Однажды, мой приятель Ленька Михайлов обратился ко мне за помощью. Надо было подменить заболевшего статиста в Оперном театре им. А.С. Пушкина.
Оказывается, Ленька уже давно там подрабатывает, и даже сделал карьеру. Он дослужился до должности бригадира мимического ансамбля, так называлась группа статистов театра.
В тот день давали «Князя Игоря».
Ленька подробно, отвечая на мои вопросы, рассказал, что от меня требуется – и я согласился. Тем более рубль – он и в Африке рубль.
Мой дневной рацион в студенческой столовой стоил в профкоме ровно рубль.
В назначенное время я подошел к служебному входу, и Ленька провел меня в театр. У остальных статистов, таких же студентов как и я, были личные пропуска с фотографией и печатью.
Ленька провел меня в небольшую комнатку, которая считалась большой, т.к. она была гримеркой для целой дюжины статистов.
Я должен был изображать воина княжеской дружины. Большая часть миманса делала то же самое. Ленька играл посыльного.
Принесли театральные костюмы – и мы начали переодеваться.
Затем пришла гримерша, и, тратя четыре взмаха на каждого, разукрасила нас, наведя румяна на щеки и тени под глазами.
Работая, гримерша всё время пошучивала, провоцируя парней на сальные вольности. Однако волю рукам не позволяла.
- Голубки вы мои сизые, сейчас я из вас снегирёчков сделаю. А руки не распускай, а то в следующий раз несмываемой краской из твоего носа залу-упу сделаю.
А голос ласковый.
Всем весело.
А спектакль уже начался.
Во всех служебных помещениях работают репродукторы. Мы слышим, как дирижер спектакля объявляет готовность для каждого актера персонально.
Вот и мы получили предупреждение, а затем и вызов на сцену.
Занавес закрыт. Рабочие сцены быстро и слаженно меняют декорации.
На нас никто не обращает внимания. Не первый раз, сами должны знать, что надо делать. Но все же в последний момент нас мельком кто-то осматривает и удовлетворительно кивает.
Занавес открывается – и у меня легонько начинает кружиться голова.
Ощущение космическое.
Звездное небо глаз. И все смотрят на тебя.
Я перестаю чувствовать ноги, и мне кажется, что звездное небо втягивает меня, чтобы унести в космическую неизвестность.
Меня спасает дирижер оркестра. Он взмахивает волшебной палочкой – и под первые аккорды оркестра я облегченно ощущаю пол сцены.
Князь Игорь поет свою арию, а я начинаю внимательно и осторожно рассматривать зал.
До половины глубины зала лица видны отлично. Я ищу своих знакомых. Нахожу.
Забавно, я их вижу, а они меня – нет, хотя я весь на виду. Я призрак сцены.
Князь заканчивает арию – и вступает хор.
Князь в это время ходит перед нашим строем и осматривает дружину.
- Новичок?- произнес он довольно громко, поравнявшись со мной, и ткнул меня пальцем, скорее в живот, чем в грудь. Я делаю во фрунт, компенсируя усердием сдерживаемое: «Так точно. Новичок».
Меня интересует странная мягкость княжеского пальца, и я вижу, что это вовсе не палец, а ловко свернутая перчатка. Свертка поразительно и талантливо похожа на пенис в изготовке. Такое без тренировки сразу не соорудишь.
Князь вертит передо мной перчатку и испытующе смотрит на меня. Провокатор.
Мои щеки надуваются. Я едва сдерживаюсь, чтобы не прыснуть.
Князь предостерегающе-одобрительно щурит глаз, и проходит мимо, не доводя меня до конфуза.
Я с удовольствием принял предложение Леньки оформиться в театр на постоянную работу. И уговорил Леньку протащить еще и Бориса Кольчугина. Но Бен с огорчением отказался. Ему каждый день надо было справляться домой, на Стеклозавод.
Мне выдали постоянный пропуск в обкладке из натуральной кожи. Очень даже представительный.
Со временем Ленька привлек еще несколько наших однокурсников, и мы в продолжительные перерывы между выходами на сцену расписывали небольшие пульки.
Театр был пропитан интригами, которые не миновали даже статистов.
В уличных массовках, как правило, принимала участие и часть артистов хора.
Случалось, цыганки из хора, для пущей правдоподобности драк, лапали и щипали вяло дерущихся студентов. Те реагировали каждый по-своему. Но спектакль, в целом, только выигрывал.
Если кто слушает оперу с закрытыми глазами – пусть продолжает. А кто смотрит, тому важно, чтобы страсти мизансцены соответствовали страстям музыкальным.
Однажды режиссер устроил совместную разборку жалобы хористки на грубые действия артиста миманса. Тот оправдывался, что его спровоцировали.
Помощник режиссера принял вину за конфликт на себя, и обещал больше времени уделять на постановку массовых действий.
Некоторым артистам миманса, что поопытнее и поспособнее, поручались более сложные роли лакеев и других не поющих господских услужителей. Самым востребуемым из нас в этом плане был Ленька Михайлов.
Через несколько лет, когда я уже не подрабатывал в театре, в Горький на гастроли приехал ленинградский БДТ. Это было выдающееся для города событие. Столичные театры Горький не баловали.
На весь Союз гремела слава Евгения Лебедева и его Холстомера.
Я не смог купить билет, и решил воспользоваться старым пропуском. Но меня не пропустили.
Пожилая вахтерша, выглянув вслед за расстроенным и огорченным аферистом, дала мне совет. Мил человек, купи букетик. Да побольше. И иди смело мимо билетёрши, будто посыльный за цветами для артистов.
Я так и сделал.
Цветочный ряд был совсем близко.
Купив у собравшейся уходить продавщицы оставшиеся гладиолусы, достаточно большой букет по цене маленького, я без всякой подготовки врезался в кучку театралов, скопившуюся перед билетершей.
- Разрешите. Разрешите.
Без всякой нужды я подталкивал впереди стоящих, надвигаясь на контролера.
- Цветы для артистов,- в ритме «разрешите» выговорил я, мельком, приветственно кивнув тетеньке в проходе, при этом, чуть не ткнув её в лицо длинными стеблями. Она досадливо увернулась, и посторонилась, даже не взглянув на меня.
Я – прорвался.
Радость предвкушения распирала меня.
Оставалась сущая мелочь. Нужно было найти место, где можно было встать, никому не мешая. Ложи буквально приспособлены для этого маневра. Я поднялся на второй этаж. В коридоре лож мне навстречу попался спешащий артист. Перед собой он подталкивал мальчика и девочку лет двенадцати. Дойдя до ложи осветителей, он открыл дверь, и скрылся за нею вместе с детьми. Когда он ушел, я приоткрыл дверь.
Осветителей не было. Только дети. Они сразу согласились, что я им не помешаю.
Мне не дано описать, что я испытал во время спектакля.
А вот Пушкин, в двух коротюсеньких строчках сумел описать массовый экстаз.
«Кричали женщины ура!
И в воздух лифчики бросали».
И не надо меня поправлять, поэзия - дело тонкое. Никто на самом деле никаких чепчиков не бросал.
Гастроли уже заканчивались, а другие спектакли я посетить не сподобился.
Заказал себе Ленинград. Как мечту. Ведь был еще и Стржельчик.
Заказ кто-то принял.
Нижний Новгород, март 2017 г.