Зачин сочинения " Очерки Логиста"
Приобщение ничего не подозревающего человека к сфере логистических взаимодействий, понимаемых нами как увязка шкурных интересов агентов участия в единый узел, пропускающий через себя поток н е ч т а полезного, крайне необходимого здесь и сейчас, в то время как регламентированные траектории движения полезной субстанции, изукрашенные модулированными гармониками персональных интересов, оказываются настолько сложны и запутаны, что только вовлечение в действие свежей, энергичной и изворотливой воли, загнанной обстоятельствами в угол - узел этот сначала затягивает, а затем разрубает, так что искомое - хочет кто этого, или кто и не хочет - а водворяется в алчущее поле и начинает там приносить пользу.
Никто не учил его премудростям этой науки; даже более того, ему представлялось, что весь склад его мышления, душевных предпочтений, и, вообще, житейские качества были противны требованиям логически выверенной, обязательной, точной манере действовать в интересах достижения результата.
Напротив, имеет место привычка блуждать в эмпиреях, сугубая рефлексия и готовность в конфликтный час не то чтобы искать компромисс, а скорее отступить на некую, безопасную для окружающих, позицию; или же, вообще, принять на себя одного обвал общих проблем, почему-то полагая, что он лучше кого-то сможет выдержать удар случившегося, тогда как иные все могут быть даже и раздавлены.
Однако же и н ы е в с е как то уж уверенно процветали. И, все равно, он с огорчением находил в этом нарочитом их благополучии скрытые признаки тщательно скрываемого ростка неблагополучия.
Тогда как, несмотря на – действительно - аскетичное свое существование, он не ощущал особенных бедствий - вспыхивающие иногда всеобщие проблемы почему-то никак не касались его. Например, изменение курса валюты - её просто не было у него, а ,равно как, и устойчивых банковских вкладов. Рост цен на атрибуты престижа затрагивал его гораздо менее, чем, например, зарождение урагана на территории, представленной разве что телевизионно.
-Так жить нельзя!- такой приговор себе читал он в постороннем мнении.
И, однако же, продолжал жить, обнаруживая в себе скрытую идентичность с общим настроем своего народа, как-то уж всё норовящего сквозануть из толпы увлеченных чьими-то изощренными провокациями, да и пасть на дно, зарыться в мерзкий ил и там сохранить себя от очередной напасти. Обескураженные пастыри этих своевольцев все будут призывать отшельников к общей борьбе, понося отступников набором лексических определений от изощренного инструментария науки и практики управления электоратом.
Ну, разве может, настолько запущенный в своем социальном развитии субъект, выполнить в одиночку конкретную миссию в логове необязательного партнера?
Что подвигало руководство к своему причудливому выбору: состояние ли безвыходности, или какая то уж очень особенная проницательность? Не знаю, а гадать не буду.
Хотя есть одна, на мой взгляд достаточная версия.
Прихотливым способом, этот бесформенный вначале субъект, обратился в Логиста, так и оставшимся в состоянии, которое можно определить как "работник своевольный ". Разумеется руководители общепринятых иерархических уровней у него были; но так как они же сами и засунули его на такую должность, на которой он, будучи уже натренированным крючкотвором, лучше бы ничего ни делал.
Как же совладать с этаким неслухом, дабы приручить его к послушанию - тут уж отцы командиры терялись в догадках.
А так как порок собственной лености был не в состоянии захватить Логиста целиком, то основную часть рабочего времени он посвящал повышению своей эрудиции во всём, что попадало в поле зрения его неупорядоченного интереса.
