Слава Ракитин по прозвищу Кит - один из самых незаурядных людей, знакомству с которыми я обязан армии. Да, Кит, я помню твоё имя и уверен, что ты не забыл мое. Двадцать пять лет прошло, дружище! И вдвойне сложно оттого, что мне кое-где приходится менять местами имена друзей, а то и вовсе изменять их, чтобы сохранить анонимность некоторых наших "подвигов".
Кит был прирождённым артистом, попавшим в армию чуть ли не со своей собственной премьеры. Благодаря превосходному актерскому таланту, Кит умудрялся годами водить за нос военкомат. Видя в дверной глазок очередных гонцов из советской армии, он легко перевоплощался то в бабушку, то в дедушку, то в сестру. В кого угодно, только не в призывника Вячеслава Ракитина. Он с успехом избегал службы, пока не окончил свой актёрский факультет.
Уверен, что он и дальше жил бы себе гражданской жизнью яркого и успешного актера областного театра. Если бы его не подвёл непременный порок таланта - тщеславие. Имя актёра случайно увидел на театральной афише комиссар военкомата, у которого словосочетание "Вячеслав Ракитин" за пять лет составления отчётов сидело гвоздем в голове.
- Славочка! По вашу душу пришли! Говорят, что срочно и что ненадолго! - постучала в гримерку вахтёр.
Как на грех, в этот момент Слава готовился к роли красноармейца и был одет в гимнастерку, сапоги и пилотку.
- Отлично, Ракитин! - улыбался офицер, - можете даже не переодеваться.
С первого дня в вооруженных силах Слава все ещё продолжал косить от армии. Скорее уже по привычке, а может быть из последних сил не веря, что в конце концов он все-таки оказался здесь. Он то и дело придумывал планы побега, интересовался, какие шансы возвращения на "гражданку" принесёт сломанная нога и достаточно ли высоты второго этажа, чтобы слегка повредить кости, но ни в коем случае не задеть голову. Койка Кита стояла в углу у окна, а моя - следующая за ним, так что я был зрителем и слушателем всех причудливых планов и методов покинуть срочную службу, возникающих в голове актёра с неуемной, а, местами, даже буйной, фантазией. Так что первые впечатления от армии у меня связаны не только с ранними подъемами, трехкилометровыми пробежками по лесу в стаде 18-летних лосей, водянистой кашей на первое, второе и третье. Но также и с многочисленными планами Славы Ракитина о том, как вернуться к гражданской жизни.
Вячеслав Ракитин наизусть читал огромные куски из Пушкина, из Толстого, из Гоголя. Чаще всего это были монологи. Но старался он так, словно рассчитывал не прерывать театральные репетиции и уже через месяц снова блистать на сцене.
Армейские будни, как две капли воды похожие один на другой, глушат "я" и заставляют воспринимать себя только как часть коллектива. А иначе никак. Монотонные физические упражнения, однообразные шарнирные движения строевой подготовки, даже самая суть краткости и властности интонации военных команд - все это заставляет пацанов сбиваться в стаю. Каждый из нас по-отдельности важная птица: не орёл, так орлан. А все мы вместе скорее напоминали стаю дятлов. И соколами нас звали больше для того, чтобы поддержать в железноклювой стае боевой дух. Не можно и не должно быть в одиночку. Сомкнуть ряды. Держать строй. А на вопрос "зачем?" в армии один ответ: за шкафом.
Взвейтесь, соколы, орлами
Полно горе горевать!
То ли дело под шатрами
В поле лагерем стоять!
Так пели мы, вбивая в плац каблук за каблуком. Сто шагов. Тысяча шагов. Миллион шагов.
Несмотря на актерское призвание, Киту оказалось невероятно сложно вжиться в образ боевого сокола и существовать в смирительной рубахе жёсткой армейской дисциплины. Его артистическая натура постоянно требовала ролей и зрителей. И чем дольше длилось ожидание спектакля, тем трагичнее была игра в театре одного актёра.
