За секунду после...

Пьеса «За секунду после»
Драма в 4 действиях
Действующие лица:
Хромосомов Павел Анатольевич, старик
Мимолетова Дарья, 25 лет
Блохин Алексей Александрович, 35 лет
Владимир Воробьев, 33 года
Птичкин 53 года (умные мысли которого возникают после принятия лекарств)
Санитар
София – санитарка
Ходов – покупатель (опрятнейший человек в лощеном цилиндре и смокинге, с тростью)
Алексей, Марта Ходова










Акт 1, действие первое
Коридор психиатрической больницы. Что-то похожее на общий зал. Санитарка в белом ставит в центр  него на табурет металлический таз, в который капает вода с дырявой крыши. На больничной железной койке стоит Хромосомов. Одна нога его находится на изголовье ее. На нем развязанная смирительная рубашка, один рукав ее всунут в специально проделанное отверстие на груди, как у Наполеона. На голову он водрузил подушку двууголкой. На соседней кровати лежит недвижно и смотрит в потолок босая Мимолетова. На полу сидит Птичкин, который периодически поет.
Хромосомов. Вы записываете?! Как нет?!
Мимолетова. С чего это вы, вдруг, взяли, что я еще и записывать за вами буду?
Хромосомов. Но корону же вы мне подносили!
Мимолетова. Это была не корона, а простая больничная утка, и подносила я вам ее в очередной раз, когда вы пытались отравиться больничным спиртом и потом лежали в беспамятстве! Ну, потом снова начался ваш спектакль (Сама себе) Вот опять вскочил! (Ему) Поймите же…Да кому я объясняю! Тем более, что я не записываю за французами.
Пауза.
Хромосомов. А вы знаете, почему у Наполеона не было личной стражи?
Мимолетова. Мне уже совершенно надоели эти вот ваши французские мотивы и штучки, Париж и круасаны. В моем селе такого не было и никогда не будет такого, такого, как вы! Вот в нем что-то есть настоящее, русское. Ой, там такие места! Не надо вот опять плакать…
Хромосомов. А я и не плачу. Это слезы победы! Разруха там в вашей России, говорят! И валенки…и снег. Брррр!
Мимолетова. Посмотрите в окно, там тоже снег? Не видно ли комиссии?
Хромосомов. (Спрыгивает с кровати и смотрит в окно) Снег валит, как из ведра! Затем превращается в воду и капает в наше корыто, как по барабану. Мне необходимо срочно позвать сюда лейбц-гвардии кардинала поручика. (Кричит) Санитар! (Спокойно и вразумительно)Да, Даша, снег идет. (Еще громче кричит) Санитар! (Носится по коридору)
Мимолетова. Что случилось-то опять?
Хромосомов. Тихо ты! Туши огни! Вражеская армия где-то вдали, я чувствую!
Мимолетова. Прекратите, Павел Анатольевич, вы снова меня пугаете!
Хромосомов. Тушите свет, я за подмогой. Санитар!
Мимолетова. С тех пор, как нас выселили из палат и положили в этот общий коридор, я совершенно перестала давать отчет тому, что происходит вокруг. Какой этот снег за окном?
Хромосомов. Он спускается с небес на землю, будто бы сам Господь Бог ссыпает сахарные кучи огромной ложкой, или, словно это большие белые мухи слетелись посмотреть на нас. Облепили только вот все окна! (Разочарованно с выдохом) Эх, санитар!
Мимолетова. Даже помнится, стою я как-то в комнате своей, и лучик солнца так тихонечко и боязливо через окошко на меня светит, а я к окну подбежала, а там снег, такой мягкий и свежий, белый снег…я тогда маму вспомнила…и помню как не стало ее, такой снег шел тогда. Мама, где ты сейчас? Вот тебя нет рядом, а я все равно буду молиться и думать, что ты есть рядом, буду молиться тебе ни как Богу, ты не думай (улыбается), просто, вот буду думать и представлять, что ты слушаешь меня, смотришь… здесь! (оборачивается и кричит) Вы перестанете двигать кровать, Павел Анатольевич?! Шумно! Как мне все надоело! Бежать отсюда, бежать. Куда? (трясет таз с водой) Сколько можно? Пойду вылью хоть, а потом полы будем мыть. Не хочу.  Ох, давайте-ка лучше чаю попьем, согреемся.
София. (проходит мимо) А! Еще одних выселили. Не хватает мест. Поаккуратнее с окном, там дует.
Птичкин.  (Поет) Ой, как пусто здесь! Еще осталось. (Глотает таблетки из баночки) Дождемся ли мы комиссии или погибнем – это уже никого не касается!
Мимолетова. Снова птица свободного полета защебетала.
Птичкин. А что? Вы все надеетесь выйти отсюда по результатам опроса, люди будут оценивать людей по определенным нормам. А кто устанавливает эти нормы - те же люди!А кто это там в окне, да много там?
Хромосомов и Мимолетова подбегают к окну.
(Смеется). Это же надо такими быть.
Хромосомов. Именем короля вызываю вас…
Мимолетова. (Хромосомову) Да Бог с ним!
Хромосомов. (Птичкину) Вы либо дурак, либо преступник! Если дурак, то надо лечить, если преступник – расстреливать!
Птичкин. Это место есть и то и другое. Третьего не дано! Одни мытарства и никакого наслаждения!
София. (проходит мимо) Птичкин, вашу просьбу о килограмме конфет снова отклонили. И к тому же, доктор вчера сказал, что у вас еще и диабет разыгрался на почве неудовлетворенности миром.
 Птичкин. Вот, пожалуйста! Нет, это интересно! А почему бы не взять и этих самых людей не проверить? Они смотрят на нас, и глаза их становятся удивленными, потом они сидят за своими столами и за обедом обсуждают каждого из нас, смеются и кивают друг другу головами, поддерживая, хотя сами очень мало смыслят, а только делают вид, а потом расходятся по домам и забывают обо всем; а мы здесь и все помним!
Мимолетова. Нет нам места среди них! Не стесняйтесь, берите сахар.
Птичкин. Ничего, попросим еще, подождем еще.
Хромосомов. Ой, я так люблю с вами чай пить, Даша! (Украдкой подливает в стакан что-то из своей бутылки).
Пауза.
Вот видите белые мушкеты в том углу, скажите, правда, похожи на стойки под капельницы?
Мимолетова.(подыгрывая ему) Да, а белые они потому, что солдаты только что принесли их с улицы.
Хромосомов. Да! Откуда вы так сообразительны?
Мимолетова. (Смущаясь) Скажете тоже. Ладно, берите вон то ведро, наполняйте водой из нашего таза, будемте мыть полы!
Хромосомов. Да вы вообще понимаете с кем разговариваете?
Мимолетова. Понимаю, поэтому и говорю. Тряпку на швабру наденьте, что же вы полы без нее собрались мыть?
Хромосомов. (Оценивает швабру на изогнутость) Я – боевой адмирал! Подайте, пожалуйста, ведро, ага, спасибо, так вот, и я вижу весь пол здесь, как шахматную доску, поэтому, дорогая моя, учтите, вода в этом ведре - моя родная стихия.
Птичкин.  В этом тазу я слышу отголоски прошлого!
Пауза.
Друзья, нам необходимо вести себя хорошо, вылечится и разбежаться каждый по своим местам! Павел Анатольевич, вот вы сколько уже здесь?
Хромосомов. Так, дайте подумать, после постройки Великой Китайской стены, потом Вьетнам, коронация кого же, а Ивана Грозного, итого 5 лет!
Птичкин. Вот видите! Уже пора и того!
Мимолетова. Что того?
Птичкин. Ну как же, выходить!
Мимолетова. Выходит, вы решаете? Вы сидите тут больше жизни, сами говорили, вы ничего не видели, вы пустой, как самовар, а только из крантика капает и на мозги нам, вы думаете, вам не нужна помощь, вы уверены в собственной исключительности, а сделаете ошибку, так напоказ во все палаты бежите и кричите: «Люблю всех, я только учусь!» А потом сидите один и краснеете, вспоминая свой позор!
Птичкин. Почему же? Того требует закон.
Мимолетова. А покажите где это прописано, читать-то я не разучилась еще!
Хромосомов. Ваш спор, господа, напоминает мне времена…
Мимолетова и Птичкин (в один голос) Да помолчите вы!
Птичкин.(спокойно) Вот доктор придет, у него и спросим! (интонация повышается) Еще какая-то девчонка, которая здесь толком не лежала, будет меня,(повторяет с высокой интонацией) меня, учить и рассказывать мне, мне, кто я такой! Привезли-то тебя всю раненую и изнеженную. Любовь, видите ли, в ней кончилась, и мысли сбились, и жить не хочется, и все-то ей безразлично и плоско, и не хочу, говорит, и не буду, говорит, и все вокруг кружатся, а она нос воротит! (Кричит) А покажи-ка мне, где такое прописано?
Мимолетова. Я ненавижу вас. Еще слово и…
Птичкин.Павел Анатольевич, не бойтесь, я справлюсь! (сжимает кулаки, готовясь к драке)
София (проходит мимо, умиленно) Какие молодцы, дружные, сами полы здесь моют!
Мимолетова. Тоже мне.
 Пауза.
Птичкин. Вон там еще не домыли, господа (прищуриваясь и указывая пальцем).
Мимолетова. Поднимите ноги, не мешайте нам.
Птичкин. Люди друг другу мешают жить, что уж говорить про мытье полов! Как я поднимусь, если я сижу на полу?
Мимолетова. Да! Но, если бы они не мешали жить, это бы было отсутствие внимания. (Задевает Птичкина) Извините. Уйдите прочь!
Хромосомов. Да наденьте вы ему эту тряпку на голову. Расселся тут барин!
Птичкин. Да не просто я же тут сижу!
Мимолетова. А зачем мы здесь? Почему вы сидите, Павел Анатольевич командует невидимым полком, я – умираю от одиночества!
Птичкин. Мы именно там, где должны быть! Здесь, значит, наше место! Сейчас или после случится что-то, но пока мы здесь! Вот придут доктора в халатах, сделают умный вид из себя, и обязательно что-то случится новое.
Мимолетова. Уже случилось, раз я тут! Вот была сначала в одном месте, а потом вот.
 Птичкин. В жизни все устроено так, дорогая моя, что всегда есть два пути. Мы всегда стоим на грани выбора, и этот выбор привел нас сюда, мы заслужили его и надо радоваться этому. Мы этого достойны. (Поет) Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.
Мимолетова. Что же я сделала плохого, что? Ах, вы ничтожный человек. Зачем вы пролили ведро?
Птичкин. Посмотрите как растекается вода, где же вы еще увидите море, а? (смеется)
Посмотрите, как волны этого соленого вещества омывают и ударяются о ножки больничных коек…Ах, прибой…
Мимолетова. Как же мне все надоело!(Бросает ведро) Господи, где же покой?!
Птичкин. Покой, вы говорите? Мысль зарождается от мысли так же, как жизнь зарождается от жизни, как болезнь передается по воздуху, следовательно, смерть так же бесплодна, как и пустая голова. Туда торопишься?
Мимолетова. Не тороплюсь, не тороплюсь, но и жить здесь не могу! И полы эти…
Появляется София.
Хромосомов. Ты три, три лучше!
София. (Мимолетовой) Вот ты трешь, дело доброе делаешь, пусть даже никто не видит тебя, но знай, для себя стараешься, для себя спину гнешь, Бог все видит! Вот может от того, что ты трешь, жених-то красавец у тебя будет, все взаимосвязано…Все видит! (Уходит)
Мимолетова. (Вдогонку Софии) А нет твоего Бога, нет и все тут!
Хромосомов. Никто никогда не видел его! И не надо говорить нам про всякие там звуковые частицы, слышали все, но не видели! Пойти поискать что ль? А найду, не поздоровится.
Мимолетова. Представим, что есть он, допустим. И все точно знают, что есть он. Ну вот среди нас. А он взял и говорит: «Не буду я больше вам помогать…хоть два пути, хоть десять выбирайте, мне уже все равно, надоели мне!» Разворачивается и уходит. А? что скажете?
Птичкин. Вот вы ждете свою комиссию, а она, может, на вас тоже так плюнет. И нет ее, и никогда не будет, и не было! Как тут пусто стало…Эй! Ничего невозможно сделать до конца!
Мимолетова. Только умереть можно окончательно!
Птичкин. Ни сойти с ума до конца, правильно и жить до конца нельзя! Только движение, а вот взять и остановиться – не возможно!
Хромосомов. А я же сижу, чем не остановка!?
Птичкин. Вас это не касается, вы уникальны.
Хромосомов. Благодарю – с.
Птичкин. Вы остановились в развитии!
Хромосомов. Благодарю – с! (С недоумением) Что?
Птичкин. Все-таки, согласитесь, что жизнь, и вправду, это путешествие к себе! Только к чему это все приведет!
Мимолетова. Я догадываюсь к чему.
Возвращается София.
Птичкин. Люди, вы где, и нет никого. Только капли падают в этот пресловутый таз, отсчитывая минуты нас.  Эй…Все как будто исчезли. София, только ты, родная, рядом. Сколько лет мы уже вместе, а? Ну-ка?
София. Пора вам принимать лекарства.
Птичкин. Уведите меня. (Уходят)
Пауза.
