«Гвозди бы делать из этих людей...»
Работа на ХБК была трудной, но интересной в плане общения с рабочим классом. Здесь я столкнулся с пьянством на работе. Вся наша работа вращалась, если можно так выразиться, вокруг сварщика. Хороший сварщик в бригаде слесарей – то же самое, что вратарь в хоккейной команде. У меня сварщик был виртуозом своего дела.
Но, как уже замечено, и не только мной, если природа наградит человека золотыми руками, то обязательно в придачу даст ему еще и луженую глотку. Наш сварщик не начинал работу, пока, как мы говорили, не примет на грудь вес не менее 200 граммов водки. Вино категорически он не пил. А за день он выпивал, как минимум бутылку водки. Но, удивительное дело, на профессиональную деятельность это ничуть не влияло! После его сварки нам не нужно было производить дополнительную опрессовку и проверять швы, настолько качественно он работал.
Личная жизнь у него не складывалась. С женой он был в разводе, но от женского невнимания не страдал. Наоборот, к нему в его сварочную комнату, как на прием к известному светилу медицины, то и дело приходили не только простые ткачихи или прядильщицы, но и «одна женщина» – (да простят меня Ильф и Петров) мастерица участка. Уходили всегда довольными. Всех, правда, вскоре разогнала мощная бригадирша строительного участка, который находился рядом с моей мастерской. Бригадирша прочно обосновалась в сварочной: один только ее могучий вид отпугивал всех остальных жаждущих любви представительниц прекрасного пола.
Именно из-за сварщика у меня были конфликты с начальником цеха и даже с главным энергетиком фабрики.
– Что за безобразие творится у тебя на участке? Почему сварщик в рабочее время устроил у себя в сварочной бордель? Если это не прекратится, я уволю сварщика, а тебя лишу премиальных за квартал, – говорил мне главный энергетик фабрики.
– Дмитрий Алексеевич, я уже уволил алкоголика токаря. Теперь я, сам вынужден стоять за станком, потому, что на такую зарплату квалифицированный токарь не пойдет. Если еще и сварщика уволить, то сразу увольняйте и меня, – отвечал я ему, – варить я не умею…
Все кончилось тем, что руководство было вынуждено закрыть глаза на «художества» нашего сварщика. А с приходом бригадирши паломничество любительниц острых ощущений уменьшилось (не скажу, что прекратилось вовсе), но пьянка, теперь уже на пару с бригадиршей, продолжалась.
Такого крепкого организма я не видел никогда. К тому же он был еще дальтоником. Как этот сварщик получил права на вождение автомобиля, не знаю, но правил дорожного движения на своих «жигулях» он никогда не нарушал. И все таки он погиб от водки в начале 90 х: пьяный, упал в гаражную смотровую яму, ударился головой и, не приходя в сознание, умер.
Гитарное братство
Гитарист гитаристу – друг и брат
С гитаристами общаться мне часто приходилось. Наше музучилище было первым открывшим на юге СССР класс гитары на заочном отделении, и сюда потянулся поток молодежи, желающих обучаться игре на гитаре. А преподавать там стал приехавший с Украины Алексей Иванович Колоней. Он окончил военную академию по классу дирижеров духовых оркестров, а игре на гитаре обучался у замечательного украинского гитариста Ивана Митрофановича Балана.
С точки зрения приверженца ортодоксальной испанской техники, коим я себя считал, Алексей Иванович меня шокировал. Большими узловатыми пальцами левой руки он выделывал на грифе замысловатые движения, а правой умудрялся исполнять самые невероятные пассажи.
Подобно тому, как Эйтор Вилла Лобос привел однажды в ужас Андреса Сеговию своей техникой игры на гитаре, но поразил музыкальностью, так и Алексей Иванович сразил меня пониманием музыки. И самое интересное, он преподавал студентам абсолютно верную постановку рук, и здесь никаких претензий со стороны самых тонких знатоков гитары не было. А еще он переписывал ноты таким каллиграфическим почерком, что копии выглядели словно напечатанными.
