы встать на твою защиту, но чувство справедливости не позволяет.
- Допустим. – ответила Анна Михайловна. – А чувство жалости вам обоим известно, или как? Неужели так трудно один раз пожалеть несчастную, совершенно одинокую старуху и остаться в праздник дома?
- Так мы и на даче – дома, точно так же, как в городе. – напомнил ей зять.
- Так давайте пригласим бабушку на дачу. - предложила теща.
- Нет! - рявкнула Лиза. - Ноги ее на даче не будет! Иначе праздновать вы будете без меня!
- У тебя совесть есть? - в ответ поинтересовалась мать.
- Меня совестить ты мастерица! Свою, прежде, чем рот разевать, поискать не пыталась? Нет? Очень жаль!
- Стоп! - рявкнул Михаил. - Девушки, дайте мне сказать! Замолчите обе!
В комнате стало тихо.
- Уважаемая теща! Когда десять минут назад Вы заявили, что являетесь единоличной хозяйкой в этом доме, Вас кто-нибудь за язык дергал? Ведь нет? Правда?
Анна Михайловна промолчала.
- А теперь будьте любезны вспомнить о том, что дача принадлежит мне. Это моя собственность.
Михаил подчеркнул слово "моя".
- Вспомнила?
- Допустим.
- Молодец. Я там хозяин, а Лиза - хозяйка. Уразумели? На даче хозяйка - Лиза.
- И что?
- Хозяйка дома сказала, что не желает видеть Вашу мамашу. Имеет право! А я ей исполнение этого права гарантирую!
- Гарант Конституции! - презрительно фыркнула теща.
- Можете беситься, сколько Вашей душеньке угодно, но ноги Вашей матери на даче не будет. Уразумели?
- Бабушка весь воздух не вынюхает и все шашлыки не съест.
- Смотри, Мишенька, как наша мама ради бабушки старается. – возмущенно начала Лиза. - Десяти минут не прошло, как успела наобещать, что ни жалобить, ни совестить нас не будет, но ради бабки уже забыла обо всем. А вот бабушка ни ее, ни меня не пожалела, и о такой категории, как совесть не задумывалась, когда выставила нас из дома, в чем были. Даже одну смену белья не дала с собой взять. В чем стояли, в том и ушли. Хорошо, что догола раздеться не заставила, но сейчас мамочка почему-то об этом не вспоминает. А я вспоминаю!
- Ты не можешь этого помнить! – ответила Анна Михайловна. – Тебе было всего четыре года!
- Тем не менее, я помню, как тебя трясло в нервном ознобе, как папа нес меня на руках, а у тебя не было даже дамской сумочки, потому что бабка потребовала ее оставить дома. Помню, как папа положил твой паспорт и мою метрику во внутренний карман пиджака, потому что было лето, и на твоем платье не было карманов. Помню, как у меня не было ни кроватки, ни одеяльца, ни подушки, ни ночной рубашечки - ничего. Помню, как вы в с папой в свою первую ночь уложили меня спать с собой, посередине, в папиной майке.
- А что нам было делать? У нас действительно ничего не было. Кроватку для тебя нам удалось купить только через неделю...
- Помню, как на следующий день похолодало, а у нас с тобой не было даже кофточек, чтобы одеться потеплее. Помню, как мы с тобой до папиного прихода лежали под одеялом, чтобы хоть как-нибудь согреться.
- Барак был деревянный и очень старый. Не знаю, как обстояли дела у соседей, но в нашей комнате было очень холодно. Ветер дул из всех щелей. Я боялась, что ты застудишься до воспаления легких, и, на всякий случай, уложила тебя под одеяло. Что ты еще помнишь?
- Папа пришел поздно, но принес нам по тепленькой кофточке на пуговках. Тебе белоснежную крупной вязки, а мне – мохнатую розовую, теплую, как печка. На несколько размеров больше меня. Я в ней утонула, но потом с удовольствием носила много лет.
- Он купил их на базаре в Долгопрудном. Там уже тогда можно было купить вещи, которые привозили из-за границы стюардессы.
- Помню, как вы каждый день после работы бегали по магазинам в поисках кроватки, одежки на холодный сезон и продуктов. Бабушка в это время жила припеваючи - ела сытно, спала сладко, и о нас не задумывалась. Даже зимой не прислала тебе с Клавой пальтишко! Ненужного пожалела! Простужайся, дочка дорогая! Туда тебе и дорога! А теперь тебе ее жалко?
Лиза заплакала злыми слезами.
- Я не знала, что ты так много помнишь. - сказала мать.
- Да. Помню и не могу простить. Я еще помню, как бабушка сказала, что никогда не пустит папу в свой дом. После этого я не понимаю, как у тебя хватает совести пригласить ее в папин дом? Или ты уже забыла, что эта квартира, строго говоря, не наша с тобой – ее дал нам папа, с которым бабка обращалась намного хуже, чем с домработницей Клавой? А папочка был одним из лучших людей на свете. А еще, мамочка, я никогда не смогу простить ей…
- Прости меня, Лизанька. – перебила дочь Анна Михайловна. – Я действительно ни о чем не подумала. Просто пожалела свою старую мать.
Она тоже заплакала.
- От твоей простоты у нас получились одни сложности. – ответил зять. – Гораздо правильнее было бы поступить по-другому.
- Как?
- Нужно было сразу, еще в декабре, все нам рассказать. Мы бы обратились к Юлии Николаевне и к февралю узнали бы всю подноготную твоей мамаши. Только после этого можно было думать о целесообразности возобновления отношений. Хорошо, что хоть сразу ты ее в дом не притащила, а целый месяц общалась с ней на нейтральной территории. В гостях у нее дома была?
- Нет. Она меня не приглашала.
- Тебя это не навело на определенные мысли?
- Нет.
- Зря. Нужно было сначала побывать у нее дома, и только после этого на семейном совете решать, следует ли приглашать бабку в дом...
- Лиза гарантированно не согласилась бы. - всхлипнула Анна Михайловна.
- Возможно, но ты могла бы продолжать выстраивать отношения с матерью на ее территории, не создавая конфликтную ситуацию в своей семье, а, со временем, мы бы организовали первую встречу бабушки с внучкой опять же на нейтральной территории и разок-другой посидели бы в ресторане все вместе. Если бы Лизанька увидела, что бабка действительно изменилась, непременно смягчилась бы. Тогда можно было бы твою мамашу и в гости пригласить. А ты что сделала?
- Не нужно убеждать меня, что я совершила преступление - я не сделала ничего особенного.
- Как - ничего особенного?! - взвилась Лиза. - Ты не Шапокляк пригласила, и не свою сестру двоюродную, а человека, совершившего поступок, которому приличного названия еще не придумано! Ни в чем не разобравшись, не посоветовавшись заранее, словно мы - не одна семья, взяла и пригласила свою мать на наш праздник. Не на свой день рождения, а на нашу годовщину свадьбы. Так невтерпеж было, что всего три дня подождать не захотела?
- Мама очень хотела отпраздновать Восьмое марта вместе...
- Мама хотела?! А тридцать с лишним лет подряд она этого хотела? Ведь нет, правда? Успешно обходилась без тебя! А тут вдруг возжелала провести праздник с доченькой! А ты, не задаваясь элементарным вопросом о том, зачем ей это потребовалось, решила исполнить ее прихоть, не задумываясь, совпадает ли ее желание с нашим? Даже не подумала о том, что твоей мамаше после того, как она столько всего наворотила, такую честь, как приглашение в гости, еще заслужить нужно, а ты ей сразу преподнесла его на блюдечке! Сама нагнулась, и нас решила нагнуть, поставив перед фактом и практически не оставив выбора?
- Лизанька, я виновата. - Анна Михайловна изменила тон со скандального на жалобный. - Я должна была поступить иначе, но дело уже сделано. Неужели ты будешь казнить меня за то, что я разок "прокололась"? Неужели ты не поможешь мне выйти из неловкого положения, в которое я попала. Пожалуйста, давай примем ее в доме один раз. Всего один раз. Если тебе не понравится бабушкино поведение, больше я ее приглашать не буду. Обещаю!
Она снова расплакалась.
- Мать, - вступил в разговор Миша, - я не понимаю, как ты, умная баба, додумалась такое наворотить?
- А хрен меня знает! – всхлипнула теща. - Помоги мне, Мишенька. Уговори Лизу. Не унижай меня перед матерью. Пожалуйста!
- Девочки, - примирительно начал Миша, - хватит из-за старой грымзы сырость разводить. Она еще в доме не появилась, а вы уже ругаетесь и плачете. Весь вечер грызетесь! Давайте лучше все вместе подумаем, как нам найти разумный компромисс. Мы пока не знаем, зачем Всевышний привел ее к нам, и почему именно сейчас, но давайте вспомним о том, что случайностей не бывает, и отдадим себе отчет в том, что бабка появилась не просто так. Она явилась выполнить какое-то свое предназначение в нашей жизни.
- Ты думаешь, что у нее несколько предназначений? - спросила Лиза.
- Как у каждого из нас. Называй, как хочешь – предназначение, задача или миссия – суть от этого не изменится. Ее появление в нашей жизни зачем-то потребовалось Всевышнему.
- Зачем?
- Откуда я знаю?
- Тебе не кажется, что Вера Егоровна – не самый лучший человек на свете? Ждать ее появления от Создателя…
- А от кого? – улыбнулся Миша.
- Скорее, от лукавого.
- А кто создал лукавого?
Лиза надолго задумалась. Тот ответ, который пришел ей в голову, не вязался с ее картиной мира.
- Ты догадалась? – спросил муж. – Лукавого тоже сотворил Всевышний.
- Не может быть! – выдохнула Лиза.
- Почему? Потому, что ты полагаешь это невозможным? Тогда следующий вопрос. Что ты знаешь о мироздании?
- В объеме школьного курса естественных наук.
- То есть только ничтожно малую часть того, что Создатель милостиво открыл человеку. По сути, ты ничего не знаешь.
- Ты знаешь больше? - огрызнулась Лиза.
- Нет. - успокоил ее муж. - Никто, ни один человек на свете, не может знать больше, чем Всесильный считает целесообразным нам открыть. Даже Нобелевские лауреаты. Их открытия не состоялись бы, если бы Создатель не решил, что пришло время дать людям очередную порцию информации, и уполномочил именно этих ученых выполнить Его волю и донести ее до человечества.
- Ты действительно так считаешь? - удивилась Елизавета Николаевна.
- Да, Лизанька. Автором всех выдающихся произведений прозы, поэзии, музыки, живописи, скульптуры и прочих видов искусства, а также автором всех без исключения научных открытий и изобретений, является Всевышний. Человек, ставящий свою подпись под произведением или изобретением, находится в плену иллюзий своего авторства, но является всего лишь посредником, которого Создатель уполномочил записать или нарисовать то, что должны увидеть или прочесть, или чем должны воспользоваться люди. Сокрыв от людей Лик свой, Он не говорит нам все, что считает нужным сказать, напрямую, как говорил Моисею, а выбирает подходящих людей для того, чтобы они облекли Его замысел в понятные нам символы материального мира. Понимаешь? Всевышний делает так, чтобы люди, по ограниченности своей, в заблуждении своем, считали авторами себя и, тем самым, помогли Ему скрыть от нас Его авторство, если хочешь, Его Лик.
- Как сложно... Миша, к чему ты все это сказал?
- К тому, что любому человеку, даже очень ученому, не следует рассуждать о том, что может быть, а чего быть не может. Ограниченному рамками, очерченными Творцом, человеческому уму очень многое понять не дано. Некоторые очень важные вещи человеку необходимо принять, как данность, как истину, не требующую доказательств. Прими, как аксиому, что Всевышний может все! В том числе, и создать лукавого. Для Него нет ничего невозможного! А все, что Он делает, всегда правильно и справедливо.
- А как быть, если мои глаза видят обратное?
- Никогда не надо торопиться с выводами. Мы, в отличие от Творца, не знаем, что ждет нас в будущем. Нужно подождать и посмотреть, как будут развиваться события. Пройдет время, и, как только начнет проясняться смысл произошедшего, ты обязательно поймешь, что никакой несправедливости не было. Ты увидишь, что Всевышний устроил все наилучшим образом. Либо, как вариант, поймешь, в какой момент ты допустила ошибку, за которую пришлось понести заслуженное наказание.
- Тогда зачем Ему лукавый? - спросила Лиза.
- Откуда я знаю?
- А что предполагаешь?
- Мое предположение может оказаться ложным и богохульным.
- Не томи.
- Мне кажется, что в нашем мире лукавый присматривает за злодеями и, по мере необходимости, употребляет их в дело, когда получает от Всевышнего задание найти подходящего мерзавца.
- Зачем?
- Чтобы устроить людям те или иные испытания.
- Значит, ты не будешь отрицать, что от Веры Егоровны ничего хорошего ждать не приходится?
- Возможно.
- Тебе не кажется, что имеет место быть та самая развилка с двумя дорогами?
- Я в этом уверен.
- Не проще ли отказаться от появления бабки в нашей жизни? Тогда ее миссией станет искушение, на которое мы не поддались.
- Если бы перед выбором были бы поставлены мы с тобой, я бы настаивал именно на таком решении, но в данном случае выбор должна была сделать мама, и она его сделала. Теперь ей предстоит нести ответственность за принятое решение.
- А нам не предстоит нести ответственность за принятое ею решение?
- Нет. Мы в любой момент можем переселиться на дачу и вернуться к привычному образу жизни, без нежелательных "родственничков".
- Так давай сразу переедем, пока не поздно, а они тут пусть хоть обосрутся.
- Не торопись, Лизанька. Давай немного подождем и попробуем перевернуть сложившуюся ситуацию в мамкину пользу.
- Что ты предлагаешь? – заинтересовалась Лиза, понимающая, что муж сейчас разрулит ситуацию, как обычно, к всеобщему удовольствию.
- Лизанька, давай не будем унижать мамку, заставляя ее переносить встречу с бабушкой на другой день. Пусть старая ворона увидит своими глазами, что ее дочка за тридцать с гаком лет самостоятельной жизни не пропала без материнского диктата, научилась жить без матери и, при необходимости, сможет обойтись без нее еще три раза по тридцать лет. Пусть увидит, какой чудесной внучки она сама себя лишила… Пусть познакомится с нашими друзьями и сообразит, что единственным человеком, действительно заинтересованным в возобновлении отношений, является она сама.
- Ты хочешь попробовать размазать бабку по стенке, обратив ее появление в мамино торжество?
- Совершенно верно, в торжество справедливости. Нашей маме будет очень приятно. Она - хорошая тетка, только на сей раз ухитрилась со всей дури заблудиться в лабиринтах памяти.
- Бывает. – ответила Лиза. – Только где гарантии, что, пообщавшись со своей сволочной мамашей, она сможет вырулить на верную дорогу? Посмотри на нее. Видок-то, прямо скажем, полубезумный. Для принятия взвешенных решений не годится. Да и наговорила она сегодня гораздо больше, чем полагалось.
- Верно. Как опоили чем-то нашу маму. Тем не менее, свой выбор она сделала...
- Не посоветовавшись с нами.
- К сожалению, но, тем не менее, выбор сделан, и теперь пусть она встретится с матерью в домашней обстановке. Давай останемся, на сей раз, дома, и примем гостью, как положено, всей нашей маленькой дружной семьей.
- А гостям мы что скажем?
- Правду.
- Ты предлагаешь дать бабке шанс войти в семью?
- Да, а мы посмотрим, что она сейчас из себя представляет, и как вести себя будет. Вдруг она будет паинькой?
- А если нет?
- Высказать ей в глаза все, что ты думаешь, ты всегда успеешь, а я тебе помогу. Могу поспорить, что Нина Константиновна с Юлией Николаевной, при случае, тоже в стороне не останутся. Согласна?
- Угу. - ответила Лиза.
- Теперь ты, мать. Тебе придется понять, что жалеть старую одинокую женщину и потакать ее придурям – это вещи разные. Как ее зовут?
- Вера Егоровна.
- Если ты не хочешь снова попасть в психологическое рабство к Вере Егоровне, тебе необходимо вести себя так, чтобы твоя мать поняла, что она приходит в дружную семью с давно устоявшимся образом жизни и сложившимся кругом общения, что именно она должна приложить некоторые усилия, чтобы встроиться в коллектив, который очень много лет, по ее инициативе, успешно обходился без нее, и радикально менять свой образ жизни ради ее прихотей не намерен. Приспосабливаться к изменившейся обстановке и менять привычки ей придется гораздо больше, чем нам.
- Ты хочешь сказать, что считаться с моей матерью не намерен?
- Речь не только обо мне. Бабушке придется приспосабливаться ко всем нам.
- Как она это сделает?
- Зависит от нее. Пойми, мать, для танго нужны двое. Если она будет считаться с нами, мы тоже будем считаться с ней, но не иначе.
- Как она должна считаться с вами? Стоять на коленях? Ползать в пыли у ваших ног и непрерывно каяться?
- Хватит говорить глупости и приписывать нам всякие гадости! – разозлился Миша. - Считаться она должна со всеми нами, и в первую очередь – с тобой. Ты сегодня уже второй раз говоришь не о единой семье, а о себе отдельно, и о нас с Лизой отдельно. Стремишься обособиться от нас ради человека, когда-то безжалостно выгнавшего тебя из дома? Только скажи. Мы тебя не поймем, но к твоему решению отнесемся с уважением. И прекрати строить из себя дурочку, из нас с Лизанькой – монстров, а из своей мамаши - жертву. Ты прекрасно знаешь, что ни Лиза, ни я не способны ни унижать людей, ни требовать от них покаяния. Где твоя объективность, мать? Куда делась твоя материнская любовь? Бесследно испарилась при первом же появлении "светлого образа" твоей мамаши? Что же будет, когда "ее светлость" появится сама?
- Она – моя мать! Будьте любезны с этим считаться!
- А Лиза – твоя дочь! Очень хорошая дочь, заслуживающая уважения гораздо больше, чем твоя драгоценная мамаша! Ты об этом уже забыла? Забыла, как девочка вместе с тобой горе мыкала, пока твоя мамаша жила в свое удовольствие, не вспоминая о вас? Все забыла ради своей прихоти? Значит, ты ничем не отличаешься от своей матери. Очень жаль.
- Если бы я была такая же, как она, я бы вела себя с Лизой иначе!
- Ты уже ведешь себя так же, как Вера Егоровна вела себя с тобой. Ты уже пытаешься ломать свою дочь через колено и достаточно прозрачно намекаешь на то, что, если она не прогнется и не станет жить по твоим правилам, с тебя станется выставить ее из дома. Только ты забываешь, что у Лизы есть еще я. Учти, я не допущу, чтобы в угоду своей матери ты ставила нас с Лизанькой в зависимость от ее мнения, требований, привычек, прихотей и так далее, чтобы ты позволяла Вере Егоровне издеваться над моей женой. Я не могу выгнать бабку из твоего дома, но в состоянии, когда возникнет необходимость, увезти Лизу на дачу и поселиться там насовсем, а вы с мамашей тут хоть обосритесь.
Последние Мишины слова немного отрезвили Анну Михайловну. Она снова заплакала.
- Зачем ты со мной так жестоко? Я не хочу ничего плохого. Мне не досталось такой матери, какой я расстаралась стать для Лизы...
- Расстаралась?! - охнула побледневшая Елизавета Николаевна.
- Мать! Думай, что говоришь! - рявкнул Михаил.
- Что я такого сказала?
- Ты сказала, что стать Лизаньке нормальной матерью тебя подвигла отнюдь не святая материнская любовь...
- А что?
- Холодный расчет.
Анна Михайловна смутилась.
- Возможно, я неправильно выразилась...
- Возможно... - согласился зять, но по тону его было понятно, что он говорит одно, а думает совсем другое.
- А, возможно, и нет. - с горечью заметила Лиза.
- Выбирай слова, когда говоришь с матерью! - рявкнула Анна Михайловна.
- Начни с себя! - не осталась в долгу Лиза.
- Мать! Угомонись! - рявкнул Михаил. - Что сказано - то сказано, но впредь, когда опять соберешься что-нибудь ляпнуть, будь любезна помнить, что ты разговариваешь с дочерью, и выбирать слова.
- Лиза меня неправильно поняла!
- Значит, нужно говорить так, чтобы она понимала правильно. Ты ведь учила ее, разговаривая с людьми, тщательно выбирать слова, чтобы ненароком не обидеть?
- Да.
- Сколько раз можно повторять? Будь добра предъявлять к себе те же требования.
Анна Михайловна недовольно поджала губы, но предпочла промолчать.
- Мы отвлеклись. - продолжил Миша. - Ты говорила, что тебе не досталось хорошей матери...
- Но это не значит, что я не хотела быть маминой дочкой. Всю жизнь хотела! Мне было очень больно ощущать себя нелюбимым ребенком, всегда лишним человеком в доме, не дочерью, а никому не нужной приживалкой, которую заставляют жить по специально для нее установленным правилам и требуют, чтобы она соответствовала специально для нее установленным требованиям.
- Заведомо завышенным? - поинтересовался Михаил.
- Да.
- К брату такие меры не применялись?
- Никогда.
- Неужели все было так плохо? – спросил зять.
- Да, Мишенька. Я никогда не знала, почему мама так плохо ко мне относится, но понимала, что рассчитывать могу только на то, что понадоблюсь ей в старости. Ждала. Много лет терпеливо ждала, когда она постареет и поймет, что ее обожаемому, избалованному до свинства Сереженьке и его жене старуха-мать не нужна. Мечтала о том, что мама хотя бы в старости оценит меня по достоинству и поймет, что напрасно так со мной обходилась! Я мечтала и о том, что закатные ее годы, хоть немного, но мы с ней проживем душа в душу, и я стану, наконец, не чуждым элементом, не вечным раздражителем, не девочкой для битья, а маминой дочкой. Понимаешь? Любимой маминой дочкой. Неужели я так много хочу?
- Ты совсем немного хочешь. – примирительно начал Миша. – Только того, что тебе положено по праву рождения. Другой разговор, что ты почему-то не смогла получить этого в детстве и юности. Не факт, что получишь сейчас. Не стоит обольщаться – отношение Веры Егоровны к тебе могло остаться прежним. Вполне возможно, что вместо вожделенной материнской любви ты получишь чисто меркантильный интерес, завернутый в красивый фантик правильных слов.
- Что ты предлагаешь? Отказаться от своей мечты?
- Так было бы лучше для всех нас, но ты на это не пойдешь, по крайней мере, до тех пор, пока не разобьешь себе лоб о реальную действительность. Поэтому я предлагаю тебе пока не отказываться от мечты, но вести себя осторожно, не торопиться с восторгами и сохранять спокойное достоинство. Помни, что ты – не голодный бездомный щенок, сидящий в лютый мороз на обочине дороги в надежде на то, что какой-нибудь добрый человек пожалеет его и возьмет жить к себе домой, готовый вилять хвостиком и лизать руки хозяину за миску еды и крышу над головой. Ты не одна на белом свете. У тебя есть мы с Лизанькой. Мы очень тебя любим, причем не за что-то, а просто потому, что ты есть. Разве этого мало?
- Нет, мой дорогой. Я – очень счастливый человек. Грех жаловаться.
- Тогда ответь мне – почему ты вот так, сразу, готова на все ради того, чтобы заслужить любовь Веры Егоровны? Чем она заслужила такие жертвы?
- А хрен меня знает! Дурь какая-то! Как загипнотизировала она меня! Морок какой-то!
- Правильно. От этого морока нужно срочно освободиться.
- Как?
- Тебе необходимо перестать мечтать о кренделях небесных. Сначала нужно убедиться в том, что ты не бежишь за химерой, что твоя мать готова оценить твою заботу и относиться, как положено настоящей матери, к тебе, а не к твоему кошельку или имуществу. И уж совсем недопустимо отталкивать свою дочь.
- Никто ее не отталкивает!
- А что ты делаешь, когда делишь семью на себя и нас? Чем ты занимаешься, когда подозреваешь Лизаньку в том, на что она не способна по определению?
- Неужели ты не видишь очевидных вещей? Бабушка еще не появилась в доме, а Лиза уже позволяет себе предвзято к ней относиться и ревновать.
- Опять двадцать пять! Обрадоваться не успел! Только показалось, что мы начали договариваться, а ты опять вернулась в исходную точку, овца упертая. Пожалуй, я соглашусь с Лизанькой. Ты уже находишься под влиянием своей матери. Что она тебе напела? Что пообещала? Почему ты сразу перестала понимать свою собственную дочь? Где ты увидела ревность? Девочка призывает тебя со скепсисом отнестись к излияниям Веры Егоровны, чтобы уберечь от беды. Не более того.
- Мама уже не в том возрасте…
- Если у человека есть задатки мерзавца, он может натворить множество бед в любом возрасте.
- Выбирай слова! Ты говоришь о моей матери!
- Которая проявила свои задатки тридцать один год назад. Или я ошибаюсь?
Анна Михайловна благоразумно промолчала.
- Ты же опытная женщина, - продолжил Михаил, - ты сама учила Лизаньку не вестись на приемы манипулирования. Почему же ты думаешь, что Вера Егоровна ими не владеет? А если бабка просто-напросто хочет тебя использовать, то обязательно применит свои навыки.
- К родной дочери? Не смеши меня.
- Тридцать один год назад ты ей родной дочерью не была?
Теще опять пришлось промолчать.
- Ты ей родная только по крови. - продолжил Миша. - Вы не виделись тридцать с лишним лет. По сути, вы давно стали чужими, мало того, совершенно незнакомыми людьми. Есть вероятность того, что чужой человек захочет тебя использовать?
- Конечно, есть, - согласилась Анна Михайловна, - и немалая.
- Так посмотри сначала, чем твоя мать дышит, а потом уже радуйся, если найдется чему. Если твоя мечта сбывается, то Вере Егоровне не составит труда встроиться в семью, и мы с Лизанькой ей поможем. Ты нас знаешь.
- Да, мой дорогой.
- А если ты переоценила свою мать? Ты готова ломать нас или даже выкинуть из своей жизни ради того, чтобы любой ценой заслужить ее любовь? Бесполезно. Как и любовь мужчины, материнская любовь либо есть, либо нет. Не заслужишь. Не зажжешь. Тут потеряешь, а там не найдешь. Что будешь делать?
- Тогда и буду думать.
- Ты сейчас подумай! Своим теперешним отношением ты уже отталкиваешь Лизаньку ради Веры Егоровны. Ты думаешь, твоя мамаша вечная?
- Нет, конечно.
- С кем ты останешься, если нас оттолкнешь? У генеральши хотя бы есть верная домработница. У тебя такой нет и не будет. Ты останешься совсем одна. Ты думаешь, что это очень легко или приятно? Хотя бы об этом подумай одурманенной своей башкой, а то потом будешь, как Вера Егоровна, передавать нам через общих знакомых, что жалеешь о разрыве.
- Простите меня, дети! – виновато всхлипнула Анна Михайловна. - Я сдуру многовато начудила сегодня.
- Это точно, а теперь, девочки, давайте будем считать общий знаменатель найденным, а инцидент исчерпанным. Давайте забудем о надвигающемся шторме и постараемся радостно подготовиться к празднованию годовщины нашей свадьбы.
Вера Егоровна в сопровождении своей верной дуэньи Клавдии прибыла в городскую квартиру Лялиных в полдень восьмого марта, за пару часов до прибытия остальных гостей, сбор которых был назначен на два часа пополудни. Открывать дверь отправилась Анна Михайловна, попросив детей остаться в гостиной за празднично накрытым столом, над которым вся семья усердно трудилась с шести часов утра.
Вера Егоровна переступила порог дома своей дочери с надменностью королевы, окинула презрительно-снисходительным взглядом скромную обстановку маленькой прихожей и соизволила скинуть с плеч норковую шубу с видом императрицы, снимающей горностаевую мантию. Анна Михайловна скромно отступила в сторону и показала Вере Егоровне свободное место на вешалке.
Гостья, явно рассчитывавшая на лакейское поведение дочери, гневно сверкнула глазами, но ничего не сказала. Анна Михайловна повела мать в гостиную, где был накрыт стол, и прибытия бабушки нервно ожидали Берсеневы. Вера Егоровна, изображая величественную поступь, с обиженным видом прошествовала за дочерью и придирчивым взглядом оглядела обстановку, накрытый стол, решила, что банкет накрыт специально для нее, и самодовольно улыбнулась, но улыбки ее хватило ненадолго.
Она увидела, как Миша достает из буфета чистые столовые приборы, а Лиза сервирует ими стол, и поняла, что хозяева ждут не только ее. На лице Веры Егоровны появилось выражение недовольства, смешанного с презрением.
- Итак, Анна, как и следовало ожидать, ты живешь в трущобе.
Пожилая женщина опустилась в кресло. Клава ушла на кухню.
- Смотря, с чем сравнивать! Мы живем, как все! Даже лучше многих! – ответила гостье Елизавета Николаевна.
- Тебя, детка, мать должна была научить не вмешиваться в разговоры старших. Очень жаль, что она этого не сделала.
Анна Михайловна с ужасом заметила недобрый блеск в глазах дочери, но сказать ничего не успела - слово снова взяла Вера Егоровна.
- Мне неинтересно, как живут все. - с театральным пафосом произнесла генеральша. - мне интересно, как живешь ты.
- Да? Давно? - язвительно поинтересовалась Лиза.
- Я что сказала? - обманчиво мягко сказала старуха. - Не лезь в наши с мамой разговоры.
- Лизанька, пожалуйста, веди себя прилично. - тоже обманчиво мягко попросила Анна Михайловна. - Не вмешивайся в наши разговоры.
- Ты считаешь, что неприлично веду себя я, а не твоя мамаша? Однако!..
- Лиза, пожалуйста... - почти простонала мать.
Елизавета Николаевна нервно вынула из пачки сигарету и закурила.
- Она что, курит? – надменно спросила бабка.
- У меня есть имя! – повысила голос Лиза.
- Я не желаю, чтобы она курила в моем присутствии! – приказным тоном заявила Вера Егоровна, сделав вид, что не слышала замечание внучки.
В ответ молча закурил Миша.
- Анна! – снова повысила голос бабка. - Я не желаю, чтобы кто-нибудь курил в моем присутствии!
В ответ Лиза выдохнула дым в ее сторону.
- Ах, так? – рявкнула Вера Егоровна.
- Да, так! – в тон ей ответила Елизавета Николаевна. – Распоряжаться Вы будете в своем доме! А у нас Вы – гостья, а мы – хозяева, и только мы будем решать, кто и что будет здесь делать, в том числе, и курить, а кто – нет! Ясно?! Кому не нравится – дверь открыта! Мы тридцать лет великолепно обходились без Вашего самодурства – сможем обойтись и дальше.
- Что ты себе позволяешь?! – рявкнула Вера Егоровна.
- Ощипывает тебя девочка. Перышко за перышком, как индюшку. – ответила вошедшая в комнату Клава. – И правильно делает. Давно пора корону с головы снять, а ты все генеральшей себя чувствуешь.
- Я и есть генеральша. – ответила Вера Егоровна.
- Вдовая ты генеральша. – не осталась в долгу Клава. – Да еще и с хорошей звездиной.
- Ты что себе позволяешь? – вскинулась пожилая женщина.
- Ты, Верочка, посиди тихонько, не ерепенься, пока я про тебя родне расскажу все, что ты сама выложить постесняешься.
- Ты совсем забылась? Знай свое место!
- И вот так все время. – вздохнула Клава. - Давно уже нет ни генерала, ни почти всех генеральских привилегий, а ты все никак не остынешь. Плохо ты отношения с родственниками начинаешь налаживать, Верочка. Как ты дотяпала такую уютную квартирку трущобой назвать и всю семью обидеть? Кто тебя за язык тянул? У нас с тобой в Кондратьевском переулке жилье похуже будет.
- В Кондратьевском? – удивилась Анна Михайловна.
- Да, Анечка. - ответила Клава. - Прогуляли мамаша твоя и братец Сергей Михайлович все денежки папенькины. Пришлось мамаше сначала продать машину, потом гараж, потом дачу, а потом и до квартиры дошло, когда Сергей Михайлович из окошка по белой горячке сиганул. Продала Вера Егоровна квартиру генеральскую, да и купила небольшую двухкомнатную в Кондратьевском переулке. Там теперь и живем. Обычная голь-моль перекатная, только чокнутая.
- Клавочка, почему ты Сережу называешь по имени-отчеству? Он же вырос у тебя на глазах. – удивилась Анна.
- Мамаша твоя велела. Как папаша помер, так она чудить пошла. Платьев длинных до пола, нарядных, у лучших портных понашила, посуды какой-то дорогущей накупила, побрякушками старинными обзавелась и начала всем рассказывать, что они ей от бабушки-графини в наследство остались.
- От кого??? – изумилась Анна Михайловна. - Все мое детство мама с гордостью рассказывала о том, что родилась в крестьянской семье.
- Она там и родилась. Только после папы твоего умом тронулась. Какой-то салон решила у себя сделать для своих подруг. Себя в их присутствии барыней велела называть, а Сергея Михайловича – барином.
- Не может быть! - охнула Анна Михайловна.
- Почему не может быть? - продолжила Клавдия. - Очень даже может. Пыль она в глаза своим товаркам пускать хотела Только не нужна она им оказалась сама по себе, без Михайлы-то Федоровича и его знакомств. Сразу без подруг осталась. Вся гоп-компания отказалась с ней дружбу водить.
- Я всегда ей поражалась. - отозвалась Анна. - Дома – цербер, зверь лютый, а со своими подругами – глупа до наивности. Никак не хотела понимать, что они с ней дружат исключительно из-за того, что мужья вместе служат. Ладно, стукнулась мама лбом об "искренность" подруг. А дальше?
- Посуду ту сыночек ее, Сергей Михайлович, потом тайком из дома воровал и продавал антикварам по одной плошечке. И побрякушки продал, чтобы водку дорогущую было на что покупать. Он у нас той, которая подешевле, которая для обычных людей продается, брезговал. Только самую лучшую покупал.
- Тут удивляться нечему. - заметила Анна Михайловна. - Он другим быть не мог. Сережа был любимым ребенком. Мама его разбаловала до свинства еще при мне.
- Картины-то, которые дедушка твой, а потом и отец, собирали и берегли, часть Сергей Михайлович продать и прогулять успел, а оставшиеся у нас в Кондратьевском по стенам висят. Ждут, когда Вера Егоровна их продаст, а деньги проест.
- Разве мама пенсию не получает?
- Пенсия у нее за генерала очень даже хорошая, могло бы на все хватать и еще оставаться, если бы тратила деньги твоя мамаша разумно. Только она к роскоши привыкла, и деньги давно считать разучилась. Любил ее папа-генерал, до последнего дня баловал, от жизни ограждал. Не подумал, что после него с ней станется. Вот и получилось, что кушать простую пищу наша генеральша отказывается - ей только вкусненькое подавай. Одежду покупает только в дорогих магазинах, а поужинать норовит в ресторане, графиня. Откуда тут денег наберешься? Да ты не волнуйся, Анечка. Мамаша тебе на шею садиться не собирается. Ей оставшихся картин на всю оставшуюся жизнь шиковать хватит. Главное – не обижайся на нее за мотовство.
- А я не обижаюсь. - ответила Анна Михайловна. – Не из-за чего.
- Как же? Неужели тебе не обидно, что от матери ничего толком не останется?
- Нет. Мне от нее ничего не нужно. Пусть живет, как можно дольше, а потом все, что у нее есть, твоим будет. Ты прописана где?
- У Веры Егоровны. Как я в Москву из деревни приехала, так она меня и прописала в генеральские апартаменты.
- Прописала наемного работника? - удивился Миша.
- Какого работника? - ответила Клавдия. - Верочка мне – сестра сводная, старшенькая. Отец у нас один, а матери разные. Потому и разница в возрасте большая.
- Чтоооо??? – громко удивилась Анна Михайловна. – Сестра?! Как же ты всю жизнь у сестры в прислугах жила и тычки от нее терпела?
- Так и жила. Чем от кого-то чужого, лучше уж от сестры…
- Тетушка, ты же могла пойти учиться, получить хорошую профессию, выйти замуж, ребенка родить, и не одного. Зачем ты свою жизнь ради сестры загубила?
- Ради твоего отца она свою жизнь загубила. – недовольно заявила Вера Егоровна. – Влюблена была в него, как кошка, вот и предпочла вместо учебы и замужества, всю жизнь обеды ему готовить и сранки стирать, а потом момент улучила и, когда я в санаторий уехала, в постель к нему прыгнула. Думала, что я ничего не узнаю. А когда у нее пузо на нос полезло, она быстро мне все рассказала, да поздно уже было от ребенка избавляться. Сына она папе нашему родила.
- Когда?
- Через два года после того, как ты вышла замуж за Лялина.
- Тетушка, у мамы с головой совсем плохо?
- Не зови меня тетушкой – я только на пять лет старше тебя. Ты родилась в марте сорок седьмого года, а я последнего довоенного замеса - родилась в марте сорок второго. Клава я для тебя.
- Хорошо. Так что у мамы с головой?
- Плохо у нее с головой, ох, как плохо, но сейчас Верочка чистую правду рассказывает. Папа твой ее любил, а я - его. Было кое-что у нас с Михайлой Федоровичем.
- Ага! - презрительно фыркнула Вера Егоровна. - Кое-что! Уж если начала правду говорить, так выкладывай до конца. Стал твой папаша, Аннушка, фактически двоеженцем.
- Началось по пьяному делу. - продолжила Клавдия. - Верочка в санатории была, а он пришел в сильном подпитии и силой меня взял. Вот и вышло…
- Сучка не захочет - кобель не вскочит... - отозвалась генеральша.
- Верочка и не узнала бы ничего, да понесла я, а убивать ребенка Михаила Федоровича у меня рука не поднялась. Не смогла я взять на душу такой грех. Сыночек у меня от твоего папы родился. Феденькой зовут в честь деда, Федора Михайловича. Он военным стал, продолжил дело отца и деда-прадеда. Ты теперь со мной знаться не захочешь?
- Что ты, родная! Я так рада, что ты оказалась моей теткой, а до твоих дел с папой мне дела нет. Брата буду рада принять в нашем доме.
Миша нервно закурил.
- Немедленно погасите сигарету! Сколько раз Вам повторять, что при мне ни Вы, ни Ваша жена курить не будете?
- Вера Егоровна! - демонстративно прикуривая, отозвалась Лиза. - Вы хотели провести Восьмое Марта с дочерью, чтобы испортить нам праздник?
- Анна, приведи в порядок этих двух хамов!
- Лиза, Миша,.. - недовольно начала Анна Михайловна.
- Лизанька, давай не будем мешать маме наслаждаться обществом родни. - предложил Михаил. - Собирайся - мы идем в ресторан.
- Ты сошел с ума? - воскликнула теща. - Вот-вот приедут гости!
- Ничего страшного. Мы им позвоним, извинимся и перенесем банкет на следующие выходные в такое место, где этих двух дамочек не будет по определению.
- Хочешь испортить праздник?
- Наоборот, я хочу попробовать сохранить остатки праздничного настроения и провести этот день спокойно, без оскорблений от твоей, моя дорогая теща, матери. Так что, либо ты приводишь в порядок Веру Егоровну, либо мы с Лизой идем в ресторан. Выбирай.
- Я не дам себя ломать через колено! - с апломбом заявила генеральша.
- Конечно, нагибать других гораздо приятнее. - ответила ей Елизавета Николаевна, по тону мужа понявшая, что он не шутит. - Учтите – мы себя в обиду не дадим! Мы с мужем – взрослые люди со своими взглядами на жизнь, и Вам, если Вы намерены поддерживать с нами хотя бы внешний флер отношений, придется относиться к нам с уважением. Устраивает? Милости просим в семью. Нет? Дверь всегда открыта. Мы никого не держим. Поняли?
- Анна, почему ты позволяешь этой распущенной девице вести себя самым наглым образом? Она заслужила хорошую оплеуху!
- Только попробуйте коснуться пальцем моей жены! - угрожающе произнес Миша, поднимаясь со стула.
- Вы ударите меня в ответ? - вызывающе спросила Вера Егоровна.
- Нет, но разберусь с Вами по-взрослому. Обещаю, мало Вам не покажется...
- Миша, успокойся, - попросила багровая от гнева теща. - Я сама разберусь.
И обратилась к матери:
- Мама, я никогда не била свою дочь...
- Напрасно. - процедила генеральша.
- Я хочу, чтобы ты поняла. - продолжила Анна Михайловна. - Рукоприкладство по отношению к Лизе сделает ваше совместное пребывание в моем доме невозможным.
- Поняла. – сквозь зубы процедила Вера Егоровна. - Ты ради этих двух хамов выгоняешь меня из дома, которого не имела бы, если бы не папина помощь?
- Во-первых, мы никогда никого не выгоняем, но никому и не навязываемся. Ко всем одно требование – в нашем доме вести себя по нашим правилам. Когда мы придем к тебе в гости, будем вести себя так, как принято у тебя. Во-вторых, эту квартиру получил Николай. Папа тут ни при чем.
- Если бы отец не пошел хлопотать за вас, вы еще не один год прозябали бы в том вонючем бараке, а потом получили бы комнату в коммуналке или однокомнатную квартиру. В самом лучшем случае – двухкомнатную, крохотную, со смежными клетушками.
- Ты ошибаешься. Коленька был инвалидом войны. Ему полагалась дополнительная жилплощадь.
- Анечка, - вступила в разговор Клава, - мама правду говорит. Когда она тебя выгнала, отец очень ругал ее, стыдил, требовал, чтобы она поехала к вам и вернула вас домой.
- Странно. Когда мама меня выгоняла, он молчал и ни во что не вмешивался. Я расценила папино молчание, как согласие с мамой.
- Он не стал перечить ей при вас, а потом, когда вы ушли, устроил такой скандал, что даже побил ее. Все требовал, чтобы она вернула вас домой и извинилась. Верочка потом неделю с синяком на щеке щеголяла. Из дома не выходила - стеснялась.
- Мы бы не вернулись. Мы понимали, что мать не даст нам быть вместе.
- Когда и папа это понял, он спросил у меня, где искать Николая...
- Ты знала, где он жил?
- Да. Это я порекомендовала его Верочке, когда она захотела сделать ремонт.
- Откуда ты его знала?
- Он был моим односельчанином.
- Не может быть. Он родился в Москве. Его отец был сослуживцем и другом дедушки.
- После детского дома ему московскую прописку не дали. Он работал в колхозе и жил в нашем селе. От нас и на фронт ушел. Вернулся, правда, в Москву, но ненадолго - в тюрьму попал. После тюрьмы ему опять московскую прописку не дали, и он вернулся в наш колхоз, а в Москву переехал в начале шестидесятых - устроился по лимиту на стройку.
- Не может быть! Николай был реабилитирован.
- Поэтому ему и разрешили устроиться не на сто первом километре, а в нашем колхозе.
- Значит, папа вполне мог найти нас?
- Да. Михайла Федорович нашел твоего Николая, поговорил с ним, а потом нашел через кого-то из своих друзей знакомство в Моссовете и пошел хлопотать, чтобы вам дали квартиру побыстрее и получше. Мать тогда чуть с ним не развелась от злости, но отец сделал все, что мог, и вы получили эту чудесную квартирку. Колю папа просил не говорить тебе, что без его помощи не обошлось.
- Почему?
- Не знаю. Помню, что, когда Коля погиб, вам с Лизанькой на получившийся излишек площади должны были подселить еще одного жильца. Папа тайком от тебя похлопотал, и вас не тронули.
- Как он узнал о гибели Николая?
- Ему позвонили с Колиной работы.
- Не может быть!
- Очень даже может. Это ведь Михайла Федорович помог ему после стройки устроиться на хорошую работу поближе к дому. У него в вашей жилконторе работал приятель, с которым он раньше в училище учился. Он до больших чинов не дослужился, вышел в отставку и пошел заведовать гражданской обороной.
- Откуда ты все это знаешь?
- Ты думаешь, что мы с ним, когда Верочка была в отсутствии, никогда ни о чем не разговаривали?
- И в кроватке не валялись? - язвительно спросила Вера Егоровна.
- Уймись, Верочка, теперь это - дело прошлое. Давно уже нет нашего Михайлы, а ты все никак не успокоишься.
Генеральша обиженно замолчала. Клавдия повернулась к Анне Михайловне.
- Анечка, дай мне хороший большой противень.
- Зачем?
- Пирожки подогрею. Хватит скандалить – Женский День у нас.
Больше ничего она сказать не успела. Раздался звонок в дверь, оповестивший хозяев дома о том, что начали прибывать гости. Миша отправился открывать дверь.
Первыми приехали Маргарита Павловна и Вадим с Андреем.
- Ну что, Лизанька, ты уже переживаешь из-за горячего? - входя в гостиную поинтересовался Вадим Петрович.
- Еще как! - отозвалась Лиза. - Куры тоже нервничают. Хотят быть приготовленными только тобой.
После поздравлений и вручения цветов и подарков, а также взаимного представления гостей друг другу, Вадим удалился на кухню. Андрей составил ему компанию, а Маргарита Павловна завела светскую беседу с Верой Егоровной.
Через несколько минут приехали Нина Константиновна с Костиком.
Поздравив Лизу с Мишей, вручив им подарки и познакомившись с Верой Егоровной, Нина-старшая оживленно защебетала.
- Лизанька, Анечка. Мы привезли вам поздравления от всей семьи вместе с извинениями. Ниночка приехать не смогла - она в больнице.
- Что случилось? - встревожилась Анна Михайловна.
- Ничего особенного. Врачи перестраховались - заявили, что есть угроза выкидыша, и положили девочку на сохранение. Инночка поехала к ней, а Ленечка сегодня дежурит и отчаянно вам завидует. Все они позвонят позже и сами поздравят детей с годовщиной свадьбы.
- Леонид Николаевич мечтал поменяться сменами с Ларисой Александровной, но не получилось. - добавил Костик. - Она заболела.
- Мы привезли поздравления и подарки от Юленьки. Она хотела сегодня приехать к вам с Толечкой, но несколько дней назад Ленечка госпитализировал его.
- Что с ним?
- Леня обнаружил диабет.
- Сколько? - спросил Миша.
- Было двадцать восемь, сейчас снизили до восемнадцати.
- Ого! Серьезные цифры. - отозвался Михаил. - Как же он не заметил такие сахара? Неужели такие цифры обошлись без кетоацидоза?
- Ты думаешь, что очень легко унюхать ацетон сквозь перегар?
- Нет, особенно с бодуна. - согласился Михаил. - - Юлия Николаевна поехала к мужу в больницу?
- А как же! Юленька с Ларочкой разрываются между работой и больницей. Толик еще очень слабый. Ему нужен уход.
- И сторож от дежурящего Леонида Николаевича, который непременно приедет проведать родственника не с пустыми руками. - хмыкнула Лиза.
- И это тоже. - не стала отрицать Шапокляк.
- К сожалению, сестрица моя со всем семейством тоже не сможет приехать. - посетовала Анна Михайловна. - Они болеют гриппом.
- Значит, пока не судьба... - философски ответила Шапокляк.
Наконец, хозяева и гости уселись за праздничный стол. Не успел Михаил разлить шампанское по бокалам, как зазвонили телефоны. - отсутствующие друзья и родственники спешили с поздравлениями и извинениями за свое вынужденное отсутствие. Телефонные аппараты хозяев дома отправились по кругу.
Пока хозяева и гости общались с отсутствующими за столом друзьями, Вера Егоровна сидела с видом оскорбленной добродетели, злобно посматривая то на внучку, то на гостей, но слушала разговоры с большим интересом. Когда переговоры были окончены, и Вадим, взявший на себя обязанности тамады, произнес первый тост, начался собственно банкет.
Генеральша со страдальческим видом перепробовала все, что было на столе, интересуясь авторством каждой закуски, и попробовала раскритиковать блюда, приготовленные Лизой.
Отведав отварной язык, Вера Егоровна поморщилась.
- Анна, кто это готовил?
- Лиза.
- Здесь не хватает соли. Жестко. Гадость ужасная.
- А мне вкусно и мягко. - сказал Михаил. - И всего хватает.
Сказал и почувствовал, как расслабилась Лиза.
- Миша! - одернула зятя Анна Михайловна.
- Что - Миша? Кто ей велел закусывать языками селедку? Сделала бы наоборот...
- Верочка, давай я положу тебе рыбки. - вмешалась Клавдия. - Рыбка мягкая. Ее ты прожуешь легко.
- Лизанька, языки восхитительны. - похвалила блюдо Маргарита Павловна.
- Марго, Вы меня успокаиваете?
- Что ты, девочка, мне действительно очень нравится.
- И мне. - добавил Вадим.
Остальные гости тоже высказали свои похвалы молодой хозяюшке. Вере Егоровне явно не понравилась их солидарность, но она промолчала.
Запеченная индейка вызвала новый приступ критики от "бабушки".
- Эту гадость тоже готовила твоя косорукая Лиза?
- Да. - ответила Анна Михайловна.
Шапокляк возмущенно ахнула.
Вадим тут же попробовал критикуемое блюдо. На его лице отразилось недоумение.
- Что Вам не нравится? Превосходная индейка.
- Пересушено. - заявила Вера Егоровна. - Есть невозможно. В прошлые века за такую готовку стряпух пороли на конюшне.
Гости от неожиданности поперхнулись закусками.
- Лизанька, не слушай бабушку. - сказал Миша, увидевший, что жена вновь напряглась и уже открыла рот для того, чтобы устроить скандал. - Индейка обольстительна. Сочная, остренькая. Все сделано так, как я люблю.
Вновь почувствовав защиту, Лиза успокоилась.
- Миша, прекрати. Ты необъективен. - вмешалась теща. - Если мама говорит, что невкусно...
- Не могу с Вами согласиться. - перебил ее зять. - Необъективна Вера Егоровна, вернее, ее вставная челюсть.
- Прекрати!
- Если ее протезы слабоваты для хорошего куска индейки, пусть найдет нормального протезиста, а пока пусть ест что-нибудь помягче и не мешает другим наслаждаться вкусной едой. - с невинным видом заявил Михаил.
- Что ты себе позволяешь? Немедленно извинись перед бабушкой!
- Извините меня, Вера Егоровна, за то, что Вам вместо приличного протезиста попался барыга.
Гости рассмеялись. Генеральша побагровела от злости.
- Миша! - рявкнула теща.
- Хорошо, будь по-Вашему. Простите меня, Вера Егоровна, за то, что у меня и моих друзей во рту до сих пор не протезы.
На сей раз весело расхохотались и Лиза, и гости, а Анне Михайловне было не до смеха. Поняв, что зять на сей раз не уступит, она, скрипя зубами, опять предпочла промолчать.
Некоторое время собравшиеся ели спокойно, отвлекаясь от трапезы только для того, чтобы произнести очередной тост и выпить шампанского. Лиза уже надеялась на то, что старая ведьма угомонилась, но, как оказалось, передышка была временной и закончилась, когда генеральша дошла до салата Оливье, действительно на сей раз не слишком удачного.
- Опять Лизино "произведение"?
- До чего Вы додумались на этот раз? - угрожающим тоном спросил Вадим.
- Здесь слишком много майонеза.
- На сей раз я с Вами полностью согласен. - ответил Вере Егоровне Михаил, расплывшись в елейной улыбке городского сумасшедшего. - Ни мы с Лизанькой, ни Вадим Петрович никак не можем объяснить Вашей упрямой доченьке, что ингредиенты праздничных салатов не должны плавать в майонезе. Вся надежда на Вас и Ваш авторитет. Может быть, Вас она услышит и прекратит подавать на стол сопли вместо Оливье и крабового салата? Вы его еще не пробовали?
Анна Михайловна с обидой посмотрела на зятя, но он улыбнулся ей такой "очаровательной" улыбкой, что она сочла за благо промолчать.
На сей раз Вера Егоровна замолчала надолго, до самого холодца, но его решила не пропускать. Съев первый кусочек, она вновь брезгливо поморщилась.
- Пересолено. Есть совершенно невозможно.
Миша, которому надоел мерзкий спектакль, устроенный матерью Анны Михайловны, уже открыл рот, чтобы высказать теще и ее мамаше все, что он о них думает, не выбирая выражений, а потом собрать вещи и уехать с гостями и Лизой на дачу, но не успел сказать ни слова.
- А ну-ка, заткнись, наглая старая ворона! - рявкнула Елизавета Николаевна.
- Что? - опешила Вера Егоровна.
- Заткни свой язык в задницу и сиди тихо, глухомань хренова!
Гости покатились от хохота. Нина Константиновна встала из-за стола и вышла из комнаты.
- За сковородками пошла. - прокомментировал Костик.
- Давно пора. - отозвалась Марго.
- Пора было еще во время индейки. - заметил Вадим.
Тем временем Анна Михайловна пришла в себя и, не смущаясь перед гостями, рявкнула на дочь:
- Лиза, что ты себе позволяешь? Немедленно...
- Что я себе позволяю?! – перебила ее вконец озверевшая Елизавета Николаевна, сделав смысловой акцент на местоимении "я". – Лучше бы ты поинтересовалась у своей мамаши, что она себе позволяет! Явилась в наш дом под предлогом примирения и воссоединения семьи, но всем своим поведением выказывает презрение именно ко мне. Выясняет, кто что готовил и демонстративно критикует все блюда, приготовленные мной! Ничем ей не угодить! Если бы ее замечания были справедливы, я бы молчала, но она клевещет!
- Если человеку невкусно, это не значит, что он тебя оговаривает!
- Моему мужу и нашим друзьям все нравится!
- Они не хотят тебя расстраивать.
- Ничего подобного. - заявил Вадим. - Все очень вкусно.
- Ты необъективен!
- Разве объективной бывает только критика? Разве не бывает так, что под маской критики скрывается откровенная клевета?
- На что ты намекаешь?
- Ваша мать лжет. Ей нравится все, что она пробует, но почему-то она очень хочет испортить настроение Лизаньке.
- Все равно Лиза обязана молчать!
- С чего ты взяла, что я буду молчать и ублажать ее, тем более, в ответ на хамство? - вновь взорвалась Елизавета Николаевна. - Кто позволил Вере Егоровне так себя вести и разговаривать со мной таким тоном? Почему ты в упор не видишь ее хамства? Учти - я не намерена терпеть наглость твоей мамаши и делать вид, что в упор не вижу ее провокаций! Готовлю так, как умею! Не нравится – пусть не ест! В конце концов, она не жрать сюда пришла!
- Браво, девочка! - воскликнула вернувшаяся из кухни со сковородками в руках Нина Константиновна. - Возьми сковородочку. Пригодится. Марго, Миша, Котя, Димка, берите.
Она раздала сковородки, оставив одну себе.
- Зачем ты их принесла? - взвизгнула Анна Михайловна.
- Послужат орудиями воспитания твоей мамаши. Жаль, что маловато их у вас. Ничего, я теперь знаю, что дарить. А еще жаль, что Юленьки нет. Она не посмотрела бы на то, что сидит в гостях, - давно бы выгнала эту старую курицу ко всем чертям.
Неожиданно для всех в перепалку вмешалась Клавдия.
- Вера, кончай портить праздник своим брюзжанием. Закрой рот и и ешь то, что могут прожевать твои протезы!
Вера Егоровна замолчала и как-то вся скукожилась. Клавдия повернулась к Анне Михайловне.
- Нам уйти?
- Что ты, Клавочка! - воскликнула Анна Михайловна. - Я никуда вас не отпущу!
- Вера испортила вам праздник.
- Ничего подобного. Праздник только начинается. Я прослежу, чтобы мамочка кушала только подходящую ей пищу, а ты мне помоги. На горячее Вадим приготовил восхитительную курицу. Потом будут мороженое, чай с тортом, а после торта - танцы и маленький домашний концерт. Оставайтесь.
- Вера, пообещай нам, что ты больше не будешь изводить нас своими прибабахами.
- Ладно. - процедила Вера Егоровна.
- Вот и чудно! - проворковала Анна Михайловна. - Праздник продолжается.
- Детский сад - штаны на лямках. - пробормотала Марго.
Берсеневы скрипнули зубами, но промолчали. Праздник пошел своим чередом. Теперь на разговоры потянуло Клавдию. Она предлагала один тост за другим и расхваливала все, что пробовала. Особенно ей понравились соленые огурчики, и, узнав, что Миша готовит их сам, она тут же заручилась его обещанием научить ее солить их точно так же.
Гости засиделись допоздна. Разъезжаться стали ближе к полуночи. Когда последними уехали Виноградовы, Клавдия тоже стала собираться домой, но Анна предложила матери с теткой остаться на ночь, чтобы на следующий день Вера Егоровна с дочерью могли пообщаться без посторонних. Это предложение так понравилось генеральше, что она благосклонно изволила его принять.
Утро девятого марта началось с неожиданности. Рано утром собирающиеся на работу Берсеневы обнаружили на кухне Клавдию, готовящую им завтрак и пакеты с пирожками с собой.
- Клавдия Егоровна, зачем Вы поднялись в такую рань? – спросил Миша. – Мы бы и сами справились.
- Мне захотелось приготовить вам горячий завтрак и поговорить о Верочке.
- Мы видели и слышали достаточно...
- Я вчера из разговоров правильно поняла, что у вас есть знакомый врач?
- Слишком громко сказано. Мы с ним знакомы очень мало. Это тесть Коти.
- Какие болезни он лечит?
- Он - врач "Скорой помощи". Зачем Вам?
- Попросите его посмотреть Верочку. Вы же сами видите, что странностей у нее многовато.
- Хорошо. Сегодня я поговорю с другом, но не обольщайтесь - даже если его тесть согласится проконсультировать Вашу сестру, лечить ее он не возьмется. Максимум - определит, специалисты какого профиля ей нужны.
- Он сможет порекомендовать Верочку таким докторам?
- Не знаю.
- Все равно попроси - пусть посмотрит.
- Сначала необходимо заручиться согласием Веры Егоровны. - предупредила Лиза. - Иначе мы рискуем попасть в неудобное положение.
- Какое?
- Леонид Николаевич согласится посмотреть ее, а она пошлет нас всех далеко и надолго...
- Верно. – сказал Миша. - Давайте сделаем вот что. В четверг у Анны Михайловны день рождения. Вера Егоровна уже пожелала присутствовать. Если доктор согласится, мы воспользуемся ситуацией и пригласим его в гости, не говоря Вере Егоровне, кто он. Пусть сначала Леонид Николаевич понаблюдает за ней в непринужденной обстановке, а потом уже, если сочтет нужным, поговорит, как врач с пациенткой.
- Если обстановка будет действительно непринужденной, - хмыкнула Лиза, - поговорить он с бабушкой точно не сможет. Будет не в состоянии. Конечно, если верить Шапокляк…
- Пусть. Очень даже хорошо будет, если они посидят за столом, разопьют бутылочку-другую, пообщаются. Если возникнет симпатия, считай, полдела сделано.
- Он будет оскорблен одной бутылочкой. Ему надо ящик.
- Котька рассказывал, что без Анатолия Александровича Леонид Николаевич бывает гораздо скромнее в своих запросах. Кроме того, он будет знать, что идет к пациентке, а напиток предназначен для маскировки.
- Если верить Шапокляк, то после первой рюмки он забудет о маскировке.
- Лишь бы не забыл о пациентке.
- Напомним. – хмыкнула Лиза. - В крайнем случае, выскажет свое мнение, когда протрезвеет.
- Алкоголик? – испугалась Клава.
- Чем богаты...
- Мишенька, пожалуйста, попроси его. - взмолилась Клавдия. - От Верочки совсем житья не стало. Ты же сам вчера видел...
- Хорошо, но с одним условием.
- Каким?
- Готовить праздничный стол и сервировать его будете Вы. Мне надоело слушать, как Ваша сестра придирается к моей жене. Вчера, если бы Вы вовремя не вмешались, вечер закончился бы большим скандалом. Пусть хоть день рождения тещи не будет испорчен.
- Хорошо. Я все сделаю. Обещаю вам, дети, что Верочка будет вести себя прилично.
- Напишите список продуктов, которые необходимо купить и оставьте его Анне Михайловне.
- Да-да, обязательно.
Когда Берсеневы сели в машину, Миша заметил, что Лиза выглядит расстроенной.
- Лизанька, ты нашла в поведении Веры Егоровны финансовый результат?
- Пока нет. А ты?
- Есть один вариант, но, в силу возраста генеральши, он выглядит неправдоподобно.
- Что будем делать?
- Подождем до четверга. Посмотрим, как будет вести себя старая ведьма на дне рождения дочери, послушаем мнение Леонида Николаевича, а в выходные на даче все обсудим.
- А раньше нельзя?
- Где мы сможем поговорить, не вызывая подозрений у стороннего наблюдателя, если таковой имеется?
- Ты думаешь, что за нами наблюдают?
- Не исключено, поэтому мы должны вести себя точно так же, как обычно, не задерживаясь в машине ни на минуту.
- Значит, желание помириться с дочерью у Веры Егоровны возникло не случайно. - вздохнула Елизавета Николаевна.
- Да, родная.
- Мне кажется, что "родственницы" не вернутся к себе домой ни в пятницу, ни в понедельник.
- Скорее всего...
- Мишенька, мне страшно. Мне кажется, что на нас наползает что-то темное, грязное, опасное, от чего нет спасения. Оно уже начало опутывать нас своей ядовитой липкой паутиной, из которой мы не сможем выбраться.
- Мне тоже страшно, но мы будем бороться.
- Как?
- Пока не знаю, но, по мере накопления информации, мы начнем понимать суть происходящего и сможем обратиться к Юлии Николаевне не только со своими страхами.
- Жаль, что мы не догадались записать разговор с Верой Егоровной и Клавдией.
- Ты не догадалась.
- А ты? Неужели записал?
- Угу. - ответил муж. - Полковница будет получать информацию из первых рук.
- Давай уедем на дачу сегодня вечером. Насовсем.
- Уедем. Обязательно уедем, но только после дня рождения Анны Михайловны. Обещаю - в пятницу вечером станем подмосковными жителями, а сегодня и завтра мы будем собирать и незаметно увозить свои вещи.
- Учти - ты обещал.
Оставшееся до дня рождения Анны Михайловны время и сам праздник прошли относительно спокойно. За праздничным столом Вера Егоровна вела себя, по сравнению с Восьмым марта, почти прилично. Стервила, конечно, но к Лизе почти не придиралась, вымещая свою жажду поскандалить на безобидной Нине Константиновне, на сей раз пришедшей в гости без сына.
Анна Михайловна была счастлива, Елизавета Николаевна и Шапокляк кипели от гнева, Михаил изображал опереточного простака, а доктор Лазарев развлекал всю компанию забавными случаями из своей практики. Ближе к концу вечера, прихватив с собой еще одну бутылочку ее любимого напитка, Леонид Николаевич увел старуху в комнату Анны Михайловны. Вернулись они не скоро, но казались очень довольными друг другом. Клавдия напряглась.
- Успокойтесь, - игривым тоном заявил пьяненький доктор, - братика или сестричку мы Вам, конечно, не соорудили, но на обследование душечка наша, Вера Егоровна, согласилась.
Дальше Леонид Николаевич подробно объяснял, куда и когда следует отвезти "душечку", пока она не очухалась и не застервила вновь. В заключение он озвучил свои первые рекомендации:
- На все хождения по больницам у вас, господа, есть не более двух недель.
- А что потом? – встрепенулась Клавдия.
