Телефон зазвонил не вовремя. Он размеренно и настойчиво дребезжал, а я, утрачивая остатки сна, лежал и думал: – Ну, кто?! Что за люди?! Что им надо??? На часах и восьми нет, а они уже достают с утра пораньше. Телефон, однако, не унимался.
Я попытался дотянуться до трубки, чтобы сняв её, снова бросить на рычаги. Но столик с телефоном оказался недосягаем. – Нет, надо ещё немного подремать, – сказал я сам себе, отказавшись от попытки укротить назойливый аппарат. Но едва только вернулся в горизонтальное положение, как понял, что задремать зловредное устройство мне не даст. Пришлось вставать.
– Ал-ло, ал-ло, алл-о-о… Женский голос в трубке, похоже, жутко торопился добиться моего ответа. Хмм, кто бы это мог быть, интонации вроде бы знакомые… явно не районо…
– Да-а-а! – собрался я, наконец, с ответом, – слушаю!
– Петрович? – вопросила, прокашлявшись, дама в трубке, как будто сомневаясь, туда ли она попала.
– Да-а-а! – не меняя интонации, протянул я театрально, пока ещё не поняв, кто это спозаранку так жаждет со мной пообщаться. На той стороне нерешительно замялись.
– Петрович, вы извините, что приходится беспокоить, но тут приехали апанасовцы… Ненадолго повисла пауза и стал слышен приглушённый проводами дальний гомон: – Да мы всего на пару дней… скажите, что вернём с магарычом… Я ждал в недоумении.
– Петрович, ну, в общем, они просят…
– Да говорите уже, наконец, – потопил я собеседницу, и тут вдруг понял, кто это.
Татьяна Алексеевна Устименко работала агрономом второй бригады. Это был незаурядный человек. Алексевне, как по-простому именовали её в колхозе «Дружба», до всего было дело. По любому поводу она могла высказать своё суждение, даже если его и не спрашивали. Она никогда не тушевалась ни перед кем и легко провозглашала нелицеприятные оценки. Иногда из-за этого и сама страдала. Правда, без обид.
Как-то раз шофёры в ответ на какой-то упрёк вдвоём усадили Алексевну на капот ЗИЛ-130, и она на виду у мехмастерских долго изворачивалась, чтобы с него сползти.
– Дураки, ну что с вас взять, – махнула рукой, достигнув, наконец, земли. Ну, заводите, поехали, работа не ждёт…
В вечно открытом настежь, прокуренном кабинете главного агронома в колхозной конторе, Алексевна лелеяла дюжину измученных растений в разнокалиберных кадках, и строго следила, чтобы туда не бросали окурки. Время от времени окурки бросали, иногда дело доходило и до разборок. На работу Устименко всегда ходила в синем халате и с ярко накрашенными губами. Цвет помады был всегда один и тот же, оставшийся, по-видимому, от времён Клавдии Шульженко. За цвет губ злые языки придумали ей особое прозвище, которое, правда, имело хождение только за глазами. Ну, и ещё нельзя не отметить, Татьяна Алексеевна уважала интеллигентных людей, особенно учителей, была у неё такая слабость. И ящик помидоров спелее покажет, и капусту отпустит готовую, а не заставит выбирать по полю…
И вот Татьяна Алексеевна звонит мне. С чего вдруг? Если учеников нужно послать на поле, так звонит обычно диспетчер или секретарь председателя, бригадир, наконец…
– Короче, Петрович, вы разрешите дать на пару дней в «Победу» два культиватора? – созревает, наконец, Устименко. Приехал инженер с грузчиками, очень просят.
Поначалу едва не поперхнувшись, я начинаю понимать, в чём дело. По-видимому, агроном, преследуя какие-то свои или бригадные интересы, звонит председателю колхоза Александру Петровичу Пахомову, но, набрав похожий номер, попадает ко мне. Будит без всякого повода, да ещё задаёт такие странные вопросы. И тут я, ничтоже сумняшеся, «великодушно» бросаю в трубку: – Ну что с вами делать… Разрешаю!!! Не слушая посыпавшиеся как горох слова благодарности, заканчиваю разговор.
Александр Петрович Пахомов – невысокий, коренастый брюнет с детским румянцем на щеках – всегда приветливо улыбался собеседнику и через слово механически, не ожидая ответа, переспрашивал: «понял-нет?». Навязший в зубах вопрос стал настолько характерным, что этим выражением стали обозначать и самого «преда».
Пахомов был необычный председатель колхоза, такого не было ни до него, ни после. Не по-колхозному интеллигентный, он уважал это качество и в других людях. Часто бывал в школе, порой участвовал в учительских застольях, а директора школы в вопросах обеспечения сельским довольствием ставил на один уровень со своими специалистами. Необычное было и в другом: Александр Петрович писал кандидатскую, и молодые учительницы ровным почерком переписывали тексты с разнокалиберных листков в красивую толстую тетрадь. В начале 1980 годов, когда происходили описываемые события, компьютеры ещё не шагнули в быт и на производство.
