Юра Мрачков вызывал у всех неизбежную ассоциацию с известным определением «Карлик-Чудовище». Маленького роста, но коренастый, с большой головой и основательных размеров хрящеватым носом. Глаза, маленькие, голубые и всегда слегка прищуренные. На губах насмешливая улыбка. Волосы темно-русые, острижены довольно коротко. Одет небрежно. Мне Юра напоминал не столько еврея, каковым являлся, сколько почему-то немца. Видимо из-за сказки Гофмана «Крошка Цахес». Источником Юриного заработка в семидесятые годы, о которых пойдёт речь, являлась спекуляция дефицитными книгами. Кроме того, он подторговывал винами, коньяками, антиквариатом, и вообще тем, до чего мог дотянуться. Дотягивался он преимущественно в Москве, а продавал в Харькове. Я иногда пользовался случаем и что-нибудь книжное приобретал у Юры, но не часто, так как Юрины цены кусались, а заработков моих едва хватало на жизнь. Где Юра числился официально в смысле работы, память не сохранила. Кажется, по образованию он был химиком, а возможно, физиком, но может быть и филологом. Какая разница? Высшее образование он конечно получил, но кто его тогда не получал? От армии оно его отмазало, а никаких других претензий Юра к нему, то есть образованию, не предъявлял. Что более всего заинтересовало меня в Юре, это его жена Алёна. Как подобное Юре убоище могло отхватить такую красивую и породистую жену? Вот загадка, которая время от времени забредала в мою неуправляемую голову. Через не очень продолжительное время загадка оказалась с не очень сложной отгадкой. Алёна училась в университете, пользовалась успехом в различных кругах и конечно Юра бы её не заполучил просто так. Уговорились они, что Алёна пользуется полной свободой и Юриными деньгами и связями, а Юра ни в чём ей претензий не предъявляет. С виду так оно и было и я не заметил мук ревности на Юрином лице. Особенно внимательно я всматривался в неуловимое выражение Юриных глаз, когда зашёл к нему домой за очередной книгой и увидел несколько ошарашившую меня своей фривольностью сцену. Алёна в мужской рубашке и скрестив по-турецки голые ноги восседала на кровати, а напротив, на той же кровати и в той же позе, в шортах, больше похожих на трусы, восседал Витя Исаковский. Оба весело смеялись и как бы боролись, что-то выхватывая друг у друга из рук. При этом Витя едва ли не падал на Алёну. Юра сидел в кресле и покровительственно улыбался. Я от смущения даже выронил из рук Юрину книгу, на что Юра весело и доброжелательно заметил: «Попортил книгу, значит купил!» Почему-то фраза эта золотыми буквами отпечаталась в моей памяти.
Моя собственная личная жизнь в то время по разным причинам разнообразием не отличалась и я постреливал паучьими глазками по сторонам, болезненно интересуясь рисунком любовной паутины вокруг.
Витю Исаковского я тоже знал неплохо и тоже по причине общих книжных интересов. Кем он работал и какое учебное заведение закончил опять-таки хоть убей не помню. Витя, впрочем, успевал куда больше меня. Он и в теннис играл регулярно, и книгами подторговывал, и женился на довольно красивой девице. Последнее обстоятельство делало для меня особенно загадочными его шашни с Алёной. Я заходил к Вите в гости и выслушивал за чаем его монологи. Витя, среднего роста и спортивной комплекции рыжеватый блондин, помавал руками, помогая элегантной жестикуляцией умничанью на разные темы. Он смотрел мимо меня расфокусированным взглядом серо-голубых глаз, подёрнутых философской дымкой. Витя любил речи на отвлечённые темы, естественно, когда эти речи произносил он. Мне полагалось молчать и слушать. Иногда к нам присоединялась Лера, его жена, с вязанием. Я поглядывал на Леру несытым оком. Лера вначале улыбалась, но однажды очень выразительно подняла брови, и мне сделалось стыдно. Я был воспитан в строгости и аскетизме и стеснялся посматривать на женщин плотоядным взглядом, тем более на жён приятелей. Случалось это, впрочем, нередко. Лера преподавала аэробику и к ней частенько заходили её ученицы, девушки и женщины разного возраста, но как правило, до тридцати. Иногда, когда я не заставал Витю дома, меня принимала Лера и мы с ней сидели на кухне за чаем. Лера мне рассказывала разные истории, преимущественно связанные с происшествиями в личной жизни её знакомых. Разговоры на отвлечённые темы она, в отличие от своего мужа, не любила.
Я не привык делиться интимными подробностями с кем бы то ни было. Но по-видимому, эта моя особенность не имеет большого распространения. От своих друзей и знакомых я наслушался достаточно разной ерунды. Витя исключением не являлся. Впрочем, возможно имелось в виду, что я врач. Работал я в то время фтизиатром в противотуберкулёзном диспансере. Одним словом, Витя ознакомил меня в общих чертах с картиной своей половой жизни с Лерой. Оказалось, что Лера не испытывает оргазма и виноват в этом отнюдь не Витя. Тут для меня забрезжило понимание его танцев с Алёной на Юриной кровати. Далее начали открываться и другие горизонты, один другого удивительней.