Хромосомов. Я краем уха слышал твою речь о матери. Материнская любовь – это, наверное, чудо. Ехал я однажды на машине. Уж  не помню куда. И день такой серый стоял, вот, прям, настоящая осень: ни одной приятной глазу краски, ни тебе желтого листа, ни красного пятна – все, словно в черно-белом фильме. Дождище еще хлещет, ух! И люди какие-то серые кругом: ни улыбки, все в плащах. Лужи. И вот еду я, а на остановке девушка одна стоит. Приглядевшись, я узнал в ней свою знакомую. Так, общались раньше, еще до войны, ага, до моей войны( стучит себя пальцем по виску). Открываю дверь, - «садись», - говорю, - «промокнешь!». Ну, она рада. Села. Едем. А я помню, что сын у нее есть, мальчишка лет семи. Общались как-то. И вот я спрашиваю куда она едет. Был тогда воскресный день. А она отвечает: «Да на кладбище еду, на кладбище я». Ну, думаю, денек воскресный, а про себя: сделаю,  вот, доброе дело, потом на небесах зачтут. А вдруг вот именно это дело на весах лишней песчинкой станет. Ну, едем. Разговорились про то, да про се. Я тогда нормальный, кстати, был. Чувствовал себя. Это сейчас я, эх, как это, двоюсь! И тут я ее спрашиваю: «А к кому ты на кладбище едешь-то?», а она мне: «Как к кому? К сыну!» Тут меня и ошарашило. Вот, думаю, закрутило ее. Так всю дорогу и молчали мы. Потом, как подъехали к месту, дверь она открыла, попрощалась со мной, и я видел, как идет она между оградками и плачет, и серое все…лица не видел, а чувствовал, что плачет…чувствовал я…чувствовал…А я отъехал подальше и вижу, как она стоит и смотрит на землю…И уехал я, а они остались там…Одна живая в сером кладбище с черными оградками…
Мимолетова. Хм. Тоже вспомнилось: стою я как-то в комнате, намыла шкаф, а он свою голову в дверь ко мне засунул и смотрит, а я на него. И долго мы так смотрели друг на друга. Я ему предложила зайти, а он ответил, что придет на следующий день…Хотя до этого было все в порядке.
Хромосомов. Вот и у Наполеона так! Стража ему, когда он попросил, так прямо и ответила: «Мы, мол, завтра, отец, ага!». Вот он войну-то и проиграл.
Мимолетова. Я постоянно вспоминаю это!
Хромосомов. Что, Наполеона-то?
Мимолетова. Да нет! То, как погрузили меня тепленькой весной, даже лета не дали дождаться, через год, после праздника. Все хуже мне становилось и хуже.  А ведь он так и не пришел, понимаешь?! Ой, как я жду встречи с ним. (Ложится на кровать). Где же ты?
Вбегает Блохин
(подскальзывается и падает. Никто не обращает на него внимания. Тот корчится от боли. У него из кармана падают ключи от кабинета)
Мимолетова. Скажите, а куда делся тот странный старик, который постоянно твердил: «Это не я!», а сам надевал больничные халаты и делал вид, что он доктор?
Хромосомов. Вот так (надевает белый халат, изображает доктора) У вас, мадам, поехала крыша, а у вас, голубчик, уже уехала вон туда.
Мимолетова. (Смеется) Ой, уморили!
Хромосомов. Вы все лежите и не видите. (Поднимает ключи и кладет себе в карман) Он, как сказал мне Птичкин, не выдержал здешней обстановки и его почему-то вынесли, будто бы спящего, на носилках…Больше я его не видел.
Блохин. Нет, вы видели, специально масла кто-то разлил, прям на кафель. Как больно –то! Видели объявление, которое я вывесил?
Хромосомов. Никак нет!
Мимолетова. Снова вы что-то выдумываете.
Блохин. А вы почитайте! (подает ей отдельный лист)
Мимолетова. (Читает) «В ближайшее время намечено заседание цикловой комиссии. На повестке дня решение о снятии диагноза у больных, которые пройдут освидетельствование. Подпись гл. врач Зоопарков О.Е.» Дождались! Ах, как чуден мир!
Хромосомов. (Напевая и косясь на Блохина) Черное на белом, кто-то был не прав, я внеплановый сын африканских трав. (Кричит) Ура!
Блохин. Если вас не затруднит, слезьте с кровати и займите правильное положение для больного…эм…пациента. В общем, клиента данного учреждения.
Хромосомов. Где мой царский трон (заглядывает под кровать), Даша?
Блохин. Вот вы тут кричите, господа, но давайте к делу! У меня для вас есть еще кое-что…
Мимолетова. (приподнимаясь с кровати) Скажите, а с этим, ну с тем, что вы сейчас принесли, меня смогут доставить до моего села, домой? Потом…Я буду вести себя хорошо, даже не думайте.
Блохин. (смотрит оценивающим взглядом на Дашу, пожимает плечами в недоумении) Ну надо подумать. Вот, возьмите!
Мимолетова. Что это?
Блохин. Для вас, Даша. Это томограмма вашего мозга. Рентген головы.
Мимолетова. И что там?
Блохин. Посмотрите внимательно. Видите это большое пятно?
Мимолетова.(Разочарованно) Я так и знала…
Блохин. Нет, это ваш мозг.
Мимолетова. Значит, есть шанс на спасение?
Блохин. Шанс всегда выпадает тем, кто мало задумывается о нем или яростно просит сердцем. Вы хотели бы выздороветь?
Мимолетова. Только дурак хотел бы оставаться больным или желать смерти. Нас не выпускают отсюда, так как мы больны и вредны для общества.
Блохин. Ну не знаю. Я часто вижу нищих людей, которые вынуждены попрошайничать и носить найденную одежду. Думаю, что они не хотели бы так продолжать, но их останавливает банальный инстинкт самосохранения. Павел Анатольевич, а это для вас. Как вы считаете, сможет ли это помочь вам добраться до дома?
Хромосомов. (резко и задумчиво, как капитан боевого корабля) Смогут ли нас доставить  до места листки с результатами анализов? (задумывается, поднимает палец вверх и снова взбирается на кровать) Конечно! Помнится, выхожу я как-то на улицу, а там, представляете, вместо машин – кареты! (закладывает ногу на ногу, довольно и расслабленно улыбается) Ну, думаю, тут я, как рыба в воде. (смотрит на таз, стоящий в центре комнаты) Еще пушек бы, пушек на площадь. Заааалп!
Блохин. Так, так, так! Продолжайте! (осматривает его)
Хромосомов. И что же, бегу к извозчику, ну, чтобы удрать отсюда…
Мимолетова. Господи…
Хромосомов. А сам-то в форме ее величества стою, (показывает на свою больничную робу) побежал обратно переодеться, тут меня двое под руки и сюда в плен, ага. Не отпускают, гадины (грозит кулаком куда-то в дверь).
Блохин. Успокойтесь! И перестаньте меня так пристально осматривать, я не экспонат!
Хромосомов. А если я не буду вас осматривать, я не смогу понять враг вы или друг! Вот предыдущий доктор каждый раз даже давал себя пощупать! С ним были, как…
Блохин. Может, больное сердце и карвалол?
Мимолетова. Ах, как жаль, что это не поможет выбраться (лежит на кровати). А я уже надеялась, что смогу попасть…Как же мне плохо. Помнится только: иду я мимо него, а он ко мне клонится и потихонечку так к стене прижимает, а я сделать ничего не могу, кричу: «Отстань!», а он все сильнее давит и в глаза прямо смотрит, будто убить хочет, не шелохнется, и движение такие резкие, никак раньше были, и губы нервно дергаются и не пойму я, то ли улыбается, то ли разлюбил…(Хладнокровно) Съездить туда мне надо! Узнать…
Блохин. (Хромосомову) А я вот в таких ситуациях с женщинами совсем по-другому поступаю. Она мне, бывало, жалуется на своего бывшего, а я, чтобы в контрасте перед ней выступить и в лучшем свете предстать, говорю: «На вас, милочка, помада шикарная сегодня, и вам так идет, ох, так идет». Тут-то она млеет и получается, что я и лучше, и чище и все тут! Все живы, здоровы! Хотя сам порою говорю то, учу тому, в чего и сам не верю.
Мимолетова. Тоже мне нашелся ханжа. Вы такой честный человек. Нас вот любите.
Блохин. (Хромосомову) Кстати, насчет карет! Вы их точно видели? Давно ли?
Хромосомов. Ей-Богу (креститься)!И пахло не выхлопными газами, а тюльпанами!
За сценой крик санитара: Недостача спирта! Спирт пропал!
Блохин выбегает.
(Испуганно достает бутыль со спиртом и большими глотками выпивает ее) Будьте здоровы! Этот доктор постоянно крутится здесь! (Довольно) Вечно забывает закрыть шкафчик…(С омерзением) Халат запачкан, волосы грязные, тьфу!
Мимолетова. Грязные волосы – это следствие грязных мыслей, так мама говорила.
Входит Блохин и Птичкин.
Птичкин. Правильно построенная цепь событий в любом случае повлечет за собой летальный исход выразившего мысль, но идея, оставленная здесь, продолжит множиться у других. В итоге налицо существование бессмертия, хоть и в искаженном варианте.
Блохин. Следовательно, мысль наша бессмертна?
Птичкин. Абсолютно!
Блохин. Вы приняли препараты?
Птичкин. Давно! Павел Анатольевич, там обед подают, не изволите ли отобедать?
Хромосомов. Только дурак откажется от хорошей французской утки с чашечкой бразильского кофе и утонченной русской сигарой!
Птичкин. Вы же не курите!
Хромосомов. Курю, но не в себя!
Уходят.
Блохин. А, Дашенька, ой, как вам идет эта помада…вот к лицу прям. До чего же вы сегодня хороши. Даже, по-моему, и румянец разыгрался. Какая же прекрасная ночь! Ах, эти ночи-ночи, ночи темные…Даша, вы слышите голоса?
Мимолетова. А вы думаете от хорошей жизни я стала такой? В один момент все пропало. Какие такие голоса?
Блохин. Ну, к примеру, голос чужого сердца смогли бы услышать?
Мимолетова. А! Такие – нет! (машет рукой) Что вы! Я в этом совсем не разбираюсь. Иногда я слышу, что мне кто-то говорит в голове, но это явно не про сердце. Иногда вот могу ветер послушать, вьюгу, шумит, вот, в голове. (Радостно) А у вас на носу прыщ! Неужто влюбились в кого-то!? 
Блохин. (Осматривает нос в отражении воды в тазу) Не хотите ли пройти, я покажу вам больницу?
Мимолетова. Да, что же сразу не сказали мне? Я давно мечтала увидеть свой новый дом! Как же я рада! (Ищет что-то) Где же оно?
Блохин. Кто?
Мимолетова. Мое зимнее пальто, конечно, и валенки. Ведь тут и так холодно…
Блохин. Это будет лишним, пройдемтесь так! (Подставляет ей локоть).
Возвращается Хромосомов.
Хромосомов. Нет, это даже ни утка, ни перепел…Это какой-то кошмар! (Ложится в кровать). Сигар у них не положено, тьфу!
Начинают идти. Слышится храп Хромосомова.
Давно ли уснул наш сын полка? А, в принципе, не важно! (Поет) Может я не хотел этих губ, может я не хотел целовать. Даша, а где же цветы, (указывает на пустой стол) которые вы так любите?
Мимолетова. А это цветы Павла Анатольевича.
Блохин. Как же?
Мимолетова. Мы проснулись утром, а у нас на столе цветы. Мне подарить здесь никто не может, а вот к нему может кто-нибудь прийти!
Блохин. Розы. Эти розы принес я. Вам!
Мимолетова. Ваши розы? А Павел Анатольевич так и посчитал, что они ему, и он выбросил их в окно (смеется) своим подданным!
Блохин. Послушайте! Я считаю, что вы идете на поправку и уже скоро…
Мимолетова. Я смогу отправиться домой, да?
Блохин. Нет, не домой. Вы знаете, я живу здесь недалеко…один и…
Мимолетова. Подождите, я, кажется, забыла застелить постель. Вам ли не понять что такое для девушки незастеленная постель! По ней очень многое можно понять! Если кровать будет слишком смятая, то можно узнать насколько переживал эту ночь человек. А если она слишком расправленная, то и не спал вовсе.  Да еще Хромосомов может встать на нее своими ногами, и…Вы знаете…
Блохин. Ничего не говорите. Оставайтесь на месте и ждите меня! Момент…(Убегает в палату)
Мимолетова. Вот тебя-то я точно не буду ждать! Ах, ничего, и босиком до села добегу и снег не помеха. Авось кто-нибудь и поможет! (Убегает).
Блохин застилает кровать Даши. Слышится ее крик. Мимолетову под руки заводит санитар. На Даше плотно завязанная смирительная рубашка. Санитар усаживает ее на кровать и сам становится рядом. Следом заходит Птичкин.
Просыпается Хромосомов.
Хромосомов. Отстаньте вы от нее, Александр Алексеевич или как вас там! (Подходит к Даше, чтобы развязать ей руки, но санитар противится этому)
Блохин злобно смотрит на Хромосомова и делает жест санитару.
Санитар. (Хромосомову) Отойди, дубина!
Мимолетова. Вы не смеете так с ним разговаривать. Что он вам сделал?
Санитар. Кому сказал!
Блохин. Даша, вы снова хотели покинуть нас? Как я мог снова поверить вам? Наверное, я ослеплен. Как же мне поступить с вами, простить?
