Короткометражные сценарии. Вещь 1

1.




                Мышь 2
 
                Сценарий к\к фильма

Саша уже по телефону почувствовал, что Ксюша напряжена. Он не ошибся. Как только она открыла ему двери, он тут же услышал.
- У меня на кухне мышь – поймай ее.
Саша, не слова не говоря, прошел на кухню, огляделся, заметил.
- Так у тебя здесь дыра. Как я ее поймаю?
- Я сама ее сделала – думала, она убежит. Но она бегает, а в дыру не хочет.
- Ты хочешь, чтобы я ее загнал в дыру?
- Нет, в дыру  я  сама хотела загнать, она не идет в дыру. Ты ее поймай.
- Зачем? Ее проще загнать и заделать дыру
- Я не хочу, чтобы у меня где-то на кухне жила мышь. Ты поймаешь мышь, и дыра станет не нужна. Она даже может остаться, как пугало для мышей.
- А мышь куда?
- Ты поймай сначала.
Саша резко скинул с себя летнюю куртку, отодвинул стол, дернул плиту, толкнул буфет. Там никого не было.  Саша взял палку, пошуровал ею под холодильником. Ксюша взвизгнула и закричала.
- Вот она!
- Где?
- Кажется,  побежала под буфет.
Саша пошевелил под буфетом палкой. Мышь не появлялась. Пришлось его отодвигать -  мыши там уже не было. Саша нервничал.
- Она уже убежала! Ты не следишь за ней.
- Значит, она забежала за плиту.
Ксюша села на стул, вздохнула.
- И тебе ее не поймать.
Саша сел на табурет.
- Мне кажется, дыра мешает.
- Как?
- Мышь ее очень боится.
- Пока мы не поймали мышь, дыра нужна.
Ксюша настаивала на своем. Саша усмехнулся.
- Представь, что я съел мышь. Ее ж не видно.
Ксюшу  передернуло.
- Омерзительно. Давай не будем это представлять. Не  травмируй  меня.
- А есть ли мышь сейчас на кухне? Может она убежала?
- Есть. Я это чувствую.
- Чувствуешь. Ты так же чувствуешь меня. Мне вообще  кажется она – я. Так?
- Ты ж не похож на мышь.
Саша встал, подошел к дырке, опустился перед ней.
- Мне надо залезть в эту дыру. Тогда я точно буду мышью.
Ксюша была удивлена.
- Она ж маленькая.
Саша устал и было похоже, что он уже не хочет помогать Ксюше, что ему интересны какие-то другие резоны.
- Ты ее замажь и снова начни делать. У тебя есть цемент?
Ксюша поразилась.
- Зачем?
- Это будет наш психологический тренинг. Поверь. Я же верю тебе с твоей мышью. Это поможет ее поймать. Заделай дыру.
- А мышь останется тут?
- Не останется.
Ксюша неуверенно принесла цементную смесь, разбавила ее водой, сноровисто и быстро заделала дыру. Она чувствовала себя неловко. Дыра была заделана.
Ксюша принесла молоток, стамеску, приложила стамеску к свежезаделанной  дыре  и размахнулась молотком. Ее прервал Саша. Он подскочил к ней и схватил девушку за руку.
- Не делай!
Ксюша вырывалась.
- Мы ж договорились, что я заделаю и снова сделаю.
- Я тебе не дал делать дыру и это равносильно тому, что я  в  нее попал. Теперь  здесь нет  мыши? Здесь только я?
Саша  пытливо  заглядывал  в  глаза Ксюше. Ксюша озиралась, словно она впервые увидела свою кухню, прислушивалась к себе.
- Да, она ушла.
Тревога покинула девушку, она выглядела спокойнее. Ей  было неловко, что она доставила Саше столько неудобств. Ксюша смущалась. Саша засобирался.
- Я пойду. Мышь больше не придет к тебе?
 Ксюша заволновалась.
- Я думаю не придет, но ты приводи ее сам.
Саша  загрустил.
 - То есть ты меня  устойчиво видишь теперь наполовину мышью?
Ксюша светло смотрела  на него и казалось не слышала.
- Приводи. Без  нее  мне одиноко.
Саша  удрученно  пожал  плечами, сделал строгие глаза.
- А ты больше не делай дыру.
Ксюша встревожилась.
- Она будет ее бояться?
- Все боятся смерти.
Саша вздохнул и ушел.




2.




                Шапка
 
                Сценарий к\к фильма


Игорь был удивлен количеству шапок в квартире Инны. Шапки были разные – летние, зимние, лежали всюду – на шкафах, на стульях.
- Откуда у тебя столько шапок? Зачем?
- А я их ворую.
- Как?!
- Просто. Выслеживаю человека, срываю  с него шапку, убегаю.
- А зачем тебе?
Инна вздохнула.
- Ну, шапки это – немного. Так я чувствую себя в безопасности.
Игорь не унимался.
- При чем здесь шапки и безопасность?
Инна посмотрела на него с сожалением.
- Давай я лучше тебе покажу.
- Давай.
- Оставайся тут, смотри в окно.
Инна быстро оделась, выбежала на улицу. Стояло лето, прохожие ходили с непокрытой головой. Инна заметила мужчину в шляпе, пристроилась за ним. Чуть отстав от него, она побежала и, поравнявшись с ним, сорвала с его головы его шляпу. Мужчина опешил, потом побежал за ней и  они скрылись за углом.
Вернулась Инна через полчаса, раскрасневшаяся со шляпой в руках. Игорь недоумевал.
- Но ведь он мог тебя поймать?
- Я очень быстро бегаю. Ну и маршрут заранее продумываю, чтоб не догнали.
- А если он тебя встретит?
- Я не ворую в одном и том же месте. Да и  город у нас большой. К тому же лицо мое он не видит, я же убегаю.
- А соседи увидят?
- Это съемная квартира, начнут обращать  внимание – поменяю. Я редко возле дома ворую.
- Мне все же не понятно – почему шапки?
Инна начала объясняться.
- Знаешь, я бы хотела воровать головы, но это затруднительно. А шапки – почти что головы, некий эквивалент.
- А головы тебе зачем?
- Я  так понимаю древние культы, чувствую их  зов. У различных племен  были пирамиды из черепов. Это возвышает человека.
-  А по-моему унижает.
Инна снисходительно улыбнулась.
- Надо смотреть не снаружи пирамиды, а  вовнутрь. Тогда будет возвышение. Это более горячий  взгляд. Я не могу жить, как вы все живете – прохладно. И согласись, шапки – слабая дань зову  дикости.
Игорь задумался.
-  А что внутри этой пирамиды?
-  Свет.
-  Ты воруешь шапки, чтобы тебе стало светлее?
Инна замялась. Ситуация выглядела глупой, но ей не хотелось отступать от своей правды.
- Ну, да.
- И становится?
- На какое-то время.
- Сейчас стало светлее?
- Стало.
- Что-то я не вижу. 
- Для этого надо понять, что до этого – темно.
- Это как?
Инна лукаво посмотрела на Игоря.
-  До этого я топчу шапки. Вот так.
Инна стала скидывать шапки на пол и топтать их ногами. Это веселило ее. Игорь был обескуражен.
-  Хватит, понятно, не очень приятное зрелище.
-  А потом я их хватаю, как бы возношу.
Инна поднимала шапки и раскладывала их по местам.
- Ты сколько их так собираешь? Год? Два?
-  Они у меня не задерживаются. Время от времени я провожу обряд избавления.
- А это что?
- Потом  узнаешь.
Инна загадочно улыбалась. Игорю было кисло.
- А если бы это были головы? Ты бы их тоже топтала?
-  Не. Головы сами по себе – мрак. Свет появляется только тогда, когда их складываешь, когда пирамида растет, когда отрываешь голову. Ты бы что хотел, чтобы я оторвала у тебя голову или шапку украла?
Зрачки   Инны были расширенны и Игорь отшатнулся.
-  Мне кажется, не надо топтать шапки. Они мне сами по себе кажутся мрачняком.
-  А когда я их ворую, тоже мрачно?
- Тоже.
Инна хмыкнула, удрученность Игоря начинала надоедать ей.
-  Что-то я смотрю, у тебя ничего светлого нет.
Игорь молчал, шагал по комнате, мрачно поглядывал на Инну, раздумывал, решился.
-  Слушай. У тебя  же мания какая-то. Тебе надо помочь. Вот ты хочешь возвышения…. Давай я тебя за волосы подниму. Сюда. Веревку найдем, сделаем это ночью.
Инна  зажмурилась от будущей  боли, поглядела на Игоря пришибленно.
- Ты как-то буквально все понимаешь.
Игорь был настроен деловито.
- Я перенял твой метод. Это ты буквально понимаешь. Клин клином. Это недолго будет – у тебя всего третий этаж. Мы сделаем страховку.
Инна оживилась.
- В этом что-то есть, давай попробуем. Хорошо, что я легкая.
Игорь тянул Инну в полной темноте, стараясь не шуметь, закрепляя  веревки  за ножку шкафа. Инна болталась снаружи, привязанная  одной веревкой за волосы, другой за пояс.
Она стянула руками волосы, чтобы было не так больно,  ныла, когда Игорь дергал веревку вверх, извивалась.
Инна  тяжело ввалилась в комнату, задыхаясь от унижения, кожа головы страшно ныла. Игорь тоже повалился, устав от напряжения. Инна почти рыдала.
- Ты порвал мне кучу волос.
Игорь приподнялся.
- Терапия не бывает без жертв. Прости. Как ты? Тебе помогло?
Инна села, стала осторожно трогать голову, осмотрелась.
. – Да, вроде получилось. Что-то произошло. Я чувствовала, будто с меня снимали голову. Круто. Ты проникся моей темой. Спасибо. Шапки теперь как-то смешно.
Игорь смотрел недоверчиво.
-  Возможно, ты так считаешь сейчас только от страха, от боли. Давай встретимся завтра. Подальше отсюда.
- Давай.
На следующий день они стояли друг  перед  другом на окраине города.
Вечерело.
Инна  смотрела на Игоря недобро,  как на того, кто отнял у нее любимую игру. Игорь был одет легко – в рубашку, шорты, сандалии. Его  разочаровывала  реакция  Инны.  Инна махнула ногой в сторону  Игоря, прохрипела.
- Помой ноги. Что они у тебя такие грязные?
В ответ Игорь приблизился к Инне, быстро опустился перед ней на колени, стал целовать ее ноги. Инна одернулась.
 - Ты что делаешь?
 - Ты по-прежнему  чувствуешь, как  срываешь голову?
Инна зло сощурила глаза.
 - Чувствую. Твою.
Игорь поднялся, он был расстроен, хотелось плакать. Стоять рядом с Инной смысла не было и он пошел прочь. Скоро она нагнала его.
- Давай опять там встретимся здесь завтра.
- Зачем?
- Что-то происходит. Я завтра буду другая.
Следующий вечер  был такой же – тихий, солнечный.  Игорю было страшно. Инну трясло. Она не могла себя сдерживать, тут же  ногой она оттолкнула Игоря от себя и, когда он упал, принялась бить его. Игорь не сопротивлялся, старался увернуться, схватил ее за ногу.
- Зачем  ты меня бьешь?
Ярость переполняла Инну,  она оттолкнула его.
-  Я возвращаю тебе голову.
Игорь уворачивался, закричал.
-  Но у меня чистые ноги!
Это остановило Инну. Она престала бить Игоря, даже обрадовалась ему. Тот медленно поднялся, осторожно ощупал себя, протер глаза.
- Ты мне что-то повредила, я плохо вижу.
Инна по-дружески приобняла его.
-  Мы, наверное, поймали магию.
Игорь недоверчиво отстранился от нее. Инна пыталась что-то придумать.
- Попробуй догнать того  человека в шляпе. Принеси ее.
Она показала на прохожего, идущего вдалеке. Игорь с трудом вгляделся, недоуменно обернулся к Инне, она ободряюще кивнула ему.
Игорь, не чувствуя ног побежал. Он догнал пожилого мужчину, схватил с его головы шапку и побежал обратно. Мужчина что-то жалобно вскрикнул, но догонять не стал.
Игорь мотал головой, щурился, тер глаза. Ясность зрения не возвращалась к нему.
- Ты, в самом деле, мне что-то повредила. 
Инна была беспощадна.
-  Ты должен еще принести  шляпу. Это твоя терапия.
Ненависть захлестнула Игоря, он упал перед Инной и принялся ожесточенно кусать ее за ноги.
Инна визжала и не успевала убирать ноги, на которых уже была кровь от укусов. Она орала.
- Хватит! Хватит! Перестань! Что ты делаешь?!
Игорь не отвечал. Накусавшись, он поднялся, потер глаза, вздохнул с облегчением.
- Ну вот, стало лучше.
Ничего не говоря, он пошел прочь от Инны. Она обиженно смотрела ему вслед, держась за окровавленные ноги, постанывала. Украденную шляпу Игорь нес с собой.
Игорь звонил долго. Инна открыла ему и, прихрамывая,  вернулась в комнату, легла на постель. Она была в халате, из-под бинтов на ногах виднелась кровь. Игорь вопросительно уставился на  нее. Инна пояснила.
-  Мне не остановить кровь.
Голос у Инны был хриплый, надорванный.
-  Это от твоих укусов. Ты можешь мне помочь?
 - Я занят. И вообще я здоровый человек. Я устал от твоего психоза.
Игорь держался уверенно и нервно.
-  С меня сегодня сорвали шапку,  это был мужчина. Ты его подговорила?
Инна затравленно слушала. Игорь  ходил по комнате
-  Если у тебя опять вернулась эта потребность – я хочу сам воровать шапки для тебя. Я не хочу, чтобы это был другой мужчина.
Он резко обернулся к Инне, ожидая ее реакции. Лицо девушки просияло от счастья.




3.



                Трещина
 
                Сценарий к\к фильма


Ира звонила долго, предполагая, что Володя дома.
Ей не хотелось уходить, завтра ее несчастье будет уже меньше на нее похоже,  вчера оно было еще далеко.
Приходить нужно было только сегодня.
Володя открыл дверь неохотно, Ира  догадывалась, что он давно за ней смотрел в глазок и не хотел открывать.
Ее настойчивость переубедила его негостиприимство.
Володя  был  инертным  парнем, с блеклым  выражением  лица, что и определило выбор Ирины.
Ей нужен был именно такой  - невыразительный и спокойный, знакомый. 
- Что тебе надо, Ира?
Володя не хотел ее впускать, но Ира быстро прошла в открытую дверь. Володя посторонился, запер, остался в коридоре. Ира выпалила быстро.
- У тебя дома что-то случилось.
- Ты спрашиваешь?
- Нет, я говорю.
- У меня все в порядке.
- У тебя что-то разбито.
Ира стояла на своем. Володя чуть улыбнулся.
-  Ты ведешь за мной бытовые наблюдения?
-  Нет, я чувствую.
- Оказывается, ты, Ира, няня-робот.
- Володя, ты видишь, я беспокоюсь?
- Вижу.
- Дай мне пройти, посмотреть -  у  тебя  что-то разбито.
- С чего, это, Ира, тебя стало волновать, что  у  меня  разбито?
Ира внимательно посмотрела  на Володю, не ожидая от него такого упорства, решилась.
- Потому что мы живем вместе.
- Но мы не живем вместе!
Володя  не скрыл  удивления.
- Я фигурально выражаясь, если я найду, что у тебя разбито, я пойму, как с делать так, чтобы оно не разбивалось.
К удивлению Володи примешалась  неприязнь.
- Ты рехнулась, Ира?!
- Даже, если я и рехнулась, позволь мне следовать моему сумасшествию. Я или вылечусь, или докажу, что я права.
Ира говорила одержимо, быстро  и Володя ее пропустил  в комнату. Ира прошла, вернулась через какое-то время.
- У тебя на кухне окно треснуто.
- Ну и что, оно давно треснуто.
- А ты говорил, что у тебя все в порядке.
- Я и сейчас это говорю.
- Володя, очнись, у тебя не все в порядке!
Ира кричала, но Володя был тверд.
- Это ты очнись, посмотрела и иди.
Ира  сменила  тактику, обвивала Володю за шею, посмотрела на него пристально, участливо.
Володя терпел.
- Это  птица  разбила?
- Нет.
- Это птица, я  это  вижу.
- Ира ты ненормальная, и я тоже это вижу. Или ты разводишь меня на что-то. Я ставил чайник на подоконник и ткнул случайно им в стекло.
Володя высвободился из охвата Иры. Ира справилась со смущением, положила ему на шею две руки, сжала крепко шею Володе.
- Чайник! Ты хочешь, чтобы это был чайник или птица?
- Пусти меня.
Он резко дернулся  головой, вырывался. Ира успокоилась, забормотала.
- Чайник тоже может быть птицей.
- Что?! Ира иди домой. Ты что-то переела.
Ира поглядела  ласково и устало.
- Птица в тебе, Володя.
- Я сам. Разберусь со всем у себя. С чайником, птицей, трещиной и с тем, кого мне принимать. Вот сейчас мне абсолютно не хочется, чтобы ты здесь стояла и гнала пургу.
Ира энергично  затрясла  головой.
- Не разберешься, поэтому я  тут.
- Мне кажется, ты навязываешься, Ира. Или что-то кривое хочешь сообщить, трип какой-то. Приняла что-то?
- Я навязываюсь?  Вот ты неделю назад наезжал на Сергея, что-то хотел и это я навязываюсь?
- Понятно. Этот мудак  вместо того, чтобы самому разбираться бабу свою послал.
-  Он здесь не при чем. И не его я баба. Я сама по себе. Я про то, что все со всем пересекается.
- Нет, ты пришла со мной разбираться. Намекаешь на  что-то. Не буду я трогать твоего Сергея.
- Ты  совсем  отказываешь мне  в  самостоятельности?
- Я не хочу, чтобы ты делала все, что придет тебе  голову тут.
- Ты отказываешь мне в последовательности?
- Ира, зачем я тебе нужен?
- Ты? Не нужен. Мне нужна я.
- А я здесь при чем?
- Ну, я завишу от всех.
- От меня ты не зависишь.
- Ты мне сегодня приснился.
- Я случайно. Может, ты пристаешь ко мне?
-  Ну и манеры у тебя. Где ты видишь, что я приставала?  Ты как-то на себе зациклен.
-  Ну и что.
Ира  злится. 
- Слушай, ты меня начинаешь бесить. Так как идиот – «ну и что», « пристаешь», « я не понял». Ты дебил?
-  Успокойся. Иди отсюда. Я тебя не звал.
- А когда позовешь?
- Вряд ли когда-нибудь.
- Но ведь позовешь кого-нибудь, позовешь?!
- Не твое дело.
- Ах, не мое!
Ира снова зашлась, схватила попавшуюся под руку палку. Володя испугался.
- Я сейчас тебе  все  здесь разобью, если это не мое дело.
- Хорошо, хорошо. Тебе  плохо?
- Мне  - неважно  как. Главное, чтобы  тебе  не  было плохо.
- Я понял. Ты меня хочешь предостеречь от чего-то. Так?
- Так. Но это не просто слова. Я хочу увидеть, насколько ты в состоянии уходить от неприятностей.
- Извини, но мне кажется, если ты уйдешь – неприятности сами  уйдут.
- Уйду я, появится кто-то другой. Неприятности придут к тебе.
-  Мне кажется, ты много на себя берешь, Ира.
- Это ты много на себя берешь. Приснился же мне ты.
- Это не мои проблемы. У тебя все?
- У меня все, у тебя – не все.
Ира успокаивается, осматривается, входит в комнату. Сергей ей не перечит, идет за ней.
-  А что это у тебя за статуэтка девушки? Есть  реальный прототип? Душевная рана?
-  Так, просто. Стоит. 
- Ее надо выкинуть, она шлет тебе неприятности.
- Ох. Неприятности шлешь мне ты. А статуэтка просто стоит.
Ира вгляделась  в статуэтку, Володя все еще терпел ее. Ира  всмотрелась  в Володю.
-  Володя, тебя надо постричь.
Однако, Володя ее уже не слышал, смотрел  куда-то сквозь Иру, выдохнул.
-  Ираааа. У меня идея.
-  Какая?
-  Ты, извини, конечно,  ты  мне очень неприятна, но ты же красивая девушка. Твоя неприятность – дело случая. Так все повернулось, что ты вызываешь у меня сегодня антипатию Давай, чтобы эту неприятность  снять,  я нассу тебе в туфли.
Ира поражена.
-  Прямо на мне?
- Да, мне кажется нужно на тебе.
Ира подумала, наморщилась.
- Видишь, я не говорю о том, что ты идиот. Я настроена конструктивно, но все же уверена, что если ты хочешь нассать мне в туфли, их надо снять. Это же твоя идея.
Володя был упрям.
-  Все важно – и  ты, и обувь, а не обувь отдельно. Я ж не кот, какой-нибудь.
-  Фобии всегда, всегда  интересны, Володя. Я и пришла к тебе, почувствовав, что у тебя  что-то есть. Мне дорого твое предложение, твоя искренность. Я правильно понимаю, что тебе нужна не обязательно я, а какая-то фигура в туфлях.
-  Ну, да, наверное.
- Давай я сниму туфли и поставим твою статуэтку, ты пописаешь, и тебе станет проще, возможно.
-  Знаешь, мои отклонения связаны больше с твоим приходом, а не со мной. Мне бы самому и в голову не пришло ссать в туфли. Я предложил свой способ контакта, на который меня спровоцировала ты. Здесь ты пациент, а не я. Впрочем, давай. Поставим статуэтку, но ты разденься, чтобы я чувствовал с тобою и этой статуэткой связь.
Ира думает.
-  Полностью?
-  Как хочешь.
- Давай до белья.
- Давай.
Пока Ира раздевалась, снимала туфли, Володя поставил статуэтку в ее обувь. Ира осталась в одном нижнем белье и Володя начал  писать в ее туфли. Он старался  делать это  аккуратно и не окончив, пошел в туалет. Ира не спешила одеваться. Володя вернулся.
- А что недоссал?
- Я так понимаю, нам был нужен символ.
- Дааааа. Но как я пойду теперь домой, в чем?
- А за нее ты не волнуешься?
- За кого? За статуэтку? И ты говоришь, что я ненормальная?
- Ну, вот и ты меня называешь идиотом. Никому чужие перверсии не нужны, Ира. Видишь?
- Ну, почему? Давай, ты теперь описаешь мое белье. У тебя есть еще чем?
- Ты меня ревнуешь к статуэтке? Хорошо, давай.
- Я выверну белье наизнанку, пописаешь внутрь.
Ира  осторожно разделась, положила перед Володей белье. Тот сосредоточился, влаги у него немного, чуть смочил.
Ира стояла потерянно, Володя с нежностью смотрел  на нее. Ира с трудом выдавливала из себя.
- И как мне теперь идти?
- Ты можешь надеть мою одежду.
Ира оживилась.
- О, спасибо невероятное. Но этого мало.
- А что  еще  надо?
- Ладно, раздевайся.
Пока Володя снимал одежду, Ира нехорошо улыбалась. Володя сложил все одежду перед собой, Ира подошла т к нему, сгребала и начала  тереть  одеждой его  член.
 - Я хочу, чтобы ты кончил туда. Я же много для тебя сделала.
-  Но там же ничего нет.
- Ты входи, входи. Ты ж красивый.
Володя вырывался.
-  Я не трахаю себя.
- Я так  и знала, что ты ничего не можешь.
Ира остановилась, стала надевать на себя одежду Володи. Тот смущен, подошел  к Ире, принялся  тереться об нее.
- Ну, ладно. Давай попробуем
- Погоди, погоди, тебе сувать  некуда. Вот сюда давай.
Ира дооделась  и  взялась рвать одежду Володи на себе, оттягивать оторванное. Володе стало неприятно, и он отошел.
- Ты права, я так не могу.
- Хорошо. Где у тебя не обоссаная обувь?
- Да, она вся обоссаная. Иди босиком.
- Я не могу босиком, моим стопам нужен посредник.
Ира  согнула ногу, показала стопу, Володя подошел  к ней, положил  член ей на стопу, стал тереться.
- Вот так, у тебя будет опора?
- Так неудобно.
Ира легла  на спину, подняла  ноги, Володя продолжил, кончил. Ира поднялась.
- Спасибо тебе, Володя. За все. Я пошла. Мою одежду постираешь – вернешь.
- Тебе тоже, Ира. Пока
Они  не смотрели  друг на друга. Ира ушла. Володя глядел  на статуэтку, та стояла в мокрых туфлях.