Кит не хотел стоять в поле лагерем под шатрами. Как-то ночью в карауле ему вдруг стало необычайно тоскливо и томительно ждать, когда заря настанет и барабаном небо грянет. Он стоял на самом дальнем посту части, там, где заканчивался парк боевой техники. Вся техника была на выезде и Кит торчал на вышке посреди совершенно пустой бетонной площадки размером с аэродром.
Когда парк заполнен танками и бронемашинами, то с вышки легко можно заметить любое движение между ними. Но зачем было охранять пустой бетонный плац? Зачем? Ответ вам уже известен: за шкафом.
Третий месяц подряд наша жизнь была подчинена расписанию караульной службы. Что такое караульное расписание? Это значит два часа на посту, затем два часа бодрствования, затем два часа сна. Затем снова два часа на посту и - круг замкнулся. Так проходят сутки. Следующие сутки ты живёшь обычной жизнью: ешь вовремя, спишь ночью, а днём занимаешься дневными заботами. А потом снова входишь в двухчасовой ритм. Сутки делишь жизнь по два часа, а сутки живешь как обычно. И снова, и снова. Так проходят недели, месяцы... Слышали такую поговорку: через день под ремень? Вот это она и есть, караульная служба. Это про нас.
Я дремал свои очередные два часа, отведённые на сон, как обычно не ощущая времени суток. И вдруг почувствовал, что кто-то настойчиво трясёт меня за плечо. Будить караульного во время сна? Для этого должна быть очень веская причина. Твои два часа сна - это святое. Это только твоё. Я нехотя открыл глаза и увидел тревожное лицо Селижимбаева.
- Плакса, вставай! Капитан зовёт! На улицу зовёт!
- Не может быть, Жимбай. Я только через час заступаю.
Я даже не пошевелился, а только едва приоткрыл рот, чтобы это сказать. Но казах снова затряс меня, и на этот раз я не просто проснулся, а подскочил как по тревоге. Потому что Жимбай проныл:
- Я знаю, Плакса, капитан зовёт... Кит с ума сошёл.
- Кто? Что?
Через несколько секунд я был снаружи караульного помещения - хибары, едва хранившей тепло нашего дыхания. Ночь была мерзко холодной и мокрой.
- Ну-ка, Плаксин, докладывай - приказал взводный, - Ракитин с ума сошёл или прикидывается?
- Не знаю, - сказал я, - Вроде он с ума сходить не собирался.
Тут я слукавил, потому что среди многих способов откосить от армии у Кита был и такой вариант. Но что я должен был ещё сказать?
- Бери оружие и пойдёшь с нами. Вы - друзья, может поможешь.
По дороге выяснилось, что Жимбай шёл сменять Ракитина, как вдруг метров за пятьсот до караульной вышки из нее раздался выстрел и яркий след трассирующего патрона как бенгальский огонь разрезал ночную темень вертикально вверх. Жимбай решил, что это предупредительный выстрел и что Ракитин его не узнал. Поэтому Жимбай остановился как вкопанный. Но скоро с вышки раздался злой крик Ракитина и снова выстрел. Жимбай перепугался не на шутку. Он не стал ждать третьего предупреждения и кинулся обратно. Он примчался в караулку с криками, что Кит сошёл с ума и хотел его, Жимбая, застрелить. По словам казаха, Кит кричал ему вслед какие-то ругательства и обещал скорую расправу.
Все это было очень странно. Мне казалось, что если Кит и решил сойти с ума нарочно или нечаянно, то вряд ли его план включал убийство ни в чем неповинного казаха. Слава бывал вспыльчив, но не больше, чем любой из нас.
- Тихо! - внезапно остановился капитан, - Слушайте!
В ночной тишине ясно слышались крики. Кричал точно Кит, причём кричал так, будто ругался с кем-то. От площадки, посреди которой торчала вышка с обезумевшим караульным, нас отделял пустой ангар. Мы осторожно забрались внутрь и выглянули из окна, стараясь, чтобы движение в ангаре не было заметно с вышки. Грохнул новый выстрел, трассирующая пуля взвилась над вышкой. Мы инстинктивно спрятались за стену, а казах даже упал на пол и закрыл голову руками. Кит снова закричал.
