Прошедшая зима и первые дни весны были очень холодными, и она практически не выходила на улицу, до тех пор, пока ее мать, по приглашению Жени, не уехала посетить просторы Ичкерии оставив ее одну. Нехотя собравшись она пошла в магазин, а по возвращению из него, заглянула в почтовый ящик, где обнаружила письмо от отца. Конверт был стандартного размера, но он был пухлым, что говорило о большом объеме написанного.
Зайдя в квартиру, она сняла верхнюю одежду и прошла в зал, где стояло пианино и села за него. Конверт она положила на стопку нот. Чтобы там ни было написано, открыть его решимости ей не хватало. Она перебирала пальцами по клавиатуре, играя «Лунную сонату» Бетховена, но глаза смотрели только на письмо и в итоге, резко прервав игру, она взяла конверт и отделив полоску бумаги с края, вытащила содержимое.
Письмо было действительно объемным и написано мелким убористым почерком, но отдельно был запечатан еще листок, на котором было написано «прочти позже». Его она отложила и начала чтение. Отец уведомлял о том, что утратил адрес, но благодаря письму ее матери узнал, что она по-прежнему живет на том же месте, «Почему ты не отправляла мне писем, а выбрасывала их? Мать сказала, что ты часто писала мне…». Да, мама все время спрашивала почему она так делает, но ответа у нее не было. Значит мама сама ему отправила письмо, «ну что ж, отправила так отправила».
Она узнала, что теперь они живут как «самые настоящие пенсионеры на пенсию», так как все сбережения были потрачены на поездку на Чукотку, где, как выяснилось, живет брат его жены. Далее он описывал как они там провели четыре месяца среди сородичей Марины, о том, как она училась быть чукчей и бить в бубен и танцевать их «своеобразные» танцы.
Отец рассказывал обо всем что запомнил о той поездке, но главное, он хотел ей передать чудесное видение Северного сияния, которое по красоте не было не сравнимо ни с чем и что Тынагыргын, так звали брата его жены, и Марина были близнецами и они каким-то своеобразным образом через электромагнитные волны были хранителями полюсов, что он сам наблюдал собственными глазами. Одновременно с этим он сообщал о том, что слышал Северное сияние и что это было самым впечатляющим для него, так как никогда не подозревал о том, что Северное сияние звучит. Много рассказывал о самобытности их культуры, обычаях, блюдах и одеяниях, и, в конце добавил, что теперь они имеют полную амуницию из оленьих шкур и, если их одеть, то будут выглядеть как чукчи даже на Урале. Однако, бубен, который у них называется пензером, остался у чукчей, чтобы перейти к одному из следующих близнецов, который возьмет его после смерти Тынагыргына.
Далее он рассказывал об их собственном быте и об освоении компьютеров и многие мелочи, которые накопились у него для нее за более, чем шесть лет, что они не писали друг другу. После этого, уже в конце письма он писал, что «видел» ее «отпечаток» и просил сообщить что произошло, так как не понимает увиденное. А в конце шла приписка чтобы она прочитала запечатанный листок, находясь в полном спокойствии.
Она не поняла приписку. Она всегда находилась в спокойствии, она бы даже сказала в абсолютно «мёртвом» спокойствии и раскрыла последний листок, прочитав те несколько строк, которые были в нем, ее руки упали вместе с письмом на клавиатуру от чего пианино издало громкий диссонирующий звук, который разрывал ее сознание до тех пор, пока он не стих. Ей стало тошно, и она ушла на кухню выкурить сигарету. Ее руки тряслись.
Это не могло быть правдой, но память навязывала ей воспоминания. После того, как все это случилось с ней, у нее изменилось видение окружающего. Она перестала замечать улыбки людей, различать краски, делая их одежды тусклыми, а сами они как будто оголились перед ней в своей бездуховности и безнравственности, и она начала видеть их суть, каждого по отдельности и всех вместе. Одновременно с этим она улавливала их мысли от чего они становились ей омерзительны. Она старалась как можно меньше общаться с людьми, но не общаться совсем не могла. Еще тогда она питалась иллюзиями, что кто-нибудь из них вернет ее к жизни, но все было напрасно.
Однажды она зарегистрировалась на сайте знакомств и познакомилась с ним… Сейчас ей уже и не помнить его имени, но она до сих пор помнила его ник, его звали Азазель, именно ник и заинтересовал ее. Она была убеждена, что ники в интернете – это подсознательное самовыражение. Азазель же - мог быть и демоном-искусителем, и козлом отпущения, именно это имя и побудило ее к общению. Через какое-то время они встретились. Он стал ей интересен еще больше, когда поняла, что его мыслей она не может услышать. Они разъезжали ночью на его машине, иногда заходили в рестораны и много разговаривали.
Он, как человек, не обременённый финансовыми проблемами, много путешествовал и в тот вечер, когда они ездили по Москве он рассказывал о Тайланде. Не стесняясь в выражениях, он рассказывал об актерах-мужиках, которые «пришивали себе сиськи», чтобы походить на женщин, но при этом не отрезали себе все остальное, и что «член и женские сиськи – это перебор для воображения нормального мужика, рассказывал о «забегаловках» на каждом шагу под название «гоу-гоу», где «можно поиметь любую тайку за два доллара или тайца, если захочется», о других «шоу», где прямо на сцене тайцы «трахались» друг с другом или демонстрировали что они умеют делать своими гениталиями. О том, что там большая часть населения больны СПИДом, но и они зарабатывают, сидя на обочинах и собирая милостыню. Она помнила, как она тогда слушала, а ее чуть ли не выворачивало от омерзения и отвращения и ее спутник будто намеренно выбирал для описания самые грубые слова и мразные ассоциации. Она вернулась домой за полночь, решив, что больше она никогда с ним общаться не будет.