- Потом Вера Егоровна устанет и пошлет всех вас, угадайте куда. Кроме постоянной медикаментозной терапии, улучшающей мозговое кровообращение, ей потребуется хороший отдых и спокойный, размеренный образ жизни. На теплое море выезжать я бы не рекомендовал, а вот летний отдых в Прибалтике, а еще лучше на даче в Подмосковье должен благотворно сказаться на ее здоровье.
- Нет у меня дачи. – ответила генеральша. – Продала. Поеду отдыхать на море, но только за границу. В Турцию или в Грецию. Крым мне давно надоел.
- У нас есть дача! – радостно воскликнула Анна Михайловна.
Миша отвлекся от роли простака и раздраженно посмотрел на тещу, но ничего не сказал, а открывшую рот, чтобы высказаться, Лизу отвлек просьбой передать хлеб.
- Вот и забирайте Веру Егоровну туда. - посоветовал Леонид Николаевич.
- Как это – забирайте? – рявкнула "душечка". – Я пока еще предмет одушевленный! Хочу отдохнуть на Кипре!
- Если не будете соблюдать мои рекомендации пить поменьше мартини и отдыхать в своем климатическом поясе, то это ненадолго. - ответил доктор.
- Что – ненадолго?
- Одушевленным предметом останетесь ненадолго. – невозмутимо уточнил Леонид Николаевич, с аппетитом закусывая семгой.
- А потом? – растерялась генеральша.
- А потом каюк Вам, голубушка. Пушной зверек с особо ценным мехом к Вам подкрадется.
Вера Егоровна испугалась, и этим воспользовалась Анна Михайловна.
– Мы будем рады, если Вы с тетей Клавой все лето проведете у нас на даче.
Миша поперхнулся, но промолчал.
- Ты будешь рада, - уточнила Лиза, - а за нас, пожалуйста, не расписывайся.
Мать сделала вид, что ничего не слышала.
- Какая у вас может быть дача? – презрительно отмахнулась "душенька". – Ты свои жалкие шесть соток с покосившейся развалюхой и вонючими удобствами во дворе еще поместьем назови!
- Соглашайся, мамочка! – восторженно-елейным тоном затараторила Анна Михайловна, – У нас огород, фрукты, ягоды, цветы. Все экологически чистое! Рядом лес и речка. А воздух какой! У нас люди до ста лет живут, а некоторые – и больше.
- Соглашайтесь, душенька. - посоветовал Леонид Николаевич. – Судя по тому, что Нину Константиновну с их дачи ничем не выманить, там очень хорошо. Все прошлое лето туда сбежать норовила, хотя у нас своя фазенда имеется.
"Душенька" еще немного побесилась, поворчала, побрюзжала, и… согласилась.
Никто, кроме Лизы и Нины Константиновны, не обратил внимания, в каком состоянии находится Миша. Опереточный простак исчез. Михаил с трудом скрывал гнев. Когда Вера Егоровна согласилась поехать на лето к ним на дачу, он резко встал из-за стола и ушел курить на кухню. Через минуту к нему присоединились жена и Шапокляк, закрывшая за собой дверь, чтобы никто не смог услышать их разговор.
- Миша, почему ты промолчал? Почему не остановил маму? – спросила Лиза. – Зачем ты позволяешь ей вытворять все, что заблагорассудится? Ты не видишь, что она сама готова наизнанку вывернуться ради Веры Егоровны и нас вывернуть? Помнит, как ты ей сказал, что ее мамаши на даче не будет, но нагло собирается заставить нас сделать так, как хочет она. Зная, что имеет дело с людьми порядочными, заранее опутывает нас обязательствами, от выполнения которых мы потом не посмеем уклониться. А ты молчишь! Ты что, хочешь получить этих мерзких теток в свой дом на все лето?
- Лизанька, не ругайся, солнышко. Я все вижу, возмущен не меньше тебя, но не хочу устраивать скандал за столом при гостях, да еще и в ее день рождения.
- Мишенька, добрая ты моя душенька, нам нужно на время забыть об интеллигентности и разговаривать с мамой и ее родней на понятном им языке. Распальцевалась, помещица хренова! Дача у нее есть! У меня в голове не укладывается, как она в присутствии настоящего хозяина дома позволяет себе приглашать туда нежелательных ему гостей! Если дело так пойдет и дальше, то мы хрюкнуть не успеем, как она поселит бабку у нас на даче. Миша, ты представляешь себе, в какой кошмар они превратят нашу жизнь? Предупреждаю, что выдержать эту троицу весь сезон мне не удастся. Эксперимент закончится большим скандалом, который устрою я сама! Обещаю – мало не покажется никому!
- Лизанька, ты понимаешь, что мама очарована ими настолько что может в этом году сделать условием своего пребывания на даче присутствие этих двух дамочек? Она ведь может отказаться выезжать за город без них.
- Да и хрен с ней! Если они ей дороже нас, пусть остается в городе и нянчится с ними, сколько душе угодно. Справимся сами. Все равно Вера Егоровна не даст ей заниматься ничем, кроме своей персоны.
- Я приеду в гости и помогу Лизаньке с консервацией. – пообещала Нина-старшая.
- А что будет, если мама притащит их на дачу по своей инициативе в наше отсутствие? – спросил Михаил. – В таком состоянии с нее станется.
- Мало ли кого она захочет притащить? – возмутилась Лиза. - Кто хозяин дома? Ты. Имеешь полное право выгнать к чертовой матери всех, кого не желаешь видеть своими гостями. Как притащит, так и утащит обратно.
- Ты не передумаешь, если мать устроит большой скандал и уедет в город вместе с ними?
- Нет. Я буду тебе помогать выталкивать их на улицу. Против кочерги не попрут.
- Ты отдаешь себе отчет в том, что в таком случае нам придется жить на даче круглый год?
- С удовольствием! Лишь бы не видеть наглые физиономии Веры Егоровны и ее псевдоелейной сестрицы!
- Я тебе обещаю – никакой Веры Егоровны и ее сестры у нас на даче не будет. – улыбнулся постепенно успокаивающийся Михаил.
- Вот бы Котя и Ниночка умели так договариваться, - позавидовала Шапокляк.
Днем в пятницу, 12 марта, около полудня, Миша, привезший клиента в соседний дом, заехал "домой" якобы перекусить, а, на самом деле, оценить обстановку и забрать оставшиеся вещи. Открыв дверь квартиры, он услышал музыку, льющуюся из гостиной, и понял, что это развлекается его теща. Оттуда же были слышны громкие женские голоса.
Миша воспользовался тем, что его появление в доме пока оставалось незамеченным, и решил немного послушать, о чем беседует Вера Егоровна со своей вновь обретенной дочерью. Предполагая, что разговор может оказаться интересным, он, на всякий случай, включил диктофон.
Как он и предполагал, мать его тещи и ее сестрица оказались весьма ловкими особами. Пренебрегая "устаревшими" понятиями совести и порядочности, Вера Егоровна так искусно обволакивала свою дочь ложью, а Клавдия так хорошо ей поддакивала, что Анна Михайловна быстро перестала отличать правду от вымысла. Не брезгуя клеветой и извращением смысла событий, которым она была свидетельницей, генеральша внушала Анне Михайловне, что Лиза чересчур избалована, капризна, ленива и бессердечна. Она называла внучку неблагодарной эгоисткой, не желающей считаться ни с кем, и, в первую очередь, с собственной матерью.
Вера Егоровна оказалась отличной комедианткой. Она трогательно пустила слезу, вспоминая, как безобразно внучка обращалась с ней самой, не проявляя никакого уважения к ее почтенному возрасту а потом, ссылаясь на свой огромный жизненный опыт, со скорбным видом предрекла Анне Михайловне, что та, если срочно не начнет принимать меры, в старости столкнется с такой же грубостью и бессердечием дочери по отношению к себе самой.
Генеральша упрекала свою дочь за слабохарактерность, излишне мягкое обращение с Лизой и потакание всем ее прихотям. Клавдия же жалела Анну, которой выпало тяжкое испытание быть матерью недостойной дочери, которая не станет ей надежной опорой в старости.
При этом саму Анну в неумении воспитывать ребенка ни Вера Егоровна, ни ее сестра не винили – главным виновником был назначен разбаловавший изначально хорошую девочку муж.
Время шло. Количество принятого женщинами алкоголя увеличивалось. Количественные изменения быстро перешли в качественные. Вера Егоровна распалилась и уже не ограничивалась простым перечислением Лизиных "недостатков" и общими фразами о необходимости срочно принимать какие-то меры. Она начала предлагать разнообразные конкретные способы "перевоспитания" строптивицы, не принимая во внимание то, что ее внучка давно уже не дитя.
Плохо было не столько то, что говорили теще ее родственницы, сколько то, как воспринимались их слова Анной Михайловной. Яд, которым пропитали свои речи ее мать и тетка, оказывал на нее свое разрушительное действие. Вместо того, чтобы оборвать Веру Егоровну с Клавдией на полуслове и жестко потребовать прекратить говорить гадости о ни в чем не повинных Берсеневых, которых они, по сути, совсем не знали, оскорбиться за себя и своих детей и выгнать клеветниц из своего дома, теща, находящаяся в изрядном подпитии, не сделала ни малейшей попытки сопротивляться.
Она очень легко поддалась на внушение и поверила в бред, который несли ее гостьи. Как под гипнозом, она вообразила себя жертвой произвола дочери и зятя, во всем с соглашалась с родственницами, принимала откровенную клевету, как истину в последней инстанции, а рекомендуемые ими способы откровенного издевательства над Лизой, как добрый совет и руководство к действию.
Правда, Анна Михайловна даже в пьяном виде понимала, что все будет совсем не так просто, как расписывает ей мать, и решила "посоветоваться" с ней.
- Мамочка, мне кажется, что с перевоспитанием Лизы у нас возникнут серьезные трудности.
- Откуда бы им взяться? – поинтересовалась Вера Егоровна. – Я и не таких обламывала.
- Она замужем, и реакция ее мужа вполне предсказуема – он будет ее защищать.
- Он что, действительно ее любит?
- Да.
- Не может быть!
- Представь себе, может. Он гордится тем, что стал для нее первым и единственным.
- Дурак. Подобрал то, на что больше никто не польстился, и радуется. Это не любовь, а идиотизм в чистом виде.
- Не могу с тобой согласиться. Он так о ней заботится...
- Как? Дает достаточно денег?
- Не только. Ты бы видела, как он над ней трясется. Когда она болеет, он ночей не спит. Врачи от его контроля стонут. Лучший кусочек ей отдает. По магазинам ходит только сам - ей тяжелые сумки таскать не позволяет. На работу и с работы возит на машине, а какой ласковый - с ума сойти...
- Лизка сказала?
- Не только. Я своими глазами много раз видела, как он на руках ее носит, из рук не выпускает и ручки-ножки ей целует.
- Ясно. Чем задача сложнее, тем она интереснее. Ну, в том, что она любит этого идиота, никаких сомнений быть не может. Если бы этот чудак ее не подобрал, быть бы ей девкой-вековухой.
- Как бы то ни было, - отозвалась Анна Михайловна, - нейтрализовать Мишкино влияние на Лизу будет очень трудно.
- Не переживай, Анна, я займусь твоим зятем сама.
- Что ты собираешься делать?
- Устрою ему такую "веселую" жизнь, что он прекратит трястись над Лизкой и непременно со временем сбежит от нее, куда глаза глядят.
- Не обольщайся - он не из пугливых.
- Это пока он не столкнулся со мной. – самоуверенно заявила Вера Егоровна. – Я с мужиками обращаться умею. Папаша твой у меня был в ежовых рукавицах. Это у себя на службе он был суровым генералом, перед которым все стояли навытяжку, а дома моя власть была! Пискнуть боялся.
- Ты недооцениваешь Михаила. Он гораздо умнее, чем показывает окружающим.
- Значит, его нужно выжить из дома.
- У них очень хороший, крепкий брак. Лиза уйдет вместе с ним.
- Если взяться за дело по-умному, то не только не уйдет, но сама выгонит муженька.
- Как это?
- Подставим твоей доченьке любовницу ее мужа.
- У него есть любовница? – изумилась Анна Михайловна.
- Откуда я знаю? - ответила Вера Егоровна.
– Не может быть! Он ни разу не дал Лизке повода для ревности! Понимаешь? За девять лет - ни разу!
- Ну и что? – ответила ей мать. – Есть у него баба на стороне или нет, нам безразлично.
- А кого ты подставишь Лизе?
- Наймем кого-нибудь за сходную цену.
- Кого?
- Студентку театрального училища или безвестную актрису. – снисходительно, словно учительница ученице, ответила Вера Егоровна. - Мало ли кто может попасться под руку? Желающих легко заработать неплохие деньги будет много. Выберем подходящую, проинструктируем и…
- Где ты их найдешь?
- Искать не придется. Мы дадим объявление, и они позвонят сами.
- Куда ты дашь объявление?
- В этот, как его? Забыла, как эта штука называется.
- В Интернет?
- Да.
- Мама, ты умеешь пользоваться компьютером?
- Клава умеет.
- Ничего не получится. – заявила Анна Михайловна.
- Почему?
- Ты не знаешь Лизу. Она – крепкий орешек. На слово не поверит. Знаешь, сколько интриганок о нее зубы сломало? Ей нужны будут такие доказательства, против которых не попрешь.
- Может быть, имеет смысл задействовать Фаину? – спросила Клавдия. - Никто лучше нее не сможет испортить жизнь Мишке.
- Кто такая Фаина? – поинтересовалась Анна Михайловна.
Михаил не мог видеть, как гневно Вера Егоровна посмотрела на сестру, несвоевременно раскрывшую ее карты, но слышал, какое недовольство прозвучало в ее голосе, когда она отвечала на вопрос своей дочери.
- Есть у меня племянница, которая с удовольствием сделает все в лучшем виде. Мы дадим ей номер Лизкиного телефона. Она позвонит твоей доченьке, назначит ей встречу где-нибудь в кафе, поговорит с ней "по душам, как женщина с женщиной"...
- Что ты имеешь в виду? - перебила мать Анна Михайловна.
- Она подробно расскажет твоей Лизке сказку о своей неземной любви и многолетней связи с Мишкой, а затем объявит, что овдовела и готова исполнить его мечту - стать его женой, а потом от его имени потребует у Лизки согласие на развод.
- Она действительно овдовела?
- Около года назад.
- Мне непонятно, - спросила Анна Михайловна, - ей-то вся эта грязь зачем?
- Она давно на Лизкиного прохиндея Мишку зуб точит.
- За что?
- Когда ему было шестнадцать лет, Фаинка в него влюбилась, как кошка, а он ей отказал.
- Да ты что?
- Представь себе. Что она только ни делала, как только ни соблазняла. Бегала за ним, как девочка шестнадцатилетняя, преследовала, уговаривала…
- Сколько ей тогда было лет? – перебила Веру Егоровну Анна Михайловна.
- Тридцать четыре.
- Ну и чего она хотела? Чтобы мальчик, на восемнадцать лет моложе нее, воспылал к ней любовью?
- Хотела. Почему бы ей не хотеть молоденького свеженького красавчика?
- Это неестественно.
- Ты телевизор давно смотрела? Там таких пар полно.
- А он?
- Уперся, как баран. Как ты думаешь, почему ваш красавец Мишка не в кино снимается, а баранку крутит?
- Она закрыла ему карьеру? – охнула теща.
- Нет. Что ты? Она на такое не способна. Ваш Мишка, как был в шестнадцать лет наивным дураком, так им и остался. Как тогда не понимал, так и сейчас не понимает, что идти в артисты с улицы, не имея связей, и стать звездой, могут либо гениально одаренные люди, либо те, кто умеет засовывать свою гордость в задницу. У него самого кроме внешности, никакого особого таланта не было.
- Как же он поступил в институт? Там же огромный конкурс.
- Поступить в театральное Училище и каким-то чудом окончить его этот спесивый красавчик еще смог, но самостоятельная карьера у него не складывалась. Смазливых мальчиков, обивающих пороги киностудий в надежде получить самую крохотную роль у хорошего режиссера, всегда было в избытке и без него. Мишку нужно было подтолкнуть, а у Фаинки уже тогда было достаточно возможностей, чтобы помочь ему не только успешно дебютировать в кино, но и стать звездой советского кинематографа.
- Так почему же она не помогла любимому человеку?
- Она всегда была женщиной умной и практичной. Никакая любовь не могла заставить ее помогать мужику бескорыстно.
- Почему?
- Зачем ей ради другой бабы стараться? Она предложила вашему красавчику свою протекцию, но поставила условие – карьера только через постель.
- А Мишка?
- Их благородие не пожелали! Как в шестнадцать лет уперся, так и не прогнулся. Заявил, что она ему отвратительна. Карьерой пренебрег. Баранку крутить пошел, но в постель с Фаинкой не лег, идиот. Представляешь, как она его за это возненавидела? Я такой лютой ненависти больше никогда не видела. Думаешь, она упустит случай наказать мерзавца? Все сделает в лучшем виде, да еще и причмокнет от наслаждения. Заплатит он за ее слезы. А ему, давно забывшему о ее существовании, какой "сюрприз" будет! Конфета! И мы будем не в убытке!
- Ничего не получится. – снова заявила Анна Михайловна.
- Почему?
- Я уже говорила - Лизе нужны будут такие доказательства, против которых не попрешь.
- А ты на что? Пригласим Фаину в гости. Ты расскажешь ей о привычках, образе жизни и вкусах своего зятя, а также вспомнишь как можно больше подробностей и трогательных случаев из их с Лизкой жизни. Вот и все.
Услышав от посторонней тетки то, что могут знать только самые близкие, твоя дочура решит, что Фаинке все рассказал сам Мишка. О том, что информацию она могла получить от тебя, тупоголовой Лизке в голову не придет никогда.
- Зря ты считаешь мою дочь тупой. - возразила Анна Михайловна. - Она - баба бывалая, прошедшая огни и воды. Таких интриганок на место ставила, что я только успевала удивляться.
- А я тебе говорю, что со мной ей тягаться будет не под силу. Узнав, что у Мишки есть любовница, Лизка взбесится и сама выгонит муженька. Как только она это сделает, мы окружим ее трогательной заботой, поможем пережить развод с мерзавцем, а потом вплотную займемся ее перевоспитанием. Согласна помочь?
- Нет. – твердо отказалась Анна Михайловна. – Ни за что!
- Почему?! – гневно поинтересовалась Вера Егоровна.
- Знаешь, мама, тебе уже восемьдесят два года. Извини, но ты не вечная. Сколько лет ты еще проживешь? Десять? Двадцать? Когда тебя не станет, с кем я останусь?
- С Клавой и Лизкой.
- После того, как она расспросит не только Мишку, но и Нинку? Не смеши меня.
- Твоя Нинка может знать эту историю?
- Все возможно… Она когда-то дружила с Мишкиной матерью…
- Значит, надо рассориться с Нинкой.
- Легко сказать! Ни Мишка, ни Лизка этого не сделают никогда. Побурчать на нее они могут. Полаяться с ней по пустякам они запросто могут пару раз за день, но поссориться по-настоящему – ни за что. Они обожают ее, а она - их. Как только Нинка узнает, что они расстались - а она обязательно об этом узнает от Мишки - тут же примчится мирить. Как только Мишка с Нинкой выложат свои версии этой истории, наверняка, не сильно отличающиеся друг от друга, но заведомо отличающиеся от версии твоей, Лизка тут же поймет, что правду говорит он, а вслед за этим она сообразит, что подробности их жизни твоя Фаина могла узнать только от меня. После этого моя дочь меня знать не пожелает, и я на старости лет останусь совершенно одна. Мне это не нужно, и помогать я тебе не буду! Даже не мечтай!
- Откуда Лизка сможет узнать, что Фаина каким-то образом связана со мной? Если ты сама не скажешь, она никогда ничего не узнает!
- Ты совершенно не знаешь свою внучку. Она обладает феноменальной интуицией и очень быстро поймет, откуда взялась твоя Фаина и почему знает столько всего интересного.
- Каким образом?
- Даже, если Лиза не обратит внимания на то, что ты и "любовница" появились в нашей жизни почти одновременно, она обязательно проверит осведомленность собеседницы. Пойми, что бы я ни рассказала, все равно я знаю об их жизни далеко не все. Достаточно одного-двух вопросов о том, чего я знать не могу, и твоя племянница сядет в лужу. Лизка тут же заподозрит, что информацией ее снабдила я.
- Ты будешь все отрицать, и подозрения останутся подозрениями. Доказать она ничего не сможет.
- Подозрений ей хватит, чтобы прекратить общение со мной. Та еще штучка! Характером она пошла в папашу своего биологического, хоть и не видела его ни разу. Вот "удружил" мне муженек, оставив на память такую же заразу, как он сам!
В последних словах Анны Михайловны прозвучала такая неприязнь и к своему бывшему мужу, и к дочери, что Миша от неожиданности чуть не потерял контроль над собой. Ему потребовалось серьезное усилие, чтобы удержаться от соблазна обнаружить свое присутствие и отправиться тут же бить теще морду.
- Ну и хрен с ней! – рявкнула генеральша.
- Тебе хрен, а мне – опора в старости! – рявкнула в ответ Анна Михайловна.
- Ну и хрен с тобой! – гаркнула Вера Егоровна. – Без тебя справимся! Придумаем что-нибудь такое, чтобы у твоей Лизки мозги отшибло от ревности. Чтобы задумываться и задавать каверзные вопросы ей было некогда. Чтобы, размазывая слезы и сопли, к маме побежала...
К ужасу Михаила, к такому участию Веры Егоровны в разрушении их с Лизой жизни, теща отнеслась абсолютно равнодушно. Ей было безразлично, кто сделает их обоих несчастными, лишь бы саму Анну Михайловну никто в этом обвинить не смог.
Уломав дочку, Вера Егоровна позвонила племяннице, быстренько обо всем договорилась и продиктовала Фаине номер мобильного телефона Лизы, услужливо записанный Анной Михайловной на бумажку. Начало "операции" было назначено на ближайший понедельник, самое позднее - на вторник.
Предполагалось, что двух-трех дней племяннице старой ведьмы должно быть достаточно для того, чтобы придумать эффектную историю, от которой Лиза обязательно взбесится и потребует развода.
Миша был озадачен тем, что в разговоре с матерью Анна Михайловна почему-то не упомянула о том, что у нее есть подруга-милиционерша, к помощи которой при необходимости могут прибегнуть Берсеневы. Ему показалось, что теща сделала это специально.
Михаил никак не мог поверить в то, что его теща, которую он за девять лет привык считать женщиной, хоть и не в меру эгоистичной, но совсем не глупой, действительно искренне соглашается со своей мерзкой матерью, легко отдавая судьбу своей единственной дочери на растерзание старой ведьме. Ему очень хотелось думать, что она наигрывает согласие, промеряя таким образом степень подлости мамаши, но он отдавал себе отчет в том, что его теща не настолько талантлива, чтобы так хорошо экспромтом играть достаточно сложную роль.
Получалось, что он действительно стал свидетелем страшного предательства, о котором необходимо было как можно быстрее рассказать Лизе, чтобы уберечь ее от ловушки, а их брак от распада, но он не знал, какие слова употребить, чтобы потом, когда его девочка прослушает фонограмму, хоть немного утешить ее.
Мишино возмущение давно уже переросло в бешенство. Предел его терпению наступил, когда он услышал, как теща пригласила мамашу с теткой жить у нее постоянно. Ему показалось, что Вера Егоровна очень ждала такого приглашения, но не желала обнаруживать свой интерес, заставляя свою обезумевшую от дочерней любви Анечку уговаривать ее переселиться в Кузьминки. Разговор старая ведьма повела умно и ловко, начав с того, что ей неудобно осознавать, что уже пятый день они с Клавдией занимают комнату Анюты, а она ютится на диване в гостиной, словно является не хозяйкой в своем доме, а, всего лишь, приживалкой.
Анна Михайловна долго убеждала мамашу в том, что ей в гостиной удобно, что диван, на котором она спит, ей очень нравится, что она давно подумывала, не переставить ли его в свою спальню, и так далее. Разумеется, ее мамаша долго "отказывалась" верить словам своей "обожаемой" доченьки, но после долгих уговоров и заявления Анюты о том, что, как только Лиза выгонит мужа из дома, она сможет переехать в ее комнату, а дочь выселить в гостиную, все же начала склоняться к тому, чтобы согласиться.
Вера Егоровна еще немного покуражилась, в очередной раз изображая сомнения в целесообразности своего переезда в Кузьминки. В ответ Анна Михайловна заявила, что в доме хозяйка она, а не Лиза, и только она вправе решать, кто в какой комнате будет жить, а дочери придется смириться с ее волей.
Она продолжала уговаривать Веру Егоровну переехать в Кузьминки и обещать, что приложит все усилия к тому, чтобы мать не пожалела о принятом решении, а потом вслух размечталась о том, чтобы Вера Егоровна поселилась в ее квартире навсегда. Генеральша еще несколько минут изображала колебания, но потом соизволила снизойти до просьб дочери, и согласиться.
На несколько секунд Михаил опять почти потерял контроль над собой. Ему очень хотелось зайти в комнату, высказать все, что он думает о присутствующих, а потом вышвырнуть Веру Егоровну с сестрицей из дома, а теще набить морду. Он чуть не пошел на поводу у своих эмоций, но усилием воли опять удержался от соблазна и решил бороться с интриганками иначе.
Миша вышел из квартиры, тихо закрыв за собой дверь, и нажал кнопку звонка. На первый звонок никто не отреагировал. Тогда Михаил устроил "родственничкам" такие "соловьиные" трели, что теща просто вынуждена была открыть дверь.
Увидев зятя, она пьяно удивилась.
- Ты чего трезвонишь?
- Ключи в машине забыл.
- З-зачем пр-риехал?
- Привез клиента в соседний двор и решил зайти домой пообедать. – ответил Миша, снимая куртку и проходя в гостиную.
В комнате был накрыт стол. Анна Михайловна, Вера Егоровна и Клавдия втроем продолжали праздновать день рождения, но не сдержанно, как накануне вечером, а с размахом. Стол был уставлен деликатесами, которые теща накануне под предлогом того, что закусок и так слишком много, отказалась выставлять на праздничный стол, бутылками с мартини и дорогой водкой, а также графинами с апельсиновым соком. На комоде ждал своего часа огромный торт.
- День Рождения продолжается? – игриво спросил он у тещи. – Ждете мальчиков по вызову?
- Ты имеешь что-то против? – ответила вопросом на вопрос Анна Михайловна. Зять почувствовал ее недовольство тем, что он увидел, как они с родительницей проводят время, пока они с Лизой на работе.
- Что Вы! Просто поинтересовался.
- В холодильнике есть борщ. Если хочешь, разогрей его.
За стол теща зятя сесть не пригласила. Михаил сделал вид, что подчинился, и пошел на кухню, чтобы удержаться от немедленной расправы с "веселой" компанией подлюк. В мойке лежала грязная посуда. На плите стоял казан, в котором готовился плов. На соседней конфорке в большой кастрюле варился и специфически-тошнотворно вонял суп из осетровой головизны, которую он не покупал. В духовке пекся пирог. Его уже готовый к употреблению собрат остывал на обеденном столе. На полу валялись очистки от овощей и луковая шелуха. Вид у кухни был неаккуратный.
- Похоже, что утром кто-то из них успел побывать в магазине. - подумал Миша. - Скорее всего, ходила тещенька. Денег у нее пока вполне достаточно. Получается, что гуляет на мои заработки, а меня выставляет на кухню, как холопа. Несправедливо! Сейчас я научу ее Родину любить!
Миша сел за стол, покурил, чтобы хоть немного успокоиться, подумал, как ему поступить с тещей и ее гостями, а потом взял чистый столовый прибор и вернулся в гостиную. Демонстративно сев за стол, он, под разгневанными взглядами женщин, издевательски медленно, выбирая лучшие куски, стал щедрой рукой накладывать закуски на свою тарелку, искоса наблюдая за реакцией присутствующих "дам".
Михаил не обманулся в своих ожиданиях – Анна Михайловна и ее родня не скрывали своего недовольства и явно собирались его выпроводить. Оставалось только выяснить, кто этим займется и нарвется на его гнев.
Первой не выдержала теща.
- Ты что, не нашел в холодильнике кастрюлю с борщом? – поинтересовалась она у зятя.
- Я в холодильник не заглядывал. Нафиг мне упал Ваш борщ, когда на столе столько вкусностей?
- Миша, ты не забыл, что некрасиво вторгаться в компанию без приглашения? – раздраженно спросила Анна Михайловна. – Воспитанные люди так не поступают.
Он, девять лет искренне называвший свою тещу матерью, начиная с восьмого марта, больше не мог этого делать. Эту женщину он мог называть только на "вы" и по имени-отчеству, да и то, сцепив зубы.
- Мадам, - сдерживая бешенство, спросил зять, - а Вы не забыли, что все деликатесы, лежащие на этом столе, приобретены на деньги, заработанные мной?
- Ты попрекнул меня куском! – взвизгнула пьяная теща.
- А Вы этого куска захотели меня лишить, да еще и при гостях. Не получится! Я крысятничества не люблю! Сам пообедаю и Лизаньке прихвачу бутерброды с "барского" стола. Не съели вчера - съедим сегодня!
- Не смей меня оскорблять в моем собственном доме! - завопила Анна Михайловна.
- Констатация факта не является оскорблением. - парировал Михаил. - Вчера на праздничный стол все вкусности Вы выложить не поторопились. Почему вчера Вы не были так щедры, как сегодня? Не желали угощать Нину Константиновну с Леонидом Николаевичем или боялись, что мы с Лизанькой объедим Вас и Вашу мамашу? Как красиво! Такое поведение называется крысятничеством, и Вы на нем только что попались. На будущее Вам, теща, следует запомнить, что я подобного поведения больше не допущу! Посторонних тоже попрошу учесть!
- Моя мать – не посторонняя!
- Да? Давно?
- Тебе не стыдно перед родственниками? – не унималась теща.
- А Вам, теща, не стыдно передо мной?
Анна Михайловна задохнулась от гнева, но ничего не сказала.
- Умница. – похвалил ее Миша. – Вовремя заткнулась. За молчание получите бонус – я заберу с собой не оба пирога, а только один.
- Клавдия Егоровна пекла пироги не для тебя! – гаркнула Вера Егоровна.
- Мадам, Вы не на плацу. Ваш командный голос не производит на меня никакого впечатления. – продолжал куражиться Михаил.
Он сходил на кухню за пирогом и не отказал себе в удовольствии завернуть его в пакет на столе в гостиной, прямо на глазах у озверевшей Веры Егоровны и разгневанной Анны Михайловны.
- Убери руки от пирога! – взревела генеральша.
- Я забираю его из человеколюбия. – елейно ответил Михаил. - В Вашем возрасте много мучного есть вредно. Мне совершенно не хочется, чтобы у Вас от переедания случилось несварение или заворот кишок. Опять же, испекла его Клавдия Егоровна из наших продуктов. Или Вы привезли ингредиенты с собой?
От этих слов генеральша тоже зашлась гневом, но предпочла промолчать.
- Еще одна наглая курица поняла, что иногда лучше вовремя заткнуться. – удовлетворенно констатировал Миша и тяжелым взглядом посмотрел на Клавдию. - Надеюсь, третья окажется умнее всех, и не будет щелкать своим поганым клювом попусту? Очень, знаете ли, хочется спокойно пообедать. Выключите музычку, пожалуйста. Будьте так любезны! Надоела мне ваша нудная Таня Буланова.
Никто из женщин не поторопился исполнить его просьбу.
- Дамы, - проворковал Михаил, - вы испытываете мое терпение. На всякий случай напоминаю - всю технику в этот дом купил тоже я. Будете упираться – выкину проигрыватель в помойку. Имею право – мой.
Клавдия молча встала и выключила магнитолу.
- Молодец. – похвалил ее Миша. – Самая умная и опытная из всех. Знает, что судьбу лучше не испытывать. Сестрица научила?
Клавдия промолчала, и дальше обед проходил в напряженной тишине.
Наевшись, Михаил сходил за пепельницей. Когда он закурил, Вера Егоровна открыла рот, но ничего сказать не успела.
- Не нравится? – "сочувственно" спросил Миша. – А мне не нравится запах супа, которым Ваша сестра и доченька завоняли весь дом. Терплю же. И Вы потерпите. Недолго уж… Скоро сделаю бутерброды для Лизаньки, заберу пирог и оставшиеся вкусняшки из холодильника, и откланяюсь. Анна Михайловна, я возьму Вашу большую сумку?
- Зачем? – спросила теща.
- Весна, мадам. Отвезу в химчистку зимние вещи.
Анна Михайловна промолчала.
Не дождавшись ответа, Михаил встал из-за стола и пошел за сумкой, в которую сложил оставшиеся в шкафу и комоде вещи. В другую большую сумку, принесенную с собой, он намеревался упаковать конфискованные у мерзавок продукты.
Оставив сумку с вещами в прихожей, Миша вернулся в гостиную с твердой решимостью уйти эффектно. Под испепеляющими взглядами тещи и ее родни он с невозмутимым видом долго и тщательно делал бутерброды, на приготовление которых ушла львиная доля лежавших на столе деликатесов.
Взбешенная Анна Михайловна попыталась открыть рот, но Миша и на сей раз опередил ее.
- Не надо так нервничать, драгоценная моя. – издевательски-сладко чуть ли не пропел зять. – Для Вашей дочери стараюсь.
- Сходи в магазин, купи для нее другие продукты и старайся сколько влезет. – прошипела Анна Михайловна. – А чужого не тронь.
- Не понял? – удивился Михаил. – К действительно чужому торту я претензий не имею. Как видите, не прикасаюсь. Травитесь на здоровье. А вкусностей, находящихся на столе и в холодильнике, мораторий пока не касается. С какого перепоя это все чужое? Желаете отделиться от нас с Лизанькой и питаться отдельно? Пожалуйста! Сколько угодно! Когда Вы начнете ходить в магазин и покупать продукты на свои деньги, клянусь, мы к ним не прикоснемся. Кормите, кого пожелаете, хоть местных алкоголиков, но только не из нашей посуды. Еще один холодильник и шкафчик для своих плошек прикупим, Вам замок на холодильник подарим, чтобы Вас сомнения не терзали и жаба не давила. Но, пока Вы этого не сделали, ничего не изменится. Все равно эта снедь мне не чужая. Я заработал деньги, я купил, я привез и положил в холодильник. Это все не только Ваше, но и наше с Лизанькой, тещенька, а чужим балуется кто-то другой. Кто бы это мог быть?
- Положи на место! – попробовала рявкнуть Анна Михайловна.
- Нехорошо. - "огорчился" зять. - Нельзя быть такой сквалыгой. Надо уметь делиться с ближним своим и помнить, что жадность - тяжкий грех. Обратите внимание на то, что я еще скромен. Мартини вам останется. Моя жена такую дрянь не пьет. Для нее я заберу с собой вот эту бутылочку шампанского, тем более, что покупалось оно специально для Лизаньки, а не для Вашей мамаши.
Теща задохнулась от злобы, но препираться не стала.
- Поняла, что лучше помолчать, щедрая моя? – елейным тоном осведомился Михаил. – Вот и славно. Продолжайте в том же духе, и будет Вам счастье.
Он упаковал бутерброды отдельно, в третий большой пакет. Поверх бутербродов улегся пирог. Увидев на столе нераспечатанную банку красной икры, он засунул ее в карман брюк. Анна Михайловна нервно икнула, но сказать ничего не посмела.
- Как? Уже икать начала, трезвая моя? – "добродушно" поинтересовался зять. – Вот до чего жадность доводит. Я еще коньячок заберу. Вам уже все равно, что лакать, а Лизанька любит коньячку в шампанское накапать.
Наконец, честно исполнив свое обещание выпотрошить холодильники, забрав-таки с собой второй пирог и доведя своим грабежом тещу до полуобморочного состояния, Михаил Берсенев издевательски-галантно извинился за то, что не сможет составить компанию дамам и далее, а потом издевательски-вежливо откланялся и вышел из комнаты, оставив женщин одних.
Проходя прихожую, он услышал, как в гостиной включили музыку, но не умеренно, а на полную громкость, с использованием колонок. Миша усмехнулся, представив себе реакцию соседа из такой же квартиры на третьем этаже, и мысленно пожелал ему удачи.
На мента Петьку жаловались все соседи. Он, тридцатилетний отец двоих малолетних детей и обладатель редкостного по вредности характера, за три года, прожитых в этом доме, уже успел затерроризировать всех жильцов.
Он заботился о психическом здоровье своих детей и требовал тишины не только в ночные часы. Петька не скандалил с соседями, не шел к ним просить убавить звук магнитофона или телевизора, не объяснялся и т.д. Он брал в руки телефонную трубку и приглашал своих коллег.
Эффектное маски-шоу с воплями, выбиванием дверей и окон, и укладыванием хозяев дома и их гостей, включая столетних стариков и грудных младенцев, на пол лицом вниз, каждый раз устраиваемое его друзьями, давно впечатлило всех жильцов дома, независимо от того, сами они попали под такую крутую раздачу, или имели "удовольствие" наблюдать "спектакль" со стороны.
По сравнению с основным "представлением", последующее посещение участкового милиционера, беседа, из которой воспитуемые узнавали, что даже днем слишком громкая музыка, мешающая соседям, является нарушением закона и влечет за собой административную ответственность, настоятельные рекомендации ликвидировать собственную правовую безграмотность и воспитать детей в духе уважения прав соседей на тишину, составление протокола и уплата штрафа казались сущими мелочами, хотя и очень неприятными.
Народ задумался. Психами не хотел становиться никто. На инфарктах и инсультах публика тоже не настаивала. На штрафы и оплату услуг стекольщика с плотником денег было жалко. Бороться с соседом было бесполезно - закон был на его стороне, и Петька умел добиваться его исполнения.
Оставалось только одно - не подставляться под раздачу люлей. Задача казалась почти невыполнимой, потому что предстояло преодолеть сопротивление молодого поколения, давно привыкшего слушать дома очень громкую музыку и не желавшего понимать, что кому-то из соседей она может мешать.
С трудом, но обитатели дома справились с отпрысками и смирились с новой реальностью, в которой, со временем, нашли положительные стороны. И вот, Анна Михайловна почему-то забыла рассказы пострадавших и позволила своей мамаше подставить себя Петьке под раздачу….
- Ну что ж, теща сама виновата. – подумал Миша. – Пусть отгребает последствия, и, желательно, полной ложкой. Стерва! Хорошо бы Петьку встретить…
Пока Миша с тяжелыми сумками осторожно спустился на один лестничный пролет, его догнал тот самый Петька.
- Михаил Андреевич, - недовольно поинтересовался сосед, - это у Вас музыка так громко играет?
- Да. - обрадовался встрече Миша. - Теща второй день справляет свой день рождения. Никак не остановится.
- У меня трое маленьких детей... - начал Петька.
- Уже трое? Молодец какой! Поздравляю!
- Сейчас я еду встречать жену из роддома. Предупредите тещу, что в ее распоряжении есть часа полтора, а потом я буду вынужден…
- Петька, я бы с удовольствием ее предупредил, но она со мной сейчас в контрах. К тому же, на радостях выпила лишнего. Как видишь, в пьяном кураже, кажется, колонки включила. Придется тебе справляться самому.
- Допекла? – участливо поинтересовался сосед, помогая Мише донести сумку до машины.
Откровенничать Михаил не собирался, но жажда наказать подлюк была так сильна, что он предпочел ответить, но как можно более уклончиво.
- Не то что бы…. Но хороший сеанс психотерапии ей не повредит.
- А если психотерапевтов будет несколько? – заговорщически улыбнулся Петька.
- Консилиум на дому? – ухмыльнулся в ответ Берсенев. – В противочумных костюмах?
- Что-то вроде того. – понимающе хмыкнул Петька. – Осмотрят всю компанию…
- В лежачем виде? – оживился Миша. – Мордами в пол?
- Запросто. – согласился Петька. – Поставят диагноз. Дадут выписку из истории болезни. Назначат Вашей тещеньке лечение - прогулку в ближайший магазин за наушниками, в аптеку за успокоительным и в Сбербанк с квитанцией на оплату медицинских услуг. Поставят на диспансерный учет к участковому врачу в погонах….
- Это как раз то, что нужно. Неплохо было бы еще назначить бабам консультацию стекольщика.
- Не проблема. Назначим и стекольщика, и плотника. Шоковая терапия всегда оказывается эффективной.
- Как было бы славно, если бы они навсегда забыли, где у магнитофона кнопка….
- Здорово она Вас…. – понимающе ухмыльнулся Петька. - Как Вы думаете, дополнительная терапия в виде экскурсии в зоопарк с ночевкой ей потребуется?
- А что, и это возможно? – удивился Миша. – Я думал, что женщин из дома…
- Как правило, нет, но, по знакомству, можно сделать исключение… Решайте – теще такая процедура нужна?
- Не только ей. - ответил Миша. – Ее восьмидесятидвухлетней мамаше….
- Еще нужнее? – участливо поинтересовался сосед.
- Как Валидол сердечнику. Только осторожно. Восемьдесят два года – возраст нешуточный. Еще окочурится со всей дури…
- Не боись! Поможем ближнему своему. – пообещал Петька. – Со всей аккуратностью подлечим обожаемую тещеньку с мамахен в нашем санатории. Когда вы с супругой вернетесь домой?
- В понедельник вечером. – улыбнулся Михаил. – Успеешь?
- А то! – хмыкнул довольный Петька.
Заговорщики обменялись номерами мобильных телефонов и расстались, довольные друг другом. Часы показывали без четверти три.
Сев в машину, Миша понял, что работать ему в этот день больше не стоит. Его трясло от злости и унижения. Долго он сидел во дворе, стараясь унять расходившиеся нервы и соображая, как ему следует поступить.
Он отдавал себе отчет в том, что от таких новостей, какие предстояло узнать Лизе, с ней могла случиться истерика похлеще той, которая произошла в ночь после свадьбы. Тем не менее, вспомнив напряжение прошлой осени и хорошенько поразмыслив, он решил, что между ним и Лизой ни при каких обстоятельствах не должно быть ни лжи, ни тайн. Истерика пройдет - доверие останется.
Посмотрев на часы, Михаил увидел, что до конца Лизиного рабочего дня остается еще около полутора часов. Он позвонил Юлии Николаевне, в общих чертах объяснил, насколько существенно изменилась ситуация, и попросил в случае обращения Анны Михайловны за помощью не торопиться выручать подругу.
Юлия отнеслась к его просьбе серьезно.
- Лиза заканчивает работать в шесть?
- Сегодня пятница, короткий день. Она освободится в пять.
- Вечером заберешь ее из офиса и привезешь ко мне домой. Послушаем фонограмму вместе.
- А если от услышанного с Лизанькой случится истерика?
- У нее есть склонность?
- Нет, но ситуация экстраординарная. Меня, ко всему привычного мужика, трясло после "общения с родней" минут сорок, если не больше.
- Пожалуй, ты прав. Такие новости лучше узнавать дома. Значит, я часикам к восьми вечера приеду к вам на дачу.
Миша попытался объяснить, как до них удобнее добираться на машине.
- Чтобы не привлекать внимание вашей "подруги", и не спугнуть ее раньше времени, я приеду в темноте на электричке вместе с Ниной Константиновной. Ты не против?
- Наоборот, я хотел после разговора с Вами позвонить ей и попросить приехать к нам на выходные, чтобы помочь проанализировать ситуацию. Кстати, она сможет рассказать Вам о Кузнецовой гораздо больше, чем я.
- Даже так?
- Она дружила с моей матерью и знает многие ее секреты, о которых мне не рассказывает. Надеюсь, что расскажет Вам. Берите все необходимое - вы обе вернетесь в город только утром в понедельник, вместе с нами, а в выходные за пределы участка выходить не будете.
- Почему?
- Чтобы не привлекать внимание нашей "подруги", и не спугнуть ее раньше времени.
Берсенев запарковал свой автомобиль возле офиса, в котором работала его жена около пяти часов пополудни. К сожалению, он опоздал…
В начале четвертого у работающей в офисе Лизы вдруг ожил мобильный телефон. Звонок поступил с незнакомого номера. Повинуясь полезной многолетней привычке, привитой ей мужем, женщина, увидев неизвестный номер телефона, включила диктофон. В трубке раздался женский голос.
- Елизавета Николаевна, здравствуйте. Вы меня не знаете. Меня зовут Фаина.
- Чем обязана? - холодно спросила Лиза.
- Мне надо с Вами поговорить.
- Назовите свою фамилию и наименование организации, которую Вы представляете.
- Я – частное лицо.
- Индивидуальный предприниматель?
- Нет.
- Наша организация занимается оптовой торговлей, и с физическими лицами не сотрудничает. Всего доброго.
Лиза нажала клавишу завершения разговора и положила трубку на стол, но, меньше, чем через минуту, телефон зазвонил вновь.
- Елизавета Николаевна, не кладите трубку. Мне нужно с Вами поговорить.
- Мало ли, чего Вам нужно? – оборвала собеседницу Лиза. – Я же ясно сказала, что наша организация с физическими лицами не сотрудничает. Это значит, что никакие товары и услуги мы у Вас приобретать не будем, в посредниках не нуждаемся, а по поводу вакансий обращайтесь в отдел кадров. Всего доброго.
Лиза опять завершила разговор и положила трубку на стол. Через несколько секунд собеседница снова набрала ее номер:
- Лиза, не кладите трубку. Не будьте так самоуверенны - нам с Вами есть, что обсудить.
- Мы с Вами не знакомы, и обсуждать нам нечего.
- Так давайте познакомимся. Вы – жена Михаила Андреевича Берсенева, а я - его любовница.
Услышав сказанное собеседницей, Елизавета Николаевна сразу поняла, какие ощущения описываются избитыми выражениями "Небо рухнуло на землю", "Кровь превратилась в гной", "Жизнь рассыпалась на тысячу осколков" и многими другими, так часто встречающимися в любовных романах, которых она прочла не один десяток. Тем не менее, показывать собеседнице, какое впечатление на нее произвели сказанные слова, Лиза не желала, а что говорят в таких случаях жены не знала, поэтому прибегла к универсальному средству, эффективному в любой ситуации - послала собеседницу на три веселых буквы и вновь нажала клавишу завершения разговора.
Через несколько секунд вновь раздался сигнал вызова с того же номера. Елизавета Николаевна взяла трубку.
- Лиза, я понимаю - Вы сейчас в шоке. Вы не ожидали от Мишки такого предательства. Вы вдруг обнаружили, что совсем его не знаете, хоть и живете с ним уже девять лет. Это от того, что он у Вас первый и единственный. Вы совершенно не разбираетесь в мужской психологии, и поэтому реагируете на мелочи, но не обращаете внимания на серьезные вещи, а Миша этим пользуется. Если он исправно приносит деньги, возит Вас на работу и с работы, ходит по магазинам, окружает Вас лаской и заботой, это совсем не означает, что он Вас любит. Если он за девять лет ни разу не давал Вам повода для ревности, это не значит, что он Вам верен. Наоборот, опытный мужик умело скрывает свои походы на сторону...
Елизавета Николаевна не стала слушать речь собеседницы до конца. Она вновь нажала кнопку завершения разговора и внесла номер Фаины в список нежелательных звонков.
Минут через пять на ее телефон поступил вызов с другого неизвестного номера. Услышав тот же голос, Лиза поинтересовалась:
- Я недостаточно четко назвала адрес? Хотите, чтобы я повторила?
- Нет. - надменно ответила собеседница. - Я хочу известить Вас о том, что в ближайшее время Михаил намерен развестись с Вами и жениться на мне. Если Вы хотите, чтобы он был счастлив, соглашайтесь. Большая просьба – не тяните время. Дело не терпит отлагательств. Если хотите, мы с Вами встретимся, чтобы обсудить условия развода.
- Я не собираюсь ничего с Вами обсуждать. Все, что я должна знать, я узнаю от мужа.
- Нам нужен развод! Уразумели?
- А звезда с неба Вам не нужна?
- С моими возможностями любой брак можно расторгнуть за пару дней. Было бы желание.
- Ваши связи позволяют Вам и церковный брак расторгнуть за пару дней?
- Ах, да, вы обвенчаны. Ничего страшного. Мои связи позволяют решить и эту проблему. Конечно, за пару дней церковный брак расторгнуть не получится. Тут времени потребуется побольше, но ничего невозможного нет.
- Как? Мадам обзавелась связями даже в Небесной Канцелярии? Очень сомневаюсь.
- Зато можете не сомневаться, что мои земные связи вполне могут помочь мне обратиться с просьбой не только к епархиальному архиерею, ведающему разводами, но, при необходимости, к самому Патриарху, и получить от него помощь. Мише останется всего лишь написать прошение, в котором будут изложены причины развода, а Вас, дорогуша, накажут тем, что запретят Вам, как виновнице распада семьи, повторное венчание. Ну что, встретимся и обсудим?
- Вы меня не поняли? Повторяю для дефективных - я не собираюсь ничего с Вами обсуждать. Все, что я должна знать, я узнаю от мужа.
Лиза вновь завершила разговор и внесла номер в список нежелательных звонков, но ее собеседнице настырности было не занимать. Не прошло и минуты, как она позвонила вновь, уже с третьего незнакомого номера.
- Лиза, прекратите бросать трубку! Не злите меня!
- Прекратите мне названивать, и у Вас не будет повода злиться.
- Я хочу убедиться в том, что Вы меня поняли и поступите разумно.
- А я хочу, чтобы Вы поняли, что с Вами я ничего обсуждать и, тем более, ни о чем договариваться и ни в чем отчитываться не намерена. Все разговоры у меня будут исключительно с Михаилом Андреевичем, и только в том случае, если он сам их начнет.
- Это неразумно.
- Не Вам решать. Отстаньте от меня! Ваша назойливость мне надоела! Обо всем, что мне положено знать, расскажет Миша. Только он и только по своей инициативе! Вы меня поняли? Никого другого я слушать не собираюсь! Поняла, тупая наглая курица?
Лиза снова отключила собеседницу и внесла третий ее номер в список нежелательных звонков, но через несколько минут нахалка позвонила уже с четвертого номера.
- Теперь Вы поняли, что обрывать разговор бесполезно?
- Ну и наглая же Вы баба! – рявкнула Лиза.
- Держите себя в рамках! Вы мне тоже неприятны!
- Тогда нечего было меня беспокоить! Сидела бы тихо и пальцем в носу ковыряла, чувырла дефективная!
- Держите себя в рамках! – надменно, повысив голос, повторила собеседница.
- Да пошла ты со своими рамками знаешь куда? Каждая профурсетка ведет себя так, словно Институт благородных девиц окончила. Институтка, блин! Пробу ставить некуда!
- Давайте через полчасика встретимся в кафе, - уже вполне миролюбивым тоном предложила собеседница, - и я подробно расскажу Вам историю нашей с Мишенькой любви.
- Зачем?
- Чтобы Вы не сомневались в том, что я говорю правду.
- Не хочу. – ответила Лиза.
- Будет интересно.
- Напишите любовный роман и опубликуйте его. Вполне вероятно, что я прочту.
После этих слов Лиза отключила свой телефонный аппарат и, на всякий случай, сняла трубку со служебного телефона. Часы показывали без двадцати четыре.
После телефонных переговоров Лиза работать не смогла. Она просто сидела за столом в своем кабинете и тупо смотрела в одну точку. Той нестерпимой боли, которую описывают в тех же любовных романах, пока не было. Были пустота и холод. Было ощущение, что из нее вынули все внутренности и выкачали кровь. Лизе хотелось умереть. В голове вертелась, повторяясь, как заевшая пластинка, только одна мысль:
- Вот и все. Вот и все. Вот и все...
Через некоторое время ей удалось овладеть собой и своими мыслями.
- Что ж, результат вполне закономерен. - думала Елизавета Николаевна. - То, что финал наших отношений будет таким, я понимала еще в день свадьбы. Иначе и быть не могло. Красавец и чудовище - не пара. Я не имею права чувствовать себя оскорбленной, выяснять отношения и удерживать Мишу. Я не буду скандалить, плакать, упрекать... Лиза-крокодилица не имеет на это никакого права. Пришла пора спуститься с небес на землю и вспомнить правду о себе. Жестокую, страшную, почти забытую правду, которая заключается в том, что мне, Лизе-крокодилице, вообще не полагалось иметь мужа. Никогда. Мне, Лизе-замухрышке, зачуханный гунявый хмырюга предлагал заплатить жилплощадью за формальный статус замужней женщины и возможность родить ребенка. Мне, кикиморе болотной, было отказано в праве на мужское внимание. Я, Лиза-крокодилица, имею право только на презрение окружающих. А, благодаря Мише, у меня целых девять лет была настоящая семья и очень хороший муж. Я узнала, что такое счастье. Я чувствовала себя любимой и желанной. Не так уж важно, любил он меня на самом деле или изображал любовь. Важно то, что я чувствовала себя любимой женщиной. За девять доставшихся мне счастливых лет я буду ему благодарна всю оставшуюся жизнь. Другой разговор, что все закончилось… Но, тем не менее, у меня, Лизы-крокодилицы, которой нельзя было и мечтать о таких кренделях небесных, все это было… Мои чувства были настоящими. И ощущение счастья тоже. Безумного, сказочного счастья, о котором во все века слагают легенды. Просто мое время истекло...
От осознания того, что все, чем она дорожила, что любила и берегла, осталось в прошлом, на Елизавету Николаевну нахлынуло хорошо знакомое тяжелое чувство, состоящее из страшной, почти физической боли, от которой хотелось кататься по полу и выть, дикой, звериной тоски в сочетании с безысходностью, от которых не было спасения, и чувства собственной неполноценности и женской несостоятельности, от которых женщине хотелось только одного - умереть. Это состояние было частым ее спутником раньше, до замужества. Тогда она умела с ним справляться.
Попыталась она справиться с собой и в этот раз.
- Тихо-тихо-тихо! - уговаривала себя Лиза. - Со временем боль притупится, а, если повезет, и утихнет. Все пройдет. Обязательно пройдет. Терять любимого человека всем и всегда больно. А почему, собственно, терять? Кто сказал - терять?
Елизавета Николаевна встала из-за стола и подошла к окну. Внутренний монолог продолжался.
- Тихо-тихо-тихо! Миша всегда будет со мной. Как хорошо, что я, в свое время, записала несколько его домашних концертов. Теперь они пригодятся, и их у меня никто не отнимет. Его голос по-прежнему будет звучать для меня. Миша будет смотреть на меня со старых фотографий. Я буду стареть, а он для меня навсегда останется молодым и красивым. Я не увижу, как он поседеет, потом полысеет, а потом и совсем постареет.
Она снова села за рабочий стол. Поток мыслей продолжался.
- Тихо-тихо-тихо! Наверное, я не раз увижу его во сне, а если нет - просто закрою глаза и буду вспоминать нашу жизнь. Мне есть, что вспомнить...
На Лизу нахлынули воспоминания, но она постаралась отвлечься от них.
- Тихо-тихо-тихо! Сейчас вспоминать нельзя. Сейчас нужно быть сильной, чтобы никто не заподозрил, как мне плохо.
Она снова встала и подошла к окну.
- Тихо-тихо-тихо! Жаль, что Миша оказался бесплодным. Если бы у нас был ребенок, у меня было бы, кому отдать всю любовь, которая предназначалась его отцу…
На глаза Елизаветы Николаевны навернулись слезы. Она, пытаясь справиться с собой, вновь села и стала бесцельно перебирать какие-то бумаги, но думала только о своем.
- Тихо-тихо-тихо! Мой Миша навсегда останется со мной в воспоминаниях. Пока у меня есть память, никто у меня его не отнимет. Все мое будет со мной. Только это будет образ, а не человек. А реальный Михаил Берсенев пусть живет своей жизнью и будет счастлив....
Внутренний монолог несчастной женщины прервал визит начальника.
Как назло, директор, милейший Геннадий Максимович, души не чаявший в Елизавете Николаевне, принес ей какие-то бумаги. Документы, имеющие отношение к бухгалтерии, он, якобы во избежание утери, никогда не доверял своему секретарю и передавал их Лизе, с которой обожал поболтать, только из рук в руки. Увидев ее расстроенной, он забеспокоился:
- Елизавета Николаевна, что случилось? Почему до Вас невозможно дозвониться?
Лиза взяла себя в руки, включила мобильный телефон, положила на место трубку городского аппарата и изобразила дурочку:
- Извините, так заработалась, что не заметила...
- Лиза, что случилось? - повторил вопрос шеф.
- О чем Вы?
- Не стоит притворяться - Вы меня отлично понимаете. Утром Вы были такая, как всегда, а сейчас на Вас лица нет. Вы сильно понервничали? Что случилось?
- Не беспокойтесь. Бухгалтерия в полном порядке, годовой отчет отвезен в налоговую инспекцию, все налоги уплачены в срок, налоговики ведут себя тихо, маски-шоу не предвидятся, клиенты платят исправно, сотрудники получат зарплату вовремя, деньги на квартальную премию и Ваши дивиденды находятся в банке в целости и сохранности.
- Тогда откуда такие перемены?
- Ничего особенного - дела семейные.
- Елизавета Николаевна, Вы меня знаете, я не отстану. Рассказывайте.
- Ничего интересного.
- Точнее…
- Зачем Вам?
- Вам, Лиза, необходимо выговориться, поделиться своей проблемой. Если Вы расскажете обо всем женщине, той же матери, то, скорее всего, получите глупое бабье мнение и дурацкий бабий совет, не учитывающий особенностей мужской психологии, а я предлагаю Вам мужское мнение и мужской совет. Поверьте, в делах семейных он гораздо ценнее женского.
Лиза мысленно признала правоту Геннадия Максимовича, но колебалась - рассказывать ему о случившемся или нет.
- Ну, девочка, решайтесь...
- Собираюсь с духом, чтобы сегодня же выгнать благоверного к чертовой матери. – ответила Лиза, не собиравшаяся распространяться о том, что они собирались провести выходные на даче, и выгнать мужика из его же дома она попросту не сможет.
- Есть за что?
- Оооо!
- Здорово набедокурил?
- Угу.
- Расскажете?
- Зачем?
- Для общего развития. Вдруг пригодится?
- Нет. Не могу.
- Хреново?
- А как Вы думаете?
- Думаю, что счастливые женщины выглядят иначе.
- Правильно.
- Может быть, Вы просто слишком болезненно реагируете на произошедшее, а на самом деле все не так плохо, как Вам кажется сейчас? Вполне возможно, что через несколько дней безобразник повинится и будет прощен?
- Нет.
- Вы не умеете прощать?
- И это тоже.
- А что же еще?
- Не повинится.
- Вы так думаете?
- Уверена.
- Не надо говорить так категорично. Юношеский максимализм никому еще пользы не принес. Ваш муж, похоже, сходил на сторону и попался.
Елизавета Николаевна вздрогнула, и мужчина понял, что сделал правильное предположение. Уверенным тоном Геннадий Максимович продолжил разговор:
- Лиза, к походам благоверного налево надо научиться относиться философски. Усвойте как можно быстрее - если у мужика есть голова на плечах, небольшая интрижка на стороне ему не повредит. Мужчина – животное полигамное. Такова наша природа, и ничто не может ее изменить. Редкий из нас в состоянии всю жизнь хранить верность, в женском понимании этого слова, одной женщине.
- А что, есть еще мужское понятие верности? – удивилась Лиза.
- Есть. - ответил Геннадий Максимович. – Они даже находятся в разных местах. У женщин верность всегда находится ниже пояса, а у мужиков – возможны варианты.
- Как это?
- Когда речь идет о верности наших жен, она и у нас находится там же, где у женщин, но, в приложении к себе любимым, она оказывается исключительно в голове. Мы считаем, что верен супруге тот из нас, кто соображает, что с любой другой женщиной ему гарантированно будет намного хуже, чем с давно приспособившейся к его привычкам, требованиям и тараканам женой, и не помышляет о разводе. Ваш муж на идиота не похож. Поняли?
- Кажется, да.
- Тогда попробуйте поверить на слово мужчине, который тоже так делает – адюльтер умного мужа очень освежает отношения в семье. А Вы узнали и сделали трагедию?
Лизе не хотелось объясняться.
- Не успела.
- Очень хорошо! И не делайте, а для успокоения своих нервов, когда придете домой, дайте потаскуну по морде.
- Чтооо??? Как можно?
- Не можно, а нужно. Набейте ему морду, выпустите пар, успокойтесь, и не будет у Вас никакой трагедии, но мужика не выгоняйте. Можете сказать, что Вам все известно, но не делайте резких движений и не устраивайте скандалов.
- Мордобитие, по-Вашему, скандалом не является?
- Смотря, кто, за что и когда бьет. Если любимая жена дома, наедине, хорошенько "приложит" мужика за развлечения на стороне, то это не скандал, а честно заслуженное наказание.
- Странная логика.
- Потому, что Вы склонны идеализировать людей и, тем самым, усложнять любую ситуацию, в которую попадаете по их милости. Вам необходимо научиться относиться к семейной жизни и мужу проще, с долей здорового цинизма.
- У Вашей супруги его хватает?
- У моей жены хватает юмора считать, что, если я не принес ей ничего хуже триппера – значит, вообще не изменял. Правда, каждый раз, догадавшись, что я пришел не с работы, а от бабы, она бьет мне морду.
- Как она ухитряется? Она же ростиком намного меньше Вас.
- Залезает на табуреточку, дотягивается до моей физиономии и лупит.
- А Вы?
- Стою и жду конца экзекуции.
- Отойти в сторонку не пробовали?
- Зачем я буду лишать себя удовольствия?
- Удовольствия? – изумилась Лиза.
- Да. Вы себе не представляете, как это забавно, когда муха лупит слона. Я каждый раз с трудом удерживаюсь от смеха, а потом тащу супругу мириться. Советую взять на вооружение – Вы тоже намного меньше ростом своего почти двухметрового счастья.
- Его рост 1 метр 87 сантиметров.
- А во мне около 1 метра 70 сантиметров. Вы меньше меня сантиметров на 10. С одной стороны, у Вас для женщины рост идеальный, но, с другой стороны, без скамеечки Вы своего мужа хорошенько стукнуть не сможете – только погладите.
- Вы действительно принимаете пощечины, как должное?
- Скорее, философски. Я нашкодил – я и получил. Жена успокаивается, и жизнь продолжается. Правда, у нас с ней уговор - она не должна оставлять на моей физиономии фингалов или царапин.
- И так бывало?
- Все бывало. Между прочим, у моей мухи ручка тяжеленькая для такой миниатюрной женщины.
- У меня сейчас не легче...
Геннадий Максимович улыбнулся:
- Ваша реакция говорит о том, что Ваш муж гульнул впервые.
- Или впервые о его изменах узнала я…
- Вполне возможно. Моя супруга тоже тогда, двадцать четыре года назад, неделю замертво лежала и чуть со мной не развелась. Спасибо теще! Она приехала и научила дочку уму-разуму. А теперь я научил Вас тому же. Все уладится.
- Не думаю.