- Заметил нас, - прошипел капитан, - все, отставить смену караула. Возвращаемся и вызываем дежурного по части. Никакой самодеятельности.
Казах ползком помчался выполнять приказ капитана, но я замотал головой. Я не мог поверить собственным ушам.
- Тащтан! - сказал я негромко, - Кит... Ракитин стихи читает. Послушайте.
Казах затаился, капитан повернул ухо к окну. В синюшной тишине гулко раскатилось:
- Я царствую! Но кто вослед за мной
Приимет власть над нею? Мой наследник!
Безумец, расточитель молодой,
Развратников разгульных собеседник!
Едва умру, он, он сойдет сюда
Под эти мирные, немые своды
С толпой ласкателей, придворных жадных.
Украв ключи у трупа моего,
Он сундуки со смехом отопрет.
И потекут сокровища мои
В атласные дырявые карманы!
Снова загрохотал выстрел и космическим шмелем рассыпая искры из задницы прожужжал по ночному небу трассер.
- Стихи читает? - изумился взводный.
- Если не ошибаюсь, это Пушкин. И похоже, что "Скупой рыцарь".
Мы снова прислушались.
- Кто знает, сколько горьких воздержаний,
Обузданных страстей, тяжелых дум,
Дневных забот, ночей бессонных мне
Все это стоило? - продолжал вещать Кит в ночь.
- Длинное? - спросил капитан
- Что длинное? - не понял я
- Ну как что, стихотворение! Долго он его ещё читать будет?
- Да там целая пьеса, - ответил я.
- Ну и что, - разозлился капитан, - нам до утра ждать, пока рядовой Ракитин над златом чахнет?
Уяснив, что Кит не собирался его убивать и вообще не имеет ничего против казахов, Жимбай подполз к окну и слушал художественное чтение произведения великого поэта. Читал Кит и вправду очень сочно. Он то переходил на рычание, то стонал, стараясь передать голосом муки барона, склоняющегося над сундуками в своём подвале.
- Кого это он так ругает? - спросил казах заинтересованно.
- Сына, - ответил я, - сын у него алкаш.
- О, если б мог от взоров недостойных
Я скрыть подвал! - мечтал рядовой Ракитин на вышке посреди пустого парка боевой техники, - о, если б из могилы
Прийти я мог, сторожевою тенью
Сидеть на сундуке и от живых
Сокровища мои хранить, как ныне!..
Наступила и даже слегка затянулась театральная пауза. Капитан осторожно выглянул в окно. А казах выпучив глаза показывал мне большие пальцы на обеих руках: во, мол, даёт, чувак! И даже сделал движение ладонями, как будто собирался аплодировать.
- Точно, Жимбай! Хлопай! - и я отчаянно захлопал в ладоши и встал у окна.
- Ещё один двинулся, - заметил капитан и тоже осторожно выглянул. А потом приказал на всякий случай оставаться в ангаре, а сам вышел и, аплодируя, медленно пошёл к вышке.
- Спасибо! Спасибо, друзья мои! - кланялся с вышки Кит.
* * *
Нам с Китом дали по три наряда по кухне. Киту - за стрельбу, а мне - чтобы присматривал за ним. На протяжении суток мы чистили картошку. Ножи были совершенно тупыми как деревянные линейки. А мелкая плоская картошка была больше похожа на такие камешки, которые ищешь на берегу, чтобы швырнуть в воду и оставить на поверхности несколько шлепков.
Терзая корнеплоды, Кит рассказывал мне монологи скупого рыцаря. А когда он умолкал, и тишина начинала тяготить, я мычал в такт скребущему движению тупого ножа по плоской картошке:
Shots ring out in the dead of night
The sergeant calls : "Stand up and fight!"
You're in the army now
Oh, oh you're in the army, now.
Утром мы валялись на траве под ярким, но ещё прохладным солнцем и, щурясь, вполголоса бубнили:
Какой ужасный век,
О-у-о, юринзе ами нау!
Ужасные сердца,
О-у-о, юринзе ами!
Нау!