               

4.



                Трое
 
                Сценарий к\к фильма


Лена, Наташа и Николай загорают возле небольшого озера. Это почти взрослые люди, начинающаяся  зрелость которых еще не обрела своего пика. Лена черноволоса и худощава, Наташа  светлее и полнее, Николай аморфен и рыж. Приятели лежат молча, загорают без одежды.
Наташа беспокойна. Иногда она приподнимает голову, оглядывается, посматривает на Николая, на Лену. Наконец, она не выдерживает.
- Что-то у тебя, Коля, извини, член какой-то вялый. Раньше он иначе выглядел.
Наташа сосредоточенна, кажется, она подшучивает, Лена  тоже поднимает голову, улыбается. Коля  растерян.
- Ну, да. Жара наверное.
Наташа нарочито  строга.
- Женщины рядом с тобой, а ты не в форме.
Коля кисло  улыбается.
- Ну так, вроде, всегда было.
- Не всегда, раньше ты высказывал большее уважение. Мне все равно, но осадок остается.
Лена начинает смеяться, переворачивается на живот. Коле неприятен этот разговор.
- Стареем.
- Наоборот, взрослеем, опытнее становимся.
Коля садится, недоуменно смотрит на свой член, улыбается Наташе.
- Наш опыт с тобой  не имеет телесного выражения.
Наташа  грустнеет,  ложится на спину. Николай  тоже возвращается в  лежачее положение. Лена, понаблюдав за обоими, опускает голову. Приятели лежат дальше. Но беспокойство не отпускает Наташу, она снова ложится на бок,  оглядывает Николая, говорит почти зло.
- Может тебе немного подрочить?
Лена опять  весело вскидывает голову, Николай медленно поворачивается к Наташе, усмехается.
- Ты как будто хочешь меня задеть?
- Что ты, мне кажется, так будет красивее. Правда, Лена?
Лена задорно  пожимает плечами.
- Ну, наверное. Однако, все должно быть органично.
- Как заметил, Коля, мы уже не дети, органично это – печально чаще всего. Видишь же?
Наташа  кивает на Колю, она рассудительна, голос Николая напряжен.
- А тебе, Наташа, хочется веселья?
- Мне хочется чувствовать себя, тебя живее, но я не настаиваю.
- Может, тогда я сам?
Николай улыбкой скрывает неловкость. Наташа улыбается в ответ.
- Это еще не органичнее.
Николай искоса поглядывает на Лену, смущается. Лена симулирует равнодушие. Николай разрешает.
- Ладно…. тебе как старому другу…попробуй…если тебе иначе некомфортно.
- Я тоже, как старый друг….вспоминая нашу юность. А то мы что-то раскисли.
Наташа осторожно тянется к члену Николая, трогает его, тот заметно напрягается.
- Наверное, нашу раскисшесть не стоит преодолевать за счет Коли?
Лена останавливает их, она  пробует быть шутливой, ей как-то и скучно, и интересно одновременно. Наташа не сдается.
- Как нам преодолевать иначе? Тем более, Коля наш давний приятель. Я вот не боюсь показаться озабоченной, надеюсь, вы сочтете мои пожелания чисто эстетичными. Мы  уже взрослые люди.
Наташа с удовольствием водит рукой по члену Коли, который совсем оробел, замер.
- Ну, вот, другое дело. Тебе же приятно ?
- Ну, да.
Наташа с любовью смотрит на дело своих рук. Ей слегка  неловко от своей настойчивости.
- Извини, что побеспокоила тебя.
- Ничего.
- Все равно неудобно.
Лена молча недоумевает. Наташа  глубоко дышит, набирает воздух.
-  Если хочешь, можешь войти в меня, но с презервативом.
Она  выпалила это со страхом и возбуждением, добавила.
- Некрасиво тебя оставлять так.
Лена возмущенно поднялась.
- Наташа, это, по-моему, слишком!
- Ну, да, слишком.   Но вдруг Коле так будет лучше?
- Да мне и так неплохо, но я бы выбрал без презерватива.
Колю повело, он широко улыбался улыбкой идиота, Лена недовольно  пожала плечами,  отвернулась. Наташа нахмурилась.
- Почему ты не хочешь  презервативом?
- Мне не нравятся преграды.
- Мы не собираемся жить вместе, тут преграды естественны.
Коля как-то быстро обнаглел и Наташе это неприятно. Спина Лены окаменела.
- Ты так слаб, что тебя пугают преграды?
Наташа уже кичилась своей смелостью, Коле пришлось принимать ее вызов.
- Ну, давай с  презервативом, если Лена не против.
- Не надо разводить церемоний, Лене тоже интересно, что ты можешь.
Лена резко обернулась.
- Может, я пойду, чтобы не мешать вам?
- Ну, мы же вместе. Тебе разве не интересно?
- Для меня это все для начала  -  неожиданно.
- Мне кажется, ты нервничаешь потому, что это не твоя инициатива.
Девушки начали ссориться.
- А мне кажется, это глупая инициатива. Мы  и так доверяли друг другу, а ты завела какой-то идиотизм. Вон Коля, как дурак сидит.
- Коля, ты как дурак?
- Ну, что-то есть.
Наташа обиделась.
- Вы оба дураки. Я хочу, чтобы было красиво, нам всем тут скрывать нечего, а вы кукситесь, как….как пенсионеры. Я думала мы  -  друзья, можем поддерживать друг друга.
Наташа быстро  ложится. Лена сожалеет о своей резкости. Коля не понимает, что происходит. Лена пытается успокоить Наташу.
- Наташа, не обижайся. Просто ты как-то резко, все неожиданно.
- Да. А тебе нужны церемонии?
Наташа поднимается.
- Понимаете, я хочу, чтобы было красиво. Просто красиво. Чтобы мы не тратили время, чтоб было, что вспомнить. Зачем нам себя списывать в утиль? Тем более, мы доверяем друг другу.  Чего нам жаться?
Лена возражала.
- Мы не жмемся, но секс причем? Ты возбудила Колю, теперь всем неудобно. Зачем?
- Коля тебе неудобно?
- Слегка.
Наташа обращается уже к Лене.
- Вот поэтому я и предложила ему войти.
Лена подозрительно смотрит на Колю.
- Коля, тебе будет удобнее, если ты войдешь в Наташу?
- Наверное.
Лена с преувеличенным удивленьем хватается за голову.
- Дааааа. Нашли себе проблему.
Наташ смотрит на нее снисходительно.
- Лена, не строй из себя девочку. Я вижу, ты тоже возбудилась.
- Но я не хотела этого.
- А я не хотела не хотеть.
- Почему мы заняты твоими желаниями?
Наташа возмущенно села.
 - Потому что мне не нравится безразличие. Если вам все равно – давайте не будем общаться. Я не говорю, что нам нужно трахаться, но высказать интерес к друг другу, пойти навстречу – несложно. Дело в прецеденте, в доказательстве, что мы можем. Так я чувствую ваше уважение к себе и требую его.
Лена закатывает глаза.
 - Какая речь. И только для того, чтобы потрахаться.
Наташа  недовольно  улыбнулась.
- Лена не надо цинизма. Мужчины не любят холодных женщин.
- Я не холодна, но  разборчивость важна.
- Ты дружишь со мной, с Колей  из-за неразборчивости?
- Ну, при чем здесь дружба и секс?
- Вот, Коля например хочет.
- Так ты его завела.
- Я сделал ему приятно.
- Девочки не надо ссориться.
Коля наконец-то подал голос.
- Да трахайтесь, если хотите.
Лена легла, отвернулась. Наташа нахмурилась, потом весело посмотрела на Колю. Неслышно подползла к нему, взяла его за руку и осторожно приблизила его руку к межножью  Лены. Та быстро вскочила.
- Не надо меня трогать! Совсем ебнулись! Я пойду.
Она стала торопливо одеваться. Наташа с Колей обескуражено наблюдали за ней. Наташа  бросилась к Лене, схватила ее.
- Лена, не уходи. Хочешь, Коля в тебя войдет? Он согласен с презервативом. Коля, войдешь в Лену?
Коля вздохнул, потряс головой то ли стряхивая наважденье, то ли влезая в него.
 - Ну, если надо.
Лена с сомнением посмотрела на него.
 - Да, у него уже все упало.
- Я его снова возбужу. Зачем тебе уходить?
Наташа говорила страстно. Лена села, приободрилась.
- Возбуждай!
Наташа потянулась к Коле, то неохотно уступил, член его быстро напрягся.
- Презерватив у тебя?
Лене было страшно,  настроение ее стало боевитое.
- У меня.
- Натягивай.
Наташа залезла в свою сумку, достала презерватив, стала надевать его на член Николая. Ее движения были неловки, торопливы, член начал опадать, презерватив не надевался.
- Ну, вот, не надевается. Ты сам попробуй.
Наташа разочарованно отступила. Коля вздохнул, вяло улыбнулся и принялся теребить свой член, поглядывая на Лену. Тот ожил, Наташа передала ему новый презерватив  и Коля  надел  его, повернулся к Лене. Та глядела на Колю без энтузиазма.
 - Мне его пихать  в себя, как… палку. Не хочется.
 - Я уже устал! Кто здесь капризничает?
Коля говорил  возмущенно. У Лена появился менторский  тон.
- Я ж говорила, что органика важна.  Секс это не спорт. Мне потом как?
- А мне как?
Голос у Коли сел. Наташа обеспокоилась.
- Давай, Коля в меня войдет. Я не вижу проблем. Член  - живой, это не палка.
Коля, недоумевал.
- Девушки, вы разберитесь с друг другом. Я  тоже живой человек.
Наташа с сочувствием посмотрела на Колю.
- Коля, ты сам кого больше хочешь?
Коля  задумывается, внимательнее смотрит  на девушек.
- Неудобно говорить…но, наверное, Лену.
- Мне тоже не очень удобно, но ты не замечаешь…что Лена не очень по-человечески относится к тебе.
Лена тут же отозвалась.
- Наоборот, я отношусь по-человечески.
- Но ты постоянно заставляешь его брать препятствия.
- То, что ты называешь препятствием, я называю гигиеной. И видишь, Коля меня больше хочет.
- Но ты его мучаешь.
- Дорогая, по-моему, излишне здесь говорить, что мучаешь всех ты, затеяв изнурительную возню.
Наташа  загрустила.
- Я думала мы - люди.
- У людей есть  какие-то  разграничения.
- Я хотела их преодолеть, мы же давно друг друга знаем.
- Видишь, не получается.
- Коля, у тебя не получается войти в меня?
Наташа попробовала разрядить ситуацию. Лене это не понравилось.
- Но он же сказал, что хочет  меня.
- Но ты его не поддерживаешь.
- Мне кажется, я просто тебе не нравлюсь.
Наташа вгляделась в Лену.
- Почему? Хочешь я поцелую тебя? Внизу.
Лена осеклась, решилась.
- А давай.
Наташа подползла ближе, наклонилась и поцеловала Лену в нижние губы. Напряжение отпустило Лену, она расслабилась, стала делать встречные движения. Наташа поцеловала глубже. Лена чуть застонала и Наташа поднялась.
 - Тебе понравилось?
- Даааа…
Лена выглядела растерянной. Колю воодушевила эта сцена, ему хотелось что-то сказать.
- Ты молодец, Наташка.
Лена смущалась.
- Наташ, я как-то чувствую себя обязанной.
- Ничего-ничего.
- Давай я возбужу Колю и он войдет в тебя. Коля, ты не против?
Коля был настроен энергично.
- Я не против, если ты не против.
Наташе стала неловко.
- Что-то Коля  фигурирует у нас, как подарок.
Лена удивилась.
- Ты против?
- Не хотелось бы никого использовать.
- Но Коля хочет тебя.
- Он сказал, что хочет тебя.
- Но он возбудился с твоей помощью.
- Ну, это голая физиология. Определенные движения возбуждают всех.
- Коля, ты Наташу хочешь?
- Ты как будто уступаешь мне его.
В Наташе пробудилась ревность. Коле захотелось поддержать ее.
- Наташа, ты мне тоже нравишься.
- Оооо, это похоже на признание. Тогда я согласна без презерватива.
Лена не сдержала уязвленного восхищения.
- Вот это отвага!
Коля замялся.
- Наташа, мне он уже самому нужен.
- Ты наверное решил, что с такой развратной девушкой, как я необходим презерватив?
- Нет, он нужен, чтобы Лена не обижалась, чтобы она не чувствовала себя чужой.
- О, сколько здесь обид развелось.
Наташа была утомлена.
- Опять у нас появились препятствия?
Лена  отозвалась.
- Мне кажется, препятствия создаю здесь я.
- Мне тоже так кажется.
- А мне кажется, Коля терпеливее  нас.
- Я бы сказала наоборот.
Лена обратилась к Коле.
- А тебе как кажется?
Коля  тоже  измучился.
- Ох, я уже боюсь кого-то обидеть. Давай, Наташа, без презерватива.
Наташа резко засмеялась.
- Ты, Коля, все время опаздываешь. Давай лучше Лену. Если успеешь
Лена подхватила предложение.
- Коля успеешь войти в меня?
- Попробую.
Коля, возбуждая себя на ходу, подполз к Лене. Та упала перед ним и расставила колени. Коля примкнул к ней, дернулся и   сделал пару движений, но Лена его оттолкнула от себя.
 - Не надо, что-то мне не по себе.
Наташа с любопытством следила за ними, разочарованно вздохнула.
- Ну, вот, а говорила, что это я обижаю всех. Коля, давай теперь в меня?
Коля насупился.
- Нет, мне не нравятся эти качели.
Лена выглядела обескуражено.
- Наташа, а ты не можешь меня еще раз поласкать?
- Нет, я как-то подзависла в своей однообразной  роли.
Лена вздохнула.
- Ладно, Коля, извини, попробуй еще раз.
Коля обреченно двинулся к ней, так же вошел и Лена его снова вытолкнула.
- Черт. Извини. Мне кажется, это похоже на изнасилование.
Все трое замолчали. Над ними светило солнце, которое не грело их. Лена задумалась.
 - Наташа, а мне тебя можно поласкать?
Наташа охотно откликнулась.
 - Можно, но пусть Коля закроет глаза.
Николай, не переспрашивая, тут же закрыл глаза, и Лена приблизилась к Наташе, коснулась губами ее лона. Наташа не успела ее принять, как  заметила, что Коля подглядывает. Это взбесило ее, она вскочила и ударила Колю ногой.
- Зачем ты подглядываешь? Мы мало открыты перед тобой?
Наташа разошлась, не справляясь со своими чувствами,  побежала прочь. Лена укоризненно посмотрела на Колю, усмехнулась.
- Тебе все же не хватило терпения.
- Мне кажется, что вы  меня используете. Что-то придумываете без меня.
Лена примирительно  приблизилась  к  Коле, положила руку на него.
- Кажется, мы можем продолжить без нее.
Коля был растерян, глядел в сторону убежавшей Наташи.
- Похоже, я влюбился в нее.
Лена холодно пожала плечами.
- Ну, тогда желаю вам удачи.
Она поднялась, принялась одеваться. Коля тоже стал натягивать на себя одежду.





5.

                Лодка

                Сценарий к\к фильма


Даша шла по берегу реки. Здесь уже не было людей, берег был запущен – кусты, камни, мусор. Вдалеке лежала  разбитая  лодка и Даша пошла к ней.
Уже подходя, она заметила шевеленье в лодке. Даша осторожно приблизилась. В ней лежала девушка, почти девочка. Она лежала почему-то голая. Даша  испугалась.
- Что случилось?
- Ничего. У меня купальник отняли.
- А что ты здесь лежишь?
- Ну, не могу я пойти без купальника.
- А кто отнял?
- Какие-то мужчины.
- Какие мужчины?
- Не знаю. Подплыли, когда я купалась и стащили.
- Зачем?
- Не знаю.
Берег был пустынен, девочка лежала, привыкшая к своему положению.  Вопросы ее злили.
- Отняли и …больше ничего?
- Ничего.
- А где они?
- Они не с этого пляжа.
- А ты  с этого?
- С этого.
- А где твое  место?
Девочка высунулась  из лодки, показала рукой.
- Вон там.
- А что там лежит? Я принесу твою одежду.
Девочка недовольно посмотрела  на  Дашу.
- Я не хочу одежду, я хочу купальник.
- Но у тебя его нету.
- Я никуда не пойду без купальника.
- Ты так можешь просидеть весь день.
Девочка пристально посмотрела на Дашу.
- Ну, у вас же есть купальник.
- Он мой.
- А можно у вас его попросить?
Дашу удивила настойчивость девочки.
- Странно, почему ты  не можешь без купальника, а я могу?
- Но,  я тоже могу без купальника. Сейчас же я без него.
- Я не хочу сидеть в лодке.
- Дайте мне ваш купальник.
- Это мой купальник. А тебе я могу принести твою одежду. Странная какая.
- Это вы у меня его стащили!
Девочка кричала,  и Даша стала  сожалеть, что подошла к ней.
- Как я стащила? Ты ж говорила, что мужчины.
- Это мой купальник.
Даша осмотрела себя.
- Может это просто похожие купальники?
- Может. Но теперь понятно, почему мне он нужен.
У Даши кончалось  терпение.
-  Я или ухожу сейчас, или ты говоришь, какая твоя одежда и я ее несу.
Девочка задумалась.
- Несите. Но принесите мне и свой купальник.
Дашу разобрало.
- Что-то ты много требуешь. Лежишь себе, комфортно так, заказываешь. А вот так тебе будет удобнее?
Даша схватила лодку и потащила ее к воде. Девочка привстала, наблюдая с испугом.
Лодка, оказавшись в воде, быстро намокла.
- Вот так! Теперь, надеюсь, тебе будет достаточно твоей одежды?
Девочка вскакивает, что-то быстро  показывает Даше, какую-то фотографию.
- А ты это видела? Вот это! Это твой мужик! Он ни кому не нужен! Урод! Ты спишь с уродом!
В руках девочки оказалось что-то тяжелое, она ударила Дашу по голове.
Даша очнулась, когда уже вечерело. Она лежала на берегу, купальника на ней не было. Лодка так же лежала в воде.  Злоба охватила  Дашу, она  схватилась за лодку, принялась вытаскивать ее из воды.
Девочка вернулась с  кипой вещей и в купальнике Даши. Берег, где она недавно лежала, был пуст. Она осмотрелась в поисках лодки. Ее тоже не было. Девушка крикнула.
- Женщина, я принесла вашу одежду.
Даша  бросилась на нее из кустов, в которых пряталась. Она быстро повалила девочку, отвесила ей несколько затрещин. Девочка  беспомощно  закрывалась  руками. Даша вырвала у нее одежду, стала  рвать свой купальник. Девочка не сопротивлялась.
Даша быстро успокоилась оделась. Девочка приподнялась.
- Вы порвали ваш купальник.
- Он мне не столь важен.
- А почему ты не взяла свою одежду?
- Я несла вашу.
Дашу зашла за кусты, вытащила оттуда лодку. Полуразвалившееся туловище ее поддавалось легко.
 - Вот твоя одежда, ложись. Это твой мужик, как я поняла.
Девочка хмуро смотрела на Дашу.
- Я согласна, чтобы вы принесли мне мою одежду.
Даша критически оглядела прикрывающуюся девочку.
 - Я думаю, ты не с этого пляжа. Я схожу за твоей одеждой.
Даша, не стала раздеваться, как была – в одежде, пошла в воду, поплыла на противоположный  берег.
Девочка в удивлении следила за ней.  Потом она встала, пожала плечами, прошептала.
- Непонятно, почему она решила, что я с того пляжа?
 Сгущались сумерки, девочка не спеша побрела обратно, туда, где лежала ее одежда.



      
6.


                Скворечник
 

                Сценарий к\к фильма


 Вера долго  наблюдала, как  Антон  устанавливает  скворечник. Он возился  высоко среди ветвей, не замечал ее. Она решила  его  окликнуть.
- Разве скворечник устанавливают осенью?
 - А когда надо?
- Надо летом, когда листва, чтобы птицы быстрее привыкли к нему. Листва шумит, напоминает им их голоса. Ну, или весной.
Антон уже устал и быстро спустился.
 - Ну, где я сейчас найду листву?
Вера задумалась, она не ожидала, что Антон, совсем не замечавший ее в классе, отзовется на ее предложение.
- А ты именно сегодня хочешь повесить?
- Именно сегодня.
- Я могу принести ленты, у меня их много. Это вместо листвы как будто.
- Неси.
К Вере редко прислушивались, поэтому она побежала за лентами быстро.
Так же быстро она развесила их на дереве, раскраснелась. Антон молча наблюдал. Вера спустилась. Разноцветные ленты нарядно трепетали. Антон хмуро глядел на тополь.
- Это только их отпугнет.
- Наоборот, привлечет внимание, позовет.
Вера чувствовала подъем.
Антон молча полез наверх, утягивая за собой палку с прибитым к ней скворечником. Ленты развевались, хлестали по его лицу, ползти было неудобно. Антон запутался, зашатался и  скворечник выпал у него.  Вера ойкнула, попыталась его поймать, схватила у самой земли. Когда Антон спустился, он не скрывал раздражения.
- Дерево на пугало стало похоже.
Вера всплеснула руками.
- Сейчас я их сниму.
Антон  уже не смотрел за тем, как Вера снимает ленты, тут же бросая их на землю.  Вера слезла. Дерево без них выглядело недоступным. Скворечник не разбился, но Антону было тягостно присутствие  здесь суетливой  одноклассницы. И Вера это почувствовала.
- Ты рассердился на меня, Антон?
- Да, нет.
- Ну я же вижу, рассердился. Нельзя с таким настроением что-то делать.
- При чем здесь настроение?
- Очень важно. Хорошее настроение делает все за тебя.
- Как оно за меня что-то сделает?
- А вот так.
Вера выхватила из кармана губную помаду и быстро провела ею по лицу Антона. Тот не успел увернуться, а Вера уже хохотала.
- Аааа…какой ты смешной!
Антон осторожно ощупал свое лицо, улыбнулся в ответ.
- Какой смешной?
- Очень!
Вера дышала восторженно и учащенно, словно сама была птицей. Антон приободрился. Ребята стояли рядом в вечереющем парке и им было светло. Далекие прохожие растворялись среди ветвей.
Послышался хруст  и к ним на тропинку вышел мужчина средних  лет. Он неприязненно  глянул на  Веру, злобно на Антона, скривился.
- Ты че, пидор?
Удивленно, качнув  головой, мужчина быстро пошел дальше. Антон сжался. Вера заклокотала.
- Сами вы пидор!
Ей показалось мало этого крика и она бросилась догонять мужчину, стала бить по нему руками. Мужчина едва успевал отбиваться.
- Ты че, дурра? Перестань. Остынь.
Он ее толкнул и к ним подлетел Антон. Холодея от страха, ударил мужчину, тут же упал, вскочил. Мужчина взвился, сгреб их в кучу.
- Все! Хватит! Хватит.
Ребята сидели на земле. Мужчина удрученно глядел на них.
- Что тут у вас происходит?
Говорила одна Вера.
- Мы скворечник прилаживаем.
- А накрасились чего?
- Чтобы веселее было.
- Логично. Ладно.
Мужчина собрался идти, но Вера поднялась  к нему.
- Можно вас накрасить, чтобы он не чувствовал себя пидором?
Антон глядел из подлобья, мужчина замялся, решился.
- Ладно, давай.
Вера живо рисовала на его лице своей помадой. Мужчина оставался напряженным, осторожно тронул свое лицо, улыбнулся чему-то и  пошел дальше. Вера вдохновлено глядела на Антона. Тот медленно поднялся с земли, уверенность вернулась к нему. Сумерки   оплели  парк.
- Ты можешь завтра прибить скворечник.
- Ну, да.
- Птицы точно прилетят.
- Да.
Их лица белели.
               