Птичкин. То, что идет на выход или говорит о том, что уходит, никогда не должно быть принято назад, так устроено тело человека, так зачем же прощать?
Блохин. Не допустить до комиссии и все тут! Вы не можете нарушать здешний порядок. Иначе вас упекут еще дальше. А там…
Птичкин. Прощение – есть противление самой природе!
Хромосомов. Позвольте, я всего лишь хочу освободить даме руки. И вообще, почему рядовой солдат обращается ко мне, мягко сказать, не по имени отчеству?
Санитар бьет по голове Хромосомова. Тот падает.
Мимолетова. Да что б вы тут сгнили! Как вы позволяете обращаться с нами! Он же старик, ничтожество! А впрочем, делайте, что хотите, раз уж у вас все так просто.
Пауза.
Простите, Александр Алексеевич, я не смогла удержать себя здесь. Я хотела вновь почувствовать себя свободной, как когда-то. Безмятежно бежать по летнему полю, чтобы чувствовать этими ногами скошенную и мягкую траву, а ветер ожил бы в моих волосах, а запах такой насыщенный, особенно под сумерки, и в это мгновение я понимаю, что жива. Я жива, понимаете? Посмотрите!
Птичкин. Жизнь! Вот разница: биомасса ли мы здесь, пытающаяся выжить, закованная в сети происходящего, или ядро мысли и чувств?
Блохин. Как мне жаль вас! Развяжи ее! Вот видишь, за тебя пострадал невинный человек. Положи его на кровать.
Птичкин. Вот вам и биомасса.
Блохин. И утку подставь!
Птичкин. Вот вам и ядро!
Мимолетова. Пожалейте свою отравленную душу!
Блохин. Душа – это связующее звено между тем миром и этим, поэтому не вижу смысла о сожалении ее. Я, видите ли, верю в исключительное направление действующей энергии. И, если хотите, скажу, что все темные дела в этом мире нужно делать чужими руками, чем я, собственно, и занимаюсь.
Мимолетова. Вы сгнили изнутри! А жизнь свое возьмет! 
Птичкин. А я тут подумал, что если мне совсем ничего не осталось, если через минуту закончится последняя моя минута, и вздохов остается все меньше и меньше, а я и на юге-то никогда не был, не летал на самолете, а только ругался да смотрел телевизор. Тогда, будучи молодым, я не понимал, что секунды, подаренные мне, вот этому телу, когда-то исчезнут и развеются, будто иллюзии. Я так качественно и до глубины осознал всю полноту нашей бренности и ограниченности, что будь я еще в том далеком возрасте, я бы, как только научился читать, никогда бы не бросил этого, не стал бы…эх…меня обманули. Это пелена, уготованная каждому ребенку, неожиданно стирается с глаз, и мы входим совсем не туда, куда хотелось идти – стоять на месте…Я был уверен, что никогда не буду старым, и никто не посмеет крутить пальцем у виска, смотря в мою сторону. А сейчас даже моя собственная свобода делает вид, будто мы не знакомы. А где же те веселые и полные счастья глаза моих родителей? Вот-вот увижу их сам и буду счастлив! (хватается за сердце)Ах, как жжет.
Блохин. София! Каталку! Увезите его! Помогите уложить! Капельницу! Готовьте раствор!
София. Какой?
Блохин. Нельзя! Слышите, Птичкин, нельзя вам! Рано! Простите! Что же делать? А?
София. Вы не знаете?
Блохин. Знаю, знаю, сейчас вспомню!
Санитар. Алексей Александрович, у нас крайняя недостача медицинского спирта. Могли бы вы закончить осмотр, эм…гостей и вот с этим и отлучиться?
Блохин. Я еще вернусь! Не забывайте принимать лекарства. София подскажет.
Уходят, увозя Птичкина на каталке.
Хромосомов. Как болит голова. Я, вот, все же, не понимаю. Имею ли я право, конечно, как какой-никакой император, знать, служит ли он Франции?
Мимолетова. Успокойтесь, Хромосомов. Сейчас я принесу холодненькое. (Смачивает половую тряпку в тазу и прикладывает к своей голове)
Хромосомов. Голова – то у меня болит!
Мимолетова. Ой, простите, закружилась я.
Он простой докторишка, но та еще диковина. Он не верит нам. Считает нас безнадежными и покинутыми. Вас еще можно лечить, а меня дома ждут!
Хромосомов. Не тюльпанами пахло, не тюльпанами на дороге тогда…
Мимолетова. А чем, чем?
Хромосомов. Не помню. А женщинам вообще губная помада не идет. Люблю я, знаете, естественную красоту! И сны люблю смотреть…Что-то холодно тут у нас!...
Мимолетова. Снимите тряпку! На улице тогда уже заметно холодало. Я в легком полушубочке выскочила во двор. Ветер еще, помню, был такой стуженый, и волосы растаскивал и раздирал, а кожа, вот тут, на лице, грубела. Я комкала свои замерзающие пальцы и не хотела согревать их дыханием. Я смотрела куда-то вдаль, а снег под моими босыми ногами таял, представляете, таял – вот как в сердце тепло было, а ногам не было холодно, им было горячо. Я в то время улыбаться могла, даже смеяться в голос, как смеются все здоровые девушки. А сейчас? Ах, я тоже люблю эти ночи, но в тоже время ненавижу их. Вот так постою час, дождусь, пока не буду чувствовать, пока подол этого платья не окостенеет, и уйду. А он все не идет, а обещал мне, обещал. А во сне, дома и здесь, вижу, что вокруг лишь стальная зима и только она. И этот снег топчу и топчу босой ногой, а он все равно не поддается, все выше и выше взбирается, аж по самое горло и дышать - то уже нечем. (переходит на крик) Руками дрожащими в стекла вгрызаюсь, в последнюю минуту думаю, а может идет он…(истерично) идет? Не вижу. Только снегом все замело…и глаза мои…и сердце его. Каждый раз вот такой сон. Ах, скорей бы проснуться. А он тоже спит…вечно…
Хромосомов. Мне кажется, чтобы бороться с такого рода снами –нужно спать! Мы же боремся с голодом тем, что едим, не так ли? Ох, если бы вы знали богиню моей «жизофрении», вы бы не плакали сейчас. Ну что ж, полюбите другого!
Мимолетова. Другого? Я уже устала кого-то любить!!!
Слышатся шаги и звук отпирающейся двери. Хромосомов, пряча бутылку со спиртом, поет: «В морозную стынь и стужу бутылка мне греет душу»
Мимолетова. Тихо! Он снова идет! Он для нас пока единственная возможность выбраться отсюда, слышишь?
Хромосомов. Пропащие мы! Помнишь, ты говорила, что там, в твоем селе, звезды и вино не пьянят, а только вдохновляют, это правда?
Мимолетова. Да! Нам необходимо делать все так, как он захочет! Весь мир устроен на том, чтобы выполнять чьи-то прихоти и желания. Все состоит из слабого и сильного и один всегда подчинит себе другого. Вот почему одному человеку негоже быть? Один, даже если не хочет этого, подчинит, не заметит, а подчинит! Тут так все хитро устроено, как будто специально.
Хромосомов. Но ведь не просто же так все!
Мимолетова.  Почему я никогда не могу делать то, что хочу сама? Почему я просто не могу быть сама собой везде? Скорее бы уже… Что я вообще здесь делаю?
Хромосомов. Ничего! Отведи меня туда, в свое село.
Мимолетова. Я уже чувствую, что скоро…
Хромосомов. Что? А я чувствую себя неуверенно.
Входит Блохин важно покачиваясь. За ним, шаркая ногами, Птичкин. Хромосомов принимает позу Наполеона на коне. Даша ложится на кровать.
Хромосомов. Вы написали мой профиль? Как, нет?! (Разочарованно) Ну что ж опять – то?
Блохин. Господа! Когда я увидел вас, я окончательно понял, что больше не смогу провести и минуты без вас! Но, поскольку, это не возможно, да и к тому же обстоятельства сложились таким образом, в общем, у вас теперь будет новый постоянный гость.
Птичкин. Все это так интересно! Как же прекрасна жизнь, и она прекрасна тем, что сердце бьется и ничего не болит! Дайте-ка я вас всех расцелую!
(Целует всех)
Даша, я видел моих родителей!
Блохин. Разве это не чудесно? Видения прекрасны…
Мимолетова. Давайте сделаем наше знакомство с ним более стерильным – пойдемте-ка спать и все тут! Мы ведь уже изжили себя. Вся музыка сыграна, все слова сказаны, вся боль выпита. Ночь на дворе!
Блохин. Может вам еще музычку бодрящую включить!? Эй, Хромосомов, давай нашу французскую, а? Господин Птичкин, включите магнитофон!
Птичкин. Сию минуту!
Играет французская музыка. Входит Владимир.
Блохин. Ну, знакомьтесь! София, приготовьте ему кушетку! И утку, если попросит.
София. В коридор его?
Блохин. Других мест нет, вы же понимаете.
Птичкин.  У жизни, как, впрочем, и у смерти места есть всегда!
Владимир. (с улыбкой) Здравствуйте! У меня все грустно…
Конец первого действия.
Действие второе.
Блохин один в своем кабинете. Возле дверей стоит санитар.
Блохин. (Периодически подходит к столу с пробирками и что-то перемешивает. Дым валит и пар). И еще одного я упрятал сюда. Осталось дело за малым. (Санитару) Поедешь в село и узнаешь, жив ли наш общий друг. Если да, то разговоришься с ним, постарайся понять, помнит ли он Дашу. Если препарат перестал действовать, возьми с собой еще вот этот. И любым способом дай ему выпить. А если он помнит уже мою красавицу, скажи, что она умерла в больнице. Ну и под этим предлогом выпейте эликсир. Нет Даши больше! Ни для кого! Ни для черта, ни для Бога, только моя одна! Пусть же все кругом перевернется с ног на голову, пусть ее на самом деле не станет, а лучше - никогда бы и не было (выпивает что-то из пробирок, морщится и закусывает огурцом).
Блохину мерещится видение Мимолетовой (в белых одеждах), которая подходит к нему, берет за руку.
Видение Мимолетовой. Ты здесь…со мной! Я знала, что найду тебя в этом саду. (Осматривается) Ах, он так прекрасен в это время года. А что сказать про эти мгновения – они мимолетны! Я не могу надышаться ими! И невозможно удержать их. Не успеешь влюбиться, одурманиться ими, как уже невозможно дотянуться рукой до них, а они несутся в своем круговороте, но зачем?! Они вспыхивают своими огнями, своею страстью, раздирая воздух и пространство кругом; хочется кружиться и плакать, плакать от счастья, рыдать от каждого ощущения жизни, чтобы затем угаснуть… Ведь жизнь – секунда…и свет секунда…и тьма кругом…Повсюду любовь…Даже в этих деревьях, посмотри…
Блохин. Она есть и во мне!…
Видение Мимолетовой. Который час?
Блохин. Не знаю…Раннее утро…Светает…Ты говоришь все это…
Видение Мимолетовой. Ты здесь сидишь всю ночь? Что ты делаешь?
Блохин. Скажи, неужели я не могу быть с тобой?
Видение Мимолетовой.(Не обращая внимания). Прекраснее, чем здесь и быть не может! Сегодня вечером праздник. Придешь?
Блохин. (Смеется) У меня нет выхода! Ты для меня не только юношеская увлеченность!
Видение Мимолетовой. Ты злишься на меня, что я так говорю? Хочешь, я просто так скажу, что люблю?
Блохин. Ах, ты все играешь! Скажи!
Ввидение Мимолетовой. Просто: люблю!
Блохин. Самое интересное, что все против! Зачем это все? Они  ненавидят меня. Сама посмотри на них. Все охают, ахают, цокают, все им не так. Даже ты не можешь быть со мной. Я ненавижу их. Почему один обзывает меня, второй встает на пути; издеваются, топчут ногами, выворачивают заживо наружу! В пору уж ложиться в больницу.
Видение Мимолетовой. Пойми, что я не твоя. Я дала уже ему слово. Об этом знают наши общие знакомые и даже его сослуживцы.
Блохин. Так вы точно сегодня?
Видение Мимолетовой. Да! А вот и пригласительный! Правда, я не стала подписывать, не успела!
Блохин. У меня будет время  все-все подготовить!
Видение Мимолетовой. Ты заходил сегодня  в гости к моему отцу, он просил тебя помочь?
Блохин. Конечно! И знаешь…Я даже спрашивал у него кое-что!
Видение Мимолетовой. И конечно же обо мне.
Блохин. А что мне остается? Я уже ничего не боюсь, слышишь!? Твое сердце для меня дороже жизни! Я просил твоей руки, а он только рассмеялся…Сказал, что он чувствует человека по звуку его сапогов, а я, видите ли, скриплю при ходьбе!
Видение Мимолетовой. Сколько мы уже знаем друг друга?
Блохин. Мы всегда были вместе! Я был рожден для того, чтобы любить тебя! Сегодня я хочу тебе кое-что показать…
Видение Мимолетовой.  Давай присядем. Что с тобой?
Блохин. Тут есть один участковый врач. На днях побил меня. (Прищуривается) Кстати, он знаком вам. Смотри, сейчас начнется!
Видение Мимолетовой. Что?
Блохин. Перед рассветом  начнут распускаться цветы на деревьях. Вот-вот…Сейчас…Еще секунду…Как только солнце коснется их бутонов.
