ОПУС Государственные перевороты девяностых

Андрей Ганеша
Первым в череде переворотов 90-х стоит ГКЧП. Как казалось и кажется до сих пор многим, ГКЧП  был последней попыткой сохранить СССР. С этим можно было бы согласиться, но есть обстоятельства которые этому мешает. С одной стороны, ГКЧП провозгласил о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе, обеспечения законности и порядка. С другой стороны, не предпринял к  достижению этих целей никаких действий.
В ГКЧП вошли первые лица СССР и он состоял из следующих государственных деятелей:
• Бакланов — первый заместитель председателя Совета обороны СССР;
• Крючков — председатель КГБ СССР;
• Павлов — премьер-министр СССР;
• Пуго — министр внутренних дел СССР;
• Стародубцев — председатель Крестьянского союза СССР;
• Тизяков — президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР;
• Язов — министр обороны СССР;
• Янаев — исполняющий обязанности Президента СССР.
Из всего состава ГКЧП лишь относительно молодой премьер Павлов и Председатель КГБ СССР Крючков  обладали информацией, которая соответствовала реальной ситуации в стране. Уверен, что Председатель КГБ СССР также знал, каким образом устраиваются перевороты и что при этом делается. Но ничего для сохранения СССР сделано не было, а само создание ГКЧП способствовало тому, что СССР через три дня после его создания фактически распался.
Современные историки называют разные причины развала СССР, среди них резкое снижение мировых цен на нефть, война в Афганистане, измотавшая советский бюджет, общая неэффективность советской экономики. Мне указанные причины кажутся несерьезными. Прошло более 25 лет, после крушения СССР, а наша экономика стала несравнимо менее эффективнее советской, и не смотря на две войны уже на своей территории РФ продолжает существовать, как независимое государство.
На мой взгляд, крушение СССР произошло из-за открытого саботажа и предательства. Это теория существует и без меня, и главным предателем называется Горбачев. Но мог ли один Горбачев развалить СССР? На мой взгляд, не мог. В последние годы существования СССР, люди столкнулись с проблемой тотального дефицита, когда из магазинов исчезли все товары. Но куда эти товары делись? На железнодорожных станциях в огромных количествах стояли вагоны с продовольствием и прочими товарами народного потребления, но в магазин эти товары не поступали. А кто мог устроить откровенный саботаж. Такой могущественной организацией был только КГБ СССР, вот только сыграл в этот раз он не за свою страну, а против.
Тогда люди охотно поверили в легенду, что все продовольствие сожрало ЦК КПСС, и для нормальной жизни нужно от него избавиться.
Второй причиной крушения СССР стало отсутствие системы для внятной сменяемости руководства. И в этом эпоха крушения СССР перекликается с нашей эпохой.

Следующей попыткой государственного переворота, на этот раз уже в усеченном  СССР – Российской Федерации, стала попытка Ельцина 20 марта 1993 года ввести особое положение об управлении страной. 21 марта . Тогдашний Председатель Верховного Совета метко окрестил эту попытку опусом. Я стоял вместе со своими товарищами в охране одного из подъездов Верховного Совета. Начало уже пригревать весеннее солнышко, осознавали ли мы, что мы смертельно рискуем, что меч судьбы уже был занесен над нами. Скорее всего нет, не осознавали. На противоположной стороне от Верховного Совета собралась толпа приверженцев Ельцина, их подкармливали вкусными сэндвичами и поили горячим чаем. Мы же к вечеру 21-го марта уже изрядно изголодались и решили провести своего рода спецоперацию. Я и Дима перешли дорогу и подошли к машине, откуда раздавали сэндвичи, сказали что мы от мифического Александра Петровича из «Августа 91». После чего нам выдали пару мешков вкусных и теперь уже трофейных сэндвичей. Сэндвичей хватило на всех наших товарищей, а спасло нас то, что у Ельцина умерла мама и военные не послушались пьянного главнокомандующего и штурм Верховного Совета был отменен.

Приближалась осень 1993 года, воздух Москвы был пропитан противостоянием Верховного Совета и президента Ельцина. Я ждал, когда наконец это все неминуемо взорвется. Вечером двадцать первого сентября 1993 года ТВ обнародует, что Ельцин издал свой знаменитый Указ № 1400, которым незаконно распускал парламент и прекращал действие действовавшей конституции. Наступают последние дни для мятежной эпохи советской демократии. Я сразу же выхожу из дома и еду в метро на Смоленку, откуда пешком дохожу до Белого дома — места, где заседал Верховный Совет.