7.




                Полотенце
 
                Сценарий к\к фильма


Игорь стоял в  своем номере и  кричал. Из ванной слышался шум душа.
- Почему ты оставляешь свое полотенце на моей постели? Оно еще и мокрое. Ты же бегаешь, потеешь, вытираешься им. Это негигиенично.
Кирилл уменьшил поток воды, выглянул из душа.
- Замолчи,  когда ты говоришь – у меня  вода  плохо идет.
- ****ь!  Опять ты несешь ересь. Причем здесь вода? Ты оставляешь свое  полотенце у меня на кровати!
Кирилл вышел из душа, на нем был халат, подошел к Игорю, улыбнулся.
 - Нет  воды.  Ты не думаешь, что ты просто нравишься  моему полотенцу?
Игорь не хотел шутить
- Если оно кажется тебе слишком грязным, чтобы класть его на свою кровать, то мне – тем более.
Игорь разгорячился, кинул  полотенце  под  кровать  Кирилла. В душе зашумело, Кирилл бросился туда, вернулся
- Черт, вода пошла. Она грязная. Ты посмотри! Это из-за тебя.
- Я устал от твоей ереси. Если я тебя злю, смешу, не нравлюсь, давай разменяем комнату, будем жить отдельно.
Кирилл поманил Игоря в душ, включил  воду.
 - И все же – посмотри.
Игорю пришлось  подойти.
- Ну.
- Видишь, грязная.
- Причем здесь твое полотенце на моей кровати?
- О, совсем перестала течь.
- А какая она должна  быть от того, что ты швырнул полотенце на  мою кровать?
- Она просто должна  быть.
- Ты считаешь, что вода должна политься из душа потому, что ты  кидаешь свое полотенце на мою кровать?
- Последовательность порождает последовательность.
Игорь кипятился, едва сдерживался, чтобы не ударить Кирилла.
 - Так скажи, какая последовательность в том, что ты постоянно кладешь свое полотенце на мою кровать?
Кирилл, словно не замечал ярости Игоря.
- Извини, тут нет последовательности, …но ее отсутствие может задать другую последовательность, поскольку мир состоит из разных последовательностей.
Игорь  озадачился, замолчал.
- Зачем тебе это?
- Мне кажется, это нужно тебе.
- Мне? Но эта…
Игорь поперхнулся, продолжил.
- Но твоя  другая  последовательность вне моей судьбы, вне моей последовательности.
 Кирилла позабавило то, что Игорь начал играть на его поле.
- Да. Вне.
Парни  отошли от душа, подошли к полотенцу. Игорь заводился  уже на новых основаниях.
 - Хорошо, а если я буду перекладывать твое полотенце на твою кровать после того, как ты положишь его на мою ...ты не будешь против?
Настала очередь напрягаться  Кириллу,  ему  стало непросто найти брешь в логике Игоря.
- Но оно уже полежало на твоей.
- Но оно и раньше лежало.
- Раньше ты так не кипятился. Теперь это трудно упустить из виду.
У Игоря расширились глаза.
- Ты хочешь сказать -   от того, что я кипятился оно стало моим?
- Ну, что-то вроде.
Игорь полез под кровать Кирилла, достал полотенце.
- Ну,  оно ничего, вроде.
- Да,  мне нравилось.
- И мне.
Кирилл присмотрелся к своему полотенцу.
- Ты им уже вытирался?
- Вытирался.
- А мне не говорил.
Игорь нехорошо улыбнулся.
- Ну, это тоже  - элемент судьбы.
- А что ж ты сейчас так завелся?
- Хотел узнать,  специально ли ты это делаешь или случайно.
- И что узнал?
Игорь мягко растягивал слова.
- Узнал, что специальноооо.
 - И  что это тебе дало?
- А то, что полотенце  стало  моим.
- И зачем оно тебе?
- Оно будет меня пачкать.
 - Зачем тебе это?
Кирилл озадачивался все больше.
- Это элемент судьбы, мне не придет в голову кидать грязное полотенце кому-либо.
Игорь опять стал резок. Кирилл возразил.
- Это потому что ты его испачкал.
- Если ты вытирался им, оно тебе оно казалось чистым.
В душе послышался шум воды, Игорь подошел,  заглянул в него.
- А вот вода пошла. Я сполоснусь?
- Я сам хочу сполоснуться.
- Тебе нечем вытираться.
- Я попрошу у  тебя   твое полотенце.
- Оно теперь мое.
Игорь  упрямился. Кирилл настаивал.
- Но оно тебе кажется грязным.
- Ну и что?
- А мне –  чистым.
Кирилл   заговорил резко.
- Ты готов  принять мою нечистоплотность? Да?
Игорь  оставался  спокоен.
- Я  готов принять свою последовательность, судьбу,  но не твою нечистоплотность. Хорошо, давай это будет нашим полотенцем. Для тебя оно будет чистым, для меня грязным.
- Но ты потеряешь свою последовательность.
- Да.
Кирилл говорил почти по слогам.
- А если ты потеряешь, значит, я для тебя буду гря-зным вме-сто по-ло-тенца.
- А тебе что  с этого?
- Мне не нравится, что ты переходишь на личности. Я не буду класть больше свое  полотенце на твою кровать.
Игорь стушевался, задумался.
- Т.е. оно теперь для тебя будет и чистым, и грязным.
- Да, но не одновременно.
Игорь глядел победно.
- Ты теперь не сторонник разных  последовательностей?
- Не сторонник.
- Значит, я тебя приучил.
Шум воды в душе снова прекратился.
 - Приучил не спорить. Воды опять нет.
- Это я ее перекрыл. Мне показалось, что ты моешься моей чистой водой.
- Я так и чувствовал, что ты связан с душем.
- Правильно чувствовал.
- Придурок.
Кирилл прошел в комнату, скинул с себя халат, поднял  полотенце, стал энергично  им вытираться. Игорь  брезгливо  следил  за  ним.




8.
 
                Туфли

                Сценарий   к/к фильма

Я никак не могу  одеть туфли. Как только я надеваю их, они говорят со мной человеческим голосом. Потом я иду в них и слушаю. Они странно себя ведут, говорят, что они – я, кричат, что я топчу их, что им больно, просят, чтобы я пожалела их.
Когда я их снимаю, а в городе странно без обуви, со мной начинают говорить мои ноги, они здороваются со мной, знакомятся, представляются мужчинами. Меня это пугает, и я не знаю, куда деваться, снова надеть туфли страшно. Как это? Пихать мужчин в себя, в свои туфли.
Может я  слишком  доверчивая? 
Если я не снимаю туфли, они злятся, проклинают меня, а потом ударяются в религию, славят бога. Тогда мне хорошо в них, я почти летаю, они несут меня. Потом мне трудно их снять. Это равносильно тому, чтобы проклясть себя, ввергнуть в тьму, потерять.
Поэтому я сплю в туфлях и сны мои светлы. Потом, когда просыпаюсь, они уже молчат и мне легко покинуть их. Их вчерашним свет становится моим дневным, мне легко, я порхаю.
Так продолжается до тех пор, пока мне не нужно выходить из дома. Тогда моя обувь становится порочной для меня…мужчинами. Как можно в мужчин опускать свои ноги?
Надо выбирать другие. Другие туфли молчат, каждая пара лоснится  своими боками, алчно ждет меня. Выходить надо и я ныряю в почти любые. Идти в них страшно.
Они хлюпают и чавкают. Но потом твердеют. Это тоже не особо приятно, ноги натираются быстро, идти  больнее. Однако, появляется ощущение вознесения , будто я иду не по улицам, а по горам. Это ощущение облегчает  боль  в  ногах, но кровь все равно появляется и это злит.
Приходиться присаживаться куда-нибудь, чтобы передохнуть. Туфли размякают, расползаются и тогда можно снова их надевать, чтобы успеть дойти до работы, пока они не затвердели. Но ступни превращаются в почти  лохмотья. Потом я смотрю на свои ступни и мне их жалко, жалко настолько, что я хочу пойти с работы в других туфлях.
Я ищу другие – строгие, не чавкающие, которые мягко зашнуруют мою израненные ноги. Обувь приходится заказывать по телефону. Это разорение. Надо их еще найти и на меня поглядывают косо на работе. Когда мне приносят новые туфли, я без жалости отбрасываю те, в которых пришла. Их распухшее, дряблое тело больше не обманет меня, не завлечет.
В новых туфлях поначалу идти легко, их борта мягко обхватывают, создается ощущение, что они обнимают  все ногу.
Это поддерживает, но затем делается  заметно, как шнуровка туфель захватывает все тело и поднимается к горлу. Становится страшно, хочется быстро стряхнуть с себя туфли и выбросить их.
Они лежат на асфальте неподвижные и вкрадчивые, бессильные. Может  показаться, что они больше не будут хватать меня за горло. Кажется, им можно поверить, тем более, что идти босиком я не хочу. Когда я их надеваю снова, они симулируют покорность и бессилие. Но вот я начинаю идти и чувствую, как они наливаются силой.
Приходиться быть внимательной, не дай бог, они опять охватят все тело. Это утомительно – идти и следить за своей обувью. Непонятно, куда идешь – то ли домой, то ли к своим туфлям. Когда следишь за своими туфлями глаза и тело напряжены, кажется, что не двигаешься, а стоишь на месте, но расслабляться опасно – твои туфли могут накинуться на тебя.
Эта напряженность не проходит бесследно, приходишь домой вымотанная. Между тобой и твоими новыми туфлями – пропасть, состоящая из недоверия и враждебности. Это очень неудобно, когда твои туфли враждебны тебе.
Тогда  мир вокруг кажется тебе непроходимым и плоским, как подошва. И наутро просыпаешься и чувствуешь себя на пустом стадионе, в центре. Кто-то наблюдает за тобой сверху, от  тебя что-то ждут, какого-то забега.
Единственное, что может в такой ситуации поддержать – еще одна пара обуви. Ты бросаешься к ней, как к последнему другу. Она теплая и приветливая, ждущая.
Надо торопиться и ты идешь на работу. Идешь уже не одна, вас двое – ты и твои туфли. Вам хорошо вместе, вы оплетаете друг друга.
Но в таком случае сложно идти своей дорогой. Тебе надо на работу, а твоим туфлям не надо. Чтобы идти на работу приходиться тянуть их в свою сторону, подавлять.
Они сначала  недоумевают, упираются, но ты тянешь их, и они сникают. Они сникают, и ты шлепаешь уже в бесчувственной обуви. От каждого твоего шага она разлетается, как брызги. Приходишь на работу, словно  босиком, словно шла в шлепанцах.
Зачем мне такая обувь, которую надо все  время догонять и которая уводить тебя от твоих дел. Ты начинаешь ждать чего-то определенного, чего-то более тяжелого и надежного. Избегая косых взглядов коллег, ты заказываешь еще пару. Денег остается совсем немного.
Стараешься, чтобы никто не увидел курьера, и примеряешь новую пару,  забившись в самый темный угол.
Выходишь в новых туфлях, защищенная от всего. Они высокие, с них страшно упасть. Когда в них идешь, кажется, что кого-то избиваешь ногами. Но они нечуткие. Мир вокруг тебя становится тише. Тебе  физически легче, но наступающая глухота тяготит.
Туфли кажутся  безмолвным космосом, в который ты вдеваешь свои ноги. Как ими потом двигать?  Не будешь же ты ногам раздвигать космос? Ради чего? Чтобы космоса было еще больше? 
Когда у тебя такие туфли, тебе некуда идти  кроме,  как в них. И даже, когда ты работаешь, ты тоже работаешь в  их сторону, уходя дальше от людей.
Надежные туфли – совсем не обувь, это другая планета. Надежный туфли – способ перелета туда, где никого нет, они – твоя ракета. Когда ты в них, ты никуда не идешь, ты умертвляешь все вокруг. Ты забываешь само движение. Ты становишься легче.
И ты понимаешь, в чем была ошибка. Ты искала слишком уходящие туфли.
Ты начинаешь искать  другие, приходящие. Они  должны  быть  агрессивны и направлены.
Ты быстро их  заказываешь, и тут же выходишь в них. Ты спешишь, они возвращают тебя на землю. Ты торопишься, чуть не падаешь, вываливаешься из них.
Ты видишь себя, неловкую, спотыкающуюся, ожидаемую на  земле. Ты выскользнула из  космического лифта и перед тобой  - земля. На земле хорошо, но память о невесомости осталась. Поэтому на  следующий день, тебе кажется, что ты идешь перевернутой – вниз головой.
Пустота двигает твоими туфлями,  твои ноги прикреплены где-то вверху, обуты в вакуум, засосаны им.
Ты видишь, как двигаются без тебя  твои другие туфли - под  головой, внизу.  Кто-то приходит на твою работу и ты не видишь, кто, ты бесплотна. Кто-то идет вместо тебя домой.
И наутро ты видишь ее, другую себя. Она идет уверенно, и у нее нет проблем с туфлями. Еще бы, ведь их выбрала ты! Ты видишь ее откуда-то из глубины своих прежних, надежных туфель.
Тебе скучно одной и значит, ты будешь затягивать ее, другую себя  к себе. Но это уже другая история.




9.





                Стакан
 
                Сценарий к\к фильма


Аня смотрела на Гришу настороженно. Разговор явно не клеился. Аня задирала Гришу, посмеивалась над ним и побаивалась его. Гриша был напряжен и негибок в ответах.
Опять повисла тишина, которую прервала Аня.
- Я слышала, ты умеешь стаканы  двигать взглядом. Правда?
Гриша усмехнулся.
- Тарковского насмотрелась? Почему именно стаканы?
- Все умеешь? Но у меня только стаканы, не люблю чашки, тарелки как-то спиритически. Стакан можешь?
Аня встала, поставила пустой стакан на стол. Гриша нахмурился.
- Он без чая.
- Я его пила недавно.
- Налей.
- Так тебе же тяжелей будет.
- Я не хочу двигать пустую посуду.
Аня манерно вытянула лицо.
- Ааааа…Эстет. А я не хочу наливать чай ради эксперимента, чтобы потом жить….как в лаборатории.
- Ты не понимаешь, в жизни должно быть все взаимосвязано.
- Поучи меня еще тут. У меня как раз взаимосвязано – не хочу и не наливаю. Ты ведь не чаю хочешь?
Гриша задумался.
- Давай нальем пополам. Ты нальешь половину и я  - половину.
- Слушай, что ты привязался? Я прошу двигать стакан, а не чай.
- Я и собираюсь  двигать стакан. Только прошу, чтобы он не был пустым. Если тебе хочется видеть его пустым, то пусть хотя бы только наполовину.
- Налей тогда себе сам.
Гриша повысил голос и заговорил с  учительскими интонациями.
- Чистота эксперимента, требует, чтобы это сделал ты.
Аня взъерошила  себе волосы.
- Знаешь, я знаю, что в магии  колдуну важно что-то взять от тебя. Я правильно понимаю?
- Смешно. Речь идет о небольшом удобстве. Чай ведь это – просто чай, не что-то твое, мне важно не быть смешным и только.
Гриша звучал неискренне.
Аня кивнула чему-то своему, подошла к кухонному шкафу.
- Хорошо, я выставлю кучу стаканов. В какой тебе из них налить чай? Или я  должна и стакан выбрать?
Гриша сосредотачивался.
- Ну, да. Мне достаточно, что я буду двигать стакан. Выбор мне помешает.
Аню что-то мучило. Она вынула несколько стаканов, поставила их на стол.
- Давай я выключу свет,  налью чай и ты начнешь двигать. Так мне не придется выбирать.
Гриша встревожился.
- А как ты будешь видеть, что я двигаю?
- Придумаем.
Аня выключила свет, налила чай в один из стаканов. Гриша щурился.
- Я не вижу, куда  двигать.
- Мне тебе и свет включить?
- Да!
Аня негодовала.
- Давай я буду сама тебя двигать? Руками! Тебя!
Гриша сжался.
- Зачем?
- Это тоже магия.
- Какая это магия?
- Ты думаешь, это не магия? Я же слабая, а ты вон какой большой. И чай мне не нужен.
Аня  взяла  стакан со стола, выплеснула из него чай, подошла к Грише, взялась за его стул.
Гриша выдохнул.
- Ладно, включи свет, я буду двигать стакан.
- О как! Чай не нужен?
- Не нужен.
Аня фыркнула, включила свет. Гриша сосредоточился.  Он напряжено смотрел на один из стаканов.  Аня снисходительно улыбалась.
Улыбка мгновенно слетела с ее лица, когда стакан сделал первое движение. У Ани перехватило дыхание. Она не могла видеть, как стакан медленно задвигался дальше -  выскочила из дома.
За дверями был теплая летняя ночь. Мирно стрекотали сверчки, сияла луна.  Но Ане было не до красот августа. Рыдания душили ее и сдерживать их не хотелось.





10.



                Стол

 
                Пьеса


Ира с Катей входят  в  просторную  гостиную. Ира  чем-то  обнадежена. Войдя, она теряется.
Посреди  гостиной  стоит большой стол, Ира озирается, удивлена, говорит.
-   На столе ничего нет.
Кате  странно  беспокойство  Иры.
-   Но может ничего и не было?
Ира почти кричит.
-  Нет! Что-то было!
Она бросается к столу, бьет его, двигает, ложится на него. Катя пытается успокоить Иру.
-  Ты его сломаешь.
-  Я добьюсь, чтобы на нем что-то было!
Катя усмехается.
-  Он тебе, что – скатерть-самобранка?
Ира мутно смотрит на нее.
-  Я ему тоже – не терпила безответная.
Ира мечется,  прыгает на стол и скользит по нему, открывает ящик в столе, выхватывает  ножи  и яростно ковыряет древесину  стола.
Катя беспокоится, что-то попало ей в глаз, она трет его, достает зеркало, смотрит.
Ира, смотри, какие у меня длинные ресницы!
Ира не  обращает  внимания  на  Катю. Она вскакивает на стол, расправляет над ним свою  длинную, широкую юбку, в которую одета и глубоко приседает, накрывая стол юбкой. Ира  приподнимает юбку,  осматривает стол, надеясь увидеть что-то на нем, спрыгивает со стола.
 - Ничего нет.
Ира достает из-под кофты фотографии.
-  Смотри, есть еще стол.  Я фотографировала его. Вот он.
-  И что тебе дают эти фотографии.
-  Есть еще фотографии, на них я лежу голая на этом столе. Вот они.
Катя рассматривает фотографии.
-  Ты  про это говоришь – что-то было?
-  Не про это. Если бы на столе ничего не было, я бы не лежала на нём.
-  По -моему, наоборот, ты лежишь  потому, что на нем ничего нет.
-  Ты думаешь, я -  дура? Я буду лежать на столе, когда  на нем ничего нет?
Ира удивлена.
-  А что на нем должно быть, чтобы ты лежала?
Ира  мучительно  подыскивает  ответ.
-   Мммм..например – время.
Ира  смотрит на стол.
-   А сейчас время не лежит?
-  Сейчас  - нет.
-   А что должно быть, чтобы лежало?
-   Ну, не знаю, ложись ты.
-   Голая?
-   Нет, не надо, просто ложись.
Катя осторожно забирается на стол, ложится.  Ира напряженно  и  подозрительно  смотрит на Катю.
-   Ты ничего не чувствуешь.
-   Я чувствую стол.
-   И все?
-   Все.
Ира ожесточается, хватается за стол, двигает его вместе с Катей.
-  Время пошло?
-  Ира, время идет и так, без твоих усилий.
-  Но оно не лежит на столе. На нем  - только ты.
Катя привстает.
 -  Да и раньше не лежало.
-   Раньше лежало – я же фотографировалась.
Катя задумывается.
-  А кто тебя фотографировал?
-  Не важно.
Катя пытливо глядит на Иру.
-  Может, ты не время ищешь, а фотографа?
Катя   предлагает.
-  Давай, я тебя пофотографирую.
-  Раздеваться?
-  Давай.
-  Ты сможешь  вытащить  время наружу?
-  Я не очень понимаю, о чем ты, но попробую.
Катя уходит за фотоаппаратом, Ира раздевается. Ей неловко неодетой. Катя возвращается с Полароидом.
 -  Как мне  фотографировать?
-   Так, чтобы я пропадала.
Катя  недоуменно пожимает плечами, начинает фотографировать. Ира наблюдает за ней, вертится на столе, смотрит подозрительно. Катя  фотографирует, снимки падают на пол.
-  Ты не то фотографируешь, ты фотографируешь другой стол.
-  Какой другой стол?
Ира озирается, показывает вглубь гостиной.
 -  Вон тот.
-   Но там нет стола.
-  Ты его фотографируешь и он скоро появится. Иди, ложись на него.
-  Куда?
Ира спускается со стола, подходит к Кате, хватает ее за волосы, тянет вниз.
-  Ты что- то говорила про свои ресницы, я хочу, чтобы они стали еще длиннее.
Кате больно, она извивается, хватает Иру за руки, отталкивает ее. Катя наклоняется, хвата с пола фотографии Иры.
-  Перестань! Смотри, на фотографиях только твоя  спина, но я снимала тебя все время спереди. Посмотри!
Ира останавливается, разглядывает фотографии.
 -  Действительно странно.
Он всматривается в Катю.
-  Ты сама стол! Наклоняйся!
Катя теряется, но Ира нагибает ее и забирается к ней на спину.
 -  Двигайся!
Ира продолжает командовать и Катя начинает ходить с Ирой на спине.
-  Быстрее! 
Катя двигается быстрее, Ира валится с нее. Катя боится выпрямиться, Ира дышит так тяжело, будто она устала, смотрит торжественно на Иру.
-  Теперь ты поняла, что такое – быть на столе?
Катя выпрямляется, полная недоумения.
 -  Это кто был на столе? Я?
-  Ты.
Голос Иры простодушен. Катя озадачена.
-  Это  как?
Ира не спешит вставать.
- Дай мне свою одежду.
-  Зачем?
- Дай, ты сейчас поймешь.
Катя недоуменно раздевается, передает одежду лежащей Ире. Ира одевается, не вставая с пола. Катя тягостны выдумки Иры. Однако, та ликует.
-  Теперь ты поняла?
-  Что?!
-  Что ты на столе.
-  Но я никакого времени не чувствую.
-  Это не сразу, это потом.
Катя смотрит недоуменно на Иру.
-  А ты где?
Ира продолжает лежать на полу.
-  А я – твой фотограф.
Кажется Катя что- то понимает.
-  Так и стол это и есть фотограф?
-  Да!
- А что будет дальше, ты же не будешь все время здесь лежать?
-  Важно себя видеть все время на столе, тогда ты -  время.
Досада не покидает Катю.
-  Но если я не хотела никакого времени?
Ире спокойно.
-  Ты его хотело потому, что оно хочет тебя.

               



11.