Видение Мимолетовой. (Нежно вздыхает) Как и тогда...Каждую весну мы с тобой в этом месте…С детства…
Блохин. Но ты выбрала его. (Себе) Но еще не все потеряно…
Звук  распускающихся цветов (шелест и т.п.)
Видение Мимолетовой. Как интересно! Что же будет после! Ох. Будто бы лопаются.
Блохин. Каждый год что-то новое.
Видение Мимолетовой. Но всегда это новое звучит по-старому.
Блохин.  Будто бы феерверк. В такую минуту…Как и тогда, я…
Приближается вплотную к Мимолетовой для поцелуя.

Видение Мимолетовой. Ты знаешь, это так прекрасно…
Блохин. (Неуверенно) Да! Но сегодня я уйду из твоего сердца.
Видение Мимолетовой. Этот сад, цветы…люди…рассвет, весна…склянки…очнись!...спирт! Что насчет него?
Блохин. Что?
Видение Мимолетовой. Очнитесь. Вы дали мне распоряжение и, я собираюсь его выполнить!
Блохин. Куда ты?
Видение пропадает, Блохин приходит в себя.
Санитар. Что насчет спирта-то?
Блохин. Ох, сейчас вырвет! Мама! Да и не забудь оставить открытым шкафчик со спиртом.
Санитар. Сделаю. Все же хочу заметить, что от вашего эликсира можно и коньки отбросить!
Блохин. Я заметил.
Санитар. Этот Хромосомов ведь может и скончаться.
Блохин. Он полный дундук. Он пьет вот эту отраву, принимая все за чистый спирт. А я вместо пяти молекул водорода, четыре лью (оба смеются).
Санитар. Вот он удивится, когда узнает!
Блохин. Когда поскачет на своем выдуманном коне под купол нашего бренного мира.
Санитар. (вздыхая) Только там он об этом узнает.
Блохин. Все же, бедняги они. Эх. Посмотрел бы я все-таки на его рожу. У, проклятый!
Санитар. Ваши затраты на содержание этих «жильцов» превышают задуманный итог!
Блохин. Это дело времени, тем более, кто наступает, всегда несет больше потерь.
Звонит телефон.
Я слушаю. Да. Отшибает полностью. Да. Можно сделать так, чтобы он видел одни закаты. Да! Никаких рассветов. Как обычно. В больнице. (кладет трубку)
Я делаю отличный эликсир, который устраняет всю сознательность, и мир человека поглощает потусторонняя амнезия.
Санитар. А что вы сделали с возлюбленным Мимолетовой?
Блохин. Нет ничего проще, чем внушить человеку безразличие под влиянием беспамятства. Оно пошло ему на пользу. О, это непонятое человечеством чувство под названием любовь.
Санитар. Как говорится: «Любовь приходит беспричинно, а уходит из-за причин».
Блохин. Великолепно! А семь раз отмерь, а отрежет кто-нибудь другой. Вот и обменялись пословицами.
Санитар. Эта банальная реакция на уровне химии. Желание, которое даже не относится к потребностям. Хотя я любил когда-то, но все это исчезает в определенный момент, и остаются лишь маленькие крошки на дне банки из-под кофе и пепельница, которая ощетинивается окурками. И вот эти остатки называются любовью?
Блохин. Вас это не раздражает?
Санитар. Только внутри.
Блохин. Но это выливается наружу, не так ли?
Санитар. Когда человека считают злым, он невольно сам начинает воспроизводить зло.
Блохин. Да, так случилось и со мной, еще с детства меня невзлюбили почему-то.
Санитар. Это поэтому сейчас вы растите усы?
Блохин. Причем здесь они?
Санитар. Они скрывают прошлое.
Блохин. Да бросьте.
Санитар. А вот, если в душе хорошо и тепло, бьет приятный и мягкий свет, и ты испытываешь к человеку только добро, но по причинам некоторым вынужден снаружи изображать строгость, вот с больными, к примеру, или с детьми, как быть? Ведь нельзя же все время им улыбаться! Вот вы же когда – нибудь любили?
Блохин. Любил ли? Любовь моя настолько уродлива, что чем больше я люблю в глубине себя человека, тем больше причиняю ему страданий снаружи.
Санитар. А почему так?
Блохин. Взгляни на Дашу. В ней осталось пару искорок счастья и то от горячего супа.
Пауза.
Как будет судить меня Бог? Увидит ли он любовь мою внутреннюю и не заметит уродства внешнего в делах моих? Господи!
Санитар. Нет счастья вашего и ее здесь!
Блохин. Но зачем Ты свел  нас?
Санитар. Я никого не сводил!
Блохин. Прости же меня!
Санитар. Прощаю.
Блохин. Да ни тебе я, болван!
Санитар. Так тут же никого нет. Вы эти штучки бросьте. А может ну их всех? Оставим? Выпустим?
Блохин. А вот тут ты теперь брось. Безответная любовь Даши выбила из моего сердца искру чистого и святого. И все вокруг против, все! Но, когда я встану перед Богом, и как на духу, раскину свои  руки в стороны, как он когда-то, и скажу, смотря в глаза: «Все, что мог, Господи, все, что мог!»
Разбивается пробирка, вызкользнувшая из рук санитара, который вытянув свои большие губы, хотел выпить горячительного.
А, тьфу, ты, черт, что б тебя! Что творишь!?
Санитар. Простите. Вы каждого собрали здесь, пусть извиваются, как черви, теряют рассудок, умирают, да?
Блохин. Да! А после…посмотрим!
Санитар. Посмотрите вокруг. Взгляните на каждого из нас. Ведь все плохое, да все абсолютно, что совершает человек, он совершает из-за недостатка любви. Если бы убийца был счастлив, пошел бы он на преступление, резать кого-то, терзать? Если бы все сложилось удачно с самого начала и, дома бы жена с детьми ждала, так зачем убивать? А управляющий, в частности женщина,  в какой-нибудь школе кричала бы на подчиненного, говоря о том, что тот своей криворукостью тратит ее рабочее время. А кричит-то она не потому, что время тратят и не потому, что люди-то они оба плохие, а потому-то, что дома трое детей, которые не хотят понимать ничего; управляющий – домой – все на диванах лежат и знать ничего не хотят, а она бьется, мыкается, а вот время-то потеряно и потеряно ею самой и уже давно – все отдано было работе. И только в глубине своего сердца остаются частицы осознания потерянности. Посмотрите, природа сама в себе гармонична, мы же - полностью зависим от нее, да еще и любви-то нам подавай, да побольше, понаваристее. А нет ее – так и будешь бегать за всеми, и искать правды! (Кричит) Любите меня все! Скажу только одно: Мы не из этого мира!
Входит София.
София. Алексей Александрович, к вам тут пришли. Из этого мира.
Блохин. Кто?
София. Люди!
Блохин. И много? А зачем?
София. Сами смотрите.
Входит Ходов.
Ходов. Здравствуйте, господа! Многоуважаемый Александр Алексеевич, очень рад, так сказать, зрительным образом наблюдать вас. Вы немного состарились с нашей последней встречи! Я тогда не успел пожать вам руку…
Санитар. (Блохину на ухо) Возможно, это из проверяющих. Хочет усыпить бдительность!  (Ходову) Не хотите ли чего-нибудь выпить? (подмигивает Блохину)
Ходов. Извините, что застал вас в такой час, но сердце трепещет. Я, понимаете, всегда мечтал стать актером, но время упущено и… О, чудный пар!
Блохин. Здра…а что же?
Ходов. Да вы не пужайтесь, дорогой вы мой! Моя фамилия Ходов.
Блохин. Какая знакомая фамилия. Где я мог ее слышать? (Санитару) Прячь склянки!
Санитар. (Строго и без эмоций) Вы, собственно, по какому делу?
Ходов.  Посещая один из театров, я познакомился с исполнительницей второстепенной роли. Я безумно счастлив! Все складывается на удивление положительно. Я встречаю ее после спектаклей, мы пьем кофе в ресторане напротив, затем идем гулять по бульвару, откровенничаем. Иногда даже смеемся. Жизнь бьет в нас!  Прекрасное оборудование! Даже мух в лампах нет! (Осматривается, ходит по кабинету). Значит вот это место.
Санитар. К делу!
Ходов. Ну, дело, так дело. Извольте (достает револьвер).
Блохин. (встает на колени) Отрекаюсь от всего. Не смог я вывести тогда нужной формулы, ну что ж теперь?
Ходов. Да вы о чем?
Санитар. (Быстро прячет оборудование в шкафы) Это когда вы  пообещали умертвить человека путем медленного воздействия своей сыворотки, а тот наоборот, живет до сих пор и заказчика пережил?
Блохин. Не губи, слышишь! (Ложится на пол, поджимает под себя ноги, рукой прикрывая голову)
Ходов. Я совершенно ничего не понимаю. Не хотел бы я отнимать много времени у вас, да и у себя. Вы дарите миру взбешеннейшие идеи, я слышал о них. (Поднимает с колен Блохина) Я понимаю, что жизнь не может быть длинней, чем нам отпущено  и…
Блохин. Жизнь – это вирус, и я это подтверждаю!
Ходов. Да и мы больны ею. Суть моего визита в том, что я не могу найти ответа на вопрос о бессмертии, в частности о воскрешении, вы понимаете?
Блохин. Не совсем!
Ходов. Смотрите. Мой разум прикован навеки к этому телу.
Санитар. Верно!
Блохин. Допустим.
Ходов. После того, как остановится сердце или перестанет работать мой мозг, разум перейдет в абсолютно другое пространство.
Санитар. Допустим.
Блохин. Верно.
Ходов. Так тут-то и загвоздка. Снова мое «я» в заточении, но уже в другом бытии. Я хочу, после того, как покину это тело, вернуться обратно в этот мир, возможно, в другое тело, путем ваших способностей к зельеварению.
Блохин. Тогда вы просто станете отражением того себя! А у отражения нет свободы!
Ходов. Значит, встреча со смертью неминуема?
Блохин. Простите. Вы думали, что, выстрелив себе сейчас в голову, я смогу спасти вас и вернуть в новую жизнь, увы, но я не Бог.
Санитар. Господи, спаси! (Крестится)
Ходов. Так измените мое состояние! Я дам вам денег, много денег. Я отстрою вашу больницу, я смогу заставить любого любить вас!
Блохин. Нет, не любого, уж поверьте. И я думаю, что ваша новоиспеченная актриса не особо-то вами довольна. Дело даже не в вас! Не думаю, что химия между вами настолько сильна, что только вы покончите с жизнью здесь, на ее лице тут же появится хоть одна слезинка. Если она и будет плакать, то только от того, что ей будет жалко себя. Нет альтруистов. Даже святые все делаю для Бога, чтобы в итоге попасть в Рай!
Санитар. А я, кажется, вспомнил вас. Вы лечились от рака 2 года назад.
Ходов. Да, у меня онкология и куча проблем: ушла жена, не стало сына. И помню вас, доктор. Однажды мы встречались. Вы тогда тоже болели, помните?
Санитар. Да, вы очень меня выручили в то время!
Блохин. Он простой санитар, не доктор. Простите нас, но я смогу только помочь вам забыться. И, пожалуйста, перестаньте строить из себя несчастного.
Ходов. Каким образом вы можете дать мне облегчение? Видимо, что говорили о вас люди – ерунда! Самый простой способ у меня в руке.
Блохин. Сейчас. (Роется в шкафу и достает все обратно) Вот упрятал-то. Есть предпочтения «забытия»?
Ходов. Забыть, все забыть, не хочу ничего знать и помнить!
Санитар. Ну как же так? А самые светлые воспоминания?
Ходов. А что с ними? Помнить эту рутину, бытовые склоки, движение от работы до дивана, лежа на котором постоянно думаешь о том, что бы интересного посмотреть по телевизору; женщину, которую знаешь многие годы и не воспринимаешь ее как объект влечения, а только как кухарку. И грубить ей уже стало в порядке вещей! И только ради сына я готов был приходить домой.
Санитар. И вы хотите стереть память о нем, выстрелив просто-напросто себе в голову, потерять те мгновения, когда он был совсем маленьким, когда он глядел в ваши глаза и улыбался; когда вы подбрасываете его вверх, а он, еще не умея смеяться, издает первые звуки, похожие на чириканье воробьев, помните? А его первые шаги, первые победы, неудачи, разве вы не были рядом тогда? Разве вы не были рядом тогда, когда он впервые заболевал, но сам, не понимая тяжести своего состояния, смотрел на вас и, глаза улыбались с той же искренностью и любовью; и в тот момент ты осознаешь явно и твердо, что именно этот ребенок есть чисто небесное создание, синтез божественного и земного, величие природного творения – новый человек! А может так и выглядят ангелы там? Им не важно помнишь ли ты о них или нет, главное, что они всегда помнят о тебе. Ведь невозможно что-то сказать или сделать, когда он тебе улыбается, ты будто прикован к нему. Вы были при этом моменте?
Ходов. Был, но женщина, его мать, разлучила меня с ними. Я, видите ли, слишком стар! По духу, да и тело вот разваливается. А что еще я могу сделать? Пора уже было признаться друг другу, встать и, честно смотря в глаза сказать, что мы стали чужими! Мы приелись друг другом. Нет огня, нет капли того, что могло бы удержать. Поехал к брату, да и он куда-то сгинул. Все бросили…
Санитар. А почему вас кто-то вообще должен удерживать?