- Лиза, давайте сделаем так. Сейчас будем считать Ваш рабочий день оконченным. Собирайтесь и отправляйтесь домой разбираться с мужем, а в понедельник Вы подробно расскажете мне, как Ваш благоверный каялся, стоял перед Вами на коленях, клялся в вечной любви, целовал Ваши ручки и ножки, обещал, что до следующего раза не гульнет ни разу, и был прощен. Обожаю, знаете ли, любовные истории с хорошим финалом. Временами, тайком от супруги, с удовольствием почитываю любовные романы из ее библиотечки. Наверное, это уже звоночек из старости…
- Геннадий Максимович, Ваши любовницы когда-нибудь пытались досаждать жене? – неожиданно для себя поинтересовалась Лиза.
- Все бывало. Так вот что произошло! Вас терроризирует любовница мужа? Вы выключили мобильный телефон и сняли трубку с городского, чтобы защититься от нее?
- Да.
- Такая настырная?
- На мобильный телефон звонила раз пять-шесть, если не больше.
- А на городской?
- Моего городского телефона в записной книжке мужа нет, но я с него все равно трубку сняла. На всякий случай.
- Радуйтесь.
- Чему?
- Бабы-стервы, которые дуры, так поступают от бессильной злобы, когда не могут уговорить развестись самого мужика. Следовательно, мое предположение оказалось верным - Ваш благоверный отправился налево исключительно для смены впечатлений. Не принимайте звонки этой идиотки близко к сердцу, но учтите - морду гуляке все равно набить нужно, а заодно необходимо объяснить начинающему ловеласу...
- Геннадий Максимович, моего мужа начинающим ловеласом называть не стоит. - перебила шефа Лиза. - Он до меня так гулял... Земля дрожала...
- Холостым или женатым гулял?
- Холостым.
- Не считается, голубушка. Женатый ловелас и холостой ловелас - это разные виды животных. Ваш - начинающий женатый ловелас, и ему необходимо объяснить, что любовницу, которая позволила себе заикнуться о том, что ему неплохо бы развестись с женой, необходимо менять сразу же, не доводя дело до бабьих терок. Я после внушения, полученного от тещи, всегда так делаю, если, конечно, успеваю.
- Часто не успеватете?
- Ох, Лиза, временами попадаются такие шустрые бабенки… Пока понял, как их распознавать и научился не попадаться на их фокусы, моей жене пришлось несладко.
- Как Ваша супруга реагировала на звонки и визиты любовниц?
- Сначала так же, как Вы сегодня, а потом, когда теща ей объяснила и этот нюанс семейной жизни, с моими бабами супруга уже не церемонилась, сразу посылала "на хутор бабочек ловить", а мне потом вкатывала двойную дозу люлей за утерю бдительности.
Елизавета Николаевна горько усмехнулась. Геннадию Максимовичу стало интересно.
- Сознавайтесь, "душевно" поговорили с той бабой? Отвели душу?
- Было дело.
- Вот и умничка. Полдела уже сделано. Осталось всего ничего - люлями мужика угостить и кое-что объяснить.
Лиза хотела задать Геннадию Максимовичу еще несколько вопросов, но не успела – вновь ожил ее телефон.
Звонок был с Мишкиного номера. Вот уж с кем Лизе не хотелось разговаривать совсем, но, во избежание лишних вопросов, она решила ответить, и чуть не расплакалась, когда услышала в трубке такой все еще родной голос:
- Лизанька, рабочий день окончен. Я жду тебя у входа.
- Через пять минут буду.
- Лиза, что случилось? Почему у тебя такой странный голос?
- Устала.
- Конечно, устала. Собирайся, Лисенок.
- В машине морду не бейте. - посоветовал Геннадий Максимович, когда Елизавета Николаевна закончила разговор с мужем. - Моя супруга разок попробовала, но потом сказала, что кайф не тот.
Надежда Лизы на то, что Геннадий Максимович, увидев, что она собирается уходить, покинет ее кабинет, оказалась ошибочной - директор присел в кресло.
- Не гневайтесь, голубушка, но сегодня я сам закрою Ваши чертоги. Простите, не уверен, что в Вашем теперешнем состоянии, Вы сможете внимательно проверить, все ли электроприборы отключены. Сами понимаете - документы...
Возразить Елизавете Николаевне было нечего.
Одеваясь, она запаниковала - испугалась, что не выдержит и заплачет при виде предателя. Взгляд женщины упал на окно. Внезапно у нее возникло острое желание открыть это самое окно на восьмом этаже офисного центра, вдохнуть в последний раз сырой весенний воздух, а потом забраться на подоконник, сделать последний шаг и покончить со всеми навалившимися на нее проблемами сразу и навсегда.
- Всего один шаг, - подумала Лиза, - и все проблемы закончатся. Больше не будет ни боли, ни лжи, ни предательства. Ничего. Будут тишина и покой. Говорят, что это грех. Мало ли, кто что говорит. Люди часто уверенно рассуждают о том, что им знать не дано. Всевышний видит, как мне плохо. Он знает, что мое время истекло и не будет ко мне строг. Он понимает, что больше мне жить незачем и не для кого. Он видит, что больше я жить не могу, и простит меня. Хорошо бы директор вышел на минутку...
Лиза заметила, что Геннадий Максимович внимательно наблюдает за ней, только тогда, когда он, проследив направление ее взгляда, встал и сам подошел к окну.
- Нет! Я не дам Вам свести счеты с жизнью!
Лизе пришлось молча смириться с тем, что для исполнения желания ей придется найти другое место. Она позволила директору самому закрыть кабинет, а потом сопроводить ее на первый этаж.
Елизавета Николаевна собралась с духом, вышла из дверей офисного центра, дошла до автомобиля, позволила мужу поцеловать себя в щеку и молча села в машину. Миша, видевший, в каком состоянии находится его супруга, устроил Лизу поудобнее и выключил радио.
- Лисенок, так хорошо?
- Да. Я хочу темноты и тишины.
- Солнышко мое, до темноты еще больше часа, а вместо тишины тебе придется кое-что послушать.
- Сначала кое-что послушаешь ты. - ответила Лиза и включила свой диктофон.
Когда фонограмма закончилась, она тихо спросила:
- Это правда?
Миша достал кассету со своей записью и, прежде, чем включить диктофон, сказал:
- Я сегодня записал довольно интересный разговор Анны Михайловны с Верой Егоровной. Послушай его.
Вечером в пятницу дорога на дачу даже глухой зимой занимала вдвое больше времени, чем в будни, а уж в первые обещавшие быть весенними выходные - и подавно. Вылетные магистрали были забиты огромными пробками машин, словно вся Москва, забыв, что в пригороде снег еще таять не начинал, ринулась на дачи.
Пока Михаил осторожно выбирался по московским пробкам из города, Лиза слушала сделанную им запись. Сначала она не понимала, к чему ей теперь вся эта грязь, но, когда разговор Веры Егоровны с Анной Михайловной дошел до обсуждения целесообразности подставить ей жещину, изображающую любовницу мужа, оживилась и до самого конца слушала очень внимательно. Когда фонограмма закончилась, она некоторое время сидела молча, стараясь разобраться в своих ощущениях.
С одной стороны, то, что она испытывала, нельзя было назвать просто облегчением. Это было счастье, эйфория, ощущение полета, от которого кружилась голова, а сердце билось так сильно и часто, что, казалось, наполняло своим грохотом весь салон.
Мысли о самоубийстве исчезли - Лиза вновь хотела жить. Это все было с одной стороны, но с другой...
- Ну, как тебе разговорчик? Понравился? - прервал затянувшуюся паузу Миша, вновь включив диктофон в режим записи.
- Шустро сработано. Похоже на домашнюю заготовку… Старой ведьме требовалось только благословение моей матери. Как только оно было получено… Одним словом, до такой степени невтерпеж, что до понедельника ждать не стали.
Миша кивнул.
- Тебе стало полегче, Лисенок?
- Сложный вопрос. С одной стороны безусловно, а с другой...
- Вопросов больше чем ответов?
- Пожалуй.
- Обсудим?
- Почему здесь? Ты же хотел поговорить дома.
- Ситуация изменилась. Дома мы будем разговаривать с Юлией Николаевной. Они с Шапокляк вот-вот приедут. Возможно, даже опередят нас из-за этой чертовой пробки.
- Мы должны изложить ей свою точку зрения?
- Да, Лисенок, но сначала мы должны ее выработать. Ты нашла финансовый результат?
- Да. А ты?
- Нет.
- У тебя же были какие-то соображения. - удивилась Лиза.
- Да, если бы генеральша была лет на тридцать помоложе. - ответил Михаил. - А если учитывать ее возраст, то у меня получается либо большая глупость, либо глухой тупик.
- Либо мать стремится обобрать родную дочь ради своей сводной сестры, либо она же, находясь в курсе твоего имущественного положения, хочет получить большой денежный куш, не ограничивающийся нашей городской квартирой?
- Да, но это - глупость.
- Потому, что ты думаешь, что она, в силу возраста и образа жизни, скорее всего не имеет достаточного количества времени для законного наследования имущества дочери после трех последовательно осуществленных убийств, выглядящих, как несчастные случаи, причем самые распространенные, ни у кого не вызывающие сомнения в том, что произошли они случайно? Такие, каких каждый день в Москве случается не по одному десятку, не дающих никому основания задуматься о том, не приложила ли к этому руку чокнутая старушенция, которой по паспорту два понедельника жить осталось?
- Вот именно.
- А если сделать несколько допусков?
- Солнышко, не томи! - попросил Миша.
- Что мы знаем о состоянии здоровья Веры Егоровны кроме того, что она в свои восемьдесят два года каждый день выпивает бутылку мартини, а то и полторы, и не оказывается после этого в реанимации?
- Ничего. На вид очень даже бодрая.
- А если допустить, что Вера Егоровна прежде, чем появиться в нашем доме, сделала полное обследование и убедилась в том, что состояние здоровья позволяет ей прожить еще лет пять-шесть, как минимум?
- Ну и что? - возразил Миша. - Даже, если и так? Наследование - процедура долгая. На осуществление такого плана уйдет от двух до четырех лет, а то и больше. Ты считаешь, что она успеет за оставшиеся год-два превратить имущество в деньги и прогулять их? К тому времени она может так одряхлеть и разболеться, что ей, кроме аптеки с больницей, деньги тратить будет негде.
- А если допустить, что она не собирается ничего продавать?
- Тогда получается полная бессмыслица. Прилагать столько усилий, чтобы отобрать жизнь и имущество у своей единственной дочери и внучки, чтобы обеспечить сводную сестру? Бред.
- Не такой уж бред. Что мы знаем о Вере Егоровне? - спросила Лиза.
- Практически ничего, кроме того, что поведала ее сестрица.
- Рассчитывать на то, что нам рассказали правду, не стоит. Согласен?
- Да. Скорее всего, они обрушили на наши головы опять же домашнюю заготовку - смесь правды и лжи.
- А если предположить, что тех средств, которыми в настоящее время располагает Вера Егоровна, ей заведомо хватит до конца жизни, а старается она для того, чтобы оставить наследство кому-то другому?
- Сводной сестре и ее потомству?- удивился Михаил.
- Нет. Я думаю, что старается она не для сестры. Давай попробуем допустить, что, кроме Клавдии, у старой ведьмы есть кто-то еще, о ком нам рассказывать не стали. И вот этого кого-то она желает оставить после себя обеспеченным человеком.
- Лисенок, у тебя получился сюжет для детективного романа в духе Агаты Кристи.
- Намекаешь на то, что у меня случилась передозировка детективов? Полгода назад, когда ты начал защищать меня от Кузнецовой, а я не понимала, почему ты так нервничаешь из-за того, что в Поселке появилась некая старая алкоголичка, мне то же самое говорила мама.
- Ты тогда тоже строила теории?
- Да, но в действительности все оказалось намного сложнее, чем я предполагала.
- Хорошо, что я тогда рассказал тебе о ее роли в моей жизни.
- Да. Очень хорошо. Тебе сегодня не пришлось объясняться. Я услышала знакомую историю и поняла, с кем разговаривала. Это во-первых.
- А во-вторых?
- Их кровное родство с генеральшей дало мне основание задуматься о наличии у Веры Егоровны и других родственников, о существовании которых мы не подозреваем.
- А Анна Михайловна? Тоже не подозревает?
- Очень может быть. Смогла же старая ведьма свою собственную сестру много лет успешно выдавать за домработницу.
- Пожалуй, я с тобой соглашусь. - задумчиво сказал Миша. - Если она смогла так поступить с сестрой - значит, могла не афишировать наличие другой родни.
- Да. - согласилась Лиза. - И уж точно могла не пускать своих родственников на порог генеральской квартиры. Короче. Нам нужна как можно более подробная информация о Вере Егоровне и ее родне.
- Лизанька, не торопись. Ты не учла одно важное обстоятельство.
- Какое?
- Если бы твои рассуждения были верны, то Вере Егоровне наш развод был бы невыгоден.
- Только потому, что она смогла бы получить только нашу с мамой квартиру? Не забывай - есть еще вариант раздела имущества при разводе, на который она может рассчитывать.
- Все равно она получила бы значительно меньше, чем могла бы.
- Зато гораздо быстрее и безопаснее.
- Почему безопасней?
- Она видела нашу большую компанию и поняла, что все они - твои друзья, которые забеспокоятся, если с нами что-нибудь случится. Если же создать между нами такую конфликтную ситуацию, которая приведет к большому скандалу, разводу и разделу имущества опять же с серьезным конфликтом в зале суда, то все твои друзья, в том числе и Юлия Николаевна, встанут на твою сторону, уйдут из нашей с мамой жизни и интересоваться нашими судьбами не будут.
- Ты думаешь, что Анна Михайловна уже рассказала Вере Егоровне о том, что у нее есть подруга-милиционерша?
- Не исключено.
- Ты меня убедила.
- Есть еще один вариант. Давай попробуем допустить, что Вере Егоровне нужен от нас не развод, а разрыв отношений. В самом крайнем случае, стадия ожидания рассмотрения заявления, но действительно развод - ни в коем случае.
- Наверное, я тупой, но я ничего не понимаю.
- Вере Егоровне выгодно довести нас до стресса, а еще лучше - до депрессии.
- Зачем?
- В таком состоянии люди становятся неосторожны, а временами - и неадекватны. С ними может случиться все, что угодно. Теперь понятно?
- Да. При таком раскладе даже Шапокляк ничего не заподозрит.
- Вот именно! Следовательно, нам нужна помощь Юлии Николаевны, но не только в плане сбора информации. Без ее помощи мы не сможем организовать эффективную "антитеррористическую операцию".
- Ты уже поверила в ту историю, которую придумала? А вдруг Вера Егоровна озвучила свой алкогольный бред? Ты ей не понравилась, и она по пьяному делу и старческому маразму просто решила сделать тебе бяку?
- Алкогольный бред и старческий маразм не предполагают наличие финансового результата, а он очевиден. Мишенька, родной, какой же ты молодец, что обратился к полковнице!
- Мне показалось, что Леонид Николаевич не случайно настаивал на обследовании...
- Чтобы, пока старуха проходит обследование, Юлия Николаевна провела расследование?
- Да. - ответил Михаил.
- У меня есть основания полагать, что старая ведьма постарается увернуться от обследования. - заявила Лиза.
- Чтобы мы не узнали, что со здоровьем у нее все в порядке?
- Да. Сегодня мы поговорим с Юлией Николаевной, а завтра нужно будет поговорить с Ольгой.
- Зачем?
- Чтобы срочно, за субботу-воскресенье, оформила нам фиктивный развод.
- Нет, радость моя, развода не будет!
- Мишенька, нам необходимо что-то срочно предпринять, чтобы элементарно остаться в живых.
- При чем тут развод?
- Бывшая жена при отсутствии завещания не может наследовать имущество бывшего мужа. Цепь наследования разрывается. Игра Веры Егоровны сломана, а мы все остаемся в живых. Под ударом находится только городская квартира.
- Лизанька, перестань принимать меня за дурака. Ты хочешь вывести из-под удара меня одного, а сама собираешься сунуть голову в петлю и погибнуть. Не выйдет. Либо мы вместе спасемся, либо вместе погибнем.
- Если есть возможность спасти тебя...
- Мне не нужно такое спасение. - перебил ее муж. - Мы либо вместе погибнем, либо вместе останемся в живых.
- Миша, пойми, Вера Егоровна, вероятнее всего, пришла к нам, не просто зная, что городская квартира не приватизирована, а именно из-за того, что она не является нашей с мамой собственностью.
- Совершенно верно. В противном случае ей было бы гораздо выгоднее оставаться в стороне до самого ответственного момента.
- Вот именно! Очень скоро она узнает, что сорвать большой куш, на который она рассчитывала, ей не удастся, и попытается заграбастать хотя бы квартиру в Кузьминках. Для этого ей достаточно будет сначала прописаться к нам, не спеша "убрать" нас с мамой, а потом, когда она останется единственным прописанным в квартире жильцом, приватизировать ее на свое имя. Быстро, выгодно, удобно...
- Лизанька, Вера Егоровна раньше уже приватизировала генеральскую квартиру. Второй раз она на приватизацию права не имеет.
- Ты уверен, что они с Клавдией сказали правду?
- Нет, конечно.
- Вспомни, в начале девяностых годов приватизация квартир частенько проводилась через пень-колоду, на одного из членов семьи, как правило, на ответственного квартиросъемщика. Давай предположим, что генеральская квартира была приватизирована единолично дедом, а Вера Егоровна стала ее хозяйкой в порядке наследования...
- И сохранила право на приватизацию. - завершил фразу Миша.
- Вот именно! Уговорить мать прописать ее к нам будет очень просто, но получить мое согласие на прописку будет невозможно. Без моего согласия мать прописать ее к себе не сможет.
- Почему? Анна Михайловна может подделать твою подпись.
- Зная, что я могу обратиться к Юлии Николаевне с просьбой провести экспертизу? Не смеши меня. Они с Верой Егоровной будут добиваться моей подлинной подписи под документом, но не получат ее. Из этого следует, что я являюсь единственным человеком, мешающим старой ведьме достичь цели. Генеральша будет очень заинтересована в том, чтобы аккуратно, не вызывая подозрений, но, по возможности, быстро, избавиться от меня. Пойми, ситуация такова, что мне выжить не удастся. Я обречена, а тебя можно спасти, если как можно быстрее оформить развод...
- Лиза, уговаривать меня бесполезно - я свой выбор сделал. Развода не будет! Ты останешься моей женой!
- Я в любом случае останусь твоей женой. Не забывай - мы обвенчаны. Развод будет существовать только на бумаге.
- Нет! Никакого развода! Брак будет сохранен!
- Миша, не глупи. Сейчас не время для гибельного благородства. Я предлагаю тебе хороший выход...
- Нет! - повысил голос Михаил. - Чтобы выжить, ты выпишешься из квартиры Анны Михайловны и пропишешься в мою городскую квартиру! Анна Михайловна останется единственным жильцом со всеми правами. Твое согласие на прописку Веры Егоровны не потребуется. Следовательно, тебе ничего угрожать не будет.
- Ошибаешься. До тех пор, пока я не перестану быть твоей наследницей, старая ведьма, в расчете на большой куш, не будет размениваться на квартиру в Кузьминках со всеми вытекающими из этого для нас последствиями.
- Значит, необходимо найти такое решение, которое позволит нам и в живых остаться, и брак сохранить.
- Скрестить осинку с апельсинкой? Вряд ли это возможно.
- А мы попробуем. Подумаем сами, спросим Мартынову. Что-нибудь придумаем, но развода не будет.
- Получается, что городскую квартиру вместе с мамой мы принесем в жертву?
- Не мы, а она сама. Она может посоветоваться с нами и с полковницей, самостоятельно просчитать варианты развития событий, увидеть опасность, отказать Вере Егоровне в прописке и оставить квартиру в статусе муниципальной собственности. В этом случае ей ничего угрожать не будет.
- Опять выбор. - вздохнула Лиза.
- Да. И ответственность за принятое решение.
- И мы беспомощны ей чем-либо помочь из-за того, что теперь мама относится к нам, как к злейшим врагам, и прислушиваться к нашим советам не станет.
- Лизанька, как ты думаешь, почему Анна Михайловна стала относиться к нам, как к врагам?
- Все очень просто. Она не видит опасности. Она, в силу возраста Веры Егоровны, не может заподозрить ее ни в каком криминале. Она видит ту картинку, которую хочет видеть, а хочет она быть хорошей дочерью и почему-то думает, что для этого необходимо всего лишь смотреть на мир глазами матери.
- Наверное, Вера Егоровна ей это внушила.
- Много мы с тобой за девять лет смогли ей внушить?
- Не-а. - ответил Миша. - Если тещенька что-то задумала, хоть кол на голове теши, но она все равно вернется в исходную точку, зараза.
- Мало того, - добавила Лиза, - вывернет все наши возражения наизнанку так ловко, что у нее получится, что мы чуть-ли не сами ей предложили желаемое.
- Угу. - согласился Михаил.
- Так почему же ты говоришь о том, что Вере Егоровне легко удалось то, что у нас не получилось?
- Потому, что Анна Михайловна сейчас находится в состоянии, близком к помешательству.
- Пожалуй, я соглашусь с тобой. - горько вздохнула Лиза. - Вера Егоровна с сестрицей запутывают ее, а она принимает все, что они ей говорят, за чистую монету. В результате, ее мир перевернулся с ног на голову. Мы стараемся не дать ей совершить огромную глупость, цена которой - три жизни, а она стараниями двух старых ведьм видит совершенно другую картинку - мы препятствуем исполнению ее заветной мечты стать любимой маминой дочкой.
- Любой ценой?
- Да. Ты же видишь, как она выстилается перед старой ведьмой и заглядывает ей в глаза в поисках одобрения. На все готова...
- Сама - ладно. Это ее право, но получается, что она расплачивается за "материнскую любовь" Веры Егоровны нами - нашими нервами, достоинством, жизнями... У нее ничего не слипнется?
- Спешу тебя огорчить, - отозвалась Елизавета Николаевна, - у нее даже морда не треснет. Цена, которую, как она полагает, нам следует заплатить за ее счастье, мамашу не интересует.
- А если для нас она чрезмерна?
- Это наши проблемы. Она хочет, чтобы мы ее заплатили. Вот хочет - и все! Точка! Вынь да положь! Хоть роди! Отказались? Следовательно, она теперь воспринимает нас, как злейших врагов. Зачем ты задаешь мне эти вопросы? Могу поспорить, что ты сам все отлично понимаешь.
- Прости, родная, но я хотел узнать, насколько хорошо это понимаешь ты.
- Я еще понимаю, что жаловаться нам не на кого. Ее лютый эгоизм - наших рук дело. Нужно было изначально быть с ней пожестче.
- Ты права. Она должна была знать, что ее душевный комфорт образовался не сам по себе.
- Она обязана была понимать, что мы ей всегда уступали совсем не потому, что она такая замечательная и всегда во всем права, а потому, что мы просто хотели мира в семье.
- Да. - согласился Михаил. - Она должна была отдавать себе отчет в том, что уступки нам даются, порой, совсем непросто!
- Вот именно! Необходимо было каждый раз показывать, где находится та граница, которую ей переступать нельзя! А мы с тобой этого не делали.
- Я думал, что она сама все понимает и ценит. Мать столько раз об этом говорила...
- Как оказалось, это были пустые слова, политес, а на самом деле ни черта она не ценит! - с горечью в голосе ответила Лиза. - И виноваты в этом только мы.
- Почему мы?
- А кто? Разбаловали мы с тобой мамашу до свинства, а теперь удивляемся, откуда что взялось! От нас, Мишенька!
- Ты уверена?
- Да. Мы позволили ей жить, не задумываясь о том, что наши вкусы могут не совпадать. Мы позволили ей считать, что она лучше нас знает, что для нас хорошо, а что - никуда не годится. Мы позволили ей забыть о том, что наше терпение не безгранично!
- Не могу с тобой не согласиться. Мы слишком часто в спорных ситуациях добровольно оказывались на самом пределе терпения, но ей об этом не сказали ни разу.
- Да, Мишенька. Нам нечему удивляться. Мы сами, поместив ее в тепличные условия, старательно выпестовали ее эгоизм. То, что она однажды перейдет грань дозволенного и захочет того, что мы не сможем ей дать, было лишь вопросом времени. Чувствуешь разницу - не "не захотим", а "не сможем"?
- Угу.
- Точно так же было вопросом времени и то, что в своем стремлении любой ценой получить это самое желаемое, в котором мы ей отказали, она, не задумываясь, почему на сей раз получила отказ, переступит через нас ради того, кто пообещает исполнить ее мечту, и попадет в ловушку, из которой не сможет выбраться.
- Было бы лучше, если бы по каждому поводу в доме разгорался скандал?
- В определенном смысле - да.
- Тогда приблизительно через год после свадьбы тебе пришлось бы делать выбор - жить в городской квартире с ней, но без меня, или со мной на даче, но без нее.
Лиза удивленно уставилась на мужа.
- Мишенька, ты целых девять лет стелился перед мамой ради меня?
- Слишком громко сказано. - смутился Миша. - Скорее, старался быть хорошим зятем.
- Чтобы ей не пришло в голову разлучить нас?
- Да. Я не смог бы жить без тебя ни тогда, ни сейчас.
- А я не смогла бы жить без тебя. Если бы пришлось сделать выбор, я бы уехала с тобой на дачу.
- Зачем ты не к месту употребляешь сослагательное наклонение? Ты уже сделала выбор и прямо сейчас едешь со мной жить на дачу. Без всяких "бы". Возьми в бардачке свой новый телефон. Номер тоже будет новым.
- Ты и об этом позаботился?
- А как же? Неужели ты думаешь, что я позволю мерзопакостной гидре о четырех наглых головах отобрать у меня и замучить мою нежную ласточку?
У Лизы на глаза навернулись слезы.
- Как в наше первое утро... Только тогда был Змей-Горыныч о трех огнедышащих дурьих головах.
- Эта падла отрастила четвертую...
Михаил видел, что Лиза близка к истерике, и поскорее припарковал автомобиль на стоянке придорожной забегаловки километра за два до поворота в Поселок.
- Мишенька, я не понимаю, как можно ради своей прихоти так поступать с людьми?
- Для Веры Егоровны мы с тобой не люди.
- А для матери? Неужели она не понимает, что мы живые, и нам может быть больно и страшно? Больно! Больно!!! Больнооооо!!!!!
Лизин крик сменился горьким плачем. Михаил крепко обнял жену и стал укачивать ее, заодно проклиная вслух виновниц тех страданий, которые безвинно принимала его девочка, и желал им самых страшных земных и небесных кар.
Много времени прошло, пока Мише удалось добиться того, чтобы жена постепенно начала расслабляться и реагировать сначала на его присутствие, потом - на голос, а потом и на слова. Наконец, Лиза безвольно обмякла в его руках. Всхлипывания утихли. Через некоторое время она подняла голову.
- Я никогда не прощу Анне Михайловне твоих слез. – заявил Михаил.
Лиза провела пальцами по его влажной щеке.
- А я не прощу ей твоих...
Сорванный криком голос прозвучал хрипло.
- Это ты меня своими залила. – покраснел от смущения Михаил, не хотевший, чтобы жена знала о том, что его слезы были слезами отчаяния и беспомощности. Он был готов отдать за свою девочку жизнь, но был не в состоянии вывести ее из-под удара...
- Хорошо, пусть будет так. - согласилась Лиза. - Напугала?
- Да. Тебе стало полегче, Лисенок?
- Да. Не бойся, больше истерить не буду – выплакала все, до самого донышка.
Они некоторое время посидели молча.
- Почему я не воспротивилась взращиванию мамашиного эгоизма? Почему не только не протестовала по-настоящему, но и помогала тебе во всем? Вот и получили мы с тобой "плюху" за все хорошее...
- Да, Лизанька, ты права - с компромиссами я переборщил.
- Не ты, а мы. В семье спрос с обоих.
- Ты каждый раз пыталась возражать.
- Значит, плохо пыталась. Значит, не нашла убедительных аргументов.
- Не придирайся к моему Лисенку. На нее и так сразу столько неприятностей навалилось, что сегодня она чуть не совершила страшный грех. Хорошо, что рядом оказался Геннадий Максимович, догадавшийся, что эта дурочка задумала, и удержавший ее от беды.
- Откуда ты знаешь?
- Он позвонил мне...
- Когда успел?
- Когда я вел тебя к машине и не мог понять, почему ты смотришь на меня так, словно прощаешься.
- Да. Помню - был звонок. Он тебя предупредил, что я могу воспользоваться его советом и набить тебе морду?
- Да. Ты все-таки решила последовать рекомендациям старого гуляки?
- Нет. Я бы не смогла.
Михаил поцеловал ее ладошку.
- Пытаешься умаслить ее, чтобы не била? - поинтересовалась Лиза.
- Благодарю за то, что не смогла...
Он прижал ладошку жены к своей щеке.
- Я тебя люблю. Очень-очень.
- И я тебя люблю. Тоже очень-очень.
Они еще немного посидели молча.
- Лисенок, нам нужно ехать домой, иначе награбленные продукты начнут портиться.
- Здорово ты порезвился. - улыбнулась Лиза.
- Такое зло взяло…
- Еще бы. Я удивляюсь, как ты им морды не поразбивал…
- Честно? Еле удержался.
- Насколько я понимаю, в багажнике лежат все оставшиеся вещи?
- Нет. Вещи и награбленная снедь лежат на заднем сиденье. Ты их просто не заметила. Багажник набит продуктами из супермаркета.
Лиза обернулась, увидела большие сумки и спросила:
- Ты выгреб оба холодильника?
- Ничего подобного! Борщ и плов с остатками холодца я им оставил.
Когда они подъехали к дому, окна были все еще темны.
- Где же наши гости? - поинтересовалась Лиза.
- Ждут нас в гостиной.
- Миша, я, кажется, придумала еще один способ расстроить планы Веры Егоровны.
- Развода не будет!
- Он и не потребуется. Цепочку наследования можно прервать другим способом.
- Каким?
- Написать завещание, в котором объявить наследником третье лицо и каким-либо способом оповестить Веру Егоровну о том, что я твоей наследницей не являюсь. То-то радости будет!
- Кого ты предполагаешь сделать "наследником"?
- Допустим, Юлию Николаевну.
- Тогда она, как лицо заинтересованное, не сможет вести дело, если оно будет.
- И не надо. Пусть работает кто-то другой по ее выбору, но для нее. Для своей коллеги расстараются, как миленькие. А она будет в курсе всех дел. Вполне возможно, что даже будет контролировать ситуацию.
- А если она откажется?
- Шапокляк. Представляешь, как ей понравится приключение?
- Не растеряла бы информацию по дороге...
Заинтригованная Нина Константиновна с порога засыпала Берсеневых вопросами.
- Миша, что случилось? Почему Юленька подняла меня по тревоге и привезла сюда, а не на городскую квартиру? Что-то случилось с Анной?
- Жива-здорова Ваша Анна, и даже пьяна в стельку. – ответил Михаил. – Только вляпалась в дерьмо по самые уши и купается в нем, как в золоте, зараза, черт бы ее побрал вместе с мамахен…
Лиза, сняв пальто, молча прошла в гостиную и села за стол. Нина-старшая посмотрела на нее удивленным взглядом и направилась на кухню, заторопившись накормить Берсеневых ужином, но Миша остановил ее:
- Нина Константиновна, не торопитесь. Лизанька сейчас есть не сможет. Она сильно перенервничала. Посмотрите какая она бледная.
- И заплаканная. Произошло что-то ужасное? - спросила Шапокляк.
- Сейчас узнаете. Садитесь и слушайте.
Михаил достал диктофон. Лиза сделала то же самое.
- Они не стали ждать до понедельника? - догадалась Мартынова.
- Да.
- Вызвать Леньку?
- Не надо.
- Она уже наплакалась, а что впереди? Истерика?
- Уже была. В машине.
- Тогда что же будет, когда она услышит всю гадость?
- От того и истерила, что услышала.
- Как так?
- Лизаньку довели почти до попытки суицида. Она была в таком состоянии, что до дома ждать было нельзя. Пришлось слушать в машине.
- Что у вас происходит? – спросила Нина Константиновна. – Почему вы ведете себя, как шпионы? Диктофоны, намеки, загадочный вид…
- Шапокляк, отстань от ребят. - перебила подругу Юлия. - В их сложной ситуации так и должно быть. Они молодцы. Когда мы будем анализировать то, что услышим, я включу и свой диктофон.
- Что случилось? - не на шутку испугалась Нина Константиновна.
- Послушайте фонограмму. – ответил Михаил. - Обещаю – Вы найдете ответы на свои вопросы.
Женщины слушали внимательно и сосредоточенно. Нина Константиновна хмурилась и горестно качала головой. Чувствовалось, что услышанное производит на нее сильное впечатление. Когда фонограмма закончилась, она довольно долго сидела молча, что-то обдумывая. Берсеневы ее не торопили.
Наконец Нина-старшая открыла рот, и из него вывалился такой страшный мат в адрес Анны Михайловны, ее родни и мадам Кузнецовой, какого Лиза за девять лет знакомства не слышала от нее ни разу, а от интеллигентной учительницы русского языка и литературы услышать не ожидала вообще.
Выпустив пар и немного успокоившись, Нина Константиновна заговорила на почти литературном языке:
- Теперь понятно, зачем тебе потребовалось мое присутствие - возникла необходимость рассказать Лизе о мадам Кузнецовой, и тебе нужно, чтобы мы сделали это вместе. Боишься, что тебе одному она не поверит?
- Нет. Лизаньке я все рассказал еще в конце октября, когда стало ясно, что мадам приехала не в гости.
- Мы с тобой попробуем помочь ребятам проанализировать ситуацию. - напомнила подруге Юлия. - В таком состоянии, как сейчас, они ни в чем разобраться не смогут. Кроме того, нам для анализа могут пригодиться твои многолетние впечатления от общения с Анной Михайловной. Начнем?
- Сначала неплохо бы поесть. - попросила Лиза.
- Сейчас, солнышко. - обрадовался муж. - Все сумки уже на кухне. Можно мы попросим Нину Константиновну покормить всех нас награбленным добром?
Шапокляк кивнула и удалилась на кухню.
- Пока она будет сервировать стол, хотелось бы услышать мнение Юлии Николаевны.
- Весело у вас тут, ребята! - ответила полковница. - Больше пока ничего сказать не могу. После ужина еще раз послушаем Мишину пленочку...
- Есть еще одна пленка. - перебил ее Михаил. - Мы записали свой собственный разговор в машине.
- Попытались проанализировать ситуацию самостоятельно?
- Что-то в этом роде. Записали, чтобы не пришлось повторяться.
- Отлично. Послушаем и эту пленку, а потом поговорим, определимся с ключевыми моментами, и тогда попробуем понять, что нам следует делать. Надеюсь, что до утра справимся. Кстати, я настаиваю на том, чтобы вы с Шапокляк подробно рассказали мне все, что знаете об этой Фаине.
После ужина Берсеневы дали Юлии Николаевне прослушать фонограмму своего разговора в машине.
- Девушки, теперь вы знаете почти все, что знаем мы. – начал Михаил. - Жаль, что я не догадался включить диктофон перед первым визитом Веры Егоровны. Мы хотим услышать Ваше мнение. Нина Константиновна, Вы ближе теще по возрасту. Вы уже много лет дружите с ней. С Вами она могла быть гораздо откровеннее, чем с нами. Вам проще ее понять… Юлия Николаевна, мы можем очень сильно ошибиться, а Вы смотрите взглядом профессионала и имеете доступ к информации. Помогите нам разобраться…
- Миша, Лиза, я понимаю, что вам очень нужна моя помощь и хочу помочь вам, - ответила Нина-старшая, - но сразу должна предупредить – сейчас я могу оказаться очень плохим советчиком и необъективным аналитиком.
- Почему? – спросил Миша.
- Я очень обижена на Анну Михайловну. Настолько, что не хотела приходить на ее день рождения.
- Ты еще покайся. - отозвалась Юлия. - Времени у нас много. Мы подождем.
- Юленька, почему ты сегодня такая нервная? - обиделась Нина-старшая.
- Шапокляк, ты забыла, что сегодня вместо меня к Толику поехал Ленька? Представляешь, какие "гостинцы" он повез и что они там начудят?
Полковница посмотрела на часы, показывавшие третий час утра.
- Вернее, уже начудили...
- Прости, Юленька, я действительно забыла...
- Что натворила моя мамаша? – тревожно спросила Лиза.
- Потом, девочка. Сейчас есть более серьезные проблемы.
- Вы не решились на разрыв отношений с Анной Михайловной из-за нас? – спросил Михаил.
- Да, мой дорогой. Я подумала, что у вас может появиться необходимость "уехать в эмиграцию" в ваше дивное "Лонжюмо", и вам потребуется информация о том, чем в ваше отсутствие занимается Анна Михайловна, что замышляет Вера Егоровна, и какова общая обстановка в доме. Единственным человеком, способным добыть для вас новости, являюсь я.
- Шапокляк Константиновна Штирлиц? – улыбнулся Миша.
- Что-то в этом роде…
- Спасибо, дорогая Вы наша. Мы навеки Ваши должники.
- Не забывайте, получая от нее информацию, заниматься арифметикой. - хмыкнула Юлия.
- О чем Вы? - поинтересовалась Лиза.
- Маразм Нины Константиновны имеет обыкновение преувеличивать все, что становится ей известно. Царапина становится страшной раной, тумак - убийством, дрогнувший голос - истерикой. Далее - по списку. Чтобы извлечь из ее рассказа более-менее объективную информацию, то, что она несет, нужно делить приблизительно на десять.
- Спасибо, Юленька, я тебя тоже люблю. - не осталась в долгу Шапокляк.
- Девушки, кончайте пикировку. Лучше помогите нам проанализировать ситуацию и понять, где мы допустили ошибки.
- Одну серьезную ошибку я могу вам объяснить уже сейчас. - с важным видом сказала Нина Константиновна.
- Не томите. - попросила Лиза.
- С тех пор, как Анна ушла на пенсию, у нее образовалось много свободного времени, а достойного занятия не нашлось. У женщин в нашем возрасте возникает совершенно естественная потребность о ком-нибудь заботиться. Если бы вы поимели совесть подарить ей хотя бы одного внука, все ее время было бы занято заботами о потомстве, и к появлению в ее жизни матери она отнеслась бы без фанатизма. Они бы перезванивались, изредка ездили бы друг к другу в гости, но и только. А в отсутствие внуков она нашла в Вере Егоровне человека, которому нужна ее забота. Так что, Миша, если ты хочешь оторвать тещу от бабки, быстро прекращай дурить и отправляй Лизу лечиться от бесплодия.
- Если бы все было так просто… – ответил Михаил.
- Что ты хочешь сказать?
- Послушайте то, что хочу сказать я! – гневно вмешалась Лиза. – Прости меня, Мишенька, я долго молчала, но сейчас выскажусь, иначе Шапокляк никогда не заткнется!
- Нет, Лиза! - твердо сказал Миша. - Я сам!
И, повернув голову к Нине-старшей, продолжил:
- Нина Константиновна, дорогая, оставьте в покое Лизу! Бесплоден я!
- Не может быть! - ахнула Шапокляк.
- Вам заключение врача показать?
- Врачи тоже ошибаются.
- Нина Константиновна, трое врачей в разное время в разных клиниках сказали одно и то же.
- Ты обследовался в частных клиниках?
- Да.
- Нужно сходить в государственную. Я попрошу Ленечку, чтобы он отвел тебя к своему приятелю.
- Лучше подумайте, кого бы попросить помочь мне вернуться в тот день, когда я заразился свинкой, и обойти стороной то место, где я встретил больного ребенка.
- Неужели нельзя ничего сделать?
- Говорят, что нет.
- Как давно девочка знает об этом?
- Около двух лет.
- Господа хорошие, мы с Лизой вам не мешаем? – поинтересовалась Юлия Николаевна.
- Ребята, простите меня – я хотела, как лучше... Я не знала… - выдавила из себя Шапокляк. - Я думала, что вы не понимаете... Простите старую безмозглую идиотку... Обещаю, больше никогда… Какая беда!
Она заплакала.
- Шапокляк, успокойся. - строго сказала Юлия. - До тех пор, пока они сами не видят в своей бездетности беды, все в порядке. Я, допустим, себя бездетной назвать не могу. У меня есть такое несносное и многоликое "дитятко" Толик, что иногда я подумываю о том, как бы получить льготы, полагающиеся многодетным матерям.
- Вот и Миша сделал своим ребенком Лизу. - всхлипнула Шапокляк.
- Да. - с вызовом сказал Михаил. - Моя жена - мое дитя.
- Беда! - опять всхлипнула Нина Константиновна.
- Ниночка, где ты увидела беду? Наоборот, за Лизу можно только порадоваться. Я бы очень хотела, чтобы Толик так ко мне относился, но он - слишком большой эгоист. Ему нужна жена-мать.
- Ладно. Проехали. – остановил женщин Миша. – Давайте продолжим разбор полетов.
- Давайте. - согласилась Юлия Николаевна. - Вы выдвинули интересную версию, кое-что рассказали сами и дали мне послушать немало записей, весьма интересных для врачей-психиатров, но совершенно безобидных с точки зрения следователя. Более правдоподобной мне представляется версия Михаила. Больной на всю голову прожившейся бабушке-алкоголичке хочется жить припеваючи и дальше. Она вспоминает о том, что у нее есть дочь, налаживает с ней контакт, приходит в гости и видит, что деньги в доме водятся. Ей такой вариант подходит, и она собирается поселиться у дочери, сделать из нее с внучкой прислугу и спонсоров одновременно, и до конца дней пить мартини, закусывая деликатесами, за их счет, но эта перспектива не устраивает внучку. "Симпатия" двух женщин быстро становится обоюдной. Чокнутая бабушка видит во внучке сильную соперницу в борьбе за дочь. Что обычно делают женщины своим конкуренткам? Правильно, бяку. А больные на всю голову - тем более. Вот, бабуся именно этим и занята, а вы оба ничего не поняли, перенервничали и нагнали друг на друга страхов.
- Вы действительно так думаете? - неуверенно спросила Лиза.
- Да, девочка. Поверь моему опыту, у тебя просто "разгулялись" нервы. Тебе-дурехе радоваться надо, а ты трясешься.
- Чему мне радоваться?
- Мишка твою конкурентку так красиво сегодня подставил, что она теперь не скоро очухается, а, когда в себя придет, будет рада тому, что вы теперь будете жить отдельно. Ничего не бойся - бабуся сама вас теперь будет бояться больше, чем уколов.
- Почему Вы разговариваете со мной, как с дефективной? - вспылила Лиза. - Вы хотите сказать, что у меня передозировка детективов? Что я больна на всю голову не хуже Веры Егоровны? Что нам с ней предстоит лежать в одной палате?
- Нет, девочка. Ничего подобного я тебе говорить не собиралась.
- Тогда как прикажете Вас понимать?
- Как человека, регулярно занимающегося преступлениями именно этой направленности. Можешь мне поверить - то, что ты надумала, не соответствует уровню Веры Егоровны.
- Юлия Николаевна, Вам не приходило в голову, что детективы, являющиеся для психически неуравновешенных женщин с криминальными наклонностями, в определенном смысле, "справочниками" на все случаи жизни, продаются в великом множестве и разнообразии на каждом углу? Если я их прочла, то где гарантии, что старая ведьма не сделала то же самое, и, найдя подходящий "рецепт", не решила его повторить, разумеется, не повторяя ошибки литературного преступника? Тем более, что свободного времени у нее побольше, чем у меня...
- Дело не в количестве прочитанных детективов, а в ожидаемом финансовом результате.
- Что Вы имеете в виду?
- Ты согласна с утверждением, что предполагаемый тобой алгоритм завладения вашим имуществом слишком сложен для того, чтобы Вера Егоровна с сестрой справились с его осуществлением самостоятельно, без привлечения третьих лиц?
- Да.
- Ты согласна с тем, что для реализации подобного замысла им потребовалось бы привлечение не одного, а нескольких "специалистов" весьма специфического профиля?
- Пожалуй...
- Ты не знаешь расценки на рынке таких услуг и царящие там нравы, девочка, а я знаю и утверждаю, что "профессионалы" нужного бабкам уровня всегда очень осторожны, со случайными людьми дела не имеют, а услуги их стоят очень дорого. Знаешь что из этого следует?
- Что?
- Во-первых, Вера Егоровна наверняка не имеет "полезных" знакомств в их среде. Во-вторых, даже, если допустить, что она каким-то образом познакомилась с кем-то, кто может свести ее с нужными людьми, это совершенно не означает, что найдутся желающие тратить силы и время на выполнение сложного заказа шлепнутой бабуси, которая сама может, не успев заплатить, окочуриться в любой момент от вполне естественных причин. Следовательно, если даже нашлись бы желающие рискнуть, то их услуги обошлись бы бабке настолько дорого, что она сама очень быстро отказалась бы от своих намерений.
- Вы уверены? - спросила Лиза.
- Ты же сама - бухгалтер. Подумай.
- Вы хотите сказать, что издержки Веры Егоровны были бы сопоставимы с совокупной продажной стоимостью имущества, которым она стремится завладеть?
- Вот именно.
- Пожалуй, я с Вами соглашусь. Из-за бульона из-под яиц никто беспокоиться не станет.
- Молодец. А теперь успокойся, иначе нервный срыв тебе гарантирован. Ленька говорил, что ты уже вчера находилась на грани, да еще сегодня перенервничала, а потом сама себя загнала своими страхами в замкнутый круг.
- Как это?
- На твои плечи в последнее время свалилось слишком много неприятностей, из-за которых ты оказалась на грани депрессии. Сегодняшняя выходка твоих родственниц стала для тебя той самой последней каплей, которая тебя в депрессию все-таки вогнала. Твое теперешнее психологическое состояние спровоцировало жуткие, ни на чем не основанные страхи, которые теперь не дают тебе из этого состояния выйти. Боюсь, что ты успокоишься только тогда, когда я выясню всю подноготную Веры Егоровны и положу перед тобой на стол папку с документами, из которых ты узнаешь, что вы с мамой действительно являетесь ее единственными родственницами, и вам обеим реально угрожает только одна перспектива - ухаживать за парализованной бабкой, когда она допьется до инсульта.
- Так Вы не отказываетесь от нашей просьбы собрать информацию о генеральше?
- Конечно, нет. Мне самой интересно, что из себя представляет баба, которая смогла почти вогнать в депрессию саму несгибаемую Лизу Лялину. Только не жди от меня информации в ближайшие дни. Такие дела делаются медленно. Запрос - ответ, запрос - ответ. В лучшем случае, пройдет не один месяц...
- Я подожду. - ответила Лиза тоном, выдающим то, что она считает полученное обещание вежливым отказом.
- Не бойся, Лизанька, я тебя не обману. Я действительно постараюсь собрать как можно больше информации о генеральше Седовой и ее родне. Может быть, найду что-нибудь интересное.
И, обращаясь к Михаилу, спросила:
- Где они сейчас?
- В обезьяннике. - ответил Миша.
- Очень хорошо. - ответила полковница и вышла в соседнюю комнату, прихватив телефон.
Пока Юлия Николаевна отсутствовала, Михаил установил новую карту в новехонький телефонный аппарат Лизы, а потом обратил внимание на то, что она о чем-то задумалась, и забеспокоился.
- Лисенок, что с тобой?
- Думаю о том, что мне сказать Кузнецовой, когда она вновь позвонит мне.
- У тебя теперь новый номер телефона.
- Ты думаешь, что мамаша не снабдит ее моим служебным номером?
- Надеюсь, что нет.
- Не надейся. У меня вместо матери - лютый зверь.
- Лизанька, девочка моя, не надо так…
- А как?
- Постарайся не озлобиться. В любой ситуации нужно оставаться людьми.
- Объясни это своей теще.
- Придет время - объясню.
- С чего ты взял, что оно придет?
- Закон природы. Они с Верой Егоровной, как одинаково заряженные частицы, до определенного предела будут сближаться, а потом неизбежно оттолкнутся друг от друга.
- Ваше отсутствие поможет им сделать это побыстрее. - согласилась вернувшаяся в гостиную Юлия Николаевна.
- Ты считаешь их одинаковыми? - спросила Лиза у мужа.
- В определенном смысле - да. Обе - жуткие эгоистки. Обе не умеют уступать и договариваться, но очень хорошо умеют требовать исполнения своих желаний от других. Как только их интересы войдут в острое противоречие друг с другом, они начнут грызться между собой, а потом поймут, что вместо рая получился ад, и разбегутся.
- Пока они разбегутся, много информации утечет…
Миша понял, что имеет в виду его жена.
- У тебя теперь другой номер телефона. Осталось только предупредить Шапокляк, что за утечку информации о нем мы навсегда отлучим ее от сплетен.
- А старый телефон куда девать?
- Он будет у тебя резервным. Завтра утром держи его включенным, а ближе к вечеру мы его выключим. Включая его на пять минут по вечерам, мы будем узнавать, были ли попытки дозвониться до тебя с незнакомых номеров.
В это время у Юлии ожил мобильный телефон, и она ушла говорить со своими коллегами в другую комнату. Пока ее не было, Лиза спросила Мишу.
- Как ты думаешь, Юлия Николаевна нам поможет?
- Нам поможет Всевышний.
- Ты надеешься на чудо?
- Да, но только неявное. Не надейся - ни волшебной палочки, ни грома небесного не будет. Помощь Создателя будет выглядеть так, словно она пришла от человека. Возможно, Он ниспошлет нам помощь руками одной Юлии Николаевны, но, может быть, это будет не только она, но и еще кто-то другой, уполномоченный Всесильным помочь нам.
- Ты хочешь сказать, что, получая помощь из рук человека, мы должны благодарить Всевышнего за то, что Он привел к нам этого человека и уполномочил его помочь нам?
- Умничка моя.
- А если помощь не придет, ты сможешь объяснить, почему?
- Ты боишься несправедливости?
- Допустим.
- Запомни, Лизанька, все, что исходит от Создателя, правильно и справедливо. Это аксиома. Всевышний нам поможет. Раз Он послал нам испытание, значит, Он же поможет преодолеть трудности, но только в том случае, если мы сделаем правильный выбор и будем, в меру сил своих, помогать Ему.
- Получается сотрудничество? - удивилась Лиза.
- Да.
- Значит, ты полагаешь, что нам послано испытание?
- Да, родная.
- Как ты думаешь, за что? Мы жили тихо, мирно, никого не обижали…
- Не знаю. Более того, даже предположений нет никаких. Помнишь, мы говорили о том, что Вера Егоровна постучалась в дверь совсем не случайно? Ты еще спрашивала, с какой миссией она пришла в нашу жизнь.
- Помню. Думаешь, Всевышний поможет нам справиться с бабкой?
- Уже помогает. Если бы это было не так, мы бы сейчас ничего не знали о планах кооператива "Мать и дитя", и угодили бы в их капкан. Но Отец Небесный нам помог – Он сделал так, что я очутился в нужное время в нужном месте. А потом Он послал нам в помощь Петьку.
- Ничего не скажешь! Убедительно! Заодно Создатель подсказал, какой путь правилен.
- Верно. Это еще не все. Продолжить?
- А то!
- Как ты думаешь, Анна Михайловна могла не включать магнитолу на полную громкость?
- Да, конечно.
- Она это сделала?
- Ты же сказал, что она сделала наоборот. Это что, тоже помощь Всевышнего?
- Несомненно. Тех, кого Создатель хочет наказать, Он лишает разума. Сейчас четвертый час утра. Как ты думаешь, почему Анна Михайловна, пообещавшая мамаше, что мы не поедем на дачу, до сих пор не позвонила тебе и не потребовала, чтобы мы немедленно вернулись домой?
- Они до сих пор находятся в милиции.
- Совершенно верно. - ответила вернувшаяся Юлия Николаевна. - Веселая компания в полном составе сидит в обезьяннике в обществе бомжих и проституток, и останется там до утра.
- Юлия Николаевна, моя мать звонила Вам?
- А как же!
- Просила помочь?
- А что еще она могла попросить? - ответила Мартынова. - Пива на опохмелку?
- И что Вы?
- Облаяла я Анну Михайловну и послала ее куда подальше.
- Жестоко, но справедливо. – констатировала Лиза. – Пусть мамаша отгребет неприятности. Может быть, поумнеет.
- Мгновенного эффекта ждать не советую. – разочаровал ее муж. – Неизвестно, сколько еще паскудных нежданчиков должно произойти в ее жизни, прежде, чем она начнет понимать, что источником всех бед является ее собственный эгоизм.
- Ну что ж, она сама жаждала материнской любви – пусть получает. После того, что я услышала, мне ее не жаль. Пусть Всевышний разбирается с ней сам – мы Ему мешать не будем.
- Лизанька, ты понимаешь, что сейчас ты сделала выбор?
- Вроде, не дура.
- Тогда слушай меня внимательно. - сказала Мартынова. - При следующем разговоре с Кузнецовой ты ее кое о чем предупредишь.
- О чем? - заинтересовался Михаил.
- Потом скажу - мне нужно подумать.
- Мишенька, - попросила Лиза, - очень тебя прошу, не давай матери больше ни копейки, не покупай продукты, не оплачивай никакие услуги и не беги на выручку по первому зову. Мы были недостаточно хороши? Пусть сама справляется. Пусть вспомнит, как ей жилось до того, как мы ее избаловали до свинства. Иначе она никогда не поймет, что своими руками срубила сук, на котором сидеть ей было очень уютно.
- Само собой. – ответил муж. - Надеюсь, отсутствие внешнего финансирования поможет ей одуматься.
- Да. - согласилась Лиза. - Только непонятно, почему за ее ошибки расплачиваться все равно придется нам?
- Так устроен мир, Лизанька, и нам придется с этим смириться.
- Ладно. - оживилась Юлия Николаевна. - На сегодня впечатлений достаточно. Время позднее - вам необходимо отдохнуть, а нам пора ехать.
- Куда? - спросила Нина Константиновна.
- Домой, Ниночка. Звони Коте.
- Как домой? - удивилась Шапокляк. - Четыре часа утра. Котя третий сон досматривает.
- Тогда собирайся - мы пойдем на станцию к первой электричке.
- Зачем? Ты же сама сказала, что мы едем на два дня.
- Я утром съезжу к Толику, а потом заеду за тобой, и мы вернемся сюда.
- Я тоже хочу навестить Анатолия Александровича.
- Ты уже навестила... - вдруг расхохоталась Юлия.
Шапокляк густо покраснела и виновато захлопала глазами. Лизе стало интересно.
- Сегодня навестить Анатолия Александровича можно попросить Ларочку. - отозвалась Нина-старшая. - Ей положено - она ему сестра родная.
- Ларису туда пускать нельзя! - безапелляционно заявила полковница. - Если даже ты не выдержала соседа Толика по палате, то Лариса вычудит что-нибудь еще более экстравагантное.
- Не вычудит. - хмыкнула Нина Константиновна. - Этот тип уже уразумел, что с буйными бабами нужно вести себя осторожно, и будет лежать тихо.
- Что там случилось? - заинтересовалась Лиза. - Расскажите.
- Ну что, Ниночка, расскажем ребятам о твоем подвиге?
Шапокляк смущенно кивнула.
- Толик лежит в двухместной палате. - начала свой рассказ Юлия Николаевна. - У него сахар высокий, а сосед, хоть и молодой, тебе ровесник, вообще еле жив остался, только из реанимации вернулся. Слабый еще - пока не встает, почти постоянно лежит под капельницей, но сволочь редкостная, я бы даже сказала, что не без садических накловнностей. В среду, когда мы с Ниной навещали Толика, к его соседу пришла жена. Как же он над ней, бедной, издевался. Брюзжал безостановочно - пасти своей паскудной не затыкал.
- Непонятно, откуда силы брал, мерзавец. - добавила Нина Константиновна. - Сам гунявый, голос противный, скрипучий, гнусавый, зануда страшнейший - все гадости повторял по несколько раз. Все ему было не так. Не вовремя пришла, не туда села, не то принесла и так далее. Вплоть до того, что трусы она ему принесла не те. Он хотел в горошек, а она принесла в полоску. Какие эпитеты употреблял...
- Я своего Толика за такие убила бы. - заявила Юлия.
- Вы ее защитили? - спросила Лиза.
- Не успела. - рассмеялась полковница. - Нина Константиновна оказалась шустрее меня.
- Отматерила?
- Нет. На сей раз удержалась в рамках. Она сначала возмущенно высказала все, что думала о брюзгах и домашних садистах, вслух удивилась долготерпению его жены, спросила у бедолаги, почему она до сих пор не дала ему по башке хотя бы книгой, лежащей на тумбочке, а потом посоветовала ей развестись с этим садюгой.
- Успокоился?
- Щазззз! Так взбеленился, что я усомнилась в его психическом здоровье. Знаешь, что разозлило его больше всего?
- Совет развестись?
- В том-то и дело, что нет! Сильнее всего его возмутил совет врезать книгой по башке. Ты бы видела, как он распалился, откуда-то взял силы, даже капельницу оторвал. Сам с кровати встать попытался, правда, далеко не ушел - поднялся, сразу от слабости упал поперек койки и хорошенько ударился головой об стену. А как орал... Ленина зачем-то приплел... Думаю, что его необходимо показать психиатру.
- Анатолий Александрович не говорил, кто его сосед по профессии?
- Говорил, что "повезло" соседствовать с коллегой.
- Как звать соседа?
- Кажется, Николай Степанович.
- Воробьев?
- Да. Лиза, ты его знаешь?
- Кажется, да. Бывший однокурсник. Когда-то давно, перед распределением, я врезала ему по башке одним из томов полного собрания сочинений Ленина. Если захотите узнать всю историю, расскажу потом. Что было после того, как он оторался?
- Хулиганить начал.
- Вы же сказали, что он не встает.
- Он устроил лежачий дебош - дождался, когда жена пойдет побеседовать с дежурным врачом, а мы снова займемся Толиком, и решил отомстить. Лежа в кровати, этот тип повернулся на бок, откинул одеяло, достал самое дорогое и справил малую нужду в нашу сторону.
- Облил? - ахнула Лиза.
- Нет, напора не хватило, но по полу в нашу сторону вонючий ручеек пополз. Тогда Шапокляк схватила полотенце, бросила его прямо в лужу, дала пропитаться, а потом не побрезговала - взяла эту ссаную тряпку, от души врезала ею по наглой воробьевской роже, а потом скомкала, засунула ему прямо в трусы, и преспокойно отправилась мыть руки.
- Ему понравилось? - улыбнулась Лиза.
- Судя по воплям, он был в восторге! Все медсестры сбежались его успокаивать.
- Милицию вызвать требовал?
- А как же! Обещал нас за хулиганство закрыть на пятнадцать суток.
- Обломили?
- Не отказала себе в удовольствии сказать, что милиция уже здесь, и предъявить удостоверение.
- Заткнулся?
- А что ему оставалось? Лежал и тихо ждал, когда вернется супруга. На его несчастье, она перед тем, как идти к дежурному врачу, успела его переодеть в чистые трусы, а запасных у нее с собой не оказалось. Так и пришлось ему лежать в мокрых и вонючих, пока она домой съездила за сухими. Ты себе не представляешь, как тошнотворно воняет мужская моча при высоких сахарах. Доктора называют этот запах ацетоном.
- А состояние - кетоацидозом. - вспомнил Миша.
- На следующий день я поехала к Толику без Шапокляк.
- Да. В четверг она была у нас...
- Толик рассказал мне, что сосед находится под таким сильным впечатлением от выходки Ниночки, что начал вести себя с супругой по-человечески. Правда, пока я была у них, сосед вел себя тише воды, ниже травы, а, когда пришла его жена, он был с ней слаще меда.
- Выпишется - вернется в первобытное состояние. - заявила Лиза.
- Ну, это уже будет дело его супруги. Если ее устраивает жизнь с питекантропом - флаг ей в руки. Собирайся, Ниночка.
- Юленька, давай останемся ночевать. Зачем тебе возвращаться в пустую квартиру? Все равно нам снова приезжать к ребятам. К Толику попросим съездить Ларочку, а ты поговоришь с ним по телефону.
- Конечно, оставайтесь. - сказал Миша. - Сами ведь говорили, что не стоит нервировать Кузнецову. Весь Поселок знает, что зимой на выходные мы приезжаем только вдвоем. Ваши отъезды и возвращения обязательно привлекут ее внимание.
- Ты прав. Танцуй, Шапокляк. Мы остаемся.
Телефонный звонок раздался в доме Берсеневых около одиннадцати часов утра, когда после бессонной ночи гости и хозяева завтракали горячими сырниками. Увидев, что звонит мать, Лиза нажала на кнопку громкой связи.
- Вы что - уехали на дачу без разрешения? – разгневанно спросила Анна Михайловна.
- Ты не забыла, что мы уже взрослые? Нам твое разрешение не требуется.
Лиза старалась говорить спокойно.
- Вы что, не поняли, что я велела вам остаться дома? Я предположить не могла, что вы, услышав мои возражения, посмеете меня ослушаться?
– Ты не забыла, что мы уже девять лет зимой имеем обыкновение каждую неделю проводить выходные дни на даче? Раньше ты не возражала…
- Раньше в доме не было бабушки!
- Вот и хорошо, что мы уехали. Пообщаешься с ней, не отвлекаясь на нас.
- Вы мне нужны дома! Быстро собирайтесь и приезжайте!
- И не мечтай. Мы отдыхаем.
- Нам нужна помощь, а они отдыхают! – зашлась в крике Анна Михайловна. – Быстро возвращайтесь!
- Тебе нужен врач? – спросила Лиза. – Вызови "Скорую помощь" или позвони Нине Константиновне.
Шапокляк зажала себе рот руками, чтобы не расхохотаться.
- Ты не слышишь? Мне нужно, чтобы вы немедленно вернулись домой!
- Об этом не может быть и речи. У нас была тяжелая неделя. Мы хотим отдохнуть.
- А мы тут должны пропадать? – взвизгнула мать.
- Не преувеличивай. Что у вас случилось?
- Случилось так, что девять лет назад ты вышла замуж за мерзавца! Так и передай своему сволочному муженьку!
- Миша слышит тебя и не понимает, что ты имеешь в виду.
- Ах, он не понимает! Святая простота, а не мужик! А с Петькой он договорился над нами поиздеваться, тоже не понимая, что делает? А Юльку он науськал на нас тоже по наивности? Сам подлец, и друзья у него – сплошь мерзавцы!
Миша изобразил недоумение.
- С чего Вы взяли, что я с кем-то о чем-то договаривался и кого-то на Вас науськивал?
- Приезжай и посмотри, что устроили в нашем доме подручные твоего дружка!
- Рассказывайте коротко и внятно, кто, что, когда и почему устроил.
- А то ты сам не знаешь! – гаркнула теща, но уже без уверенности в своих словах.
- Представьте себе!
- Неожиданно на наш балкон с Петькиного по веревкам спустились вооруженные люди. Они разбили прикладами остекление, вдребезги разнесли каркас, а потом балконное окно, вышибли балконную дверь и с дикими воплями ворвались к нам в квартиру. Их не смутило то, что в доме находились только три пожилые женщины! Они не задумывались над тем, как страшно мы испугались и как дико кричали от ужаса! Им было все равно, над кем поиздеваться! Если бы мы умерли на месте...
- Хватит причитаний! - перебил тещу Михаил. - Говорите по существу!
- Эти беспредельщики уложили нас, еле живых, на пол, лицами вниз. Не посчитались даже с пожилым возрастом бабушки! Страшенные такие!
- Хвосты у них были? – ехидно поинтересовался зять. – Сзади или спереди?