                Доля


                Сценарий к\к фильма


Олег встретил Лену после  уроков, таинственно поблескивая  глазами.
- Смотри, что у меня есть.
Он засунул руку за пазуху и вынул оттуда мертвого воробья. Лена ахнула.
- Наверное, от холода умер.
- Наверное, но может не умер, может просто впал в шоковое состояние.
- И что делать?
- Давай положим его на рельсы. Может быть нужен встречный шок, чтобы его вывести из неподвижности.
На рельсах воробей лежал, словно в операционной. Лена беспокоилась, пар шел из ее взволнованного рта. Олег наблюдал сосредоточенно.
- А ты успеешь его перед поездом выхватить.
- Успею.
- Смотри едет. Хватай.
Олег глядел на приближающийся поезд и когда тот  подрос в глазах, бросился к нему навстречу и выхватил птицу с рельс. Машинист отчаянно засигналил, и ребята сыпанули с насыпи.
Они отбежали недалеко. Лена остановила Олега.
- Покажи.
- Не помогло.
- Давай его в ботинки мне положим, там тепло, похоже на гнездо.
Олег с сомнением посмотрел на Лену.
- Ну, давай.
Лена сняла ботинок и Олег вложил туда птицу.
- Давай отойдем, чтобы не испугать его.
Лена запрыгала на одной ноге в сторону, Олег поддерживал ее. Они некоторое время наблюдали за ботинком в отдалении. Олег задумался.
- Наверное там стало холодно, давай другой ботинок.
Лена вздохнула, но ботинок сняла, отдала Олегу.
 - Принеси мне тот.
- Конечно.
Олег подошел к птице, вынул его из одного ботинка и переложил в другой. Лена поежилась. Сергей вернулся, протянул ей обувь.
- Одевай.
Лена быстро сунула ногу в свой ботинок. Олег поинтересовался.
- Холодно?
- Не очень.
Они стали смотреть дальше. Лена хихихкнула.
- Ты переставил немного ботинки, получилось, будто он шагает в моих ботинках.
- Не. Ничего не происходит.
- Олег, у меня ноги замерзли.
- Пойдем.
Они шли вдоль  еще не замерзшей реки, Снег, лежал не крупно, не таял. Олег остановился.
- Давай положим его  в эту коробку, пустим по воде – вдруг движение его расшевелит.
- Давай.
Олег аккуратно положил птицу в коробку, пустил по реке. Лена взяла  тонкую, длинную палку и ребята пошли по течению, сопровождая плывущую коробку. Палкой Лена придерживала коробку, чтобы та не отплывала. Олег нахмурился, взял палку из рук Лены, подтолкнул коробку к берегу.
- Не шевелится.
- Давай  бить по воде, рисовать магические знаки, посылать ему сигналы?
- Давай.
Били по воде руками они не долго, пальцы быстро озябли. Олег сжал в кулаке их,  грея, Лена дула на них своим теплом. Олег был готов принять случившееся.
- Наверное, совсем умер. В самом деле.
Оля насупилась.
- Давай его вниз головой повесим.
- Зачем?
- У него может появится  чувство протеста.
Птица висела  на толстой нити привязанная к ветке, чуть покачивалась. Оля вздохнула.
- Ничего не выходит.
- Да. Давай по домам.
- Нет! Так нельзя!
Этот крик напугал Олега,  он вжал голову в плечи.
- Что нельзя?
- Так нельзя расходиться.
Оля почти плакала.
- Давай я сама вниз головой повишу.
- А что это даст?
Олег говорил тихо, Оля металась.
- Мне будет не так плохо.
- Надо веревку найти.
Оля висела, привязанная к той же ветке, что и птица, придерживая юбку руками. Кровь приливала к ее голове, Олег внимательно смотрел на нее.
 - Хватит? Стало легче?
Оля только кивнула.
Они сидели возле дерева, и Оле было  неудобно предложить расходиться.
- Тебе холодно?
 Оля кивнула.
- Я буду стучаться с разбега о дерево.
Оля с интересом подняла голову.
- Почему?
Олег невнятно замычал, слова нашлись позже.
- Чтобы не замерзнуть.
- Тебе?
- Вообще.
Заметив, что Лена не смотрит на него, Олег начал разбегаться дальше и ударяться сильнее. Громкие звуки ударов тела о дерево встревожили Лену, глаза ее разгорелись. Олег вскрикнул и сел на землю. Лена подбежала к нему.
- Руку поранил.
- Где?
- Вот.
- Ооо… Зажми  рану.
Лена приобняла  Олега, посмотрела вверх.
- Смотри, из дерева тоже что-то течет.
- Даа…у нас получилось вызвать отклик хоть у чего-то.
- Получилось…у тебя.
Сумерки наступили быстро. Олега  смущало то, что Лена  грустила, было неловко.
 - Ну, я пошел?
Лена вздрогнула, словно до этого не замечала Олега.
- А? Ага.
Олег мешковато повернулся, пошел прочь, Но Лена его окликнула.
 - Олег.
-  Что? 
- Подними руку.
- Зачем?
- Ну как там у тебя рана….
- Подойти?
- Не надо. Просто покажи.
Олег  вытянул руку.
- Видно?
- Не очень.
- Да, нормально все.
- Слушай, мне неудобно, но….
- Говори.
- Давай я попробую попасть тебе в руку.
- Зачем?
- Вероятность мала…рулетка…я промахнусь.
- Хм…Попробуй.
Лена быстро нашла камень.
 - Не шевелись.
Олег чуть опустил руку, Лена размахнулась и камень угодил в ладонь. Олег вскрикнул.
- А….черт!
- А? Попала?
Лена подбежала взволнованная.
- Покажи.
- Вот, кровь опять потекла.
- Я не думала, что попаду.
- Попала.
- Не очень больно.
- Не очень.
Олег удивленно глядел на Лену. Настроение девочки переменилось, глаза сияли.
- Дойдешь до дома?
- Дойду.
- Ну, до завтра.
- Давай.
Лена шла легко, воодушевление вернулось к ней, будто не было целого дня нелепых скитаний. Недоумение не отпускало Олега.






12.


                Труба
 

                Сценарий к\к фильма


Ира и Катя стоят возле большой бетонной трубы. Труба широкая и длинная, почти в их рост. Ира волнуется, Катя скучает.
Ира, -   Смотри. 
Она набирает побольше воздуха и  забегает в трубу, пробегает ее, выбегает с другой стороны, возвращается к Кате.
Ира,  -   Красиво я пробежала?
Катя, -   Ну, мне же не видно было.
Ира, -  Хорошо. Я изменилась? До того, как вбежала и после?
Катя, -  Не знаю. Давай еще…..Трудно сказать. А ты хочешь измениться?
Ира,  - Я хочу быть видимой тогда, когда я невидима.
Катя,  -  А зачем тебе быть измененной?
Ира,  - Это доказательство моего усилия быть видимой, когда  я невидима. Ты беги вместе со мной, но снаружи. Так ты будешь лучше видеть мою невидимость. Ну, как?
Катя неохотно соглашается. Ира взвинчена, вбегает в трубу. Катя обреченно бежит рядом. Они встречаются возле другого конца трубы. Ира  тяжело дышит, ждет ответа.
Катя,  - Стало хуже. Я теперь увидела только трубу. И она ничуть не изменилась от того, что ты в ней пробежалась.
Ира, -   Не надо смотреть на трубу. Надо смотреть на меня, представлять меня.
Катя, -   Это трудно.
Ира, -   Почему?
Катя, -   Потому что труба заметнее тебя.
Ира, -   Просто ты  слишком  снаружи. Или не видишь моего движения.
Катя, -   А зачем ты  ради  движения  в трубу лезешь?
Ира, -   Как грубо. Я не лезу. Мне нужен партнер.
Катя, -  А почему труба  -  партнер?
Ира возмущена. Катя понемногу заводится.
Ира, -   Ты можешь смотреть не снаружи? Не труба партнер, а его отсутствие -  партнер.
Катя, -   То есть, когда я бегу снаружи трубы рядом с тобой – я отсутствие твоего партнера?
Ира, -    Давай так. Ты – отсутствие моего партнера тогда, когда встречаешь меня выбегающей из трубы.
Катя, -    А что мне делать?
Ира, -    Просто встречать.
Ира бежит к другому концу трубы. Катя остается ее ждать, она злится. Ира забегает в трубу, слышен ее топот, она выбегает к Кате. Катя делает шаг в сторону, пропуская Иру. Ира раздосадована.
Ира, -   Ты почему отошла?
Катя, -   Мне показалось, так как-то продолжительнее.
Ира, -   Я хотела  не продолжительности, а  встречи.
Катя, -    Ты ж сказала, что я – отсутствие.
Ира, -   Но все равно – партнер. Давай еще раз, только не отходи.
Они идут вместе к концу трубы. Ира волнуется. Катя подавлена. Ира забегает в трубу, Катя ожесточенно бежит рядом, снаружи. Ира выбегает, сталкивается с Катей, ждет ответа, вглядывается в Катю с беспокойством.
Ира, -     Мне кажется,  мой партнер устал.
Катя, -    А мне – что ты как-то помялась.
Ира,  -    Ты наконец заметила, как я бегу?
Катя мстительно,  -    Заметила. Но постфактум. Вот ты бегала, бегала и я, наконец, увидела твои изменения.
Ира,  -     Значит, ты не меня заметила, а  время  моего бега.
Катя вздыхает.
Катя, -    Труба все время мешает.
Ира, -    Отсутствие  партнера   все  время  мешает. Мешает еще и нехватка  пристальности.
Катя,  -     Так почему бы тебе не найти партнера, вместо трубы.
Ира, -   Я  думала ты мне поможешь.
Катя, -    Я тебе помогаю, но все что-то не так.
Ира, -    Ты  должна  быть ближе ко мне, чтобы меня почувствовать.
Катя, -    Ты сама выбрала трубу, а не что-то тебе близкое.
Ира досадливо, -    Я не выбирала. Труба  это мое время без партнера. Ты можешь увидеть не трубу, а время?
Катя, -     Но это твое время? Как я могу его увидеть?
Ира, -     Хорошо. Пусть это будет твоим временем. А я попытаюсь его увидеть. Теперь беги ты.
Катя хмурится, но идет к концу трубы, нагибается, бежит внутри нее. Ира нагибается, хватает кусок камня,  бежит снаружи, рисует камнем на трубе линию. Катя выбегает, она  оживилась.
Катя, -   Ну как,  увидела?
Ира показывает ей линию.
Ира, -     Вот оно какое.
Катя  придирчиво идет  вдоль  линии, останавливается. Ира семенит за ней.
Катя,  -   Это всего лишь линия.
Ира, -    А ты собери ее в точку.
Катя вздыхает, хмуриться, но снова идет вдоль линии обратно, останавливается, задумывается.
Катя, -    Ну. Хорошо, она мне нравится.
Ира ревниво,  -   То есть ты не видишь себя помятой?
Катя воодушевляется, -   Нет…. Наоборот даже.
Ира с досадой,  -   Видишь, как люди по-разному используют отсутствие  партнера. Кто-то делает это отсутствие своим выражением, кто-то наоборот, видит, что это  - чужое выражение.
Катя резко, -   Ты хочешь, чтобы я твою помятость увидела, как свою помятость?
Ира обреченно, - Ты как видела только трубу, так и видишь только ее.
Катя нервно, - Почему же? Я вижу совсем другое. Я вижу, что я  - в порядке, а ты – не в порядке.
Ира понуро, - Ладно, пойдем. Просто у тебя нет времени.
Катя  радостно, - И поэтому у меня нет отсутствия партнера. 
Они идут вдоль трубы обратно, откуда начинали.
Ира улыбается, - Мне все равно с тобой понравилось.
Катя  неуверенно, - Да, со мной всем хорошо.   




13.





                Тапки
 
 
                Сценарий к\к фильма

Игорь проснулся, полежал недолго, быстро поднялся и привычным движением ног стал нашаривать тапки. Тапки не нашаривались.
Игорь удивленно поглядел под кровать, поднял глаза на проходящую мимо Ксюшу и понял – его тапки были на ней.
Ксюша поймала недоумевающий  взгляд Игоря и быстро парировала.
- Я теперь буду носить  твои тапки.
Игорь задохнулся от возмущения.
- Как ты можешь надевать мои тапки?
Он повертел головой в поисках аргументов.
 - Это, это -  насилие…
Аргументов не хватало. Игорь выдохнул
- Насилие над ними.
Ксюша быстро обиделась
- Я насильница?
- Когда надеваешь мои тапки.
- Ну и ты насильник, когда на мне.
Игорь криво усмехнулся.
- У тебя смешные аналогии. 
Он лег обратно на кровать, устав от спора, но обида поднималась в нем.
- И ты  обычно же сама хочешь.
- Тапки тоже меня хотят.
В комнате повисла неловкая тишина. Игорь снова поднялся.
- Ксюша, ты чем-то недовольна?
- Я?! Всем довольна и тапки довольны мной.
Игорь старался говорить мягко.
- Но я не хочу, чтобы ты их надевала!
Ксюша стояла на своем.
 - Мой папа тоже не хочет, чтобы я была с тобой.
Игорь начал уставать.
-  Опять у тебя смешные аналогии.
 - Ты уже не против?
Ксюша показывала, как хорошо смотрятся на ней его  тапки. Игорь решил не спорить, тем более, что день уже не задался.
Вечером он обнаружил у кровати новые тапки. Игорь дождался Ксюшу.
- Это не мои тапки.
- Нет твои. Новые. Мне так приятнее.
Игорь молчал, молча схвати тапки и быстро их разорвал, чтобы унять нахлынувшее раздражение. Ксюша была обескуражена.
-  Ты их порвал?
-  Это от ревности.
-  Я все равно буду носить твои дальше.
Игорю  не хотелось выяснять отношения.
Вечером следующего дня новые тапки снова стояли перед кроватью. Игорь сделал вид, что ничего не заметил. Утром его разбудил возмущенный возглас Ксюши.
- А где  тапки?
Игорь ответил, не вставая.
- Я их выкинул.
Ксюша азартно повернулась к нему.
-  Ты будешь ходить босиком или новые купишь?
-  Буду босиком.
-  Это негигиенично, покупай новые. Мне надоело тебе покупать.
Игорь молчал. Ксюша решила, что разговор закончен и попыталась надеть тапки Игоря – нога не пролезала. Ксюша нагнулась.
- Что ты туда засунул?
- Я их зашил.
Игорь свесился  с кровати, с интересом наблюдая за стараниями Ксюши.
- А как их носить?
- У меня бы получилось.
Ксюша повернулась к Игорю.
- Я тебе тоже не отдамся.
- Что за дебильные аналогии!
Игорь резко поднялся и быстро  порвал зашитые  тапки. Лег обратно. Ксюша  загрустила
Вечером у кровати Ксюша зашивала тапки, вздохнула.
  - Ты их сильно порвал, их не зашить.
Игорь взревел, вскочил, схватил Ксюшу на руки и быстро понес к дверям. Он легко открыл их и вынес Ксюшу на площадку, Ксюша ойкнула, но быстро пришла в себя, дернула Игоря за пижаму.
- Надень мои тапки. Там грязно.
Игорь обернулся. Тапки Ксюши стояли у дверей, давно не нужные никому.
- Мне они тесные.
Ксюша лукаво улыбнулась.
-  Зато ты милый в них.
Они гуляли на улице недолго. Игорю было неудобно в тапках  Ксюши. Ранняя осень тоже не располагала к прогулкам. Ксюша тянула руки. 
Игорь быстро  вернулся, поставил Ксюша на пол прихожей. Ксюша удрученно глядела на свои тапки.
-  Ты их запачкал.
Игорь чувствовал себя уставшим.
- Я  тебе  куплю  новые. 
Следующим вечером у кровати стояли две пары женских тапок. Ксюша вошла,  с улыбкой села на кровать.
- Купил  две пары? Значит, ты во мне уже  не нуждаешься.
- Одни, вместо запачканных, другие на всякий случай.
Ксюша задумчиво резюмировала.
- Одни для меня, другие для  другой.
Игорь лежал на кровати, он с трудом понимал мотивы поведения жены, говорил осторожно.
-  Но жить мы будем вместе.
Ксюша задорно подхватила
-  Конечно.
Она вышла из комнаты и вернулась, рассыпав ворох тапок. Игорь, недоумевая, поднялся.
-  Ну,ты даешь. А почему одни женские?
Ксюша загадочно зажмурилась.
- Ну, ты хотел женские купить. Откуда я знаю, какие тебе понравятся?
Игорь не понял, сколько времени он спал. Ксюша разбудила его, трясла за плечо.
- Пойдем.
- Куда?
- Пойдем.
Ксюша продолжала улыбаться, и Игорь догадался, что она зовет его на улицу. Он поднялся, стараясь  не показать недовольства. Они пошли к дверям.
За дверями  стояли тапки. Женские. Много.
Тапки были разложены по лестнице подъезда и вели на улицу.
На улице тоже лежали тапки.
Игорь гулял с Ксюшей, ступая по ним.
Ксюша блаженно жмурилась. Игоря  забавляла придумка жены.
Вечером следующего дня у кровати стояли опять новые тапки.
Две пары. Мужские.
Ксюша вошла в спальню, предвкушая продолжение семейной тяжбы, задохнулась от радости.
- Мужские? Мне?
Игорь кивнул со спокойным достоинством.
Ксюша бросилась целовать мужа.




14.



                Стул

                Сценарий к\к фильма


Маша и Николай входят в прихожую.
Маша, – Я только недавно въехала, еще не привыкла тут. Да и не хочу привыкать.
Николай, - Новое это всегда интересно.
Маша мешкает  в коридоре, не желая проходить в комнату. Смотрит на Николая с подозрением.
Маша, - Новое – это просто новое. Будет ли оно интересным – не сразу понятно.
Николай, разувается,  проходит  в  комнату.
Маша,  - Я не хочу, чтобы на  этих стульях кто-то сидел!
Николай слегка обескуражен, видит, что Маша осталась в коридоре, возвращается к ней.
- Ну, не хочешь, так не хочешь. А что ты здесь стоишь?
- Мы с тобой не о чем еще не договорились.
- А о чем нам надо договориться?
- О чем-нибудь, предмет не важен.
- Ты хочешь о стульях?
Маша отвечает не сразу и неуверенно.
- Дааа…
- А где  ты сидишь?
- Я не про себя, я про нас.
- Ага. Ты на них сидишь, но не хочешь, чтобы садился я?
Николай пытлив, Маша сконфужена, говорит тихо.
- Я еще раз говорю, речь не о тебе – о нас.
- А где мы будем сидеть?
- Не все так быстро.
- Я тороплюсь?
- Торопишься.
- Хорошо, мы постоим.
Николай терпеливо замолкает, Маша оживает.
- Не важно, что нельзя  сидеть. Дисфункциональность это - красиво.
- А на пол садиться можно?
- Лучше не надо.
- Может и стоять не стоит?
- Наверное.
Николай недоумевает.
- Ты хочешь, чтобы мы здесь были и нас не было? Играем в тайну?
- Ну, как-то так.
- Тогда может я пойду? Я не знаю твоих правил.
- Как ты пойдешь, если ты уже вошел?
- Я не знал о том, что у тебя такие сложности.
Маша обижена.
- Ты просто расслабился. Надо собраться.
- И что мы будем здесь делать?
Николай недоволен, пристально разглядывает Машу. Та  старается на него не глядеть.
- Мы будем пытаться  попасть сюда.
- Черт! Мы уже  здесь.
- Не злись. Нам надо появиться одновременно с этим местом. Как будто это не комната – а дерево. И мы смотрим, как оно растет.
- Маша, если ты хочешь зависнуть, ты выбрала какой-то не тот метод.
- Зависать это как-то невнятно. У тебя слэнг бездельника.
- Ага, мы  здесь будем трудиться. Может, просто пройдем в твою комнату?
Маша вздыхает.
- А что мы там будем делать?
- А что мы делаем здесь?
- Здесь  мы не входим в комнату.
- Мне что-то нехорошо.
- Ты меня уже ненавидишь?
- Ты этого добиваешься?
- То есть  я тебе уже не нравлюсь? Стоит мне не  дать тебе сесть на стул и я тебе уже не нравлюсь?
Маша заводится.Николай настойчив.
- А зачем мне не давать сесть на стул, тем более, что  стул есть?
- А ты не жалок?
Николай удивлен и обижен.
- А ты не сумасшедшая?
- Жалок - физическая категория, сумасшествие - абстрактная.
Маша становится жесткой.
- И что ты мне предлагаешь?
- А почему я тебе должна что-то предлагать?
- Ну,  ты мне все запрещаешь, должна что-то и предложить. Ведь я у тебя в гостях.
- Я тебе предлагаю не пялиться на  комнату.
- Мне и смотреть нельзя. А что делать?
- Смотреть можно. Лучше на дверь.
Николай задыхается от возмущения.
- Почему на дверь?
- Потому что ты скоро уйдешь в нее.
- Так может я  пойду уже сейчас?
- Погоди. Я хочу, чтобы ты вышел отсюда похожим на человека.
- А сейчас я на кого похож?
- А сейчас ты похож больше на мебель.
- На стул, наверное.
- Именно.
- И поэтому мне нельзя садится.
- Вот-вот.
Маша рада, что Николай начинает ее понимать.
- А если я постою немного в коридоре, я буду похож на человека?
- Надеюсь.
Николай вздыхает.
- И почему я тогда выйду в дверь?
- Не поняла.
- Ну, если, когда я похож на стул, я стою здесь. То, почему, когда я буду похож на человека, мне надо будет выйти?
- Потому что не зря простоял.
- Я тогда не выйду.
Николай садится на пол, Маша раздосадована.
- Ах, вот как.
- Да.
- Ну, это мы еще посмотрим. Почему ты на дверь не смотришь, я же просила?
Николай молчит, встает.
- Я лучше посмотрю на твою блузку.
- Это зачем?
- Она похожа на твои стулья.
- Это как?
- Так все тупо, что можно тупить еще больше. Вот так это.
Маша задумывается, Коля рассматривает ее блузку.
- Отвернись.
- Зачем?
- Ну, отвернись, прошу тебя.
Николай отворачивается, Маша снимает с себя блузку, одевает ее другой стороной.
- Все, поворачивайся.
- Зачем ты надела ее на изнанку?
- Чтобы  лучше отличаться от вещи, больше.
- Тогда я буду смотреть на твою кожу. Тупость не должна кончаться.
Николая качает.
- Я просила тебя смотреть на дверь.
- Не хочу.
Маша встает перед дверью, Николай поворачивается  за  ней.
- Все равно я смотрю на твою кожу.
- Ты так и будешь, словно привязанный ко мне?
- Ну, это ты меня ограничиваешь.
- Хорошо, иди, садись на стул.
Николай удивлен.
- О! Что-то изменилось?
- Изменилось.
- Что?
- Не важно.
- Я хочу знать, иначе я не сяду.
Маша толкает его к комнате. Николай устойчив.
- Мне кажется, ты склонна к насилию. И идиотизму.
Маша суетиться, открывает входную дверь, выходит, закрывает дверь. Николай стучится из коридора.
- Я ничего не понимаю, Маша. Что происходит? Что ты все время придумываешь?
Маша резко открывает дверь и ударяет Николай в лицо, тот хватает за щеку, отталкивает Машу рукой, пытается выйти.
- Ну, что я говорил? Я пойду.
- Погоди.
Маша задерживает Николая, ласково гладит его по голове. Николай остается недоверчив.
- Я пойду?
- Ударь меня. Я хочу, чтобы мы были в расчете.
- Ты дура, Маша или у тебя что-то случилось?
- Тебе не идет быть человеком, Коля. Если ты меня не ударишь, я ударю тебя туда, где у тебя болит.
Николай свирепеет, пытается вытолкнуть Машу и выйти, та упирается.
- Не убегай, я знаю, чего ты хотел, когда говорил про блузку. Смотри!
Маша расстегивает блузку, показывает грудь.
- Маша, ты точно ненормальная.
- Я  - чистая, а ты - грязный.
- Отпусти меня.
Николай мнется в коридоре, Маша наклоняется, расстегивает  на нем брюки. Николай вяло сопротивляется.
 - О, ты совсем не возбужден. Давай я тебе помогу.
Маша рукой пытается возбудить Колю. Коля смотрит на Машу со скепсисом.
 - Вот, видишь, ты  уже  не  хочешь  уйти.
Маша любуется на результат своих усилий. Николай сдерживается, старается сделать скучное лицо.
 - Мы так и будем стоять?
-  Если он у тебя упадет, мы разойдемся.
Маша разочарованно мычит. Николай застегивает  брюки.
- Коля, я не могу тебе все время помогать. Иди  отсюда.
Николай  свирепеет и бьет девушку по лицу. Маша ожесточается.
 - А вот сейчас я  тебя не просила об этом. Я звоню в полицию.
Николая не остановить и он рвет на ней юбку.
- Сообщи еще и о покушении на изнасилование.
Маша  прикрывает себя руками. Николай смеется. Маша любуется им.
- Вот таким  ты мне нравишься. Наконец-то ты похож на человека.
- Несовпадение в  приязни - бич времени, Маша.
Николай отстраняет Машу от двери, уходит. Маша улыбается, произошедшее позабавило ее. Она наконец входит в комнату, садится на стул.
Она устала.