Регулярно получаемые им взыскания, всё больше напрягали его до поры, пока один очень мудрый руководитель не убедил - что это и есть хорошо. Так что, читая в приказах, сочинённых, на разных административных уровнях, об очередном выговоре просто, выговоре строгом и даже типа отстранения от должности, крючкотвор просто подшивал руководящий этот документ в пухлую папку входящих и продолжал свою деятельность - хорошо хоть не во вред общему делу
Более всего Логист этот преуспел в деятельности подрывного характера, и продолжал бы свои эксперименты на этом поприще развивать и дальше, если бы человек осведомлённый о последствиях таковой свободы не присоветовал ему притормозить. А, уж что-что,но любые советы Логист не игнорировал, логично предполагая в них пользу. И благодаря этому удалось ему за многие десятилетия балансирования по жизни, как по лезвию бритвы, благополучно достичь нынешней поры без сколько бы заметных повреждённий в телесах и разуме.
Но случались обстоятельства, при которых воля руководства оказывалась в состоянии наивысшей эрекции; и тогда следовал вызов балдёжника в руководящие апартаменты, где и происходил скоротечный акт введения в его разгулявшуюся эйфорию ничегонеделания проблемы возбуждающе острой. Таким нехитрым способом, собственно, и завершалась постановка задачи, которую Логисту предстояло не то чтобы выносить в себе, но и разрешиться в оконцовке однозначно положительным результатом.
Действовать дальше почти всегда приходилось ему практически автономно - для начальства он как бы переставал существовать, а кто ещё мог помочь ему нести бремя ответственности за срыв задания. Когда же этот гонец за птицей удачи, изрядно потрёпанным победителем появлялся в поле зрения руководства операцией, то им только и оставалось, что найти, чем бы ещё занять этого лодыря обыкновенных дней.
Теперь автору нужно совершить некоторую метаморфозу с персоналиями. Понятно, что дальнейшее повествование будет совершаться от имени Логиста. Но такое обращение представляется избыточно отстранённым, холодным, не сердечным.
Автор же не достиг в своём творчестве того уровня квалификации, чтобы хладнокровно обрушивать на персонажа те испытания, к которым подводит логика развития сюжета и поэтому неизбывная рефлексия толкает сочинителя облегчить себе жизнь применением самых распространённых в обывательской среде личных местоимений.
И пусть, всё чаще, ничтоже сумняшеся, автор отказывается от применения такого фигового листка, как местоимение "Он".
Какой уж там "Он", когда действительно -"Я" (даже в случае некоторой фальсификаци - ведь не научное же исследование - в самом то деле предлагается вниманию читателя!).
Но представляется мне, что все не так просто в отношениях Я и Он.
Можно сколь угодно наделять всевозможными свойствами некого фантома, строя на его основе образ своего героя и справедливо находить таковые действия профессиональными.
Мною же руководит исключительно собственный интерес самого примитивного свойства.
Вот я смотрю на себя не как бы, а действительно - со стороны. Этот Я - есть Он. И я знаю исключительно достоверно историю этого субъекта - никакие ухищрения не способны запудрить мне мозги и поэтому имею широкую возможность понять: что есть этот человек, что движет им, а главное - как совершается им выбор направления на развилке неизбежного.
То предположение, что избранный таким способом субъект может оказаться существом исключительным, располагающим всеми своими свойствами существенно далекими от общих свойств вида человека разумного, предполагало бы одно из двух:
- во-первых действительную исключительность этой личности, что является признаком либо таланта ( ах, как это нескромно по отношению к себе), либо же указывает на болезненное состояние его психической организации - тогда, где вы, ловкие братья от Психеи?;
- а, во-вторых - всего лишь хитроумную демонстрацию у себя свойств, как раз-то и общих для каждого из нас.
А до того же, зачем нужна мне эта замысловатость, додуматься я еще не успел, полагая что ответ отыщется сам по себе в ходе блужданий на тропе доминирующего интереса. А не случится такое, так что уж - знать, не судьба. Вот. Вот куда завела повествователя попытка оправдать себя и таким образом подготовить щепетильного читателя к знакомству с отдельными эпизодами действия Логиста во времени на пространствах, выпавших на его долю.
Ну что же - да будет так!