Глава 13

Никитаананьев
г. Штутгарт, Федеративная Республика Германия,
15 января 1977 года               

Через несколько дней пребывания в баварской резиденции, прошедших под сенью французского и итальянского «классического» кинематографа, Николас решил официально познакомить Ясмин со своими родителями. Разумеется, это мероприятие не носило какого-либо «знакового» характера – их отношения, по его глубокому убеждению, находились на том «уровне», который обычно именуется «дружбой» (насколько это, конечно, возможно между молодым человеком и девушкой).

Принцесса с удовольствием приняла его предложение съездить в Тифенброн, и 15 января утром они прибыли на мюнхенский вокзал. Скоростной экспресс за час довёз их до Штутгарта, где они, пообедав и взяв такси, двинулись в сторону семейного поместья фон Альтенбергов.

Николас не показывал своего волнения, однако в такси всё время косился на собственный чемодан, в верхнем «внутреннем» кармане которого лежал заряженный ППК. Он мысленно подсчитал, что ему хватит шести секунд, чтобы открыть чемодан, вытащить пистолет и снять предохранитель. Этого, по его мнению, должно было хватить для отпора возможному врагу – как-никак, во время своей службы в бундесвере он считался метким стрелком.

Автомобиль подъехал к парадным воротам поместья и остановился. Расплатившись с шофёром, который незамедлительно помог поочерёдно вытащить все четыре чемодана принцессы, Николас подошёл к воротам своего родного дома. Дома, в котором он провёл детство, отрочество и юность – вплоть до поступления в Гейдельбергский университет в 1960 году.

На воротах висела небольшая чёрная кнопка – электрический звонок. Однако Николасу нажимать на неё не пришлось – у ворот стоял Ганс, 38-летний подтянутый охранник, одетый в чёрное пальто и попивавший горячий красный чай из термоса.
 
Ганс Гробер стал работать на отца Николаса ещё в 1975 году. До этого он служил в специальных подразделениях бундесвера, уйдя в отставку по семейным обстоятельствам в чине майора. Вернувшись в родной Штутгарт, тот решил поступить на работу в полицейское управление, однако Вернер Грейтенберг, к которому он обратился по поводу трудоустройства, посоветовал ему иной вариант – стать старшим охранником поместья Тифенброн. В качестве аргументов фигурировали: высокий для данной работы оклад (Матиас всегда платил щедро), ежегодные «премии» на Рождество и возможность временно жить в специальном домике для обслуги, расположенном внутри стен поместья.

Ганс согласился и не пожалел. Правда, летом 1976 года он получил серьёзное ранение во время неудачной террористической атаки «Фракции красной армии» на Тифенброн, но крепкое здоровье взяло верх, и уже в сентябре Ганс снова вернулся к исполнению своих обязанностей. Матиас оплатил всё его лечение и ещё добавил дополнительную сумму «за преданность».

– Герр Николас, рад вас снова видеть!

– Взаимно, Ганс. И ты знаешь, что можешь называть меня просто «Николас». Мои родители уже ждут, я полагаю?

– Разумеется, – с сияющим лицом сказал Ганс, пожимая Николасу руку. – А вы, я полагаю, принцесса Ясмин? Примите моё искреннее почтение. – С этими словами он мягко поклонился немного растерявшейся девушке.

– Р-рада с вами познакомиться, Ганс, – робко произнесла она и кивнула головой. – Я относительно недолго пробуду в гостях, ибо не имею права злоупотреблять гостеприимством хозяев Тифенброна.

– Ой, да что вы, ваше высочество, – отрезал Ганс. – Оставайтесь сколько хотите, поверьте мне: хозяева – добрейшие люди, и они будут только рады вашему визиту.

Николас засмеялся.

– Ганс, и всё ты любишь за всех решать! Впрочем, ты абсолютно прав. Принцесса, прошу за мной! Наш камердинер отнесёт все вещи.

Николас и Ясмин направились к главному жилому дому, путь к которому вёл через широкую прямую аллею, по которой мог спокойно проехать автомобиль любого размера. Каменный трёхэтажный особняк, построенный ещё в 1840-е гг., был жемчужиной поместья Тифенброн. Рядом с ним виднелся высокий столб, на котором развевался флаг.

