Оля

Лана Джордэйн
Я научилась не жить прошлым, однажды поняв, что оно безвозвратно. Мне больше не доставляет удовольствие перелистывание старых альбомов. Это можно оставить на глубокую старость, когда будет не к чему стремиться, и сил останется только на перебирание замшелых фотографий, на которых все были молоды, еще живы и полны надежд на будущее.
Я нашла для себя способ отмахиваться от навязчивых воспоминаний о печальных событиях из прошлого, просто переключаясь на текущие дела.
Я невзлюбила слово “Бы” за то, что оно отражает то, что могло бы случиться, но не произошло, и нет толку тратить свои драгоценные минуты на “абы да кабы”. На нет и суда нет!
Не нравится мне и слово “Пока”, отражающее временность всего происходящего. Зато девизом моим стало “Здесь и Сейчас”, и на то есть веские основания.

К сожалению, бравируя своим “научиться не жить прошлым”, я лукавлю. Оно-таки настигло меня в тот момент, когда вдруг, перед самым уютным моментом подготовки ко сну в теплой кроватке, пришло сообщение о трагическом уходе давней школьной подруги Оли. Даже звучание ее имени - Оля - не предполагает такого страшного недоразумения. Что может вообще случиться с женщиной с таким нежным именем? Оно даже возраста не имеет. Как можно принять такую новость, не пережив шквал воспоминаний из детства?!
Они в момент закрутились в мозгу, опережая одно другим.

Оля, моя милая подруга детства, могла ли ты представить и предугадать свою судьбу в те наши с тобой вечерние посиделки? Мы же с тобой одни из класса жили в домах, расположенных по обе стороны нашей школы. Нам же с тобой вместе приходилось бегать в музыкалку и соперничать в достижениях и в той, и в этой школе. Я всегда тихо завидовала твоим роскошным коричневым косам и темным, с мохнатыми ресницами, чудесным глазам. Даже весенние конопушки никогда не портили твое открытое красивое лицо, хотя его выражение никогда не было простым. Простым, я имею ввиду, простодушным. Мало кто из одноклассников мог с тобой запросто общаться, ведь ты всегда была закрытой. Ты была загадочно красивой и недоступной. Не знаю, почему мне вдруг это вспомнилось. Я-то тебя знала ближе других, но так до конца и не смогла стать тебе душевным другом.
Наверное, тебе не позволял твой характер, имея перед собой пример твоей матери. Мы все помним Антонину Ивановну, нашего преподавателя, такую же красивую и статную женщину, в какую превратилась и ты, когда выросла. Только у нее были другие глаза, я их отчетливо помню, такие светло-коричневые с крапинками. Мне они казались тигровыми. Она была очень сильной и жесткой женщиной, и ты росла в таких же жестких и строгих условиях, стараясь не подвести ее ожиданий. Я помню твоего папу, такого же красивого мужчину как и мама, и младшую сестру Верочку, которой нужно было уделять много времени из-за ее болезненности в детстве. Все это наложило отпечаток на формирование твоего характера. Было в тебе даже что-то таинственно-гордое, но, скорее всего, этим ты просто прятала свои страхи и даже неуверенность в себе. Быть красивой чаще всего не быть счастливой, как ни парадоксально это бывает.
Мы поражались твоей стойкости, когда на тебя свалилась беда и ты вернулась с Дальнего Востока домой. Одна, с маленьким сыном на руках. Несколько лет никто не знал что ты пережила, узнав о предательстве и гибели мужа, и все в один страшный момент! Я помню тот день, когда мы с тобой встретились после несколько лет разлуки и всего произошедшего. Мое сердце тогда больно сжалось, когда я увидела перед собой твое потемневшее красивое лицо. Оно было именно потемневшим, будто впитавшем в себя всю боль от пережитого. Но и даже тогда, когда мы могли пообщаться наедине, без свидетелей, ты отмахнулась и перевела тему в другое русло. Сказала, что ты уже сама справилась с этим и нет смысла все опять перемалывать.
Сама справилась! Это мы так самонадеянно думаем, что все можно пережить и со всем справиться. Сердце же, как живой орган, так не думает. Оно изо всех сил старается заживить глубокую рану, но рубец остается на всю жизнь. А на этот рубец потом наслаиваются другие жизненные невзгоды, постоянно давя на него весом неразрешенных и невысказанных обид...
Почему я это пишу с горечью? Не потому, что ничего уже не исправишь, и характер нам формирует сама жизнь. Горечь у меня оттого, что многие люди, закрывшись от окружающего их мира, утомляют свое сердце и не дают ему насладиться дарами жизни. Горечь у меня и на себя. Ведь столько лет, приезжая домой, я проходила мимо знакомых окон Олиного дома и могла просто постучать в старую дверь той же квартиры, где она выросла и жила до конца своих дней. Могла же я просто вызвать ее на долгий разговор и проветрить все закуточки ее памяти, облегчив груз на ее сердце. А я продолжала проходить мимо, придумывая отговорки, что ее может не быть дома и что надо бы просто позвонить. Другой вопрос, а спасло бы это ее? Не знаю, может, продлило бы жизнь. Горечь оттого, что в день Восьмого Марта нужно получать цветы от любимых людей, а не ложиться навсегда в холодную могилу.

И еще раз о “Здесь и Сейчас”. Каждый раз мы будто просыпаемся от пронзительного завывания похоронного марша, когда провожаем дорогих нам людей в последний путь. Я ловлю себя на том, что пишу в последнее время только по грустным поводам, а хочется праздновать жизнь и любовь, ведь она всегда вокруг нас и ее хватит на всех. Надо всегда помнить о ценности каждого дня, каждого лучика солнца и каждой капельки дождя. Помнить и любить все вокруг!