 


15.


                Тореро
 
                Сценарий к\к фильма


Простая светлая комната гостиничного типа. Без избытков. На окне тонкие занавески, слышен крик чаек. В комнате щуплая девушка с приветливыми телодвижениями. Вместе с нею слегка скованный молодой человек, настроенный размяться.
Гриша оглядывает комнату. 
– Неплохо, но как-то пресно.
Глядит на Юлю, вздыхает. Юля делает вид, что не замечает скепсиса, улыбается ему, садится на кровать. Гриша садится рядом.
– Вы наверное с презервативом?
Юля кивает, Гриша сдерживает кислую гримасу, осторожно щупает Юлю.
- Какая вы…. дохлая.
Юле обидно, но она продолжает улыбаться.
 – Так брали бы Таню, она плотнее.
 – Это такая темная? Я бы с ней чувствовал себя женщиной.
Юля задумывается
 – Оля  -  средняя.
– Мне не надо состязаний. Выбрал тебя и выбрал. Чего путаться долго?
Они сидят на кровати, за окном светло. Полированый стол гладок. Вода в графине. Тонкий ковер на полу. Юля начинает беспокоиться.
- Ну я вас устраиваю или нет?
- Милочка…
- Юля.   
- Да, Юля. Я как-то тебя не вижу.
Гриша растопырив пальцы машет ими перед собой. Юля передергивает плечами. Ей надоело улыбаться.
- Так может вам зрение поправить, а потом сюда?
Гриша вздыхает.
- Может. Но дело не в зрении. В тебе нет ничего… особенного.
- В смысле – нет третьей груди или невъебенного пирсинга? Тату? Или еще чего?
Гриша удручено молчит.
- Если вы меня выбрали – значит  в других  еще меньше особенного.
- Наверное.
Они сидят дальше. Юля решается, делает неуверенное  движение к Грише.
- Так говорят тогда, когда есть проблемы.
Григорий чуть отстраняется.
- Предсказуемый ответ.
- Предсказуемый.
Гриша бесцеремонно разглядывает Юлю.
- Ну, ты же специалистка. Сделай что-нибудь.
Юле надоело поддакивать.
- Я женщина, продающая себя, как женщина. Я не клоун, продающий себя, как женщину.
Григорий сникает.
- Но это непрофессионально. И тебе будет в минус.
- Жаловаться будете?
- Могу.
- Ну хоть что-то можете.
- А это уже грубо.
- Работа у нас такая.
Гриша подхватывает на мотив песни.
- Работа у нас такая, жила бы страна родная…. Знаете, я не про клоунаду.  Про немного  фантазии. Понимаете? И можно было бы пойти мне навстречу. Видите, какая блеклая комната. Как все скользко. Я могу шторить вас не глядя, но и вы человек и я – человек. Почему бы нам не увидеть друг друга? 
- Но мы не собираемся жить вместе.
- Эк, как  вас укатало. Тут просить бессмысленно.
Гриша вертит головой, ищет, за что бы уцепиться, предлагает вдумчиво.
- Ну, хорошо, а если я тебя ударю?
- Я закричу и вас выкинут отсюда, больше не пустят, изобьют может.
Гриша улыбается.
- Мне нравится это может. А может я мазохист, может, я хочу, чтобы меня мучили.
Юля уж утомилась, пожимает плечами.
- Бейте.
Гриша взвивается.
- Знаешь, я с таким же успехом мог бы и подрочить. Бесплатно.
- Дрочите.
- А вот это уже  - не уважение. Я с тобой по-хорошему. 
- Я уже устала от вас. Трахаться не хотите, требуете чего-то непонятного. Сидели бы дома.
Гриша машет обреченно рукой.
- Ладно, раздевайся.
Юля поднимается, снимает с себя одежду. Гриша остается сидеть на кровати, тоже раздевается. Раздетый, он останавливает Юлю, когда та пытается сесть, поднимается  к ней.
- Одень презерватив. Надеюсь, это ты умеешь.
Он надавливает на плечи Юли, опускает ее на колени. Юля одевает презерватив. Гриша поднимает ее к себе, задирает ей ногу.
- Иди сюда.
- Может мы ляжем? 
- Нет, я хочу так. Мне так удобно. Ты не слишком против?
- Не слишком.
- Вот так. Так. Так. Тебе нравится?
Гриша надвигается на Юлю, попадает в нее, делает движения. У Юли болтается голова, лицо ее безрадостно. Она неуместно закрывает глаза.
- Нравится.
Гриша нащупывает нужный  ритм, воодушевление, раскачивается.
- Хорошо. Хорошо. Еще. Еще. Приятно?
- Приятно.
Юля слегка раскраснелась, подтянулась. Гриша устал, отпускает девушку. Садится.
- Фууууууу. Постой так. Ну, видишь, у меня нет проблем. Тебе понравилось?
Юля стоит. Ей неловко.
- Нормально.
Гриша опять скисает.
- Мда. Сервис, однако, не на высоте. Тебе мало платят?
- Нормально.
Девушка переминается на месте. Неожиданно Гриша вскакивает, хватает Юлю за горло, закрывает ей рот.
– Так не закричишь. Не успеешь.
Гриша трясет Юлю за голову. Юля ошеломлена. Гриша злорадствует.
– Видишь, как полезно договариваться с клиентом?
Получив еще одно удовольствие, он отпускает ее, следит, чтобы Юля не  закричала. Юля боится пошевелиться. Гриша  садится, держит Юлю за ногу, будто та может убежать. Разглагольствует.
– Иногда важно личное понимание. Ты меня понимаешь? Видишь, уже понимаешь. Я хотел по-человечески. А ты – сука. Ты меня позоришь. Понимаешь?  А почему было сразу не понять? Все из-под палки? Дрянь. Ты не достойна жить.
Юля напрягается, Гриша улыбается довольно.
– Ладно, ладно. Не бойся. Не удушу. Но если ты пикнешь – удушу. Стой. Как-то мы мало. 
Юля прокашливается.
– У вас есть еще полтора часа. 
– Оооо! Ну давай я подрачу тебе. Ничего?
– Ничего. 
Гриша по хозяйски вдевает свои пальцы в Юлю, водит ей там. Юля испугана, пытается угадать, что хочет Гриша.
– Хорошо. Вот так нормально? Нормально. Ага? Хорошо? Что-то ты не влажная совсем. Смочу?
Гриша смачивает пальцы, ведет себя  самоуверенно. Юля испуганно подчиняется.
– Похоже, не у меня проблемы с желанием, а у тебя. 
Гриша вынимает пальцы, смотрит на Юлю удрученно. Юля растерянна.
– Ну вы же не делаете ничего особенного.
Гриша вертит рукой вокруг себя.
– А, значит, для тебя это все привычно?
– Не  очень привычно. Но и не особенно.
– Тебе еще пожестче?
- Нет, мне и так жестковато. 
Гриша умолкает, обессилев.
- Ну, знаешь, я как умею. Я не выхожу за пределы?
- Нет.
- Хорошо.
Гриша по-прежнему сидит на кровати. Юля сесть боится. Гриша поднимает  голову.
- Я хочу тебя пошлепать. Лицо трогать не буду. Давай сюда.
Он встает, тянет к себе Юлю. Юля слегка упирается, но слушается. Гриша с размаху шлепает ее по заднице. Юлю отшатывает. Гриша идет за ней и  снова шлепает. Юлю толкает, она семенит под ударами. Гриша двигается за ней, размашисто ее бьет. Юля съеживается, взвизгивает. Кожа на ей краснеет.
- А теперь сюда иди. Сюда. Сюда. Оооо, похоже, тебе нравится.
Гриша утомляется, садится на кровать. Он не выпускает Юлину руку из своей, вздыхает с тоской.
- Но мне не нравится.
- Тогда зачем вы все это делаете?
- Ну нам надо как-то общаться. А ты ничего не умеешь.
Юля истерично оживляется. Ее голос становится жестче, резче, истеричнее.
- Хорошо. Наклоните голову.
Гриша с удивлением смотрит на Юлю, наклоняет свою голову. Юля проворно забирается ему на плечи, уткнувшись передом ему в лицо, держится за волосы, направляет Гришу к себе, вдавливает. Гриша поднимается, но Юлю держит на себе, повинуется.
- Хорошо? Лижите. Быстрее.
Юля мычит, дергает Гришу за голову на себя. Гриша удерживает Юлю у себя на плечах, погружает свой лицо в ее нутро, старается. Юля  торопливо пытается нащупать удовольствие, мычит, дергает Гришу из стороны в сторону. Гриша измождено валится вместе с Юлей  на кровать.
- Все, устал.
Юля откидывается с Гриши, приподнимается к нему.
- Вам понравилось?
Гриша с удивлением глядит на Юлю. Лицо у него мокрое, мягкое.
- Ну в этом что-то было.
Они улыбаются друг другу. Гриша  интересуется.
- У нас еще час?
- Час. Но вы можете доплатить.
- Могу. Если мы что-то придумаем. Будем думать?
 -   Я пытаюсь.
Гриша смотрит на Юлю недоверчиво.
- Как-то слабо. 
Юля предлагает неуверенно.
- Давайте, я вас пошлепаю.
- Ну, это уже  через чур.
Гриша напряженно думает, Юля с тревогой следит за ним. Лицо Гриши светлеет, он критично смотрит на Юлю встает, тянет ее за собой.
- Давай я тебя к окну подведу. Пусть люди посмотрят – кто у меня сегодня.
Юля упирается.
- У нас это не принято. И так проблемы с администрацией.
- Трусишь?
- А давайте я вас покажу – кто у меня?
Гриша хмыкает.
- Это не сделает тебя желанней.
- Вас сделает.
Гриша удивлен.
- Это кто кого заказал?
- Ну зачем нам проблемы с прохожими?
Юра обескуражено садится на кровать.
- Ну нет в тебе изюма. Нет!
- Вам наверное надо было искать эксклюзив.
- Оооооо! Какие мы слова знаем. Сделать можем мало, а слова знаем.
- Мы можем сделать, что надо, а где делают с изюмом – те места знать надо.
Гриша смотрит на Юлю критически.
- Думаешь, я плохой охотник?
Юля кивает утвердительно. Гриша мычит.
  -Ну нельзя так с мужчиной, нельзя. Что же такая скользкая, стандартная. Ведь я же не лох, не какой-то  гад. Я по-человечески хочу! Неужели все стерто?
Юля побито молчит. Гриша смотрит на нее скептически, протягивает ей  свою ногу.
- Грызи ноготь.
Юля ошарашена, подавляет отвращение, садится перед Гришей. Она оглядывается, словно за ними могут наблюдать, берет в рот его ногу, грызет ноготь. Гриша  довольно улыбается. Юля отгрызает ноготь,  выплевывает его осторожно, сидит неподвижно, сдерживая рвоту. Гриша наклоняется к ней.
 - Ну что ты? Неприятно?
Юля кивает, ей хочется плакать.
- Ну перестань! Хочешь я твой отгрызу.
Гриша, не дожидаясь приглашения, ползет к Юле и подносит ее  ногу ко рту. Юля вырывает, но Григорий удерживает ногу.
- Не бойся. Тебе за это ничего не будет.
Юля скована и неестественно вытянута, пока Гриша кусает ей ноготь. Он это делает осторожно и бережно, но Юля равнодушна к его стараниям. Гриша откусывает ноготь, смотрит с сожалением на Юлю, тянет ее к себе.
Гриша  тащит ее на кровать, кладет. Юля почти безвольна. Дыхание Григория  учащается, он заползает на Юлю, внимательно смотрит на нее. Начинает медленно двигаться. Юле тяжело. Гриша ласков с ней, однако зажатость девушки не проходит. Гриша бормочет
 -  Дорогая моя. Хорошая. Я тебе нравлюсь?
Юля  молчит, Гриша сжимает ее крепче.
– Не молчи. Вот теперь ты почти мокрая. Милая.
Юля тяжело и неохотно отзывается на его ласки.
– Славная, не молчи.
Гриша двигается быстрее, Юля подбирается, тянется ему навстречу. Гриша настойчиво стукается о девушку. Юля запускает ему ногти под кожу. Гриша сладко стонет, девушка начинает тоже активно двигаться. Они мычат уже оба, кажется, что два человека пытаются разбить друг друга. Грише приходиться сдерживать Юлю. Наконец, мычит и  валится на нее. Они лежат. Гриша приподнимается.
– Спасибо тебе. Я не вышел из своих границ времени?
– Нет.
Голос Юли прерывист, но по-прежнему холоден. Гриша встает с кровати, одевается, достает из брюк деньги.
– Вот  тебе – от меня лично.
– Не надо, вы не сделали ничего такого.
– Бери говорю!
– Спасибо.
Гриша  уходит, он поспешен, но Юля окликает его. В ее голосе звучит злость неудовлетвренности.
– Но я тоже хочу вам доплатить.
Гриша останавливается.
– За что? 
– Я  хочу еще.
Юля говорит как-то зловеще. Гриша  улыбается, но ежится.
– Но я уже устал.
– Я сама могу.
Гриша удивлен, он слышит угрозу, заворожен ею, приближается к кровати.
– Что ты можешь еще?
Юля тащит его к себе, расстегивает брюки, приспускает их и быстро вводит пальцы ему в зад.
 -  Вот так. Аххх.
Гриша недовольно дергается, но Юля крепко держит его, азартно дышит, вращает пальцами. Грише не хочется бороться, он отстраняется, ему неловко. Юля настойчива.
– Ооо, мне не нравится.
– Но я хочу. Я доплачу. 
Гриша сокрушенно смотрит на Юлю, на блеск ее глаз, на напряженное лицо,  зажатые в кулаке деньги, которые она тянет ему, соглашается.
– Ладно. Давай. Только никому.
Юля резко улыбается, второй рукой хватает его за член, интенсивно терзает мужскую плоть. Гриша морщится, охает, но терпит.
– Хорошо. Ммммм. Повернись. Ооооо. 
Юля не сдержанна, мычит, начинает мастурбировать себя. Гриша волнуется,  болезненно кривится, но не вырывается.
– Осторожнее, осторожнее.
– Не миндальничай. Шшшшш. Ххххххх. Мне надо догнаться. Ахххххх. Ааааааааа.
Юля кричит, валится на кровать, судороги охватывают ее тело. Гриша смотрит на нее с растерянной улыбкой. Он смущен, стеснительно улыбается, ему приятно видеть счастливую женщину, быть причиной ее счастья. Но неловкость посетила и его.
Юля приподнимается. Ей тоже не удобно, она извиняюще и благодарно смотрит на Гришу
– Спасибо, я кончила.
- Все?
- Да. Вам понравилось?
- Ну в этом что-то было.  Деньги я брать не буду.
Гриша решителен, но Юля настырнее. Она впихивает  деньги  ему в руку.
- Нет, нет, берите. Это уже для меня было. 
- Мне как-то неудобно.
В движениях Гриши появилось жеманство.
- Берите, говорю! 
Юля шипит. Гриша берет деньги, ему непросто уже уйти по быстрому.
- Слушай, мне прийти еще?
Юля смотрит  на него с насмешкой.
- Приходи. Тебе не было больно?
- Я приду не за этим. Просто – к тебе.
Юля хмурится, Гриша топчется рядом.
- Нет. Приходи только за этим. У нас же получилось что-то. 
Это не нравится Грише.
- Я думаю нам не надо повторяться.
- А я думаю – надо.
- Ну, тогда я не приду.
- Тогда не приходи.
Грише  не уйти, Юля пытливо наблюдает за ним.
- Или  я приду и уговорю тебя на что-то еще
- Попробуй.
Юля говорит с угрозой, Гриша обескуражен. Его охватывает неуверенность.
- Ты меня интригуешь.
- Я не специально. 
Но вот Гриша находится.
- Знаешь, я все же не приду.
Юля насмешлива. Грише хочется оставить последнее слово за собой. 
- Почему?
- Мы же не будем жить вместе?
- Ах, да!
Юле внезапно надоедает этикет. Ей душно от этого мнущегося  рядом человека. Гриша уже уходит. Ему легче
- Поддонок.
- Что ты сказала?
Гриша не расслышал, он возвращается. Но Юля слишком устала, она перегорела.
– Иди, иди.
- Но что ты сказала? 
- Все нормально.   
- Почему не сказать мне громче?
Юле трудно. Гриша снова рядом. Юля говорит не своим голосом.
- Я люблю тебя.
- Ааааа, спасибо. Это очень приятно. Ты невероятна!
Гриша почти счастлив, ему не терпится уйти. Он уходит и  не видит, как тяжело и ядовито смотрит Юля, он ее не слышит, когда за ним закрывается дверь.
- Свинья!   
Юле надо вставать, одеваться.

               



16.



                Дверь
 
 Сценарий к\к фильма


Катя стоит в прихожей  перед дверью, пошатывается, то улыбается, то пытается сосредоточиться. Плечом она прижимает телефон к уху, рукой тянется к двери, мажет пятерней воздух, растерянна, говорит сбивчиво. В трубке слышен сонный мужской голос. Катя говорит не уверенно.
 - Приезжай, мне двери не открыть. – Замок заело? – Нет. Мне до нее не дотянуться. – Это как?  - Никак! – А что ты делаешь?  – Тянусь.  – Ты что-то приняла? – Нет.  – Возможно у тебя что-то с головой. – Возможно. Возможно с дверью. – А как ты тянешься? Ты перед ней стоишь?  - Да. – А ты попробуй по стене дотянуться. Получается? – Она от меня ускользает. Мне не выйти!
Катя  открывает дверь, облегченно улыбается. Перед ней на площадке Андрей.
- Ну вот видишь открыла. Значит, что-то с тобой. – Это ты ее открыл. – Я только позвонил. – Я сама ее не могла открыть. – Ты меня пропустишь? – Ты, наверное, какой-то особенный. – Я обычный. Особенная ты. – Не называй меня так! 
Андрей поспешно    вталкивает Катя в коридор, закрывает за собой дверь. Катя  быстро взвинчивается. Андрей почти шепчет.
– Ты что орешь? - Не называй меня! Это жестоко. И не трогай меня! – Что с тобой, в конце концов? Тебе надо успокоиться. – Замолчи! Или я прибью тебя.
Вид у Кати беспощадный, взгляд ненавидящий. Андрей теряется. Они вдвоем  стоят в коридоре,  молчат. Андрей  начинает скучать. Катя улыбается. 
– Испугался? – Ну, так. Не знаю. – Ууууууу. И голос такой равнодушный. – Ну, как-то непонятно, что у тебя. – У меня ничего. – Ну, тогда я пошел? – А вдруг опять я не смогу ее открыть? – Я опять приеду. – Ага. Вот только, как ты ее открыл? – Открыла ее ты. – А зачем ты меня втолкнул? – Ты кричала.
Катя пытлива и оживлена, Андрей старается не разозлить ее.
- Аааааа. Кричала. Тебе понравилось? – Что? – Как я кричала. – Не очень. – Ты не галантен. -  Ну и ты не очень нормально себя ведешь -  Ты мне помог. – Помог. – А отрицаешь. Это ненормально. – Я тебя что-то не понимаю. Мне не уютно так. – И мне. Но ты мне помог. – Ладно,  я пошел. – Не зли меня. – Чего ты опять? – Не спеши. 
Катя волнуется, ей понятно, что Андрею  неудобно, но что делать дальше она не знает. Андрей  замечает ее неловкость, поглядывает  уже снисходительно. Наконец, не выдерживает,  берет инициативу в свои руки.
- Давай тогда пройдем. – Я не знаю как. – Я знаю. – Не ходи. – Чего? – Стой. Не шевелись. – У тебя змея, может? – Нет. Что-то должно появиться. – Появилось? – Шшшш. – Вот, вот. Я слышу, как от  тебя  отшелушивается  кожа. 
Катя воодушевлена, она прижимается к  Андрею, запускает медленно руку ему в штаны, достает оттуда член. Андрей сжимается,  мнется оторопело, пытается отвести руку Кати, но та держится  уверенно. Катя ведет Андрея  в комнату. Тот криво улыбается, иногда пробует освободиться.
– Господи. Ты сдурела. – Погоди. Не спеши. Ей больно.  – Что ты делаешь? – Спасаю твою. кожу. – Катя, это смешно. – Шшшшш.
Андрей криво улыбается, обречено стоит. 
– Интересные у тебя манеры.  – У тебя почти осень. – Очень интересно. А у тебя что?  - У меня зима. – Теперь понятнее.  – Но вот что ты делаешь, Катя?
Они ходят по комнате, Катя сжимает  в руке член, оглядывается. Ей кажется, что  она впервые видит свое жилище. Катя напряжена. Андрей чувствует себя польщенным и униженным одновременно.
– Я заполняю пустоту вокруг. – Может, надо было меня вначале спросить? – Я и так в контакте с тобой. – Как-то ты слишком. Что ты делаешь? – Не кричи. Я же сказала. Тебе так тоже лучше. – Мне не кажется, что мне лучше. – Кажется или не кажется – здесь мне. А тебе –  надо просто быть.
Андрею надоедает  невменяемое таинство. Он пытается остановиться, прекратить это    кружение по квартире. Но Катя убедительна.
– Не трогай меня. – Что ты дергаешься? – Ты объяснишь мне, в чем дело? – Я же говорю, мне мешал открыть дверь ужас. Я его сейчас преодолеваю. – Понял. А я здесь при чем? – Я могу повторить, что сказала. – У тебя все нормально? – У меня нет ничего. Понимаешь – ничего.  -  У  тебя  много вещей.  – У меня нет  ничего. – А это что? – Это тебе кажется. – Ты хочешь чего-то подлинного? – Я хочу просто – чего-то. – Но я, например, не чего-то.
Катя все так же держит Андрея, он уже не делает попыток вырваться. Ему интересно, что произошло с Катей. Катя  улыбается, она не знает, что делать дальше. Они молчат.
– Видишь, как гнетет?  - Да. А что это на тебя накатило?  – Ты смущаешься?  – Ну, как-то да. – Зато  ты прошел. – Интересно у тебя выходит с перемещениями. – Входить важно. – Я б не настаивал. А что мы дальше делаем? – Мы заполняем пустоту. – Она, наверное, все равно останется. – Она не останется. 
Андрею и приятно происходящее, и страшно, он чувствует себя оскорбительно,  ему жалко Катю.
– Наверное, тебе одиноко поэтому, что ты как-то грубо себя ведешь.  – Грубо это – вчера. – Все время это – вчера. – Нет. Время это, когда ты на меня смотришь. Почему ты не смотришь на меня? – Я тебя и так  чувствую.
Андрею важно, чтобы Катя сам отпустила его.
– Ты меня не чувствуешь. Это не я, это моя рука.  – У тебя хорошая рука. Она лучше, чем эти стены, этот дом. – Но она слишком тянется.
Андрея  злит эта тирада и он вырывается, заправляет член в штаны. Катя ходит за ним, по следам его волнения.
– Черт, Черт! Что ты делаешь?! Я чувствую себя пидорасом каким-то! – Да?  Мне кажется, наоборот, я помогаю тебе почувствовать себя невероятно мужественным. – То, что ты делаешь совсем не женственно. – Меня это тоже пугает. Мне  слишком  свободно. И меня нет в этой свободе. Меня надо в нее  столкнуть. И тогда все будет последовательно: двери будут открываться. Мне надо помочь со временем.
Андрей озадачен этим потоком информации. Он оглядывается. Катя бледно маячит перед ним. Теперь ее очередь выглядеть растерянно.
– Куда я тебя столкну?  Да и боюсь я тебя толкать. –  Ты не бойся. Ты меня столкнешь во вчера.
Скепсис на лице Андрея  усиливается. Катя пристально смотрит на него.
- Как это, столкнуть во вчера? -  Со мной  все так случилось потому, что вчера уже дверь не открывалась. А я не знала про это, не выходила никуда. И тебя не было. Теперь ты здесь. И, столкнув меня во вчера, я смогу дальше открывать дверь самостоятельно. Извини, что так сложно. Надеюсь, это понятно.
Андрей ошеломлен, Катя надеется на него. Андрей говорит с трудом, ему тяжело.
- Я понял, что ты хочешь сказать. Ты наверное зря думаешь, что я волшебник. Хотя обращаешься со мной, как с животным. – Я не думаю, что ты волшебник. Я думаю – ты можешь быть здесь. Я не могу, а ты можешь. А по животному веду себя здесь я. Извини, но это лучше, чем быть сумасшедшей.
Андрей  ехидно улыбается. Катя смотрит на него прямо.
- Ты мне хочешь квартиру подарить свою? – Квартира, она – снаружи. А мы  - внутри. Я говорю о том, что внутри. – Ты меня на какие-то болезненные споры вызываешь. И вообще, я устал стоять. – Я не знаю, как нам сесть. – Я понял. Лучше постоим. И как мы можем быть внутри, не будучи снаружи? – Вот поэтому я тебя и позвала. Ты можешь быть и там, и там. А меня нет ни там, ни там. Помоги.
Катя льнет к Андрею. И он начинает ее медленно понимать. Осторожно, словно боясь обжечься, он тянется к ней, начинает ее раздевать. Они молчат. Катя стоит перед Андреем раздетая. Она улыбается ему.
- Вот видишь, ты меня и столкнул во вчера.  – А что от себя сегодня осталось?  - От меня сегодня ты, вернее вот это.
Катя лезет снова Андрею в штаны, вынимает член. Андрей удивленно следит за ней, словно его мало, что здесь касается.
- Трудно поверить, что все это ради того, чтобы ты могла открывать дверь. – Я в этом не сомневаюсь. Теперь надо, чтобы встретились, я вчерашняя и я сегодняшняя.  – Мне как-то странно, что ты меня совсем не учитываешь. – Потому, что ты  снаружи. Ты сам об этом сказал. – Я кажется, начинаю понимать, что дело в двери. – Да? Я догадывалась, что понятливый.
Катя тянет Андрея  за член к себе,  он сопротивляется, насколько может.
- Погоди. Я все понял, что касается тебя. Но я не понял, что со мной.  – Ну ты же легко открываешь дверь. Что ты упираешься? – Я боюсь, что я тоже не смогу открыть ее.
Катя отпускает Андрея. Он не торопится заправиться.
- Ты меня боишься? Я перед тобой тут  голая, я тебе доверяю себя. А ты боишься?  - Я не тебя боюсь. Я как раз боюсь  - не тебя.
Катя в растерянности садится на стул. Андрей  заправляется.
- Какую ты не меня боишься? – Ту, которая не может открыть дверь.
Андрей говорит Кате четко, как будто он ее приговаривает к чему-то. Катя подавлена.
- Ты думаешь это я не могу открыть дверь? Что это именно  - я? – Нет, не именно ты, но ты именно. Тут важна очередность. Время это – неуловимое. Почувствуй.
Андрей вынимает член и начинает мастурбировать. Катя непонимающе смотрит на него, перехватывает его руку.
- Давай я. 
Андрей поднимает ее со стула, поворачивает к себе задом, вводит свой член в нее. Он сосредоточен, о чем-то думает, двигается энергично. Катя поначалу инертна, но постепенно начинает тоже двигаться. Андрей хмурится, останавливается. Катя тоже останавливается. Она обозлена.
- Ты куда? – Что значит куда? Это  - я! Я! А не  - куда!
Андрей тоже наливается злобой.
- Ты, ****ь? Это уже ты? Ну и оставайся собою!
Катя обеспокоена, она задерживает застегивающегося Андрея.
- Ты куда? Куда?
Андрей вырывается.
- Я  к себе! Ты -  к себе! А я  - к себе!
Катя застывает.
- Аж, ты ублюдок! Мерзкий пидор!
Для Андрея неожиданен  такой оборот. Он останавливается, приближает своё лицо к лицу Кати.
- Я – человек! А пидор – ты! У тебя даже двери не закрываются. Они не закрываются, а ты говоришь, что не можешь их открыть!
Катя хватает стул, быстро поднимает его и опускает на голову Андрея. Стул рассыпается. Андрей не  готов к этому. Он мычит от боли. Катя  так же приближает теперь к нему свое лицо.
- Ну, теперь ты понял, кто пидор? Рвань такая! Это ты не можешь ни открыть, ни закрыть дверь за собой!
Андрей стонет, идет к дверям, держится  за голову. Катя  насмешливо кричит ему из коридора.
- И закрывай за собой дверь! А для меня она – всегда открыта! Мудак!