Блохин. Даже Бог не может ограничивать свободу!
Ходов. Вот она и выбрала иную свободу с другим. (Подносит револьвер к виску) Я не смог больше терпеть, я не могу так. Самая сильная ошибка, которую совершает человек – это чрезмерное наслаждение красотой, с которой его невозможно  разлучить. Он постоянно будет в поисках прекрасного тела, шума, которого мы называем музыкой, изображения, чудного для глаз, прикосновения к мягкой коже, ароматов. Вечный поиск, понимаете? Что уж говорить о вкусах! (взводит курок)
Санитар. Остановитесь!
Раздается выстрел, но санитар успевает отбить револьвер, и пуля попадает в цилиндр, которая сбивает его с головы Ходова.
 Не торопитесь вы так, есть же и другое средство, которое за секунду, после того, как примите, снимет с вас всю душевную боль!
Блохин. Я вообще считаю, что женщину нужно подписывать! (Интенсивно размешивает что-то). Пришла к другому, а он видит подпись.
Санитар. Почему один любит, а вторая нет?
Блохин. Вот уж не знаю.
Ходов. Потому, что в нем одном любовь на двоих!
Блохин. Сейчас, еще секунду. Имейте же терпение!
Ходов.  Я не смог выдержать того, что на нее сможет смотреть кто-то другой. Так смотреть, как я смотрел, так любить и страдать, как я страдал. Теперь я один, как месяц в беспросветной ночи, и эта ночь – нынешняя жизнь моя! Звездочек моих нет, глазки небесные закрыты, маленькие глазки теперь не смотрят. Маленькая грудь не вздыхает. Его теперь нет, а она, убитая горем, навсегда, думаю, потерялась в этом мире, как и я! И ходим теперь поодиночке к нему, а он один там, еще света не видел, а уже меня обошел! И только дождь может скрыть мои слезы о нем! Лейте уже! (Выпивает)
Пауза. Появляется София.
София. Какая сегодня спокойная ночь! (Начинает подметать осколки от разбившейся пробирки).
Ходов. Что же это я сейчас все забуду, и не буду помнить моего маленького ангелочка?! Верните, верните меня обратно! Я все осознал, слышите? (Направляет пистолет на Блохина) Дело-то во мне, во мне было! Я виноват. Она же просила меня. А я любовался красотами фигур проходивших мимо меня молоденьких актрис.
Санитар. Воды, скорее воды!
Ходов. Сейчас выпью и станет лучше, вот увидите!
Санитар наливает стакан воды и держит в руках.
 Конечно, она не была уже в той полноте своей гармонии после рождения, и мне захотелось чего-то…Скажите, а шампанское здесь дают? Мне определенно захотелось выпить горячительного.(Крутит пистолет на пальце) (Санитару) Гарсон, бокал игристого для меня (Софие) и той  леди! Как грациозно вы владеете собственным телом! Скажите, мы с вами не могли раньше где-то встречаться? Какой едкий цвет глаз! Шампанского! (Подбегает к санитару и выпивает воды). О, как я пьян! Ты так знаком мне.
Блохин. Прощайте! София, каталку.
Ходов. (Залезает на каталку) Обожаю гастроли! Какую пьесу мы ставим сегодня? (Стреляет в потолок) Какой сильный шум! (Смотрит на пистолет) Какая гадость (Бросает его на пол, укладывается на каталке). Везите меня, кони! Да побыстрее!
Блохин.  Его вещи в мой гардероб! Если выживет, запихни в какую-нибудь палату. (поднимает продырявленный цилиндр) Какой же хороший был цилиндр.(Надевает на голову, поднимает револьвер, боязливо, держа двумя пальцами, кладет в карман больничного халата). Как-нибудь сыграю с санитаром в русскую рулетку (нервно смеется).
София и Ходов уходят. Пауза.
Воскрес новый человек! Теперь у него ни старый разум в новом теле, а новый разум в старом теле (Смеется) О чем мы так мило беседовали?
Санитар. О вас. Почему вы злой.
Блохин. Так вот, исходящие волны качественного негатива воспроизводятся непроизвольным путем, а следовательно, такой человек не может творить добра, и только в этих пробирках я могу создавать исключительные вещи, приводящие к разложению личности, двойственности, тоске…
Санитар. Иллюзии, печали, отчаянью. Вот Павел Анатольевич хорошим же был, зачем вы его так уделали?
Блохин. Именно он запретил мне ставить мои опыты над солдатами. Я ведь всего-навсего хотел помочь человеку, вот как этому, забыться, он, может быть, с войны вернулся или после ампутации, разве это плохо, что я делаю? Хромосомов виноват в том, что посылал людей на смерть, а я – даю лекарство от мысли о ней.
Санитар. Ну не мог же он быть таким бездушным!
Блохин.(пародирую Хромосомова) «Ваши опыты годны лишь для крыс. Чтобы они забывали, где их собственные норы, или для таких, как вы Алексей Александрович или как вас там!». О, мой верный санитар! Твой страх вершит поистине зловещие чудеса. Ты сам боишься быть отравленным, так ведь?
Санитар. А почему вы спрашиваете?
Блохин. Скажи мне, почему ты действуешь по моим замыслам? Разве человек такое существо, которое угодно воле своей, подчиняется мыслям другого?
Санитар. Человек, как вы и говорили, создан свободным. Так или иначе, любое существо в этом мире чему-то да будет подчинено.
Блохин. Представляешь, если не было бы простых людей на земле, а были бы одни философы, как ты, каким бы тогда был мир?
Санитар. Умерли бы все! (Кричит и топает ногой) Аааа, все равно умирать, давайте банки, и поеду я.
Блохин. Вот поэтому я и хочу что-то подмять под себя пока еще есть время.
Санитар. А бедолагу – философа за что?
Блохин. Он в свое время отказал выдать за меня свою дочь. Есть у человека идеал красоты, который навсегда в его душе покоится. Она им была, есть и будет. (Зовет Софию, ей)
Входит София.
 С Хромосомовым все остается по-старому: каждый день по три капли «наполеонина» и, если попросит кофе, то по столовой ложке «империоцетина» в суп. Кофе, видите ли, снижает действие первого компонента. Бери, душа моя (подает ей листок)
София. А это Владимир как-никак бывший врач этой больницы, с ним-то как быть, жалко аж смотреть, молодой ведь, а какая беда приключилась. Помню, сидел в этом кабинете, все читал, думал, а теперь?
Блохин. Идите, Софиюшка, я выпишу ему лекарство. Наша лаборатория теперь творит чудеса!
София. Не будет так никогда, когда все легко и просто достанется человечеству. Только через мучения оно обретет высшую благодать. И нет смысла обманывать природу, это искажение рано или поздно сыграет злую шутку.
София уходит.
Блохин. Старая ведьма! Хоть я ничего не смыслю в медицине, но стоит только создать из себя иллюзию, что ты – это кто-то, так тут все поголовно начинают считать тебя тем, за кого ты выдаешь себя. Приставь сейчас, что ты – это я.
Санитар. (Изображает Блохина). Сейчас я налью в пробирки…кхе…эликсир…кхе…
Блохин. Отвратительно. Вас непременно нужно разжаловать до мойщика полов.
Санитар. Это уже входит в мои обязанности.
Блохин. (Делает рукой жест безразличия) Я думаю, что наш доктор не опомнится.
Санитар. Многие вообще считают, что он уехал за границу.
Блохин. Вот и ты поезжай!
Санитар. За границу? Ладно, понял! (выпивает что-то из стакана, собирает чемодан и уходит)
Блохин. (Подходит к окну) Даша, потерпи еще немного. Как бы ты тут совсем не сдурела. Моя дура! Помнишь (достает ее фотографию), мы встретились еще студентами. А теперь мы вместе здесь. Я помню твой багровый вязаный свитер, ты постоянно ходила в нем. Я не могу создать любовь к себе, я могу только вытравить ненависть. Я готов спать в твоей погасшей зиме, я готов открыть для нее окна (открывает окно). Нас продует ею насквозь и мы заболеем. Ты просто зашла глубоко в снега и не видишь меня, а я вижу, ты – мой свет, вот наш закон сохранения энергии. Я вижу как ты страдаешь, и я источник их, пусть хоть в чем-то, но я…я!
Вбегает санитар.
Санитар. (Запыхавшись и тяжело дыша) Алексей Александрович!
Блохин. Я занят. А ты чего вернулся?!
Санитар. Я сейчас открыл шкафчик, куда я обычно ставлю спирт для Хромосомова, а там все склянки на месте.
Блохин. Он всегда что-то пьет. А ты закрываешь здесь дверь?
Санитар. Ключи-то только у вас.
Блохин. Не может быть этого. (Начинает пересчитывать) «Забытин» на месте, «амнезин»…Так! (В бешенстве) Где противоядие?
Выбегают вдвоем из кабинета.
Конец первого акта и второго действия.
Акт 2.
Действие третье.
Коридор. Владимир, Мимолетова, Хромосомов, Птичкин.
Владимир. (Кричит) Каши мне! Гречки с киселем! Так сказать и поесть и попить! Махом все!
Хромосомов. Наш доктор забыл здесь свои анализационные листы. Их можно сжечь?
Мимолетова. Да, причем все!
Выливают воду из таза, стоящего на центре коридора. Кидают туда листы.
Птичкин. А чем поджигать-то собираетесь?
Мимолетова. Ах, действительно, ведь нам запрещены подобного рода вещи. Что же делать?
Хромосомов. Без паники! Я видел где-то здесь подсвечник.
Птичкин. Какие подсвечники, какой год на дворе, видели? Вот никуда без меня, (достает зажигалку) держите!
Хромосомов. Вот был у нас раньше доктор, до этого, так тот каждому по дополнительному верблюжьему одеялу выделял. Нет, какая же все-таки дрянь это Блохин. Ну хоть спирт оставляет не запертым. Да, впрочем, у меня и ключи имеются!
Птичкин. Сейчас никакими ключами никого не удивишь, если только это не ключи от кабинета Блохина.
Хромосомов. Именно! И я там собственнолично присутствовал, но, правда, пару минут.
Птичкин. Это уже что-то! Говорят, он проводит там какие-то опыты. В следующий раз постарайтесь задержаться там поболее.
Птичкин. Павел Анатольевич, вы каким-то образом приободрились, так стали свежи и чисты. Когда мы с вами здороваемся за руку, в ней я чувствую новую силу. Павел Анатольевич?
Хромосомов сидит за столом и ищет на чем и чем писать.
Хромосомов. Все, решено! Мы непременно напишем письмо в проверяющую комиссию. Пусть скорее приезжают, проводят осмотр нас и его! Только одна проблема. Вы сможете написать? Я, видите ли, малограмотен, да и не привык я под диктовку, да и вообще. Ну что же вы там все стоите в углу, идите же сюда!
Птичкин. Плохая это затея, Павел Анатольевич, пойду я, София, уведите меня!
Хромосомов. Да бросьте же вы. Поможем друг другу, что вам стоит? Тем более, что вы уже писали письма.
Птичкин. Я очень устал, и мне хотелось бы…И никого нет и, снова я один.
Хромосомов. Даша, Владимир, ну скажите вы ему!
Мимолетова. Если это поможет мне выбраться отсюда, то я полностью поддерживаю.
Владимир. Если уж дама просит, то я бы не стал вставать у нее на пути.
Хромосомов. Вот видите! Нет, вы просто упрямец и негодяй, вы перестали слушать голос рассудка, вы сбились с дороги. Я приказываю немедленно подойти к столу и написать это письмо, сейчас же! (Хватает Птичкина за локоть и толкает его в сторону стола)
Птичкин падает. Входит София.
София. Что же вы делаете?
Хромосомов. (Озверевший) Этот проходимец отказывается участвовать в общественном деле. Мы из кожи вон лезем, а он устал и не хочет помочь написать письмо.
София. Как же вам напишет письмо совершенно слепой человек?!
Пауза.
Птичкин. Я не виню здесь никого. Всему виною только я. Если взять за основу человеческую природу, то природа эта поддается изменениям в зависимости от всего окружающего человека! Представляете, мы каждый миг что-то осознаем и в эту секунду становимся либо хуже, либо лучше. Нужно уметь прочувствовать это мгновение. Как странно, не правда ли? А когда мы кого-то копируем, мы невольно сами превращаемся в копии, а они долго не живут. Человек в порыве, как громадное солнце, может истребить, но может и согреть. У солнца тоже есть эта секунда, где оно находится в самой высшей точке, а для человека эта точка осознания. Вы разве так не размышляете?
Хромосомов. Нет, я еще в Рай хочу попасть!
София. Я никогда не видела, чтобы божественный свет был плохим.
Птичкин. А Он здесь среди нас, посмотрите, и его можно увидеть, только приблизившись к благу или смерти. К свету, друзья! Простите меня.(Садится в кресло)
Хромосомов. Слепой. Тогда вы совершенно нам не нужны здесь. Вас необходимо комиссовать!
Мимолетова. Павел Анатольевич, вы стали странным в последнее время! Что вы там все время пьете?
Хромосомов. А что странного в том, что я всего лишь говорю правду? В том, что я пытаюсь найти справедливости в этой жизни? Или вы всем довольны? Посмотрите на себя, вокруг одни умалишенные. Разве я не имею на это право? Кто мне говорит об этом ты? (указывает на Мимолетову) Или, может быть ты (берет за шиворот Владимира).