Одиннадцать часов вечера, около Белого Дома уже стоят человек двести—триста, которые пришли выразить свою поддержку Верховному Совету. В этот же вечер экстренно собирается сессия Верховного Совета, которая снимает с Ельцина президентские полномочия. Народ на улице торжественно ликует, слышны возгласы поддержки. Конституционный суд России, также экстренно собравшийся, объявляет Указ Ельцина неконституционным.
Народ все прибывает к площади вокруг Белого дома. Походив час вокруг Белого дома и не найдя никого из своих знакомых по Русскому национальному легиону, я поехал домой. Внутри меня раздирало чувство тревоги: с одной стороны, не верилось, что мы сможем победить Ельцина с его командой воров, которые могут купить и милицию, и армию, а с другой стороны, не хотелось верить, что мы можем проиграть. Следующим вечером я опять отправляюсь к Белому дому, где я встречаю «своих». Нам устраивают построение. К тому времени к Белому дому приезжают разные люди и разные мелкие партии. Среди партий выделялось «Русское национальное единство», они считались фашистами, носили аккуратную черную форму с красной повязкой, на которой изображен коловрат. В огромном количестве присутствовали коммунисты. В огромном количестве бродят монархисты, анархисты и просто люди, разочаровавшиеся в осуществляемой в стране реформе — разворовывания и увядания.
По ТВ в те дни постоянно нагнетали обстановку вокруг Верховного Совета, выступали разные актеры, телеведущие, смысл выступлений которых сводился к тому, что засевшие в Белом доме депутаты и люди — это возврат к сталинизму и ГУЛАГу. Бездарные, ничтожные люди, они в своем большинстве при Сталине и не жили.
К Белому дому я вернулся лишь через пару вечеров. Обстановка вокруг него уже начала накаляться. Белый дом был окружен колючей проволокой, вокруг стояли оцепления из ментов. Кое-как прорваться туда еще было можно, но это было связано с огромным риском, как минимум, тебе просто могли настучать по репе. Милиция пускала внутрь гетто, огороженного колючей проволокой, только местных жителей и только при предъявлении паспорта с местной регистрацией. Кое-как я прорвался к Белому дому со стороны метро «Краснопресненская». Вокруг было немного людей, стояло несколько палаток. К тому времени против Белого дома президентская власть применила ряд жестких коммунальных мер таких, как отключение электричества, канализации. Многих депутатов предлагали купить теплыми местами во власти, к их чести согласились очень немногие. В людях еще оставалось что-то советское, когда идея справедливости ценится больше, чем теплое место. Пройдут года, и все изменится, в том числе и люди, сидевшие тогда в Белом доме, уже не будут такими принципиальными и с удовольствием уйдут во власть, тогда еще проклинаемую ими. Побродив вокруг Белого дома, я вернулся, делать там было абсолютно нечего. Выпускали с огороженной территории людей спокойно, не пытаясь избить или задеть.
Люди, сочувствующие Белому дому, старались организовать гражданское сопротивление в виде стихийного перекрытия дорог, но эти попытки были пресечены милицией и не могли принести какого-то глобального успеха. Для успеха нужна была поддержка армии, но армейская верхушка уже вкусила запах больших и нечестных денег и могла даже побаиваться победы Верховного Совета.
Из ТВ я узнал, что 2 октября были серьезные потасовки в районе метро «Смоленская». Днем третьего октября я решил поехать к Белому дому и сам посмотреть, как там дела. Когда я вышел из метро, передо мной предстала картина бегущих от народа людей в милицейской форме. Некоторых из них догоняли и жестоко избивали. Но это были не омоновцы, это были молодые ребята из дивизии внутренних войск имени Дзержинского. Сейчас-то уже понятно, что это была ловушка, ОМОН не поставили специально, чтобы подставить дзержинцев и дать возможность людям прорвать оцепление вокруг Белого дома, для того чтобы иметь повод для расстрела Белого дома. А в тот момент меня, как и весь народ, охватила эйфория неминуемой победы. Дзержинцы прятались в подъездах, пытались куда-то убежать, оцепление перед Белым домом самоустранилось. Когда я подошел к Белому дому, народ штурмовал здание мэрии, которое находилось напротив.
Сменившая ожидание, эйфория сотворила злую шутку с восставшим народом. По площади разъезжал БТР с флагом Приднестровья. Приднестровье добилось фактической независимости от Молдавии, за которую воевали и добровольцы из России. Это было хорошим знаком. Знаком абсолютной победы. На площади перед Белым домом шел рукопашный бой между двумя парнями в военной форме, это были высокие удары ногами, с обоюдными блоками, высокими прыжками. В конце концов тому из них, кто выступал врагом Верховного Совета, пришлось ретироваться. Из мэрии вывели человека с обмотанной головой, народу демонстрировались ключи от кабинетов, как знак победы.