- Мне не померещилось! – рявкнула Анна Михайловна. – Стекла разбиты, и вместе с кусками каркаса валяются под окнами, балконная дверь еле держится! Весь двор засыпан осколками. Приезжай и посмотри!
- Попробуем поверить на слово. Что вы, все трое, делали перед тем, как они появились?
- Доедали те жалкие крохи, которые остались после твоего налета на наши холодильники, ворюга!
- Что еще?
- Музыку слушали и немного подпевали.
- Так же громко, как днем, когда я уходил?
- А если и так?! – завопила Анна Михайловна. – Имеем право!
- О правах поговорим чуть позже. А ведь для Вас не было секретом, что соседям не понравится громкая музыка, а уж пьяный бабий вой в три глотки - и подавно. Весь дом от Петьки вздрагивает уже три года. Все соседи дома громко перднуть боятся, а Вы, Анна Михайловна, под крылом у мамаши видимо себя очень крутой вообразили. Вот он вам с Верой Егоровной рога и пообломал. Так Вам и надо! Вы маски-шоу честно заработали!
- Не забывай - маме восемьдесят два года! Она плоховато слышит.
- Зато для своего возраста многовато пьет.
Анна Михайловна сделала вид, что не слышала замечание зятя.
- Я хотела сделать ей приятное.
- Ну и как? Сделали? Понравилось?
Теща благоразумно промолчала. Михаил продолжал.
- Сами со всей дури подставились соседу под раздачу, а теперь вините меня. Кто Вам сказал, что Петька будет терпеть громкую музыку?
- Мама сказала, что, по закону, до одиннадцати часов ночи мы имеем право в своем доме делать все, что пожелаем.
- Ваша мамаша страдает правовой безграмотностью. Днем тоже нельзя сильно шуметь, тем более, без уважительной причины.
- Ничего не знаю! - гаркнула Анна Михайловна. - Мама сказала так!
- Ах, мама сказала? А она Вам не сказала, что соседи тоже находятся не в гостях? И в своих квартирах имеют право не слышать вашей музыки не только ночью, но и днем? О том, что Ваши права заканчиваются там, где начинаются права соседей, тем более, если у них двое малолетних детей, она тоже умолчала? Ай-ай-ай… Как жаль, что Вера Егоровна не читала Конституцию... Я уже не говорю о нормальной человеческой порядочности, которая не должна позволять людям нарушать покой соседей в любое время суток - Вашей мамаше чужды такие категории.
- Не смей говорить гадости о моей матери! - рявкнула теща.
- Тогда не жалуйтесь. Отец двоих детей имел право вызвать милицию даже днем - он ее вызвал.
- Троих. – поправила его Анна Михайловна. – Один новорожденный. Его только вчера привезли из роддома.
- Откуда новости?
- Так сказали оперативники, которым открыли дверь те, в масках, которые вломились через окно.
– Тем более. Дети имеют обыкновение спать после обеда, а их родители не хотят, чтобы соседи будили их громкой музыкой. Имеют право.
- А мы на что-нибудь имеем право? Или права есть только у соседей?
- Я же сказал, что Ваши права заканчиваются там, где начинаются их права. Вы не слышали?
- Но бывают же ситуации, когда без громких звуков не обойтись? Что, к тем, кто делает ремонт, тоже можно вызвать милицию?
- Когда люди делают ремонт, у них есть уважительная причина для шума. – ответил зять. - Все вменяемы. Все всё поймут и немного потерпят. Даже Петька, которого всего-навсего надо о вынужденных неудобствах вежливо предупредить заранее и попросить немного потерпеть. Вы видели, что перед тем, как брать в руки молоток или дрель, я всегда даю себе труд подняться на третий этаж и договориться с соседями, в котором часу им будет более-менее удобно часочек потерпеть?
- Чем ты гордишься? Бегаешь туда из-за каждого гвоздя. Ни себя, ни нас не уважаешь!
- Не могу с Вами согласиться. Вспомните - никогда никаких неразумных препятствий Петька мне не чинил и претензий не предъявлял. Забыли, как однажды он сам пришел помогать?
- А если случится что-то экстренное, ты тоже побежишь к соседям оговаривать время?
- Хватит строить из себя дефективную! - разозлился Миша. - Вы отлично знаете, что в экстремальной ситуации тоже никто, кроме законченных придурков, милицию вызывать не будет. Хотя, Ваше счастье, что, когда Вы "развлекались" с чертями в нашу с Лизанькой первую брачную ночь, Петька жил в другом месте. Он гарантированно добавил бы Вам "приятных" впечатлений.
- У нас тоже была уважительная причина - мы праздновали мой день рождения!
- Мне надоели Ваши глупости! Вы отлично знаете, что уважительные причины для сильного шума бывают разные, но грохочущая музыка и пьяные бабьи вопли к ним не относятся. Вы об этом не подумали? Хотели доставить матери удовольствие? Сходили бы в магазин, купили бы ей наушники…
- Тоже самое сказали в отделении. – заплакала теща.
- Как? Вы и в отделении милиции успели побывать? – изобразил удивление Михаил.
- А почему я, по-твоему, позвонила только сейчас?
- Да кто вас знает? Пока выспались, протрезвели и обнаружили, что нас нет дома...
- Нет, Мишенька, - перебила зятя Анна Михайловна, - мы были в милиции. Пока отвезли нас туда, пока решали, в обезьянник нас определить или в вытрезвитель отправить, пока нас в том обезьяннике с бомжихами и проститутками полночи голодными продержали, пока допросили, пока отпечатки пальцев сняли, пока зачем-то кровь из вены на анализ взяли, пока протокол составили, пока внушение сделали, пока квитанции на штрафы оформили, пока мы домой приехали, отмылись от тамошней грязи и немного поели, времени много прошло.
- Почему поели-то немного? Так перевозбудились, что пища в глотку не полезла?
- Потому что ты, скотина, выгреб все продукты из холодильников и забрал оба пирога.
- Зато вам остались борщ и плов.
- Мама такую пищу не ест.
- Тогда покормите ее вонючим супчиком.
- Прекрати издеваться! Маме после такого потрясения необходимо усиленное питание.
- И ударная доза мартини...
- Как ты можешь быть таким бессердечным? Мы ведь в обезьяннике с бомжами и проститутками полночи впустую просидели из-за сволочи Юльки.
- А какое отношение к Вашим игрищам имеет Юлия Николаевна? – прикинулся дурачком зять. – За столом ее, вроде, не было. Она, что, приехала позже и орала частушки громче всех?
- Нет. Я ей позвонила с просьбой разобраться с ментами и приказать им нас отпустить, а эта стерва сначала сделала вид, что расспрашивает, чтобы помочь, а потом отказалась и послала меня на три веселых буквы! Сказала, что мы сами во всем виноваты и должны отвечать за свои поступки!
- Правильно сказала. – ответил зять. – Так и не помогла?
- Нет! Заявила, что не собирается отмазывать уголовниц, и бросила трубку!
- Правильно сделала. Вы и есть самые настоящие уголовницы. – "успокоил" ее зять.
- Ты что несешь? – гаркнула теща.
- Хулиганство, к Вашему сведению, является уголовно наказуемым деянием. - продолжал пугать ее Михаил. - Мама Вам об этом не рассказывала?
- Нет.
- Очень жаль. Если я не ошибаюсь, то можно схлопотать срок до пяти лет, а если еще и сопротивление милиции оказать, то на все семь потянет.
Вместо ответа Анна Михайловна расплакалась.
- Мы же ничего не знали!
- Как? Мама не рассказывала Вам, что незнание закона не освобождает от ответственности? Примите мои соболезнования. Тем не менее, начудили – получите. Еще скажите спасибо ментам за то, что они сочли ваши вопли мелким хулиганством, обошлись административной ответственностью и позволили отделаться штрафами.
- А позор какой? Стыдно и перед соседями, и перед ментами. В окно милиция вламывалась, соседей в свидетели приглашали, из дома в наручниках на глазах у собравшихся зевак нас выводили, в обезьяннике мы сидели, внушение от молодого мальчика слушали, как будто мы - не приличные пожилые женщины, а молодые отвязанные профурсетки. Теперь привод в милицию имеется, как у проституток, и окно разбито, как в шалмане у пьянчуг. Предупредили, что теперь мы будем на заметке у участкового. Он будет ходить и проверять, как мы себя ведем! Представляешь, какое унижение? Соседки с утра во дворе собрались. Обсуждают… Мы прошли мимо них, как сквозь строй...
- Поблагодарите Веру Егоровну за прекрасный вечер, незабываемую ночь и незапятнанную биографию.
- Чем издеваться, лучше бы приехали и помогли.
- И не подумаем. Лизаньке необходимо хорошо отдохнуть и вылечить простуду, а у меня масса дел. Середина марта - рассадой заниматься пора. Пусть Вам мамаша помогает.
- Я не знаю, с чего начать.- снова заплакала теща.
- Спросите у Веры Егоровны. – съязвил Миша. - Она столько всего знает…
- Мишенька, ничего она не знает, кроме того, как правильно надувать щеки.
- А тетушка? Вроде бы она – женщина бывалая.
- И полностью деморализованная ночными бдениями… Она так сильно растерялась в милиции…
- Неужели в отделении было так много молодых красивых мужиков? Не знала, с кого начать?
Лиза громко расхохоталась.
- Мишенька, подскажи хотя бы, что мне делать?
- Вы давно уже очень взрослая девочка. Сами должны понимать, что делают в таких случаях.
- Мне стыдно перед соседями.
- Очень хорошо! Вам полезно. Так, глядишь, и мы с Лизанькой доживем до светлого денечка…
- Ты о чем?
- Мечтаю о том дне, когда Вам станет стыдно перед дочерью.
- Это Лиза хохочет?
- Да, а Вы предпочли бы, чтобы она плакала? Неужели Ваша дочь заслужила от Вас только слезы?
- В кого она такая безжалостная?
- В Вас, мадам.
- Ты считаешь меня жестокой?
- А разве лишение уставшей за неделю, простудившейся дочери необходимого отдыха из-за нежелания решать свои проблемы самостоятельно, называется иначе, мадам?
- Раньше ты называл меня матерью… - сбавила тон Анна Михайловна.
- Раньше Вы вели себя, как мать, а вчера позволили себе орать на меня и гнать из-за стола при посторонних.
- Моя мать – не посторонняя.
- Придется Вам усвоить, что для нас с Лизой она навсегда останется чужим человеком.
- Приезжайте, помогите нам. – уже жалобно попросила Анна Михайловна. - В доме очень холодно. Мы простудимся.
- В холоде голова лучше соображает...
- Не приедете?
- Нет. Окончательно простужать Лизаньку в вашем шалмане у меня охоты нет. Я ее лучше в тепле полечу. Авось, до понедельника успеет поправиться…
- А как же мы? – всхлипнула теща.
- Как получится! Сами накосячили – сами и справляйтесь с последствиями, а мы пока отдохнем в тишине на свежем воздухе. О Вашем поведении поговорим в понедельник.
- А ну-ка, прикуси свой поганый язык и думай, с кем говоришь! – рявкнула не добившаяся своей цели теща.
- Все? Жалистная часть окончена? Ничего не добившись по-хорошему, Вы начинаете действовать по-плохому?
- Как ты со мной разговариваешь?
- Как заслужили – так и разговариваю. Вы думаете, что после нашего вчерашнего обеда я, как ни в чем ни бывало побегу к Вам на помощь?
- Не знала, что ты такой злопамятный!
- Да! Я такой. Попрошу учесть на будущее…
- Ну и черт с тобой! Попробую как-нибудь справиться сама. – с апломбом заявила Анна Михайловна, и тут же, опять сбавив тон, жалобно добавила. - Честно говоря, когда вы дома, я чувствую себя гораздо уверенней. Бабушка уже старая. Какая от нее помощь?
- Об этом нужно было думать вчера, когда Вы, дорогая теща, гнали меня из-за стола, как нахального холопа, покусившегося на барскую снедь. Думали, что я буду терпеть? Ошиблись!
В трубке раздался звон разбитой посуды.
- Что у вас там за шум?
- Маме надоело смотреть на неубранную со стола посуду, и она разбила тарелку.
- Понятно – чужого ей не жалко. Передайте своей мамаше, что каждую разбитую плошку она должна будет заменить новой.
- Она больше не будет. Клавочка повела ее отдыхать в мою спальню.
- Вы кого пытаетесь обмануть? Говорите правду! До следующего раза она не будет. Кстати, как Вера Егоровна перенесла экзекуцию?
- Очень плохо.
- Еще бы! Столько пить и вести бурный образ жизни в ее возрасте вредно для здоровья. Радуйтесь, что она оказалась бабой крепкой - не окочурилась прямо в обезьяннике.
- Если бы она не запустила в пришельцев Лизиной любимой вазой, а потом не воспротивилась бы попытке уложить ее на пол, нас бы в отделение не забрали.
- Ах, вот почему вас арестовали! А я тут гадаю, почему три года менты, приезжая к Вашим соседям, обходились протоколом на месте, а ваша компания удостоилась особых почестей.
- Каких почестей? Ты что несешь?
- Вас отвезли в отделение. Тем более, благодарите ментов за то, что обошлись штрафами и объясните мамаше, что семилетний срок у нее на лбу написан. Почему ее вообще отпустили?
- Потому, что ваза до пришельцев не долетела - упала на пол у их ног. Тем не менее, на мамочку хотели завести уголовное дело по какой-то статье за сопротивление. Еле уговорила их пожалеть старуху. Сказала, что она давно выжила из ума.
- И что?
- На первый раз простили. Выписали штраф и предупредили, что в следующий раз обязательно посадят. Настоятельно рекомендовали показать ее психиатру и наркологу, даже пообещали посодействовать - направить в Институт имени Сербского. Я им сказала, что с понедельника у нее начнется обследование, в том числе и у психиатра.
- Она что-то учудила в отделении?
- Строила из себя могущественную генеральшу и обещала всех их разжаловать в рядовые, а потом отправить на гауптвахту.
- Хорошо, что не на каторгу. Откуда только слов таких набралась?
- От папы. – ответила теща.
- Самолично разжаловать собиралась? Или все-таки при помощи министра?
- Сама. – всхлипнула Анна Михайловна. – Командным голосом каркала. Только я уговорила ментов войти в наше положение и простить выжившую из ума старуху, от которой, кроме вреда, никакой пользы ждать не приходится, как она вопить на них начала… Ты не представляешь, как я испугалась, что нас не отпустят. Как мне хотелось ей клюв скотчем заклеить…
- Ясно. Тяжелый случай. Алкогольный бред. Сродни белой горячке.
- Сейчас хотя бы замолчала, а до того, как я вам позвонила, она громко проклинала Петьку. Я очень испугалась, что он услышит ее вопли…
- Ей так понравилось приключение, что она желает повторить? Пусть орет погромче – сосед ей поможет. Были просто хулиганками, станете уголовницами-рецидивистками.
- За что ты ее так ненавидишь?
- Лучше спросите – за что мне ее любить?
- Обрадуешься, если к вечеру она заработает инсульт?
- Нет, но и не посочувствую.
- А мне страшно за нее.
- Ничего с ней не случится. – ответил зять. – Она – баба здоровая. Еще и не такое переживет. Передайте ей, что она обязана найти в магазинах точно такую же вазу, как та, которую она разбила, и вручить ее Лизе с извинениями и заверениями, что впредь такое не повторится.
- Ты рехнулся? Она не обязана…
- Обязана! – перебил тещу Михаил. – Если бы Лиза, будучи у нее в гостях, позволила бы себе нечто подобное, Вы бы первая потребовали бы от дочери возместить ущерб.
- Не смей сравнивать…
- Почему? – опять оборвал тещу Миша.
- Бабушка старше…
– При чем здесь возраст? Речь идет о справедливости.
- Ну и что?
- Вы хотите сказать, что Лизе справедливость не положена? Она рылом не вышла? Чем она хуже той старой сволочи, у которой хватило наглости разбить мой подарок?
- Как ты можешь так говорить о моей матери?
- Я из поколения невежливых. – ответил зять, нажал кнопку завершения разговора и громко расхохотался.
- Лисенок, сознавайся - ты жалеешь свою бабушку?
- Да, - ответила Лиза, - я очень жалею, что менты ее не отметелили.
- Какая нехорошая девочка! – хохотнул Михаил. – Три несчастные немолодые женщины по пьяному делу попали под раздачу люлей и провели ночь в обезьяннике, а она жалеет, что их не побили!
- Как у тебя хватило сил не рассмеяться во время разговора? – спросила Нина Константиновна.
- Я был занят делом, а теперь всем нам нужно успокоиться. И вообще, нам необходимо попробовать отвлечься от невероятных приключений бабок в милиции и постараться отдохнуть, как можно лучше.
- Думаешь – получится?
- Нет, конечно, но выспаться, успокоиться и набраться сил на будущее Лизаньке просто необходимо. Неизвестно, чего они там еще набаламутят. Времени у них много, а заняться нечем. Вот жизнь пошла…. Кто бы месяц назад сказал, что с нами случится такое, я бы не поверил, а теперь из-за двух старых ворон…
- Кстати, о старых ведьмах. - вмешалась Лиза. - Я, кажется придумала, чем занять маму, когда ей надоест жизнь, полная "приключений" - мы купим ей маленькую собачку. Пусть кормит ее, выгуливает в любую погоду, моет лапы, расчесывает и далее по списку. Ей - забота, нам - покой.
- Хорошая идея. – оживился Миша. – Купим ей болонку.
- На радость Петьке? – съехидничала Лиза.
- Ты права, Лисенок. Болонки брехливы. Купим пекинеса. Только не сейчас. Пусть сначала блудная мать устанет куролесить и вернется в семью.
- Давайте займемся делом. - попросила Юлия Николаевна. - Мне необходимо узнать все, что вы можете рассказать о Фаине Кузнецовой. И поподробней, пожалуйста. Учтите - любая незначительная, на первый взгляд, мелочь может оказаться полезной.
Они удобно устроились в гостиной. Что происходило на улице, никого не волновало. Хозяевам и гостям было тепло и уютно.
Рассказ Нины Константиновны был пространным, подробным и хронологически выдержанным, таким, каким, собственно, и должно быть повествование учительницы русского языка и литературы. Миша был прав - та же история в изложении Шапокляк выглядела гораздо интереснее и живее того, что говорил он, но Лизе все это было неважно. Самым главным для женщины было то, что в рассказах двух разных людей она не нашла ни одного противоречия.
Когда повествование было окончено, Юлия Николаевна оживилась.
- Где в ту ночь, когда сгорел дом, был твой отец?
- Папа тогда, кажется, лежал в больнице или был в командировке. – ответил Михаил. - Во всяком случае, дома его не было. Нас с мамой спасал дед. Он в ту ночь чуть сам не сгорел. Дед выпрыгнул в окно последним, в горящей пижаме. Он потом долго лечил страшные ожоги на спине и плечах. Отец появился только через несколько дней, уже на пепелище.
- Интересно, она специально дождалась такой ночи, когда Андрея Васильевича не было дома, или так совпало? - спросила Лиза.
- Не знаю. – ответил Михаил.
Юлия что-то записала в свой блокнот.
- Можно я тоже задам вопрос? - спросила Лиза.
- Конечно. - ответил ей муж.
- Как, имея такое "приданое", мадам Кузнецова осмелилась не только позвонить мне, но и назвать не вымышленное имя, а свое? Почему умная, хитрая, жженая баба сделала такую вселенскую глупость?
- Не знаю, Лисенок. Наверное, потому, что привыкла к полной безнаказанности и обнаглела, а, может быть, сделала это специально, чтобы я знал, что удар нанесла она. Короче, правильный ответ знает только мадам.
Юлия опять что-то записала в свой блокнот, а потом задала следующий вопрос.
- Ты в курсе местных сплетен?
- Я знаю только то, что рассказывает тетя Шура Кислицына, когда я покупаю у нее молоко.
- Выкладывай все, что знаешь. Чем занята Кузнецова?
- Молочница говорит, что мадам успешно спивается. Рассказывает, что она опустилась и часто бывает неадекватна.
- Так и говорит?
- До перестройки она была инженером-конструктором на том заводе, которым руководил мой дед.
- Ясно. "Унесенные ветром" выживают, кто как может...
- Да. Когда я сегодня утром покупал молоко, тетя Шура рассказывала, как вчера вечером Кузнецова прицепила к пальто ордена и медали своего отца, и, пьяная в дупель, шлялась по поселку, приставала ко всем подряд, рассказывала, что это ее награды и показывала якобы наградной кортик.
- Неплохо. - прокомментировала полковница, - Еще есть такие же хорошие новости?
- Сколько угодно. В прошлое воскресенье она пришла покупать молоко в дымину пьяная с самого утра. Хотела опять взять в долг, но она задолжала молочнице уже так много, что та Кузнецовой отказала. Мадам долго думать не стала. В ведро с молоком высморкалась, а в творог сначала влезла своими грязными руками, а потом плюнула. У тети Шуры выручка пропала.
- Очень хорошо! Еще один пострадавший в Поселке тебе не помешает. Дальше.
- На участке чудиков все кусты обломала. Видимо, на дрова денег уже нет, так она обламывает кусты и печку топит.
- Отличная новость! Если нет денег на дрова, значит она их не найдет и на глупости…
- К Васильковым в погреб залезла. Украла банку варенья и банку компота. Когда они ее поймали и попытались отобрать, била их по головам, царапалась и кусалась.
- М-м-м! Великолепно! Ряды обозленных множатся. Появился криминал - воровство. Они засвидетельствовали факт побоев у врача?
- Нет, конечно. Участковый все равно ее отмажет...
- Ладно. Что еще?
- У Кокоревых в погребе валялась старая скороварка. Кузнецова залезла к ним в подвал, увидела ее и попыталась украсть впридачу к банке варенья и нескольким банкам домашней тушенки. Все было бы ничего, если бы сумку с банками она не уронила прямо там, в подвале. Естественно, банки разбились. Когда Кокоревы прибежали на шум и попытались отобрать хотя бы скороварку, Кузнецова со всей дури ударила хозяина дома ею по голове. Мужик лежал в больнице с сотрясением мозга.
- Оооо! Мадам решила перейти на самогон? Криминал множится и уже подтверждается документально. Отлично!
- Кокорев на нее заявление писать не будет.
- Почему?
- Он не захочет связываться с ее братцем-участковым. Понимает, что тот козел в самогоноварении обвинит его самого. Ему это надо?
- Он действительно гонит самогон?
- Не знаю. Я к нему в гости не хожу.
- Тогда ему бояться нечего - скороварки раньше продавались во всех магазинах.
- Вы не знаете нашего участкового. Он, если будет необходимость отмазать сестрицу, обвинит кого угодно в чем угодно. Нужно-то всего ничего. Думаете, он побрезгует подбросить в подвал Кокоревым шланги и змеевик, а потом найти их в присутствии "понятых"?
Юлия все время что-то быстро записывала в свой блокнот.
- Со временем найдем управу и на участкового. Что-нибудь еще расскажешь?
- Синицыны поймали ее у себя в погребе за воровством квашеной капусты. Увидев хозяев, она залезла на бочку и справила туда малую нужду прежде, чем они успели ее оттуда снять.
- Не надо ее ниоткуда снимать. Пусть множит недовольных. Тем более, что опять криминал – умышленная порча чужого имущества. В данном случае доказуемо. Еще есть что-нибудь?
- По мелочам. Бочкаревым в окно камень бросила.
- Разбила?
- Еще как! Вдребезги!
- Хулиганство. Отлично. За что?
- Не дали денег в долг.
- На водку?
- Откуда я знаю?
- Занимать начала. Превосходно. Значит, денег действительно нет. Бочкаревы на нее жаловались?
- Только соседям по Поселку.
- У кого-нибудь еще занимала?
- Она должна всему Поселку. Мадам Дьяволица всех вводит в заблуждение. Занимает каждый раз небольшие суммы. Рублей сто-двести. Потом просит еще и еще. В результате должна всем соседям по приличной сумме денег.
- И тебе?
- К нам носа своего поганого пока не совала.
- Что-нибудь еще вспомнишь?
- Бабушек, торгующих на рынке, и так отстегивающих дань ее братцу, Кузнецова несколько раз пыталась обложить еще одной данью, уже в свою пользу, но старушки оказались боевыми – коллективно набили ей морду.
- Молодцы бабки! Все?
- В супермаркете, говорят, украла бутылку водки. Когда ее попробовали задержать своими силами, мадам вытащила из кармана нож. Естественно, охрана на него не полезла. Дали воровке уйти и никуда не жаловались.
Юлия сделала очередную запись в своем блокноте.
- "Подвиг" на "подвиге", но никто в милицию не обращается.
- Да. - сказал Миша. - Прежде, чем люди начнут давать показания на Кузнецову, необходимо освободить их от страха перед ее братом.
- Между прочим, - вмешалась в разговор Лиза, - ее братец либо может сам попытаться помочь своей тетушке Вере Егоровне расправиться с нами, либо может помочь ей найти нужных людей за приемлемую цену.
- Сам - вряд ли. - ответила Мартынова. - А вот круг знакомств Увадьева и его сестры неплохо бы проверить.
- Значит, Вы согласны с нашими соображениями насчет намерений Веры Егоровны?
- Мы с тобой вчера уже говорили об этом. Что еще ты надеешься от меня услышать?
- Правду. - тихо ответила Лиза.
- Юлия Николаевна, - сказал Михаил, - Лизаньку самая страшная правда напугает меньше, чем неизвестность. Ее ложью во спасение успокоить не удастся, а вот до нервного срыва довести - запросто. Вы думаете, вчера Вам удалось ее успокоить?
- Ты же сам видел - она успокоилась.
- Нет. Лиза из вежливости сделала вид, что успокоилась, а потом не спала всю ночь.
- Даже так?
- Да. На нервной почве у нее температура повысилась до тридцати девяти с лишним градусов. Еле снизили... Честно говоря, сегодня ночью она меня напугала. Ей было так плохо, что я уже подумывал о том, чтобы разбудить вас обеих и попросить пригласить Леонида Николаевича.
- Так вот почему ты готовил завтрак сам. - отозвалась полковница.
- Да. Пожалуйста, скажите правду, иначе у Лизаньки сил надолго не хватит...
Юлия немного подумала, а потом обратилась к Елизавете Николаевне:
- Лиза, я вчера говорила правду. Я действительно сомневаюсь в том, что выдвинутая тобой версия имеет право на существование.
- Почему?
- Если допустить, что у Седовой есть связи в криминальных кругах или реальная возможность при необходимости такими связями обзавестись, твои соображения совершенно нелогичны.
- Почему?
- Поведение Седовой противоречит твоей версии. Сразу возникают вопросы, ответы на которые твою версию разваливают.
- Какие?
- Во-первых. Почему при наличии энного количества "исполнителей" Седова появилась в вашем доме раньше времени? В этом не было необходимости. Она могла спокойно посидеть в сторонке до тех пор, пока Анна Михайловна не осталась бы совсем одна...
- А во-вторых?
- Почему она сразу повела себя столь агрессивно? Логичнее было бы изобразить обаятельного Божьего одуванчика, у которого сил на две затяжки осталось, влиться в семью, стать вам всем подругой и так далее...
- Что еще?
- Зачем ей потребовалось подставлять тебе Мишину "любовницу"? Заставить вас рассориться можно и другим, более простым способом.
- Юленька, - вмешалась в разговор Нина Константиновна, - я тебе могу ответить сразу на все три вопроса, не развалив при этом Лизанькину версию.
- Попробуй.
- Вере Егоровне восемьдесят два года. В силу почтенного возраста, заподозрить ее в умысле на такое преступление, и, тем более, в его организации, никому в голову не придет хотя бы потому, что у нее может просто не хватить времени на его осуществление.
- Допустим.
- Из этого следует, что она может позволить себе не задумываться об осторожности и вести себя так, как ей заблагорассудится в расчете на то, что при случае, все спишется на старческий маразм. Наоборот, эксцентричное поведение может сослужить ей хорошую службу.
- Не обязательно.
- Выходки чокнутой бабуси никто серьезно воспринимать не будет. За аргументами далеко ходить не будем. Старая ведьма ухитрилась запустить в спецназ вазой и воспротивиться попытке уложить ее на пол. Что бы грозило за такие фокусы женщине моего или твоего возраста?
- Уголовная ответственность. Срок - до семи лет.
- А Вера Егоровна, в силу своего возраста и неадекватного поведения, отделалась штрафом и рекомендацией показаться психиатру. Даже на пятнадцать суток не посадили! Ну как? Я тебя убедила или ты будешь продолжать отвергать Лизину версию?
- Пожалуй, я признаю за этой версией право на существование, - ответила Мартынова, - но признать ее единственной я не могу.
- Естественно. Для того, чтобы утверждать или отрицать что-либо, тебе не хватает информации.
- Да. Я собираюсь негласно проверить круг знакомств не только Веры Егоровны, но и всех, с кем она общается. Времени эти проверки могут занять много. Чтобы ускорить процесс, мне придется подключить к работе своих коллег. Им я скажу, что помощь потребовалась моей близкой родственнице.
- Спасибо! - ответила Лиза.
- Подожди благодарить. Я еще ничего не сделала. Ждать результатов вам придется долго. Все это время вы должны быть очень осторожными. Дом ваш защищен хорошо. Надеюсь, что за его пределами вы будете столь же осмотрительными.
- Не сомневайтесь. - ответил Миша. - Ежовые рукавицы моей супруге обеспечены.
- Ты бы лучше подумал о своей безопасности. - отозвалась Елизавета Николаевна. - В списке Ведьмы Егоровны твой номер - первый.
- Она права. - сказала Юлия. - Сейчас нужно найти способ защитить, в первую очередь, именно тебя, Миша. Так что, никаких случайных пассажиров, никаких ночных заказов, никаких заказов, связанных с поездками за город, в районы новостроек и так далее...
- Хорошо. - согласился хозяин дома.
- Юленька, - оживилась Нина Константиновна, - что ты скажешь, если твои коллеги заинтересуются степенью вашего с Лизой родства?
- Племянница. Внебрачная дочь Леньки.
Она ненадолго задумалась.
- Нет. Мои коллеги в это уже не поверят.
- Почему? - спросила Шапокляк.
- Я этот вариант использовала уже несколько раз. Ничего страшного. Мы скажем, что Лиза - моя падчерица, внебрачная дочь Толика.
- А он по пьяному делу не проболтается?
- Я его предупрежу, что, если проболтается, то я ему точно отстрелю все, что болтается. Для острастки пальну в потолок холостым... Очень эффективно.
- Ты уже пробовала?! - ахнула Нина Константиновна.
- А то! Думаешь, ему диабет сквозняком надуло?
- Хорошо, что не инсульт.
- Шапокляк, ты можешь одновременно жалеть Толика и готовить обед?
- Конечно.
- Давай отправим на кухню тебя. Пусть Лиза сегодня отдохнет.
- Юленька, а если воспользоваться Лизанькиной идеей о том, что Миша якобы завещал свое имущество какому-нибудь третьему лицу.
- Какому?
- Вымышленному. Допустим внебрачному сыну. Я в разговоре с Анной расскажу ей об этом и о том, как сильно обиделась на Мишку Лиза. После разговора со мной она позвонит девочке и услышит ту же самую историю, только подробнее и со слезами... Анна расскажет матери...
- Последствия будут непредсказуемы. Не годится. Ниночка, ты собираешься готовить обед?
- Конечно.
- Тогда хватит глупостей! Вперед на кухню! А Лиза пусть отлеживается. Ей в понедельник нужно выглядеть здоровой и счастливой.
Утром в понедельник Геннадий Максимович принес Лизе документы немного раньше обычного.
- Простите, голубушка, что вторгаюсь в бухгалтерские чертоги не совсем вовремя, но видел, что Вас, как всегда, привез муж, да и выглядите Вы гораздо лучше, чем в пятницу.
- Да. - улыбнулась Елизавета Николаевна. - Вас одолело любопытство?
- Верно. Безобразник повинился и был прощен после показательного мордобития?
Лиза не собиралась посвящать начальника в подробности своей семейной жизни, но что-то рассказать было просто необходимо, чтобы не обидеть хорошего человека, старавшегося помочь ей в трудной ситуации. Поскольку шеф не смог бы проверить, правду ли она сказала, женщина решила поимпровизировать.
- Не было мордобития, Геннадий Максимович.
- Как не было? - огорчился босс.
- За что было лупить? У восьмидесятидвухлетней подруги моей свекрови после очередного инсульта по весне "поехала крыша". Она забыла о своем возрасте, вообразила себя молодой женщиной и пошла чудить, а я, как человек нормальный, не могла даже предположить, что мне звонит не бабенка в соку, а больная на всю голову старушенция, и не отреагировала на имя.
- Как прозаично. - сказал Геннадий Максимович. - А, впрочем, так лучше для Вас, Лиза. У свихнувшейся бабуси есть родственники?
- А как же! У ее сына уже внуки.
- Семью поставили в известность о прибабахах бабушки?
- А как же! Миша, оказывается, знал, что у бабки началось обострение.
- Откуда?
- Престарелая блудница к тому времени уже успела позвонить ему и пригласить в гости на ночь любви. - хмыкнула Елизавета Николаевна.
- Он согласился?
- Сдуру воспользовался способом Штирлица.
- Велел к его приходу начертить пару формул?
- Что-то в этом роде. Думал отвлечь старую перхоть от глупостей. Он попросил напомнить ему при встрече, чем балка с шарниром отличается от балки с защемленным концом. - нашлась Лиза, вспомнив, чем обычно в сильном подпитии мучает соседей по столу мать Вадима.
- Чтоооо???
- Бабка когда-то преподавала сопромат.
- Ничего себе бабуся! Преподавать самое страшное!
- Спокойно, Склихосовский, это было давно. Формулы из ее головы окончательно выветрились вместе с мозгами после третьего инсульта, но поделиться со мной своей радостью она не преминула.
- Ага! Ответ был с иллюстрациями! Она защемила вам обоим все, что смогла!
- Зато теперь у ее сына мозги на шарнирах.
- Это как?
- Когда я стала задавать Мише вопросы, он сразу отреагировал на имя, позвонил ее сыну, все рассказал и попросил угомонить престарелую секс-бомбу. Я слышала разговор по громкой связи. Оказывается, она в пятницу успела "поставить на уши" не только меня.
- Она защемила всех знакомых? - расхохотался Геннадий Максимович. - Ну, бабка!
- Соседей тоже не пропустила. Сын теперь только успевает узнавать о мамаше много нового и извиняться перед друзьями, женами друзей и соседями обоего пола.
- В больницу маменьку отправил?
- К сожалению, нет. Он ее очень любит и жалеет.
- Значит, готовьтесь к продолжению.
- Муж уже купил мне новый номер телефона.
В тот же день около одиннадцати часов утра Михаилу позвонили из клининговой компании и сообщили, что они приехали в Кузьминки для еженедельной плановой уборки, но Анна Михайловна им дверь не открывает и на телефонные звонки не отвечает.
Это было более, чем странно. С тех пор, как она ушла на пенсию, уборка квартиры была перенесена с субботы на понедельник, и никаких проблем еще ни разу не возникало.
Миша забеспокоился и попробовал позвонить теще сам. Ее телефон оказался выключенным. Тогда он позвонил Петьке, но тот ответил, что в последний раз он видел Анну Михайловну утром в воскресенье, направляющейся вместе с теткой в сторону ближайшего продуктового рынка, и больше ничего не знает, поскольку, вернувшись из милиции, бабки вели себя почти прилично.
Все складывалось, как нельзя хуже. Михаил понимал, что нужно срочно поехать на городскую квартиру и посмотреть, что там произошло, но в одиночку сделать это не решался. Он боялся брать с собой жену, но выбора не было – в такой странной ситуации одному, без свидетеля, заходить в квартиру было нежелательно. Посоветовавшись с Юлией Николаевной, он позвонил Лизе.
Когда Берсеневы открыли входную дверь, им в носы ударило безобразное зловоние.
Они осторожно зашли в квартиру и направились в гостиную, где их взорам предстал редкостный бардак, единственным светлым пятном в котором были новые стекла в окне и балконной двери. О восстановлении остекления самого балкона и о том, что необходимо было собрать осколки стекол и обломки каркаса, валяющиеся во дворе, и отнести их в помойку, Анна Михайловна явно не задумалась.
На диване и стульях были разбросаны незнакомые вещи. На полу лежали чьи-то грязные колготки и дамская сумочка. Повсюду валялись осколки оконных стекол и разбитой посуды, шелуха от семечек, кости и чешуя от воблы, шкурки от копченой скумбрии, пустые пакеты из-под чипсов и апельсинового сока, бутылки из-под дорогой водки, красного вина, Кока-Колы и мартини, пустые банки из-под пива, а также фантики от конфет, использованные салфетки и коробка из-под торта.
На ручке дверцы книжного шкафа болталась вешалка с дамским брючным костюмом. На комоде стояло несколько флаконов с французскими духами. На столе, щедро усыпанном крошками, все той же шелухой и рыбными костями, стояла стопа грязных тарелок. Хрустальные бокалы были частично разбиты, частично валялись на столе. Вино из них пролилось на скатерть, и без него заляпанную жирными пятнами.
В комнате воняло смесью запахов пропотевших чулок, испортившейся скумбрии, селедки, рвоты и французских духов.
Лизе стало дурно, и она пошла в туалет, а Миша остался в гостиной. Он захотел сфотографировать, на всякий случай, найденный срач.
В сортире тоже были грязь и вонь. У Елизаветы Николаевны сложилось такое впечатление, что она попала в привокзальную общественную уборную двадцатилетней давности. Весь унитаз был загажен испражнениями, уже успевшими присхонуть к фаянсу. На полу блестели липкие пятна засохшей мочи.
Ванная комната выглядела не лучше. Ванна была грязной, словно кто-то блевал в нее и не убрал за собой. Раковина выглядела точно так же.
От отвращения Лизу стошнило. Покинув санузел, она, пошатываясь от слабости, пошла в свою комнату, приоткрыла окно и прилегла на кровать, обратив внимание на то, что постельное белье еще никто не сменил. Зашедший вслед за ней в комнату муж открыл шкаф и убедился, что он все еще пуст.
- Лизанька, мамаша еще не поселила сюда Веру Егоровну.
- Вижу. – ответила Лиза. – Белье на постели все еще наше.
- Тебе очень плохо, солнышко?
- Сходи, пожалуйста, в туалет и ванную комнату – тебе будет не лучше.
Когда он вернулся из мест общего пользования, тоже подозрительно бледный, Лиза уже начала приходить в себя.
- Что такое могло случиться за три дня нашего отсутствия? – спросила она мужа. – Когда мы утром в пятницу уходили из дома, все было чистенько и аккуратно. С осколками все более-менее ясно – это работа спецназа и Веры Егоровны, но спрашивается – почему мама с Клавдией их не убрали сразу после возвращения домой? Чем они были заняты? Откуда в доме взялся такой бардак, словно здесь гуляла компания буйных алкоголиков, а не три немолодые женщины? Они что, специально его устроили? Зачем?
- Не знаю, но на всякий случай, фотографирую. Давай посмотрим, что они сделали с кухней.
На кухне они нашли еще больший кошмар, чем в санузле.
Три женщины за три дня даже не испачкали, а изгваздали всю посуду, которая в большом изобилии была в доме. Не было ни одной чистой плошки. В загаженной мойке лежала гора тарелок. Столько же, если не больше, "красовалось" на рабочем и обеденном столах.
Посреди кухни на боку валялся открытый мешок с мусором, из которого выпало несколько пакетов из-под чипсов, картофеля фри, слабосоленой семги, а также шкурки от сырокопченой колбасы и копченой скумбрии. В помойном ведре мешка не было, но оно было почти полным и жутко воняло протухшей осетровой головизной. Казан все еще стоял на плите. Когда Лиза приоткрыла крышку, в нос ей ударил запах прокисшего плова.
Елизавета Николаевна разозлилась не на шутку. Ей было вполне очевидно, что бардак в доме устроен не случайно и не от усталости.
Когда Михаил подробно сфотографировал все, что они увидели, потрясенные зрелищем Берсеневы поспешили уйти из смрадного бомжатника, в который за три дня превратилась городская квартира.
Работать Лиза и Миша больше не поехали – сначала съездили на работу к Юлии Николаевне, чтобы услышать ее рекомендации и уладить некоторые формальности, а потом предпочли вернуться на дачу.
В машине они разговорились.
- Что скажешь? – спросил Михаил у жены.
- Когда ты в пятницу был в городской квартире, этот кошмар уже был?
- Не до такой степени, как сегодня. Места общего пользования еще были чистенькими. В гостиной все было, как обычно на следующий день после банкета, а вот в кухне уже было видно, что процесс превращения дома в помойку уже пошел...
- Срач был организован специально. – ответила Лиза. – От простой расхлябанности и неряшливости так загадить дом за два дня не удастся даже трем сильно пьющим мужикам. Тем более, что за мамой таких вещей никогда не водилось. Особенно "хороши" ванная комната и туалет. Я бы еще поняла, откуда взялась такая грязь, если бы у них в компании были мужики, но последние два дня туалетом пользовались исключительно женщины…
- Мужик мужику тоже рознь. – сказал Миша. - Я всегда стараюсь не промахиваться мимо очка или сразу убираю за собой.
- Какая разница, если после тебя в туалете всегда идеально чисто и сухо? И вдруг такой нежданчик...
- От таких нежданчиков кондрашка хватить может. – проворчал Миша. - Похоже, они чем-то отравились и догадались использовать свое состояние в игре против нас.
- Бабкина работа! – предположила Лиза.
- Прямо скажем - объем проделанной работы впечатляет! – заявил Миша. - Чтобы сделать нам "сюрприз", старые вороны, похоже, трудились все выходные, не покладая рук и, в прямом смысле слова, не жалея своих животов и задниц. Как только живы остались, "бедолаги"?
- Аристократки, блин. – снова не выдержала и ругнулась Елизавета Николаевна. – Барыня Вера Егоровна обычную пищу кушать не изволит. Ей только вкусненькое подавай. Их сиятельство у нас воспитания деликатного – они в имении на экологически чистой лебеде выросли.
- Не нервничай, родная. Видимо, у Веры Егоровны весьма своеобразное понятие о деликатесах. Для нас это икра и семга, а для нее – чипсы, скумбрия третьей свежести и полупротухшая осетровая головизна, уцененная даже на ближайшем оптовом рынке.
- "Поужинать норовит в ресторане". - язвительно процитировала Лиза слова Клавдии.
- Она же не уточняла, в каком. - успокоил ее муж. - Я понимаю, если бы она сказала, что генеральша привыкла ужинать в "Арагви" или "Праге", ты бы сейчас удивлялась. А так, где гарантии, что название ее любимого ресторана - не "Макдональдс"?
- Ты серьезно?
- Вполне. Он тоже считается рестораном, и кормят там как раз всякой гадостью.
- Столько всякой дряни сожрали, настоящими деликатесами зажевали и несовместимыми между собой напитками запили, что вполне могли окочуриться. – продолжала злиться Лиза. - Особенно, если учесть их возраст. С кем-нибудь другим так и случилось бы, а эти старые алкоголички отделались всего лишь отравлением. Только дом напрасно загадили…
- Интересно было бы узнать, они водку в пиво наливали или запивали одно другим?
- Мишенька, тебе действительно интересны эти мерзости?
Он невесело рассмеялся.
- Нет, Лисенок, я иронизирую и пытаюсь сообразить, зачем они это сделали и какой реакции на свои "художества" ждут от нас. А, впрочем, какая разница? Все равно они ничего от нас не добьются.
- Нервишки, похоже, помотают. – мрачно предположила Лиза. – Вечером мамаша обнаружит, что мы так и не вернулись с дачи, наслушается советов Ведьмы Егоровны и исполнит нам ораторию для телефона без оркестра.
- Отнесись ко всему проще. Проблемы у них, а не у нас, и посему, нам нервничать не из-за чего, а ораторию до конца слушать вообще не обязательно. Нажали на кнопочку, и отдыхаем.
- О том, что мы сегодня видели бардак, говорить можно?
- Сколько угодно! Пусть тещеньке будет стыдно!
Елизавета Николаевна оказалась права. Около девяти часов вечера Мише позвонила взбешенная Анна Михайловна.
- Миша, Лиза не отвечает на звонки. Что случилось?
- Успокойтесь. С Лизанькой все в порядке. Она сидит рядом со мной.
- Тогда пусть что-нибудь скажет.
- Я здесь. – отозвалась Лиза.
- Почему ты не отвечаешь на звонки? – рявкнула Анна Михайловна.
- У нее весь день был выключен телефон. – ответил вместо жены Михаил.
- Почему? – не унималась теща.
- Повадилась звонить Лизаньке какая-то сумасшедшая. Утверждает, что она – моя любовница. Только работать мешает. Вот Лиза телефон и выключила.
- Пусть немедленно включит!
- Непременно. – согласился Миша. – Только карту заменим и тут же включим.
- Какую карту? – не поняла Анна Михайловна.
- У Лизаньки будет новый номер мобильного телефона.
- Зачем?
- Как Вы не понимаете? Чтобы сумасшедшая ее больше не беспокоила.
- Вы где? – спросила теща.
- На даче. - спокойно ответил Миша.
- Как на даче?! Вы же обещали в понедельник вечером быть дома.
- Мы передумали.
- Что значит - передумали? Мы ждем вас с ужином.
- Ужинайте без нас, если сможете. Приятного аппетита.
- Миша, что произошло?
- Ничего особенного. Мы решили в этом году открыть дачный сезон немного раньше, чем обычно.
- Почему вы предварительно не посоветовались со мной? Почему вы позволили себе поставить меня перед фактом, словно я вам - посторонняя?
- Анна Михайловна, Вам теперь не до нас. – дипломатично ответил зять. - В Вашей жизни наступил очень важный и ответственный период - Вы заново выстраиваете свои отношения с матерью. Процесс этот будет непростым и достаточно долгим. Нам с Лизой Ваша мать несимпатична.
- Чтооо?
- Не стоит изображать удивление. Я думаю, что это для Вас тайной не является. Мы своими не складывающимися отношениями с ней можем только помешать процессу вашей обоюдной адаптации. Между двух огней находиться трудно в любом возрасте, а в Вашем – вообще опасно для здоровья. Мы с Лизанькой все понимаем и не хотим причинять Вам неудобства. Поэтому и решили переселиться на дачу. Так будет лучше для всех.
- Ничего подобного, - возразила Анна Михайловна, - вы с Лизой никому не помешаете. Отношения с бабушкой нужно выстраивать не только мне, но и вам. Как только вы поймете, что нужно просто постараться быть с ней вежливыми, предупредительными и снисходительными к ее возрасту и маленьким слабостям, отношения сложатся сами собой. А, если при встрече вы извинитесь перед ней за свое хамство, все будет вообще отлично.
- Нам не за что извиняться! – возмутился Миша. – Мы ей не хамили.
- У меня другая информация. Бабушка и Клавочка утверждают, что каждый раз, когда я выхожу из комнаты, а вы остаетесь с ними наедине, они слышат от вас с Лизой в свой адрес хамские высказывания и даже угрозы.
- Не обращайте внимания – это очередная алкогольная бредятина.
- У обеих?
- Значит, они лгут!
- Сразу обе?
- А почему нет? Сговорились.
- Ты сам себя слышишь? Хочешь убедить меня в том, что две пожилые женщины лгут, а вы, два молодых нахала, говорите правду? Не получится! Придется извиниться за свои хамские выходки!
- Ни за что! – вспылил Миша. - Мы не будем извиняться за то, чего не делали!
- Я все сказала! Хватит с меня ваших фортелей! Возвращайтесь домой, извиняйтесь перед бабушкой и включайтесь в домашние дела. Мне нужна ваша помощь.
- Нет, мама, - вмешалась в разговор Лиза, - мы не желаем прогибаться перед Верой Егоровной, как бы ты того ни хотела. Мы не собираемся извиняться за то, чего не делали, что бы там ни плела на нас спьяну твоя драгоценная мамаша. Хочешь верить ей – верь. Никто тебе помешать не может, но учти - мы давно не дети, от которых, при желании, можно добиться всего, чего угодно. Мы хотим жить своей жизнью, ни под кого не подстраиваясь, и не собираемся возвращаться в городскую квартиру до тех пор, пока Вера Егоровна с Клавдией не вернутся к себе домой, в Кондратьевский переулок. Не ждите нас.
- Лиза, ты не имеешь права ставить мне условия!
- Почему? Рылом не вышла?
- Вам обоим придется выполнить все мои требования без всяких условий - я пригласила бабушку жить у нас. Ей так будет удобнее ездить по больницам.
- Удобнее, чем из Центра?
- Да, удобнее. – надменным тоном ответила Анна Михайловна. - Ей одной по врачам ходить страшно. Мы с тетей Клавой каждый раз будем ее сопровождать. И вообще, что за вопросы? Это мой дом, и я вправе пригласить сюда жить любого человека по своему выбору, никого не спрашивая! Ясно?!
- Ясно! – в тон ей ответила Лиза. – Как долго она собирается "гостить"?
- Попрошу запомнить, что бабушка - не гостья, а моя мать, и жить в нашем доме будет столько, сколько пожелает. Захочет остаться у нас навсегда – буду только рада! Твое мнение меня не интересует. Мнение твоего мужа – тем более. Так хочу я, и этим все сказано! Уразумела?
- Вполне!
- А ну-ка, сбавь тон! – прикрикнула на нее мать. – Я тебе не позволю орать на меня!
- Не выдумывай. Никто на тебя не орал.
- Я кому сказала – на три тона ниже! – рявкнула Анна Михайловна.
- Себе скажи! – огрызнулась Лиза.
- Анна Михайловна, сегодня утром Вы вместе с Клавдией Егоровной сопровождали Веру Егоровну в клинику? – спросил зять.
- Да. Имею право.
- Никто на Ваши права не покушается, но по понедельникам в квартире должна производиться уборка. Представитель клининговой компании, прибывший к Вам сегодня утром, сообщил мне, что Вы не открываете ему дверь и не отвечаете на телефонные звонки.
- И что?
- Насколько мне известно, сегодня им работать в Вашем доме не пришлось.
- Ну и что? Уберут в следующий раз. Здоровье матери для меня важнее.
- Вы собираетесь целую неделю, а то и две, жить в том бардаке, который учинили? Однако!
- Нет никакого бардака. Все, как обычно.
- Видели мы сегодня с Лизой это "обычно". Смрадный бомжатник.
- Ты мне не хами! – повысила голос теща.
- Вам фотографии гостиной, кухни и санузла на электронную почту прислать, или сами прекратите врать?
- Ты что себе позволяешь?
- Я позволяю себе предположить, что Вы зачем-то специально устроили дикий бардак, а теперь всеми правдами и неправдами пытаетесь заставить нас вернуться в город, чтобы принудить Лизу, скорее всего, в одиночку, убирать тот бомжатник, который мы нашли в доме, когда приехали посмотреть, не нужна ли Вам помощь. Меня Вы собираетесь заставить убирать тот мусор, который валяется под окном?
- Под окном чисто.
- Вам фотографии этого "чисто" прислать? Обломки вперемешку с осколками.
- А даже если и так? Вы обязаны мне помогать.
- На сей раз пусть Вам поможет Клавдия Егоровна. Вместе пачкали – вместе и убирайте.
- Клава - не прислуга!
- Прислуга убирает за кем-то, а я предлагаю Вам с Клавдией Егоровной убрать то, что вы вместе наворотили. Почувствуйте разницу.
- Мы устали!
- Еще бы! Вы так бурно провели выходные, что вам действительно нужен отдых, но это не означает, что я позволю делать прислугу для Веры Егоровны из своей жены. Она за Вашей родней дерьмо убирать не будет.
- Можно подумать, что вы оба в доме не пачкаете!
- Хватит! – рявкнул Миша. – Я не собираюсь с Вами пререкаться! Мы сегодня увидели вполне достаточно, чтобы не захотеть жить под одной крышей с такими засранками и алкоголичками, какими оказались Ваши родственницы! Финансировать их содержание и лечение мы тоже не собираемся!
- Вы предъявляете мне ультиматум? – с апломбом спросила Анна Михайловна.
- Нет. Ставим в известность. - ответил зять. - Если Вам нравится такая жизнь – живите на здоровье, но нам эту гадость не навязывайте! Предупреждаю - с сегодняшнего дня, и до тех пор, пока Вера Егоровна с сестрой живут в Вашей квартире, мы с Лизой будем находиться на даче, а Вы будете все без исключения делать и оплачивать только сами.
- У меня уже закончились деньги. – заявила теща. – Чем я буду расплачиваться за медицинские услуги и такси в оба конца? К тому же, сегодня к нам приходил участковый.
- А что Вы хотели после того, как побывали в отделении? Он приходил проконтролировать ваше поведение и проверить, уплатили ли вы штрафы.
- Если бы только это...
- Что еще?
- Он составил протокол и предупредил о том, что мы будем оштрафованы на крупную сумму.
- За что на сей раз?
- Твой сволочной дружок не поленился сфотографировать обломки под окном и подговорил всех соседей подписать составленное им заявление в милицию.
- Какое заявление?
- Им всем не нравится то, что осколки стекла и обломки каркаса валяются во дворе.
- Они абсолютно правы. Во-первых, это опасно для остальных жильцов. Люди могут поскользнуться и упасть. При падении все и всегда инстинктивно пытаются самортизировать падение руками. Валяющиеся во дворе осколки могут порезать им ладони и колени.
- Почему они должны упасть?
- Весна. По утрам во дворе бывает очень скользко. Во-вторых, днем во дворе гуляют дети. Малыши могут упасть и на сухом асфальте, а уж на льду... Что будет, если они упадут на осколки стекла и поранят себе не только ручки, но и лица?
- Пусть мамаши держат их покрепче.
- В-третьих, домашние животные могут поранить лапки.
- И что?
- Порча чужого имущества. Как минимум, административная ответственность с крупным штрафом и возмещением ущерба. Ну, и в-четвертых, куча мусора выглядит совсем неэстетично.
- А даже, если и так?! - рявкнула теща. - Из этого не следует, что протокол должен был быть составлен на меня!
- А на кого? У Пушкина есть алиби. У нас с Лизой - тоже.
- На жилконтору, которая не заставила дворника все убрать.
- Не могу с Вами согласиться. Мусор Ваш - значит, убрать его Вам следовало сразу по возвращении домой.
- Это не мой мусор!
- А чей? Балкон Ваш?
- Ну и что?
- Значит, и мусор, упавший с Вашего балкона, тоже Ваш.
- Если бы я сама выбила остекление, или это сделали бы мама или Клава, то - да, это был бы однозначно наш мусор. Но балкон вдребезги разнесли менты. При чем тут я?
- Если бы Вы и Ваши гости вели себя прилично, спецназу не пришлось бы посещать Ваш дом.
- Я не обязана убирать за ними! И уж тем более платить штраф!
- Обязаны! Вы сейчас закончите разговор с нами и пойдете во двор убирать все, что валяется под Вашими окнами.
- Там такие большие куски... Я одна не справлюсь.
- Возьмите с собой Клавдию.
- Она вообще не обязана ничего убирать!
- Почему?
- Они с мамой прописаны в другом месте.
- Либо пусть помогают Вам убирать двор и квартиру, либо пусть убираются по месту постоянной прописки.
- Не тебе давать советы!
- Почему? Рылом не вышел?
- Вы обязаны приехать и помочь нам!
- Обойдетесь! Убирать и платить штраф Вы будете сами.
- Ты думаешь, что нам его назначат?
- Непременно. Сумма, наверняка, будет зависеть от того, нахамила Ваша мамаша участковому или нет.
- Тогда он выставит штраф по-максимуму. Она не только нахамила ему, но и обматерила. Что мне делать?
- Радоваться тому, что у Вас такая мать.
- Не смей неуважительно говорить о моей матери! К твоему сведению, я ею горжусь!
- На здоровье.
- Хватит издеваться! - рявкнула теща. - Лучше скажи, что делать.
- Я уже все сказал. Идите убирать двор. Вас ждет незабываемый вечер.
- Нет!
- Тогда найдите дворника и заплатите ему за работу.
- Чем?
- Деньгами.
- Чем ты слушал? Деньги уже кончились. Мне нечем заплатить дворнику.
- А штрафы?
- Тоже нечем.
- Ничего страшного. Проблема решаема. Пусть Вера Егоровна за свои удовольствия платит сама. – посоветовал ей зять.
- У меня язык не повернется потребовать у мамы деньги.
- Зато очень хорошо поворачивается, когда Вы даете мне понять, что я обязан содержать всю Вашу родню.
- Чем я платить буду?
- Сходите в банкомат и возьмите деньги со своего счета.
- А кто привезет продукты из магазина?
- Об этом следовало думать раньше. Теперь таскайте сумки сами.
- У нас совсем нечего есть.
- Неправда. Я сегодня днем открывал холодильники. Борщ все еще был там.
- Мама такую пищу не ест.
- Дааа??? Голубая кровь не позволяет?
- Не твое дело!
- Только до тех пор, пока Вы не начинаете спрашивать с меня средства на содержание своей родни.
- Ты никогда не был сквалыгой!
- Да, но исключительно для членов моей семьи. На посторонних моя щедрость не распространяется.
- Моя мать – не посторонняя.
- Для Вас, но не для меня.
- Она – бабушка твоей жены.
- Это, по-Вашему, уважительная причина для того, чтобы посадить ее с сестрицей мне на шею? Короче! Я не двужильный! Каждый день пить мартини и дорогую водку в лошадиных дозах, жрать чипсы и тухлую скумбрию на завтрак, обед и ужин, а также лечиться и убирать квартиру Ваша драгоценная мамаша и ее сестрица будут либо за свой счет, либо за Ваш! Мы с Лизанькой к Вашей щедрости отношения иметь не желаем! Уразумели?
- Решили поставить меня перед выбором? Или вы, или бабушка?
- Ничего подобного. Просто ставим в известность. Мы с Лизой переехали на дачу и останемся здесь до тех пор, пока Ваша родня будет жить у Вас! А Вы там хоть оборитесь, хоть обосритесь!
Миша прекратил разговор с Анной Михайловной.
Меньше, чем через минуту теща позвонила опять.
- Передай трубку Лизе!
- Она Вас слышит. Говорите.
- Ну что, доченька, предпочла предать свою мать и побежать за мужем, как собачка за хозяином?
Лиза с трудом смогла сдержать эмоции, но ответила матери совершенно спокойно:
- Ты считаешь неестественным то, что жена последовала за мужем? Странно.
- Ничего странного! - рявкнула Анна Михайловна. - Мать главнее мужа! Мужей у женщины может быть много, а мать - одна! Приоритет должен быть за ней!
- Да? Почему тогда тридцать с лишним лет назад, уходя из дома с папой Колей, ты считала иначе?
- Не смей сравнивать!
- Почему? Потому, что тогда ушла от матери ты, а не я? Что положено Юпитеру?.. Так прикажешь понимать?
- Понимай, как хочешь. Предательство останется предательством!
- Хватит, мама! - повысила голос Лиза. - Если в данном случае мы решили соблюсти свои интересы, а не твои, это совершенно не означает, что тебя кто-то предал.
- Поговори еще! - прикрикнула мать. - Много воли взяла! Смотри, не надорвись!
- Не волнуйся! Не надорвусь!
- Поговорим об этом позже, когда выяснится, что твой муженек нагло врет, и та баба, из-за которой он решил поменять тебе номер телефона и которую объявил сумасшедшей, действительно его любовница. Что будешь делать, если я окажусь права? Куда побежишь? К маме, которую предала и бросила ради лживого похотливого кобеля! Больше-то бежать некуда!
- А ну-ка на три тона ниже! - неожиданно и для нее, и для Миши, разъяренно рявкнула Елизавета Николаевна. - И выбирай слова, когда говоришь о моем муже!
- Продалась ему? За какие тридцать сребреников? - взвизгнула Анна Михайловна. - Думаешь, он тебя пожалеет? Не бросит? Ошибаешься! На коленях ко мне приползешь! О прощении молить будешь!
Михаил больше не мог молча переносить весь этот кошмар.
- Ну что, дорогая теща, под руководством мамаши то говно, которое много лет потихоньку шкворчало у Вас внутри, окончательно закипело и полезло из всех отверстий?
- Ты что позволяешь себе, мерзавец?
- Хочу дать Вам добрый совет - изливайте свое дерьмо на Веру Егоровну, а не на дочь, которую Вы, как оказалось, люто ненавидите. Дочь, вся вина которой перед Вами заключается в том, что она родилась на свет.
- А ну, заткнись! - рявкнула теща. - Не влезай в разговор матери с дочерью! А то смотри, договоришься!
- Прекратите терроризировать Лизу! Подумайте о последствиях!
- Ты мне угрожаешь?
- Нет. Всего лишь пытаюсь предупредить о том, что...
- О том, что ты намерен окончательно восстановить ее против меня? - перебила его теща.
- Зачем? С этой задачей Вы успешно справляетесь сами.
- Мишенька, неужели ты не понимаешь, что с матерью разговаривать бесполезно? - спросила Лиза. - Пойми - она тебя не слышит. Оставь ее в покое. Она сама выбрала свою судьбу. Пусть сама отгребает последствия.
- Слышала?! - рявкнул зять. - Так тебе и надо, старая ворона!
Он прекратил разговор и хотел совсем выключить аппарат, но, на всякий случай, не стал этого делать. Положив трубку на стол, он сел рядом с сидящей на диване Лизой. Берсеневы обнялись и долго молчали, стараясь успокоиться. От безобразной выходки Анны Михайловны обоих трясло, как в лихорадке.
Приблизительно через час Мише позвонил Петька.
- Михаил Андреевич, как Вам удалось вывести бабок на субботник?
- А что? Пашут?
- Как три папы Карло!
- Все трое?!
- Ага!
- Ты не ошибся? Может быть, они просто вышли погулять перед сном?
- Судя по звукам, убирают.
- Сильно орут?
- Ага! Матерятся, вопят на весь двор, проклинают меня, Вас, участкового, всех соседей и Юлию Николаевну, но трудятся.
- И генеральша?
- Эта, по большей части, только орет.
- Откуда ты знаешь?
- Я сейчас нахожусь на первом этаже, в гостях у Акимовых. Мы вместе наблюдаем. О! А вот и наши ребята подъехали.
- Чтобы объяснить старым перхотям, что нужно вести себя тихо?
- Ага! Как Вы думаете, может быть, их снова забрать в отделение?
- Не стоит. Они сначала до утра отдохнут в обезьяннике, завтра вернутся домой и весь день будут изображать потерпевших, а битое стекло так и будет валяться во дворе. К тому моменту, как их вновь удастся заставить выйти на "субботник", они все забудут и опять будут вопить на весь двор. Так и будем каждый раз твоих ребят напрягать?
- Понял. - хмыкнул Петька. - Попрошу ребят ограничиться внушением.
- И хорошо припугнуть. - добавила Лиза.
- Я попрошу их проследить, чтобы бабки не покинули свой "боевой пост".
- Отправь кого-нибудь проследить, чтобы убрали все - до последнего осколочка. - попросил Миша. - Как бы у них все силы в свисток не ушли.
- Понял! Сейчас поговорю с кем-нибудь из собачьих мам.
- Лучше, пап.
- С мамами могут полезть в драку?
- Не исключено. Кстати, у Акимова, кажется, ротвейлер?