София. Тише, тише. Ну перестань, разве можно себя так вести? Поставьте человека на место! (У Софии небольшой поднос, на котором лежат шприцы с успокоительным, она подготавливает один из них)
Мимолетова. (Софие) Что с ним могло случиться?
София. Видимо какая-то реакция на препараты или узнал, что приезд комиссии откладывается. Помогите мне отвлечь его!
Мимолетова. Как? Он же огромный.
София. Скажите, что влюбились в него! Скажите! Это работает с мужчинами! Они почему-то всегда ждут этого от нас!
Хромосомов. Почему вы все молчите? Я вас спрашиваю. Хотите, умирайте здесь, а я не собираюсь.
Мимолетова. Павел Анатольевич, вы сегодня так прекрасно одеты! И мне кажется, что за той силой, которую вы здесь демонстрируете, скрывается тонкий и отзывчивый человек.
Хромосомов. Отстань, Дашка.
Мимолетова. Нет, я серьезно. Как только я появилась здесь, вы стали мне симпатичны и я…я полюбила вас!
Хромосомов поднимается, в этот момент София подходит сзади него и замахивается, чтобы сделать укол, но Хромосомов вовремя обнаруживает это, хватает за руку Софию.
Хромосомов. Да вы что же! Играть со мною вздумали. Я эту твою сыворотку сейчас вкачаю тебе!
Тут Хромосомов делает удивленные глаза, отпускает Софию, садится на пол, за ним стоит Владимир с пустым шприцом.
Владимир. Вот и согрелся. (Садится вновь возле потухающего огня)
Пауза.
Хромосомов успокоившись решает наладить отношения.
Хромосомов. Господин Птичкин. Я право не сержусь боле. Простите же вы меня, дурака. Я, видите ли, немного опешил и…Друзья, а комиссии не будет! И я гневался не на вас…но сейчас уже лучше.
София. Это не надолго.
Мимолетова. (Хромосомову) Не начинайте, знаем уже, зря только полы мыли. Вон там висит объявление.
Хромосомов. Простите от души все. Я так вас люблю, ведь вы же теперь моя семья и больше здесь никого нет. Дайте я пожму вашу руку, Птичкин. Вашу мужскую руку (Подходит к Птичкину, который сидит в кресле). София, что же вы плачете, ведь все же обошлось и закончилось! А ну вас с вашими бабскими штучками! Ладно, не обижайся, старина. Я все такой же, видишь (Берет подушку и надевает ее на голову, затем берет руку Птичкина). Что же вы мне не сжимаете ее, да и отчего она у вас настолько холодна, что я не чувствую в ней жизни? Почему вдруг перестали так умно говорить, стали спокойны и бледны, как свет луны? (Обхватывает его голову). Что я наделал, для чего я устроил весь этот театр?
София.(Даше и Владимиру) Вы просто простите его, простите и вас когда-нибудь простят. Помогите мне положить его на каталку.
София увозит Птичкина.
Хромосомов. Отщебетал.
Пауза.
Мимолетова. Выпить бы все и забыться. Зачем нас тут держат? (Подсаживается ближе к Владимиру) Скажите, а вы нормальный, такой же, как мы?
Владимир смотрит на человека с подушкой на голове и внимательно на качающийся крестик, свесившийся с шеи Даши.
Владимир. А вот каши дадите, тогда скажу. Видите ли, невозможно общаться со столь удивительными и приятными сердцу людьми, когда собственный желудок не наполнен углеводами и  белками.
Мимолетова. (Хромосомову) Идите-ка за кашей в столовую и, если попадется Блохин, попроси у него киселя для него. Он свой какой-то делает. Очень вкусный, вам понравится.
Хромосомов. Не думаю, что этот кисель произведет должное впечатление, но  я принесу. Слушаюсь! Минуточку, а почему я?
Мимолетова. Идите уже, ваше величество, вы и так уже дров напереломали!
Уходит Хромосомов.
Владимир. Диагноз мой подтвержден?! Имеется ли амбулаторная карта? Как вы считаете, у меня ярко выражены симптомы Павлова?
Мимолетова. О чем вы?
Владимир. Отсутствие реакции!
Мимолетова. У вас отличная реакция, вон как того Хромосомова уложили.
Владимир. Не знаю как это случилось, я даже не почувствовал в себе ничего. Я могу сразу заключить, что у вас pavor nocturnus!
Мимолетова. А это еще что?
Владимир. Ночные страхи. Позвольте вас осмотреть? Ерунда, но все же…
Мимолетова. Позвольте (протягивает руку), но откуда вы все это знаете?
Владимир. (Держит руку на пульсе Даши. В отчаянье) Я забыл что делать дальше! Я даже не могу ничего вспомнить. Блокада памяти, неясность мысли, симптоматика…Быть может, я просто старею? Меня зовут Владимир! А вас? О, вы плачете?
Мимолетова. С тех пор, как я здесь, это было самое приятное из последних прикосновений. Не беспокойтесь, это слезы радости.
Владимир. Как странно устроен человеческий организм: может чувствовать прекрасное, переносить боль, а на выходе всегда получаем слезы. Все устроено так, чтобы вода текла. (подбегает к тазику и, зачерпывая рукою воду, разбрызгивает повсюду).
Мимолетова. Или падала в виде снега с неба.
Владимир. Вы любите снег, да?
Мимолетова. Ненавижу. Ненавижу сахар и снег потому, что они похожи.
Владимир. Тогда про пух из подушки, хлопок, белый цвет лучше не спрашивать. А я, знаете, люблю дождь. Но важно, какой бы он не был, осенний с увядшими листьями и ветром, весенний с красочной капелью, летний с раскатами грома, или зимний, когда вьюга уносит твой взгляд далеко-далеко, а ты в теплой непроницаемой одежде, выпив при этом больничного спирта идешь напролом сквозь сугробы, лица уже не чувствуешь, дыханье перехватывает…(разворачивается и видит Дашу)
Мимолетова заложила руками уши и начинает стонать.
эм…ах, простите. Что с вами?
Мимолетова. Это невыносимо.
Владимир. Прошу простить. Как интересно. Если сейчас с нами что-то случится, то ведь это же навсегда. И никогда мы не сможем стереть этого, забыть, убрать из своей головы. Тогда почему я не помню половину своей жизни? Почему не помню обычных дней, а только яркие или, наоборот, слишком болезненные фрагменты, которые я пропустил через себя?
Мимолетова. А я не помню дождя.
Владимир пододвинул к себе таз с водой, взял стакан (дуршлаг) и изображает каждое свое слово путем опускания стакана в воду и т.п., осторожно и с опаской посматривая на Дашу.
Владимир. Однажды пошел тот самый дождь. Вода с неба лилась, (опускает стакан в воду и выливает обратно) и грозовое облако, что высилось над моей головой, отражало закатывающееся солнце розоватого цвета, а мне показалось, что это большой и мягкий мозг, а струи – это нервы, висящие из него. И вот все шипит, думает, нервничает. А я подумал: «Вот если ты есть сейчас, значит, тебя никогда не было, а сейчас ты есть, а потом тебя не станет». И, представляете, дождь закончился!
Мимолетова. Ура! (хлопает в ладоши). Если в этом тазу может закончиться вода, то и на земле она когда-нибудь закончится.
Владимир. А зонт в моих руках был одной знакомой и, поскольку, в нем уже не было необходимости, я решил пойти его отдать.
Мимолетова. Вот это правильно. Настоящий мужчина всегда должен отдавать, а не забирать или уничтожать!
Владимир. Дело даже не в этом, просто зонт был не мой. Подхожу я к ее дому, а на улице запахло землей и молодой травой, ростки которой только пробились и только увидели свет. Знаете, когда ты еще маленький, бежишь и вдыхаешь эти ароматы цветов весенних, той травы, которая рядом с тобой, еще не усталая, потом поднимаешь глаза, а там папа и мама, еще полные здоровья, еще вместе, еще навсегда, еще здесь!
Мимолетова. Хромосомов забыл свою флягу здесь. Выпейте, должно стать легче!
Владимир пьет.
Владимир. (После нескольких больших глотков морщится) Что это за гадость он пил, похоже на чистый спирт? Как жжет!
Мимолетова. Я даже не знаю. Продолжите?
Владимир. Да, стучу я к ней. Дверь открывается, и я протягиваю не свой зонт законной владелице. Она рукой держит его, тянет к себе, и я не отпускаю его от себя. Будто бы соприкасаемся друг с другом через этот зонт. Вот так (протягивает дуршлаг Даше) Я пришел, чтобы отдать его, а тут, представляете, застучало молотками небо, сверкнуло лазером и, снова посыпался дождь.
Мимолетова. Чем же все закончилось? Вы остались у нее?
Владимир. О, я пошел домой по дождю.
Мимолетова. Я так и не представилась – Даша!
Владимир. А знаете, Даша, здесь не так и противно. Здесь уютно, я вам скажу, даже тот таракан, что сейчас подслушивает нас – одна из частиц не только этой комнаты, но и целого мира.
Мимолетова. Где таракан?
Владимир. Не бойтесь, он такой же житель, как и мы. Как я люблю кафельный блеск затертой больничной плитки, этот горклый аптечный запах, который всасывается в горло, и ты чувствуешь и живешь им потом целый день. Именно он уносит меня куда-то в прошлое, где я, почему-то, надеваю докторский халат, встаю рано, бегу к каким-то больным. И эти двери облупившейся белой краской, вон та так знакомо скрипнула, когда меня сюда затаскивали. А ваша кровать под номером 33?
Мимолетова. Нет, просто 3.
Владимир. Ну вот, это просто выдуманная ностальгия прекрасного, которая ни к чему никогда не приведет. Но создавать эти иллюзии необходимо, дабы не сойти с ума. Только мучительной жаждой желания и непрерывной концентрацией истинной мысли мы сможем добиться того эффекта, за который, в итоге, заплатим, а возможно и нет.
Мимолетова. А может вы знаете что такое счастье? Просто я никогда не испытывала его. Ведь не может же быть счастлив человек, когда все живы и здоровы, накормлены, хорошо одеты, учатся, занимаются йогой и не пьют, как мы, таблетки. Счастье растворимо в нас, как эта вода. Оно мимолетно. Человек очень быстро привыкает к нему. Но, если не пить воды или не испытывать счастья, сами знаете что получится.
Владимир. Вы правы. Это нечто иное. Это поиск или зов собственной души из недр ее вопроса, на который тебе самому не стыдно будет ответить.
Мимолетова. А какой вопрос?
Владимир. Есть ли любовь во мне? (прижимает руку Даши к своему сердцу) Могу ли я любить так, как любит меня этот мир?
Даша закрывает глаза
Ввиду того, что кармическое переплетение добрых дел, сделанных нами, превышает размеры негативных, и в качестве дара божественного мы и получаем желанный результат, направленный на излучение нами абсолютного добра, которое не требует никакой платы – вот что выдает моя погибшая память. Вот вы чего хотите?
Мимолетова. Вернуться домой, вернуться. Хотя стоит ли?
Владимир. Зачем же? Тут так хорошо! Тишина, можно спокойно отдаться собственным мыслям.
Мимолетова. Но ведь можно прилепиться и присохнуть к этой кровати и совсем сойти с ума с Хромосомовым. Хорошо, что вас поселили в наш мимолетный мир, который вас так полюбил.
Владимир. Если знать и понимать, что весь мир всего лишь грязный сон, который никому не нужен, то вывод можно сделать такой: этот коридор не так уж и плох, но, если вовремя  пробудиться, то он ничтожен!
Заглядывает санитар, но не решается зайти.
Мимолетова. Вы так хорошо говорите. Когда вы рассказывали о дожде, я заметила, что мы дышим с вами в один такт. Прошу вас не становитесь нормальным, иначе я потеряю вас. Я ничего не хочу знать о том, кем вы были. Здесь у нас начнется новая жизнь, свой полет. Мы - птицы, которые сделали передышку и взмахнули вверх вместе. Оставьте прошлое.
Владимир. Да куда я могу деться!
Мимолетова. Только не уходите.
Владимир. Я буду рядом. Пока мое сознание таково, я буду, буду.
Мимолетова. И нет никого между нами: ни этих стен, ни врачей, ни лекарств. Свобода! Посмотри на меня, ты хотел бы быть свободным от всего?
Владимир. Будешь ли ты там в этой свободе?
Мимолетова. Да!
Владимир. Тогда можно ли это считать свободой? Не обижайся, я  имею ввиду другое. Ведь это привязанность к кому-то или чему-то. Люди ограничены в своей свободе, как серый цвет в том, что он серый и никогда не станет черным или белым, тогда он потеряет свою серость. Свободен тот, кто ничего не имеет в сердце и голове, и живет бес предрассудков!
 Мимолетова. Взгляните на снимок. Имею ли я что-то в голове?
Владимир. Свобода – это выбор в добре, когда вокруг один разврат.
Владимир берет снимок, смотрит, но не успевает ничего ответить.
Входят Блохин, помятый и избитый Хромосомов, у которого в руках поднос, санитар.
Блохин. Пожалуйста, сюда. Целебные отвары для наших гостей.
Владимир. Как же я проголодался.
Мимолетова. И я. Алексей Александрович, не присоединитесь ли к нам?
Блохин. Собственно говоря, вам и самим тут, да и рассчитано как-то.