Но картины человеческой низости и обнаженного бесстыдства стояли у нее перед глазами и тогда в ней проснулась ярость, слепая безрассудная ярость, которая хотела только одного, чтобы всю эту мерзость смыло с лица земли. О том, что на самом деле произошло, она узнала только спустя пару дней и в первое мгновение сначала почувствовала только равнодушное удовлетворение, но затем, увидев боль людей в ней что-то дрогнуло и вот теперь отец говорит, что она была виновна в этом.
Не может быть! Да, до того, она через камни чувствовала земли, откуда они привозились, она чувствовала тех, кто охранял эти земли и иногда перед ее взорами представала Планета и она ощущала активность тех или иных участков на Земле, но ни один человек не мог бы сделать такого. Это было невозможно. «Земля осознанное существо и всегда есть те, кто передает ей информацию и те, кто принимает от нее информацию» - вспомнились ей слова преподавателя в Плехановской академии, который увлекался псевдонауками и, чтобы растормошить слушателей, иногда делился с ними различными гипотезами. Может в этом дело? Может каким-то образом потеряв себя, она все еще остается каким-то передатчиком? Страх предательски вполз в нее, и она решила, что чтобы не произошло, но с этого момента она будет контролировать себя.
Собравшись с мыслями она без утайки написала отцу обо всем, что с ней произошло, и даже о тех мыслях, которые ее посетили. Когда она опустила письмо в ящик она подумала, что у нее есть надежда, что отец сможет найти выход.
Спустя месяц вернулась мать. Она была жизнерадостна и вполне здорова. Мама похвасталась что несколько раз посетила район под название Ачалуки, где била, по ее выражению, волшебная вода, которая вылечила ее и от язв и другие болезни она не замечает теперь. Это была хорошая новость, так как принимая болезни своей матери она стала замечать синие сетки на ногах и тошноту, которая все чаще и чаще тревожили ее после попыток облегчить ее боли.
Она заварила чай, когда мама вытащила из сумки камушек и сказала:
- Вот, отец тебе привозил камни, я тоже тебе привезла, и с этими словами она ей протянула его.
- Мам, это не камень, это обожжённый кусок бетона, неужели ты не можешь отличить камень от цемента? – ошарашенно глядя на нее спросила она
- Да? Не может быть! Я же специально для тебя его подобрала, - запричитала мать явно расстроенная
- Откуда ты привезла это?
- Назир, это из Грозного, я ездила туда, в поезде попросили передать посылку и я не смогла отказать, а Женя помог мне, отвез туда, - и с этими словами ее лицо потемнело, и улыбка сползла с лица, а затем она добавила, - я, ребенок войны, и видела разруху, но то что я увидела там, такого ужаса я не видела никогда, - и с этими словами она как-то вся сжалась, а по ее щеке скатилась одинокая слеза.
- Когда мы приехали по адресу, который мне дали оказалось, что дом их сгорел, мы поспрашивали у людей там, они дали адрес в Грозном, куда эти люди переехали, такую страшную историю рассказали… - ее губы затряслись, а она не находила слов чтобы продолжать, - в общем, дом их подожгли, в доме мать и дочь были, дочь вся гореть начала, а мать спасать бросилась, дочь у нее на руках так и сгорела и сама она вся обгорела, пока пламя сбивала, но она взяла труп ребенка и унесла в горы, в надежде хотя бы похоронить, со своей дочерью неделю пряталась, потом вернулась одна, седая, состарившаяся и помешанная, вот для нее и передали посылку…
- Так ты нашла ее? – спросила ее Биназир, переложив в левую руку «камень», который привезла ее мать, а правую протянула ей, чтобы взять ту за руку.
- Я видела ее… Она это пережила, и она никогда не будет прежней… Такое не забыть, у тебя нет детей, ты не поймешь что такое испытать смерть ребенка, а такую чудовищную смерть своего ребенка, да лучше самой сгореть, чтобы только этого не увидеть... - она долю минуты помолчала и продолжила, - наверное, Ад раскаленный ничто, по сравнению с этим, сколько людей погибло, сколько детей погибло, детей погибло сколько, детей то за что-о, детей… - и она заплакала, - все в руинах, так страшно, так ужасно страшно, это невозможно передать словами, нет ни одного «живого» здания, все в пыли, в пепле, сколько ужаса, сколько-о-о, - и она зарыдала в полный голос.
Назир, взявшая ее руку в свою, вдруг почувствовала боль, была ли это боль ее матери или ее собственная боль от ее рассказа она не знала, но ей так хотелось утешить мать, приободрить ее, сказать что-то, чтобы ни ее мать ни матери того города никогда не плакали, что она крепко сжав руку матери и одновременно «камень», который держала в другой руке произнесла: «Мама не плачь, все будет хорошо, тот город будет жить и он отстроится и будет самым красивым городом, вот увидишь, верь мне, так и будет!», и пока она говорила, она чувствовала будто ток проходит через нее, а затем она разжала левую руку, но на ладони лежала лишь горстка серо-черной пыли.
Тогда она и поняла, что, является ли она антенной или действительно сила Хранителя осталась при ней, но это то, что она обязана держать в узде, а это означало только одно, она должна была самоустраниться от внешнего мира, от раздражителей разного рода и от людей.
Следующая глава..
http://www.proza.ru/2017/03/09/1676