– Ники, а что это за флаг? – спросила Ясмин. – Это явно не флаг современной Германии.

– Ты права, это флаг Германской империи, страны, в которой родился мой отец. Он тебе про неё расскажет – первые восемь лет его жизни прошли под сенью кайзеровского правления, а его верность Гогенцоллернам не знает границ.

– Я не удивлена, – улыбнувшись, произнесла принцесса. – Ты ещё на самой первой нашей встрече мне рассказывал про знакомства твоего отца с наследниками германского престола.

– Ты ещё не знаешь про моё знакомство с правнуком кайзера, принцем Луи-Фердинандом младшим. Он сейчас в бундесвере служит… виделся с ним дважды в дворянском собрании Вюртемберга. Очень приятный человек, хочет сделать блестящую карьеру в нашей армии. Мой отец знает его отца и его деда, мой дед знал его прадеда, ну и так далее.

Молодой человек и девушка подошли к массивным дубовым дверям с выгравированным на них гербом рода фон Альтенбергов – стоящим волком на фоне рыцарского шлема и изображения короны. В 1795 году именно такой герб будущий вюртембергский король Фридрих I даровал отважному кавалеристу Францу Альтенбергу за «личную храбрость и преданность короне» вместе с дворянским титулом и приставкой «фон». Герб, впоследствии, был отображён и на двери в особняк, а приказ о создании дворянского рода Альтенбергов неизменно хранился в сейфе и передавался из поколения в поколение.

Дверь – или, как их обычно называли в семье, «парадные ворота» – всегда поддерживалась в образцовом состоянии. Николас знал это на своём собственном опыте: когда он, будучи десятилетним сорванцом, поцарапал позолоченное изображение герба, то получил не только ремня от Матиаса, но и лишился карманных средств на месяц, в результате чего ему приходилось занимать деньги на обед у одноклассников по частной школе, в которой он тогда учился.

Повзрослев, Николас в полной мере осознал важность поддержания в семейном гнезде порядка и чистоты. Когда его отец в 1967 году купил ему просторную квартиру в Штутгарте, он нанял домработницу, которая каждую пятницу осуществляла генеральную уборку, благодаря чему порядок был в идеальном состоянии. Будучи единственным сыном, Николас понимал, что в конце-концов имение Тифенброн достанется ему, и он «взгромоздит» на себя всю гору ответственности за владения Альтенбергов.

Сейчас же он – вице-президент семейной строительной компании (заместитель своего отца), служащий крупповского концерна, лейтенант запаса, акционер нескольких компаний и одного банка. Достаточно для комфортной зажиточной жизни, но далеко не предел его, Николаса, желаний. Нацеленность на «карьеру» у него была, что называется, в крови.

Николас позвонил в дверной звонок в виде маленькой бронзовой скульптуры орла. Чтобы звонок прозвенел, необходимо было нажать на его голову. Буквально через десять секунд дверь открылась, и на пороге появился высокий подтянутый мужчина в чёрных брюках и белой рубашке. За ним стояла женщина с красивой шевелюрой из светлых волос.

– Добро пожаловать в имение Тифенброн! Николас, Ваше высочество, рад вас всех видеть! – торжественно объявил Матиас.

Он обменялся с сыном рукопожатием и с лёгким поклоном поцеловал Ясмин руку, пригласив обоих войти. Принцесса, в свою очередь, поклонилась в ответ и обменялась приветствием с Изабеллой, матерью Николаса.

– Я надеюсь, что моё присутствие в вашем доме не будет для вас обузой. Я буду у вас ровно столько, сколько вы сами того хотите, – сказала Ясмин. – Вы можете не обращаться ко мне «ваше высочество», поскольку я не урождённая принцесса, титул – всего лишь подарок моего дяди в 1967 году, когда моя тётя была коронована как «шахбану Ирана». Если Вас не затруднит, обращайтесь ко мне «мисс Солейни», это моя настоящая фамилия.