17.




                Тлен

                Сценарий к\к фильма


Она шла по улице с ведром мусора и не знала, куда его деть. Выбрасывать не хотелось, ведь в нем было так много, о чем хотелось рассказать. Но встретить кого-нибудь, кому можно поведать о своем мусоре даже в большом городе непросто. И, может быть, как раз потому, что город большой.
Мимо проходили люди и некоторым было невозможно предложить посмотреть, что у нее в ведре, некоторые, словно заранее ее обходили, другие терялись, когда она к ним обращалась, мялись и спешили пройти дальше. Она по-разному обращалась к людям.
Она говорила: « Можно я вам покажу свой мусор?», она произносила: « Я бы хотела рассказать о себе», и протягивала ведро, У нее еще были слова: «Посмотрите, какой я была недавно".
Трудно удержать людей, предлагая себя на улице. Предложение слишком велико и невыносимо, чтобы его можно было принять походя. Если же ты предлагаешь свое прошлое это выглядит еще ужаснее.
Твое непрожитое время не может выглядеть по-иному, иначе, чем мусор. И печально видеть, когда в мусоре так много еще жизни. Это твое одиночество обживает мусор собой.
Но девушка не отчаивается, она надеется на то, что кто-то появится у нее сквозь ее мусор, придет к ней из ее прошлого. Она надеется на то, что сможет отделить себя от своего мусора, уйти от него, освободиться. Ей кажется, что можно сделать так, что ее мусор будет просто мусором, а не  ею - не будет пачкать ее.
Но для этого не надо торопиться от него избавиться. Ведь тогда ей будет нечем доказать то, что она была. А ей не хочется рождаться заново, ей хочется появляться из того, что уже было.
Ведь неизвестно, что будет выброшено в итоге, а что останется. Может то, что кажется нам вокруг незыблемым и вечным - тоже в скором будущем всего лишь мусор? И надо торопиться его выбрасывать, мусор.
Надо спешить принять его, наполнить собой, вернуть ему утраченное время. То, что пахнет не так, как умирает, а так, как живет и есть живоподобный мусор. Мусор с историей, с обликом, тот, кому не стыдно становиться прошлым. Ведь мусор тоже нуждается в человеке, как человек в боге.
И вот девушка рассыпает свое ведро перед очередным прохожим, почти молит его: «Понюхайте, как пахнет. Это поможет мне увидеть, как пахну я» Встреченный ею молодой человек игрив, но у него есть время и настроение, а это уж немало: « Вы не так плохо выглядите, чтобы так плохо пахнуть, как ваш мусор».
Но девушка не настроена принимать шутки: « Я не хочу выглядеть, я хочу глядеть. Вот смотрите - мои глаза. Эту чашку я разбила позавчера и у меня было плохое настроение: видите осколки еще хмурятся. А это вчера колготки почти новые неожиданно порвались. Их еще можно носить, но я надрываюсь -носить рваные вещи. Мне кажется, что я рвусь вслед за ними. А вот чайные пакетики, к ним все время все прилипает, но мне кажется они видят сны - так они крепко зажмуриваются. Это все - мои глаза, они не столь глядят, сколько могут касаться. Касания - их пища, их надо кормить, кормить и кормить руками».
Прохожему уже не до шуток, он неловко обходит ее, будто она - нечто неприятно разлитое прямо на тротуаре. Девушка видит, что ее обращения уходят впустую, но ей трудно остановиться сразу, собрать свое рассыпанное. Слезы наворачиваются у нее на глаза, она берет один из своих пакетиков и начинает жевать его. Испитый чай рассыпается у нее на зубах, окрашивая губы в темное. Девушка жует тщательно и испуганно. Она делает судорожное глотательное движение и чайный пакетик исчезает где-то в глубине ее, чтобы уже не появиться никогда.
Девушка быстро успокаивается, поднимается и сгребает свой мусор обратно в ведро. Она не обращает внимания на прохожих, широко обходящих ее. Движения ее стали размашисты, шершавы, неопределенны. Она не знает, куда ей идти, к кому обратиться. Шаги ее наполнены шумом и шорохом, гомоном мелкого. Вся она - птичья стая прожитого, не знающая, куда ей вырваться. И ее вырывает на прохожего, рвота ее почти набрасывается на проходящего, не желая принадлежать пустому.
Ее тошнит почти бесследно - бесцветной слизью. Обхваченный ею прохожий не вырывается, ждет, когда девушку отпустит. Она выплевывает из себя остатки недавно прожеванного чая и смотрит на человека светло и обнадежено.
Ведро она так и не выпустила и протягивает его перед собой вместо объяснения.
Но человек не спешит принять дар, он чуть отстраняется и осматривает поврежденные участки своего костюма, свежелоснящиеся на солнце. Ему хочется отойти от нежданно экспрессивной девицы, чтобы хотя бы начать оттираться.
Она чувствует, что он может оставить ее и говорит осипше: «Извините, я испачкала ваш костюм. Хотите, я все это вылижу?».
Прохожий заворожено вглядывается в ее мокрый рот и отрицательно качает головой. Но уйти теперь ему труднее. Девушка чувствует его зыбкую привязанность и с облегчением вываливает перед ним свой мусор.
«Смотрите», - почти хрипит она, - «Меня нет нигде: ни здесь, ни там. Если вы увидите меня «там», я смогу появиться и «здесь». Вы меня будете смотреть?»
Она почти хрипит, но он слушает ее внимательно. Зрелище перед ним отталкивающее - рассыпанные чайные пакеты, бумаги, салфетки,
обертки, что-то слипшееся. Трудно во всем этом увидеть человека. Но ему нравится необратимость предложения, жалкая, но устойчивая твердость присутствия.Он присаживается перед рассыпанным.
Ей не хочется быть ему ровней, и она остается стоять: « Самое тяжелое, - говорит она небрежно и с вызовом, - чтобы то, что вижу я, видело и меня. И к мусору это относится особо. Скажите, он меня видит?»
Прохожий смотрит на нее как-то сквозь: "А ему нечего видеть". Ей нравится такой ответ, интересен конфликт и она поднимает подошву своих туфель и толкает прохожего в лицо: « А теперь ему есть, что видеть?"
Тот с трудом удерживается на корточках и тяжело задумывается,удержавшись от удара. На его щеке темнеет пятно следа. Кровь приливает к коже его лица, но он продолжает перебирать мусор.
Он  осторожно разминает рваные колготки, тяжело сплевывает в них и, поднявшись, вкладывает их  за ворот ее платья: "Вот теперь ему есть что видеть". Он говорит почти спокойно, говорит и уходит.
Она торопится догнать его: «Спасибо вам большое, я теперь, как метрополитен - меня не видно, но я двигаюсь. Я, в самом деле, испортила вам костюм. Давайте переоденемся и я вам завтра верну его чистым».
Она говорит почти спокойно, невзирая на его молчаливое и возрастающее удивление, пустое мусорное ведро - у нее в руке. «Вы на меня не смотрите так. Представьте, что я - ваше зеркало, а вы - мое отражение. И вам станет легче. Мне кажется, что я как-нибудь погибну, если вы меня оставите. Что-то умрет во мне, не будет продолжено, Я понимаю, вам непросто принять мое предложение, но я хочу быть внутри вас, я так устала быть снаружи всего».
Прохожий раздражен, но шутить ему хочется по-прежнему: «Как правило, считается наоборот - мужчина стремиться вовнутрь женщины».
Она пытается кокетничать с ним, говорит загадочно: « Вам же не нравится мой мусор». Видя его недоуменное лицо, поясняет: « А я это - он. Мне кажется, вы -мое будущее и если мы переоденемся, мне не надо будет больше вспоминать мой мусор»».
Прохожий не хочет идти навстречу девушке в ее просьбе, но заинтригованный, не уходит: « Ну, у вас уже нет мусора, ведро-то пустое».
Она пытается улыбнуться: "Видите ли, мусор не только то, что в ведре. Мусор то, что не имеет будущего. А вы посмотрите вокруг - почти все, что нас окружает не имеет будущего".
К прохожему возвращается раздражение: «Ну, а я то, что могу поделать? Я и так терпел вас достаточно. Я могу просто идти?»,
Девушка почти встала на носки от внутреннего волнения: «Вы, конечно, можете идти. Но, если вы уйдете, то ничто не будет гарантировать вам, что, встретив кого-либо, вы не встретите мусор вместо человека. И тут важно, встретить свой мусор, а не чужой. Одев ваш костюм, я буду вашим мусором, одев мое платье, вы - моим. Мы будем мусором друг друга снаружи, но внутри мы будем чистыми, вот как это ведро, освободившимися, перебранными и запомненными».
Прохожему уже неловко, что он так долго слушает, по всей видимости, обыкновенную городскую сумасшедшую, он растерянно озирается и улыбается кисло.
Ему почти скучно: «По- вашему, если мы переоденемся, то очистимся?» Его легкий смешок разрезает теплый летний воздух вокруг них. Но девушка не намерена отступать: «Если вы будет идти, как женщина, то я, как мужчина, буду лучше доверять вам».
Прохожий, убедившись, что за ними не наблюдает, проявляет заинтересованность и деловитость: "Если я сейчас переоденусь в ваше платье, когда я вас встречу в своем костюме?»
Девушке не хочется, чтобы разговор приобретал столь конкретный характер и ей приходиться отвечать загадкой: «Неожиданность не может быть связана со временем».
Прозрачные, бесцветные глаза прохожего наливаются интересом:
«Девушка, я не очень понимаю ваши слова, но я могу предложить более компактное решение. Мы можем поменяться нашим бельем, Это и будет признаком доверия и, в каком-то роде, обменом нашим мусором».
Девушка замешкалась, смущенная извилистостью своего избранника: «Хорошо, я понимаю, что вы не желаете принадлежать  тому, что вас окружает. Вы желаете принадлежать только себе. Как не жаль, даже лучший из мужчин - всего лишь мужчина. Мне страшно, я вам уже слишком доверилась. Давайте переоденемся на какой-нибудь крыше, я чувствую себя слишком беззащитной в этом городе. Вы думаете только о себе, не замечая, что так появляется необязательность. А это тоже мусор. А от мусора я очень устала, он гложет меня давно».
Прохожий улыбается как-то бессильно, он тоже устал спорить, равнодушно пожимает плечами, ему уже жаль своего траченного времени.
Однако, уйти сейчас означало бы слишком быстро признать ошибочность своей участливости в судьбе девушки. И прохожий идет вслед за ней в ближайший двор.
Они поднимаются по узкой лестнице вместе и молчат. Каждый шаг девушки делает ее все менее обременительной для себя и окружающего, каждый шаг недавнего еще прохожего, наоборот, делает его все более обязательным по отношению к ней, к тому, что вокруг.
Они поднялись на крышу, прохожий уже давно нервничает, пугающая определенность происходящего тревожит его. Девушка же чувствует себя легко и прощально. Мусорное ведро бьет ее по ногам, болтается перед лицом прохожего, будто дразнит его, Когда они выходят на крышу, девушка ставит ведро на кровлю, и оно тут же скатывается по ней, падает вниз.
Прохожий криво улыбается, все продолжает быть нелепым. Девушка нагибается, вытягивает из-под платья трусы и кидает их прохожему. Тот даже не успевает потянуться к ним, как их куда-то вбок уже относит ветер. Прохожий удручен, говорит поспешно и виновато: «Я побегу вниз, найду их, и потом поднимусь к вам».
Он торопливо спешит с крыши, надеясь больше не вернуться сюда. Девушка даже не спешит его задерживать, ей важнее ждать его, чем догонять. Но ей хочется залога - его обещанных ей трусов, и она останавливает его: «Пока вы будете искать мои - вы можете мне оставить свои трусы?».
И ему приходиться отворачиваться, стягивать с себя штаны, аккуратно раскладывать их, чтобы потом на них встать. Прохожий смущается, он снимает свои трусы, торопиться натянуть брюки, чтобы протянуть их девушке: "Я все равно поднимусь, дождись меня". И то, что он стал называть незнакомку на "ты" как-то гарантировало его возвращение.
Девушка сноровисто подняв платье, натягивает отданные ей трусы и мягко улыбается прохожему, ничего не говоря ему. Она готова его ждать и ему надо просто торопиться, чтобы она не была долго одной. Прохожий спешит надеть брюки на голое тело и уйти с крыши.
Во дворе уже темно, только белеют свежие кучки мусора, равномерно рассыпанные по двору. Прохожий ползает среди них, пытаясь нащупать мякоть унесенных ветром трусов. Но слишком темно и он досадливо поднимается с колен, чтобы раздраженно поспешить отсюда.
Он и так слишком долго копался в чужом мусоре. Засыпающий город неподвижен и нелепо ждать шевелений от него, человеческой встречности. Прохожий идет по улицам и они кажутся ему слишком пустыми, малознакомыми. Его шатает, будто он плохо видит, иногда он идет наощупь, шарит по стенам, падает и запинается.
А девушка на крыше уже не ждет его, она сидит на кровле и ее рука у нее под платьем. Глаза ее полуприкрыты, она взволнована и кажется, что она тоже ищет что-то в себе: настойчиво и страстно, слепо. Она ищет и находит, и губы ее расплываются в улыбке.
Город не бывает расслабленным, в нем не растянуться траве, не оглянуться ветру, сквозь него не пробраться свету. Только мусор может чувствовать себя в городе спокойно, он лучше всего заменяет отсутствующую жизнь. Он шелестит, колышется, лениво шевелится. Если у тебя в руках мусорное ведро, ты собрался выйти - наполнить город стихией безлюдности. Идти обратно нужно с пустым ведром, иначе тебе незачем возвращаться.
Ты можешь забыть, где твой дом и тогда тебе будет незачем высыпать свой мусор потому, что тебе будет незачем возвращаться. Пустое мусорное ведро означает точное знание своего адреса, хорошую ориентацию, быстроту реакции. Однако, эта быстрота реакции наполняет чужую органику - органику мусора, лишая человека своей.
Поэтому прохожий бредет по улице с ведром мусора. Здесь его некуда выкинуть, да он и не ищет, как ему побыстрее избавиться от содержимого своего ведра. Он ищет, к кому обратиться. Вот он останавливается возле женщины, та готова его выслушать, наверное, это ненадолго. Прохожий мямлит - не бережет чужое время: « Вы знаете, я живу один. Мне недавно что-то стало трудно просто так выносить мусор после одной встречи, не подумайте, я не ищу встреч с мусорным ведром в руках. Мне кажется, я кого-то обкрадываю, вот так, просто выкидывая его. Наверное, это заразно».
Женщина энергично мотает головой, словно отгоняя невидимых мух, и торопится пройти. Прохожий не преследует ее, он ищет кого-то еще. Вот он устремляется к проходящей мимо девушке, та не столь терпелива, чтобы останавливаться рядом. Она только чуть сбавляет свой шаг. Прохожему приходиться идти рядом, но это его не сильно смущает, он продолжает: « Мне недавно тоже так говорили, но только теперь я понял, что мне говорили, может и вы поймете. Мне хочется сделать вашу жизнь полнее, чище. Я прошу вас, положите, пожалуйста, в мое ведро свои трусы. Это сделает мой мусор живее и я уже буду выбрасывать не просто мусор, а выбрасывать живое и тогда для следующего живого будет больше места».
Девушка шумно фыркает, делает большие глаза, кривит рот в интенсивной усмешке и не может сдержать гогот, звучащий несколько натянуто. Поэтому ей приходиться компенсировать нехватку естественности и она переходит почти на бег. Девушка убегает, делая чрезмерно удивленное лицо, словно она рассчитывает на какую-то невидимую публику. Она убегает и оглядывается.
Но прохожий не смотрит ей вслед, он находит почти девочку и ему трудно к ней подойти. Девочка видит его затруднение и подходит к нему сама. Ему приходиться говорить: «Извини меня, мне не надо больше ничего. Не могла бы ты положить свои трусы в мое ведро. Так надо потому, что людей слишком мало, а мусора много. И людям больше неоткуда появиться, как не среди мусора. Понимаешь, они будут мягче, если будут появляться из мусора, светлее, я это уже понял, меня недавно научила одна девушка. Я не сам все придумал. Людям надо расти, а расти здесь можно только отсюда».
И прохожий виновато указывает на свое ведро. Девочка слушает его внимательно и прохожий воодушевляется: « Тебе не надо будет ничего делать, не бойся. Мы только зайдем во двор, в какой-нибудь подъезд. Ты дашь мне свои трусы и все. Я тогда смогу выкинуть свое ведро. Оно станет как будто пустым, а ты станешь полнее. Ты сможешь появляться не только из себя».
Девочка слушает его заворожено и уже готова идти за ним. Прохожий ласково улыбается ей, чтобы она не боялась идти за ним во двор. Девочка идет за ним все дальше, ей кажется, что она не делает ничего плохого. Они заходят в подъезд и девочка ждет, что скажет ей дальше взрослый. Прохожему в подъезде как-то неловко и он говорит: «Давай мы пойдем на крышу, там как-то свободнее».
Пока они идут наверх, ему вдруг приходит в голову, что это не он ведет ее на крышу, а она. Но он только улыбается нелепости этой мысли. На крыше он оборачивается к девочке и та  поднимает свое платье, ей хочется поскорее покончить с непонятной чужой игрой.
Она поднимает платье и тут же слышит сдавленный стон. Девочка торопится опустить на себе платье и видит пред собой искаженное удивлением лицо прохожего, он тяжело шепчет: «У тебя мужские трусы?" Девочка спокойно отвечает: «Это трусы моего старшего брата. Я иногда их одеваю, у меня немного своих». Прохожий садится на горячую крышу, ему трудно справиться с волнением. Девочка склоняется над ним, говорит четко и раздельно: "Так вам нужны мои трусы?».
Прохожий кивает, словно в забытьи. Он уже не смотрит, как девочка отворачивается, как она стягивает с себя трусы и отдает ему. Он растерянно мнет ненужную ткань, не зная, что ему делать дальше. Девочка неспешно, осторожно ступая по крыше, уходит.
Летом ночи липки и жадно, словно чей-то беззубый рот втягивают в себя прошедшую сладость дня. Прохожий все так же потерянно сидит на крыше, он ошарашен случившимся. Ему страшно от того, что он что-то напутал, его пугает надвигающаяся необратимость происходящего. По его лицу крупно текут слезы. Рядом с ним по-прежнему стоит мусорное ведро.
Правда, мусора в нем поубавилось. Прохожий время от времени запускает в ведро руку и вынимает из него что-нибудь, чтобы отправить это в рот и начать жевать. Он жует трудно и жует давно. Перед ним тщательно расстелены подростковые трусы. Прохожий смотрит на них, не отрываясь, будто ждет, когда они начнут шевелиться. Но пока шевелятся лишь его челюсти, заставляя иногда делать глотательные движения, чтобы съесть прожеванное.
Сквозь ночь пробивается уже зыбкий утренний свет и непонятно, чего становится больше – прохожего или наступающего дня. Им уже не разойтись. 
               