Хромосомов. Нет уж! Нам и самим мало.
Блохин. Никто, кроме вас, не претендует на это.
Хромосомов. Можете меня лишить всего отряда, но вкуснее этой каши я не ел. Солдатская, ага, полевая. Поднять флаг!
Мимолетова. Ой, держите его, он сейчас опять пойдет вешать свой кальсоны на форточку. Стыд-то какой!
Блохин. (Удерживая за торс Хромосомова) Это недопустимо! Успокойтесь!
Хромосомов. Я уже вижу как вражеское войско бьет тревогу и отступает. Невероятные потери.
Мимолетова. Да кто-нибудь помогите доктору.
Санитар. (Блохину) Похоже мы перестарались с ним!
Санитар подбегает к ним. Они держат Хромосомова, который лезет в окно.
Владимир. Совершенно же ясно, что…что кисель этот – амброзия из кубка богов. Ах, как прекрасны эти стены.
Мимолетова. (Кричит) Ой, что же будет-то!
Происходит кутерьма и драка между Блохиным, санитаром и Хромосомовым.
Владимир. Только вот эти шумят, как дети. Дети. Зачем мы рожаем детей? Для того, чтобы они так же мучились и пережевали уже за своих, страдали? Ведь первый крик младенца – это уже боль, а боль от неприятия его миром, а в итоге что, ради чего? Ради потомства! Да! Может ради умной книжки, чтобы читали меня, а, может, я не хочу так.
Входит София, подсаживается на кровать к Владимиру.
Почему я делал то, чего сам не хотел? Почему от меня ждали какой-то речи, совета, спасать кого-то надо? Душу вашу спасти, а вот сами спасайте! И ничего мне не надо, здесь хорошо. Здесь спать и здесь умирать!
София. А что же вы скажете на том свете?
Владимир. А я плечами пожму, вот так и скажу: «Вот и все» И пусть хоть вешают там. Здесь мне ничего не дали, я не брал, а там и ничего не надо! И за секунду, после того, как умру или сойду с ума, постоянно буду думать об этом. Вот делать ничего не буду, а думать буду.
София. Я вижу, что вам неприятно вспоминать о своем прошлом.
Владимир. Что-то мне не хорошо после этого обеда.
Раздается грохот.
Санитар. Нет!
Блохин. Да лети куда хочешь! Он выпрыгнул в окно! Санитар, беги, посмотри, что с ним.
Мимолетова. (Спокойно подходит и ложится на свою кровать) Ах, как страшно умирать. Страшно ли было сейчас ему?
София.(Санитару) И я с тобой, подожди!
Мимолетова. Я, когда собираюсь уснуть, ложусь, поджимаю под себя колени, вот так, накрываюсь одеялом и думаю, а если у меня какая-нибудь смертельная болезнь, вот тут (показывает на голову). Какая там есть?
Владимир. (Сонно) Саркома есть, опухоль.
Мимолетова. И вот я каждую секунду становлюсь все хуже и хуже.
Блохин. Даша, не говорите так! Вы самое удивительное создание на земле.
Мимолетова. И вот пришел мой последний час. Отключается мозг, а сердце еще бьется…последние пять минут. Вот когда я была там, время неслось, ух, только держи, но стоило мне переступить здешний порог, тяготиться и удерживается время на месте. Вот какими будут эти последние минуты? О чем думать, задыхаться ли буду, просить, вспоминать кого-то, ах, сердце, стучишь ли ты сейчас или настало время, сколько же мне, сколько же?
Блохин. Боже, что же я? Даша, перестань! Не уходи, мы будем вместе, это я все делал, подстроил так, что ты покинула свое село, он забыл тебя, понимаешь? Никто никогда не смог бы любить тебя так, как я люблю! Только тобой живу. Все сделал, чтобы ты забыла его, я душу свою отдал. Я сейчас нахожусь на той грани, что сам не понимаю с Богом ли я или проклят дьяволом. Перестав надеяться, что ты можешь быть рядом, я пошел к соседской гадалке, которая сказала, что ты никогда не будешь моей. Тогда я обратился к Богу и услышал в ответ от него: «А что ты ко мне обращаешься? Вот иди теперь к своей гадалке». Тогда я впервые стал работать над своим эликсиром и ослепил всех вокруг: тебя, твоих близких, Хромосомова, вот этого Владимира, но лишь для того, чтобы быть рядом с тобой. Тебя никто не ждет!  И ничего у тебя нет.
Мимолетова. Ну как же так? Я жаловалась вам на сильную головную боль, вы делали снимки!
Блохин. Я вылечу тебя! Боль заглушим, я знаю отличного врача, завтра же, сегодня же уедем отсюда!
Мимолетова. Получается так, что вы и не врач вовсе!
Блохин. Нет, врач этой больницы он!
Владимир. Я?
Блохин. Да, вы!
Владимир. А мне все равно! Говорите тише, я спать хочу.
Мимолетова. Ах, а вот и снежок снова выпал (смахивает с себя несуществующий снег, чихает) Ой, заболею я, но ничего. Вот постою немного, ведь он такой пушистый. Ребята, давайте играть в снежки? А Хромосомов бы сейчас ответил, что его взяли в плен.
Блохин. Даша, вы прощаете меня? Я произнес исповедь перед вами ради нас.
Владимир. Уж скорее ради себя!
Входит санитар.
Санитар. Кончено. Его больше нет. Расшибся. Если хотите проститься, еще можно сказать пару фраз.
Блохин. Зря мы его избили. Ведь всего одну склянку с противоядием унес. Но куда она могла деться?
Санитар. Кстати, возлюбленного Даши тоже нигде нет. По слухам он едет сюда.
Блохин. Что же делать? У кого я спрашиваю! Переиграем все тут. Больных поставим за здоровых, здоровых – за больных. (Тут Блохин замечает флягу, стоящую рядом с Владимиром), ну, а Даша…Как внушить человеку, что он действительно здоров – заставить его поверить в это. Даша, ты здорова, слышишь?
Санитар. Алексей Александрович?
Блохин. Да!
Санитар. А где револьвер, который вы взяли у Ходова?
Блохин щупает себя по карманам.
Вы забыли его на столе.
Блохин. А, спасибо! Давайте-ка его сюда и продолжим задуманное!
Санитар. Но отдавать вам его я не собираюсь! (Поднимает револьвер и наставляет его на Блохина)
Блохин. Что мне надо сделать? За что? Ведь мы…что? Ты попал сюда ровно через год после того, как я перебрался сюда.
Санитар. Все было именно так. Вы не помните меня?
Блохин. Нет.
Санитар. Вспомните село. Вспомните зиму. Вспомните Дашу там. Вспомнили?
Блохин. Ты? Но как ты смог перебороть мои…?
Санитар. Ваши памятные преграды? Помните Ходова. Так вот, его жена была лаборанткой при больнице, в которую засунули меня.
Блохин. Так вот почему вы так отговаривали его!
Санитар. Оказалось, что самым простым антидотом является настоящий медицинский спирт. Ходова однажды налила его мне и, я почувствовал как ко мне возвращается память. Я просил еще, но она отказалась выдавать его мне. Тогда я обратился к ее мужу. Он вытащил меня из той ямы, в которую вы посадили меня! Вы, меняя его формулу, ставили его в специальный ящик, к которому был доступ у Хромосомова. Однажды я налил ему настоящего. И он прозрел! Правда, это плохо кончилось.
 Блохин. Что касается меня?
Санитар. Как и все мы, пейте! (Протягивает ему стакан)
Блохин. Я понимаю. Скажите, что вы там намешали, что со мной будет?
Санитар. Пейте. Согласитесь, что все-таки больно вкушать наслажденье!
Блохин выпивает, ложится на кушетку Хромосомова.
Блохин. (Отвернувшись ото всех) Какая интересная мелодия! Кто говорит? Я говорю!
Санитар. Владимир, выпейте, это противоядие! (Кладет револьвер рядом с Владимиром)
Владимир выпивает, но с ним ничего не происходит. Он продолжает вальяжно лежать на кушетке.
Ну как? Вы узнаете что-нибудь, вспоминаете?
Владимир. Я давно все здесь вспомнил. Видимо во фляге Хромосомова было противоядие.
Санитар. Тогда почему вы бездействуете?
Владимир. А кто мне поверит теперь? И куда я пойду? Кому я нужен такой? Да и в этой жизни ничего путного не осталось у меня, не хочу я…Кто я? А кто вы? (Радостно) Меня уже ни чем не удивишь! Свобода!
Владимир стреляет себе в голову.
Мимолетова.(Всколыхнувшись от выстрела, увидев санитара) Леша это ты? Ты все-таки пришел! (В бреду от сильной головной боли)Уже осталось мне…Бегу к тебе, прости, что так долго я ждала. Зима не давала переставать думать…и снег в окне уже не в радость мне…Я не люблю белый цвет, но эти ангельские крылья…они прекрасны. Я только посплю немного, а потом встану и, мы уйдем туда. Здравствуйте, Птичкин, здравствуйте, Павел Анатольевич, Владимир вы тоже здесь, как я рада вас видеть! Вы все здесь! А где же мой Леша, ведь секунду назад был здесь? Ничего, я подожду…
Мимолетова, не доходя до Алексея, падает в обморок…
Действие четвертое.
Село. Дом семьи Мимолетовых. За несколько лет до того, как все попали в больничный коридор. В доме играет веселая музыка. Мимолетова и Алексей в отдельной маленькой комнате.
Мимолетова. Леша, скажи, в таком платье не стыдно появляться перед гостями?
Алексей. Главное, что ты хоть в платье будешь и, это прекрасно! Чтобы ты не надела, все на тебе чудно (Подходит ближе к Мимолетовой)
Мимолетова. (Кружится) Сегодня прекрасный зимний день. Наша жизнь бурлит впечатлениями и чувствами.
Алексей. Да, но такое ощущение, будто мы сейчас не здесь, а где-то в другом месте…А может вот все это уже где-то было?
Мимолетова. Даже то другое место, наверное, так прекрасно! Ты живешь воспоминаниями!
Распахнулось окно.
Какой свежий морозный воздух, разве можно его не любить?
Пауза.
Зима, наверное, один из прекраснейших сезонов. Она особенна.
Алексей. Но в ней не поют птицы. (Выглядывает в окно).
Мимолетова. Да что птицы, зато наши сердца с тобой голосят от любви! (Подходит вплотную к Алексею, но поглядывает в окно) Ты слышишь, оно даже звенит и не может удержаться в груди. Ах, ничего не может изменить моей судьбы! Есть только ты, я и наша свобода в этой жизни! Весь день такой белый и чудный.
Алексей. Да, настолько прекрасный, что у меня разваливается спина от того, сколько снега я сегодня перекидал.
Мимолетова. Скажешь тоже. Я испекла пирог для гостей. Прикрой окно.
Алексей. А кто сегодня будет?
Мимолетова. На этот день рождения я решила позвать только самых близких нам людей, которые хоть как-то участвовали, ну или поучаствуют в моей жизни…
Алексей. Да. Кто знает как сложится все. А со мной вчера приключилась странная встреча.
Мимолетова. Я иногда же беспокоюсь все-таки.
Алексей. Ничего удивительного, но все же…вчера плотно посидели с Алексеем. Как там его? Ну этот неудавшийся химик, который сейчас работает библиотекарем, после того, как его из армейской лаборатории погнали. Он еще, когда мы проходим мимо здоровается не со мной, а с тобой. Глазами! Ведь он как-то давно был твоим приятелем?…
У Мимолетовой падает из рук пудра.
Мимолетова. Да, недавно видела его. Он хорошо знает отца. Как-то пытался даже ухаживать…За мной. Любит дарить цветы, но не нужны они мне…Мне нужен только…
Окно дребезжит от ветра.
Мимолетова. И он внезапно решил с тобой подружиться?
Алексей. Не знаю, предложил, чего бы и не познакомиться поближе! Вот и посидели. Я встретил его в саду. Сидит один, такой несчастный. Слушай…
Мимолетова. Да!
Алексей. Что-то спросить хотел у тебя. Не помню.
Мимолетова. Давай уже вспоминай. Память у тебя девичья, вся в узелках. Прикрой окно. Пора одеваться.
Алексей. Что-то не свеж я сегодня, ты уж прости. В последнее время сам не свой. (Закрывает окно)
Мимолетова. И у меня в последнее время голова побаливает, говорят, невралгия какая-то может быть.
Алексей. Не забивай себе голову размышлениями о мнимых болезнях. Я до последней секунды буду с тобой. И даже после. А твой папаша почтит ли нас своим присутствием?
Мимолетова. Леша! Конечно, он будет. Пусть у него другая фамилия, пусть он не родной мне, но он воспитал меня, после того, как умерла мама. Пил, правда, много.
Алексей. И сейчас не остановился.
Мимолетова. По крайней мере, высылал деньги. Знаешь, хоть так. В нашей жизни каждый сам делает себе праздник: приходиться выбирать: существовать или жить!
Алексей. Вот сегодня соберется когорта – то! Да он никогда не отказывает, только вот ворчит и безумолку говорит что-то.
Мимолетова. А тебе-то что?
Алексей. (Вздыхает) Вот он не делает ничего дурного, но все равно у меня к нему, скажем, нейтральные чувства. И слепота его никак не пробуждает во мне жалость. Ну вот такой я! Помнишь, открывает он кухонный шкаф, чтобы насыпать себе сахара и, увидев таракана, говорит: «Даш, ну надо бы убраться, ведь тараканы существа полезные, но для самих себя. А что есть полезность…» Сам бы взял и убрал! Вот в чем полезность!