– Можете оставаться у нас сколько угодно, мисс, – произнёс Матиас. – Мы с Николасом отбываем по рабочим делам в понедельник, но Вы оставайтесь хоть до 20-х чисел. Мы всегда рады новым гостям и не имеем сомнений, что Вы – во всех отношениях достойная леди.

– Благодарю Вас, герр Матиас. Ваш сын много о Вас рассказывал – и неизменно положительные вещи.

Матиас рассмеялся и похлопал улыбающегося Николаса по плечу.

– Рад слышать. Что же, сейчас уже восемь часов вечера, а это значит, что настало время для ужина. Мисс Солейни, Изабелла Вам покажет Ваши гостевые апартаменты, а я пока побеседую со своим сыном.

– Конечно, герр Матиас, на то Ваше полное право, – произнесла принцесса.

Ясмин и Изабелла удалились, а Матиас с Николасом направились в гостиную.

– Я правильно полагаю, что могу ожидать от тебя в скором времени новости, что ты сделаешь ей предложение?

Николас закусил губу.

– Не совсем, отец. Мне кажется, стоит подождать ещё некоторое время – наверное, год. Наши отношения прекрасные, но они, скорее, дружественные, чем любовные. Меня это не устраивает, и я знаю, что симпатичен ей, однако считаю, что в таком щекотливом деле лучше соблюдать «тактику» осторожности.

Матиас нахмурился.

– Побыстрее «развивай» их, в таком случае. Я уже жду не дождусь новости, что вы обручились. Возможно, ты не проявляешь должной инициативы, Николас.

– Возможно. А ещё есть вероятность, что у нас разный социальный статус, и она не рассматривает меня как равного себе.

– Ой, опять ты со своим «статусом». Она не наследница трона, и даже не дочь шаха – которая, кстати, была замужем за министром его правительства, тоже, знаешь ли, не графом или князем. Рассматривай её как обычную девушку из обеспеченной семьи, и всё будет у вас прекрасно. Уж поверь мне.

– Ты говоришь почти так же, как мой кузен Карл, – засмеявшись, ответил Николас. – Ладно, я согласен с тобой. Постараюсь «ускорить» процесс в этом году. Обещаю – я женюсь на ней. Рано или поздно – но женюсь.

Мужчины в комнате снова похлопали друг друга по плечу и направились в столовую. С минуты на минуту слуга должен был подать превосходный ужин на четырёх персон, и сам Николас уже чувствовал лёгкую поступь голода в своём желудке.

***
Вернер Грейтенберг тяжело поднялся из-за письменного стола, взял в руки стакан кофе и подошёл к окну. С усталым видом он протёр глаза и бросил рассеянный взгляд на городскую улицу, по которой сновали автомобили и возвращающиеся после рабочего дня домой прохожие.

Скукота. Именно таким словом он бы охарактеризовал свою работу за последние несколько месяцев. На девяносто процентов – бумажная волокита, на десять процентов – выезды по «особо важным» делам. На деле – ничего действительно важного, ничего интересного. Никакого драйва, никакого поистине значимого события.

Конечно, так было не всегда. Буквально полгода назад он был главным следователем по делу о взрыве грузовика на территории Тифенброна. Тогда огонёк страсти горел в его голубых блестящих глазах. Но, увы, продлилось это ненадолго – дело было простым, преступника посадили за решётку, а ещё троих человек объявили в розыск. Через месяц получил премию от начальства и персональную похвалу, но это так, мелочи. Деньги его особенно никогда не волновали. Главное – работа.

Но реальной (а не мнимой) работы нет. И это Вернера весьма раздражало. «Фракция Красной Армии» затихла в последние два месяца, лишь какие-то анархисты попытались на прошлой неделе поджечь здания банка и супермаркета. Одного арестовали, даже применили физическое воздействие во время допроса. Не слишком «законно», но ради борьбы с бандитами можно и не на такое пойти. Однако, опять же, это всё – тоже скучно.