               




18.



                Предел
 
                Сценарий к\к фильма
               
Она стоит перед зеркалом обнаженной. Ее что-то не устраивает в своем отражении. Она отходит и возвращается к зеркалу вновь, проходит мимо него, стоит спиной и резко оборачивается, быстро приближается, медленно отходит, интенсивно наклоняется и смотрит на себя, смотрит. Кажется, она заворожена своим отражением, своим отражением и чем-то еще. Что-то пустое окружает ее, и это пустое ей хочется ухватить, ухватить своим перемещением, своими телодвижениями.
Она приносит стул и связку черных ниток, поднимается на стул и крепит нитки к потолку. Скоро вся комната оказывается в висящих черных нитках, и ее это устраивает больше – так правдоподобнее. Она скользит между этих нитей, одеваясь. Иногда она опускается на колени и открывает рот, поднимается, заглатывая нить, съедает ее, содрав с потолка, иногда она сдергивает нить ртом на ходу, и так же, на ходу съедает ее. Скоро ее комната остается снова почти пустой, без нитей, но и на нее уже одето платье – белое и пышное. В этом платье она и выходит.
А на улице зима и эта зима огромна. Девушка теряется в своем густом платье. На ногах у нее черные туфли на высоком каблуке. Девушка идет вдоль набережной, она скользит на своих туфлях, каблуки мешают. Ее охватывает раздражение, и она бьет каблукам по ограде, по столбам ограды, пытаясь сбить или согнуть свои каблуки. У нее это почти получается, каблуки гнутся, что не ломается само, то она отдирает руками. В руках у нее – оторванные каблуки. Она кидается ими, почти не глядя, затем долго ищет, чтобы снова куда-нибудь кинуть. Ее увлекает это занятие. Иногда она попадает в прохожих и тогда пугается и теряется. Ей никак не избавиться от каблуков, она сердится и решает расстаться с ними. Она засовывает каблуки высоко в расщелину какого-то дома. Ей нравится ее решение. Она спешит домой.
Дома она отогревается, прижавшись к зеркалу, дышит на него, вдыхает запотевшее. Платье на ней кажется ей лишним и она снимает его, словно обгоревшую на солнце кожу.
Показавшееся тело ее, ей кажется слишком мягким и она приносит в комнату воду. Она ложится на кровать и льет на себя воду. Кровать становится мокрой, но ей от этого живее. Она встает, выбирает, где бы ей встать, чтобы вылить на себя воду, ей интересно, какие следы она оставляет на полу, она прислоняется мокрым телом к стене, смотрит на свои следы там. Она приносит синие гладкое платье, встает с ним перед зеркалом. Она подвешивает платье и льет в него воду, вода легко вытекает. Она рвет платье на крупные
куски.
Она идет в синем платье по улице. Разорванные куски платья сшиты черными толстыми нитями. Она идет, торопится куда-то. Она обута в высокие сапоги. Она широко шагает и размахивает руками. Время от времени она достает из-за пояса ножницы и отрезает себе волосы с затылка. Волосы она складывает в складки платья, в карман. Но вот она останавливается, она вынимает сразу сноп волос и запихивает себе в рот. Волосы щекочут горло, она кашляет, слезы выступают у нее на глазах, но ей важно то, что она делает. Она торопится
Она опять дома. Ее лицо мокро, она только что мылась. Она подходит к зеркалу и прислоняется к нему спиной, трется и гладкую зеркальную поверхность, выгибается. Стоя спиной к зеркалу, она упирается в него лицом. Она выпрямляется, лицо ее напряжено. Она выходит из комнаты и возвращается. У нее в руках – тюбик с губной помадой. Она выдавливает помаду, ведет ею по стене. Длинная неровная линия идет по стене, повторяется, накладывается. Девушка увлечена.
В комнате уже темнеет. Она включает настольную лампу. Ее занимает собственное отражение в зеркале. Она ходит по комнате с лампой, то приближаясь к зеркалу, то отдаляясь от него, водит лампой вокруг тела, освещая его участки, контур, лицо. Она прижимается к стене, освещая себя, ползает с лампой по комнате, сжимает лампу ногами, медленно отходит от лампы, смотрит в нее, что-то выискивает на той стороне ее света.
Она входит в комнату с зажигалкой, та вспыхивает у нее в руках. Она протягивает к горящему огню руку, плечо, щеку. Она приближает к огню зажигалки ногу и живот, касается бедер. Огонь зажигалки обжигает ее, она дергается, отскакивает, но снова протягивается в огонь. Она подходит к зеркалу и водит зажигалкой по своему отражению. У нее ожесточенное и упрямое лицо.
Так она и встречает утро – с зажигалкой возле зеркала. Правда, на ней теперь – красное пышное платье. Зеркало закоптилось.
Она бредет по городу в своем красном. Рукой она тянет длинную черную нить, разматывает ее. Она идет вдоль набережной, по мосту, мимо домов, везде оставляя нить. Кажется, она не знает, что ей делать дальше. Ей останавливает другая девушка, протягивает ей кусок черной нити, - У вас нитка порвалась. Вот.
Юля смотрит на незнакомку и жестокое ошевеливается в ней, она чуть подается навстречу незнакомке и та отшатывается, боясь удара. Юля смеется, - Ты меня боишься? Пойдем ко мне.
Незнакомая волнуется, Юля видит волнение девушки, сплевывает себе на руку и протягивает слюну ей, - Возьми.
Девушка мнется, но тянется к ее руке. Она целует руку рядом с плевком, смотрит на Юлю исподлобья. Юля улыбается нежно.
Девушка входит в комнату Юли. Там беспорядок, тряпки, лужи воды, пятна красок, ломанные свечи. Девушка проходит дальше, но Юля останавливает ее, - Сними обувь.
Девушка снимает, но Юле мало, - И носки сними.
Девушка слушается, проходит в комнату босиком.
Юля смотрит на девушку пристально, - Я хочу тебя покрасить.
Девушка недоуменно улыбается, - Чего?
Юля говорит раздраженно, - Раздевайся. Я буду тебя красить.
Девушка недоуменно пожимает плечами, - Зачем?
Юля снисходительно и членораздельно, - Нарисованное – всегда больше.
Юля замирает в ожидании, девушка нервничает и начинает поспешно раздеваться, почти срывать с себя одежду. Юля смотрит с тревогой за ней. Девушка разделась и с вызовом подняла голову, прикрываясь руками, - Готово. Это так надо?
Юля озабоченно подходит к ней, она расстроена, - Нет, не так. Я же не грязно. Я не хочу, чтобы тебе было больно.
Юля осматривает комнату, - Погоди.
Она выходит и возвращается с большой катушкой ниток, протягивает свободный конец девушке, - Возьми.
Девушка зажимает конец нити крепко в руке, Юля ходит вокруг нее и плотно обматывает девушку нитью. Скоро девушка сплошь окутана нитью, ей не пошевелиться. Она чувствует себя немного растерянной, ей беспомощно. Юля с удовольствием смотрит на свою работу, - Вот теперь тебя можно красить.
Юля берет белую краску и закрашивает ею черную нить, затем красит девушку другими красками. Вскоре девушка разнообразно и тщательно окрашена. Но Юлю что-то не устраивает, тревога овладевает ей все больше и больше. Девушка тоже волнуется, ей трудно пошевелиться и тело ее затекло. Ей хочется диалога и она с надеждой спрашивает Юля, - А себя ты не покрасишь?
Юля неуверенно улыбается, оцепенение нашло на нее. Девушка не останавливается, - Ну, ты все доделала?
Юля задыхается, берет нож со стола и стремительно перерезает раскрашенные нити. Девушка рассматривает свое измазанное красками тело, переминается, - Я пойду в ванну, помоюсь?
Юля отрешенно кивает головой. Девушка берет с собой свою одежду, уходит. Она моется под душем и чувствует себя все определеннее.
Неопределенное волнение подступает к ней, она замирает, выключает воду, прислушивается. Нехорошие предчувствия проникают в нее и вытягивают из ванной. Девушка спешит в комнату к Юле и застает ее давящуюся там, с лицом, перепачканным краской. Юлю коробит от тошноты, она стоит согнувшись и изо рта у нее текут маслянистые разводы краски. По полу разбросаны раскрытые тюбики, Юля вся измазана, ее рвет разноцветьем. Девушка пугается, но тащит Юлю в ванную, она сует ее под воду, смывает краску и наклоняет голову Юли к крану, шепчет слезно, - Ты пей. Пей.
Юля послушно глотает воду и ее вырывает уже в ванную. Девушка выходит, оставив Юлю пить воду и выдавливать из себя краску. Юле плохо и тяжело.
Девушка ждет Юлю в комнате. Ей непонятно, что делать. Свою одежду она взяла из ванной и пробует ее надеть, но потом она передумывает и снимает с себя одетое, садится. Но ей вновь кажется, что надо одеться. Одев лифчик, ей опять чудится, что она торопится и девушка снимает с себя только что одетое – решает ждать Юлю. Юля возвращается, мокрая, с красными глазами. Ей стыдно и неуклюже, ее шатает. Увидев девушку, ждущую ее на стуле, Юля тяжело улыбается, - Извини. Я тебя, наверное, перепугала.
Юля садится перед девушкой на колени, смотрит на нее снизу вверх, с обожанием. Девушка испуганно улыбается в ответ. Юля тянется к девушке, целует ее, та сначала робко, но потом все уверенней и уверенней отвечает на ее поцелуй.



               


19.


                Барьер
 

                Сценарий к\к фильма 

         
                Часть первая


Если вышел на крышу, то на ней надо стоять плотно, устойчиво, а лучше сесть. Ведь выше подняться невозможно, а дальше идти некуда. Твои простые касания крыши покажутся тебе сцеплением, ведущим тебя вверх.
Лучше сесть и тогда крыша не покажется покатой, тогда не кажется, что жизнь – где-то под ней. Вернее  жизнь внизу  видится просто камнем – зданиями, их фасадами и стенами, тротуарами, неотзывчивыми выражениями лиц. Когда жизнь видится камнем – войти в нее нельзя.
Ксюша, девушка лет тринадцати, сидит на крыше. Она сидит, с шумом выдувая из себя воздух. Дышит она часто и выдутого воздуха вокруг нее много. Ей становится плохо от интенсивного и выматывающего ее дыханья. Она замолкает и сидит растерянно. Взгляд ее угрюм. Она натягивает юбку себе на колени, будто кто-то смотрит за ней.
Ксюша тянется и достает из сумки небольшой нож с тяжелой ручкой. Она,  не глядя, подкидывает его вверх. Нож взлетает над ее головой и падает на нее. Он падает тупой стороной,  и Ксюша подбрасывает его еще. Нож падает ей  на ноги, плечо. Он падает или боком, или ручкой. Ксюша сжимается каждый раз перед его падением, но нож не ранит ее. Когда лезвие падает ей на оголенную часть руки острием, Ксюша взвывает, хватается за руку и валится на крышу. Она лежит, сжимая  рану пальцами, лицо ее проясняется, становится определеннее, светлеет.
Ксюша поднимается, смотрит на рану, впивается в нее губами – унять, успокоить  кровь. Кровь она выпивает, торопясь, словно спешит обогнать ее бег. Но рана неглубокая и крови немного. Ксюша останавливается, шевелит рукой, словно проверяет, насколько та принадлежит ей. Затем она достает из сумки телефон и говорит хриплым и низким голосом.
- Алло, мама. Я на крыше. Я к тому, что не вернусь сегодня. Нет, ты не пугайся. Я не знаю, не надо конкретики. Я здесь до тех пор, пока не случится что-нибудь. Да, крыша мне дороже матери. Да, мне многого не хватает, точнее, не хватает малого. Мне не хватает себя, как малого. Я выросла, выросла, я не про это. Я хочу встать в очередь за собой…чтобы впереди меня было много меня, а позади тоже была бы я, но не много. А когда ты меня  понимала? Я и не хочу тебе говорить точно – ты поймешь превратно. Пойми…мне нужно чужое, которое я пойму, как свое. Иначе, меня мало. Ты поняла? Поняла? Да! Не волнуйся. Я сама сделаю с собой  все, что нужно. Это буду я. Надеюсь, все будет нормально. Да, не звони. Я сама буду звонить. Не дергайся.
Ксюша кладет телефон обратно в сумку. Рана по-прежнему чиста. Ксюша прижимает рану к кровле, но кровь не выдавливается. Ксюша прижимает ее к себе, надеясь хоть на каплю, крови нет. Ксюша протягивает рукой по железу крыши – рана не  освежается. Она встает нетерпеливо, оглядывается, как будто не знает, куда ей деть кровь, которая еще может пролиться. Она шагает по крыше широко и непредсказуемо – почти танцует. В своих движениях Ксения не ощущает завершенности, нервничает.
Она подходит к сумке и достает из нее веревку. Ксюша привязывает веревку к трубе дымохода и идет с ней к краю крыши. Там она ложится  и, накручивая себя на веревку, вползает наверх.  Ксюша встает, опутанная веревкой, крутится, зажимая ее крепче на себе, подтягивая ее. Веревка недостаточно плотно затягивает Ксюшу, и Ксюша рвется сильнее и сильнее, надеясь ощутить крепость скрученной ткани. Она почти мечется, пытаясь затянуть на себе веревку, но устает и виснет на ней, уже достаточно опутанная.
Висит она недолго. Так же нервно, как запутывала себя, Ксюша раскручивает веревку. Выбравшись из сплетений, Ксюша снова начинает метаться по крыше. Она быстро ходит по ней, нагибается и, задрав на себе блузку, мажет грязными руками себе живот. Скоро ее живот становится серым, и Ксюша успокаивается. Она возвращается к своей сумке, достает из нее телефон. Голос ее теперь сильнее, выпуклее.
- Алло, мама. Видишь, все  еще в порядке. Нет, я ничего еще не решила. Я нормально, мне надо подумать. Нет, другого места не нашлось. Я вот, что решила – я хочу ребенка от негра, от кого-то такого, кто меньше других может предполагать меня. Мне надо, чтобы меня вообще не учитывали, так будет лучше. Мне лучше. Я не хочу браться из себя, нам всем надо быть легче – надо браться из максимум незнакомого. Да, и тебе тоже, если это возможно. А ребенок? Вот я и буду, между своим негром и его ребенком. Помнишь?  «У белой женщины черный ребенок!!!» В фильме «Цирк». Помнишь?  Ты вот, как тот фашист. Ну, не всегда ты фашист. Иногда! Ребенок будет белый, по крайне мере для меня белый. Нет, я понимаю, что он  будет в лучшем случае метис. Он будет белее белого тогда, когда я буду думать о нем,  он будет, как неизвестная земля, которая мажется на картах белой краской. Понимаешь меня? Да, надо чаще закрывать глаза. Ты говоришь, как не христианка. Неизвестное должно быть твоим, а ты  - неизвестным, так свежее. Мама, мы тухнем. Ты не чувствуешь? А я думаю, надо чаще вручать себя Богу. Никто не слышит его голос, каждый хочет увидеть его, а лучше всего – в зеркале…Ты еще долго не будешь верить в то, что я выросла. Я позвоню еще.
Последние слова Ксюша говорит тихо, устав, обмякнув. В горле ее сухо. Она водит растеряно глазами вокруг себя – крыша ей кажется слишком плоской, приземляющей. Ксюша натягивает веревку, между трубой и антеной, натягивает ее низко. Она останавливается перед веревкой, готовится и, откинувшись назад, опираясь руками о крышу, пролезает под веревкой, лицом кверху. Ей трудно, ползти приходиться низко, руки соскальзывают, она падает, ползет  на спине. Ксюша выползает  из -под веревки, обходит ее и вновь становится перед ней. Теперь движения ее уверенней, сноровистей. Но руки ее слабы и она быстро валится на железо. Ксюша быстро проползает на спине под веревкой, отталкиваясь от крыши, поднимается. Ее чуть шатает от усилий, она вновь возвращается к началу, встает перед веревкой.
Ксюша уже боится, что ей не удаться проползти   и не упасть. Она в ожесточении падает на крышу перед веревкой, падает на живот и ползет в другую сторону. Она ползет долго, блузка ее закатывается на спине, живот больно трется о кровлю. Наконец, Ксюша встает и идет к веревке. Она берет нож и режет веревку – ползти не надо. Ксюша валится на крыше, ноги ее держат плохо. Она поднимает их вверх и трясет ими, сбрасывает напряжение.
Ксюша останавливается, снимает с себя туфли, берет их в руки и стучит ими по себе, «шагает», хлопает ими, смеется. Небо над ней стоит столбом, и Ксюша дует в этот столб, как в трубу: «Уууууу…».
Ксюша поднимается, берет телефон, звонит.
- Аня, привет. Ты уже дома? Давно? Что делаешь? А я не приду домой. Нет, я не нашла парня.(смеется) Я нашла крышу. Крыша лучше парня – дольше (смеется)  Обычная. Сегодня я буду необычной. Мне надо чтобы что-то произошло. Со мной. А с крыши труднее уйти. Нет, прыгать я не хочу. Ты знаешь, были такие столпники, подвижники. Они забирались на столб и свое стояние посвящали Богу – между небом и землей, чтобы земля не оскверняла, чтобы не смущала. Здорово? Я не хочу быть святой. Это не за минуту, не за день. Да, и крыша – не столб. Видишь, ли…мы привыкли к горизонтальным связям, а тут приходится выстраивать вертикальные. Примерно, так. Я не сошла с ума. Слушай, без разницы – прыгну я или не прыгну. Главное, чтобы это была я. Правильно?
Я тебе по другому поводу звоню. Помнишь, ты мне говорила, что купила себе белье, в котором будешь отдаваться впервые. Я хочу, чтобы ты его сейчас надела. Я не про то, чтобы ты мне отдавалась, дура. Я хочу, чтобы меня кто-нибудь поддерживал здесь. А ты мне подруга или нет? Да, мне будет так легче. Это не прихоть. Если со мной что-нибудь случится сегодня – тебе будет стыдно, что ты меня бросила. Нет, ко мне не надо. Если со мной что-нибудь выйдет – твое белье испачкается все равно. Ты его уже не наденешь, как хочешь, если ты не сволочь. 
Если, ты оденешь свое белье, ты тоже как будто заберешься со мной на крышу. Ты заберешься на свое белье. Ты ведь представляешь его, как нечто высокое? Вот, я не уроню ни тебя, ни его.(усмехается) Я не испорчу твою попытку, наоборот, ты лучше освоишься. Это не глупость, это мистическая связь. Поверь. Одеваешь? Молодец. Нельзя людей оставлять. Давай, давай, доставай. Этикетку можешь оставить. Какой там штрих код? Я просто проверяю тебя. Хорошо. Нравится? Не надевала еще? Ты не смотри на него. Рано. Так и ходи. Ты не себя – меня чувствуй. Это белье – твой холст, как у художника. Я тебя не считаю дурой. Оно – твой холст и ты рисуешь на нем меня, мою устойчивость. Чем? Собой. Не понимаешь? Ладно, потом. Одела. Спасибо, Аня. Не снимай – я тебе еще позвоню.
Ксюша нервно шагает по крыше. Туфли она уже одела. Говорит она убедительно. Она заканчивает разговор. Ксюша нервничает, заглядывает вниз. У нее затекли руки, и она их встряхивает, взбалтывает ногами. Ей хочется двигаться активнее, она разминается. Ксюша идет к своей сумке, достает из нее небольшой бинокль. Она садится на крышу, устраивается поудобнее.
Ксюша рассматривает в бинокль себя. Она разглядывает крупность своих ног, живот, бедро, стопы, ключицы – водит биноклем по себе. Она отрывается от рассматривания себя и глядит уже на сам бинокль. Ксюша поворачивает его на себя и вдавливает себе в глаза. Она встает и идет по крыше, продолжая надавливать биноклем себе на глаза. Идет она, шатаясь, сбивчиво.
Ксюша отнимает от лица бинокль и оглядывается. Вокруг глаз ее красно от обода, она смотрит с удивлением, будто плохо узнает местность. Ксюша подходит к порезанной  веревке, связывает ее. Свободный конец веревки она зажимает зубами, отходит. Ксюша бежит по крыше. Веревка у нее во рту. Она бежит вокруг трубы дымохода, торопится. Иногда она подпрыгивает, чтобы пролететь немного. Ей это плохо удается, и она снова начинает бежать. Она уже помогает себе руками, не отпуская веревку изо рта. Ей удается оторваться от кровли, но она уже возле трубы. Ксюша валится на крышу, тяжело дышит.
Она лежит на крыше, смотрит вверх.
Ксюша стягивает с себя юбку, набрасывает ее себе на ноги, смотрит, как ее стопы высовываются из-под юбки, Одевает юбку обратно на себя и снимает уже блузку. Лежа, Ксюша накладывает на себя блузку, выше, ниже, левее, правее себя. Ей это надоедает и она одевается. Она берет телефонную трубку, набирает номер.
  -  Аня, алло. Ты там как? Еще не оделась?  Спасибо. Да, нужна. Видишь ли, мы разные. Ну, девушки, женщины разные. А надо не так. В эту разность мы и проваливаемся, теряем себя. Мы хотим отличиться друг от друга – выдумываем свою разницу. Всем от этого плохо, Аня. Всем. Вот мы  с тобой могли бы быть одинаковыми? Ну, у нас же много общего. Мы – женщины. Да и тело у нас общее. Делить его будем по-разному? Это смешное деление, Аня. Нас поэтому и хотят все время потому, что в итоге мы неделимы. Это только начало деления. В нас начало деления и конец его. Важно не довести деление до конца. Понимаешь? Надо сохранить уважение к себе – целостность. Надо не на себя смотреть, а от себя. Как это? Вот посмотри – сколько сантиметров между тобой и твоими трусами. Оттяни их и посчитай на линейке. По максимуму. Я тоже посмотрю, сколько у меня. Ну, это, по крайне мере, интересно.
Ксюша идет к сумке, достает из нее линейку, задирает юбку на себе и оттягивает трусы. Она замиряет, сколько у нее сантиметров.
- Алло? Подсчитала? Сколько? Четыре? А  у меня шесть. Нет, это не более тугие. Ты опять о разнице. Я понимаю, что у нас разные трусы. Не кричи на меня. Я, может быть, так с жизнью прощаюсь, иезуитски. Не сбивай меня с мысли. Вот. Если мы будем воспринимать друг друга,например,  как сантиметры от живота до трусов – мы будем воспринимать друг друга одинаково. Одна меря. Поняла? Ну, трусы это так, для примера. А по-моему тебе уже начинает нравиться моя история. Ты уже чувствуешь, что со мной происходит. Я для тебя живая. Просто ты отвечаешь мне сама по живому. У тебя пропала привычка ко мне. Мы сейчас вместе. Ну, кто нам еще лучше расскажет о нас, если не мы сами. Нет, Аня я не о лесбийстве. Это не важно. Ладно, не переодевайся – я еще позвоню.
Ксюша кладет линейку в сумку, возвращается к веревке, распутывает ее, натягивает. Она собирает волосы в узел и привязывает к ним веревку. Ксюша стоит спиной к трубе дымохода, оглядывается, пробует натянутую веревку  - крепка ли, дергает. Ксюша делает несколько шагов, прикидывая длину веревки – хватит ли. Она наклоняется вперед, придерживая веревку рукой у затылка. Ксюша пытается не держаться за веревку, отпустить ее, повиснуть на ней, привязанная сзади за волосы. Она неловко, боком, подстраховывая себя рукой, кренится ниже к крыше. Ей страшно, рука у нее сильно вывернута, запрокинута, колени согнуты. Ими она чуть опирается о кровлю. Но вот Ксюша отпускает руку, выпрямляет колени и висит над крышей,  висит, удерживаемая за волосы веревкой. Ей больно, она жмурится, она расправляет руки, раскидывает их – кровля перед ее лицом близка и выпукла. Лицо ее напряжено, она старается висеть так, как можно дольше. Боль и страх подтачивают ее, и Ксюша, подогнув колени, валится на крышу. Ей радостно, что она смогла преодолеть себя, легко и свободно.
Ксюша переворачивается на живот, достает из кармана белый мелок и закрывает глаза. Она вращается на животе с закрытыми глазами и потом с силой  швыряет мелок вперед. Мелок катится по крыше и затихает. Ксюша еще вращается, открывает глаза. Она кружит на животе, ищет следы мелка. Ей кажется, что она нашла белый штрих, и она ползет по нему, но след теряется, и Ксюша снова ползает вокруг себя, чтобы его найти. Веревка, тянущаяся за нею, мешает ей и она отвязывает ее.  Ксюша снова находит следы брошенного ею мелка, и она ползет по ним, пытаясь найти мелок. След опять теряется. Ксюша в досаде встает, идет по крыше  кругами. Мелка нигде нет и Ксюша удручена.
Она идет к телефону.
- Миша? Привет. Ты дома? Я на крыше. Ну, так, гуляю. Да, далеко не уйдешь, но у меня получается. Вот, эксперименты над собой ставлю. Духов вызываю. Получается. Они пока невидимы. Ты тоже не видим – слышим, дух почти. Но ты говоришь не то, что мне надо. Мои лучше. Мне надо, чтобы люди говорили жизнь. Я тоже не говорю жизнь? Да, наверное. Но я готова, Миша. А ты? Дело не крыше, дело во времени.
Ксюша с трудом сдерживает раздражение, садится, достает нож, играет им, засовывает нож себе в рот, продолжает говорить, шевеля ножом во рту. Дикция ее меняется, она говорит осторожнее.
- Да, здесь иное время. Здесь я не живу. А в другом месте вы мне мешаете жить. И ты тоже мешаешь. Уходить я не хочу никуда. Зачем не жить? Эх! Вот ты в поезде любишь ходить по вагонам или сидишь в одном? Миша, я устала с тобой говорить. Скучно. У меня нож во рту, мне трудно. Сама засунула, чтобы ты жизнь мою лучше почувствовал, а ты ничего не чувствуешь. Я далеко не пойду, я не буду ходить с тобой. Как хорошо, что я в тебя не влюбилась.
Ксюша прерывает разговор. Она воодушевлена, откладывает трубку, поднимается. Ксюша недовольна собой, недоуменно  хмыкает, будто продолжает разговор. Она снимает из-под юбки трусы и запихивает их в туфлю, стащив ее с пятки. Ксюша выпрямляется, оглядывается. Стоя на одной ноге, Ксюша подкидывает другой туфлю и смотрит, как та летит вверх. Туфля падает на крышу, и Ксюша спешит к ней. Он вновь просовывает ступню в обувь и подкидывает ее. Туфля пролетает над ней и опять Ксюша торопится ее подбросить. В этот раз он резче и сильнее подкидывает обувь, и ее трусы вываливаются из обуви. Ксюша рада этой забаве. Она подбирает белье, натягивает его на себя, одевает обувь. Ксюша довольна собой, к ней вернулась уверенность в себе.
Ксюша  снимает с себя одежду, аккуратно раскладывает ее. Оставшись в одном белье, она возвращается к веревке. Та по-прежнему привязана к дымоходу. Ксюша берет конец веревки, опускается на колени и ползет вниз. Она пытается вползти в свою разложенную на крыше одежду, сначала в юбку, затем в блузку. У нее это плохо получается, одной рукой она держится за веревку, другой помогает себе. Ксюша вползает в юбку и, устав, садится. Блузку она надевает на себя уже руками. Ксюша устала, с трудом двигается, бодрится. Она встает, идет к телефону.
-   Алло, мама. Все в порядке. Седина украшает женщину. Я еще здесь. Я хочу учиться сопротивляться. Помимо того, что я – твоя…я еще и  - сама по себе. Не надо меня делать много раз, достаточно одного. Не надо мне угрожать. Я вот что… помнишь мою фотографию, где я на черном? Возьми ее – пусть она тебе укажет, где я. А как воду в пустыне искали. Я не схожу с ума. Надо быть чутче, а не жестче. Пока. Не хорони меня раньше времени.
Ксюша обрывает разговор, улыбается. Она блаженно растягивается на крыше. Где-то в глубине двора раздается плач младенца. Ксюша замирает, будто наталкивается на этот плач. Она затыкает уши руками. Плач не стихает и Ксюша, приподнявшись, ударяется  затылком о кровлю. Она стучит методично, будто пытается накрыть затылком крик ребенка, запихать его обратно или перестать слышать. Ксюша стучит внимательно, недолго лежит после каждого удара, примеряясь к детскому  плачу. Плач стихает, и Ксюша улыбается в изнеможении.
Ксюша лежит недолго, медленно она тянется к голове и вырывает из нее волос. Ксюша рассматривает свой волос на фоне  вечереющего неба.  Медленно и методично она засовывает его себе в рот, жует. Когда волос проглочен, Ксюша рвет другой, ест и его. Ксюшей овладевает  тихая истерика, вырвав прядь волос, она трет ими свое лицо, воет. Через какое-то время, Ксюша успокаивается. Лежа на крыше, Ксюша подпрыгивает так, чтобы на спине допрыгать до верха крыши. Прыгает она резко, словно хочет кого-то уколоть.  Ксюша допрыгивает до своего телефона. С ее лица не сходит нервная, беспокойная улыбка. Ксюша  уже не знает, что будет делать дальше, она плохо владеет собой.
- Аня? Ты еще не оделась? Спасибо тебе. Да, мне плохо. Извини, что тебя мучаю. Никому мы не нужны, кроме как друг другу. Я имею в виду женщин. Мне кажется, что только женщины могут любить женщин, только похожее может любить похожее. Все остальное – поглощение. А любовь это – опора. Вот, я понимаю, что ты меня не любишь, но ты согласилась быть мне опорой. Я устала чего-то. Слушай, а у тебя белье – белое? Лучше бы черное. Я просто загадала. Белое оно бесконечнее, ненасытнее, корыстнее, что ли.
Да, я не гоню. Белое приходится затыкать чем-то. Не пойми меня превратно. Затыкать чем-то – лучше, чем затыкать ничем. Нас затыкать все равно надо – мы ведь женщины, мы – половина человека. Я не сошла с ума. Я просто думаю вслух. В общем, Аня, я хотела бы оказаться внутри твоего белья. Не клади трубку. Я не о сексе, я о цвете. Был бы черный – я бы хотела оказаться снаружи. Это просто такое деление. Ты не бойся – я далеко. Просто слушай. Нет, я не о том, что хочу  одеть его. Мне не нужно самоутверждение. Я хочу тебя закрыть собой потому, что белье тебя не закрывает. Да, я не думаю тебя переориентировать. Парни тебя не закроют. Муж? Он еще и сам по себе будет. Я хочу тебе быть мужем? Наверное, но которого нет самого по себе. Бельем твоим хочу быть, когда оно белое. Не самим бельем, а его изнанкой – не белой. Ладно, потом поймешь. Мне просто  крови хочется, наверное. Извини.
Ксюша прерывает разговор. Она  улыбается мечтательно и сладострастно, волнуется. Ксюша осматривается удивленно, будто забыла, где она. Над  крышей смеркается. Ксюша в нетерпении.