Мимолетова. А разве слепые люди не могут быть хорошими? Он несчастен. И жизнь его исключительно прикосновение…
Алексей. Если уж вы все такие хорошие, тогда я буду называть тебя Птичкина. Просто Даша Птичкина. (Дразнится и насвистывает). Посмотри, у тебя за спиной уже выросли маленькие птичьи крылья! Птичкина.
Мимолетова бегает за ним по комнате.
Мимолетова. Прекрати! Да, он мало мне помогал. Мне было тяжело. Прекрати, не то…
Алексей. Что? (Смеется)
Мимолетова. Звонят! Господи, (крестится) благослови!
Алексей. А вот и первые гости. Кто там? Здравствуйте! Сегодня, я вижу, праздник пройдет на славу! О, Павел Анатольевич, рад, очень рад вас, так сказать! (Обнимаются) Какими судьбами? И ничего не хочу слышать, раздевайтесь немедленно! Даша, отличный сюрприз!
Хромосомов. А вот и мой пригласительный, спасибо. (Отдает пригласительный Мимолетовой) Даша, прекрасный почерк.
Алексей и Мимолетова в недоумении.
Решил все-таки поздравить твою пассию! Жаль, что она не мужчина: какого  бы армия получила бойца! Не поймите превратно меня, господа. Я изъясняюсь, как могу. Честь и хвала виновнице торжества. Ура! (Мимолетовой) Он много говорил о вас, если уж не сказать, что постоянно.
Алексей. Что за пригласительный? А впрочем!
Мимолетова. Я так счастлива. Это такие моменты. Нужно будет сделать фотографии на память! (Алексею) Некоторые становятся забывчивыми.
Дверь открывается сама.
Мимолетова. Папа! И ты!
Птичкин.(У фотоаппарата) Господа, я прошу не шелестеть ногами по полу!
Делают фото.
Хромосомов. А где же вся молодежь?
Алексей. В этот год Даша решила позвать исключительно семейный круг! Да и звать-то особо не кого. Прошу знакомиться: Даша, мой брат с супругой (указывает на Ходовых), отец семейства.
Птичкин. А как же познакомить с племянником?
Ходов. Братец, сын родился! Лешкой в твою честь назову.
Марта Ходова. Алексей, ну не скромничайте, не хотели бы вы быть крестным младенца, ведь вы – дядя?
Мимолетова. Соглашайся!
Птичкин. Алексей, твой брат заведует спиртовым заводом, она в медицине понимает, ну?
Хромосомов. Не стоит и секунды на обдумывание!
Птичкин. Помнится, я так потерял зрение…Закрыл глаза, а открывши уже ничего не вижу.
Марта Ходова. Может не стоит? Уж больно долго он все рассказывает.
Мимолетова. Ну почему же нет. Человеку надо дать шанс выговориться.
Птичкин. Да ну вас! Стремление к быстроте – это старание сделать малое в тягучести времени, задумайтесь о качестве!
Марта. Ну вот, ребенок заплакал от вашего свободомыслия. Простите…
Птичкин. Так дайте ему соску! И времени для…(себе) осознания себя человеком.
Ходов. Вы бы лучше сами замолчали!
Алексей. Господа, не ссорьтесь из-за ерунды. Вы лучше подумайте, всегда ли мы будем вместе. Вот для чего-то же нас соединила жизнь? Ведь сейчас мы вместе…
Птичкин. Да, мы все звенья одной цепи и, стоит одному звену лопнуть, то и от цепи самой, как от таковой, толку уже нет!
Ходов. Да, это верно. Вот взять семью. Абсолютно та же цепь! Крепка!
Птичкин. Но всему же когда-то приходит конец!
Ходов. Никакого конца не существует. Если не физически, то духовно. Я верю в переселение разума.
Марта Ходова (Ходову). Подойди сюда. (Уходят вглубь комнаты к ребенку)
Мимолетова. А любовь возьмите. Ведь без нее никакой цепи и не образуется вовсе! Главное, что мы вместе, как одна большая и любящая семья и, никто не собирается этому противостоять!
Входит Владимир.
Владимир. У вас дверь открыта. У меня все весело. Даша, желаю тебе здоровья как врач. Не хочу портить ваш праздник собой. Пришло письмо, что меня отправляют работать в дыру, а врачей там нет. С женой я развелся, детей не имею, мамы нет, любить – не люблю, все как обычно, жить (вздыхает)…Я поздравляю тебя, друг. И вынужден покинуть вас, так как завтра мой отъезд. Вот письмо.
Пауза.
Даша, ты обещала мне таз! Это была одна из причин моего визита.
Алексей. Как странно: письмо, отъезд. Но написано верно. Улица Забытова. Эх. В том, что ты еще не полюбил по-настоящему, это вина, как и твоя, так и ее, которой еще нет. Возможно, кто-то готовит для тебя совершенно другой исход! Значит, ты создан для другого.
Птичкин. (Поднимает указательный палец вверх) Для высшего предназначения…Ведь даже маленькая шестеренка в часах имеет огромное значение!…
Алексей. Прощай, друг.
Птичкин. Часы встали! Завести некому; и все встали, как не знаю кто.
Мимолетова (подбегает с тазом). А как же торт? Вы не останетесь, Владимир?
Владимир. А что есть торт - быстрые углеводы, нужны ли они мне? Если я не знаю собственного предназначения в этой жизни, то о каких углеводах может идти речь? В любом случае, я поздравляю всех вас с началом нового витка жизни. Благодарю за таз! (ставит таз возле выхода, заносит ногу, чтобы завязать на нем шнурки, не выдерживает, подходит к Мимолетовой и Алексею и обнимает их)
Владимир идет к выходу, но на пороге ему встречается Блохин, который спотыкается о таз и падает перед всеми героями, успевая перед падением отдать ящик Владимиру.
Птичкин. Вот она жизнь! Как только кто-то уходит, так тут же в нее влетает кто-то другой!
Блохин. (Владимиру) Уже уходите?
Владимир. Тебя забыл спросить. Что там у тебя, бутылки? (Рассматривает ящик в своих руках)
Птичкин. Чувствую неуклюжесть. Блохин припрыгал? Никак не успокоишься?
Алексей. (Владимиру) Зря ты ему недавно намял бока. Услужливый ведь.
Владимир. Предполагаю, что это его проделки засунуть меня куда подальше.
Все смеются.
Хромосомов. Уж и здесь его не хватало! Еще раз повторю: вы – бесцельный человек!
Птичкин. (Говорит другому, думая что это Блохин) Где высшая идея вашего существования? Для чего вы здесь? (Имеется ввиду мир)
Блохин. Меня пригласили (Показывает на ящик с бутылками). А это вам!
Птичкин. (Трогает голову Блохина) Какой прекрасный экспонат.
Владимир. Дашь мне парочку, мне в дорогу.
Блохин. Уезжаете? Вы мне адресок напишите, я вам высылать буду.
Владимир. Вот (подает ему конверт с адресом).
Блохин. Мерси Боку, как говорится.
Владимир. Ищите женщину.
Блохин. (Себе) Смеяться надо всегда в лицо, чтобы потом не смеялись тебе в спину.
Владимир уходит.
Блохин.(С улыбкой) Господа, господа! Хочу вас угостить прекрасным вином самодельного происхождения. «Настойка качественная». Постойте, конверт! (Убирает  в карман).
Хромосомов. (Торжественно) Сегодня праздник! Прекрасная бутыль.
Птичкин. Да!
Все. Ура!
Блохин. Даша, здравствуйте! Вы так хорошо выглядите. (Поднимается с колен и достает букет из пиджака) А это цветы, розы, вам!
Мимолетова. Здравствуйте. (Толкает Алексея в бок) Как я выгляжу?
Алексей. Не бывает умалишенных людей, есть только влюбленные.
Мимолетова. (Громко) Тогда я люблю…
Блохин разливает все в стаканы.
Алексей. За любовь!
Птичкин. Любовь - творение Высших для низших. Не отдавайте ее на поругание.
Мимолетова. Давайте танцевать!
Блохин. Давайте! Не обманите?
Мимолетова. Трудно обмануть того, кто обманут был не раз.
Птичкин. (Блохину) Ну с вами я плясать не стану. Вы издаете противный звук, когда ходите!
Танцуют.
Блохин. (Алексею) Осмелюсь, но спрошу вашу даму на танец.
Алексей. Если дама не против…
Мимолетова. Ни сколько!
Блохин танцует с Мимолетовой.
Ходов.(Алексею) Извините, но нам пора тоже уходить. У нас ребенок плачет.(Указывает на Блохина) А это кто?
Алексей. Не обращайте внимания, от него нечего  дурного ожидать, пускай почувствует себя мужчиной хоть на секунду.
Марта Ходова. Не будем их отвлекать.
Алексей. Да, я вас провожу! Сейчас только еще глоток настойки. Даша, я скоро! Ты и не заметишь, как я вернусь к тебе.
Блохин. Как вам напиток? Утоляет жажду?
Птичкин. Смотря жажду чего!
Блохин. (Себе) Жажду жизни!
Выпивают и уходят.
Блохин. Раз уж так случилось, что сейчас нам практически никто не мешает, позволь мне кое-что сказать.
Мимолетова. Отец, сделайте тише музыку. (Блохину) Благодарю за танец!
Блохин. Всегда ваш. Я люблю тебя, Даша. Стань моей! (Всем оставшимся) Знайте же! Скажи им всем, что любишь меня!
Возвращается Алексей.
Алексей. Проводил. Продолжим веселье? А что же вы молчите?
Хромосомов. Не хочу быть превратным, но у вас явно хотят отбить…
Птичкин. (Радостно)Часы пошли! Что? Ну, сколько можно повторять! Я не даю своего согласия!
Блохин. Да замолчите вы, вы, вы! Все только болтаете, а дело где? (Алексею) Вот проживет она с тобой жизнь, а думать-то будет потом о другом, узнать захочет, попробовать, раскусить! (Хромосомову) А ты, что смотришь, ты – губитель! (Алексею) Тебя не любят, она сама мне сказала! (Птичкину) А вы, вы, вы и сами никогда не любили! Так почему же влюбленного не любить, несчастного не утешить, больного не вылечить, глупого не научить?
Хромосомов. Или не придушить его, как собаку.
Мимолетова. Что все это значит? Здесь все посходили с ума?
Блохин. Даша, я жду ответа. Брось все и уедем. Иначе…
Хромосомов. Угомоните его!
Птичкин. Не посмеешь! Мы все, как видишь, тут против тебя!
Блохин. Все здесь испортили мне жизнь! Все каким-то образом влезли в нее! (Мимолетовой) И даже ты!
Птичкин. (Мимолетовой) Ну, а ты что молчишь?
Мимолетова молчит.
Алексей. А я выпью (Пьет) и выйду вон. (Блохину) Но только ты выйдешь со мной!
Блохин. Даша, это и твое решение?
Хромосомов. Ха! Я выпью за победу вот над ним. Ты ничего не сможешь нам сделать!
Мимолетова. (Пьет и падает в обморок).
Блохин выбегает из дома. За ним выбегает Алексей. Мимолетова приходит в себя.
Мимолетова. Возвращайтесь скорее! Какой веселый праздник! Только голова разболелась, ах, не испортить бы все. Павел Анатольевич, как вы думаете, в каком месте мы встретимся снова? И даже если мы угадаем следующее место встречи, то каким будет последнее?
Хромосомов. Вряд ли это будет поле боя. Скорее всего, какое-нибудь  тихое, уединенное скромное местечко, где можно будет отдыхать и предаваться раздумьям.
Птичкин. Господа, давайте танцевать, пока не пришло осознание того, что называется размышление о последнем часе. Тем более после пяти бокалов прекрасной настойки не смотря на то, что его принес этот Блохин.
Мимолетова. Такое ощущение, что я уже натанцевалась…А где же все?
Хромосомов. Однажды у меня был секретарь, так вот он постоянно объявлял все мои поручения таким образом, как этот Птичкин. Что это за флаг рдеет вдали? Кто меня зовет, вот здесь, в голове.  Какая интересная картина, это вы написаны на ней?
Мимолетова. Да, мама художница, и я не говорю о ней в прошедшем времени. Пойдемте, я вам еще покажу ее работы. Папа, мы оставим тебя ненадолго.
Хромосомов. Да, не мешало бы освежиться.
Уходят.
Птичкин. Куда-то все разошлись, никого не слышно, не видно. Ни мысли, ни звука людей. Вот дочь никак замуж не выдам. Людей-то нет. (Часам) Ах, только вы неумолимо рвете на части наше существование.
Звук ходящих часов.
Птичкин хватается за голову, садится на пол под бой часов. Входит Даша, которая поддерживает Хромосомова.
Мимолетова. Что происходит? Садитесь и я сяду…
Птичкин. Люди! Что-то у нас Алексей запропастился!
Открывается входная дверь, входит Алексей, тяжело дыша.
Алексей. Не догнал. Даша, это ты? Я только немного посплю. Я же говорил, что устал. Здравствуйте, Павел Анатольевич, здравствуйте, Птичкин! Здравствуйте, господа! (Падает в обморок)...
Входят люди в белых халатах и увозят каждого.
Занавес…