В числе близких приятельниц Леры находилась симпатичная молоденькая девушка, не старше двадцати, часто заходившая в гости. С собой она приводила здоровенного дога, который сидел с ними на кухне. Иногда я некоторое время проводил в их компании. Чаще всего девушка заходила, когда Витя отсутствовал. Как-то раз я, не уследив за собой, положил на эту девушку глаз. К моему удивлению и испугу дог оскалился и выразительно заворчал, сразу отбив у меня всякие сексуальные эмоции по отношению к его хозяйке.
Несколько позже, когда я уже довольно основательно подружился не только с Витей, но и с Лерой, она однажды, когда мы с ней пили чай на кухне, а Витя ещё не вернулся с тенниса, поведала, что эта её знакомая имеет кое-какие странности. Дальше рассказ принял такой оборот, что мне стоило большого труда сохранять благожелательное и невозмутимое выражение лица. Я почему-то считал должным во время совершенно невозможных откровений делать вид, что нисколько не поражён и не шокирован. В общем, оказалось, что девушка живёт с догом так сказать, как женщина с мужчиной. Сделалась понятной реакция дога на мои поползновения. Далее выяснилось, что Лера лесбиянка, и с этой девушкой, которая имеет помимо дога эти же самые наклонности, находится в интимных отношениях. Дог её к своей хозяйке не ревнует, так как по своей собачьей наивности не понимает характер их связи. Иногда Лере приходится уступать догу место. Так, недавно девушка, имя которой я забыл, возможно по фрейдистской причине, попросила Леру уйти, потому что дог возбудился и она должна его удовлетворить. После этого рассказа, когда я пришёл в себя, то понял, что Витины жалобы на свою половую жизнь с Лерой вполне объяснимы. Он, кстати, не подозревал о её предпочтениях. Мне Лера о них сообщила, видимо имея в виду мою явно просматривавшуюся наивность в сочетании с впечатлением порядочности и неболтливости. Ну просто хочется людям выбалтывать свои тайны. Это-то мне понятно.
Некоторое время ничего нового не происходило. Когда неожиданно разразился скандал. Родители девушки обо всём пронюхали и наехали на дочку. Скорее всего постарались соседи. Девушка жила в однокомнатной квартире на улице Данилевского, которую она унаследовала кажется от бабушки. Короче, девушку упекли в псих.больницу, собаку усыпили. Но добрались и до Леры. Харьков не Париж и подобные их с собачьей девушкой отношения в Советском Союзе нормальными не считались. Леру начали таскать сначала в милицию, а потом запихнули на обследование в психушку, то есть в знаменитую в Харькове 36-ю больницу. Секцию аэробики разогнали. Витя много пережил, бегал по знакомым. Пригодился, кстати, ехидно ухмылявшийся Юра. Леру отмазали, но Витя с ней конечно развёлся. Далее, все начали собирать вещи и подавать документы на выезд. Юра увёз Алёну к великому Витиному сожалению, но дальше у них не сложилось. Причём Юра оказался в Израиле в далеко не бедном качестве, а Алёна почему-то в Нью-Йорке совсем даже наоборот. Там, к моему немалому изумлению, её подхватил неунывающий Миша Зильбер, и они какое-то время обретались в его крошечной студии, то есть по-русски - в однокомнатной квартире. Куда потом подевалась Алёна мне не известно. Понятно, что долгого житья в условиях, много уступавших её харьковскому благоустройству, она не вынесла. Миша остался один, а вскоре уже сожительствовал с бухарской еврейкой. И это последнее, что мне удалось узнать об их судьбе. Люди поражают меня приспособляемостью и неимоверной жизненной силой. Возможно, и я в экстремальных обстоятельствах обнаружил бы в себе то же самое. Но, к счастью, мне никогда не приходилось проверять эту гипотезу на практике. То есть и на моём пути случались изрядные ухабы. Но до вершин, покорявшихся, скажем, Мише Зильберу или Алёне, я никогда не дотягивался.
Витя вскорости возник в Израиле в качестве электрика. Там он снова женился, на этот раз без приключений, и насколько я помню, обзавёлся двумя детьми.
Что до Леры, то её судьба мне не известна. Не хочется выглядеть ханжой, но вспоминая всю эту собачью неразбериху, я выкатывал глаза и покрывался холодным потом. Видимо, по этой причине я специально не интересовался дальнейшей Лериной жизнью. Хотя, наверное, я не справедлив. Лера всегда производила на меня впечатление симпатичной, хорошей девушки. Просто некоторые вещи я не могу на себя примерить и понять что же они означают, а следовательно, остерегаюсь и опасаюсь их носителей. Не знаю, нормально ли это, но со мной так. Я и не притворяюсь, что считаю себя примером для подражания.