                Часть вторая

Ксюше хочется выпрыгнуть за пределы крыши, сверкнуть. Ксюша в нетерпении шагает, что-то ищет, вытягивается, словно ей хочется прыгнуть вверх. Вот, она нагибается, поднимает камень. Она недолго выбирает, куда бы кинуть его. Сильно размахнувшись, она  швыряет его далеко на улицу, прислушивается.  Не дождавшись отзвука, Ксюша ищет еще, находит камень. Она выбирает, куда его кинуть и швыряет на другую улицу, ждет, что будет дальше. Лицо ее полно удовлетворения, будто она делает что-то важное и нужное. На лице гуляет бессмысленная улыбка.  Ксюша расходится, она теперь кидает камни, не глядя, как найдет, так и кинет. Ей чудится близкий шорох, и она замирает. Близкий шорох переходит в далекие голоса, и Ксюша прячется за трубу.
На крышу выходят двое, им около сорока,  они  пьяны.
- Рома, по-моему, отсюда кидают.
- Да, ладно тебе. Кинули и кинули.
- Ничего себе, ладно. Да, меня чуть не убили.
- Может это естественный распад – дом рушится.
- Дома так не рушатся, Рома. Оставался бы внизу. Видишь, здесь кто-то есть, сумка, веревка. Кто-то, наверное, хотел умереть, но решил сначала убить кого-то, чтобы уже не отступить. О, телефон. Да, тут есть чем поживиться, Роман!
Ксюша не выдерживает и выскакивает из-за трубы. Ее тоже пошатывает, но от волнения.
- Не трогайте, это не ваше.
- А, вот кто тут! Детский суицид опасен для окружающих. Умирать надо скромно, зайчик.
- Положите сумку на место.
- Видишь, Рома, какие шкурники -  современное поколение. Она меня чуть не убила, а борется за сумку. Какой дикий инфантилизм! Тебя надо изолировать, детка.
- Юра, не заводись, девушка просто не рассчитала. Наверняка, ты ее не интересуешь.
- А вот это мы сейчас посмотрим.
Тот, кого называют Юрой, медленно подходит к Ксюше, наклоняется к ней.
- Я тебя, правда, не интересую?
Ксюша рассматривает его спокойно и без страха, улыбается, скаля зубы
- Нет.
- А зачем ты тогда в меня камень кинула?
- Чтобы ты появился.
- Ого! А ты говоришь, Рома, что я не интересую. А какие у нее зубы! Это не зайчик, это – волчок. Ну, вот я перед тобой – ешь меня, серенький! (смеется)
- Вас двое.
- Так, Рома! Уйди. Ты мешаешь. Нам нужен интим.
- Юра, перестань. Девочка не в себе. Она прыгнет, а тебя посадят. Пойдем. Пусть она сама успокоится.
- А я, Юра, может, все жизнь мечтал, чтобы меня посадили за связь с малолеткой. Сладкие узы. И пусть там меня изнасилуют, убьют – я передал свою любовь истоку. Видишь, детка, я поэт немного.
- Тебе со мной не остаться.
- Уже разлюбила?  Не-е-е, детка. Так не пойдет. Я – нашел стрелу, то бишь, камень. Я – лягушка, ты – царевич. У нас все наоборот. Так что теперь я – твоя судьба. Не отвертишься.
- Юра, успокойся. Пойдем. Ты ввязываешься в плохую историю.
- Не мешай мне, я просто выясняю, насколько детка -  сознательный человек. И потом, я  - смелый.
- Что ты от меня хочешь?
- Вот это другой разговор. Я, кстати, не замечаю, что ты со мной на «ты», что неуважительно. Я отношу твое «ты» к будущей нашей близости. Только это не я от тебя хочу. Это ситуация требует выравнивания. Тут надо подумать, что выравнит ситуацию. Я еще и философ, детка. Тебе повезло.
- Юра, мне это надоело, я пойду. Ты сошел с ума.
- Иди, иди, Рома. Я тебе завтра позвоню. Ты всегда не умеешь идти до конца.
Рома торопливо и шумно уходит. Юра покачивается перед Ксюшей, которая стоит неподвижная и резкая.
       - Ну, вот, детка. Теперь мой друг не сможет нам помешать. Так что, по-твоему, может восстановить пошатнувшееся равновесие?
Ксюша вглядывается в Юру, словно в водную рябь, где нет  никакой  устойчивости.
- Ты мне не подходишь, у тебя  какое-то бессмысленное лицо.
- Ты, что мне еще будешь гадости говорить?
Юра теряется, но находит в себе силы, чтобы схватить  Ксюшу за плечи и встряхнуть ее. Ксюша остается спокойной.
Юра осекается, берет себя в руки, вглядывается в Ксюшу. На его лице появляется хитрое выражение.
- Я понял, что тебе надо. Хорошо. Я разденусь первым.
- Нет, я этого не хочу.
- Тебя как зовут?
- Ксюша.
- Так вот, Ксюша. Я – вменяемый человек. У меня есть сын, жена. Если мне кажутся, что меня хотят, значит, меня действительно хотят. Я не маньяк озабоченный. А желание женщины, даже такой маленькой, как ты, для меня – закон. Я понимаю, что ты хочешь не меня. Тебя просто прет. Я помогу тебе. Все с этого начинают. Не знают, хотят или не хотят, вот только устраивают всякую дичь. Ты уже и так понаделала много глупостей. Я помогу тебе успокоиться. Тебе станет легче. Ты будешь взрослее. И я сделаю все неплохо. Ты же разумная девочка, ты же понимаешь, что я так просто не уйду. Ты тоже меня завела. Я лучше, чем придурок какой-нибудь. И вообще, я чувствую, что нужен тебе.
Речь Юры выровнялась, он звучит мягко и убедительно. Юра подходит  к Ксюше вплотную, берет  ее за грудь, и, невзирая, на тихое сопротивление девочки, расстегивает верхние пуговицы ее блузки. Ксюшу охватывает легкое удушье, голос ее срывается.
- Подожди. Юра, да? Можно, я буду самостоятельней? Можно  мне тебя самой потрогать?
Юра отстраняется от Ксюши и милостиво кивает головой. Ксюша осторожно подходит к нему и аккуратно трогает Юру  внизу. Юра ждет.
- И это все? Этого разве достаточно?
- Обычно женщинам это достаточно, Ксюша. Я не думаю, что у тебя такие аппетиты, что тебе покажется мало. Скорее, наоборот.
- А можно мне посмотреть на него?
Юра обескуражен, но ему трудно остановиться. Он со снисходительной улыбкой приспускает брюки. Ксюша рассматривает его.
        - Как-то сложно отнестись к этому серьезно. Ты не   обижайся. Но я ждала больше. Я не о размере. У меня мало чувств, чтобы тебя оценить. Я не желаю тебя. Тебе лучше найти сегодня другую женщину. Мне достаточно того, что я видела.
- А мне не достаточно. Ты еще не знаешь, что такое желать. Женщины не смотрят, женщины чувствуют, милая. Не морочь мне голову. Ты увидишь, что этого достаточно. Ты просто не опытная и глупости говоришь. К тому же я не достаточно еще возбужден. И я не могу уйти, ты меня задела, обидела,  завела. И я не боюсь, в самом деле, сесть. Я не привык отступать. Тем более, перед женщиной.
Юра раздосадован и раздражен, Ксюша старается успокоить его, но голос ее дрожит, выдавая волнение
- Мне должно нравиться то, что я могу хотеть. Зачем меня ставить в скотское положение? Лежи и молчи. Я хочу быть человеком.
- Хорошо, успокойся. Давай договоримся. Давай я тебя сначала возбужу. Я умею. Ты только не бейся.
Юра уже застегнулся и звучит примирительно. Ксюша отходит.
- Я что корова, меня что, доить надо?
Юра теряет терпение. Он резко хватает Ксюшу за горло, притягивает к себе.
- Вот, что сучка. Хватит голову морочить. Я тебя удушу, если ты будешь дергаться. Я тебя просто раздену и выебу. А потом ты будешь говорить, что угодно. С вами нельзя по-хорошему. Будешь лежать тихо, поняла. Поняла?
Ксюшина голова беспомощно болтается в руках  Юры. Ксюша кивает согласно, и Юра отпускает ее.
- Ну, вот. Иначе никак. Все вы такие. С малолетства. Давай, раздевайся. Я тебе покажу сейчас, достаточно ли тебе. Ну? Или мне начинать?
Ксюша растерянна и бледна. Ей хочется плакать, но она сдерживается. Она с трудом стоит на ногах. Сопротивляться она  не может, она чувствует себя уже голой.
- А сколько лет твоему сыну?
- 14.
- А можно я ему позвоню?
- Зачем?
- Я бы хотела отнестись к тебе по-человечески. Пожалуйста, мне нужно немного освоиться. С тобой у меня не получается поговорить. Я поговорю с ним и успокоюсь. Мне нужно успокоиться.
У Ксюши появляются истеричные нотки,  Юра сопит задумчиво, мнется, смотрит на Ксюшу с подозрением, наконец, соглашается. Он достает свой телефон, набирает номер, и протягивает Ксюше.
- Звони. Только без глупостей, иначе шею сверну. Сначала завела меня, потом голову морочила, теперь ей поговорить надо. Любите вы с малолетства строить из себя невесть что.
- Как его зовут?
- Толик.
- Привет, Толик. Я Ксюша. Твой номер мне дал твой папа. Ну, наверное, чтобы мы познакомились. У тебя есть подруга? Я тоже одна. У девочек о возрасте не спрашивают. У папы спросишь. А ты какую музыку любишь? Ага, знаю. Да, не очень. Я амбиент люблю, я тебе дам послушать. А занимаешься чем? А меня покатаешь? Ну, если я папе твоему понравилась  - красивая. А чего ты читаешь? Оба-на! Ничего себе  - хороший писатель. И что тебе у него нравится. Сильно!
Юра начинает терять терпение. Он  вберет Ксюшу за плечи, нежно поглаживает ее по попе, мнет ее грудь. Ксюша не вырывается уже, она увлечена беседой. Юра тянется к телефону, шепчет.
- Ну, хватит уже. Кончай.
- Толик, тут папа мешает нам поговорить. Ага, я скажу ему, чтобы не мешал.
Юра досадливо отстраняется от Ксюши, отходит нервно.
- Я пишу всякие рассказы, но фигура у меня хорошая. О чем? Мне психология людей интересна. Я тебе покажу. Что? Рассказы. Фигуру сейчас папа Юра будет смотреть. Да, так. Мы сейчас на крыше, он меня трахнуть собирается.
Все, что успел Юра, это подскочить к Ксюше и выхватить у нее телефон. Он стонет.
- Какая ты дрянь! Какая!  Я тебе сейчас голову проломлю. Дрянь!  Вот, сука. Да, нужна ты мне! Зараза! Что ты из меня хочешь сделать?
Юра судорожно сжимает в руке телефон, мечется. Он готов разорвать Ксюшу, но та стоит спокойно и неподвижно. А спокойного человека бить трудно.
- Хорошо. Сейчас ты позвонишь ему и скажешь, что пошутила. Позвонишь и скажешь. А я тебя не трону. Хорошо, зараза? Договорились? Позвонишь и скажешь. На кой черт ты мне сдалась? Я думал – ты человек. А ты – торговка!
- Юра, успокойся. Я же правду сказала. А ты меня неправду говорить заставляешь. Ты же говорил, что ничего не боишься?
- Гнида! Заткнись, гнида! Я не боюсь тебя. Все должно было остаться между нами. А ты тут же стала торговать нашими отношениями. Ты позвонишь и скажешь, что пошутила. Хватит идиотизма!
- Юра, по-моему, у нас не было отношений. В этом и была проблема. Ты же говорил, что сумеешь их начать. А испугался звонка какого-то.
Юрий как-то обессилено обмяк, утих. Ксюша холодна и спокойна, голос ее звенит, тихо яростен.
- Идиотка. Просто идиотка. Шлюха малолетняя. (его осеняет) Ну, хорошо, что ты хочешь от меня, дрянь, чтобы ты позвонила сыну и сказала, что пошутила? Может, тебе денег дать. Теперь вы так их зарабатываете? Ну, извини меня. Я виноват, я наехал, я тебе заплачу, сейчас у меня немного. Я хотел тебе помочь. Ну, не молчи.  Ты молодец. Правильно сделала меня. Ловко. Обвела.  Но свидетелей у тебя нет, да и не трогал я тебя. А?
- Мне холодно.
- А? И что?
- Разденься, пожалуйста.
- Что? Зачем? Да, ты и правду извращенка маленькая.
- Мне так будет теплее. А я потом позвоню. Ты же говоришь, что помочь мне хочешь.
- О! Как ты меня достала! Как заебала! Дернуло же меня! Хорошо! Хорошо! Я разденусь. Только потом попробуй не позвонить. Ты узнаешь, как заводить мужика. Я сяду, но и ты узнаешь! Дрянью родилась, дрянью и умрешь. Так и не станешь женщиной, сволочь малолетняя.
Юрий разъярен. Он скидывает с себя брюки, пиджак, рубашку, снимает все. Он мычит от бессилия и злости, от стыда.
- Все? Этого хватит? На, звони! Тебе понравилось? Пусть с тобой так же сделают! Уродка! Делай же что-нибудь!
- Юра, я возьму одежду? Возьму телефон? Не злись, ты сам меня вынудил к этому. Ты неплохой. Я честно позвоню. Когда спущусь, позвоню. Ты же можешь меня потом догнать. Хорошо?
- Бери, бери все! Вы с детства приучаетесь насиловать! Ты подумала, как же я спущусь, идиотка?
- Я подумала. Я позвоню и скажу, что тебя ограбили, завели на крышу и ограбили, а меня использовали, чтобы я вошла к тебе в доверие и обманула. Я скажу, что хотели и семью твою ограбить, но передумали, спугнулись. Здорово я придумала? Я скажу, что  ты – жертва.
Ксюша звучит безучастно, она даже радуется понуро. Юрий слушает ее, пораженный логикой и недетским воображением девочки. Он как-то бессмысленно кивает головой, соглашаясь, оторопелый. Ксюша, выговорив все, обходит Юру и осторожно подбирает его одежду, двигаясь боком. Из пиджака она берет его телефон, зажимает в руке, затем забирает свою сумку и,  почти пятясь, уходит с крыши. Юра смотрит на нее потерянно, с удивлением и непониманием.
- До свидания, Юра. Я успела тебя почувствовать. Но это было тоже немного. Мне рано еще касаться. Ты сам это понимаешь. Ты погорячился. Извини, что я тебя обидела.
Юрий остается один на ночной крыше. Ему зябко. А укрыться можно только веревкой, и город распахнут под ним черно и низко. Юра  находится в сильном недоумении и глубокой задумчивости, что в голом виде непривычно.
Ксюша стремительно шагает по набережной. В руках у нее – ворох одежды. Она торопится, глаза ее блестят, ее чуть потряхивает. Она заходит на мост, доходит до середины его и останавливается. Ксюша осматривает одежду Юры, достает бумажник, смотрит, сколько денег в нем. Бумажник она кладет себе, а одежду бросает в реку. Ксюша равнодушна и измотана. Она берет телефон Юры и звонит.
- Алло? Толик? Это Ксюша. Ты не волнуйся. Твой папа – хороший человек. Меня заставили его обмануть и завести на крышу. Ну, чтобы ограбить. Денег взять. Я попросила его помочь, и там мои знакомые его ограбили. Сейчас он стоит раздетый на крыше, адрес Владимирский 45. Я посмотрела, там подъезд после арки первый направо. Ты возьми ему одежду, подъедь к нему. Ну, или маме скажи. Сам? Ну, и правильно. Извини меня. Мне стыдно, но есть и такие люди, как я. Будь осторожнее. Это мой путь. Значит, так надо. Считай, что твой голос мне понравился. Пока.
Ксюша смотрит на телефон и роняет его в речку. Она выпрямляется, оглядывается, решая, куда уйти. На ее лице появляется печальная улыбка. Она дышит легко и свободно. Иди пока некуда.