- Ага! Хотите доставить бабкам дополнительное удовольствие?
- Им полезно.
- Тогда Пашка сейчас пойдет гулять со своим Рэем, а когда бабки вернутся в дом, я сам схожу и посмотрю, что и как они сделали, сфотографирую и отправлю Вам.
- Спасибо.
- Михаил Андреевич, если выяснится, что они действительно постарались, может быть имеет смысл попросить участкового не штрафовать их на первый раз?
Лиза отрицательно покачала головой.
- Нет, Петя, пусть моя мамаша получит все, что ей причитается.
- Как скажете. Крепко она вас обоих достала.
- Что есть - то есть. Живем, как на вулкане, в ожидании очередной гадости.
- Крепитесь. - пожелал Петька и попрощался.
- Вот видишь, Лизанька, как хорошо все складывается. - улыбнулся Михаил. - Бабки, оказывается, поддаются дрессировке. Трудно, но поддаются.
- Не уверена.
- Неужели тебе недостаточно того, что они убирают следы погрома?
- Как ты думаешь, какой скандал нам устроит мамаша, когда они вернутся в дом?
- Солнышко мое, после вечерней прогулки на свежем воздухе, умеренной физической нагрузки под наблюдением опытных специалистов и собаки Баскервилей, бабки захотят только спать.
- А издевательства Кузнецовой они отменить не захотят?
- Детонька моя, давай будем ставить перед собой только реальные задачи.
Разговор с Кузнецовой состоялся у Елизаветы Николаевны уже на следующий день. Мадам позвонила ей на служебный номер.
- Как жизнь молодая? – развязно поинтересовалась собеседница. - Поговорили с мужем?
- О чем? - сухо поинтересовалась Лиза.
- О разводе, разумеется.
- О каком разводе?
- О вашем.
- Мы разводиться не собираемся.
- Как? Мы же с Вами разговаривали на прошлой неделе!
- Ну и что?
- Я сообщила Вам, что Мише нужен развод.
- Ну и что? - повторила Елизавета Николаевна.
- Вы должны были...
- Я никому ничего не должна! - перебила собеседницу Лиза. - Если бы Михаилу Андреевичу действительно был нужен развод, он сам сказал бы мне об этом.
- Он попросил меня поговорить с Вами.
- Идите Вы...
Дальше последовала матерная конструкция, обозначающая адрес, по произнесении которого Елизавета Николаевна положила трубку на рычаг.
Немного подумав, она сняла трубку с городского аппарата, а по мобильному номеру позвонила мужу.
Приблизительно через полчаса Михаил приехал в к жене в офис. Лиза вернула трубку городского аппарата на место и сделала вид, что погрузилась в работу, а ее муж устроился в кресле с журналом кроссвордов и приготовился ждать.
Приблизительно через час с четвертью раздался телефонный звонок. Елизавета Николаевна сняла трубку и перевела аппарат на громкую связь, а Миша включил диктофон. Они не ошиблись - это вновь была мадам Кузнецова.
- Дорогуша, Ваши дешевые трюки мне надоели...
- Ах, вот кто взялся названивать моей супруге! - перебил мерзавку Михаил. - Мадам Кузнецова собственной персоной! Устраиваете мне очередную часть Мерлезонского балета?
- А если и так? - с вызовом поинтересовалась негодяйка. - Я обещала тебе, что ты всю оставшуюся жизнь будешь мучиться, а я буду наслаждаться видом твоих мучений? Я привыкла исполнять свои обещания!
- Я в курсе, но Вы не учли одно обстоятельство - меняются не только времена, но и люди. Начав приставать к моей жене со своими пакостями, Вы поступили крайне неосмотрительно. Мне надоело Ваше "участие" в моей судьбе, и на сей раз я намерен его пресечь!
- Какие мы крутые! - съязвила Кузнецова. - Сколько пафоса на пустом месте!
- Предупреждаю - если Вы не хотите нажить крупные неприятности, будьте любезны навсегда оставить меня и мою супругу в покое.
- Я уже испугалась. - вновь съязвила Кузнецова.
- Еще нет, но это ненадолго. - "успокоил" ее Михаил. - Дело в том, что у меня есть приятель, который служит в милиции. В чинах он немалых. Соответственно, возможности и полномочия у него тоже большие.
- Мне пора бояться? - издевательским тоном спросила собеседница.
- Вам виднее, когда пугаться - прямо сейчас или по окончании нашего разговора. Будьте любезны дослушать. В тот день, когда Вы позвонили моей супруге в первый раз, мы обратились к нему за помощью. Человек он отзывчивый, с обостренным чувством справедливости. Помогать ближнему своему считает своим долгом. Когда несколько дней назад набедокурила моя теща, он помог ей понять, какую серьезную ошибку она совершила. Насколько мне известно, она в "восторге". Телефончик тещи продиктовать?
- Зачем?
- Чтобы она смогла поделиться с Вами впечатлениями...
- На хрен мне упала твоя теща и ее сопли?
- Правильно. Вам это ни к чему. Ваши деяния гораздо более серьезны, чем то, что начудила она. Соответственно, и последствия будут гораздо тяжелее.
- Что это означает? - уже серьезно спросила Кузнецова.
- Это означает только то, что, если Вы не прекратите досаждать моей супруге и не исчезнете из нашей жизни навсегда, Вам придется очень пожалеть о том, что Вы не остановились вовремя. Подсылать другую бабу не советую - мой приятель займется вами обеими. Вы меня поняли?
- Поняла. - ответила Кузнецова. - Бомбила вообразил себя крутым, и, для начала, занялся пустой распальцовкой.
- Вам необходимо оказаться в Бутырке, чтобы понять, что игры закончились? Другим способом Ваша соображалка не включается? Организовать?
- Не стоит меня пугать. - угрожающим тоном произнесла Кузнецова.
- Советую подумать о том, что Ваши обстоятельства тоже претерпели существенные изменения. Теперь Вас защищать некому - Вы всему Поселку "вынесли мозги" своими рассказами о том, что овдовели. Так что, влиятельного мужа у Вас нет, а брату Вашему так надоели чьи-то пьяные выходки, что он, наверняка, воспользуется удобным случаем избавиться от Вас.
- Как зовут твоего приятеля?
- Спросите у тещи. Телефончик продиктовать?
- Да пошел ты на ... вместе со своей тещей! - ответила Кузнецова и нажала кнопку завершения разговора.
- Вот и все, Лизанька. - улыбнулся Миша. - Мадам Гарпия больше нас не побеспокоит - ей некогда. Она пошла застирывать обосранные штанишки и топить неудачу в самогоне.
- Или делиться впечатлениями с Ведьмой Егоровной и моей мамашей. Посмотрим, как скоро она устроит следующий скандал.
Михаил оказался прав - Кузнецова Лизе больше не досаждала, но жизнь Берсеневых от этого намного легче не стала. Первые недели после их переезда на дачу прошли в переживаниях, разговорах о произошедшем и тревожном ожидании информации от Юлии Николаевны.
Наконец, в первых числах апреля Лиза и Миша получили от полковницы первые весьма интересные сведения о Вере Егоровне. Познакомив Берсеневых с первой порцией информации, полковница предупредила их о том, что впредь по частям рассказывать ничего не будет, а с результатами своей работы, во избежание путаницы, познакомит тогда, когда она будет завершена.
Для Лизы и Миши вновь наступил период ожидания. Как долго он мог продолжаться, они не знали и решили, дабы не сойти с ума, не тратить время на воспоминания о прошлом и обсуждение больной темы. Они интересовались тем, как живет Анна Михайловна, но вопросы ей не задавали - не хотели провоцировать мать на дополнительные скандалы, которые она и так устраивала регулярно.
Берсеневым приходилось довольствоваться теми новостями, которые время от времени рассказывала им Нина Константиновна. От нее Лиза и Миша знали, что Вера Егоровна с Клавдией так и живут в Кузьминках. Посетив клинику один раз, генеральша осталась крайне недовольна обслуживанием и, упав в обморок от вида медицинской сестры со шприцем в руках, от обследования отказалась наотрез, многоэтажно обматерив медиков вообще и Леонида Николаевича персонально.
Свои надежды на то, что мать со временем прочувствует последствия своих поступков, захочет избавиться от проблем, созданных им всем Верой Егоровной, и обратится к ним или Юлии за помощью, они тоже отложили в сторону, как несбыточные, после очередной "оратории", случившейся в последних числах апреля.
В тот вечер Анна Михайловна была чем-то очень расстроена.
- Миша, как у вас дела? Вы с Лизой так давно мне не звонили. Я волнуюсь...
- У нас все нормально. - сухо ответил зять.
- Почему ты разговариваешь со мной, как с чужим человеком?
- Пытаюсь сообразить, из-за чего Вы устроите скандал сегодня.
- Лучше скажи, сможешь ли ты завтра или послезавтра к нам приехать?
- Зачем?
- Мы собрали вещи. Ты перевезешь нас на дачу.
- Вы не забыли, что у Вас здесь есть полный шкаф вещей на все случаи жизни?
- У меня - да, а мама и Клава все необходимое привезут с собой.
- Не привезут.
- А как они будут жить на даче без вещей?
- Они не будут жить на нашей даче.
- Как - не будут?
- Молча.
- Миша, что ты такое говоришь? Я тебя не понимаю.
- Повторяю - Ваши родственники у нас на даче гостить не будут. Теперь ясно?
- Почему? - опешила теща.
- Мы с Лизой не хотим видеть их в своем доме.
- Почему?
- Потому, что в свой дом мы имеем право не приглашать тех, кого не хотим видеть, без объяснения причин, не считаясь ни с чьим мнением.
- Как у тебя язык повернулся сказать такое? - возмутилась Анна Михайловна.
- Если у Вас, тещенька, повернулся язык сказать нечто подобное своей дочери, то почему Вы отказываете мне в праве сказать те же слова Вам? Я - человек второго сорта?
- Миша! Как тебе не стыдно?
- О совести еще вспомните... Манипуляторша!
- Леонид Николаевич рекомендовал маме летний отдых в Подмосковье.
- Ну и что? Он еще рекомендовал ей бросить пить. Она последовала его совету?
Анна Михайловна сделала вид, что не слышала вопрос зятя.
- Миша, ты же обещал...
- Не стоит приписывать мне то, чего я не делал. Обещали Вы, тещенька, а не я.
- Ты промолчал. Молчание - знак согласия.
- Или вежливости. Вы предпочли бы, чтобы я устроил скандал прямо за праздничным столом?
- Хорошо. Ты прав. Отдых на даче маме действительно пообещала я, а не ты. Ты тогда промолчал специально? Решил воспользоваться ситуацией, чтобы впоследствии выставить меня перед матерью треплом?
- Зачем?
- Из ненависти.
- Может быть, на сегодня попыток манипулирования уже достаточно?
- Я не манипулирую! Я опять попала в неловкую ситуацию и прошу вас с Лизой помочь мне. Неужели у вас хватит жестокости опозорить меня перед матерью?
- Запросто! - вмешалась в разговор Лиза.
- Доченька, так ты слышала наш разговор?
- И что?
- Пожалуйста, пожалей меня, уговори Мишеньку...
- Не буду.
- Что, тещенька? - съязвил Миша. - Часть вторая, жалистная?
- Ребята, вы же ничего не знаете. Две недели назад у мамы был страшнейший гипертонический криз. Она неделю не вставала с постели.
- Допилась?
- Нет. Перенервничала.
- Кто смотрел мамашу?
- Леонид Николаевич. Так повезло! Я вызвала "Скорую помощь", и приехала его бригада. Мама неделю лежала почти без памяти. Заговаривалась. Мы с Клавочкой боялись, что она не поднимется. Когда она начала выздоравливать, доктор Лазарев сказал, что теперь ей предстоит длительная реабилитация.
- И Вы решили притащить ее к нам...
- Миша, пожалуйста...
- Если Вере Егоровне так необходим отдых в Подмосковье, арендуйте для нее дачу.
- Зачем тратить деньги, когда есть свой двухэтажный дом со всеми удобствами?
- Не твой, а Мишин. - уточнила Лиза. - Он - единственный хозяин дачи, и только он решает, кто в его доме будет жить, а кто - нет.
- Мишенька, неужели ты действительно откажешь старухе в крыше над головой?
- Легко! - ответил зять.
- Даже ради собственной жены не смягчишься?
- Анна Михайловна, Вы ничего не путаете? Лиза на дух не переносит Вашу мамашу.
- Миша, пойми, если ты не разрешишь приехать бабушке, то я тоже не смогу провести лето с вами. Мне придется остаться в городе.
- Ну и что?
- Ты действительно не понимаешь, что Лиза в одиночку с переработкой урожая не справится? На Нину можете не рассчитывать. Как только у нее родится внучка, никакой помощи вам ждать не придется. Ребенок будет отбирать у Ниночки все силы и время.
- Мы на нее не рассчитываем.
- Ты хочешь, чтобы Лиза заболела от усталости?
- Не беспокойтесь. Я буду все делать сам, а Лизанька будет мне помогать.
- Вы одни не справитесь!
- Часть третья, - с сарказмом в голосе объявил Михаил, - в которой манипулятор изображает альтруиста и методично внушает своей жертве, что действует исключительно в ее интересах, пренебрегая своими?
- Я не манипулирую! Правду говорю! Наши с Клавой руки будут совсем не лишними.
- Что и говорить. - подумал Миша. - Аргумент теща выбрала неубиваемый.
- Нам обещали помочь Марго и Вадим. - заявила Лиза.
Аргумент дочери был тоже неубиваемым. Михаил приободрился, а Анна Михайловна приуныла.
- Зачем вам помощь чужих людей, когда есть свои, родные?
- Хватит! - ответила Елизавета Николаевна. - Ты ничего не добьешься! Мы не желаем видеть ни Веру Егоровну, ни ее сестру в своем доме! Их здесь не будет!
- Тогда я останусь в Москве! - рявкнула Анна Михайловна. - А тебе, доченька, я хочу дать добрый совет - не называй этот дом своим!
- Почему? - поинтересовался Михаил. - Все, что принадлежит мне, принадлежит и моей жене.
- Все? - язвительным тоном спросила теща.
- Что Вы имеете в виду?
- Моя дочь так всецело доверяет тебе, что даже с родной матерью разговаривает только в твоем присутствии. Мне интересно - ты так же откровенен с ней, как она с тобой?
- Разумеется.
- Сейчас я докажу обратное! Лиза, знаешь ли ты, что твоему муженьку, кроме квартиры, в которой он прописан, и квартиры, оставшейся от деда, принадлежат еще одна квартира, приобретенная до вашей свадьбы, и три двухкомнатные квартиры, купленные уже после нее?
- Ах, вот ты о чем? - ответила Елизавета Николаевна. - Конечно, знаю. Мы их выбирали вместе и жильцов всегда подбираем тоже вместе.
- Не верю! Ты лжешь! Ты мне никогда ничего об этом не рассказывала!
- А зачем? Чтобы ты немедленно поделилась новостями со своей двоюродной сестрой, а та немедленно начала бы клянчить деньги взаймы без отдачи? Всю жизнь мечтала посадить на шею Мише нашу родню! Кстати, позволь спросить - откуда об этих квартирах узнала ты?
- Не твое дело! - рявкнула Анна Михайловна. - Мать дочери не подотчетна!
- Вера Егоровна помогла?
- Оставь в покое бабушку! Она о тебе беспокоится, а ты, свинья неблагодарная, гадости о ней говоришь!
- Все! Финал! - вмешался Михаил. - Оратория для телефона без оркестра! Теща, хватит орать! Вы свою программу отработали честно. Закругляйтесь! Надоело!
И нажал кнопку завершения разговора.
- Вторая попытка спровоцировать наш развод. - резюмировала Лиза. - Не мытьем, так катаньем. Мне остается только порадоваться тому, что ты не скрывал от меня свои покупки.
- А мне остается порадоваться тому, что моя умная женушка сделала правильное предположение - Ведьма Егоровна пришла в наш дом, зная, какой куш на кону.
После этого разговора Анна Михайловна больше детям не звонила. Они тоже не торопились выходить с ней на связь, но очень интересовались тем, что происходило в ее жизни. За неимением других источников информации им приходилось довольствоваться тем, что рассказывала Нина Константиновна.
Из-за чего у генеральши вдруг случился гипертонический криз, Шапокляк не знала. Сначала Берсеневы не верили в то, что приступ действительно имел место, но Нина Константиновна, в свойственной ей манере все преувеличивать, рассказала, что страшнейший гипертонический криз у Веры Егоровны действительно был и что ей несказанно повезло, поскольку на вызов приехала бригада доктора Лазарева.
Леонид Николаевич хотел госпитализировать старуху в предынсультном состоянии, но она отказалась, заявив, что в больнице ей будет намного хуже, чем дома. Поскольку Анна Михайловна больше к нему не обращалась, а сам доктор Лазарев инициативы лечить "душечку-стервушечку" не проявлял, то в дальнейшем лечении старой ведьмы он участия не принимал и ничего о ее теперешнем состоянии сказать не мог.
Берсеневы были разочарованы скудостью и обрывочностью получаемой от Нины Константиновны информации. Они задавали Шапокляк множество вопросов, но ни на один из них не получили сколько-нибудь вразумительный ответ, поскольку выяснилось, что Анна Михайловна под влиянием матери свела общение с подругой к минимуму, а с Юлией Николаевной не общалась вообще.
Чем три женщины занимались целыми днями, Шапокляк не знала, но рассказывала, что Анна Михайловна очень устает от того, что все домашние дела лежат на ее плечах. Клава ей совершенно не помогает, а Вера Егоровна оказалась на редкость неряшливой особой, постоянно разбрасывающей свои вещи, но требующей в доме стерильной чистоты и порядка. Чтобы удовлетворить требования матери, Анне приходится все время ходить за ней по пятам, как за малым ребенком, подбирая мусор и собирая разбросанные по квартире тряпки.
Кроме того, подруга жаловалась ей, что Вера Егоровна пьет слишком много для своего возраста, причем требует только мартини, которого постепенно, по рюмочке, выпивает за день целую бутылку, а иногда и полторы. Ее сестра предпочитает водку, причем только дорогую, причем много для женщины - около двух бутылок за день - но при этом никогда не пьянеет, и в магазин за спиртным сама ходить не желает.
Когда Анна заводит разговор о том, что неплохо бы им сократить количество выпиваемого спиртного, а также перейти на менее дорогостоящий алкоголь, старая ведьма устраивает истерику, обвиняет Анну Михайловну в том, что она жалеет старухе-матери хороших, качественных напитков, и угрожает дочери, что потом, когда самой Веры Егоровны не будет в живых, той будет очень стыдно за свою жадность.
В гости Анечка Ниночку больше не приглашала, но в телефонном разговоре перед майскими праздниками начала жаловаться на то, что у них с Верой Егоровной начались какие-то крупные неприятности, из-за которых с генеральшей и случился злополучный приступ. Что именно произошло, сама Анна не рассказывала, а на вопросы Шапокляк не отвечала, сославшись на то, что об этом не следует говорить по телефону. Нину Константиновну слова подруги встревожили, и она сама пригласила ее в гости.
Анна Михайловна смогла улизнуть от матери и приехать к Ниночке только девятнадцатого мая. Выглядела она нездоровой и измученной, а на вопросы отвечала уклончиво.
Совершенно не задумываясь о том, что Нина может знать подробности событий, произошедших в их семье, Анна Михайловна со слезами в голосе рассказывала душещипательные истории о том, как обидели ее Лиза и Миша, не пожелав смириться с тем, что в их семью вошла бабушка, не захотев жить с ней под одной крышей и сбежав на дачу потихоньку, по-воровски, поставив мать в известность об этом только тогда, когда дело было уже сделано, словно она им - человек посторонний.
Она плакала, рассказывая о том, как они в экстраординарной ситуации отказались вернуться домой, чтобы помочь ей привести дом в порядок, и, тем самым, бросили ее на произвол судьбы с грозной, но бестолковой и совершенно не ориентирующейся в теперешней жизни старухой-матерью на руках.
Она ужасалась, вспоминая, как они глумились над случившимися с ней неприятностями и теми издевательствами, которые ей пришлось перенести. Особенно возмущало ее то обстоятельство, что Лиза сменила номер мобильного телефона и наотрез отказалась сообщить его матери, принуждая ее общаться с дочерью либо по служебному телефону, либо по телефону зятя, которого теща с некоторых пор люто возненавидела, но обвиняла в том, что это он ее ненавидит. Об истинных причинах Мишиной неприязни она, разумеется, предпочла умолчать.
Она опять расплакалась, когда рассказывала о том, как предпринимала отчаянные попытки вернуть детей домой, как уговаривала, просила и убеждала упрямых самодуров принять в их дружную семью новых членов, но получила отказ, а потом рыдала, рассказывая о том, как они ей хамили, оскорбляли бабушку, выдвигали совершенно неразумные требования и предъявляли разнообразные ультиматумы. Особые претензии она имела к Мише, по ее мнению, настраивавшему Лизу против нее.
Знающей все подробности ее "общения" с Берсеневыми, Нине Константиновне было противно.
Тем не менее, она понимала, что Анна приехала к ней не просто пожаловаться на судьбину свою горькую, а в поисках примирения с детьми, и стала выяснять, какой интерес движет подругой на сей раз.
Причин было несколько, и главная из них оказалась банальной - деньги. За более, чем два месяца, необходимость удовлетворения неразумных запросов Веры Егоровны заставила ее дочь начать тратить свои многолетние сбережения, а тратиться Анна Михайловна не любила.
Вторая причина заключалась в том, что измученной домашними делами женщине очень хотелось переложить свои заботы на плечи взрослой дочери, и жить в таком же комфорте и праздности, как ее мать и тетка. Сможет ли не слишком крепкая здоровьем Лиза выдерживать такие нагрузки, матери было безразлично.
Нина Константиновна выслушала все, что рассказала ей Анна, и наотрез отказалась посредничать при примирении на условиях Анны Михайловны. Просьбы, уговоры и слезы великовозрастной эгоистке не помогли. Как только она поняла, что Ниночка помогать ей не собирается, ее тон изменился.
- Нина, за что ты со мной так жестока? Я ведь считала тебя своей лучшей подругой.
- Я и есть твоя подруга.
- Что-то незаметно.
- Ты думаешь, что друзья нужны только для того, чтобы гладить по шерстке? - поинтересовалась Шапокляк. - Если да, то ты ошибаешься. Друзья существуют и для того, чтобы говорить тебе правду, какой бы горькой она ни была.
- Горького я уже наслушалась от детей. - отрезала Анна Михайловна. - Сейчас мне необходимы понимание и помощь.
- Ту помощь, которую я готова тебе оказать, ты принимать не желаешь, а ломать Лизу и Мишу через колено я тебе помогать не намерена. Не нравится - дверь открыта. Я тебя не держу.
Дважды повторять свои слова Нине Константиновне не пришлось - разгневанная Анна ушла, хлопнув дверью.
Визит Анны Михайловны оставил у Нины Константиновны весьма тягостное впечатление. Больше недели она думала о том, что неплохо было бы поговорить с Юленькой и попросить у нее помощи, но так и не решилась побеспокоить подругу, а двадцать пятого мая Шапокляк стало решительно некогда заниматься делами Анны.
Утром этого дня Нина Константиновна предложила своей невестке, которой до операции кесарева сечения оставалось всего несколько дней, пойти немного прогуляться в парке, находящемся совсем рядом с их домом. День был прохладным и пасмурным. Ниночка, опасаясь того, что может начаться дождь, поначалу не хотела выходить из дома, но свекрови удалось уговорить ее одеться потеплее и вывести на прогулку.
Они очень хорошо провели время - прошлись медленным шагом по тенистым аллеям старинного парка, угостили орешками местных белок, посидели на лавочке у пруда, а также посетили кафе-мороженое и знаменитую на всю Москву пончиковую. Домой женщины возвращались немного уставшими, но очень довольными и предвкушающими, как вечером вся семья будет наслаждаться принесенным ими лакомством. Если бы они знали, что их ждет...
Первая неприятность случилась в нескольких шагах от дома - Нина-средняя сильно испугалась соседского бультерьера, гулявшего без поводка. Свекровь тоже испугалась. Она поспешно увела невестку в дом, успокоила и уложила отдыхать, а сама с опаской прислушивалась к звукам, доносящимся из Ниночкиной спальни, опасаясь, как бы происшествие не повлекло за собой серьезные осложнения.
Время шло, но ничего не происходило. Нина-средняя вздремнула, а, проснувшись, о страшной собаке не вспоминала, чувствовала себя бодрой и пребывала в веселом расположении духа.
Решив, что дневной инцидент обошелся без последствий, Шапокляк успокоилась и защебетала, как ни в чем ни бывало, а когда Ниночка попросила ее не рассказывать Коте и родителям о том, как она испугалась собаки, свекровь, опасавшаяся получить нагоняй от сына, обрадовалась и расцеловала свою золотую девочку. Под вечер, когда пришла с работы Инна Григорьевна и вернулся домой Котя, Нина выглядела вполне здоровой и отдохнувшей.
После ужина Нина Константиновна, оставив Ниночку на попечении мужа и матери, пошла к соседям. У ее приятельницы-соседки Евгении Кирилловны дочь должна была через несколько дней сдавать выпускные экзамены. Родители, желавшие помочь девочке еще раз повторить пройденный материал, попросили Нину-старшую дать ей несколько уроков литературы, на что та с удовольствием согласилась.
Пока она занималась с ученицей, у ее невестки Ниночки начались роды. Сначала опытный врач Инна Григорьевна отнеслась к происходящему спокойно - решила, что схватки ложные и скоро прекратятся, но, буквально в течение нескольких последующих минут, их интенсивность и продолжительность стали нарастать, сильная боль стала ощущаться в спине, а еще через несколько минут у Нины отошли околоплодные воды. Матери стало ясно, что необходимо срочно ехать в роддом.
Всегда невозмутимая Инна на сей раз испугалась и растерялась. Испугался и Котя. Обоим было бы гораздо спокойнее, если бы рядом был Леонид Николаевич, но у него, как назло, как раз в этот день было дежурство. Испуганные мать и муж, не дозвонившись главе семьи, созвонились с врачом, наблюдавшим Нину во время беременности, и срочно повезли роженицу на операцию.
Собираться пришлось второпях. Испуг и растерянность сообразительности никому не добавили. Уходя, Инна и Котя забыли и о том, что Нины Константиновны нет дома, и о том, что в духовке разогреваются пончики, а в гостиной работает телевизор. Они вышли из квартиры и просто повернули ключ в замке.
Находившаяся у соседей Шапокляк не слышала шума за дверью.
Урок продолжался еще около получаса, а потом Нина Константиновна отправилась домой. Сначала она, как обычно, собиралась открыть дверь своим ключом, но, опустив руку в карман, обнаружила, что его там нет. Тогда она нажала на кнопку звонка, но никто ей дверь не открыл. Нина-старшая удивилась.
Из квартиры аппетитно пахло горячими пончиками, за дверью была слышна музыка и мяуканье кошки. Обстановка, на первый взгляд, была мирной, и Шапокляк вначале подумала, что семья не услышала звонок. Она нажала кнопку еще раз, но дверь опять никто не открыл. Тогда женщина решила, что родственники захотели пошутить, и устроила трезвон. Эффект оказался нулевым. Нина Константиновна начала злиться, барабанить в дверь кулачками и громко звать сына и невестку. Эффекта опять не было.
Голосила она долго и истошно. Время шло. Из-за двери все так же была слышна музыка, но пахло уже не горячими, а подгорающими пончиками. Наконец, Шапокляк поняла, что дома никого нет, сообразила - почему, испугалась и решила позвонить сыну. Машинально она вновь опустила руку в карман, но не только ключей, но и мобильного телефона там не было.
- Черт побери, как я, выходя из квартиры, не взяла с собой ключи и телефон? - вслух подумала Нина Константиновна, не замечая, что разговаривает сама с собой. - Старая склеротичка. Дома никого нет - это уже ясно. Похоже, что утренний Ниночкин испуг все-таки спровоцировал роды. Ой, как скверно! Ну почему я не прикусила язык, когда она отказалась идти на прогулку? Зачем уговаривала? Ой, мамочки, ей же недавно доктор сказал, что у нее поперечное предлежание плода! Ой, мамочки, что будет? Как она родит? Она же не сможет разродиться!!!!! По моей вине погибнут обе девочки!!!!!!! Я их убила!!! Я - убийца!!!!!
От этой мысли Шапокляк, с перепугу начисто забывшей о том, что Ниночке должны сделать кесарево сечение, стало дурно. Она прислонилась к стене, чтобы не упасть от головокружения, и попыталась унять охватившую ее нервную дрожь.
Нина-старшая не видела и не слышала, как на ее крики и стук в дверь из соседней квартиры уже вышла та самая Евгения Кирилловна, с чьей дочерью она только что занималась. Она подхватила пошатнувшуюся Нину Константиновну и увела в свою квартиру. Напоив гостью водой и усадив ее в мягкое кресло, она начала ее расспрашивать. Перепуганная Шапокляк, трясясь, заикаясь и путаясь, рассказала ей все.
Услышав, что приятельница осталась в коридоре в домашних тапочках, без ключей, телефона и денег, но с угрозой пожара в квартире, и пойти ей некуда, Евгения Кирилловна задумалась о том, что следует предпринять.
- Нина Константиновна, успокойтесь, сейчас что-нибудь придумаем.
- Ч-что тут придумаешь? Ни к-ключей, ни т-телефона.
- Ничего страшного. Вы можете позвонить с моего аппарата.
- У меня п-плохая память на цифры - я не п-помню ни одного номера. - заикаясь, простонала Нина-старшая.
- Нина Константиновна, дорогая, не переживайте так. Вы можете просто подождать Котю у нас.
- Вы п-понимаете, что роды могут продолжаться очень долго? Как она родит? Женечка, у нее же п-поперечное п-предлежание!!! Она сама родить не с-сможет!!!
- Тихо-тихо-тихо! Не надо так волноваться. На дворе двадцать первый век. Теперь все совсем не так, как в те времена, когда рожали Вы. Ниночке сделают УЗИ, увидят положение ребеночка и произведут кесарево сечение.
Услышав название операции, Нина Константиновна, наконец, вспомнила о том, что у Ниночки с клиникой заключен договор, предусматривающий именно такой способ появления ребенка на свет, и перестала чувствовать себя убийцей собственной внучки, но нервное напряжение от этого не исчезло - несчастная женщина продолжала дрожать, как в лихорадке, и заикаться.
- Все будет хорошо. - продолжала успокаивать ее Евгения Кирилловна. - Все останутся живы. Инна и Леонид Николаевич поехали с ними?
- Инна п-поехала, а Ленечка сегодня на дежурстве.
- Тогда необходимо до него дозвониться.
- Вы п-помните номер? - с надеждой спросила Нина Константиновна.
- Только домашний. - вздохнула соседка.
- А я и домашний не п-помню. Всю жизнь п-пользуюсь записными книжками. Что делать, Женечка? Что делать? - заплакала Шапокляк.
- Самое главное - успокоиться. Часика через три-четыре кто-нибудь из них обязательно появится.
- А если Ниночку з-заставят рожать саму? - заголосила Шапокляк, нашедшая новый повод попереживать.
- Нина Константиновна, не накручивайте себя. Ваша Ниночка заключала договор с роддомом на платные роды?
- Д-да.
- Там кесарево сечение оговорено?
- Д-да. И деньги уплачены.
- Тогда беспокоиться вообще не о чем.
- А вдруг ее д-доктор з-заболела, а д-другой врач н-нарушит ус-словия д-договора?
- Сейчас муж имеет право присутствовать при родах. Он не допустит...
- Да?
- Да, дорогая. Вот Вам и гарантия того, что все будет хорошо. Между прочим, Инна тоже врач, и очень хороший. Она поговорит с докторами приемного отделения, грамотно все объяснит и всего добьется. Нужно только подождать.
- Чего ждать, Женечка? - взвыла Нина Константиновна, сразу нашедшая еще одну причину попереживать. - К-когда сгорим мы здесь к чертовой м-матери? Когда задохнемся в дыму? М-мурку уже можно считать трупом. Бедное животное!
- Почему мы должны сгореть или задохнуться? - удивилась Евгения Кирилловна.
- Они з-забыли выключить газ, и т-теперь в духовке п-подгорают п-пончики. Скоро на лестнице будет дым, а потом п-пожар! Сгорим мы к такой-то матери!
- Вы знаете, в какую клинику повезли Ниночку?
- Конечно. В ту, где она наблюдалась. Мы с ней несколько раз ездили туда вместе.
- Давайте вызовем такси, поедем туда, возьмем у Вашего Коти ключи и вернемся.
- Д-деньги остались в квартире! - взвыла Шапокляк, раскачиваясь из стороны в сторону.
- О деньгах не беспокойтесь - я Вам одолжу.
- Пока мы с тобой п-проездим туда-сюда по п-пробкам, дом уже сгорит! Женечка, у меня там библиотека букинистических изданий. Все п-погибнет!
- Тогда давайте вызовем спасателей.
- Д-давай! К-конечно! - оживилась Нина Константиновна.
- Вы знаете их номер?
- Н-нет. А ты?
- И я не знаю.
- К-кошка задохнется! - вновь истошно заголосила Шапокляк. - Библиотека погибнет! Квартира выгорит! Соседи пострадают! Пожарные зальют нижние этажи! Мне всю оставшуюся жизнь п-придется бутылки собирать, чтобы с соседями и родственниками расплатиться!!!
- Почему Вам? Виноваты не Вы, а те, кто забыл выключить газ.
- Я з-забыла к-ключи. Тоже виновата.
Евгения Кирилловна уже не знала, как успокоить приятельницу.
Наконец, ей в голову пришла удачная мысль.
- Нина Константиновна, дорогая, не драматизируйте происходящее. Все будет хорошо. Сейчас мы позвоним на семь семерок, и все узнаем.
- Что эт-то такое?
- Я не знаю, как он точно называется, но именно по этому номеру в Москве можно найти правду и получить помощь.
И Евгения Кирилловна позвонила. Она описала ситуацию и назвала адрес, а для контакта - свой номер телефона.
Минут через десять в квартире Евгении Кирилловны раздался сигнал домофона - прибыла бригада спасателей, целых пять человек. Пока они под аккомпанемент стонов и испуганных воплей Нины Константиновны, упрашивающей их не разрушать весь дом, с грохотом вскрывали металлическую дверь в уже изрядно задымленном коридоре, прибыл наряд милиции.
Ментов было двое, и они вначале ошибочно, по многолетней привычке разруливать ситуацию в семействе многодетной буйной матери-одиночки, регулярно, по каждому мельчайшему поводу избивающей троих малолетних детей, отправились этажом выше и, только не найдя там очередного дебоша, сообразили, что на этот раз у них вызов совсем в другую квартиру, и не на драку, а на вскрытие дверей.
Нине Константиновне повезло - много дыма и вони было в тамбуре, еще больше - в квартире, но до пожара дело не дошло. Сгорели только пончики - их угольки аккуратно лежали на обуглившемся противне в духовке.
Несчастная кошка с вздыбленной шерсткой сидела на подоконнике в комнате Шапокляк и истошно мяукала, но к себе никого не подпускала - шипела, угрожающе выгибала спинку и норовила укусить хозяйку, когда та пыталась взять ее на руки.
Видя шоковое состояние приятельницы, Евгения Кирилловна не решилась оставить ее одну. Они вместе открыли окна и присели отдохнуть, пока квартира хорошенько не проветрится.
Пока были улажены все формальности, пока Нина-старшая нашла свой телефон, позвонила сыну, узнала, что при помощи операции кесарева сечения на свет уже появилась Нина-младшая, и обсудила свою радость с Евгенией, приехала бригада Мосгаза, и снова пять человек, своим видом скорее напоминавших не скромных тружеников, а бандитов. На сей раз Шапокляк испугалась до такой степени, что начала заикаться "по-взрослому".
- Я в-вас н-не п-приг-глашала.
- Вы спасателей вызывали через семерки?
- Д-да.
- А они вызвали еще и нас. У них такой порядок.
- К-как В-вас м-мног-го. - только и смогла ответить Нина Константиновна, пуская их в дом.
Пока они проверяли газовое хозяйство Лазаревых, домой заехал перекусить Леонид Николаевич. Увидев возле дома аварийную машину Мосгаза и группу любопытных соседок, унюхав прямо на улице запах гари и услышав от "сердобольных" женщин, что в квартире у Лазаревых взорвался газ, имущество сгорело, пожарные залили все квартиры до первого этажа, а всю семью уже увезли то ли в больницу, то ли прямо в морг, он перепугался и не стал ждать лифт.
Бегом поднявшись по лестнице на свой этаж и найдя двери распахнутыми настежь, доктор Лазарев испугался еще сильнее. Второпях споткнувшись о половичок, лежащий у двери и зацепившись ногой за порог, он потерял равновесие и с грохотом ввалился в квартиру.
Услышав матерные вопли Леонида Николаевича, в прихожую выбежала испуганная Нина Константиновна.
Увидев поднимающегося с пола ушибленного родственника, она обрадовалась так, словно он живым пришел с фронта.
- Л-лен-нечк-ка!!! Р-род-дной!!!
На голос хозяина дома осторожно пришла кошка.
Поднявшись на ноги, увидев, что никакого взрыва не было, отряхнувшись, потерев ушибленные места и мысленно хорошенько матюкнув перепугавших его сплетниц, почти успокоившийся Леонид Николаевич добродушно поинтересовался:
- Ты чего заикаешься, старая?
Ответить бедолага не успела - кошка истошно мяукнула, вцепилась коготками в брюки хозяина, бысто-быстро вскарабкалась к нему на руки, прижалась, словно прося защиты, и, наконец, замурлыкала.
- А с блохастой что случилось? Сама ухандокалась - ладно, на то ты и Шапокляк, но как ты животное ухитрилась ухандокать? Чем оно-то тебе помешало?
- П-пойд-дем.
Шапокляк повела его на кухню, где газовщики под надзором Евгении Кирилловны проверяли герметичность системы, и показала обгоревший противень с угольками.
- В-вот!
- Спалила мой ужин и предвкушаешь возмездие?
- Н-нет.
- Тогда объясняй внятно. Что произошло?
- В-вот! - растерянно повторила Нина-старшая.
- Ты решила попасть в Книгу Рекордов, отпраздновав рождение нашей внучки самым необычным способом?
- Н-нет, Л-ленечка, я б-была у с-сосед-дей, а Инночка с К-котей, уезжая, з-заб-были в-вык-ключить г-газ.
Нину Константиновну снова пробрала нервная дрожь.
- Ну и что? Откуда взялись мальчики по вызову?
- Ч-что? Ч-что? Я п-пошла к Ж-жен-нечке б-без к-ключей и т-телефона, а п-пончики ос-стались п-подг-горать в д-дух-ховке и с-сильно д-дымили. П-пр-ришлось с-спас-сателей в-выз-зывать, а м-менты и М-мосгаз с-сам-ми п-приех-хали. Д-двен-надцать ч-чел-лов-век, н-но эт-ти сам-мые с-страшн-ные. В-вот т-тебе и ч-что! А п-пончики с-сгор-рели.
- Да и хрен с ними
- М-мурк-ка д-дымом н-над-дышал-лась и ч-чуть н-не р-рехн-нул-лась.
- Ничего с ней не случится - оклемается твоя Мурка.
- Т-теп-перь з-замок в д-дверях м-менять п-придется.
- Поменяем. Шапокляк, за внучку с тебя бутылка.
- З-за в-внуч-чку - я-я-я-ящик!
На радостях Нина Константиновна была щедра.
- Ты хоть гласными не заикайся. - попросил доктор Лазарев, капая ей в мензурку Валокордин. - На, выпей, сердешная, успокойся и перестань клацать протезами - ты их так к утру разнесешь вдребезги.
- П-пока н-не м-могу. - икнула Шапокляк, покорно выпила лекарство и поморщилась.
- К-какая г-гадость!
- Извини, коньяк весь вылакали.
Кошка принюхалась - запах ей определенно понравился. Она потянулась к мензурке.
- Нет. - сказал ей Леонид Николаевич. - Охреневшим кискам такие блага не положены. У них от такой роскоши попки слипаются. Валерьяночки хочешь?
Мурка возмущенно мяукнула.
Доктор взял блюдечко, налил туда немножко валерьянки и напоил животное.
- Лу-лу-лучше м-молочк-ка б-бы д-дал.
- Какого молочка? Тебе после Валокордина еще пятнадцать минут пить не положено.
- Му-мурке!
- Потерпевшей Мурке Леонидовне на закуску полагается сметана. Кутить, так кутить! Да, блохастая?
Мурка пьяно мяукнула.
- Шапокляк, помилосердствуй, дай человеку закусить.
Нина Константиновна покорно полезла в холодильник.
Через несколько минут сытая и в дупель пьяная кошка уже мурлыкала, лежа в гостиной на диване, а Леонид Николаевич вновь принялся за Шапокляк.
- Ты про ящик водки пошутила?
- Н-нет. - мужественно ответила Нина-старшая, уже пожалевшая о том, что ляпнула, и понявшая, что теперь ей не отвертеться.
- Ловлю тебя на слове, - не упустил своего Леонид Николаевич, - но учти - когда по твоей милости Инка с Юлькой прицелятся к нашим с Толиком головам сковородками, мы покажем на тебя.
Ноябрь 2004 года.
Прошло почти более пяти месяцев.
За трудной для Берсеневых весной последовали не менее трудные лето и осень.
Живущая в доме своего родственника Фаина Кузнецова, с приходом летнего сезона развернула "бурную деятельность". За исключением Берсеневых, которых она обходила стороной, в Поселке не было ни одного жителя, у которого не было бы к ней претензий. Тем не менее, все молчали, поскольку ее братец продолжал свою политику выгораживания сестры.
Все ждали его ухода на пенсию, но он выходить в отставку не собирался. Наоборот, под угрозой устроить аборигенам Поселка, их детям и внукам крупные проблемы с законом, он обложил все дворы данью. Неприятностей не хотел никто, и все жители поселка, скрипя зубами от бессильной ярости, начали дружно платить участковому рэкетиру за то, чтобы он не трогал их близких.
Единственным двором, который и мадам Кузнецова, и ее родственник неизменно обходили стороной, был двор Берсеневых. По сравнению с остальными жителями Поселка, они жили спокойно, но обольщаться склонны не были. Они, по-прежнему, тщательно соблюдали меры предосторожности, ждали каверз и ловушек от Веры Егоровны и мадам Кузнецовой, и считали свою снова тихую, размеренную жизнь затишьем перед новыми ударами.
Первый из них пришел оттуда, откуда его совсем не ждали.
Сразу после Лизиного дня рождения милейший Геннадий Максимович в приватной беседе сообщил ей о том, что собирается продать свой бизнес и уехать из страны навсегда. Понимая, что новый хозяин фирмы обязательно приведет своего главного бухгалтера и в первую очередь уволит ее, но прежде, по устоявшейся традиции российского бизнеса, устроит ей образцово-показательную порку для устрашения остального коллектива, Елизавета Николаевна попросила директора только об одном - дать ей уволиться спокойно.
Она просила немногого - дать ей возможность покинуть фирму на сутки раньше, чем право собственности на бизнес перейдет к новому хозяину.
Геннадий Максимович был глубоко порядочным человеком. Он не обидел Лизу отказом. В результате, уже двадцать четвертого июня Елизавета Николаевна покинула офис фирмы, в которой проработала около пяти лет, навсегда.
В отличие от жены, Михаил был даже рад тому, что ей пришлось уволиться. Он зарабатывал достаточно, чтобы позволить Лизе не работать, и хотел, чтобы она прежде, чем искать другую работу, хорошенько отдохнула и набралась сил.
Отдых у Берсеневых получился своеобразным. В отсутствие Анны Михайловны и Нины Константиновны, они были вынуждены справляться с урожаем вдвоем. В трудах июль и август пролетели незаметно, а в сентябре, когда Миша вновь поехал работать, Лиза обнаружила, что научилась неплохо справляться с хозяйством сама, и теперь может по вечерам дать мужу отдохнуть.
С Ниной Константиновной Берсеневы все лето общались только по телефону и, скрипя зубами от ее занудства, слушали бесконечные умиленные рассказы о том, как растет ее внучка, как устает Ниночка, и как трудно Котя проходит тот самый путь к отцовству, описанный классиком.
За все лето Нина-старшая только один раз отвлеклась от рассказов о внучке - когда узнала, что Анна Михайловна не соизволила поздравить свою дочь с днем рождения. Несколько дней она возмущалась, а потом, когда тема исчерпала себя, вернулась к бесконечным рассказам о том, как покакала Ниночка-младшая.
Только в октябре рассказы Шапокляк перестали быть ванильно-подробными и умильно-занудными, и перестали раздражать Лизу и Мишу.
Дело было в том, что Нине-старшей все-таки удалось уговорить Вадима познакомиться с Машей, и у них после безобразного скандала случился бурный, но скоротечный роман, который продолжался два дня, после чего Димка перевез свои вещи к Мартыновым. Миша радовался за друга, нашедшего вместо ожидаемой холодной стервы, маскирующей свое истинное лицо "легендой" о женской верности, хорошую домашнюю женщину, и хохотал над его похождениями до слез, а Лиза жалела Машку, которой приходилось совсем не сладко.
Сначала ей устроили смотрины "с особым цинизмом" - по договоренности с Ниной Константиновной Марго зачем-то за столом вела себя приблизительно так же, как Вера Егоровна на годовщине свадьбы Берсеневых. Разумеется, нарвалась на грубость.
Лиза хохотала, услышав, что Машка устроила Марго точно такую же выволочку, как сама - генеральше. Даже орала на нее теми же самыми словами.
На этом Машкины злоключения не закончились. На следующий день садюга-ухажер провел ее по местам их прогулок с его братом, заставил побывать на месте его гибели, увидел ее реакцию, и, едва отдышавшуюся, потащил дальше, не пощадив ее травмированных в той аварии ног и спины.
Над тем, как Вадим, прислушавшись к Мишиным советам и взяв на вооружение его наиболее удачные фразы, на третий день знакомства взял девушку на абордаж, Берсеневы хохотали вместе, и смешили Шапокляк своими воспоминаниями о том, в каком бешеном темпе этот тоже мимолетный период прошел у них.
В гости к Лизе и Мише Нина Константиновна выбралась только вечером в пятницу, двенадцатого ноября. Сидя в электричке, она предвкушала спокойные выходные, пару ночей без детского крика и то, как будут смеяться Берсеневы над ее рассказами о том, как забавно складывается семейная жизнь Вадима с Машкой.
Ее надежды на отдых рухнули в тот момент, когда она увидела расстроенные лица хозяев дома.
- Ребята, что случилось?
- Нам сегодня звонила Анна Михайловна. - ответил Миша. - Она хочет прописать Веру Егоровну с Клавдией в свою квартиру и требует, чтобы Лиза подписала согласие на прописку.
- Началось! - охнула Шапокляк. - Я звоню Юлии!
- В этом нет необходимости. - ответил Михаил. - Мы с ней уже разговаривали.
- Что она ответила? - напряженно спросила Нина Константиновна.
- Сказала, что часам к десяти вечера приедет к нам.
- Отлично.
- Она сказала, что сможет остаться у нас до понедельника, поскольку, на наше счастье, Анатолий Александрович в эти выходные будет очень занят, и освободится не раньше, чем утром в понедельник.
- Так и сказала? - улыбнулась Шапокляк.
- Угу. - ответила Лиза. - Только мне непонятно, чем он может быть так занят. У нас пенсионеров уже начали в командировки посылать?
- Что-то в этом роде. - хмыкнула Нина Константиновна. - Но об этом - потом, а сейчас расскажите мне все сначала, и поподробнее.
И Берсеневы рассказали о том, как приблизительно за полтора часа до приезда гостьи у Миши ожил мобильный телефон.
Звонила теща.
- Миша, дай мне поговорить с Лизой.
- Она слышит Вас. Говорите.
- Лиза, нам с тобой необходимо встретиться как можно быстрее. Желательно - сегодня.
- Зачем?
- Тебе нужно подписать документы.
- Какие?
- Согласие на прописку. Я хочу прописать бабушку с Клавочкой к нам.
- Мало ли, чего ты хочешь! Я своего согласия не дам и ничего подписывать не буду, а если ты попробуешь подделать мою подпись, обещаю - тобой, Верой Егоровной и Клавдией займется Юлия Николаевна.
Миша схватил первый попавшийся клочок бумаги, что-то торопливо написал и протянул его супруге.
"Осторожно! Включай дурака - ты ничего не знаешь." - прочла Лиза. Она кивнула головой и продолжила разговор с матерью.
- Ах, так? - гаркнула Анна Михайловна.
- Да, так! Я не дам лишить себя жилплощади!
- Никто тебя ничего не лишит!
- Какую "песенку" они тебе спели на сей раз? Жалистную?
- Лиза, имей совесть!
- К моей совести взывать ты с некоторых пор стала большой мастерицей. А к своей ты взываешь? Или она у тебя сгорела в огне дочерней любви?
- Лиза, пожалей бабушку - она попала в трудную ситуацию. Ей очень нужны деньги. Много денег. У меня такой крупной суммы нет, а вы с Мишкой, хоть у вас и есть, точно не дадите.
- Совершенно верно. Не дадим ни копейки.
- Достать деньги бабушка может только одним способом - их с Клавой квартиру придется продать. Другого жилья у них нет. Если мы с тобой не пропишем их к себе, они станут бомжами. Неужели ты думаешь, что я смогу допустить, чтобы у моей матери не было крыши над головой?
- Я понимаю, что с некоторых пор к твоей памяти взывать бесполезно. - ответила Лиза. - Ты давно забыла о том, как, выгоняя тебя из дома, Вера Егоровна не задумывалась о том, будет ли у нас с тобой крыша над головой и кусок хлеба на обед.
- Лизанька, надо уметь прощать.
- Прощать и забывать - не одно и то же. Если забывать, можно всю жизнь спотыкаться на одном и том же месте.
- Теперь бабушка нас никуда выгнать не сможет.
- Еще как сможет!
- Лиза, не говори глупости.
- А ты подумай. Вспомни, как она рассказывала о том, что генеральские апартаменты она прогуляла, дачу с машиной и коллекцию живописи - тоже. Сделай, наконец, вывод о том, что теперь она собирается спустить квартиру в Кондратьевском переулке и вплотную заняться нашей.
- О чем ты?
- О том, что она снова отберет у нас крышу над головой. Ей не слишком жирно будет?
- Это Мишка тебя так настраивает?
- Оставь в покое Мишу! Сколько раз можно повторять? Я не музыкальный инструмент, чтобы меня настраивать.
- Лизанька, ну чего ты боишься? Бабушка уже старая. Ей нужны только крыша над головой, стакан чая и кусок хлеба.
- С черной икрой. - съязвила Лиза. - И одна-две бутылки мартини в день.
- Лизанька, пожалей ее, девочка.
- Щаззз! Пустил заюшка лисоньку к себе в избушку... Насколько я помню, она его не пожалела.
- Чего ты боишься? Что твой муж бросит тебя, и тебе негде будет жить? Не бойся - при разводе ты получишь половину совместно нажитого имущества, в том числе, и одну из квартир, купленных им после свадьбы.
- Откуда такие глубокие знания законодательства? - язвительно поинтересовалась Елизавета Николаевна. - Вера Егоровна вынашивает планы развести нас с Мишей, выманить у меня деньги и употребить их на пропой души?
- Прекрати говорить гадости о моей матери!
- А ты прекрати говорить гадости о моем муже!
- А ты прекрати упрямиться. Твои страхи напрасны - квартира у нас муниципальная, с ней ничего не случится.
- Да? Не уверена.
- О чем ты?
- Как только ты их пропишешь, Вера Егоровна начнет тебя уговаривать приватизировать жилье под предлогом того, что мы живем в пятиэтажке, подлежащей сносу.
- И будет абсолютно права. В нашем с тобой случае приватизация имеет смысл. При переселении из муниципальной квартиры мы получим жилплощадь по социальной норме, то есть однокомнатную или, в самом лучшем случае, двухкомнатную квартиру, а, будучи собственниками, мы получим столько комнат, сколько у нас есть сейчас. Соображаешь?
- А ты соображаешь, что, если Вера Егоровна и Клавдия будут у нас прописаны, то при приватизации они получат в нашей квартире свою долю?
- Ну и что?
- Их двое, нас - тоже двое. Каждой будет принадлежать одна четвертая часть жилплощади. Таким образом, ты сначала добровольно отдашь одну половину квартиры, а потом родственнички устроят тебе такую "веселую" жизнь, что вторую половину ты отдашь только ради избавления от проблем.
- Опять ты придумываешь нелепые страшилки и говоришь гадости про бабушку. Даже если допустить, что мы со временем приватизируем квартиру на четверых, ничего страшного не случится. Чего нам бояться? Мы ничего не теряем.
- Сомневаюсь.
- Бабушка уже старая. Я ее единственная наследница. Клава тоже немолода. Сколько они проживут?
- А потом объявится наследник...
- Я - единственная бабушкина наследница.
- Может быть, ты и у Клавдии единственная наследница?
- Ты имеешь в виду ее сына?
- Вот именно.
- Если ты боишься претензий со стороны Феди, давай приватизируем нашу квартиру на двоих, а потом я пропишу бабушку и Клаву. Такая прописка даст им право жить в нашей квартире, но не даст ему права унаследовать долю.
- Попробуй им предложить такой вариант и убедись, что они на него не польстятся.
- А вдруг он их устроит? Тогда ты согласишься?
- Нет. Наша квартира останется муниципальной до тех пор, пока Вера Егоровна не уберется из нашего дома навсегда.
- Тогда при переселении мы потеряем две комнаты.
- Все равно я документы не подпишу.
- Почему?
- Потому что, учитывая твое самодурство и подлость твоих протеже, это - единственный шанс сохранить хоть какое-то жилье.
- Они - не протеже, они - наши ближайшие родственницы.
- Мама, ты ничегошеньки не знаешь о Вере Егоровне и Клавдии, кроме той лжи, которую они выдают за правду.
Миша нахмурился. Лиза успокаивающе улыбнулась и продолжила разговор с матерью.
- Ты знаешь больше?
- Пока нет, но надеюсь узнать.
- Откуда?
- Юлия Николаевна сказала, что нарыла что-то интересное. Давай сделаем так - завтра, во второй половине дня, ты приедешь к нам. Мы спокойно сядем и поговорим. Обещаю - ты узнаешь много нового о своих родственничках.
- После этого ты подпишешь согласие?
- Если ты этого захочешь...
- Наконец-то прозвучала первая здравая мысль.
Лиза сделала вид, что не слышала этого замечания.
- Значит, договорились. Завтра, во второй половине дня, ты приедешь к нам.
- Лучше вы - к нам.
- Тебе надо - ты и поедешь.
- Хорошо. Завтра мы приедем.
- Не вы, а ты. - перебила Анну Михайловну Лиза. - Одна.
- А бабушка?
- Эту парочку мы с Мишей видеть не желаем. Предупреждаю - если ты сделаешь по-своему и притащишь их с собой, мы возьмем твоих спутниц за шиворот и выкинем на улицу пинками под зад. Уразумела?
- Чем бабушка тебе помешает? Она что, вынюхает весь воздух?
- Тебе не надоело при каждом удобном случае повторять одну и ту же глупость?
- Тогда почему ты отказываешь ей в праве присутствовать при нашем разговоре?
- При них с Клавдией разговора не получится.
- Почему? Предпочитаешь оклеветать их так, чтобы они ничего не слышали и не могли возразить?
- Ты задаешь слишком много вопросов. Завтра все узнаешь.
- Завтра во второй половине дня я приехать не смогу.
- Почему?
- Послезавтра у бабушки день рождения. Завтра мы с Клавой будем готовить праздничный стол. Давай сделаем так - послезавтра вы с Мишей приедете к нам с букетом цветов, поздравите именинницу...
- Нет. - перебила Анну Михайловну Лиза. - Если тебе так необходимо, чтобы документы были подписаны как можно скорее...
- Необходимо. - перебила Лизу мать. - Твое разрешение на прописку должно стать подарком бабушке к дню рождения. Представляешь, как она обрадуется?
- Еще бы! Получить в подарок половину квартиры!
- Лиза! Думай, что говоришь!
Елизавета Николаевна сделала вид, что пропустила окрик матери мимо ушей.
- Завтра мы ждем тебя к четырем часам пополудни. Одну. Точка. Другие варианты не предлагать.
И нажала кнопку завершения разговора.
Когда она положила трубку, Миша спросил:
- Что ты наделала? Неужели нельзя было подождать до приезда Анны Михайловны?
- Если бы я не заинтересовала ее обещанием что-то рассказать, она бы не согласилась приехать. Талдычила бы одно и тоже на разные лады, а потом устроила бы обычный скандал. А так - завтра мы, возможно, получим возможность открыть ей глаза.
- Если Вера Егоровна слышала ваш разговор, то она под любым предлогом не выпустит твою мамашу из дома.
- У матери в телефоне нет громкой связи, так что разговор наш Ведьма Егоровна слышать не могла.
- Если Анна Михайловна не заменила свой агрегат на новый.
- Она не будет сама тратиться на новый аппарат до тех пор, пока окончательно не выйдет из строя старый.
- Ты думаешь, что Анна Михайловна, поговорив с тобой, ничего не расскажет мамаше? Сама подумай - ей, как минимум, придется объяснить, почему в такой ответственный день она вдруг все бросает и уезжает к нам.
- Пусть рассказывает.
- Ты наболтала много лишнего. Вера Егоровна догадается, о чем ты собираешься рассказать матери.
- Откуда бы ей догадаться?
- Я же говорил Кузнецовой, что мой приятель служит в милиции в немалых чинах, которые предполагают большие возможности.
- Не думаю, что она сможет предположить, насколько они серьезны.
- Откуда такая уверенность?
- Если бы она хоть на секундочку смогла предположить такое, они с Клавдией давно бы уже нашли причину рассориться с моей мамашей навсегда, и убрались бы, поджав хвосты, в свою берлогу.
- А, если она не только не отпустит Анну Михайловну к нам, но и ускорит события?
- Не успеет. Возможности у нее теперь не те...
- Не забывай - Кузнецова находится очень близко. На худой конец, Ведьма Егоровна может задействовать ее. Как вариант...
- Миша, нельзя прожить всю жизнь на осадном положении. Когда-то ситуация должна разрешиться. Так почему не сейчас, когда нам, кажется, уже завтра представится отличная возможность поговорить с матерью без посторонних?
- Ты решила рискнуть?
- Скорее, воспользоваться предоставленной Свыше возможностью... Считай, что я сделала тот самый выбор.
Анна Михайловна приехала около четырех часов пополудни.
Первый щелчок по носу она получила, когда обнаружила, что ее ключи не подходят к замкам от калитки. Пришлось ей воспользоваться домофоном. На участок зять ее пустил, но встречать не вышел. Вдвойне обиженная теща с видом оскорбленной добродетели прошествовала по дорожке и вошла в дом.
В гостиной, она нашла не только чету Берсеневых, но и Юлию с Ниной Константиновной. Вся компания весело обсуждала прелестное розовое шелковое платьице с оборочками и такую же шапочку, которые Шапокляк купила для внучки и привезла похвалиться. Увидев Анну, все умолкли.
- Батюшки, какая великолепная компания! - съязвила Анна Михайловна.
- Какая есть. - ответила Лиза.
- Надо мной смеялись? - с апломбом поинтересовалась мать. - Напрасно.
- Ты совсем рехнулась? - отозвалась Юлия. - Уйми свою манию величия. У нас достаточно поводов посмеяться и без тебя.
- Очень хорошо, что ты здесь, Юлия. - надменно произнесла Анна Михайловна. - Надеюсь, что ты объяснишь моей безмозглой дочери, что я не предлагаю ей делать ничего такого, что могло бы ей повредить. Или мне рассчитывать на твою помощь не стоит?
- Когда ты будешь права, помогу с удовольствием, - с достоинством ответила Мартынова, - но вся беда в том, что ты опять хочешь угодить Вере Егоровне, не задумываясь о последствиях, которые может повлечь за собой твой поступок. В данном случае Лиза заботится не о себе, а о том, чтобы ты не наделала глупостей.
- По-твоему, прописать к себе мать - это глупость?
- Ответ на твой вопрос будет долгим. Устраивайся поудобнее.
- Сегодня я не расположена к долгим разговорам. - важно произнесла Анна Михайловна. - Завтра - день рождения моей матери. У меня много дел и мало времени.
Она достала из сумки папку с документами и положила ее на стол.
- Меня вполне устроит, если Лиза подпишет документы немедленно. Тогда я успею на ближайшую электричку.
Елизавета Николаевна расхохоталась.
- Я сказала что-то смешное? - надменно поинтересовалась у нее мать.
- Вы весьма удачно пародируете манеру поведения Веры Егоровны. - ответил Миша, едва сдерживая смех.
- Чтооо??
- Аня, дети заметили, что ты подражаешь манере поведения Веры Егоровны, - объяснила Нина Константиновна, - но, поскольку вы с ней находитесь в разных весовых категориях, вместо павы у тебя получается напыщенная Квака-задавака. Выглядят твои потуги комично - вот они и смеются.
- Я не желаю, чтобы надо мной потешались! - рявкнула Анна Михайловна. - Я не для этого сюда приехала!
- Тогда вспомни, что ты - не императрица Анна Иоанновна, а пенсионерка Анна Михайловна, и сними корону. - посоветовала ей Шапокляк.
- Я не собираюсь слушать твои глупости! - с нескрываемым высокомерием ответила ей Анна Михайловна. - И, тем более, не собираюсь с тобой пререкаться! Я вообще не к тебе приехала! Мне нужно, чтобы Лиза подписала документы! И она их подпишет, нравится ей это или нет!!!
- Лиза подпишет бумаги только в том случае, если ты выслушаешь все, что тебе полагается узнать. - вмешалась в разговор Юлия Николаевна.
- Это ультиматум? - повысила голос Анна Михайловна.
- В известном смысле - да. - ответила полковница.
- Ты - член семьи?
- Нет.
- Тогда по какому праву ты имеешь наглость объявлять мне ультиматумы?
- По праву полковника милиции. В данный момент я нахожусь не в гостях, а на службе.
- Даже так?
- К сожалению.
- Что будет, если я откажусь выполнить твое условие и потребую немедленного подписания документов?
- Я приглашу своих коллег. Ты будешь задержана на 48 часов.
- За что?
- Узнаешь. Все узнаешь, в том числе и то, что я собираюсь рассказать тебе сегодня, в домашней обстановке. Узнаешь в принудительном порядке в ходе допроса в кабинете следователя. Далее - по обстоятельствам... Гарантировать могу только одно - на дне рождения Седовой тебе выпивать не придется.
- Ты шутишь?
- Нет.
Анна Михайловна уселась за стол в гостиной.
- Я слушаю очень внимательно.
В ее голосе прозвучали одновременно спесь и обида.
- Где твое Свидетельство о рождении? - поинтересовалась полковница.
- Какое тебе дело?
- Где твое Свидетельство о рождении? - повторила вопрос Юлия Николаевна.
- Это допрос?
- Пока - беседа.
- Даже так?
- Где твое свидетельство о рождении? - в третий раз спросила Мартынова.
- Разумеется, у мамы.
- Оно всегда хранилось у нее?