Следом из мэрии вывели две роты безоружных дзержинцев, которые, как было сказано, перешли на сторону народа. Они шли в полной амуниции, в касках, но из вооружения у них были только резиновые дубинки.
Напротив мэрии стала формироваться автоколонна для штурма телевидения в Останкино. Грузовики были кем-то заботливо оставлены. Зная о ненависти восставших к лживому телевидению, несложно было предположить, куда отправятся защитники Белого дома.
А я, уже не ожидая больше никакого подвоха, поехал домой смотреть репортаж о неизбежной победе. Хотя даже в тот момент что-то внутри меня подсказывало, что уж больно легко далась эта победа. Добравшись до дома и включив телевизор, я увидел, как один за другим закрывались телеканалы. Через час телевещание возобновилось из старой студии на Шаболовке, и стало ясно, что никакой победы не было. Безоружный народ возле Останкино был встречен отрядом спецназа, и досталось всем: и кто приехал, и тем, кто случайно проходил мимо, стреляли без разбору и на поражение.
 Теле и кинозвезды на безопасном расстоянии рассуждали о необходимости раздавить фашистскую гадину, именно так они называли собственный парламент. Среди всех звезд особенно выделялась визгливым голосом актриса Ахеджакова, никогда бы не подумал, что в женщинах может быть столько жестокости. Она истошно кричала и требовала крови. В основном, отечественные телезвезды призывали людей идти к зданию Моссовета и там защищать демократию. Единственным, кто сказал, что никуда идти не надо, был слегка выпивший ведущий программы «Взгляд» Александр Любимов. За эту выходку он дорого заплатил: его отодвинули с места руководителя «Взгляда» и на первую роль вышел Владислав Листьев, позднее убитый при дележке рекламных денег.
С утра в прямом эфире стали показывать расстрел Парламента из танков. Выстрелы разносились эхом за много километров от Белого дома. Я, зачем-то взяв нож, как будто ножом что-то можно сделать против танка, опять поехал на «Смоленскую». На пересечении Смоленского бульвара и Нового Арбата стоял высоченный двухметровый офицер, руководивший движением колонны танков и БТРов, которые двигались со стороны Новицкого бульвара. Последние этажи арбатской многоэтажки горели, видимо, кому-то померещились снайперы оппозиции. Также горела колокольня храма возле здания мэрии. На Новом Арбате собралась огромная толпа зевак, которые пришли поглазеть на расстрел парламента. Что же тут сказать, это нормальное любопытство, не каждый день такое происходит. Через каждую минуту из толпы выносят раненного или убитого шальными пулями зеваку, но все равно никто из них не уходит, жажда зрелища порой превышает жажду жизни. В воздухе барражировали три вертолета, но огонь не открывали. Я какими-то партизанскими тропами добрел до Смоленской набережной, по ней также на быстром ходу проехал танк, какой-то парень злобно бросил в танк палкой, слава Богу в него стрелять не стали, а вполне бы могли. Очень обидно осознавать свою полную беспомощность, а чем бы я мог помочь сидельцам в Белом доме?
После победы демократии Москва была отдана на три дня победителям, новым и несколько странноватым новым героям новой России. В городе был введен комендантский час.
Бывшие комсомольские и партийные вожаки поднимались, делили заводы, завозили с Запада и из Китая всякую хрень, которую после удачной рекламной компании можно было выгодно продать. Уголовные авторитеты тоже массово уходили в бизнес. Главным качеством успеха стал являться обман. Впрочем, люди сами хотят обманываться и быть обманутыми. Недолгая эпоха демократии, ради которой был разрушен СССР,  на этом закончилась. Политические свободы и сами выборы стали проводиться под жестким взглядом непонятных цензоров.

С тех пор минуло почти четверть века. Основы беззакония, заложенные переворотами девяностых, все последующие годы развивались. Постепенно стало исчезать нормальное образование, здравоохранение и многое другое, что характеризует цивилизованное общество. В стране исчезли почти все производственные предприятия, страна постепенно превращается в безжизненную пустыню с вымирающим населением. Зато персонажи Салтыкова-Щедрина ожили и сошли со страниц его книг в реальность. Стало ценится ложь, подхалимство, ханжество и барство. Протест стал невозможен, действующее законодательство не позволяет людям собираться. В Госдуме сидит бывший охранник Ельцина – Коржаков, который в своих интервью вспоминает, что Ельцин так и ни разу не смог его перепить.