Краснодарское музучилище было единственным на Северном Кавказе, где был класс гитары на заочном отделении, и сюда приезжали поступать молодые гитаристы из Мелитополя, Ставрополя и Днепропетровска. В то время существовало некое гитарное братство. Слово «гитарист» было своеобразным паролем, чтобы любой гитарист приветливо открыл для тебя дверь. Так было, когда я приезжал в Москву к Славскому, так было, когда я пришел к известному в то время гитаристу Владимиру Дубовицкому, и даже когда я пришел к дочери А. М. Иванова Крамского – Наталье, она приняла живое участие в моей гитарной судьбе. А когда меня завалила профессорша по политэкономии на последней сессии в институте и в кармане не осталось ни копейки, меня целую неделю кормил преподаватель кружка гитаристов Бурмакин. И позднее, когда я приезжал в Харьков к украинскому гитаристу И. М. Балану, тот сразу заявил: «Никаких гостиниц! Оставайся у меня».
Но что интересно, гитарное братство распространялось не только в кругу отечественных гитаристов. Зарубежные гитаристы, гастролировавшие у нас в стране, тоже всегда были доброжелательны к своим советским коллегам. Владимир Славский постоянно общался после концертов с гастролирующими гитаристами, выпрашивая у них ноты для гитары зарубежных изданий. По его примеру я тоже приобщился к такой практике. Для этого я приобрел разговорник испанского языка и через некоторое время мог хотя коряво, но доходчиво изъясняться с испаноговорящими гастролерами.
Помню, у нас в Краснодаре гастролировал парагвайский гитарист Балтазар Бенитос. Его концерт в зале краевой филармонии прошел с большим успехом. Публика долго не отпускала артиста за кулисы. Он играл блестяще как классические пьесы, так и народную свою музыку.
После концерта я проник в его гримерную комнату и представившись студентом местного музыкального училища, попросил уделить мне внимание. Поняв в чем дело, Балтазар через переводчицу пригласил меня утром на следующий день прийти к нему в гостиничный номер для беседы. Самолет у него только вечером и он располагал временем.
Утром следующего дня я пришел в гостиницу «Интурист» и позвонил в его номер. Администратор, получив разрешение, пропустил меня к нему. Балтазар принял меня хорошо. Его гитара лежала на неубранной постели, видимо, он как раз музицировал. Я достал свой разговорник и начал что- то лепетать, но он прервал меня и жестами показал, что идет принимать душ, а мне в руки дал свою гитару, показывая, чтобы я играл на ней.
Такого инструмента я в руках никогда не держал. Как он мне позже сказал, что это гитара мастера Флета (на гитарах которого играл Сеговия). Струны располагались близко грифу, натяжение их было очень мягким. Играть было очень легко. Когда Балтазар захотел меня послушать, то я сыграл свой коронный номер: «Фандангильо» Х. Турины. Вскоре пришла переводчица и мы беседовали около часа. Наш разговор превратился в мастер- класс, который дал мне гитарист очень высокого уровня. На прощанье Балтазар подарил мне несколько сборников гитарных пьес со своими автографами.
Кстати, со своим автографом мне дарил вариации на тему украинской песни «Ехал козак за Дунай» и украинский гитарист Петр Полухин. Он гастролировал в Краснодаре и давал мастер- класс студентам нашего училища. Позже он уехал в Аргентину. Совсем недавно я установил по интернету с ним связь. Оказывается, он там работал несколько лет по контракту в филармонии солистом оркестра. Затем пять лет жил в США, занимаясь педагогической деятельностью. А теперь девять лет живет в Канаде. Он мне рассказал, что когда приехал в Канаду, в город Эдмонтон (это промышленный город на севере Канады), то вопрос о заработке для него был непростым. Это в СССР он был известным гитаристом, а в Канаде его мало кто знал. Пришлось ему дома записывать компакт диски со своим исполнением и торговать ими в супермаркете города. Гитаристу- виртуозу удавалось таким образом зарабатывать 200–300 долларов. в день. В дальнейшем он стал известным в Канаде преподавателем гитары.Мы с ним сейчас регулярно общаемся по интернету.
Стоит ли говорит, что у меня тоже постоянно гостили молодые гитаристы, приезжавшие поступать в наше музучилище. А однажды из Баку приехало пятеро. Все они поступили учиться и, конечно, все они приходили ко мне, и мы устраивали домашние концерты.