- Нет. Раньше все документы хранились у папы.
- В ящике, запиравшемся на замок, ключ от которого был только у твоего отца?
- Откуда ты знаешь?
Юлия Николаевна пропустила вопрос мимо ушей.
- Ты когда-нибудь видела свою метрику?
- Нет, а зачем?
- Даже, когда получала свой первый паспорт?
- Нет.
- Как ты заполнила документы?
- Бумаги папа заполнил сам, а я только расписалась.
- Почему он заполнил документы сам?
- Чтобы я не испортила бланк. Почему ты этим интересуешься?
Юлия Николаевна опять пропустила вопрос мимо ушей.
- Посмотри дубликат своего Свидетельства о рождении.
Мартынова протянула Анне Михайловне ксерокопию документа.
Анна бегло проглядела бумагу и равнодушно отложила ее в сторону.
- Анна, внимательно посмотри графу "мать".
- Анна Платоновна Седова. - прочла Анна Михайловна. - Ну и что?
- Аня, посмотри внимательно - здесь матерью значится Анна Платоновна, а не Вера Егоровна. Ты понимаешь, что это значит?
- Это не моя метрика.
- Тогда посмотри графу "отец".
- Ну и что? Значит, в графе "мать" допущена ошибка.
- Нет, не допущена. Увидев такую интересную запись в твоей метрике, я запросила архивы и выяснила, что твоей матерью действительно была первая жена твоего отца, Анна Платоновна Седова, урожденная Муромцева.
- Сейчас ты мне расскажешь о том, как она сбежала от моего отца с любовником, бросив меня на произвол судьбы?
- Нет. Она умерла, рожая тебя. Посмотри документы.
Обозрев документы, Анна Михайловна спросила:
- Тогда откуда взялась Вера Егоровна?
- С Верой Егоровной твой отец познакомился только через год после твоего рождения, когда его перевели служить в Москву, а она уже несколько месяцев работала домработницей у твоего деда. - ответила Юлия Николаевна. - А женился он на ней, когда тебе было уже почти три года.
- Не может быть!
- Посмотри документы.
Юлия протянула Анне Михайловне бумаги.
Анна долго читала, потом молчала, а потом вдруг заявила:
- Нужен анализ ДНК.
- Пожалуйста. - Юлия протянула ей ксерокопию еще одного документа. - Материал для анализа был взят у вас в отделении милиции. Помнишь - у вас брали на анализ кровь из вены?
- Да. Помню. Как ты догадалась назначить анализ?
- Какая тебе разница? Догадалась. Смотри результаты.
По обозрении и этого документа, изумлению Анны Михайловны не было предела.
- Получается, что она мне - не мать, а мачеха?
- Получается.
Анна молча взяла сигарету. Выкурив ее, она взяла вторую, потом третью. Когда дело дошло до пятой сигареты подряд, Миша отобрал у нее всю пачку.
- Остановитесь. Иначе у Вас будет отравление никотином.
Теща молча встала и ушла на веранду, уже застекленную на зиму.
Пробыла она там долго. Берсеневы и их гости ей не мешали, наблюдая за происходящим через полуоткрытую дверь.
Анна Михайловна не включала освещение. Она долго сидела за столом, потом встала и долго молча стояла у окна, словно пытаясь что-то разглядеть в темноте ноябрьской ночи.
В луче света, падающего на веранду из гостиной, было видно, как вздрагивают в беззвучном плаче ее плечи. Потом она вновь села за стол, опустила голову на руки и опять долго сидела, не шевелясь.
Когда она вернулась в гостиную, только покрасневшие, распухшие глаза свидетельствовали о том, что эта женщина недавно горько плакала. Для окружающих она снова была спокойна и "застегнута на все пуговицы".
- Тебе стало полегче? - участливо спросила Нина Константиновна.
- Более-менее. - ответила Анна Михайловна уже без апломба в голосе.
Ты хоть понимаешь, что открывшееся обстоятельство меняет ситуацию? - поинтересовалась Юлия Николаевна.
- Не торопись делать выводы. Ты нашла документы об усыновлении?
- Нет. Я искала, но таковых не существует. "Их сиятельство" усыновить тебя не изволили.
- Тогда я вынуждена согласиться с тобой - ситуация меняется. Единственной наследницей является Клава, а не я.
- Клавдия Увадьева - не единственная наследница Седовой...
- Ты хочешь сказать, что есть и другие наследники?
- Постепенно включаются мозги. - констатировала Юлия. - Обнадеживает. Кроме твоего брата Сергея, у нее есть еще трое добрачных детей - один сын и две дочери, которых она записала на свою фамилию и дала свое отчество. В графе "отец" у всех троих стоит прочерк. Со старшей дочерью Веры Егоровны ты хорошо знакома - это Клавдия, которая выдает себя за ее сестру. Посмотри дубликат ее Свидетельства о рождении. Не знаю, знакома ли ты с младшей, но слышала ты о ней точно. Ее зовут Фаиной Кузнецовой. Посмотри копию ее Свидетельства о рождении.
- Я никогда не слышала о ней.
- Дааа? Ты никогда не слышала о местной пьянчужке, досаждающей всему Поселку? Сомневаюсь.
- Ах, вот ты о ком...
- Да. Между прочим, это она по инициативе Веры Егоровны несколько раз звонила Лизе, представляясь любовницей ее мужа. С твоего, кстати, благословения.
- Клевета.
- Тебе дать послушать запись вашего разговора, или сама дурака выключишь?
Анна замолчала, злобно глядя на Юлию Николаевну.
- Ты мне глазки не строй. У меня все доказательства на пленочке записаны.
- Кто записал? Зятек?
- Какая разница? Главное - запись имеется. Вот тебе заключение эксперта. Хочешь сделать еще одну экспертизу?
- Зачем?
- Пусть эксперт определит, твой голос записан или нет. Хочешь?
- Нет.
- Правильно, но учти - мы не знаем, как будут развиваться события. Голосовая экспертиза со временем может стать необходимой. Продолжим. Старший сын Веры Егоровны - двойняшка с Клавдией. Зовут его Николаем. Он, в свое время, был кадровым военным. Теперь давно в отставке. Занимается бизнесом. Посмотри его Свидетельство о рождении и другие документы.
Анна Михайловна надолго задумалась. Когда она вновь заговорила, от былой спеси не осталось и следа.
- Получается, что у Веры Егоровны есть трое законных наследников, а мне нагло лгали?
- Совершенно верно - тебя ввели в заблуждение при помощи очень удачной домашней заготовки.
- Наверняка, не один день всем семейством "трудились". - язвительно заметила Лиза.
- Вполне вероятно. - согласилась Мартынова. - Я тоже сначала считала, что отбирать квартиру у дочери в пользу сводной сестры неестественно. Скажи спасибо Лизе. Это она упрямо настаивала на том, что все не так просто, как кажется на первый взгляд, и выдвинула дельную версию...
- Лиза?! - ахнула Анна Михайловна.
- Тебя это удивляет?
- Пожалуй, нет. Она в любой ситуации начинает строить теории, но почти всегда неверные.
- На сей раз ее теория оказалась дельной. Давай продолжим.
- Получается, что Вера Егоровна хотела присвоить нашу квартиру?
- Скорее всего, она хотела получить все имущество - и ваше с Лизой, и Мишино.
- О том, что у Миши есть дача, она узнала только на моем дне рождения.
- Тогда ответь мне, откуда ты узнала о том, что у Михаила, кроме того имущества, о котором он вам с Лизой рассказывал сам, есть и другое, о приобретении которого дети тебе не сообщали?
- Юлия, если ты действительно располагаешь записью того разговора, то знаешь, кому первому пришла мысль о том, что нужно развести Лизу с Мишей.
- Знаю.
- Идея приблизительной оценки суммы денег, которая будет причитаться Лизе при разделе имущества, принадлежит тому же лицу.
- Твоей мачехе?
- Да. Она же нашла специалиста, который собрал необходимую информацию.
- Она разговаривала с ним при тебе?
- Нет. Я в это время ходила в супермаркет.
- Он передал ей отчет в распечатанном виде?
- Да, конечно.
- Это произошло в твоем присутствии?
- Нет.
- Ты опять была в магазине?
- Да. Я оставила Вере Егоровне деньги на выплату гонорара и ушла за покупками, а, когда вернулась, отчет уже лежал на столе.
- Ты вообще видела этого деятеля?
- Нет. Почему ты задаешь так много вопросов?
- Пытаюсь определить вероятность того, что Седова пришла на первую встречу с тобой, будучи уже полностью в курсе имущественного положения вашей семьи.
- Я опять оказалась права? - спросила Лиза.
- Очень похоже. - ответила Юлия Николаевна.
Анна Михайловна вновь задумалась.
Полковница дала ей время на размышление, а потом поинтересовалась:
- Ну как? До чего ты додумалась?
- До того, что ты несешь ахинею!
- Хочешь доказать обратное? Прошу.
- Твои намеки на то, что Вера Егоровна собиралась реализовать сложную схему отъема имущества, предполагающую последовательное убийство троих людей, абсурдны. Максимум ее возможностей - прописка в нашей квартире и приватизация с последующим наследованием доли ее детьми. На все остальное у нее не хватило бы ни денег, ни времени, ни связей в криминальных кругах!
- Я тоже так думала, пока не обнаружила, что владелец частной охранной структуры, охотно занимающейся, в том числе, и темными делишками, приходится Вере Егоровне родным сыном, а Клавдии - братом-двойняшкой. Что ты теперь скажешь о ее возможностях?
Анна Михайловна побледнела.
- Не может быть!
- Очень даже может. - продолжила Мартынова. - У нее было почти все необходимое, чтобы реализовать подобный план так, чтобы преступление выглядело чередой несчастных случаев - быстро, аккуратно и малозатратно.
- Почему - почти?
- Квартира у вас муниципальная. Чтобы ее получить, тебя необходимо склонить к приватизации. Кроме того, для того, чтобы унаследовать твое имущество, ей необходимо было уговорить тебя написать завещание в ее пользу.
- Потому, что я ей - не дочь?
- Да. Только поэтому Вера Егоровна возобновила отношения с тобой - кроме нее никто не смог бы уговорить тебя сделать ни то, ни, тем более, другое. Ей необходимо было изобразить несчастную раскаявшуюся мать - она ее изобразила, а ты "повелась".
- Почему ты говоришь так уверенно, словно излагаешь доказанные факты?
- Потому, что все факты почти доказаны - не хватает только показаний самой Веры Егоровны и ее детей.
- Как ты смогла все это доказать? Этими бумажками?
- В том числе...
- На основании этих дубликатов можно выдвинуть версию, но не доказать ее. Я хочу знать наверняка!
- Мало ли, чего ты хочешь? Я не имею права открывать тебе информацию, предназначенную для служебного использования.
- Я настаиваю!
- Пошла ты...
- Ну, хоть намекни...
- Хорошо. Один нюанс расскажу. Помнишь, у Веры Егоровны в апреле сильно поднялось давление?
- Конечно. Я думала, что она не поднимется.
- Она говорила тебе, почему с ней случился приступ?
- Да. Она перенервничала из-за того, что ее начали преследовать коллекторы.
- На самом деле она психанула из-за того, что был задержан, а потом и арестован ее сын Николай. Во всяком случае, если проследить хронологию событий, получается именно так.
- Я не могу в это поверить.
- Посмотри копии документов и сравни даты.
Анна Михайловна внимательно прочла документы.
- Ну как? - поинтересовалась полковница. - Получается?
- Пожалуй. - неуверенно ответила Анна.
- Ты в чем-то сомневаешься?
- Получается, что Вера Егоровна хотела отдать квартиру в Кондратьевском переулке сыну Клавдии, а сама собиралась жить у нас?
- Анна, я не знаю, как она собиралась воспользоваться присвоенным имуществом. Естественно, она собиралась получить выгоду, но какую именно, знает только она сама. Вариантов много. Уверена я только в одном - сама Вера Егоровна собиралась жить в генеральской квартире.
- Да, но мама... - Анна Михайловна запнулась. - Вера Егоровна говорила, что продала отцовскую квартиру.
- Врет. Она не продавала генеральские апартаменты. Они находятся у нее в собственности. Посмотри документы. Обрати особое внимание на то, что справки датированы сентябрем-октябрем 2004 года.
Пока Анна читала очередную порцию бумаг, Юлия продолжала:
- Из всего имущества Седовых она продала только дачу, требовавшую денег на содержание, но не приносившую никакого дохода, чтобы купить квартиру в Кондратьевском переулке, в которой живут арендаторы.
- Она мне рассказывала о том, что взяла кредит в банке, чтобы возместить соседям по Кондратьевскому переулку ущерб от залива горячей водой, который по вине Клавдии случился прошлым летом. Рассказывала, что в их квартире был потоп, что кипяток хлестал прямо с балкона, что были залиты пять нижних этажей, что не только у нее, но и у соседей вздулись полы и отклеились обои. О потолках и мебели и говорить нечего...
- Врет.
- Она рассказывала, что у нее нет денег не только на погашение кредита, который ей пришлось взять, чтобы расплатиться с соседями, но и на уплату процентов по нему, и теперь на нее "наезжает" коллекторское агентство, которое требует возвратить долг, возросший многократно. Она говорила, что скрывается у нас.
- Опять врет.
- Но они нашли ее, стали звонить, угрожать, а потом потребовали деньги и с меня!
- Ты с ними разговаривала?
- Да.
- Голоса были мужскими?
- Нет. Мне звонила женщина. Правда, такая особа стоит дивизии мужиков.
- Да? Любопытно. Она звонила на городской телефон?
- Да.
- А на мобильный?
- Тоже. Я думала, что сойду с ума...
- Дай мне свой аппарат.
Анна Михайловна вынула из сумочки телефон и передала его Юлии.
Лиза улыбнулась и передала Мартыновой свой старый аппарат.
Полковница посмотрела списки контактов в обоих телефонах и презрительно фыркнула.
- Грубо работает.
- Сэкономила на бутылку? - поинтересовалась Лиза.
- Похоже...
- О чем вы? - спросила Анна Михайловна.
- Насчет того, что из нее "вышибают" долги, мачеха тебе тоже солгала. Имя звонившего тебе "коллектора" - Фаина Кузнецова. С этого же номера в марте месяце она терроризировала Лизу.
- Зачем Вере Егоровне потребовалась эта ложь?
- Чтобы убедить тебя прописать "мамашу с теткой" к себе и, впоследствии, "отжать" у вас с Лизой хотя бы это имущество. Сын-то уже сидит и, вероятно, будет сидеть долго...
- За устранение четвертого наследника? - поинтересовалась Лиза.
- Если удастся доказать.
- А если - нет?
- У него и без этого будет несколько вполне "взрослых" статей.
- Даже так? Однако!
- Она же говорила, что продаст квартиру в Кондратьевском. - перебила Елизавету Николаевну мать.
- Не собиралась она ничего продавать. Не со-би-ра-лась! Понятно?
- Получается, что я пустила в свой дом аферисток?
- Получается.
- Нет, Юлия, не получается.
- Что тебя смущает?
- Я встретила Клавдию на улице Горького случайно. Она никак не могла знать, что я окажусь там именно в это время и в этот день. Тем не менее, она уже тогда рассказывала о том, что Вера Егоровна осталась совсем одна, очень хочет иметь рядом родную душу и сожалеет, что когда-то обошлась со мной так жестоко.
- А если допустить, что разговор о тебе у них к тому времени уже был? Если допустить, что при помощи старшего сына Седовой они к тому времени уже выяснили имущественное состояние вашей семьи? Если предположить, что ты попалась Клавдии под руку очень вовремя, и она, увидев, что жертва сама идет к ним в руки, сходу начала импровизировать?
- Допустим. Тогда скажи, почему Вера Егоровна позвонила мне только через три месяца?
- Когда-нибудь, надеюсь, мы ее об этом спросим.
- Не знаешь?
- Доподлинно не знаю, но предполагаю, что сначала они ждали, когда на связь выйдешь ты, а, не дождавшись, потратили время на разработку операции "мамаша", чтобы бить уже наверняка в самые чувствительные места.
- Выходит, они все лгали про Лизу с Мишей?
- Совершенно верно, а ты безоговорочно верила в любую ложь.
- Не могла же я предположить, что пожилые люди могут вот так бессовестно лгать.
- Зато ты, воспитав Лизу и прожив с ней под одной крышей всю ее жизнь, с легкостью смогла поверить в то, что твоя дочь способна делать то, что ей совершенно несвойственно.
- Именно потому, что ты не жила с ней под одной крышей, ты думаешь, что Лизе не свойственна агрессия, а я точно знаю, что очень даже свойственна. Ты не видела ее в деле.
- Не всегда резкость по отношению к собеседнику является агрессией. - заметила Нина Константиновна. - В Лизином случае это всегда реакция на нанесенное ей оскорбление. Или ты считаешь, что твоя дочь не имеет права дать отпор хаму?
- Отпор отпору рознь. Всегда нужно оставаться интеллигентным человеком.
- Дааа???? - удивилась Шапокляк. - Интересная позиция.
- Ты не согласна?
- Категорически.
- Почему?
- Ты мне еще расскажи, что, разговаривая с хамами на их языке, интеллигентный человек унижает свое достоинство.
- А разве нет?
- Конечно, нет. Дело обстоит строго наоборот. Не позволяя себе дать резкий отпор хаму, человек унижает себя.
- Почему?
- Хамы и наглецы галантерейного обращения не понимают. - объяснила Нина Константиновна. - Для них человек, который ведет себя интеллигентно, однозначно является слабаком, слюнтяем, легкой добычей, мальчиком или девочкой для битья и так далее.
- Когда-то очень давно то же самое мне пыталась объяснить Лиза.
- Насколько я понимаю, ты ее слушать не стала?
- Нет.
- Напрасно. Хамы и наглецы понимают только язык силы. На нем и необходимо с ними разговаривать, когда нужно заткнуть им рты, а ты, моя дорогая, перепутала интеллигентность со слюнтяйством, и держишься за свои заблуждения. Генеральша и ее доченька поняли это и воспользовались на полную катушку.
- Я же не знала, что они специально стремятся оболгать девочку.
- А объективно разобраться в ситуации у тебя не хватило мозгов или желания? - съязвила Юлия Николаевна.
- Желания разбираться у нее вообще не было. - вздохнула Нина Константиновна. - Она с Луны упала, а там у матерей принято доверять кому угодно, кроме своих детей. Любому подонку готовы отдать на растерзание своих деточек...
- Что ты несешь? - вскинулась Анна Михайловна.
- Правду. - ответила Нина-старшая.
- Юлия, я не понимаю, - торопливо перевела разговор на другую, менее скользкую для нее тему Анна Михайловна, - если они хотели отобрать у нас имущество, зачем им потребовалось разводить Лизу с Мишей? Нелогично.
- На первый взгляд - да, но, если предположить, что им нужен был не развод, а два человека в состоянии сильного нервного напряжения, то все встает на свои места. Понимаешь?
- Нет.
- Это от того, что ты устала. Слишком много негативной информации для одного дня. Давай сделаем так - мы сейчас включим магнитофон, и ты послушаешь разговор Миши с Лизой, который они сами записали в тот день, когда Миша записал твой разговор с мачехой, а потом я дам тебе послушать наш с детьми разговор, состоявшийся в тот же вечер в этой комнате. Ты найдешь ответы не на один свой вопрос.
- Мне нет прощения. - тихо сказала Анна Михайловна.
- Подожди каяться. - посоветовала ей Юлия. - Еще успеешь. Сначала послушай эту пленку.
Она достала из сумки кассету.
- Юлия Николаевна, может быть, не нужно? - спросил Миша.
- Ах, ты, добрая душа! - повысила голос Юлия. - Уже размяк? Значит, тебе тоже не мешает вспомнить события того вечера!
- С чего бы мне размякать? - вдруг взорвался Михаил. - С того, что теща вынужденно засунула свою спесь в задницу и, наконец, заговорила с окружающими, как с равными? Или я, по-Вашему, могу смягчиться от того, что она, вместо того, чтобы заявить, что не та мать, которая родила, а та, которая воспитала, начала каяться? Вполне вероятно, что ей уже удалось заморочить головы вам обеим, но не мне и не Лизе!
- И не нам с Ниной. - отозвалась Юлия Николаевна. - За прошедшие полгода мы очень хорошо узнали цену словам и поступкам Анны Михайловны! Мы очень хорошо понимаем, что не от материнской любви, и не от искреннего раскаяния она произносит сейчас определенные слова!
- Рад слышать, что вас обеих не ввели в заблуждение ее приемы манипулирования окружающими!
- Мишенька, успокойся. - подала голос Нина Константиновна. - Мы с Юленькой прекрасно понимаем, чем сейчас занята твоя теща.
- Вы уверены?
- Да. Она сообразила, что Вера Егоровна представляет для нее смертельную опасность, и снова увидела свой интерес в той семье, которая была до появления генеральши, и в друзьях, способных ее защитить.
- Да! Именно так! - отозвался Михаил. - Ничего нового! Понимает наглая курица, чей корм склевала, и пытается манипулировать нами при помощи "покаяния"! Рассчитывает на то, что мы размякнем и пожалеем ее, "несчастненькую"! Посочувствуем обманутой "сиротинушке", простим ей все, что она нам наговорила и забудем, как она готова была заплатить за "материнскую любовь" Веры Егоровны нами! Нашими нервами, достоинством и самими жизнями! Полгода "развлекалась", зараза! Мы уже наизусть выучили, что и в какой последовательности она предпринимает. Первая часть Мерлезонского балета - ласковый разговор. Не получилось добиться желаемого результата - переходит ко второй части, жалистной. Слезу пустит, покается, попросит пожалеть ее, помочь выпутаться из сложной ситуации и так далее. С третьей частью у нее теперь плоховато дела обстоят - каркать командным голосом стало невыгодно, но тещенька непременно найдет выход из положения. Могу поспорить, что вместо неуместной теперь "оратории", она будет изображать сердечный приступ или что-нибудь еще в этом же роде!
- Тогда какого черта ты не хочешь, чтобы она услышала все, что ей причитается? - поинтересовалась полковница.
- Не об Анне Михайловне пекусь, а о Лизаньке. Ей, наверное, будет трудно услышать все это еще раз.
- Ну, если так, то ладно. А я подумала, что ты об Анне опять забеспокоился.
- Не заслужила теща нашего беспокойства! Ей, как раз, было бы очень полезно услышать все, что там записано, а также узнать, что Кузнецова начала мотать Лизаньке душу менее, чем через три часа после того, как Анна Михайловна, по сути, дала согласие на наш с Лизой развод.
- Не может быть! - ахнула Анна.
- Еще как может. - ответила Нина Константиновна. - Хорошо, что Мишенька сразу дал Лизаньке послушать твой разговор с Верой Егоровной, и девочка узнала, что имеет дело не с изменой любимого мужа, а с кознями родной матери. Тьфу! Сказала - и самой противно.
- А еще Анне Михайловне полезно будет узнать, в каком состоянии была Лиза, когда я вез ее домой.
- Она сильно расстроилась? - спросила мать.
- Расстроилась?! Ваши игрища довели девочку до желания свести счеты с жизнью! Хорошо, что она в этот момент была не одна. Один хороший человек, находившийся рядом, заподозрил неладное и встал между Лизой и окном, в которое она собралась выйти, а потом позвонил мне и предупредил... Хорошо, что у меня хватило ума дать ей прослушать запись прямо в машине. Нина Константиновна с Юлией Николаевной видели, как она выглядела, когда мы приехали домой.
- Страшно вспомнить. - ответила Нина-старшая.
- Мишенька, я нормально все перенесу. - успокоила мужа Лиза. - Это матери будет в новинку, а мы с тобой все уже пережили.
- Если так, то включаем. - заявила Юлия.
- Тогда попросите приехать Леонида Николаевича. - попросил Михаил. - И пусть возьмет с собой все необходимое. Я оплачу.
- Ты с ума сошел? - поинтересовалась полковница. - Ты хоть представляешь себе, в каком состоянии пребывают сейчас Ленька с Толиком по вине Шапокляк?
- Нина Константиновна, что Вы еще натворили? - поинтересовалась Лиза.
Вместо ответа Нина-старшая смутилась.
- Недели три назад Леньку за что-то избил и спустил с лестницы муж пациентки, на вызов к которой он приехал. - ответила вместо Шапокляк Юлия Николаевна. - У него сотрясение мозга, сломано несколько ребер и вывихнута правая рука, а количество синяков не поддается подсчету.
- Прямо по Задорнову - ушиб всего дедушки. - хмыкнула Шапокляк.
- Обычно в таких случаях мужики ложатся помирать. - продолжила Мартынова. - Мой братец не стал исключением. Он так эффектно страдает, что они всем колхозом его выхаживают. Скажу прямо, Нина-маленькая, у которой режутся зубки, требует к своей персоне гораздо меньшего внимания, чем ее дед, которому так понравилась материнская забота Шапокляк, что выздоравливать он явно не торопится, а разговоры о том, что давно пора встать с постели, воспринимает, как личное оскорбление.
- Стакан водки налить не пробовали? - улыбнулся успокоившийся Миша.
- Еще чего! Пока болен, трезвость - норма жизни.
- Тогда не удивляйтесь тому, что он страдает.
- Мишенька, я девочкам объясняла, что Ленечке необходим утешительный приз, - вздохнула Нина Константиновна, - но они оказались несговорчивыми.
- И тогда ты, старая ворона, пообещала ему ящик водки. - отозвалась Юлия.
- Он на меньшее не соглашался. - виновато пискнула Шапокляк.
- Конечно. А что ты хотела, если он с тебя, старой идиотки, один раз уже получил целый ящик за внучку, нагужевался до пьяных соплей у зеленых чертей и вошел во вкус? Кто тебя тогда за язык дергал? Просил мужик бутылку - соглашалась бы и радовалась, что не две. Зачем клювом щелкнула про ящик? За что ему ящик? Какие его заслуги? Можно подумать, что этот алкоголик Нину-младшую сам сделал!
- А за что он потребовал водку на этот раз? - поинтересовалась Лиза.
- Я устала, захотела отдохнуть, соскучилась и решила на выходные съездить к вам - торопливо стала объяснять Нина Константиновна. - Котя сегодня дома помогает Ниночке, а Инна - на дежурстве. Мне предстояло целый день нянчить Ленечку, но ему моя забота ни к чему - ему давно выпить хочется. Я предложила ему обмен - он отпустит меня к вам, и до прихода Инночки будет вести себя тихо, а я за это по дороге домой куплю ему бутылку водки, а он потребовал ящик.
Она виновато посмотрела на Юлию.
- И Вы согласились? - расхохотался Миша.
- А что было делать? Отдохнуть-то хочется! В конце концов, выходные на заграничном курорте стоили бы дороже.
- И что?
- Что-что? - пробурчала полковница. - Вчера утром Ленька, увидев, что Нина действительно собирается к вам, взял ее в плен и не выпустил из дома, пока она не дала ему денег на покупку чертова ящика, а мне пришлось поднимать по тревоге своего алкоголика и менять его на Шапокляк. На другой вариант наш доморощенный террорюга не соглашался. Представляешь, какая там пьянка?
- И концерт. - хмыкнула Лиза. - Могу поспорить, что второй раз предлагать Анатолию Александровичу стать заложником не пришлось.
- Еще бы! В такой плен он бегом побежал! О возрасте и хворобах забыл!
- Ничего, я попрошу приехать Ларочку. - оживилась Нина Константиновна.
- Разве она не на работе? - удивилась Юлия.
- Нет. Она дежурила позавчера.
- Хорошо. Зови Ларису, а пока она едет, ты, Анна, послушай вот это.
Анна Михайловна слушала внимательно и реагировала бурно, но совсем не так, как ожидали присутствующие. Она не высказывала никаких возражений, ничего не отрицала, не пыталась вывернуться, ни в чем не обвиняла Берсеневых и не пыталась обидеться на многочисленные нелицеприятные эпитеты, высказанные участниками разговоров в ее адрес.
Несколько раз она просила остановить фонограмму и задавала детям и Нине Константиновне прямые вопросы, на которые просила отвечать без обиняков, желая слышать только правду, как бы горька она ни была.
Ее поведение и позиция невольно вызвали уважение присутствующих, не сразу, но все же поверивших в то, что Анна Михайловна на сей раз не пытается приспособиться к предлагаемым обстоятельствам или переложить ответственность за произошедшее на Берсеневых или свою мачеху, а совершенно искренне пытается разобраться в том, что и почему натворила, опираясь не на свое субъективное видение ситуации, а на мнения Лизы и Миши, рассуждения Нины и точку зрения стороннего наблюдателя Юлии.
К общему удивлению собравшихся, Анне удалось то, что редко удается людям в подобных ситуациях - она смогла теоретически поставить себя на место детей и как бы посмотреть на свое поведение со стороны.
Когда закончилась вторая пленка, она встала и пошла в ванную комнату, но эти три шага ей пройти не удалось - у нее закружилась голова, и она упала прямо у двери, ударилась головой о дверной косяк и потеряла сознание.
Миша поднял тещу и уложил на диван. Нина Константиновна стала приводить ее в чувство. Юлия Николаевна выключила магнитофон и объявила, что продолжения не будет, а Анна вполне может прожить без рассказа о "подвигах" Фаины Кузнецовой.
Лариса Александровна приехала, когда Анну Михайловну уже привели в чувство и уложили в постель. Докторица диагностировала у женщины гипертонический криз. Пока она занималась пациенткой, полковнице кто-то позвонил, и она ушла разговаривать на второй этаж.
Напоив Анну Михайловну лекарствами, Лариса вышла в гостиную и поинтересовалась:
- Что вы сделали с теткой, что она так перенервничала? Хорошо еще, что до инсульта дело не дошло.
- Немножко повоспитывали. - ответила Нина Константиновна.
- Было за что?
- Оооо!
- Ясно. А где Ленька?
- Они с твоим братцем милуются с зеленым змием.
- Опять празднуют рождение внучки?
- Скорее, обмывают Ленькины синяки. - ответила Юлия. - Шапокляк со всей дури отвалила им ящик водки.
Лариса не успела ничего сказать - в гостиную пришла Анна Михайловна.
- Вам нужно лежать. - строго сказала докторица. - Иначе у Вас случится инсульт, и я буду вынуждена Вас госпитализировать.
- Я лягу, доктор, но сначала хочу кое-что сказать своим детям.
- Давайте сначала ляжем, а дети придут в Вашу комнату.
- Не только они - мне нужны вы все.
- Хорошо, но только пойдемте.
- Не надо никуда ходить. - сказал Миша. - Мы сейчас устроим Анну Михайловну здесь, на диване. Лизанька, принеси подушку.
Улегшись на диван и немного отдохнув, Анна Михайловна заговорила.
- Лиза, Миша, я понимаю - мне нет прощения за то, что я натворила. Теперь вы не захотите меня знать?
- Чем Вы слушали кассету? - поинтересовался Михаил.
- С тех пор много воды утекло... Я успела наворотить еще столько...
- Да, успели. Для того, чтобы пережить устроенный Вами кошмар, нам потребовалось много сил, но, тем не менее, наша позиция не изменилась - мы готовы дать Вам шанс на примирение. Да, Лизанька?
Лиза молча кивнула.
В это время ожил телефон Анны Михайловны. Она растерянно посмотрела на экран.
- Вера Егоровна? - поинтересовалась Юлия.
- Да.
- Ничего ей не рассказывай. Пообещай, что ты приедешь завтра. Тебе необходимо помочь Мише по хозяйству, потому что Лиза заболела. Обязательно скажи, что согласие на прописку Лизанька подписала.
Анна Михайловна кивнула и, ответив на звонок, послушно повторила то, что сказала ей полковница. Немного придя в себя после трудного разговора с мачехой, поливавшей Берсеневых грязью и требовавшей, чтобы "дочь" немедленно вернулась домой и помогла Клавдии готовить праздничный стол, она снова спросила у Лизы и Миши:
- Неужели после всех нанесенных мной обид у вас найдутся силы простить меня?
- Простить - не знаю, - ответил зять, - не уверен, что это вообще возможно. Хотя, может быть, со временем и получится, но забыть - никогда. И хватит об этом. Время позднее - после тяжелого дня всем нам необходим отдых, но сначала поужинаем.
- Да. Очень хочется есть. - согласилась Нина Константиновна.
Лиза встала.
- Отдыхай, деточка. - остановила ее Шапокляк. - Я сама все сделаю, а ты лучше помоги Ларочке устроиться на ночлег.
Когда она ушла на кухню, Анна Михайловна забеспокоилась.
- Ты чего гоношишься? - поинтересовалась полковница. - Твое дело поросячье - лежи и обтекай.
- Юленька, можно я задам вопрос?
- Можно.
- Как у такой женщины, как Вера Егоровна, получилось сначала устроиться на работу к деду, а потом выйти замуж за моего отца?
- Как у всех.
- Нет, Юлия, мой отец был сыном генерала. В те времена устроиться на работу, даже помощницей по хозяйству, в такую семью, как наша, просто так, было нереально. Кандидатуру претендентки должны были проверять на благонадежность соответствующие органы, а уж будущую жену генеральского сына - и подавно.
- Ну и что?
- Как ему разрешили жениться на женщине с таким "приданым"?
- Не знаю. - честно ответила Мартынова. - Но предполагаю, что она могла быть внештатной сотрудницей этих самых органов.
- Как ты думаешь, это можно выяснить?
- Не моя компетенция, да и незачем. Что было, то прошло. Отдыхай.
Немного отдохнув, Анна Михайловна опять забеспокоилась.
- Что еще тебе интересно? - поинтересовалась полковница.
- Юленька, ты провела огромную работу. Помоги мне - сделай еще кое-что.
- Что именно?
- Узнай, пожалуйста, были ли у моей настоящей матери, Анны Платоновны, родственники?
- Ты хочешь их найти?
- Этого еще не хватало! - охнула Лиза. - Мы еще от этих аферисток не избавились, а она хочет притащить в дом еще одну свору родственничков, от которых опять придется ждать неизвестно чего...
- Не придется. - улыбнулась полковница. - Они - вполне приличные люди.
- Ты их нашла? - с надеждой спросила Анна Михайловна.
- Угу. Не смогла остановиться на половине пути. Благо, времени, пока ты носилась с мачехой, как курица с яйцом, было достаточно.
- Нина! Ниночка! Иди сюда! - позвала Анна. - Юленька нашла моих настоящих родственников по материнской линии!
- Предполагается еще одно нашествие хищных алкоголиков? - съязвила Нина Константиновна, с недовольным видом выходя из кухни.
- Нина, присядь. - велела Юлия.
- Щаззз! Мишка с голодухи вот-вот вилки жрать начнет, а я тут буду с вами рассиживаться!
- Я кому сказала? - повысила голос полковница.
Нина Константиновна присела на краешек стула.,
- Мишка! Иди сюда! - позвала Юлия.
- Может быть отложим родственников на потом? - спросил пришедший Михаил. - На сытый желудок неприятности воспринимаются с меньшим трагизмом...
- Нина, как звали твою бабушку?
- Елизавета Александровна Муромцева, урожденная Прудникова.
- А мать?
- Софья Платоновна Толбузина, урожденная Муромцева.
Юлия Николаевна протянула Анне Михайловне еще несколько дубликатов документов.
- Что это?
- Дубликаты метрик твоей матери и бабушки, и их свидетельства о браке.
- Анна Платоновна Седова, урожденная Муромцева. - резюмировала прочитанные документы Анна Михайловна. - Отец - Платон Сергеевич Муромцев, мать - Елизавета Александровна Муромцева. Ну и что?
- Бабушкины документы смотри.
- Елизавета Александровна Муромцева, урожденная Прудникова. Отец - Александр Алексеевич Прудников, мать - Ольга Денисовна Прудникова, урожденная Ястребова. Ну и что?
- У нас с Анной общая бабушка? - ахнула Нина Константиновна.
- Да. - улыбнулась Юлия. - Ваши матери были родными сестрами.
- Опять у нас "То-Чаво-На-Белом-Свете-Вообче-Не-Может-Быть". - задумчиво сказала Лиза.
- Угу. - согласился Михаил. - Везет нам на чудеса.
Шапокляк подошла к дивану, на котором лежала Анна Михайловна.
- Аня?
- Нина?
Женщины обнялись и расплакались.
- Ну все! Хватит! - рявкнула Лариса Александровна. - Доискались до целого! Довели бабок до слез! Что я буду делать, если сейчас одну сестричку хватит кондрашка, а вторая вообще окочурится?
- От радости еще никто не умирал. - заметила Юлия.
Когда сестры разжали объятия, Миша подхватил Нину Константиновну на руки, покружил по комнате и потащил на кухню.
- Ты что делаешь, оглашенный? - завопила Шапокляк.
- Водворяю новообретенную тетку на кухню! Все жрать хотят, а она сырость разводит! Вот откушу сейчас кусок от тарелки - что делать будете?
- В психушку сдам. - не осталась в долгу Нина Константиновна.
После ужина Анна Михайловна снова забеспокоилась.
- Завтра утром вы поможете мне выселить этих аферисток из нашей городской квартиры? - спросила она Берсеневых.
- Нет. - ответил зять. - Вы их привели в дом - Вам и выселять.
- Хорошо. Утром вызовешь мне такси.
- Завтра весь день Вы проведете в постели. - вмешалась Лариса Александровна. - И не только завтра, но еще несколько дней. В город Вы сможете поехать не раньше, чем через неделю, а лучше - через две.
- Вы хотите сказать, что они проживут в нашем доме еще две недели?
- Они прожили там полгода... - перебила ее Юлия, но закончить фразу не успела - у нее зазвонил телефон, и она вышла в соседнюю комнату.
Отсутствовала полковница недолго, но вернулась довольная.
- Что случилось? - снова забеспокоилась Анна Михайловна. - Они решили выпить на радостях? Сильно нашумели и вновь попали в милицию? Мне срочно нужно ехать домой. Необходимо воспользоваться ситуацией. Пока они будут сидеть в обезьяннике мы соберем их вещи, а, когда вернутся, мы выставим их чемоданы на лестничную площадку. Завтра утром нужно будет заменить замки. Миша, отвези меня в город.
- Успокойся, Анна. - вмешалась полковник Мартынова. - Никого выселять не требуется. Только что мне звонил коллега. Обеих "барышень" действительно собирались задержать на 48 часов за громкую музыку в неурочное время, но не успели.
- Почему?
- Наши сотрудники приехали, когда в вашем доме уже работала бригада "Скорой помощи", а чуть позже подъехала еще одна бригада на реанимобиле. Твоя мачеха допилась-таки до инсульта. Ее увезли в больницу в тяжелом состоянии. Клавдия поехала с ней.
- У нее завтра день рождения. - сказала Анна Михайловна. - Кажется, она допраздновалась...
- Загодя праздновать дни рождения - плохая примета. - отозвалась Нина Константиновна.
- К вопросу о том, что от радости еще никто не умирал. - заметила Лариса Александровна.
- Не считается. - парировала Юлия. - Наши были трезвые, а та употребляла по бутылке мартини в будний день.
- Ого! А в праздничный?
- Я с ней не чокалась.
- Все равно вам необходимо съездить в город, чтобы привезти Анне Михайловне все необходимое. - обратилась докторица к Берсеневым. - Ей придется прожить у вас, как минимум, две недели.
- У нее здесь есть полный гардероб на все сезоны, и она в этом доме будет жить постоянно, как обычно, до самого снега. - ответил Михаил.
Потом подумал и уточнил:
- До снега, который выпадет в декабре 2005 года. Раньше мы ремонт городской квартиры закончить не успеем.
- Неужели у вас действительно хватит душевных сил принять меня назад? - заплакала теща.
- Не сомневайтесь - хватит. Погуляла, порезвилась, поиграла в дочки-матери с шулерами, и хватит. Пора возвращаться в семью. Кстати, какова вероятность того, что гости в Ваше отсутствие добрались до Ваших денег и украшений?
- Никакой. Уходя из дома, я обычно беру все самое ценное с собой. Документы на квартиру, банковские карточки и золотишко лежат в сумочке.
- Как это понимать? У Вас хватило здравомыслия заподозрить в Вере Егоровне и Клавдии аферисток?
- Нет. Я боялась, что деньги и украшения они пропьют, а с документами по пьяни сделают что-нибудь непотребное.
- Ну хоть чего-то Вы опасались. Уверены, что все украшения на месте?
- Давай посмотрим. Я сейчас достану из сумочки.
Анна Михайловна завозилась, пытаясь встать.
- Вы чего гоношитесь? - поинтересовался зять. - Вам медицина запретила вставать. Если что-то нужно, скажите Нине Константиновне - она сделает.
- А Лиза? Ее ни о чем просить нельзя?
- Сейчас не рекомендую. Дайте Лизаньке время пережить события сегодняшнего дня. Она, знаете ли, не самый крепкий человек на свете.
- Я знаю.
- Да? Давно? - едко поинтересовалась Лиза.
Анна Михайловна ничего не ответила - только жалобно посмотрела на дочь.
- Нечего смотреть на Лизу глазами олененка Бемби. - проворчала Нина Константиновна. - Накосячила - веди себя прилично.
- Лизанька, прости меня.
- Лежи и выздоравливай. - ответила Лиза.
Михаил взял телефон тещи и вытащил из него карту.
- Что ты делаешь?
- У Вас будет новый номер.
- Мне никто не сможет дозвониться.
- Свои будут его знать, а Вере Егоровне сообщать не рекомендую.
Воскресное утро выдалось пасмурным, но достаточно теплым для середины ноября. Берсеневы проснулись около девяти часов утра, но вставать не торопились. Им было очень хорошо лежать, обнявшись, наслаждаться покоем и тихо болтать о пустяках.
Около десяти часов они услышали, что встали гости. Миша неохотно поднялся с постели и стал собираться.
- Пойду к тете Шуре за молоком. Как ты думаешь, творог брать?
- Мишенька, может быть, не надо тебе сегодня никуда ходить? Давай обойдемся тем, что есть в холодильнике.
- Там после позднего ужина, осталась только мышь, - рассмеялся муж, - и та уже повесилась, а завтрак надо накрыть на шесть персон. Гости не поймут, если мы утром поставим на стол борщ или жареную картошку.
- Давай сделаем драники или кабачковые оладьи. - попросила Лиза.
- К ним тоже сметана нужна. Ты не хочешь, чтобы я выходил из дома?
- Сам же сказал, что нам необходимо быть осторожными.
- Не бойся, Лисенок, сейчас я ничем не рискую. – успокоил жену Миша. - Утро - тяжелое время для алконавтов, а молоко для опохмелки – вещь бесполезная. Мадам, наверняка, за ним не пойдет. Вы закройте дверь и не выходите на веранду, а я постараюсь вернуться побыстрее с полной сумкой вкусненького, и сам напеку на завтрак сырнички.
- А я?
- Ты будешь их кушать.
Пререкаться было бесполезно. Проводив мужа, Лиза, не знавшая ни одной молитвы, неожиданно для себя самой испытала непреодолимую потребность помолиться. Она вернулась в спальню и стала своими словами жарко просить Всевышнего отвести от Михаила опасность.
Минут через десять ее отвлекли от молитвы звуки трех выстрелов, раздавшихся с интервалом в несколько секунд, а затем – истошные женские вопли и встревоженные голоса Юлии и Ларисы, громко разговаривавших в гостиной.
Лизе стало страшно. Трясущимися руками она взяла телефон, набрала Мишин номер и осторожно выдохнула, услышав родной голос.
- Мишенька, с тобой все в порядке?
- Конечно. Я уже иду домой.
Лизе не понравилось то, как он разговаривал – напряженно, словно превозмогая сильную боль.
- Что у тебя с голосом?
- Быстро иду с тяжелой сумкой. Немного задохнулся. Через две минуты буду дома.
Через десять минут Миши все еще не было. Лиза металась по дому от беспокойства, не реагируя на успокоительные речи Нины Константиновны и отчаянно матеря Юлию Николаевну, вставшую у входной двери и не дававшую Елизавете Николаевне выйти из дома.
Наконец, раздался телефонный звонок. Звонил муж:
- Лизанька, помоги мне немножко. Попроси Юлию Николаевну выйти к калитке и открыть ее.
Женщина сразу поняла, что случилось несчастье, и, не выпуская из рук телефон, побежала открывать сама. Миша стоял у калитки, прислонившись к забору левым плечом. На правом рукаве светлой куртки-ветровки чуть ниже плечевого сустава и на груди ниже правой ключицы расплывались большие темно-багровые пятна, в центрах которых были видны пулевые отверстия.
- Не повезло, - сказал Михаил, - она все-таки приперлась за молоком. Поможешь мне добраться до дома? Что-то мне хреновато…
- Обопрись на меня. - велела Лиза.
Когда Берсеневы дошли до гостиной, Елизавета Николаевна с Ларисой Александровной помогли раненому снять куртку с рубашкой и обнаружили, что раны очень сильно кровят, но жгуты наложить не получится. Пока Нина Константиновна доставала из шкафов чистые полотенца и простыни, Мартынова принесла автомобильные аптечки из своей машины и автомобиля Ларисы. Докторица обработала раны и наложила давящие повязки.
- Нужно быстрее отвезти его в больницу. Он теряет очень много крови. Юлия, звони брату. Пусть он на несколько минут отвлечется от опохмеляжа и сообщит в Склиф, что мы везем огнестрел с большой кровопотерей.
- Может быть, в Подольск или Чехов? - спросила Юлия.
- У него Московский полис. В Подмосковье его могут не принять.
- Почему? Полис должен быть действителен на территории всей страны.
- Юлия, у нас нет времени вникать в наши ведомственные заморочки и бардачины. Случаев, когда пациентов с полисом одного региона отказываются принимать в другом, очень много. Если мы попробуем прошибить эту стену, потеряем время, но ничего не добьемся. Лучше сразу ехать в Склиф.
Лиза испуганно посмотрела на мужа, а Лариса продолжала распоряжаться:
- Нина Константиновна, нам с собой нужна бутылка с питьевой водой и несколько чистых полотенец. Лиза, ты едешь с Мишей на заднем сиденье и разговариваешь с ним до тех пор, пока он в сознании. Юлия, мы поедем на твоей машине.
- Я не могу. Мне необходимо остаться, чтобы переговорить с местными коллегами и встретить группу из Москвы. Я их уже вызвала.
- Твоим коллегам придется подождать тебя. Ты отвезешь нас, а потом вернешься. Нам нужна "зеленая улица", а, по-хорошему - вертолет.
- Миша боится летать. - испуганно пискнула Лиза.
- Успокойся, сейчас тетя Юля покобенится немного, а потом отвезет нас в больницу. Только предупреждаю - времени у нас мало. Максимум - два часа на все пробки.
И, обращаясь к полковнице, грозно добавила:
- Ты меня поняла?
- Хорошо. - согласилась Юлия. - Я вас отвезу, но потом вернусь сюда. Лиза, в машине ты включишь диктофон и запишешь наш с Мишей разговор. Анна, ты едешь с нами! Мы отвозим детей в больницу, а потом едем выселять из вашей квартиры Клавдию, если она еще там.
- А я? - пискнула Нина Константиновна.
- Ты пока остаешься здесь. Я вернусь, переговорю с коллегами, а потом отвезу тебя домой.
Воскресным утром дачники не торопились возвращаться в город. Дорога была свободна. Машина ехала быстро, но Лизе казалось, что они двигаются, как черепахи.
Как только они выехали из Поселка на прямой участок дороги, сидящая за рулем Юлия Николаевна велела Лизе включить диктофон и начала задавать Михаилу вопросы.
- Ты можешь отвечать?
- Пока могу.
- Что произошло?
- Я пришел к молочнице. Она, как всегда, торговала в своем дворе. Там, как обычно, уже было несколько покупательниц. Через несколько минут явилась Кузнецова. В дупель пьяная и с пистолетом.
Михаил рассказывал обрывистыми фразами. Чувствовалось, что говорить ему трудно.
- Каким пистолетом? Какой модели? - спросила полковница.
- Я в этом не разбираюсь. Извините.
- Ладно. Дальше…
- Она растолкала женщин и всадила тете Шуре пулю в лоб. Покупательницы истошно завопили. Кузнецова обернулась, увидела меня и выстрелила еще два раза. Мне удалось немножко опередить ее и увернуться, подставив пулям правую сторону. Она пыталась выстрелить в меня и в третий раз, но пистолет дал осечку. Тогда она вынула из кармана кортик. Угроза пустить его в ход так напугала собравшихся женщин, что Кузнецовой удалось беспрепятственно покинуть участок тети Шуры. Когда она ушла, кто-то вызвал милицию, но это зря – при родственнике-участковом она опять останется безнаказанной.
- Теперь не останется.
- Ее родственничек представит дело так, что окажется - тетя Шура либо сама застрелилась, либо я ее застрелил.
- Не окажется. Как ты ушел от местных ментов?
- Убрался, пока они не приехали. Женщины в суматохе на меня не обратили внимания, и я пошел домой.
- Своими ногами? С пулями в плече и в груди, и сильным кровотечением? Как же ты дошел, парень?
- Через "не могу". Очень хотелось домой.
- Ладно. Отдыхай.
Лизе было страшно - Миша быстро слабел от кровопотери. Сначала он еще мог отвечать, но с каждым словом речь давалась ему все труднее. У него кружилась голова, он был бледен, у него похолодели руки, губы приобрели синеватый оттенок, а на лице выступил холодный пот. Он все время просил пить и тяжело дышал. Докторица нахмурилась и спросила у Лизы:
- Ты не знаешь, какая у него группа крови?
- Четвертая отрицательная. У меня такая же. Я могу быть донором.
- Отлично. Можем считать, что на первый момент две дозы крови у нас уже есть - твоя и моя. На первое время достаточно. Юлия, когда ты нас высадишь и поедешь назад, позвони своим коллегам - пусть поищут подходящих доноров. Группа крови у нас редкая.
- Не пугайте Лизу. - прерывисто попросил Миша.
- Не напрягайся, родной. - ответила Лиза. - Береги силы. Они тебе еще пригодятся.
До МКАД Михаила довезли менее, чем за полчаса. Оставалось самое неприятное - дорога по Московским пробкам, но и тут Берсеневым сопутствовала удача - автомобилей на улицах, даже центральных, было относительно немного. Дорога была почти свободна, и автомобиль Юлии Николаевны и по городу, ехал, по Московским меркам, очень быстро, но Лизе, думающей только о том, что муж истекает кровью, казалось, что машина еле движется.
Несомненной удачей было и то, что Миша все время был в сознании. Это внушало доктору Мартыновой определенный оптимизм и надежду на то, что кровопотеря не окажется фатальной.
Лиза все время поила мужа водой и разговаривала с ним. Она рассказывала ему, по каким улицам они едут, говорила о каких-то пустяках, обещала закатить грандиозную пьянку, когда он выздоровеет, мечтала о том, как они следующим летом вместе пойдут на рыбалку и будут варить уху на костре, и так далее.
Михаил смотрел на жену уже затуманивающимся взглядом, а также часто закрывал глаза, а потом, повинуясь голосу Лизы, зовущей его, с видимым усилием их открывал.
Наконец, они добрались до Садового кольца. На их счастье, движение было свободным и здесь.
- Мишенька, мы уже на Садовом. Скоро приедем. Как ты?
- Скорее бы...
Через несколько минут они проехали мимо Курского вокзала.
- Мишенька, мы почти добрались до Красных Ворот. Потерпи, родной. Через пять минут будем на месте.
- Пусть... с тобой... все... время... будет... - прошелестел Миша и закрыл глаза.
- Лариса Александровна! Он потерял сознание!
Серые лучистые глаза, затуманенные болью и слабостью, открылись с явным усилием. Пересохшие губы разомкнулись, и Лиза услышала тихий прерывистый шепот:
- Что бы... ни случилось... ты... пожалуйста...
На сей раз, закрыв глаза, Михаил открыть их снова не смог. Он потерял сознание буквально за минуту до того, как машина Юлии Николаевны въехала на территорию больницы.
И так бледная, Лиза потеряла контроль над своими эмоциями и завопила:
- Миша!!! Мишенька!!!
В Склифе транспорт, на котором привезли Мишу, кроме врачей, встретили вставший ради такого случая с постели не вполне протрезвевший Леонид Николаевич, и Костик. Михаила выгрузили из автомобиля на каталку и сразу повезли в операционную. У Лизы и Ларисы, сразу заявивших о том, что они могут быть донорами, взяли кровь для переливания. Юлия немного передохнула и повезла Анну Михайловну выселять Клавдию и менять замки в квартире, чтобы потом съездить в Поселок за Шапокляк. Суета закончилась – наступило время тревожного ожидания, которое тянулось издевательски медленно.
Докторица позвонила Вадиму и попросила его привезти питание для Лизы.
- Я есть не буду. - предупредила женщина.
- Почему?
- Не смогу.
- Должна. Ты сдала кровь для переливания. После этого полагается хорошо поесть и отдохнуть.
- Не могу.
- Ты обязана это сделать ради Миши. Ему может потребоваться еще доза твоей крови. Если ты не поешь, ее у тебя не возьмут.
- Я попробую.
- Ты чего разоралась в машине?
- Вы не поняли, что Миша попрощался со мной?
- Нет. С чего ты взяла? Нес мужик в бреду какую-то абракадабру...
- Он просто оба раза не закончил фразу. Первая - "Пусть с тобой все время будет свет моей любви.", а вторая - "Что бы ни случилось, ты, пожалуйста, живи, счастливо живи всегда.". Теперь понятно?
- Что-то очень знакомое. - напряглась Лариса.
- "Ноктюрн". Старая песня на стихи Роберта Рождественского. Ее поет Кобзон. Когда-то пел и Миша... Для меня...
- Ничего, девочка, выздоровеет - опять споет.
- Вы считаете, что Миша выживет?
- Будем надеяться. Молись, дорогая. За жизнь мужчины, даже в бреду объясняющегося тебе в любви, молись жарко, истово, не умом, а сердцем... А мы с Вадимом по пути домой заедем в храм и тоже помолимся.
Больше ничего она сказать не успела - приехал Вадим с горячим чаем и горой бутербродов. Им с Ларисой удалось накормить Лизу, а потом Димка увез свою будущую тещу домой, отдохнуть перед дежурством, оставив Елизавету Николаевну на попечение мужчин.
Костик и Леонид Николаевич, стараясь убить время, непрерывно курили на крыльце и о чем-то разговаривали. Лиза, тоже вышедшая покурить, обратила внимание на дрожащие руки Константина. Приглядевшись, она поняла, что его трясет, как в лихорадке.
Через весьма продолжительное время группа ожидающих пополнилась приехавшими Анной Михайловной, Юлией Николаевной и Ниной Константиновной. Юлия несколько раз отходила в сторонку, кому-то звонила и подолгу разговаривала по телефону. Анна Михайловна, Нина-старшая и Леонид Николаевич о чем-то тихо беседовали.
Елизавета не прислушивалась к их разговору. Она вообще не реагировала на происходящее вокруг. Лиза, не знавшая ни одной молитвы, не умевшая молиться и считавшая, что нельзя беспокоить Всевышнего по пустякам, второй раз за один день испытывала потребность помолиться. Эта жажда шла из самого сердца женщины и была так сильна, что Елизавета Николаевна истово молилась своими словами и просила у Всесильного только одного - сохранить жизнь Мише.
Первой на то, как странно притихла Лиза, обратила внимание ее мать. Она о чем-то спросила дочку, но не получила ответ - Лиза даже не повернула головы в ее сторону. Анна Михайловна забеспокоилась и попросила Нину Константиновну обратить внимание на происходящее, но в ответ услышала:
- Оставь девочку в покое. Ты что, не видишь - она молится?
- Она не умеет.
- Когда жареный петух в одно место клюет, таким вещам учишься быстро.
- Лиза не знает ни одной молитвы.
- Печально, но не критично. Молиться можно и своими словами. Уверяю тебя, Всевышний предпочтет откликнуться на искреннюю и жаркую самодеятельную молитву, идущую из сердца человека, быстрее, чем на стандартную, произнесенную формально, не из потребности души, а просто из-за того, что положено в такой-то день, в такой-то час произнести такую-то молитву.
- Ты уверена?
- Нет, но надеюсь на это.
- Давай попробуем отвлечь ее от страшных мыслей.
- С ума сошла? - возмутилась Нина-старшая. - Не мешай девочке делать то единственное, чем она сейчас в состоянии помочь своему мальчику.
- Я беспокоюсь о душевном здоровье Лизы.
В ответ из Нины Константиновны вывалилась великолепная матерная тирада, точно отражающая ее отношение к происходящему и возлагающая значительную часть ответственности за случившееся на кузину.
- А теперь ты забеспокоилась! Не поздновато?
Анна Михайловна предпочла промолчать.
Время шло. Минуты складывались в часы. Короткий пасмурный ноябрьский день давно угас, и на город опустилась ясная, холодная осенняя ночь, но в институте имени Склифосовского ничего не менялось. Все так же деловито сновали врачи и медсестры, все так же подъезжали машины "Скорой помощи", подвозя все новых и новых пациентов.
Все так же тихо разговаривали Анна Михайловна, Юлия и Шапокляк, все так же курили и о чем-то беседовали на улице Костик и Леонид Николаевич, все так же в сторонке исступленно молилась Лиза. Женщины предлагали ей сходить в ближайшую церковь, но она наотрез отказалась, сказав, что Создатель слышит всех своих детей, а не только тех, кто находится в храме, и снова погрузилась в свой нескончаемый монолог-мольбу.
Наконец, к ним вышел усталый врач. Лиза и Леонид Николаевич поднялись ему навстречу.
- Доктор, что с моим мужем? Только говорите правду.
Врач начал говорить, но его речь щедро сдобренная профессиональными терминами была адресована, скорее, доктору Лазареву, чем далекой от медицины Елизавете Николаевне. Когда эскулап закончил говорить, она попросила:
- А теперь я попрошу Вас повторить то же самое нормальным человеческим языком, чтобы я тоже могла хоть что-то понять.
Врач вопросительно посмотрел на Леонида Николаевича.
- Ты переборщил с терминами. - отозвался доктор Лазарев.
- Ваш муж жив, но потерял много крови. - объяснил Лизе доктор. - Мы извлекли обе пули, остановили кровотечение, обработали раны и сделали все остальное, от нас зависящее. Сейчас мы проводим реанимационные мероприятия, в том числе, вливаем ему донорскую кровь. Подробнее Вам все объяснит Леонид Николаевич. Могу добавить, что Вашему мужу дважды очень повезло. Первое везение состоит в том, что пуля, попавшая в грудь, прошла в опасной близости от подключичных артерии и вены, не повредив их, а второе - в том, что у вас в гостях была доктор Мартынова. В рубашке мужик родился.
- Он будет жить?
- Будем надеяться.
- Точнее можно?
- Я не хочу Вас пугать, но ранение опасное. Мы делаем все от нас зависящее, чтобы спасти Вашего мужа, но кровопотеря очень велика, больше двух литров. Теперь все зависит от того, как будет протекать послеоперационный период. С другой стороны, человек он не старый, организм крепкий. Будем надеяться...
- Ты что-то недоговариваешь, - сказал Леонид Николаевич, - что-то слишком долго вы провозились…
- Твой племянник пытался дезертировать. - ответил врач. - Еле завели.
И снова обратился к едва держащейся на ногах Лизе:
- Езжайте домой - Вам необходимо помыться, отдохнуть и обязательно плотно поесть.
- Помыться?
- Вы вся в крови.
- Лучше я останусь. Попрошу мать, чтобы она привезла мне что-нибудь, чтобы переодеться.
- Зачем?
- А если Мише потребуется моя кровь?
- Нет. Больше ничего не нужно. У нас все есть. Кроме того, мы вызвали доноров с подходящей группой крови. Сейчас у нас всего хватает. Здесь Вам оставаться не следует – в реанимацию родственников не пускают. Мужу не поможете, а себя измучаете. Вам силы еще понадобятся. Поверьте моему опыту - Вам предстоит долгое ожидание. Приходите утром.
- Возьмите у меня еще кровь для Миши.
- Завтра.
На дачу вместе с Лизой, Анной Михайловной и Ниной-старшей поехала Юлия Николаевна. У Костика и Леонида Николаевича внезапно возникло какое-то срочное дело. Они были чем-то очень озабочены и уехали вместе, оставив женщин добираться до дома самих. Так было даже лучше - свободнее.
Пока Анна и помогавшая ей Юлия Николаевна убирали окровавленные полотенца и замывали пятна крови на полу в гостиной, Лиза прошла в свою комнату, легла на незастеленную постель, уткнулась лицом в Мишину подушку, еще хранившую его запах, и застыла в ожидании. Из-за стены были слышны голоса матери, Юлии и Шапокляк.
Наконец, голоса утихли. Хлопнула входная дверь. Через несколько секунд в комнату вошла Анна Михайловна.
- Кто ушел? - не поворачиваясь к матери, спросила Елизавета Николаевна.
- Юлия понесла мусор в помойку. Она приводит дом в порядок, Нина готовит ужин, а ты должна принять душ и переодеться.
- Я есть не буду.
- Как это - не буду? Тебе завтра кровь сдавать. Ради Миши ты должна поесть.
- Хорошо. Я попробую.
Когда ужин был окончен, Лиза попросила полковницу рассказать все, что той удалось узнать.
- Я знаю пока немного, - ответила Юлия Николаевна. - Что тебе интересно?
- Всё.
- Хорошо. Уже более-менее ясен мотив преступлений.
- Месть за мать? Виноватыми назначены все ее враги?
- Откуда ты знаешь?
- Как только я услышала выстрелы, поняла, что Кузнецова узнала о том, что Вера Егоровна умерла.
- Как? Мне коллеги сообщили об этом, когда ты пошла к калитке.
- Интуиция.
- Что она тебе еще подсказала?
- У мадам появился "законный" повод напиться до белой горячки и пойти "разбираться" с теми, кого она считает своими врагами. Где только оружие взяла? Неужели родственник "поделился"?
- Лизанька, проблемы с приобретением оружия в нашем государстве существуют только для добропорядочных граждан.
- Знаю. Для подонков всех мастей обзавестись стволом - пара пустяков.
- Тем не менее, стреляла она из пистолета вашего участкового.
- Снабдил?
- Нет. Уже известно, что перед тем, как отправиться к молочнице Кислицыной, Кузнецова в пьяной драке убила своего родственника и завладела его оружием, к правилам обращения с которым он относился наплевательски.
- Его труп нашли в рабочем кабинете?
- Нет. Его тело обнаружено в кухне собственного дома. Он лежал возле обеденного стола с ножом в груди. На столе стояло несколько пустых бутылок из-под водки и два стакана.
- Разве он не был обязан держать оружие в сейфе?
- Обязан, но не делал этого.
- Ему это было ни к чему. Он много лет чувствовал себя здесь удельным князьком.
- Давай продолжим. Поскольку обращаться с пистолетом Кузнецова умеет, то, прихватив оружие, она отправилась мстить своим "врагам". Предположительно, что первым номером в ее расстрельном списке был Миша.
- Почему предположительно? Неужели, зная то, что Мишенька Вам рассказал, Вы продолжаете сомневаться?
- Я - нет, но мои коллеги пока сомневаются. В конце концов, какая разница, каким по счету в этом списке был Михаил? Важно то, что он пострадал.
- И то верно...