Александр Петрович часто пребывал в гуще народа. Планёрок в привычном понимании при нём практически не было. Едва отметившись в кабинете, он, окружённый толпой просителей, работников и просто попутчиков, шёл в мехмастерские, по пути «решая вопросы». Потом толпа, постепенно редея, перемещалась броуновским движением по двору мастерских, пока каждый интересант не получал свою долю председательского внимания. После этого Пахомов садился в голубую Ниву и отбывал по своим делам. Дальше «вопросы решали» специалисты.
Иногда председатель забывал о каких-то обещаниях. Порой он и сам просил: – Напомнишь… Но сделано при нём в колхозе, надо сказать, было много. Построен современный животноводческий комплекс, заложены новые улицы.
Щедрым жестом «разрешив» Татьяне Алексеевне отдать в соседний колхоз два культиватора, когда они после недавних тёплых дождей были нужны в самой «Дружбе», я вскоре забыл об этом. Но «разрешение» напомнило о себе. Кто-то из учителей, чьи мужья работали в колхозе, рассказал в учительской, что Устименко получила жестокую взбучку от председателя за то, что самовольно отдала культиваторы в «Победу».
– Да вы что?! – удивился я. – Как это она отдала?!
– Ну, она-то говорит, что спросила по телефону у Пахомова, он сам же и разрешил, но, как видно, забыл…
– Интересная ситуация. И что?
– Да всё уладилось вроде, привезли обратно и поля уже обработали…
– Ну, слава Богу, – облегчённо выдохнул я.
Потом мы не раз встречались то там-то здесь с Татьяной Алексеевной, приветливо раскланивались. Она, как видно, так и не поняла, кто «разрешил» ей помочь соседнему колхозу. А через некоторое время в «Дружбе» случился по какому-то поводу «сабантуй». Мне тоже позвонили из правления и передали приглашение председателя на мероприятие в колхозной столовой.
Участвовали в таких застольях обычно главные специалисты, иногда бригадиры, ну и те или иные гости из района и других хозяйств. Готовили и подавали яства работники столовой, и, надо сказать, там всегда было что выпить и закусить. Всевозможные натуральнейшие ветчины-буженины, мочёные яблоки, солёные арбузы, не говоря уже о банальных котлетах и бочковых огурцах-помидорах, идеально гармонировавших с запотевшей «Столичной».
После церемонии первоочередных тостов и соответствующих гастрономических утех, участники застолья вышли освежиться во дворик столовой. Вот тут я, улучив момент, и спросил Александра Петровича о злополучных культиваторах. Дескать, слышал, через десятые руки. Александр Петрович досадливо отмахнулся.
– Да всё уже устаканилось. И сам не пойму, как оно получилось, как я мог забыть…
Тут я с виноватым видом и рассказал председателю о своем экспромте. Не хотел, дескать, но так уж получилось.
– Ну, ты даё-ё-ёшь, понял-нет, – протянул мой собеседник. Хо-ро-оо-шая шутка, можно сказать, разыграл, понял-нет, нас, как по нотам… Он помолчал, с иронией глядя на меня.
– А вообще хорошо, что ты рассказал. Я и говорил им, что не мог такое забыть… А они в один голос, мол, не будет же Алексевна врать… Не будет, согласен, не в её характере… Хорошо, что всё разъяснилось. Ну, а как тебе такое пришло в голову? И я опять сначала пересказал председателю всю историю.
– Александр Петрович, ну согласитесь, я же никого ни в чём не обманул и не обидел… Мало того, что меня подняли, когда была редкая возможность отоспаться, так ещё и спросили Петрович ли я! Я честно признался, что я именно Петрович. Как говорится, Федот, да не тот. Ну а как я мог не разрешить хорошим людям что-то сделать такое, что лично мне ничего не стоит?! Тем более, если они так убедительно просили. Вот и «разрешил»…
Пахомов подумал немного, и, хлопнув меня по плечу, рассмеялся. А когда застолье продолжилось, он рассказал эту историю гостям. Смеялись все очень дружно.
Через много лет Александр Петрович Пахомов выступал на совещании директоров школ нашего района, представляя Донской государственный аграрный университет, где он прошёл путь от ассистента до профессора. Конечно, изменился, поседел, перестал повторять «понял-нет», но узнать его всё-таки было нетрудно. После совещания я подошёл к старинному знакомцу, представился. Кажется, он обрадовался, стал расспрашивать.
– Да, всё так же, работаю в школе, директорствую.
– Ну, а мы уже доктора наук, – промолвил, улыбаясь, Пахомов, и тут моего собеседника куда-то позвали. Я проводил его глазами и устремился к выходу. Теперь даже с момента этой последней встречи прошло уже довольно много лет.