Грейтенберг практически мечтал о том, чтобы произошло что-то из ряда вон выходящее. Чтобы его привлекли к делу, и он добился очередного успеха. Конечно, нельзя мечтать о теракте или чем-либо в этом духе, однако он хотел именно нарушения существующей политической стабильности. Пусть красные вылезут из своих нор – ему уже не терпелось мёртвой хваткой взять их за горло. Взять и уничтожить.

Рассуждения Вернера прервал телефонный звонок. Его личная секретарша собиралась уходить и напоминала ему, что уже далеко за девять вечера. Он всегда просил её это делать, когда его пребывание в полицейском управлении явно превышало размер рабочего дня для рядового сотрудника.

– Спасибо, Луиза, – сухо ответил в трубку Вернер. – Пора и мне собираться домой.
Он накинул коричневый твидовый пиджак, взял со стола ключи и вышел из кабинета. Пожалуй, сегодня можно провести остаток вечера в пивной – а то настроение на следующий день совсем будет ни к чёрту.

***
Выходные прошли довольно насыщенно и, в то же время, быстро. Наступили рабочие будни, и отпуск Николаса подошёл к концу. Он попрощался с Ясмин и поехал с отцом в Эссен, по делам совета директоров. Работы у него было много – помимо обязательного присутствия на нескольких совещаниях, ему надо было провести переговоры по продаже очередной порции строительного материала для планируемого квартала двухэтажных домов в пригороде Кёльна. Контракт обещал быть удачным – но только в случае умело проведённых встреч, где ему требовалось мобилизовать все свои способности убеждать и быть, в целом, приятным человеком, с которым «можно иметь дело».

Принцесса осталась в гостях. Ей выделили лучшую гостевую комнату, которая только была в Тифенброне, и они с Изабеллой проводили время вместе. Та сначала хотела взять Ясмин в город, на очередной раут местного дворянского собрания, однако девушка попросила не делать этого из соображений «режима» инкогнито, который она успешно применяла во время своих частых вояжей в Европу. Тем не менее, Штутгарт они, всё же, посетили – Изабелла свела её в несколько картинных галерей и пару наиболее достойных, с её точки зрения, ресторанов. Принцесса была очень довольна и всячески демонстрировала своё почтительное и благодарное отношение к хозяйке Тифенброна, урождённой баронессе фон Эберштайн.

Изабелле Ясмин понравилась. Она оценила её интеллект, манеру поведения, внешность и взгляд на искусство.

В понедельник Тифенброн проездом посетил кузен Николаса Клаус фон Альтенберг со своей супругой Хельгой. У него как раз начался отпуск, и Клаус стремился как следует отдохнуть от базы военно-воздушных сил, в которых он служил офицером. Его жена была внучкой русского белого офицера, эмигрировавшего в Соединённые Штаты. С Клаусом она познакомилась случайно, когда приехала в Германию учиться в Йенский университет. Их отношения, продолжавшиеся четыре года, завершились свадьбой, а Ольга (именно так звали 24-летнюю девушку), став Хельгой фон Альтенберг, осталась жить в Германии – её отец и дед дали на то своё согласие.

Несмотря на то, что путь Клауса лежал на Лазурный берег, тот решил проведать тётю.

– Тётя Изабелла!

– Дорогой племянник, как я рада тебя видеть, – обняв Клауса, произнесла Изабелла. – И вас, моя дорогая племянница, – сказала она, поцеловав Хельгу, невысокую скромную девушку, которая отличалась немногословием и, по мнению самого Клауса, склонностью к созерцательному взгляду на жизнь.

– Служба в чине гауптмана не утомляет?

– Нисколько, тётушка. Ты меня знаешь – я не успокоюсь, пока не дослужусь до полковника. Это дело принципиальной важности.

– Кто бы сомневался. У нас, Альтенбергов, кровная жажда к успешной карьере. Собственно, это и сделало нас такими, какие мы есть.

– Что верно, то верно.

Изабелла фон Альтенберг и её молодой, подтянутый племянник Клаус с супругой уселись в гостиной и принялись увлечённо беседовать. Родственные связи у семейства всегда ценились высоко, и Альтенберги неизменно гордились тем, что знают всех своих родственников на много поколений и «ветвей».