- Даже, если Миша действительно был ее главным врагом, Кузнецова, похоже, понимала, что, услышав ее голос в домофоне, он дверь не откроет. Видимо, поэтому она предпочла заняться врагом номер два – Кислицыной, добраться до которой было предельно просто. То, что рассказал мне Михаил, полностью подтверждают остальные свидетели преступления.
- Они дают показания?
- Конечно. Им теперь бояться нечего – Кузнецову больше защищать некому. Сейчас все обиженные дружно-весело пишут на нее и ее родственничка заявления в милицию, а сама преступница сидит под замком, вернее, лежит под капельницей.
- Ее поймали? – обрадовалась Лиза.
- Слишком громко сказано. Пока оперативники соображали, куда она могла подеваться, ваши Поселковые женщины обнаружили мертвецки пьяную Кузнецову на станции, мирно спящей на скамейке. Они же ее и повязали. Говорят, что она даже не проснулась.
- "То-Чаво-На-Белом-Свете-Вообче-Не-Может-Быть". Что она там делала?
- Кто ее знает. Могла просто "отдыхать", но могла уснуть в ожидании электрички в Москву.
- Вполне вероятно, что она ехала разбираться с кем-то из своих врагов. - отозвалась Лиза. - Или хотела сократить список претендентов на наследство.
- К тому времени она его уже сократила.
- Клавдия?
- Да. Мы приехали в Кузьминки выселять ее. Хорошо, что взяли с собой участкового. В квартиру заходим, а она валяется на полу в гостиной с кухонным ножом в груди. Эксперты утверждают, что в то время, когда Кузнецова стреляла в Мишу, Клавдия была мертва уже более трех часов.
- Вот почему она мне не позвонила. - предположила Анна Михайловна.
- Зато она, как только мать увезли в больницу, сразу позвонила сестрице... В кармане пальто Кузнецовой обнаружены билеты на электричку. Первый датирован вчерашним днем. Направление - в Москву, распечатан приблизительно на час позже того времени, когда мне коллеги сообщили о том, что Седову увезла "Скорая". Второй распечатан сегодня около половины девятого утра. Направление - из Москвы, в вашу зону.
- Третий билет был? - поинтересовалась Нина Константиновна.
- В том-то и дело, что нет. - ответила полковница.
- Все равно она могла собраться в Москву, чтобы разобраться с кем-то еще. - отозвалась Шапокляк.
- Но так устала от "трудов", что у нее не хватило сил дойти до кассы? - съязвила Юлия Николаевна.
- Возможно. - не унималась Нина-старшая.
- С кем ей разбираться? - усомнилась Лиза. - Братец сидит под следствием. Ей до него не добраться...
- Уже не сидит. - ответила полковница.
- Выпустили? - ахнула Елизавета Николаевна.
- Нет. Помер он.
- Как?
- Вскрытие покажет, но я думаю, что это был тромб или что-то в этом роде. В пятницу у него была встреча с адвокатом. Он помер прямо во время разговора.
- Да Вы что?
- Да, девочка, и так бывает...
- Как Вы думаете, Вера Егоровна узнала об этом?
- Ты полагаешь, что инсульт у нее случился от того, что она узнала о смерти сына?
- Не исключено.
- Вообще-то, в ее телефоне есть контакт с женой Николая где-то за полчаса до того, как Клавдия вызвала "Скорую", но заподозрить в генеральше столь чувствительную натуру... Сомнительно.
- Да причем здесь чувствительность? - заметила Елизавета Николаевна. - Она узнала, что все ее планы относительно нас рухнули окончательно. Ни своими силами с нами расправиться, ни "толковых" людей ей порекомендовать сын больше не сможет.
- Возможно. Не думай об этом - мы уже никогда не узнаем, почему у генеральши случился фатальный инсульт.
- Получается, что в списке наследников Веры Егоровны теперь осталось только одно имя? - поинтересовалась Нина Константиновна.
- Да. Кузнецова Фаина Егоровна. - ответила Юлия.
- Это не значит, что она не могла захотеть разобраться с кем-то еще. - заметила Лиза.
- Конечно. - согласилась полковница. - Мы же пока не знаем ни полного списка ее врагов, ни претензий, которые накопились у Кузнецовой к каждому из них. Пистолет, из которого она убила Кислицыну и ранила Михаила, был при ней.
- Заряженный?
- Да. Полная обойма. Ее родственничек и патроны держал дома. Уму непостижимо.
- Ему было нечего бояться. Все боялись его. Что еще Вам известно.
- Пули, которыми Кузнецова убила Кислицыну и ранила Мишу, вместе с пистолетом отправлены на экспертизу. Кроме того, у нее в кармане нашли коробку с патронами и еще один кухонный нож. Зачем ей было все это "хозяйство" пока неизвестно, но к утру она будет в состоянии давать показания – вот тогда все самое интересное и начнется…
- Женщины действительно скрутили гадину?
- Да. Связали по рукам и ногам бельевой веревкой, которую им пожертвовали в универмаге. Бабоньки боевые…
- Будешь тут боевыми, когда от этой мрази устал весь Поселок. Сколько ей дадут?
- Не знаю - это решит суд или судебно-психиатрическая экспертиза.
- Какой вариант наиболее вероятен?
- Психушка. Когда ее привели в чувство, она была настолько неадекватна, что, вероятнее всего, речь идет о помешательстве. Остается только выяснить - временное оно или окончательное.
- А если окажется, что оно временное? Если выяснится, что у нее была белая горячка?
- Об убийствах, совершенных в состоянии белой горячки, в данном случае речь не идет. "Белочка" посещает своих "друзей", как правило, после выхода из запоя или сокращения количества потребляемого алкоголя, и почти никогда не посещает пьяных. Здесь речь идет, скорее, об алкогольном психозе.
- Что будет, если ее вылечат?
- Тогда ее судьбу будет решать суд с учетом ее состояния и тяжести содеянного. В любом случае, ей сидеть долго – три убийства, тяжкие телесные повреждения, воровство, вымогательство, шантаж, клевета… Крепкий коктейль… На то, что ей назначат пожизненное лишение свободы, не надейся. Женщин к нему не приговаривают, как раньше не приговаривали к смертной казни.
- Значит, со временем она сможет получить помилование или попасть под амнистию, вернуться и довести дело до конца?
- Не знаю. Пойми, Лиза, это решит суд, а вам после всех кассаций и апелляций придется с его окончательным решением смириться, потому что таков закон. Хотя, в возрасте Кузнецовой любой срок может стать пожизненным.
- Остается только надеяться, что она проведет его не в санатории...
- Не думай об этом. Сейчас мы с Ниной Константиновной поедем по домам, а вы с мамой ложитесь отдыхать… Может быть, вам обеим нужно принять успокоительное или снотворное? Тогда можно позвонить Леониду Николаевичу и узнать, какое лекарство лучше принять…
- Ленечку беспокоить не будем. - встряла в их разговор Нина Константиновна. - Они с Толиком, наверняка, уже стресс снимают.
- Во втором часу ночи? – удивилась Анна Михайловна.
- Так у них там сейчас самый кайф… Юленька, нам лучше остаться ночевать у девочек. И им повеселее будет, и нам с тобой деваться сейчас некуда.
- Как это некуда? Мы с тобой можем переночевать у Инны.
- И попасть под раздачу от нее? Всю жизнь мечтала!
- Ты опять дала Леньке деньги?
- Нет, но у них вполне достаточно своих.
- Так чего ты боишься Инкиного гнева?
- Я себя боюсь. Я сейчас в таком состоянии, что, если она хоть что-нибудь вякнет, то узнает о себе много интересного, а мне придется вернуться сюда, но уже не в гости, а в эмиграцию. Как ты думаешь, она удержится в рамках?
- Сомнительно. А если я составлю тебе компанию?
- В эмиграции?
- Нет. Облаем эту заразу в две глотки.
- И обе вернемся сюда. Юленька, зачем нам ночью колесить по дорогам сначала туда, а потом обратно, когда можно сразу прилечь и немножко отдохнуть?
Юлия задумалась. Пока она размышляла, ожил телефон Нины-старшей. Она взяла трубку:
- Инночка, не переживай, мы с Юленькой на даче у Лизы с Аней. Останемся у них до утра.
Она долго слушала собеседницу, а потом стала ее успокаивать:
- Ничего страшного, дорогая. У них был тяжелый день. Мужчинам нужно расслабиться. Оставь их в покое.
Собеседница сказала что-то еще.
- Да, всем троим. - уже безапелляционно заявила Шапокляк. - Успокойся и ложись спать. Все будет хорошо.
Никто, кроме Нины Константиновны, не знал, что ей ответила собеседница, но реакция ее была жесткой.
- Да! Напьются до соплей! И Котя напьется! Имеет право! Миша ему не чужой! И это совсем не означает, что он - алкоголик! Ты до сих пор не усвоила, что мужчины никогда не снимают стресс чаем с вареньем или лимонадом? Так усвой и оставь в покое всех - и их, и нас. Мы все сильно перенервничали. Дай нам отдохнуть так, как необходимо нам, а не так, как считаешь правильным ты, занудища!
Когда она положила трубку, забеспокоилась Юлия:
- Что там такое происходит, что Инка в два часа ночи телефон обрывает?
- Ничего нового. - ответила Шапокляк, - Мальчики поехали к вам отдыхать после трудного дня, а Инночка бесится. Сегодня больше, чем обычно.
- Если я правильно поняла, Костик с ними?
- Ну и что? Ты видела, как у него тряслись руки?
- Конечно.
- Ему тоже нужно расслабиться. Да, он сегодня напьется в хлам, и завтра не поедет работать, но это не дает Инне права говорить о моем сыне, как об алкоголике.
- Может быть, лучше будет, если я все-таки отвезу тебя домой и поеду разгонять теплую компанию? – спросила Юлия.
- Давай останемся у девочек. - попросила Нина-старшая. - Им сегодня нужна наша поддержка, особенно Лизаньке, а мальчики обойдутся без нас - им сейчас мешать не стоит.
- А нам с тобой не стоит сейчас встречаться с Инной?
- Очень не хотелось бы. Она за последние полгода сильно изменилась.
- Ты представляешь, что устроят Ленька и Толик, почувствовав свободу?
- Напьются разок всласть.
- Разок? А вчера-позавчера кто "гудел"?
- Один разок три дня подряд.
- Знаешь, как называется трехдневная пьянка?
- Запой.
- Между прочим, проснувшись ближе к вечеру, они захотят опохмелиться. Это будет уже четвертый день...
- К вечеру мы будем дома и разгоним компанию.
- Шапокляк, ты отдаешь себе отчет в том, что они успеют натворить за ночь?
- Естественно. Их развлечения довольно однообразны - твой Толик будет петь, пока хватит сил, потом мальчики поговорят за жизнь, вспомнят молодость, побросают в окно бутылки, насладятся звоном разбитого стекла. Ничего страшного. Сейчас ночь - они никому не повредят. А потом снова будут пить за здоровье Мишеньки.
- До беспамятства!
- Толик споет "Заздравную"…
- Сколько раз?
- Кто его знает? Сколько успеет, пока не отключится…
- Вот именно - пока не отключится. Соседей жалко. Всю ночь с воскресенья на понедельник вместо отдыха слушать вой Толика – довольно тяжкое испытание.
- Они привычные. В следующие выходные отоспятся.
- Если к утру с ума не сойдут или милицию не вызовут.
- Они знают, кто ты, и приглашать твоих коллег не решатся, а на всю ночь Толика не хватит. Возраст ушел, да и силы уже не те...
- Ага! Ты думаешь, хрипенье пополам с икотой соседям будут милее воя в ночи? А вдруг он допьется до белой горячки или до инсульта?
- Юленька, не нагнетай. С ним Ленечка и Котя.
- В каком состоянии тот Ленечка?
- Он в любом состоянии остается гениальным врачом.
- Шапокляк, ты что, влюбилась в Леньку?
- Нет, отдаю должное его таланту.
- А за что ему досталось от "благодарных" пациентов? За талант?
- Мало среди пациентов придурков?
- У них нет с собой лекарств.
- В крайнем случае, позвонят Ларе.
- Тогда Инка так взбесится, что нам с тобой придется остаться здесь навсегда.
- Пусть позвонят ей. Она тоже хороший врач.
Юлия Николаевна ненадолго задумалась, а потом сказала:
- Ладно, Шапокляк, ты меня уговорила, но за это ты мне будешь помогать дом в порядок приводить, если наши придурки набезобразничают.
- Хорошо-хорошо, Юленька. Сама помогу, их заставлю. Все, что скажешь… Я тебе даже помогу сковородками их угостить.
- Щаззз!!! Со сладеньким я и сама справлюсь.
Тревожная ночь закончилась. За окном едва заметно, но все же уже забрезжил поздний ноябрьский рассвет. После бессонной ночи Лиза встречала его со страхом. Она не знала, что принесет ей новый день – радость или горе. Все зависело от того, пережил ли Миша эту ночь и хватит ли у него сил прожить новый день. Дальше Елизавета Николаевна пока не заглядывала.
Молитвы женщины перепутались с ее мыслями и самым причудливым образом сплелись в единое целое. Голову раздирала мучительная боль. Лиза встала и пошла на кухню налить себе воды, чтобы запить таблетку. Она не включала бра в тамбуре и старалась двигаться как можно осторожнее, чтобы не потревожить мать, но та и не думала спать.
- Лизанька, тебе нехорошо? - спросила она, выглянув из своей комнаты.
- Голова болит.
- Ты так и не смогла уснуть? Как же ты на работу поедешь? Ума не приложу. Может быть, возьмешь отгул?
- Какая работа? Я еще летом уволилась.
- Почему?
- Долго рассказывать. Почему ты не спишь? Тебе нужен второй приступ?
- Как я могу спать, когда тебе плохо?
- Сладко, как спала все то время, пока в Кузьминках жила твоя мачеха.
- Доченька, прости меня.
- Прямо сейчас, когда мой муж по "милости" ее доченьки, вчера чуть не умер на операционном столе? Когда еще неизвестно, выживет ли он? Не могу.
- А потом сможешь?
- Не знаю. Зависит от обстоятельств.
- Лизанька, не надо со мной так жестоко...
- А со мной? А с Мишенькой? С нами допустима любая жестокость? Мы - люди второго сорта? Или вообще не люди?
- Что ты? Нет, конечно.
- Это всего лишь слова. Твои дела говорят об обратном.
- Девочка моя, не надо.
- Почему? Ты хочешь, чтобы я тебя пощадила и не говорила о том, что ты сотворила из своей мачехи себе кумира и вознамерилась принести ей человеческие жертвы?
- Ты понимаешь, какие страшные вещи говоришь?
- Я только говорю, а ты их делаешь. Чувствуешь разницу?
- Что я должна сделать, чтобы искупить свою вину?
- Жить по-человечески и, не гоняясь за химерами, ценить тех, кто рядом с тобой. Помнить о том, что мы с Мишей - взрослые люди со своими взглядами на жизнь. Не забывать о том, что у нашего терпения есть пределы, нарушать которые мы не позволим никому. Не относиться к нам, как к лютым врагам или дефективным недоумкам, прислушиваться к нашему мнению, не считать свои решения единственно правильными, а желания - обязательными к исполнению. Короче, ты должна делать все то, чем ты привыкла пренебрегать.
- Обещаю!
- Оооо! Мы это уже проходили. Обещаниям твоим грош цена. Я прочувствовала это на своей шкуре, и теперь верю только поступкам.
- Я постараюсь...
- Ну да! Очень удобная формулировка. Знаешь, что в таких случаях говорит Шапокляк? В конце фразы вместо точки можно поставить запятую, и тогда можно продолжать жить, ни о чем не задумываясь, а при случае заявить, что ты старалась, но у тебя ничего не получилось.
- Разве так не бывает?
- Бывает, когда люди предпочитают ничего не делать, а для отвода глаз изображать бурную деятельность. Нужно не стараться, а делать. Тогда все будет хорошо.
Лиза включила свет и стала собираться. Анна Михайловна ахнула.
- Лиза!
- Что ты вопишь?
- Посмотри на себя в зеркало.
- Ты с ума сошла? Мне сейчас не до зеркал...
- Посмотри. - настаивала мать.
- У меня выросли рога?
- Ты поседела.
- Ты думаешь, что меня волнуют такие мелочи?
- Я не знала, что на десятом году семейной жизни ты его все еще любишь так безумно...
- Узнала? Легче стало?
- Лизанька, прости меня!
- Тебе не кажется, что разговор этот ты затеяла не вовремя?
- Доченька, ты куда собираешься?
- К Мише. Не могу больше сидеть дома. Поеду в больницу, пока действительно не свихнулась от неизвестности. Попробую на месте узнать, в каком он состоянии сейчас.
- Еще рано. Потерпи. Скоро проснутся девочки, мы позавтракаем и поедем. Юлия Николаевна отвезет нас в больницу.
- Метро и пригородные электрички давно уже работают. Сама доберусь.
- Только не в таком состоянии.
- Я нормально себя чувствую.
- Тебе необходимо поесть.
- Пока не хочется.
- А крови ты сколько сдала?
- Не считала.
- Вот поэтому я и боюсь, что у тебя закружится голова от слабости и голода, и ты упадешь в обморок.
- Я не хочу есть.
- Это стресс, как всегда, не дает тебе почувствовать голод. Он же, до поры, не даст тебе почувствовать упадок сил. Некоторое время ты действительно сможешь продержаться за счет резервов организма, а потом, когда у тебя еще раз возьмут кровь для Миши, у тебя начнется слабость, голова закружится, и ты упадешь в обморок. Где и когда это произойдет, я не знаю, зато отлично понимаю, что ты у меня не самый крепкий человек на свете. Я могу покормить тебя сейчас или взять бутерброды с собой.
Лиза прислушалась к своим ощущениям. Упоминание о пище вызвало у нее приступ тошноты.
- Нет, мама, я пока есть не смогу.
- Нужно ради Миши.
- Когда смогу - схожу в кафе.
- Тогда пойду приготовлю бутерброды. Я поеду с тобой, и не возражай мне. В больнице второй человек тебе тоже не помешает. Мало ли что… Все-таки вдвоем полегче…
- Ты думаешь…
- Я ничего такого не думаю! Просто пытаюсь подстраховать тебя на случай непредвиденных обстоятельств.
- Гораздо лучше было бы, если бы ты не поспособствовала возникновению подобных обстоятельств.
- Лиза, сейчас ты необъективна. Когда мы вчера ехали сюда за Ниной, Юлия дала мне прямо в машине послушать рассказ о том, какую роль в Мишиной жизни играла эта дьяволица Кузнецова.
- Понравилось?
- Я потрясена.
- Насколько я помню, мачеха рассказывала тебе другую историю...
- Надеюсь, там, где она находится сейчас, ее сильно огорчили...
- Ты еще пожелай, чтобы ей в аду попались добрые черти...
- Не буду. Пусть получит все, что ей причитается. Лизанька, ты права, когда обижаешься на меня за мое отношение к тебе и к Мише в тот период, когда Вера Егоровна жила у меня в Кузьминках, но не вини меня в том, что я привела ее в наш дом. Хорошенько подумай, и ты поймешь, что я, действуя со всей дури, по сути, поступила правильно. Более того, этот, на первый взгляд, дурной поступок помог спасти три жизни.
- Чтоооо??? - возмутилась Елизавета Николаевна.
- Сама подумай - если бы я общалась с Верой Егоровной за пределами нашего дома, а вы с Мишей оставались бы в стороне, то знали бы о происходящем только из моих рассказов.
- Верно.
- Много бы объективной информации вы почерпнули бы из них?
- Если учитывать, в каком состоянии ты пребывала, об этом даже мечтать бы не пришлось.
- А теперь подумай вот о чем. Я притащила мачеху в дом. Вы посмотрели на ее поведение и заподозрили тайный умысел.
- Мы заподозрили его еще до того, как она переступила порог нашего дома.
- Да, но тогда это были лишь умозрительные рассуждения, а после встречи с ней вы забеспокоились из-за конкретных слов и поступков.
- Допустим.
- К Юленьке вы обратились не с пустыми страхами, а с фактами, записанными на пленках.
- И что?
- Даже с фактами в руках, она не сразу сочла твою версию обоснованной. Так?
- Да.
- А теперь ответь мне - что было бы, если бы она имела дело только с вашими домыслами? Стала бы она так тщательно проверять круг общения и родственные связи Веры Егоровны?
- Навряд ли.
- Была бы у Юлии возможность взять у генеральши анализ ДНК, не привлекая ее внимание к такому важному, как оказалось, нюансу?
- Однозначно - нет.
- Следовательно, я бы не узнала, что Вера Егоровна мне - чужой человек, имеющий совершенно других наследников. Так?
- Да.
- Вспомни - до тех пор, пока я считала генеральшу своей матерью, я не верила в то, что она может иметь в отношении меня преступный умысел, но, как только я узнала, что она мне - всего лишь мачеха, имеющая своих детей, картинка сложилась практически моментально. Вспомни - Юлии даже не пришлось объяснять мне суть задуманной ими схемы.
- Вынуждена признать - ты почти не погрешила против истины.
- Почему - почти?
- Ты не поверила в то, что генеральша располагает достаточными возможностями для совершения такого преступления.
- Только до тех пор, пока не узнала, что они у нее были. А теперь попробуй понять вот что. Да, я слишком много накуролесила и слишком сильно обидела вас обоих. Да, вам пришлось претерпеть по моей вине много несправедливости и услышать много оскорблений, но, если бы я этого не сделала, Веру Егоровну никто остановить бы не смог. Она бы пользовалась полной свободой действий и находилась бы вне подозрений..Если бы я не привела Веру Егоровну в дом, то, вероятнее всего, она давно бы приступила к осуществлению своего чудовищного плана. С Мишей давно бы уже случилось несчастье. Ты уже была бы вдовой, и, как только оформила бы получение наследства и вступила в свои права, твои дни были бы сочтены, а потом пришел бы и мой черед... При этом, никто не заподозрил бы, что это не фатальное стечение обстоятельств, а козни якобы сумасшедшей старухи.
- Не могу отказать тебе в логике. - вынуждена была согласиться Лиза. - Но это не значит, что ты имеешь право жить, не напрягаясь, и в будущем вести себя так же безобразно, как раньше.
- Я сделаю все, чтобы заслужить ваше с Мишей прощение.
- Только бы он выжил. - подумала Лиза.
- Пойдем на кухню, - предложила Анна Михайловна, - и, пока я буду готовить бутерброды, давай поболтаем о чем-нибудь более приятном.
- Не могу.
- Пересиль себя, девочка, отвлекись, иначе ты начнешь распадаться на части, а тебе сейчас нужно быть сильной, чтобы Миша смог психологически опереться на тебя и подняться.
- Или нужно быть сильной, чтобы пережить самое страшное?
- Не думай об этом. Не забывай - мысль материальна. Не притягивай беду.
- Поздно.
- Не паникуй. Миша жив. Он сильный, поднимется, а ты ему поможешь.
- А через некоторое время Кузнецова выйдет на свободу…
- Лизанька, не нагнетай. Живи одним днем, а там видно будет.
Из гостиной раздались женские голоса.
- Как хорошо! - обрадовалась Анна Михайловна. - Девочки встали. Сейчас я накормлю их завтраком, а потом Юленька отвезет нас в больницу. Нам не нужно будет ехать в битком набитой пассажирами электричке.
- Вместо этого, мы будем впустую проводить время в огромной пробке. - отрезала Лиза.
Миша выжил. Как и предполагали врачи, сильный организм справился с последствиями тяжелого ранения. На пятые сутки пребывания в больнице его перевели из реанимации в палату.
Для Лизы время тянулось так медленно, что временами ей казалось, что оно совсем остановилось. Она с трудом заставляла себя немножко поесть и глотала снотворное, чтобы несколько часов поспать. Утром она ехала в больницу, расспрашивала врачей о состоянии мужа, потом шла в храм молиться за его здоровье, после чего возвращалась в больницу и сидела в холле до вечера, а потом, когда за ней приезжали Костик или Вадим, возвращалась домой и ждала следующего дня - в первые два дня со страхом, а, когда состояние Миши начало улучшаться - с надеждой.
Утром в пятницу, девятнадцатого ноября, Лиза приехала в Склиф и услышала, что ее мужа перевели в палату.
- Мне можно его увидеть? - спросила она врача.
- Пожалуйста. Только он спит.
- Сам? Или сон медикаментозный?
- Медикаментозный.
- Чтобы Миша не чувствовал боли?
- Нет. Ваш муж оказался беспокойным пациентом. Пока он бодрствовал, все время спрашивал, где Вы, что с Вами, все ли у Вас в порядке, и просил позвать Вас. Никак не хотел понять, что в реанимацию родственников не пускают. До того дошло, что условия стал ставить.
- Либо Вы меня приведете, либо он лечиться откажется?
- Да. На всякий случай пришлось усыпить.
- Леонид Николаевич сказал, что Михаила Андреевича поместят в отдельную палату и разрешат мне постоянно быть рядом с ним.
- Вы обещаете, что он не разнесет по камешку всю больницу? - улыбнулся врач.
- Гарантирую, что разнесет, как только меня попытаются выпроводить.
- Тогда пойдемте. Пусть больница еще постоит...
Врач хотел еще что-то сказать, но не успел - Лиза упала в обморок. Очнулась она уже на кушетке от противного запаха нашатыря.
- Что ж Вы так себя-то не бережете голубушка? - участливо спросил доктор. - Нельзя же так нервничать.
- А как можно?
- Ну, не знаю, но не падать же в обморок из-за каждого радостного известия. Вы что-нибудь ели сегодня?
- Немного.
- А крови для мужа сдали сколько?
- Не считала.
- Давайте сделаем так - я распоряжусь, чтобы у Вас взяли кровь на анализ. Посмотрим, не повлияло ли Ваше неуемное донорство на здоровье.
- Хорошо. А Миша?
- Сначала медсестра возьмет кровь, а потом я провожу Вас к мужу. Не волнуйтесь - процедура займет всего несколько минут.
Михаил лежал на кровати бледный, худой, с заросшими щетиной щеками и темными кругами под глазами, с забинтованными плечом и грудью. Рядом с кроватью стоял штатив с капельницей.
Когда, ответив на все Лизины вопросы, врач ушел, она поцеловала спящего Мишу, позвонила Нине Константиновне, а потом устроилась в кресле и приготовилась к долгому ожиданию, но на сей раз женщина не со страхом ждала своей судьбы, а радостно готовилась к пробуждению любимого мужа.
Прошло несколько часов. Анна Михайловна и Нина-старшая, успевшая донести новость до всех друзей и родственников, привезли Берсеневым все необходимое. Их успели навестить и Костик, и Вадим, и даже Петька.
Михаил проснулся, когда Лиза вышла из палаты, чтобы проводить навестившую их Юлию Николаевну. Первые несколько минут он лежал тихо и рассматривал комнату, в которой находился, в поисках звонка. Ему нужна была дежурная медсестра, от которой он собирался потребовать принести мобильный телефон, чтобы позвонить Лизе. Не найдя кнопку звонка справа от себя, он повернул голову влево и увидел стоявшее рядом с койкой кресло, а в нем - Лизину сумочку. В следующий момент дверь палаты отворилась...
Увидев вошедшую жену, Миша слабо, но радостно улыбнулся. Она осторожно, стараясь не задеть повязку, склонилась над ним, жадно поцеловала и прошептала самые нежные, самые ласковые слова любви, на которые была способна.
Отстранившись, Лиза увидела в глазах мужа слезы и испугалась.
- Я сделала тебе больно?
- Нет, родная, я от слабости стал сентиментальным. Соскучился…
Она смутилась и покраснела от удовольствия.
- Если бы ты знал, как я соскучилась. Мы ведь с тобой со дня свадьбы так надолго расстались впервые.
- Прости меня.
- За что?
- Я тебя напугал. Ты так кричала... А я не смог открыть глаза... Пытался, но не смог. Сил не хватило.
- Не вспоминай об этом. Все уже позади.
- Прости меня, мой маленький поседевший Лисенок. Ты была права - мне следовало остаться дома.
Лиза смахнула слезинку, кивнула, взяла здоровую руку мужа в свои ладони, и стала гладить и целовать ее.
- Не надо! - попросил Миша.
- Почему? Я делаю тебе больно?
- Нет. Мне такие блага не положены - я мужчина.
- А что мне делать, мужчина, если я хочу обнять тебя и поцеловать совсем не один раз, но предупреждена врачами, что пока этого делать нельзя? Они разрешили только держать тебя за руку.
- Вот именно - держать. А ты что делаешь?
- Целую то, что доступно. Имею право! Мой! И не вякай тут! Сам аж пунцовым стал от удовольствия.
- Эгоистка.
- Что-что?
- Я тоже хочу тебя обнять крепко-крепко, так, как ты любишь.
- Поправишься - обнимешь, а сейчас попей бульончик и лежи тихонечко. Тебе завтра потребуется много сил.
- Зачем?
- Гостей принимать будем.
- Кто придет?
- Все плюс следователь.
Миша покорно выпил бульон.
- А теперь спи.
- Ты не уйдешь?
- Нет, мой родной. Мне разрешили оставаться здесь до тех пор, пока ты не выздоровеешь.
- Где ты будешь спать?
- В кресле.
- Тебе будет неудобно.
- Все будет хорошо. Юлия привезла теплый плед.
- А мать-кукушка не подсуетилась?
- Она передала его с Юлией. Посмотри и убедись - наш плед с дивана в гостиной.
Он посмотрел, улыбнулся, устало закрыл глаза и уснул.
Утром Миша почувствовал себя гораздо лучше, чем накануне.
- Лизанька, позвони Котьке. Попроси, чтобы он привез тебе раскладушку, а мне бритву.
- Надувная кровать приедет вечером, а твою бритву мама привезла еще вчера.
- Она приезжала одна?
- Вчера они с Ниной Константиновной были вместе, а сегодня она приедет одна.
- Почему?
- Сейчас они варят тебе куриный бульон и жарят печенку. Потом Шапокляк останется сторожить алкоголиков, а мама приедет кормить тебя.
- Нас. Я без тебя есть не буду.
- Хорошо. – согласилась Лиза, уверенная в том, что мать не забудет прихватить с собой что-нибудь и для нее. – Давай к маминому приезду приведем тебя в порядок.
- Я сильно изменился? – тихо спросил Миша. - Есть подозрение, что она меня не узнает?
- Моему мальчику-Нарциссу непременно нужно быть красавцем в любой ситуации? - пошутила Лиза.
- Значит, сильно. - сделал вывод Михаил.
- Мишенька, болезнь не красит человека. Конечно, сейчас ты выглядишь совсем плохо, но это пройдет. Главное, чтобы здесь – жена осторожно положила руку ему на грудь – все оставалось неизменным. Остальное – мелочи.
Муж накрыл ее руку своей.
- Сейчас я люблю тебя гораздо сильнее, чем в день свадьбы. Сильнее и глубже.
- Я тоже. - всхлипнула Лиза.
- Почему ты плачешь?
- От полноты чувств.
Они немного помолчали, а потом Лиза предложила:
- Давай приведем тебя в порядок, потом я покормлю тебя вкусненьким, а потом ты будешь отдыхать до маминого прихода.
- Думаешь, мамка от моего вида станет заикой?
- Она никогда не видела тебя с бородой. - уклонилась от утвердительного ответа Лиза.
- Может случиться вторая серия "развлечений" с чертями? - пошутил Миша.
- Вот побрею, тогда и увижу. Странно, на голове у тебя седых волос очень мало, а борода и усы – пегие. Они тебе не идут – старят.
- Дай мне бритву.
- Нет. Ты еще слишком слаб. Отдыхай. Я сама все сделаю. Отдай мою руку.
- Это моя рука. И ты вся - моя.
- Хорошо. Тогда отдай мне твою мою руку. Я попользуюсь и верну.
- Только не испорть. А то...
- Что?
- Я еще не знаю - что именно, но непременно придумаю какую-нибудь страшную кару.
Лиза нашла розетку, включила аппарат и дрожащими руками осторожно, неумело побрила мужа, страшно боясь поранить его. Теперь он снова стал похожим на себя, только очень изможденным.
- Мишенька, усы и борода тебе действительно не идут. Без них ты такой же, как был, только очень худой и бледный. Ничего. Хорошо, что жив остался. Скоро мама приедет – питание тебе привезет. Откормим.
- Чем?
- Сегодня опять будет куриный бульон.
Миша поморщился.
- Вчера ты не возражал.
- Вчера осталось в прошлом.
- Я знаю, что ты куриный бульон без клецок ненавидишь, но ничего поделать не могу – маму и Шапокляк уговаривать бесполезно. Раз доктора сказали, что нужен бульон, будет бульон.
- А пирожки?
- Если догадаются. Ничего, у нас есть кое-что вкусненькое.
Она показала мужу бутылку гранатового сока, виноград и банку черной икры.
- С ума сошла?
- Причем тут я? Я никуда не уходила.
- Тогда где взяла? Ограбила местный буфет?
- Неее... Доктор Никольский на минутку высунулся из своего подполья и привез тебе это благолепие на поправку здоровья. В следующий раз обещал притащить бутылку кагора.
- Он до сих пор не рассказал Машке, что раньше был врачом?
- Не-а. - ответила Лиза, зачерпывая икру ложечкой.
Когда она поднесла эту ложечку к Мишиным губам, он отрицательно покачал головой.
- Что такое? Бунт на корабле?
- Пополам. - поставил условие Михаил.
- Еще чего! Лекарство лопай сам. Тебе нужно восстанавливать гемоглобин.
- Мне сказали, что ты стала моим донором. Сколько раз ты сдавала кровь?
- Один. - солгала Лиза.
- А мне говорили, что трижды, и помногу. Значит, с гемоглобином у тебя теперь тоже непорядок. Лекарство делим пополам. И не спорь со мной, а то совсем есть не буду.
- Зачем они клювами щелкнули? – разозлилась Елизавета Николаевна. - Как людей их просила, ничего тебе не говорить…
- Не стесняйся. Ты меня спасла. Теперь мы с тобой – кровные родственники.
- Не преувеличивай. Тебя спасли врачи, и первая из них - Лариса Александровна. Доктор, оперировавший тебя, сказал, что, если бы не она, ты бы живым не доехал.
- Если бы твоя кровь не была бы влита вовремя, я бы не выжил.
- Если бы ты год назад не уговорил меня сделать анализ, я бы и не знала, что моя кровь тебе подходит.
- Если бы я остался дома, то сейчас был бы здоров и спокойно копался бы на участке.
- Не копался бы, а снег бы чистил. Хватит пререкаться - деликатес тухнет.
Когда с икрой было покончено, Лизе захотелось пошутить.
- Большой Лис, сознавайся, где ты шерсть свою посеял? Я тебя сюда привезла пушистым, а меньше, чем через неделю нашла лысым.
- Как - лысым?
Елизавета Николаевна не поленилась достать из сумочки пудреницу и показать мужу его отражение.
- Вот! Уткнуться некуда!
- Ничего себе! - удивился Миша. - И правда голый, как младенец.
- О кого обтерхался, потаскун? Какая бессовестная баба тебе налысо грудь ободрала?
- Будет показательное мордобитие? - охотно включился в игру Михаил.
- А ты как думал? Колись, бабник. Чистосердечное признание облегчит твою участь. Если повезет...
- Не помню. Видимо, медсестры воспользовались моим бессознательным состоянием. Наверное, им датчики нужно было прилаживать, а шерсть мешала. Вот они меня и оболванили.
- Фу, как прозаично… Только соберешься поскандалить, а тут – на тебе… Обломчик…
- Не переживай, они отрастут. Получишь ты назад свою игрушку.
- Учти, ты пообещал…
- А если не отрастут? Что будешь делать?
- Соли тебе на хвост насыплю. Мишенька, какая разница, лысый ты или шерстистый. - вдруг всхлипнула Лиза. - Лишь бы живой. Остальное – мелочи.
- Не плачь, солнышко.
- Тебе нужно отдохнуть - ты устал. Попробуй подремать, пока не приехала мама.
- Ложись ко мне под бочок.
- С ума сошел? Запрещено. Можно только держать тебя за руку.
- Не слушай ты все те глупости, которые с умным видом говорят врачи. Если бы можно было запретить дышать, они запретили бы сразу. Относятся к нам, как к биороботам, нуждающимся в починке, и сбрасывают со счетов благотворное влияние положительных эмоций, которое может оказаться сильнее, чем вся их терапия вместе взятая.
- Пожалуй, я соглашусь с тобой.
- Тогда залезай ко мне под одеяло.
- Могут зайти врач или медсестра. Представляешь, что будет? Меня выдворят в два счета, и жаловаться будет бесполезно. Леонид Николаевич - тоже врач. Он поймет их, а не нас.
- Тогда вечером.
- Ладно, а теперь закрывай глазки, мой хороший.
- Лизанька, обещай мне, что не будешь красить волосы.
- Почему?
- Я хочу каждый день видеть твою седину.
- Зачем?
- Она, как объяснение в любви.
- Слов тебе мало?
- На слова ты скуповата.
- Волосы с проседью нельзя носить распущенными.
- На улице - да, но не дома.
- Дома ты непременно хочешь видеть Бастинду? Или прямо Гингему? С какой из них тебе будет слаще?
- С Лисенком-альбиносом. - улыбнулся Михаил.
Аргументов у Лизы не осталось. Пора было уступить.
- Будь по-твоему, а теперь закрывай глазки. Иначе, ты сейчас столкнешься нос к носу с Бабой-Ягой. Она намного круче этих импортных слабачек - Гингемы с Бастиндой!
- Подожди. Сначала расскажи мне, как ведет себя Анна Михайловна.
- Пока строит из себя паиньку, но утверждает, что, пустив в дом свою мачеху, поступила не просто правильно, а спасла наши жизни.
И Лиза рассказала о разговоре, состоявшемся между ней и матерью.
- Она права. - согласился Михаил, немного подумав.
- Ты отдыхать собираешься, недобиток мой золотой? Закрывай глазки.
- Сначала расскажи о том, как выселяли с городской квартиры Клавдию и докладывай, поймали ли мадам Фурию.
Лиза вкратце рассказала ему все, что знала, а потом язвительно поинтересовалась:
- В реанимации было очень хорошо?
- Нет.
- Тогда почему ты стремишься туда вернуться?
- Ты что? Никуда я не стремлюсь.
- Если не будешь слушаться меня и отдыхать, вскоре вновь окажешься в реанимации. Предупреждаю - жен туда не пускают. Понял?
- Угу.
Усталый Миша послушно закрыл глаза и вскоре заснул. Лиза долго сидела в кресле и смотрела на него, спящего, а потом устроилась, положив голову на прикроватную тумбочку, и тоже задремала.
Их разбудила Анна Михайловна. Она вошла в палату с опаской, подошла к кровати и спросила:
- Поцеловать-то тебя можно?
- Только осторожно. - ответила ей дочь. - Постарайся не сделать больно.
Анна Михайловна немного смущенно поцеловала Мишу в щеку и стала выкладывать из сумки термосы с питанием. Лиза покормила его с ложечки бульоном, в котором все-таки плавали аппетитные клецки. Он с удовольствием выпил клюквенный морс, а потом, пока Лиза обедала, поболтал с тещей.
- Вижу, ты тут неплохо устроился. – одобрительно сказала Анна Михайловна. – Отдельная палата, все удобства, телевизор, жена под боком, теща питание подтаскивает, скоро гости с бутылкой пожалуют… Ты и домой не захочешь…
- Не надейтесь. Я о доме мечтаю, как бездомный Бобик лютой зимой. Ноябрь на дворе. Снег вот-вот выпадет.
- Уже выпал. Это здесь, в городе, осень, а в Поселке уже зима.
- Тем более. Нужно еще кое-что на участке доделать, капусту пора квасить, а я тут валяюсь.
- Все нормально с твоим хозяйством. Шапокляк провела мобилизацию и высадила на твой участок десант алкоголиков - Костика с Леонидом Николаевичем.
- Зачем?
- Они на сельхозработах сначала выходили из запоя, а теперь втянулись в дачную жизнь по-взрослому.
- Из какого запоя?
- Когда с тобой несчастье случилось, они так распереживались, что в ту же ночь коллективно в запой ушли...
- Что они сделали? - поинтересовался зять.
- Перепсиховали.
- Вот! Правильно! Все четверо?
- Нет. Трое, на квартире у Юлии Николаевны, пока они с Шапокляк у нас гостили, Лизаньку поддерживали.
- Значит, Вадима с ними не было?
- Димка повез домой Ларису. И вообще - он теперь жених, на глупости до свадьбы права не имеет.
- Что натворили алкоголики?
- Нина рассказывала, что сначала они старались успокоиться, потом пили за твое здоровье, а потом остановиться не смогли, пока хороших люлей от вернувшейся домой Юлии не отгребли.
- Долго пили? - завистливо спросил Миша.
- По моим подсчетам, загул продолжался не меньше, чем трое суток после того, как ты попал в больницу, а, если учесть, что муж Юлии Николаевны с Леонидом Николаевичем гудели еще трое суток до того...
- Однако!
- Теперь Анатолий Александрович лечится дома под руководством жены, а двое алкоголиков помоложе искупают свою вину общественно-полезным трудом на сельхозработах.
- Под руководством Шапокляк?
- Ниночка у них комсоргом, наркологом и госприемкой одновременно.
- Если Шапокляк у них одна на трех должностях, то кем там полковница?
- Ниночкиным заместителем по воспитательной работе.
- Под ее присмотром мужики должны чувствовать себя в карцере.
- Так им, алкоголикам, и надо!
- Когда Шапокляк приедет к нам?
- Завтра. Сама все расскажет. Капустки квашеной привезет и яблочек моченых. Отличная у нее капустка получилась. Тебе какую? Обычную или с клюквой?
- Позвоните Нине Константиновне и скажите, чтобы заставила алкоголиков собрать урожай и обработала его, как положено.
- Какой урожай в конце ноября?
- Я о нем совсем забыла! - охнула Лиза.
- Вот и оставляй баб на хозяйстве. - добродушно заворчал Михаил. - Обязательно накосячат, а потом говорят, что у них склероз и смотрят наивными глазами олененка Бемби.
- Не бурчи, недобиток.
- Может быть, кто-нибудь мне все-таки объяснит, из-за чего сыр-бор? - поинтересовалась Анна Михайловна. - Какой урожай надо собрать и под какими елками его разыскивать?
- Урожай шампиньонов. - объяснила Лиза. - Искать его нужно в погребе у чудиков.
- Почему у чудиков?
- Они продавали свой участок. Я купил. - ответил зять.
Лиза увидела, что муж устал.
- Мама, перенеси визит Нины Константиновны на послезавтра. Нам с Мишей пока не до гостей. Он еще слишком слаб.
- Ты хочешь сказать, что и мне пора выметаться?
- Нет. - ответил зять. - Вы побудьте подольше. Вы не гость. При Вас я могу учиться свистеть, а при Шапокляк - неудобно.
- Ты учишься свистеть? Зачем?
- Чтобы все было, как у резинового ежика, который "шел и насвистывал дырочкой в правом боку". Уговорите?
- Уговорю, Мишенька, но, между прочим, хочу тебе сказать, что трепло ты редкостное.
- Что такое?
- Ты мне что обещал? В хряки податься? Срок назначил – десять лет. Время почти вышло. Где обещанный хряк? Хряк где?
- Мама, - забеспокоилась Лиза, - ты себя плохо чувствуешь? Врача позвать?
- Виноват. – ответил теще Миша. - Старался, но не вышло. Вы хотите сказать, что я очень похудел?
- Да, мальчик, вместо хряка пока имеется дистрофик-доходяга, но это дело поправимое. Вот выпишешься из больницы, и начнем мы с Лизанькой тебя откармливать…
Прошло несколько дней. Наступил четверг, двадцать пятое ноября, день, когда Ниночке-младшей исполнилось полгодика. Собраться за праздничным столом Лазаревы-Виноградовы решили не в четверг, а в пятницу вечером, чтобы в субботу доктора смогли отдохнуть и протрезветь. В воскресенье у Ларисы Александровны и Леонида Николаевича было очередное, на сей раз, совместное дежурство.
Миша выздоравливал, но еще находился в стационаре. Лиза все время была рядом с ним. Костя и Вадим навещали друга по вечерам и заодно отвозили Анне Михайловне опустевшие термосы.
Теща, Шапокляк и Юлия навещали его почти каждый день. Кроме забавных историй о похождениях алкоголиков на сельхозработах, Нина Константиновна развлекала Берсеневых уморительными рассказами о жизни Вадима и Машки. Она же рассказала, что в День Рождения Ниночки-младшей Машка и Лариса планируют впервые привести Димку в гости к Лазаревым-Виноградовым. Мать считала такое знакомство преждевременным, но Машка заявила, что ей просто необходимо показать Вадима Юлии Николаевне. Она почему-то никак не могла поверить в то, что он - порядочный человек, и очень хотела, чтобы Юлия познакомилась с ним, посмотрела профессиональным взглядом и высказала свое мнение.
В это утро Анну Михайловну вместе с сумками привез Петька.
- Извините, что я так рано, но одной дома тошно, а Ниночка сегодня занята.
Она начала выкладывать на стол термосы с питанием.
- Опять бульончик?
- Куриный. Очень вкусный.
- Настоящей еды хочу.
- С этого места, пожалуйста, поподробнее.
- Шашлык хочу, хорошую тарелку борща с чесноком, черного хлеба с салом, отбивную котлету, яичницу из пяти яиц с зеленым луком и ветчиной, жареную картошку с грибами, молодую картошечку с укропчиком, сливочным маслицем и селедочкой, свежих помидоров со сметанкой и перчиком, много зелени, малосольных огурчиков, пирог с черникой и стопочку водки. И пива! Много пива с воблой! А потом Лисенка под бочок - и баиньки.
- Как хорошо! - обрадовалась Лиза. - У тебя появился аппетит – значит, выздоравливаешь! Обещаю – все получишь, но не сегодня и по частям.
- Я мужчина? – развоевался Миша.
- Ну что ты разошелся? Силы побереги. Только-только вставать начал.
- Мишенька, - проворковала теща, - к бульончику будут пирожки.
- С чем?
- На выбор. Все, что забракуешь, съедим мы с Лизой.
- Варенье будет?
Анна Михайловна растерялась. О варенье накануне речь не шла. Она вопросительно взглянула на дочь.
- Ничего страшного. - улыбнулась Лиза. - Мишенька немножко капризничает из-за того, что переживает за Вадима. Сегодня мы тебя отправим в магазин за конфетами, мороженым и селедочкой, а варенье будет завтра.
К облегчению обеих женщин, услышав о мороженом и селедке, Михаил о варенье забыл...
Берсеневым очень хотелось присутствовать при знакомстве Вадима со всем семейством, но обстоятельства были сильнее их, и они заручились обещанием Нины Константиновны подробно рассказать о том, что и как происходило. Она, понимая, как важны в этот тяжелый год для Лизы и Миши положительные эмоции, обещала приехать утром в субботу, двадцать седьмого ноября, и дать полный отчет о смотринах для Вадима, которые, как любая пьянка с участием Анатолия Александровича, обещали быть забавными, но ни в субботу, ни в воскресенье в больнице не появилась и на связь не выходила.
Ни Костик, ни Вадим тоже не приезжали, оставив Берсеневых на попечение Петьке, а навестившая их в воскресенье измученная до изнеможения Лариса Александровна торопилась на следующий вызов и ничего рассказывать не стала, а расспрашивать ее сами Берсеневы постеснялись.
Когда доктор Мартынова уехала, они долго гадали, почему она выглядела такой усталой и расстроенной, словно у нее случилось какое-то несчастье. Лиза и Миша забеспокоились и стали задавать вопросы Анне Михайловне, но она только загадочно улыбалась и ничего толком не рассказывала.
Нина Константиновна приехала к ним только в следующую пятницу, вместе с Анной Михайловной, и выглядела не веселой и довольной, как предполагалось, а, наоборот, усталой и подавленной, как человек, у которого случилась какая-то крупная неприятность.
Разговаривала она рассеянно, смотрела жалобно и даже как-то виновато.
Заинтригованные Берсеневы долго ждали, когда она сама им расскажет хоть что-нибудь, но не дождались. Пришлось Мише брать инициативу в свои руки.
- Нина Константиновна, почему Вы такая расстроенная? Что случилось?
Вместо ответа женщина горько расплакалась.
- Ребятки, я виновата. Я пообещала рассказать вам о празднике. Мне так хотелось позабавить вас рассказом о смотринах. Я так хотела, чтобы вы посмеялись, но по моей вине вместо праздника произошло такое...
- Что случилось? - забеспокоился Миша.
- Оказывается, ни в коем случае нельзя было знакомить Машу с Вадимом.
- Почему?
- Оказалось, что Димка раньше был любовником Юлии! - всхлипнула Нина Константиновна.
- Разве Вы этого не знали? - удивилась Лиза.
- Нет.
- Не пытайтесь уверить нас с Лизанькой в том, что до Ниночкиного Дня рождения Вы этого не знали. - предупредил Михаил. - Мы все равно не поверим.
- Не знала. Правда.
- Кого Вы пытаетесь обмануть? Я заметил, как Вы все время старались сделать так, чтобы Димка и Юлия Николаевна не встретились ни при каких обстоятельствах.
- Мы заметили. - уточнила Лиза, делая упор на местоимение "мы".
- Дети мои, вы сделали неверный вывод. Я знала, что Димке нравятся женщины постарше него, а Юлии - мужчины намного моложе нее. Я боялась, что, встретившись, они приглянутся друг другу, а Машка останется с носом и огромным количеством комплексов.
- Допустим, но Вы не могли не понимать, что однажды они все равно встретятся...
- Когда Димка уже влюбится в Машку... И все равно перед праздником меня потряхивало. А ты давно знаешь?
- Я давно знаю, что его подругу звали Юлией, что она служит в милиции и познакомились они на той самой свадьбе, но задумался о том, не та ли это Юлия, когда увидел, как Вы не даете им встретиться.
- А Лиза?
- Я ее просветил. Что они натворили, когда встретились?
- Такое было... Ужас!
- Так! - решительно сказал Миша. - Хватит эмоциональных восклицаний. Рассказывайте по-существу.
- Это будет долго. - засомневалась Шапокляк.
- Ниночка, - сказала Анна Михайловна, - мы все очень хорошо знаем твой длинный язык и пристрастие к сплетням, и понимаем, что ты скоро лопнешь от желания рассказать ребятам, какой феерией обернулась банальная пьянка. Начинай, дорогая, с самого начала.
- Только поосторожнее. - предупредила Лиза. - Мише больно смеяться.
- Какой смех? - возмутилась Нина Константиновна. - Все, что произошло, было бы очень смешно, если бы не было так ужасно и не обернулось бы полным кошмаром, конца которому не будет никогда... Его последствия отравят мне всю оставшуюся жизнь. Они будут преследовать меня и во сне, и наяву до тех пор, пока я не сойду с ума!
- Поделим все на десять, как советовала Юлия Николаевна, - отозвался Михаил, - и получится, что действительно случилось что-то особенное. Анна Михайловна, Вы нам с Лизанькой расскажете эту историю?
- Ниночка сама расскажет.
- Пока ей надоест страдать, мы успеем лопнуть от любопытства. Вам это нужно?
- Нет. - ухмыльнулась теща. - Пусть лучше Ниночка лопнет от досады.
- Чтобы я упустила возможность рассказать такую историю? - возмутилась мгновенно успокоившаяся Нина Константиновна. - Не дождетесь!
- Тогда начинайте. Что подвигло мужа Юлии Николаевны похвастаться своими рогами?
- Водка проклятущая. Юленька задерживалась на работе, и он воспользовался свободой. Так напился, что петь по-человечески не мог.
- А как мог?
- Он выл, хрипел и икал одновременно, но останавливаться не собирался. Мы ждали избавления...
- Какого избавления?
- Ариозо Роберта из "Иоланты"... .
- Понятно. У баритона всегда одна и та же последовательность номеров. Публика знает, когда ее оставят в покое, и терпеливо ждет избавления.
- Да, но в этот раз мы ждали напрасно - Толик устроил второе отделение, причем без антракта. Как же мы были счастливы, когда, наконец, приехала Юлия, но, к сожалению, рано радовались. Как только она в гостиную вошла, Толик прекратил выть и радостно сообщил ей, что, пока она к нам добиралась, он ее любовника развлекал.
- Однако! Каковы были последствия?
- Когда я представила ей Димку, она немного растерялась, а потом напилась в стельку. Неизвестно еще, кто выпил больше - она или Толик.
- Напившись, она что-то учудила? - спросил Миша.
- А то! Юленька так быстро набрала достаточную для "подвигов" дозу алкоголя, что нам с Ларисой только оставалось удивленно хлопать глазами, а потом, почувствовав себя совсем храброй, она обвинила Вадима в том, что он - брачный аферист...
- Ого!
- Да-да, а потом устроила пьяную истерику. Только Машку раззадорила, зараза. Девка и так полтора месяца места себе не находила - все пыталась понять, что у нее есть такое интересное, что Вадим на нее польстился.
- Знакомая история. - вздохнул Михаил.
- Несчастная девочка. - пробормотала Лиза. - Как же ей было плохо...
- Она, бедненькая, в лице переменилась. Чувствовалось, что при посторонних скандалить не будет, но, как только попадет домой - держись, Вадим Петрович.
- Кажется, девочка неглупая. - предположил Михаил. - Что еще начудили полковница и ее муженек?
- Ничего хорошего. Толик Машку еще подогрел, уговаривая Юльку не быть такой эгоисткой и не беситься из-за того, что ее любовник пришел с другой, молодой, женщиной. Все уговаривал ее вспомнить о возрасте и поделиться ненужным.
- Старый чудак. - пробормотал Михаил.
- Не могу с тобой не согласиться. Хорошо, что хотя бы после истерики он догадался увезти Юльку домой. Так эта пьяная коза перед уходом объявила Димке, что его месть удалась, но следующий ход за ней. Машке от этих слов стало совсем скверно.
- Надо думать...
- Как только одни Мартыновы уехали, другие - засобирались. Я, зная гордый Димкин характер, решила ехать с ними, чтобы удержать от разрыва, если Машка начнет задавать неудобные вопросы, а Вадим откажется на них отвечать.
- Молодец! - одобрил Миша.
- Только уговорила Лару взять меня с собой, Ленька взорвался. Всех облаял, меня обозвал Бастиндой, Бабой Ягой и старой сводней. Ларисе и Юлии пообещал ноги выдернуть за Машку.
- А при чем тут Леонид Николаевич? - удивился Михаил.
- Я тоже удивилась тому, что он так разошелся. Лариса-то не его сестра, а Толика. Значит, и Машка ему племянница не кровная - его забору двоюродный плетень. Так орать вроде бы и не из-за чего, но тут Ленька разинул свою пьяную варежку и напомнил попытавшейся утихомирить его Инне, что Машка - его родная дочь.
- Опаньки! - удивился Миша. - Мужик-то, оказывается, в молодости орлом был.
- Не то слово! Они родились в один и тот же день, только в разных роддомах.
- Даже так? Буланчик любил устраивать сеансы одновременной игры с двумя барышнями?
- Да. Как оказалось, тот еще фрукт...
- Короче, вечер и так не был томным, так Леонид Николаевич еще добавил...
- Не то слово! Представляешь? Машке и так плохо от того, что ее жених оказался любовником тетки, а тут еще и алкоголик дядя Леня заявляет, что он ей не дядя, а родной папа, и собирается ехать с ними домой разбираться с Димкой по-мужски.
- А мама его отцовство не отрицает?
- Нет.
- Как Машка у вас с катушек не слетела?
- Еще как слетела, только позже.
- Когда домой приехали?
- Попозже. Когда мы оказались у Ларисы дома, Машка была на высоте. Вопросы задавала только по существу, без бабьих ужимок. Первым делом спросила о том, однофамилец ли Вадим ее покойному жениху.
- Как отреагировала, когда узнала, что Димка - его родной брат?
- Более-менее спокойно. Она вообще очень хорошо держалась до тех пор, пока Димка ее не обидел.
- А этот перец что натворил?
- Она хотела получить от него ответы на свои вопросы здесь и сейчас. На часть вопросов он ответил, а потом почему-то отказался разговаривать прилюдно и попросил войти в его положение. Вот тут ее истерика со скандалом и прохватила. Всем досталось - и Вадиму, и мне, и Ларисе.
- А ей за что?
- Мишенька, у них ведь тоже проблема отцов и детей стоит очень остро, только по другой причине.
- Лариса Александровна не может многого простить Леониду Николаевичу, и, за неимением возможности отомстить ему, вымещает свою злость на дочери?
- Как ты догадался?
- Видимо, это - закон природы. Что было дальше?
- Только Ленька объяснил Димке, в чем его ошибка, только Димка извинился перед Машенькой...
- Что он сделал? - изумился Миша.
- Извинился.
- Димка? Извинился?
- Да. Нашел в себе силы.
- Однако!
- Мало того, он попробовал успокоить истерящую Машку, но сделал еще одну ошибку - попытался обнять, чтобы успокоить, а до Машки, оказывается, в таких случаях дотрагиваться нельзя - дерется.
- Не может быть! - не поверила Лиза.
- Почему? Ты есть не можешь, а она дерется. У каждой женщины свои тараканы...
- Это не тараканы, - заявила Лиза, - а реакция организма на стресс.
- Ларочка утверждает то же самое. Таковы особенности травмированной психики.
- Сильно она Вадима стукнула?
- Прямо скажем - ручка у нее оказалась тяжеленькой. Она Димку, на радость папе Лене, так ударила кулаком в переносицу, что одним ударом подбила сразу оба глаза. Фингалы - закачаешься. Огромные. Темно-фиолетовые. Разбитый нос распух...
- О фингалах поговорим потом. - потребовал Михаил. - Не смейте портить мне Лизаньку.
- Только Ленька с Ларисой успокоили Машку и помогли Димке, как меня, дуру старую, кто-то за язык дернул. Мне бы промолчать, так я со всей дури выложила Леньке суть проблемы отношений Лары с Машкой и пути ее решения, которые я излагала ей ранее и которыми она пренебрегла самым легкомысленным образом.
- Пьяному?
- Да. - всхлипнула Нина Константиновна.
- Погорячились Вы, голубушка. Нужно было подождать, когда Леонид Николаевич протрезвеет.
Шапокляк горько заплакала.
- Это еще не все? Вы ляпнули что-то еще?
- Да. Я, старая поддатая перечница, выложила ему то, что Лара знает, как наладить отношения с Машкой, но не хочет напрягаться.
- Зря Вы это сделали. - сказал Миша. - Язык Ваш - враг Ваш. Представляю, что там началось...
- Следующий скандал там начался. Ленька опять взорвался! Обещал всем морды поразбивать за Машку. Еле-еле я его успокоила. Поматерился он еще немного, пообещал разобраться со своей сестрой, но это он больше для авторитета хвост павлиний перед дочечкой распустил, чем правду сказал. Ленька грозен только, когда Юльки в комнате нет.
- Если учесть характер и привычки Юлии Николаевны, то его можно понять. - отозвался Миша. - Что было дальше?
- Время было позднее. Димка нам такси вызвал, и мы с Ленькой домой поехали. Дома он сначала покуролесил немного, а потом, когда с Инкой вдрызг разругался, пар выпустил, успокоился и спать лег.
Я тоже в постель легла, лампу погасила, а спать не могу. Лежу себе, вспоминаю события прошедшего вечера, корю себя за болтливость. Вдруг дверь в мою комнату открылась. Я думала, что это Ниночка или Котя, а это Ленька оказался.
- Жена в постель не пустила, так он к Вам пошел? Однако!
- Да ну тебя! Я сама испугалась - решила, что он спьяну совсем дураком стал, но ошиблась - он стал полным идиотом. Зашел Ленька в комнату, к шкафу моему подошел, дверцу платяного отделения открыл и малую нужду справлять пристроился.
Михаил рассмеялся и тут же закашлялся. Лиза напоила его водой, уложила и кивнула Нине Константиновне, что можно продолжать.
- Тебе смешно, потому что ты мужик, а меня из кровати вынесло, как молоденькую козочку, но все равно опоздала. Пока я вставала и лампу включала, этот варвар голозадый от маминого пальто лисий хвост оторвал, и стоит памятником себе любимому - в одной руке хвост, а в другой - мужское достоинство. И ссыт! Прямо в шкаф!
Миша с трудом удержался, чтобы опять не рассмеяться, а Лиза, представив эту картину, расхохоталась от души.
- Я на него налетела фурией, хотела выгнать взашей, но Ленька-злодей как ссал, так и повернулся ко мне передом, и окатил своей вонючей мочой.
- Шапокляк, у Вас так давно не было мужчины, что Вы уже забыли, что этот процесс остановить невозможно.
- Я вспомнила, но поздно, когда сорочка намокла. И стоим. Этот меня поливает, как дворник клумбу, а я стою и двинуться с места не могу, как в ступоре... Когда только успел столько мочи накопить, мерзавец?
Лиза уже стонала от хохота, а Михаил тихонько похрюкивал и покашливал.
- Когда ступор прошел, мне так обидно стало, что я впервые в жизни на мужика первая в драку полезла, наорала и глаз ему подбила.
Миша не выдержал, и снова расхохотался и закашлялся. Когда он успокоился, Шапокляк продолжила рассказ.
- Тут Инна на мои вопли прибежала. Так Ленька, увидев ее, лисьим хвостом утерся, труселя свои вонючие натянул и побежал одеваться. Мы сначала не поняли, зачем ему в такую рань парадный костюм потребовался, а ему, оказывается, в этот момент было все равно, в чем от нас с Инкой удирать - в замызганных трениках или в выходном костюме. Лишь бы от нас подальше. Он оделся в первое попавшееся, и из дома сбежал, благо уже светало. Мы думали, что погуляет наш зассанец, сообразит, что провинился, и извиняться придет. Надеялись, что он поможет нам мой шкаф в порядок привести...
- Угадали?
- Щазззз!!! Не тут то было! Ленька явился только поздно вечером, в дымину пьяный, с фингалами под обоими глазами и шишкой на лбу.
- Сестра разукрасила до целого? - фыркнул Миша.
- Да. Оказывается, сбежать-то он догадался, но пойти-то ему в такой ранний час было некуда. Суббота. Все отсыпаются. Погулял наш беглец пару часов по улицам, промерз до костей, купил все, что нужно для сугрева и сообразил, что можно пойти к Толику. Доброе дело решил сделать, блин.
- Какое?
- Вылечить друга от абстиненции.
- Красиво сформулировал. - оценил Михаил.
- Не перебивай меня. Притащился наш безобразник к ним домой, увидел побитого и расцарапанного Толика, озверевшую Юльку, понял, что они спать еще не ложились, и сдуру решил еще одно доброе дело сделать.
- Какое? - икнула Лиза.
- Помирить их. Голубь мира, блин! Ленька-дипломат, ё!
- Судя по Вашим воплям, он, стараясь их помирить, начудил еще что-то особо выдающееся? - спросил Миша.
- А то! Из Леньки такой же миротворец, как из женского детородного органа - балалайка! Отсутствие на своей лысине голубой каски этот придурок заметил только тогда, когда Юлька его по башке сковородкой огрела за то, как он ее успокаивал.
- Как? - простонала от хохота Лиза.
- Представьте себе, не нашел ничего более подходящего, чем заявить, что она должна радоваться тому, что Толик "засветил" перед семьей только одного ее любовника, хотя мог вместо третьего отделения концерта продекламировать весь список.
- Оооо!!! - взвыла Лиза. у которой уже не было сил смеяться.
- Тебе смешно. - с упреком сказала Нина Константиновна. - А старый дурак, у которого еще вчерашнее не выветрилось, успевший к Ленькиному приходу как следует опохмелиться, да еще с ним на пару хорошенько добавить, между прочим, спьяну обрадовался удачной идее пополнить репертуар и тоже получил по лысине. Хорошо еще, что у Юльки сковородка легкая, алюминиевая...
Михаил, уже не сдерживаясь, смеялся и кашлял одновременно.
- Думаете, эти пьяные рожи задумались, за что она их "приласкала"?
- А что - нет? - икнула Лиза.
- Не надейтесь. Их хватило только на то, чтобы обрадоваться тому, что у них опять появился законный повод выпить.
- Какой?
- Обновки обмыть им потребовалось.
- К-какие обновки? - всхлипнул Миша.
- Шишки и фингалы.
- Чтобы долго носились?
- А то!
- И как? Удачно?
- Как-как? Обмыли. Потом с Юлькой начали мириться, а когда домирились до того, что она вновь взялась за сковородку, Ленька благоразумно сбежал.
- Видимо, в певый раз ему было невкусно. - пробормотал Миша. - Он предпочел получать люли дома?
- Если бы! Он - не дурак. Понимал, что дома ему придется вместо отдыха в собственной моче плескаться.
- И куда он делся? - поинтересовался Миша.
- К Ларисе поперся. То-то ей, бедняге, счастья было, когда он хвастался своими похождениями. У нее ведь чувство юмора отсутствует. Димка с Машкой животики надрывали от хохота, а Лара никак понять не могла, почему они смеются над несчастьем.
- Где она несчастье взяла? - поинтересовалась Лиза. - Тут, скорее, комедия "Невероятные приключения пьяного доктора".
- Это потому, что у тебя чувство юмора имеется, а она восприняла рассказ о Ленькиных похождениях, как трагедию.
- Так Димка с Машкой помирились? - вернул их на главную тему Миша.
- Конечно. Более того, Димке удалось помирить Лару с Машкой.
- Однако! Похоже, Вадим влюбился не на шутку.
- Похоже, хотя до вас, мои дорогие, им с Машкой далеко.
- Не нужно делать нас образцом. - икнула Лиза. - Любовь бывает разной.
- Мы опять отвлеклись от похождений Леньки.
- Кто перескочил на Димку? Мы или Вы? - проворчал Миша.
- К вечеру, после того, как мы привели в порядок мой шкаф, перестирали все, что обоссал Леонид Николаевич, и обблевались от отвращения, Инка стала разыскивать своего блудного алкоголика для расправы.
- Нашла?
- А как же? Нашла у Ларисы, взбесилась еще сильнее, страшно ей нахамила и потребовала немедленно отправить Леньку домой. Так он, понимая, что теперь дома без люлей точно не обойдется, потребовал у девочек политического убежища.
- Получил?
- Нет, конечно. Ему вызвали такси и выдворили, но другой вопрос - куда он поехал.
- Неужели опять к сестре?
- Да.
- И как? Удачно съездил?
- Это она ему съездила.
- Во второй глаз? - уточнил Миша.
- Да. Дверь открыла, братца увидела, и так обрадовалась, что сразу хорошую порцию люлей отмусолила и дверь перед его носом захлопнула.
- После этого он вернулся к Ларисе Александровне?
- Нет. Догадался пойти домой.
- Естественно. - всхлипнула от хохота Лиза. - На стороне он уже все получил.
- Нина Константиновна, - заявил Миша. - Вы опять все преувеличили. Мужик погулял от души, а Вы уже про кошмары рассказываете.
- Ты помолчать можешь?
- А что? - удивился Миша. - Это еще не конец?
- Нет, Мишенька, это была только присказка, а сказка началась, когда Ленька домой вернулся.
- Ого! На что еще хватило его изобретательности?
- Он прямо с порога Котеньке врезал по морде так, что у мальчика тоже оказались подбиты сразу оба глаза и распух нос. Сколько кровищи натекло! Ужас!
- Однако! - неприятно удивился Миша. - За что? Котька-то в чем виноват?
- Котя, конечно, озверел и в драку полез, - продолжала Нина Константиновна, словно не заметив того, что ей был задан вопрос, - а Ленька стал орать, что его больше бить нельзя, чтобы не нарушать симметрию.
- Ч-чего? - простонала Лиза.
- Симметрию. Он не хотел быть "разукрашенным" сильнее, чем Толик.
- Ну и как? Соблюли?
- Еле оттащили мы втроем Котю от физиономии тестя. Очень уж ему хотелось дать сдачи...
- Удалось?
- По мелочам. Губу Леньке разбил, нос расквасил, по яйцам врезал и успокоился.
- Он всегда был отходчивым. Леонид Николаевич хоть что-нибудь объяснил?
- А то! Леньке взбрело в голову, что, раз у него, Толика и Вадима есть по фингалу под каждым глазом, то и Коте тоже нужно.
- Зачем?
- Чтобы в ЗАГСе он не выделялся на фоне остальных недобитков.
- Вадим с Машкой поженились? - обрадовался Миша, сразу отвлекшийся от похождений доктора Лазарева во хмелю.
- Да, но отнеслись к регистрации точно так же, как и вы когда-то. Венчаться будут весной и очень надеются, что шаферами будете вы с Котей, а подружками невесты - Лизанька с Ниночкой. Опять ты отвлек меня от Леньки, а потом меня же и обвинишь...
- Как? Еще не все? - удивилась Лиза.
- Что ты! Главное событие еще не начиналось! В воскресенье у Леньки должно было быть первое дежурство после больничного. На подстанции ждали доктора, а явился кто?
- Недобиток. - ответила Лиза, утирая слезы.
- Избитый тип, воняющий перегаром, сильно смахивающий на бомжа. - уточнила Нина Константиновна. - Естественно, в таком виде его до работы не допустили, разрешили погулять за свой счет до тех пор, пока синяки не побледнеют, и отправили домой. Вот тут и начался ад кромешный.
Нина Константиновна многозначительно замолчала.
- Публика требует продолжения. - заявила Лиза.
- Думаете - он поехал домой?
- Нет. - ответил Миша. - Если учесть, что Юлию Николаевну в воскресенье утром срочно вызвали на работу...
- Откуда ты знаешь? - поинтересовалась Шапокляк.
- Она в днем в воскресенье позвонила нам и сказала, что находится на выезде, и к нам приехать не сможет. При таком раскладе Леонид Николаевич должен был отправиться не домой, а к собутыльнику.
- Он туда и поехал. Мы с Инной дом в порядок привели, обед приготовили. Думали, что Ленька работает, ждали, когда заедет домой перекусить, а он явился поздно вечером в дымину пьяный, с порога сообщил, что находится в отпуске за свой счет до полного выздоровления, и имеет право отдыхать так, как ему заблагорассудится. Представляете, что ему устроила Инна?
- Утром? - хором спросили Берсеневы.
- Щаззз!!! Эта идиотка до утра ждать не привыкла! Она всегда разборки устраивает сразу, в каком бы состоянии Ленька ни был.
- Зачем? - удивился Михаил. - С пьяным разговаривать бесполезно. Почему она не уложила его спать, отложив разговор на утро?
- Потому что она - стерва и дура одновременно. Я ей как-то посоветовала не разбираться с пьяным - так она посоветовала мне не совать нос в чужие дела.
- И что же она устроила? - поинтересовалась Лиза, которой не терпелось услышать продолжение.
- Пытку своим занудством. Не повышая голоса, долго и монотонно перечисляла свои претензии. У меня даже была очень интересная ассоциация - так Николай Гриценко играл Каренина.
- А Леонид Николаевич?
- Молча выслушал все, что сказала Инна, а потом молча разделся и лег спать.
- Однако! - заявил Миша. - У него пьяного в голове мозгов больше, чем у нее трезвой.
- Иногда. - ответила Нина Константиновна.
- Как же Вы, тетушка, все это терпели? - спросила Лиза.
- Мне было очень интересно узнать, подерутся они или нет.
- Они Вас разочаровали. - ухмыльнулся Миша.
- Не торопись с выводами. - посоветовала ему Шапокляк. - Впереди был вечер понедельника...
- Что случилось в понедельник? - заинтересовалась Лиза.
- Вначале ничего. Утром Инка ушла на работу. Ленька отоспался, протрезвел и стал думать о том, как бы ему помириться с женой. Даже сходил в магазин за тортом. Пришла она вечером с работы, высказалась ему еще раз и утихомирилась. Я уже думала, что неприятности закончились. Как я ошиблась! Как сильно я ошиблась!
- Нина Константиновна, давайте оставим причитания "на потом". Что было дальше?
- Сначала нашему алкоголику позвонила Лара, чтобы сообщить, что Ольга назначила регистрацию на вторник.
- И что особенного?
- Может быть, и ничего, но Ленька со всей дури попросил Инку, чтобы она погладила ему белую рубашку и выходной костюм.
- Зря он это сделал.
- Вот имено! Что тут началось... Впервые за полтора года я увидела, что всегда невозмутимо-бесстрастная Инка тоже может взорваться. Каких только гадостей она не наговорила нам, всем троим.
- И Вам? - нахмурился Миша.
- Меня она назвала наглой приживалкой, бандершей, старой сплетницей, каждой бочке затычкой и матерью алкоголика.
- Как отреагировал Котька?
- Он не успел. Ленька развернулся и врезал Инке по морде раньше, чем Котя встал со стула. Эта зараза, когда очухалась и на ноги поднялась, в долгу не осталась - морду ему в кровь расцарапала и клок волос успела выдрать прежде, чем снова на его кулак наткнулась и прилегла. Такая драка была! Я думала, что они поубивают друг друга, а Ниночки останутся заиками на всю жизнь. Когда Котьке удалось оттащить Леньку от Инки, она сначала выплюнула кровь и пару зубов, а потом вновь пошла в атаку.
- Котька выпустил тестя?
- Вернее сказать, не удержал. Ленька, чтобы вырваться, ужом из рубашки выскользнул и полуголым в драку ринулся. Такая каша заварилась! Бабушка с дедушкой дерутся, Ниночка плачет, малышка проснулась и испугалась...
- Чем закончился вечер?
- Инка потребовала развод без трех зубов, но вся в синяках.
- А Леонид Николаевич?
- Согласился и пошел собирать вещи. Мы с Котей тоже стали собираться.
- А Нина?
- Котя поставил ее перед выбором. Она выбрала его и уехала с нами.
- Молодец!
- Если бы вы слышали, что Инка наговорила Ниночке перед тем, как мы уехали...
Шапокляк снова расплакалась.
- Боюсь, что она не придумала ничего нового. - ответил Миша.
Нина Константиновна горестно кивнула.
- Да, мой дорогой, ровно то же самое и почти теми же словами.
- Однажды ей будет очень стыдно перед дочерью. - горько вздохнула Анна Михайловна.
- Поживем - увидим. - отозвалась Лиза. - Нина Константиновна, публика жаждет продолжения.
- Теперь Ленька живет у сестры, а мы - пока у вас на даче, но ты не переживай. Долго мы вас стеснять не будем. Котя ищет квартиру, в которой мы поживем, пока арендаторы не освободят нашу берлогу. Договор заканчивается в апреле, и я уже предупредила жильцов, что мы продлевать его не будем.
- Не надо искать квартиру. - ответил Михаил. - Живите у нас, сколько хотите. Леониду Николаевичу скажите, чтобы он перебирался к нам.
- Ты и Леньку приглашаешь? - изумилась Нина Константиновна.
- Необходимо оторвать его от Толика - иначе окончательно сопьется. Жалко его. Хороший он мужик. Не волнуйтесь - у нас комнат много.
- Я склерозом пока не страдаю.
- Вот и славно. Поместимся с комфортом. Вам после жильцов все равно нужно будет ремонт сделать и мебель новую купить, чтобы ребенок жил в чистом доме. И нам, после всех передряг ремонт тоже необходим. Пока управимся - осень наступит. Ребенок лето проведет не в городской пыли, а на свежем воздухе и парном молоке. Ну что, кошмар испарился?
Около пяти часов утра Лиза проснулась от голода. Уже несколько дней она постоянно хотела есть и отдавала предпочтение домашним соленьям и маринадам. На этот раз ей очень хотелось соленых грибочков, и она полезла в холодильник.
От звука открываемой дверцы проснулся Миша.
- Лизанька, что с тобой? Тебе нехорошо?
- Нет. Я просто проголодалась. Составишь мне компанию?
- Нет. Я не голоден.
- А где грибочки? - огорчилась женщина, не найдя на полках искомого.
- Ты хочешь грибочков?
- Угу. Или селедочки.
- Утром позвони маме. Пусть пришлет с Котькой.
- Мне сейчас нужно.
- Съешь соленый огурчик.
- Не хочет оно огурчик! - закапризничала Лиза. - Ему грибочек подавай!
- Кому - ему?
- Потомству!
- Какому потомству?
- Нашему.
- Лизанька, ты бредишь?
- Вместе с лабораторией Склифа?
- Ты хочешь сказать, что у нас будет ребенок?
- Угу. И, судя по всему, довольно капризный.
Миша встал с кровати, подошел к жене и обнял ее здоровой рукой. Она уткнулась лицом в повязку на его груди.
- Детонька моя, неужели у нас все-таки получилось?
- Да, родной. С нами опять случилось "То-Чаво-На-Белом-Свете-Вообче-Не-Может-Быть".
Лиза подняла голову. Михаил взял в ладони ее лицо, расцеловал, а потом признался.
- Лизанька, на сей раз чудо совершили врачи.
- Ты лечился?
- Угу.
- Когда?
- Сразу после того, как ты мне сказала о том, что догадалась о моем бесплодии, я обратился в одну очень хорошую клинику. Они сделали обследование и вынесли вердикт - мое бесплодие не имеет никакого отношения к тому, что я когда-то переболел свинкой.
- Тогда откуда оно взялось?
- Они очень долго мне объясняли, но я так ничего и не понял кроме того, что свинка тут ни при чем, и меня можно вылечить.
- А мне почему ничего не сказал, партизан хренов? - возмутилась Лиза.
- Я за эти годы столько раз слышал от врачей, что мой случай безнадежен, что не поверил обещаниям. Думал, что мне попался очередной барыга.
- Но курс лечения все равно прошел?
- Да. Еще прошлой весной. Скорее, для очистки совести, чем с надеждой на успех.
- После того, как мы переехали на дачу?
- Да. После всех треволнений.
- Ты не ответил на вопрос.
- Я сам не верил в то, что что-то получится, и тебя не хотел обнадеживать понапрасну, тем более, что время шло, но ничего не происходило.
- А оно взяло и получилось.
- Когда я уже и надеяться перестал, причем в самый неподходящий момент...
- Почему - неподходящий?
- Сама подумай. Папа-недобиток в больнице валяется, мама перепсиховала так, что аж поседела, бедная. Блудную бабку еще воспитывать и воспитывать...
- Давай посмотрим под другим углом. - нашлась Лиза. - Времени до рождения потомка - как минимум, месяцев семь. Вполне достаточно для того, чтобы папа выздоровел, а мама - успокоилась.
- А бабка?
- Бабку пусть перевоспитывает сам потомок.
- Как?
- Он не оставит ей ни сил, ни времени на глупости.
- Лизанька, ты гениальна! Правильно! Так и должно быть!
- Кто-то все время обрывает Нину Константиновну, когда она начинает увлекаться восклицаниями. А сам что делаешь?
- Радуюсь тому, что нашлось решение задачки.
- Какой задачки?
- Как и потомство завести, и тобой с ним не очень поделиться. Мы доверим его воспитание бабке, а сами будем жить почти по-прежнему. Обещаю - твое детство будет продолжаться.
- Ты уверен, что мама хорошо его воспитает?
- Если она вырастила тебя, мое солнышко, значит сможет вырастить хорошим человеком и нашего ребенка.
- Я другого боюсь...
- Ласточка моя родная. Ничего не бойся. Мы попросим Леонида Николаевича порекомендовать нас в ту клинику, где рожала Нина. Наше дитя появится на свет только там и только кесаревым сечением.
- Не торопись. Его сначала нужно выносить.
- Выносим.
- Сначала наше сволочное дитя вынесет нам все мозги.
- Оно еще не родилось, а ты уже на него ругаешься.
- А чего оно мне ночью спать не дает, да еще и требует то, чего в холодильнике нет?
- Который час?
Лиза посмотрела на часы.
- Половина шестого.
Положив трубку на тумбочку, Миша спросил:
- Девочки мои, вы сможете немножко потерпеть? Димка едет из Домодедова с подобранным в аэропорту клиентом. Пока он отвезет своего пассажира, пока купит все, о чем вы мечтаете, и доберется до нас...
- С чего ты взял, что там - Лиза показала на живот - девочка? Судя по кулинарным пристрастиям - пацан. Девчонка, наверняка, захотела бы сладенького или банан.
- Не будем спорить. Лизанька, когда будет известно, какого пола наш Лисеныш?
- Не знаю. Спроси у эскулапов.
- Что их подвигло взять у тебя кровь на анализ?
- Я упала в обморок, когда, приехав утром, узнала, что ты уже в палате. Доктор задал пару вопросов и назначил анализ крови.
- Когда ты узнала результат?
- Несколько дней назад.
- Почему молчала?
- Хотела сделать сюрприз к выписке, но этому созданию так не терпелось оповестить папу о своем присутствии, что оно затерроризировало маму.
- Оно поступило правильно.
- Миша, предупреди Димку, чтобы он клювом не щелкал. Мамаша пусть узнает потом, когда мы уже будем дома. Успеют еще с Шапокляк покудахтать...
- Хорошо. Ты уже придумала имя?
- Да. Милочка.
- А парня?
- Андрей.
- Спасибо, Лисенок мой. А теперь ложись и отдыхай, пока Димка не привез нашей лакомке все, что она просила.
- А грибочки?
- Магазинных грибов, напичканных всякой химией, я тебе не дам. Даже не проси. Грибы попросим привезти мамку. Я попрошу сам. Скажу, что мне, как выздоравливающему, очень хочется.
- Ладно.
Миша тяжело вздохнул.
- Что с тобой?
- Домой хочу.
- Потерпи недельку, в крайнем случае - две.
Прошла неделя. Морозным зимним утром Михаила выписали из больницы.
Когда Костик привез Берсеневых на дачу, там уже кипела работа. Было очень похоже, что возвращение Миши и Лизы из больницы собираются отметить, как большой праздник, грандиозным банкетом. Во дворе Леонид Николаевич занимался шашлыками, в кухне "колдовали" Вадим и Нина Константиновна с Анной Михайловной, а в гостиной Нина с Машкой под руководством Ларисы Александровны сервировали праздничный стол, уставляя его разнообразными закусками, а также парадной посудой, как давно знакомой, привезенной из городской квартиры, так и совершенно новой, из великолепного столового сервиза на двенадцать персон, подаренного Мише в честь выздоровления.
Берсеневы прошли по дорожке, поднялись на веранду, вошли в дом и оказались в центре внимания всей компании. Когда гости дружно перецеловали хозяев дома, Мишу и Лизу отправили отдохнуть перед банкетом.
- Юленька с Толиком немного задерживаются. - сказала им Нина-старшая. - Сегодня Анечка, Лизанька и ты, наконец, узнаете, что такое Толик.
- Так я его видел, когда Ниночек из роддома забирали.
- Ты видел трезвого, а это совсем неинтересно. На них с Ленечкой нужно смотреть, когда они наберутся под завязку…
- Ну, я-то видела его подшофе и слышала, как он поет. - напомнила ей Лиза.
- Сколько лет назад?
- Лет десять прошло.
- У Толика тогда был хороший голос?
- Да. Мне нравилось, как он пел.
- Считай, что ты ничего не видела и не слышала. Теперь его пение представляет из себя смесь хриплого воя с икотой.
- Они приедут на машине? - спросил Миша.
- На электричке. А пока их нет, марш отдыхать.
Оказавшись в своей спальне, Берсеневы обнялись и долго стояли молча, прильнув друг к другу. Слова им были не нужны. Два усталых измученных человека наслаждались дарованными им минутами покоя.
Наконец, Лиза подняла голову.
- Мишенька, приляг, отдохни. Ты еще слаб, и в дороге, наверняка, устал.
- Ты приляжешь со мной?
- Конечно. Только как бы из нашего отыха не вышел большой конфуз.
Миша понимающе ухмыльнулся.
- Слышно, как трещат?
- Угу. Как бы нам сначала не насмешить гостей характерными звуками, а потом - не проспать очередную серию похождений старых безобразников.
- Толик завоет - проснемся.
- А вдруг они будут вести себя прилично? - спросила Лиза.
- Сомневаюсь. Кажется, намечается грандиозная пьянка. Наверняка, напьются и покажут себя во всей красе. Мне непонятно, по какому поводу такой банкет? Новоселье Виноградовых или развод Лазаревых?
- Нет. У нас сегодня очень большой праздник. - ответила Лиза. - твоя война окончена, ты вернулся с нее победителем, живым, а в будущем, вполне возможно, будешь здоровым.
- В каком месте она окончена? С чего бы мне считать себя победителем? Лизанька, мы сейчас имеем всего лишь временную передышку. Либо Кузнецову отмажут до суда, либо приложат все усилия, чтобы наказание было минимальным.
- Ты думаешь, что у ее сына это получится?
- Не знаю. В любом случае, пожизненное заключение ей не назначат. Следовательно, через некоторое время она выйдет на свободу - вот тогда-то и наступит финал-апофеоз с неизвестным результатом. Я, конечно, приложу все усилия, чтобы предотвратить неизбежное…
- Как? – поинтересовалась Лиза.
- Нам необходимо уехать отсюда как можно быстрее. Я продам к чертовой матери нашу дачу, а взамен нее куплю другую, по другой ветке железной дороги, желательно, в противоположной стороне Подмосковья, в месте, которое престижным назвать нельзя. Мы будем жить там круглый год, потому что городская квартира теперь годится только для того, чтобы сдать ее в аренду.
- Почему?
- Эта дрянь знает адрес.
- Ты считаешь, что это единственный способ исчезнуть так, чтобы Кузнецова нас не нашла?
- Или нашла не скоро. Чем позже - тем лучше. Время будет работать на нас.
- Ты продашь дом своих родителей?
- А что делать? Как только она выйдет на свободу, реальная опасность будет грозить не только нам, но и ребенку. Не подставляться же под нож или пулю ради кучи кирпичей. Скорее всего, грядущее лето будет последним в старом доме. Хорошо бы еще перед покупкой новой дачи сменить фамилию.
- Давай сначала узнаем, что ей присудят.
- Что это нам даст?
- Ты сможешь продать дачу не сейчас, а за два-три года до ее освобождения.
- На свободе остался ее сын. Где гарантии, что он не постарается завершить дело своей матери?
- Он живет в Германии. Вряд ли ему интересна перспектива столкнуться с российским правосудием. К тому же, ему не за что мстить. Это же не ты стрелял в Кузнецову, а она в тебя.
Михаил хотел возразить, но не успел – Нина-старшая постучала в их дверь и сообщила, что приехали Юлия с Толиком, и полковница ждет их в комнате Анны Михайловны - желает побеседовать прежде, чем все сядут за стол.
Берсеневы неохотно разжали объятия.
- Лисенок, как ты думаешь, можно их всех сразу уложить спать?
- До того, как напьются? Они будут возражать. Потерпи до вечера, Большой Лис. Они напразднуются под завязку, всласть набезобразничают и сами расползутся по комнатам в предвкушении утреннего "урожая" люлей.
- Шапокляк придется подселить к теще.
- Зачем?
- Иначе Ларисе Александровне придется спать в гостиной.
- Ее мы поселим к Леониду Николаевичу.
- Ах, ты, маленькая сводня!
- Не сводня, а сваха. Чувствуешь разницу?
- Я другое чувствую...
- С ума сошел? В доме полно гостей.Терпи.
- До вечера потерплю, но, когда все уснут, займусь тобой вплотную, иначе они лопнут. Слышишь, как трещат?
- Не лопнут – я сама тобой займусь.
- Мммм… Заманчиво. – проворковал Миша.
Войдя в спальню Анны Михайловны, Берсеневы обнаружили там сидящую в кресле полковницу.
- Юлия Николаевна, что случилось? – поинтересовалась Лиза.
- Прежде, чем мы отправимся пьянствовать, я хочу вам кое-что рассказать. - ответила Юлия.
- Произошло что-то нехорошее? – испугалась Лиза.
- Сядьте, пожалуйста, и послушайте, а ты, Лиза-каприза, попробуй пять минут помолчать.
Берсеневы сели на кровать и приготовились слушать.
- Когда тебе должен был звонить следователь? – спросила Юлия Мишу.
- Сегодня после двух.
- Можешь не ждать – он не позвонит.
- Неужели на свете совсем нет справедливости? – вдруг взорвался вскочивший с дивана Михаил, перебив Юлию Николаевну. – Почему Кузнецовой опять все сошло с рук? Доказательств мало? Свидетелей нет? Мало крови пролилось? Почему это чудовище всегда остается безнаказанной, а мы не имеем права на защиту от ее преступлений? Потому что у нее есть высокопоставленные друзья, а мы рылом не вышли? Нашу кровь лить не жалко? Она дешевле воды? Сколько ее еще должно пролиться, чтобы милиция соизволила защитить жертв, а не преступника? Учтите! Как только Кузнецова появится в Поселке, я убью ее своими руками! Сколько лет тюрьмы мне дадут за защиту моей семьи?
- Сядь и успокойся, Робин Гуд хренов! - воспользовавшись паузой, рявкнула Юлия.
- Я успокоюсь только тогда, когда буду знать, что Кузнецова сдохла!
- Вот и успокойся – она сдохла.
Миша не поверил своим ушам:
- Прикалываетесь?
- Нет. – устало ответила Юлия. – Она действительно сдохла. Из-за этого мы с Толиком и задержались – я захотела удостовериться в том, что мои коллеги говорят правду. Увидеть своими глазами.
- Увидели?
- Да.
- Вы уверены, что Вам показали именно ее?
Юлия достала из сумочки свой телефон и какую-то бумагу.
- Посмотри сам. Специально для тебя нащелкала.
Миша взял телефон и просмотрел фотографии, а потом документ, протянутый Юлией.
- Теперь ты уверен в том, что никто тебя не обманывает?
- Теперь – да.
- Юлия Николаевна, - подала голос Лиза, - Вы можете нам рассказать, что случилось с Кузнецовой?
- Ничего интересного. Попытка побега.
- Из СИЗО? - изумилась Лиза.
- Нет. Она находилась на психолого-психиатрической экспертизе в институте им. Сербского.
- Неужели там мало охраны?
- И охраны достаточно, и постоянное видеонаблюдение ведется, и решетки на окнах имеются, и двери закрыты на очень надежные замки...
- Так как же?
- Разгильдяев хватает везде.
- Расскажите.
- У них на административном этаже решетки на окнах не установлены. Кузнецова все время пребывания у них вела себя очень спокойно. Не капризничала, не буянила, изображала тихое помешательство. В результате, ей удалось усыпить бдительность персонала. Вчера вечером, когда начальство уже уехало домой, а охрана и персонал расслабились, она улизнула со своего этажа и прокралась на административный. Один из кабинетов не только не был заперт, но и окно было чуть-чуть приоткрыто. Девушка-администратор, работающая в этом кабинете оказалась выдающейся разгильдяйкой.
- Или пособницей? - спросила Лиза.
- Нет. Мы допросили эту девицу и проверили по своим каналам. Она никогда не была знакома с Кузнецовой. Пустоголовая разгильдяйка из нынешних...
- Кузнецова пыталась бежать через окно? - догадался Миша.
- Да, но не рассчитала, что упадет не на мягкую землю, а на каменное крыльцо. При падении с четвертого этажа головой о бордюрный камень у нее шансов выжить практически не было.
- Она умерла мгновенно?
- Да. Больше она тебя не побеспокоит.
- Туда ей и дорога. - удовлетворенно отозвался Миша.
- Мишенька, значит, твоя война действительно окончена, и дом продавать не нужно. – обрадовалась Лиза.
- Ты знала об этом, когда мы ехали сюда?
- Нет, - ответила Юлия, - я до этой минуты ничего никому на рассказывала. Ты решил продать дом?
- Теперь уже нет. – ответил Михаил.
- Жаль. Я бы купила. Место хорошее, станция рядом, к Москве близко, а, самое главное - Толика от Леньки оторвать смогла бы. Скажи, твои буйные соседи еще не передумали продавать свой участок?
- Чудики? Они уехали еще в начале апреля.
- Участок продали?
- Конечно.
- Жаль. Каковы шансы, что новый владелец согласится поменяться со мной дачами?
- Он Вам просто продаст этот участок – стройтесь.
- Ты уверен?
- Вы ничего не знаете? - удивилась Лиза. - Неужели маман и Шапокляк научились держать информацию при себе?
- Ты сама-то веришь в то, что ляпнула? - с сарказмом поинтересовалась полковница.
- Юлия Николаевна, - перебил ее Михаил. - я еще прошлой зимой купил участок у чудиков и имею право продать Вам свою собственность. Оформить покупку можно будет в любое время, по Вашему выбору.
- Завтра-послезавтра, пока мужики будут пугать весь Поселок своим опохмеляжем, мы с тобой вместе сходим в администрацию?
Юлия увидела удивленные лица Берсеневых и расхохоталась.
- Не падайте в обморок – мы всем табором собираемся прогостить у вас до понедельника. Радуйтесь - вы не только увидите все части Мерлезонского балета, но и станете его участниками. Единственная просьба – на ночевку Толика с Ленькой лучше укладывать поближе к туалету, чтобы дверями не промахивались.
- Что будет, если промахнутся? – поинтересовалась Лиза, делая вид, что Шапокляк им ничего не рассказывала.
- Лизанька, не советую принимать меня за идиотку. Неужели ты думаешь, что я поверю в то, что Шапокляк не рассказала вам не только о том, какой феерией обернулись смотрины для Вадима, но и о том, что учудил Ленька после смотрин?
- А вдруг не рассказала? - смутилась Лиза.
- Только не Шапокляк. А теперь пойдемте за стол – очень есть хочется. Толик уже отлип от Леньки и вошел в дом. Слышите, как надрывается?
Первым, что услышали Лиза и Миша, выйдя в гостиную, была "Заздравная".
- А вот и дети! - обрадовался Леонид Николаевич. - Теперь можно и за стол садиться, тем более, что первое отделение концерта уже началось.
- Нужно еще немножко подождать. Вот-вот приедет Петька и привезет наш подарок Анне Михайловне.
- Что дарите?
- Собачку, чтобы теща была занята и не натворила еще каких-нибудь глупостей.
- Кстати, о теще. На, возьми, пока я трезвый.
Леонид Николаевич протянул Михаилу какие-то бумаги и визитную карточку.
- Что это? - поинтересовалась Лиза.
- Это - визитная карточка еще одного доктора, который согласился попробовать помочь Мише сделать теще еще, как минимум, один подарок.
- Внуков? - догадалась Елизавета Николаевна.
- Да. Женщинам в определенном возрасте внуки необходимы для продления жизни и избежания умственной деградации. Это я тебе говорю, как врач. Если и этот доктор не сможет помочь, будем искать специализированную клинику за границей.
- Поздно. "То-Чаво-На-Белом-Свете-Вообче-Не-Может-Быть" уже случилось, но все равно спасибо.
Лиза поцеловала его в щеку.
- Осторожно, девочка. Миша и Лариса могут закатить нам сцену ревности. - пошутил Леонид Николаевич.
- Вы порекомендуете нас в ту клинику, где рожала Ниночка? - тревожно спросил Михаил.
- Конечно. Обещаю - Лизаньку будет наблюдать тот же доктор.
- А кесарево сечение сделает?
- Включим его в договор, как у Ниночки.
- Мне разрешат присутствовать?
- При полостной операции? Нет.
- Почему?
- Мужики-то и при обычных родах часто в обморок падают, а тут - настоящая операция. Докторам нужно будет заниматься Лизанькой, а не тобой. Так что, ты будешь находиться за дверью, но, как только ребенок появится на свет, тебя позовут.
- Как же мама справится одновременно и с внуками, и с собачкой? - встревожилась Елизавета Николаевна.
- Не волнуйся. - заявил доктор. - Чем меньше у женщины ее возраста свободного времени, тем меньше вероятность того, что она натворит массу глупостей. Посмотри на Шапокляк. Как только мы с супругой разъехались, и все заботы о внучке легли на них с Анечкой, так баба Нина просто "переродилась".
Он хотел еще что-то сказать, но не успел - приехали оставшиеся гости. Войдя в гостиную, Петька достал из-за пазухи и поставил на пол крохотного серого щенка-пекинеса с черной мордочкой, палевым пузиком и белыми "носочками" на передних лапках.
- Знакомьтесь. Ее зовут Джина. Родословную и рекомендации заводчика относительно ее питания я отдам вам потом. Пока будет достаточно давать ей несколько раз в день немного меленько порезанного сырого мяса.
Словно здороваясь, собачка тявкнула и завиляла своим крохотным, пока еще куцым, хвостиком.
От этого звука Анну Михайловну вынесло из кухни с энергией взорвавшейся петарды. Она подхватила малышку на руки, прижала к себе и побежала обратно на кухню - за молоком. Все остальные хлопоты были забыты, гости - тоже, а надрывавшегося Анатолия Александровича женщина вообще не заметила. Она уже тетешкала собачку и устраивала ее на жительство в своей комнате.
Пока Анна осваивала привезенные Петькой собачий туалет, кроватку, застилала матрасик пеленкой, искала удобные крохе мисочки для воды и для еды, малышка, забавно переваливаясь на коротеньких лапках, деловито осваивала территорию, с интересом обнюхивала все вокруг и оставляла на паласах лужицы, а потом, когда ложе для нее было готово, сытая и усталая, лениво обнюхала свою кроватку, забралась в нее, немного пободала подушечку, сладко зевнула, свернулась калачиком и уснула.
- Ребята, спасибо! Если уж не суждено мне получить внуков...
- С чего Вы взяли? - поинтересовался Миша.
- Нуууу.... - смутилась теща.
- Потерпите еще немножко - семь-восемь месяцев, не больше.
- Шутишь?
- Хвастаюсь.
- Правда?
- Правда, мама, правда. - улыбнулась Лиза. - Мне в Склифе все анализы сделали. В августе ты станешь бабушкой. Точнее доктора скажут позже.
- Нина! Ниночка!!! - завопила Анна Михайловна и помчалась на кухню делиться с сестрой новостью.
- Кто-то говорил, что Шапокляк "переродилась"... - с иронией заметил Михаил. - Заметно...
- Во-первых, не все болезни можно вылечить. - ответил доктор Лазарев. - Длинный язык Ниночки лечению почти не поддается.
- А во-вторых, - перебила доктора Лиза, - Нина Константиновна могла щелкнуть клювом еще до того, как все заботы о внучке легли на ее плечи.
Она хотела сказать что-то еще, но ее отвлек прекративший завывать Анатолий Александрович.
- Юленька, почему ты меня не предупредила, что сегодня будет благотворительный концерт?
- Успокойся, баритон, - отозвался Леонид Николаевич, - гонорара полна веранда.
- Тогда я хочу получить часть его прямо сейчас.
- Братик, тебе никто не говорил, что искусство принадлежит народу? - поинтересовалась Лариса Александровна.
- А для вдохновения?
- Пора садиться за стол. - сказала Юлия Николаевна. - Ленька, ты в этом курятнике главный петух...
- Ни в одном глазу! - перебил ее брат. - Главный петух здесь Мишка, а я - его заместитель.
- Заместитель хренов, вытаскивай поваров с кухни.
- Анечка! Ниночка! Вадим! Машка! Хватит суетиться! Идите за стол! – рявкнул Леонид Николаевич. - Ларка, поднимись к Ниночкам. Скажи им, что уже пора...
Через минуту Анна Михайловна с Ниной Константиновной вышли из кухни в гостиную, на ходу снимая фартуки.
- Давайте начинать. – попросил Костик. - Водка тухнет.
- Сначала пусть познакомятся. - заметила Нина-старшая. - Нажраться и показать себя во всей красе вы еще успеете. До понедельника времени достаточно.
Познакомившись с Анной Михайловной, еще почти трезвый Анатолий Александрович не удержался от вопроса:
- Мне почему-то знакомо Ваше лицо. Я мог видеть Вас раньше?
- Не знаю. Вам виднее. - сухо ответила Анна Михайловна.
Вся компания уселась за стол, и праздник с концертом пошел вроде бы и своим чередом, но все же опять как-то не совсем так, как было заведено уже много лет подряд. Анатолий Александрович был рассеян, путал местами номера, добавлял новые, повторялся и жутко фальшивил.
Единственное, что он не забывал, так это выпивать, причем больше и чаще, чем обычно. По мере увеличения дозы он все чаще вопросительно посматривал на Анну Михайловну и хмурился, словно пытался что-то вспомнить, но не мог.
За столом все, кроме хозяев дома и их нового друга Петьки с супругой, присутствовавших на общей пьянке Лазаревых-Мартыновых впервые, обратили внимание на странное поведение Анатолия Александровича. Женщины удивленно переглядывались, мужчины недоумевали, Юлия кипела, но пока молчала, а Леонид Николаевич искал способ предупредить друга о надвигающейся беде. К сожалению, полковница опередила брата.
- Толик, солнышко, - елейным тоном обратилась она к мужу, - ты уже допился до алкогольного склероза? Забыл порядок номеров собственной программы?
Вместо ответа обвиняемый завыл, не полагающиеся в первом отделении "Белой акации гроздья душистые", уже второй раз.
- Братик, не надо инициативы. - попросила Лариса. - Регламент есть регламент. Сегодня не Новый Год и не Восьмое марта - второго отделения никто не ждет, бисировать тебя не просили, а за самоуправство побить могут. Вспомни, твой подельник пару недель назад жаловался, что было очень невкусно. Политического убежища просил… Давай ограничимся, как раньше, одним отделением и небольшим вымогательством.
- Пусть воет. - ответила ей Юлия. - Все не просто так. У него воспоминания… Ассоциативная память… Никак не может вспомнить, где, когда и при каких обстоятельствах он видел Анну Михайловну.
- А ты знаешь? - поинтересовалась Анна.
- А то! Потому и помогала детям, что знала, кем они мне приходятся. - тихо, так, чтобы не слышал больше никто, ответила Юлия Николаевна.
- Помоги ему - он сам не вспомнит и будет хрипеть до инсульта.
- Не будет. Когда выбьется из сил, допетрит, что давно пора провыть "Матильду", икнуть и дать семье отдых от своего таланта.
Анатолий Александрович, не обращая ни малейшего внимания на жену, одним глотком осушил стопку водки, мирно закусил грибочком и во второй раз завыл "Калитку".
- Ребята, похоже, сегодня он объединил оба отделения в одно. - догадалась Нина-старшая. - Опять будет петь без антракта. Не представляю себе, что будет с Ниночкой. Бедный ребенок! Она после своего полгодика неделю только на руках засыпала – дедушкиного пения боялась.
Юлия чуть не поперхнулась:
- Пения? Этот вой у нас песней зовется?
- Ничего не поделаешь, - заметила Лариса, - Толик – это наша данность, можно сказать, явление природы. Как умеет, так и поет. Придется Ниночке привыкать…
- Юленька, - не выдержала Нина Константиновна, - если ты не хочешь, чтобы я лопнула от любопытства, скажи мне на ухо, из-за чего у нас сегодня будет традиционный скандал на десерт.
- Шапокляк, веди себя прилично! – рявкнул Леонид Николаевич. - А то я вспомню еще одну семейную традицию и ненароком ночью дверью ошибусь!
- Ошибайся на здоровье, Ленечка. - проворковала Нина-старшая обманчиво-приторным сахарно-мармеладным тоном. - Я специально для подобных случаев тебе такой отличный подарок прикупила в здешнем сельпо. Закачаешься. Продукция нашей оборонки. Эффективный, надежный, простой в эксплуатации. Одно легкое движение руки, и ты, мой дорогой, навсегда забудешь дорогу в мой шкаф. Если выживешь…
- Что ты купила? – забеспокоился Леонид Николаевич.
Вместо ответа Нина-старшая сходила в кухню и принесла чугунную сковороду.
- Полюбуйся, радость моя, пока живой. Сам понимаешь - вещь качественная, второго шанса увидеть ее у тебя может и не быть...
Члены семьи дружно расхохотались, а Леонид Николаевич приуныл.
- Одолжишь? – оживилась Юлия.
- Зачем? Я купила себе, тебе, Ларочке и Анечке. Еле донесла. Очень тяжелые. Алкоголикам понравится...
Теперь приуныл и Толик.
- Попали мы с тобой, Ленька. - констатировал баритон. - "Удружила" нам Шапокляк. Теперь ты точно не отвертишься – Ларке она, зараза, тоже купила орудие убийства.
- Ничего, Толик, зато завтра будем твои обновки обмывать. Уже хорошо.
- Конечно, тебе хорошо. Ты уже в прошлый раз отстрелялся по полной программе. Теперь чист, как стекло. А мне что делать? Я ведь и сегодня, и завтра точно получу обновкой по лысине, причем сам не помню за что.
- Отнесись философски. Наступила твоя очередь вытаскивать скелет из шкафа. Вытащишь, получишь свою пайку люлей, и все - вы будете квиты.
- В том то и дело, что получить-то я получу непременно, а вот за что – не помню. Обидно.
- Тебя утешит, если в следующий раз мы будем разбирать персональное дело Шапокляк?
- Не дождетесь! – возмутилась Нина-старшая.
- Не суетись, Шапоклячина. Все будет хорошо. Должен же я чем-то успокоить баритона, попавшего в переплет. Ему гораздо приятнее будет переносить экзекуцию с сознанием того, что следующая на очереди – ты, зараза.
- Ленька! Угомонись! Дай Толику вспомнить, что и когда у него было с Анной Михайловной! – рявкнула Юлия.
Семья ждала, что Анатолий Александрович, как всегда, постарается уговорить Юлию не устраивать скандал в гостях, но на сей раз произошло непредвиденное. Кроткий Толик вдруг позволил себе рявкнуть на жену:
- Юлия! Прекрати! Веди себя прилично!
Его супруга поначалу не обратила внимания на то, что муж реагирует на ее "выступление" несколько иначе, чем обычно.
- Сосредоточься, дружок и постарайся вспомнить, за что я тебя сегодня точно угощу обновкой, а в понедельник отстрелю самое дорогое. Иначе, тебе действительно будет очень обидно.
Неожиданно тишайший человек, много лет робевший перед грозной супругой, грохнул кулаком по столу и заорал:
- А ну заткнись, наглая солдафониха! Не смей больше никогда со мной так разговаривать! Чем моими похождениями интересоваться, лучше своих любовников посчитай, "интеллигентнейшая и милейшая женщина"! Тебе, козе драной, помочь огласить список твоих малолеток? Напомнить, где сейчас находится один из них?
- Ты подумал о последствиях, когда топнул на меня своей вонючей ластой? - с милой улыбкой гиены спросила Юлия.
Анатолий Александрович испугался и притих.
Миша и Лиза, хоть и обожали рассказы Нины Константиновны о приключениях алкоголиков по праздникам, все же думали, что она все сильно преувеличивает, и на самом деле пьянки в этом семействе проходят гораздо спокойнее. Сейчас, увидев происходящее своими глазами, они поняли, что ошибались, и чувствовали себя посетителями буйного отделения дурдома, но заметили, что Анна Михайловна чем-то очень довольна, и, не сговариваясь, отложили разговор с ней до вечера.
Нине Константиновне было очень неудобно перед новыми членами компании, Петькой и его женой, за вновь заваривающуюся "кашу" с непредсказуемыми последствиями, и она попыталась объяснить новичкам суть происходящего.
- Ребятки, не обращайте внимания. Это у нас такая новая семейная традиция – по праздникам за столом вытаскивать наружу грязное белье, чтобы на следующий день у наших мужчин был законный повод опохмелиться, получить честно заслуженные люли и напугать своим видом всех соседей.
- Юлька, помоги Толику вспомнить все, что положено! - рявкнул Леонид Николаевич. - А тебя, Шапокляк, по-человечески прошу - веди себя прилично. Если Толик уже Юльке посмел огрызнуться, то тебе от него достанется по-взрослому.
Все снова замолчали.
Вдруг в воцарившейся за столом тишине раздался звонкий голос Анны Михайловны:
- Как я рада за тебя, Толик! Ты честно заслужил свое счастье! Так тебе и надо, мерзавец! Рога тебе к лицу!
Вся компания удивленно уставилась на Анну Михайловну. Выражение ее лица не оставляло сомнений – она торжествовала, а в ее голосе звучала ненависть пополам с издевкой.
Лиза терялась в догадках. Поведение матери свидетельствовало о том, что ситуация для нее сложилась не просто необычная – экстраординарная, хотя явно приятная, но откуда мать знакома с Анатолием Александровичем, она не понимала, как не могла сообразить, что же их связывает. Она повернулась к мужу в надежде на то, что он лучше разбирается в происходящем.
Увидев растерянность супруги, Миша успокаивающе улыбнулся, обнял ее и шепнул:
- Мне кажется, что Анатолий Александрович – твой отец. Не зря мамка так развоевалась…
- Только не это. - застонала Лиза. - Мы с тобой еще от ее мачехи нервный тик не вылечили...
Тем временем баритон-алкоголик вспомнил, кто такая Анна Михайловна, и охнул:
- Аня!
- Да, Толик, Аня.- не осталась в долгу женщина. - Видишь, как тесен мир?
- Хана тебе, баритон. - посочувствовал родственнику Леонид Николаевич. - Мало того, что ты впервые в жизни на Юльку вякнуть посмел, так еще и живое доказательство твоей неверности за столом сидит. Теперь Юлька точно тебе самое дорогое отстрелит из своего наградного... Быть тебе на склоне дней тенором-альтино. Завтра вместо обычного опохмеляжа будем поминки по твоему "прибору" справлять.
- Почему завтра? Она обещала в понедельник...
- В понедельник тебе будет некогда - ты будешь отдыхать в реанимации.
- Да пошел ты. - расстроился вмиг протрезвевший Толик.
- Главное – не переживай. - продолжал Леонид Николаевич. - Один раз претерпишь, а потом у тебя будет масса преимуществ. Тебе сколько лет? Шестьдесят семь? Ты давно шевелишься только с таблетками. Кастрату они не нужны. Экономия!
- Ты меня успокаивать взялся?
- А что? Юлька больше ни одной сцены ревности тебе не устроит. Опять хорошо. Жизнь станет спокойнее, времени на отдых будет больше. Живи и радуйся!
- Ты заткнешься когда-нибудь? – поинтересовался баритон.
- А еще представь, - не унимался Леонид Николаевич, - Юлька уже никогда тебя не опозорит. Ни одному своему малолетнему кобелю не сможет сказать, что у тебя давно на полшестого. Толик, радуйся, после отдыха в больнице у тебя будет не жизнь, а малина земляничная. Перестанешь психовать из-за потенции, рисковать остатками здоровья, будешь высыпаться, летом греться на солнышке, пить и петь теноровые партии. Пополнишь свой репертуар арией Ленского и неаполитанскими песнями...
- В морду хочешь? - поинтересовался Толик.
- Не торопись. Мы все успеем. Экстрим у нас по расписанию только завтра. Лучше давай выпьем, пока Юлька отвлеклась.
Толику дважды предлагать не пришлось. Он быстренько выпил еще стопку водки и встал, чтобы ретироваться из-за стола в кресло-качалку, подальше от гнева супруги.
Пока мужчины разговаривали, Юлия Николаевна решила расспросить Анну Михайловну об ее отношениях с Анатолием Александровичем.
- Анечка, вы с Толиком развелись тридцать пять лет назад. Лизе как раз тридцать пять лет. Значит ли это, что она – его дочь?
- Только биологически.
- Я так и думала. Если бы ты знала, какого страха я натерпелась, когда он влюбился в девочку и вознамерился затащить ее в постель...
- Ты тогда уже знала, что она его дочь?
- Я все выяснила еще перед свадьбой. Мне непонятно только одно - как ты отпустила его просто так, без больших неприятностей и алиментов? Ты же имела право...
- Когда я забеременела, он устраивал дикие скандалы, настаивая на аборте. Мне уже тогда хотелось его выгнать к чертовой матери, но, по совету мачехи, я терпела.
- Ничего себе! Она начала делать тебе гадости еще тогда?
- Как видишь. Когда я была на сносях, он заявил, что я стала на редкость уродливой и для секса непригодной. Загулял он тогда люто. Познакомился с той девицей, к которой потом ушел, дождался, когда мне придет время рожать, и сбежал насовсем. Когда я принесла Лизу из роддома, на столе лежала невразумительная записка. Мы с ним после этого виделись только один раз, когда разводились. Он никогда девочку не видел и алиментов не платил. Лиза носила мою фамилию и отчество деда, а в графе "отец" у нее стоял прочерк.
. - Да ты что? Я, конечно, давно знаю, что он чудак, но даже не подозревала, что настолько жуткий. Все вокруг, включая меня, считают его милейшим, очаровательным, безотказным человеком, тихим и кротким. Правду говорят, что в тихом омуте черти водятся. Почему же ты не подала на него в суд? Не отвертелся бы, платил бы алименты, как миленький.
- Зачем? Чтобы за его копеечные подачки, полученные по решению суда, над девочкой всю жизнь висела угроза того, что "папаша", не желавший ее знать, состарившись, предъявит ей материальные претензии? Отказавшись от алиментов, я обезопасила свое дитя.
- Ты молодец, Анечка.
Тут Юлия Николаевна увидела, что муж встал из-за стола.
- Ты куда собрался, дружок?
- Отдохнуть.
- Рановато. Прежде тебе нужно сообразить кое-что еще.
- Ты хочешь, чтобы я спел ариозо Роберта, солнышко?
- Мне кажется, что ты забыл кое-что очень важное, связанное с Анечкой.
- Нет, Юленька, я вспомнил, что когда-то был женат на ней, но это было так давно и неудачно, что тебе не стоит беспокоиться.
- И все?
- А что еще?
- Ты забыл, что у вас с Анной был ребенок?
- Какой ребенок? Не было никакого ребенка. Ты что-то путаешь, Юленька.
На лице полковницы отразился гнев.
- Не расстраивайся, девочка моя, это у тебя возрастные изменения начались.
- Нет, Толик, - сказала Анна Михайловна, - это у тебя либо склероз, либо острый приступ наглой лжи. Ты собрал вещи и сбежал в тот день, когда меня отвезли в роддом. Показать тебе записку, которую я нашла на столе в своей комнате, когда нас с Лизой выписали из больницы?
На лице Анатолия Александровича отразилось недоумение.
- Баритон, я ошибся. - заметил Леонид Николаевич. - Тебе не хана, а хрындец. Они тебя вдвоем укокошат. Молись, дружище, чтобы тебе в аду черти не слишком злобные попались.
- Заткнись, осеменитель-многостаночник! - рявкнула на брата Юлия Николаевна. - Дай Толику освоиться с тем, что у него есть взрослая дочь!
- Лиза? - неуверенно спросил Анатолий Александрович, словно надеясь, что ошибается.
- Да. - ответила Анна Михайловна.
- Не может быть! Она не Анатольевна, не Михайловна, не Мартынова и не Седова. Лиза - Елизавета Николаевна Лялина!
- Да! Потому, что мой муж, Николай Иванович Лялин, официально удочерил ее.
- Как? Поимел совесть хотя бы таким образом признать своего ребенка? - язвительно спросил Анатолий Александрович.
- О чем ты?
- Анна, прекрати строить из себя святую невинность. Мне известно, что ты в первый же год после свадьбы изменяла мне с этим Лялиным, забеременела от него и решила "повесить" отцовство на меня. Не вышло!
- Откуда у тебя такая информация?
- Меня теща пожалела...
- Чтооо???
- Ты оглохла? Вера Егоровна рассказала мне правду о твоих похождениях.
- Из Нины Константиновны вывалилась витиеватая матерная конструкция в адрес генеральши Седовой.
- Когда? - спросила у бывшего мужа Анна Михайловна.
- Перед тем, как я потребовал, чтобы ты сделала аборт. Ты отказалась. Тогда я дождался родов, узнал, что ребенок родился живым, по совету тещи написал ту записку и ушел жить к родителям. Я любил тебя, но не настолько, чтобы всю оставшуюся жизнь притворяться ничего не подозревающим мужем гулящей жены и родным отцом чужого ребенка.
На сей раз замысловатая матерная конструкция, отражающая отношение к услышанному, вывалилась из Юлии Николаевны.
- Юленька, солнышко, дома ты можешь высказаться, как угодно, но ругаться при новых в нашей компании людях, как биндюжник в Неапольском порту...
- В Одесском. - машинально поправила дядюшку Нина-средняя. - В Неаполе они называются иначе и ругаются по-итальянски.
- Да причем тут ты? - заявила Юлия. - Сказанное относится исключительно к твоей бывшей теще. Толик, она тебя обманула. Вера Егоровна так ненавидела свою падчерицу, что готова была пуститься во все тяжкие, лишь бы искалечить ее жизнь. Тогда была первая попытка. Четыре года спустя - вторая, а в этом году - третья, и последняя.
- Падчерицу? - удивился баритон.
- Да, дорогой. Вера Егоровна приходилась ей не матерью, а мачехой. Пока поверь мне на слово, а дома я тебе все расскажу подробно и покажу документы.
- Толик, ты уверен, что Вера Егоровна, рассказывая тебе о моей неверности, назвала имя предполагаемого соперника? - спросила Анна Михайловна.
- Да. Она сказала, что ты встречаешься с Николаем Лялиным, мужиком, который по возрасту тебе в отцы годится.
- Странно. Я познакомилась с Николаем, когда Лизаньке было уже три годика. Он делал ремонт в квартире деда. Она говорила, что этого мастера ей порекомендовала наша домработница Клава. Что скажешь, Юленька?
- Скорее всего, для убедительности генеральше хотелось назвать зятю имя твоего мнимого любовника. Никого из вашего окружения она назвать не могла.
- Почему?
- Она побоялась бы, что Толик пойдет выяснять отношения с мужиком, и обман раскроется.
- Толик не пошел бы...
- Она этого не знала. Ей нужно было назвать такое имя, обладателя которого он гарантированно не нашел бы. Вероятнее всего, она спросила Клавдию, а та назвала ей имя своего односельчанина, за некоторое время до этого перебравшегося в Москву.
- Похоже. - согласилась Анна Михайловна.
- Юленька, получается, что Лиза - моя дочь? - спросил Анатолий Александрович.
- Да, дружок.
- Леня, ты можешь организовать анализ ДНК, чтобы Толик не сомневался в своем отцовстве? - спросила Анна Михайловна.
- Конечно, могу.
- Организуй, пожалуйста.
- Аня, можешь не стараться - я верю Юленьке.
- Я настаиваю!
- Получается, что я по навету тещи поступил, как подонок?
- Получается. - ответила Анна. - Только не нужно всю вину возлагать на Веру Егоровну. Если бы тебя не пугали трудности, ты бы не сбежал. Если бы ты действительно любил меня, то рассудил бы, что не тот отец, который родил, а тот, который вырастил и воспитал. Ты хотел легкой жизни, поэтому тебе было выгодно усомниться в своем отцовстве и сделать то, что ты сделал. Сейчас тебе выгодно свалить всю вину на мою мачеху, чтобы семья не считала тебя подлецом, и ты это делаешь.
- Сколько ненависти. - пробормотал Анатолий Александрович.
- Нет, Толик. Нет у меня к тебе ненависти. Раньше была, а сейчас, когда я вижу, как ты наказан за содеянное, мне жаль тебя. Ты несчастный человек. Ты украл у себя целую жизнь – Лизину жизнь. Ты не видел ее первой улыбки, не присутствовал при том, как она сделала первый шаг, не слышал, как она сказала первое слово, не прожил вместе с ней день за днем ее детство, не рассказывал ей сказки, не пел колыбельные, не ответил ни на один ее детский вопрос, не отвел ее в первый класс, не радовался ее успехам, не видел, как она взрослеет, не встретил после выпускного бала, не переживал, когда она поступала в институт, не набил морду жестоко обидевшему ее подонку, не выдал замуж, не был счастлив ее счастьем и много еще чего "не". У тебя в жизни сплошные "не", а ты об этом даже не задумался.
- Ты кое-что забыла. Я был первым ее начальником, я научил ее профессии, я защищал от интриганок.
- Совсем не от отцовской любви. Она тебе безумно нравилась, и ты мечтал затащить ее в постель. - сказала Юлия Николаевна.
- Ты знала об этом?
- Да, а еще я знала, кем приходится тебе Лизанька, и старалась удержать тебя, чудака, от страшного греха единственным по-настоящему действенным способом. Догадываешься, каким?
Анатолий Александрович горестно кивнул головой, молча встал, вышел из-за стола, тяжело опустился в кресло-качалку и затих.
- Кто из докторов самый трезвый? - минут через десять спросила Лиза.
- Вадим. - ответила Лариса Александровна.
- Димочка, посмотри, почему Анатолий Александрович так странно затих. Может быть, ему плохо?
Словно в ответ на ее слова, из кресла раздался храп.
- Не переживай. - успокоила ее Юлия Николаевна. - Твоему долбаному папаше плохо может стать только в том случае, если у него на глазах водку в унитаз вылить или полную бутылку разбить.
- Я его папой называть не буду. – заявила Лиза. – У меня был папа Коля, и другого мне не нужно.
- И не надо. - ответила Юлия Николаевна. - Можешь называть его Толиком, а можешь и вообще никак не называть. Поверь мне, девочка, он даже не заметит. Меня можно называть просто Юлией и на "ты". Миша, тебя тоже касается.
- Мишенька, - проворковала Анна Михайловна, - теперь у тебя одна жена и две тещи. Ты круче, чем султан.
- Одна теща с прибабахом, а другая - с пистолетом. - хмыкнула Лиза.
- Если честно, то я даже рада. - сказала Юлия. - Теперь все одной семьей станем, а мы с тобой, Анна, и жить рядом будем.
- Ты переезжаешь в Кузьминки?
- Я покупаю у Мишки участок чудиков, так что еще и соседствовать будем. Будешь наслаждаться тем, как наказан за тебя и Лизу подлюка Толик.
- Вадим, давай продадим ту дачу, которую ты купил. - попросила Машка. - Давай купим другую. Здесь, в Поселке.
- Молодец, Машка. - обрадовалась Нина-старшая. - Есть еще один дом, который после Нового Года будет выставлен на продажу.
- Чей? - спросил Миша.
- Марголины все-таки собрались уезжать за границу. Представляешь, вышел ты на крыльцо, а слева и справа от тебя живет родня.
- Однако! Неужели через несколько поколений земельный участок моего предка будет объединен в почти прежнем размере?
- У твоего пра-пра- был такой большой участок? Целое имение?
- Да. Он до семнадцатого года был землемером в здешних местах. После революции он понял, что новая власть пришла надолго, и стал работать на нее. Когда началась коллективизация, ему намекнули, что неплохо бы поступиться частью своей земли. Он был человек понятливый, в Сибирь не хотел, а потому предложил отрезать от своего надела с обеих сторон по десять соток и отдать их нуждающимся.
- А как ему самому удалось сохранить такой огромный участок?
- Семья у него была большая, а заработки землемера - маленькие.
- Нина Константиновна, - попросил Вадим, - завтра, пока алкоголики будут дурить, а Мишка с Юлькой пойдут в администрацию, давайте мы с Вами сходим к Марголиным. Очень уж хорошо будет всему семейству жить рядом.
- Конечно, сходим. - пообещала Шапокляк.
- Отлично. - обрадовалась Юлия. - Калитки между участками сделаем, чтобы всем было вольготно ходить друг к другу.
- Слышишь, баритон? - обрадовался Леонид Николаевич. - У твоей курицы, кажется, началось просветление мозгов. Она уже не хочет разогнать нас с тобой по разным местам Подмосковья.
Храп прекратился.
- Чему ты радуешься, эскулап? Забыл, какой вытрезвитель они с Шапокляк вам с Котькой тут устроили? Теперь мы все будем жить в нем постоянно. А, если учесть, что она подала рапорт о выходе на пенсию...
Леонид Николаевич приуныл.
- Не бойтесь, - успокоила его Лиза, - нам еще одна бабка не помешает.
И, обращаясь к полковнице, спросила:
- Будешь наше потомство нянчить?
- А оно будет?
- Если все будет хорошо, то месяцев через семь-восемь... Будет баба Юля внуков нянчить?
- А то! - обрадовалась Юлия Николаевна. - И Толика к делу приспособим. Аня будет баловать, я - объяснять, "что такое хорошо и что такое плохо", Толик будет выгуливать, а Шапокляк - заботиться о том, чтобы из детей выросли гармоничные личности. Короче, будет разучивать с ними стихи и читать Пришвина..
Услышав свое прозвище, Нина-старшая включилась в разговор:
- Ребятки, мы сегодня уже много пили за здоровье Мишеньки, а теперь давайте выпьем за пополнение наших рядов новыми родственниками и за то, что мой Котя и его лучшие друзья породнились! Ура!
- Нина Константиновна, - сказала Лариса, - давайте выпьем за большую семью, о которой мы с Машкой так долго мечтали!
- Мы с Лизой тоже много лет мечтали о большой дружной семье. – призналась Анна Михайловна.
- Племянники будут называть меня тетей Ларой. Машка и Вадим будут тебя называть тетей Аней.
- Юленька, пусть теперь Толик нам споет что-нибудь хорошее. - попросила Нина-старшая.
- Подожди немножко. Дай отцу-молодцу прийти в себя. Выпить захочет – сам взвоет.
- Давай сегодня сделаем наоборот – он споет и получит гонорар.
- Баритон-алкоголик, выползай из своей норы. - позвала мужа Юлия.
- Вы уже решили, чем меня казнить?
- У тебя появилась уникальная возможность получить стопочку без вымогательства. Публика просит продолжить концерт и обещает налить гонорар. Спой нам "Ехали на тройке с бубенцами", арию князя Орловского, потом "Матильду", опрокинь гонорар, и шире шаг обратно в кресло-качалку.
- Сегодня я буду петь только то, что захочет услышать моя дочь!
- Твоя дочь предпочитает слушать пение своего мужа. - ответила Анна Михайловна.
- У меня завелся конкурент? - недовольно спросил баритон.
- Нет. - ответил Миша. - Вряд ли с таким ранением я когда-нибудь смогу петь. Вы в безопасности, а Лизаньке придется ограничиться воспоминаниями.
- А вот и нет! - ухмыльнулась Лиза.
Она поцеловала мужа, встала из-за стола и ушла в спальню. Через несколько минут женщина вернулась, положила на стол магнитофон и нажала нужную кнопку. Гостиную наполнили звуки Мишиного голоса.
- Ты сохранила пленку? - шепотом удивился Михаил.
- Да. - тоже шепотом ответила Лиза. - Мне захотелось сохранить атмосферу наших первых лет навсегда.
И, обращаясь к присутствующим, добавила:
- Прошу поднять бокалы за то, чтобы через некоторое время мы услышали, как наш Мишенька поет сам, без фонограммы.
А потом, потянувшись к Мише, шепнула ему на ухо:
- Колыбельную.