Зная цену и крови, и поту,
Испытав и норд-ост, и норд-вест,
Офицеры российского флота
Пронесут свой Андреевский крест!
(песня «Под Андреевским флагом», автор слов: Ирина Анташко)
Весной 1977 года наш крейсер управления флотом Адмирал Сенявин поставили для очередного планового ремонта в сухой док. Разные ремонтные работы предстояло проделать: корпус покрасить, винты почистить, сварные работы провести где надо (к примеру, в моём хозяйстве кормовая цистерна подтекала) и многое другое. Интересно мне было на всё это поглядеть.
А ещё рядом с нами, в этот же сухой док, встала на ремонт небольшая дизельная подлодка. Мы очень волновались как бы не раздавить её своим мощным корпусом крейсера при становлении в док.
После наших, почти царских покоев,странно было смотреть, как матросы идут с лодки в увольнение в город. Как два матроса из люка за две руки подымают третьего, одетого в парадку, стараясь не прикоснуть его к корпусу лодки. И на лодке они ходили в коротких сапогах. Да уж, ну и служба. А наши дембеля в тапках по кубрикам шарились.
Ну дело не в этом. Короче, встали мы в сухой док. Я, конечно, прогулялся вниз, посмотрел и на неё и на днище нашего крейсера .
Посмотрел я как рабочие Владивостокского Дальзавода чистили корабельные днища. Они их скребли, заделывали образовавшиеся неровности, ошкуривали и после этого заново покрывали новой лаковой краской.
Поудивлялся я величинам наших гребных винтов с тремя винтообразными лопастями. Диаметр каждого винта был около пяти метров, а толщина каждой лопасти была с человеческую толщину, если взять эту толщину по размаху плеч большого матроса. А ширина и того более , метра два с половиной одной лопасти.И весит одна лопасть под три тонны, так что руками её не провернуть. Такие вот серьёзные лопасти были у наших гребных винтов. Я походил около них, посмотрел, потрогал руками, попробовал провернуть гребной винт за лопасть.
Не каждому за всю свою службу удаётся увидеть подводную часть корабля, мне повезло – увидел.
Почти всё лето мы ремонтировались в сухом доке. На время ремонта котельные погасили, на корабле нам спать стало прохладненько. Ну, действительно, лето у нас в России неважное, даже Пушкин Александр Сергеевич заметил, что оно есть «карикатура южных зим». А нам не только работать, а и спать и кушать тут же на корабле надо, на берег мы не уходили. Поэтому корабль наш подсоединили к береговым коммуникациям, с берега пар стали давать на камбуз, чтобы пищу готовить. И раз в неделю мы строем стали выходить на берег, в баню. После бани строем в театр Владика (Владивостока) на местных балерин посмотреть и опять строем на корабль.
Ежедневно стали приходить на корабль заводские рабочие, они меняли износившееся оборудование, разбирали его, промеряли зазоры, вставляли в механизмы новые подшипники и потом собирали обратно.
Среди них были и женщины. Они чистили, скребли, трещины заделывали; на трубах т.е.водяные магистрали, снимали старую, износившуюся изоляцию и ставили новую;
В кубриках, на трапах,и на палубах заново заливали полы жидким линолеумом, и небольшие выбоины-дыры, выбитые матросскими прогарами, заделывали также жидким линолеумом. Ведь полторы тысячи крепких матросских каблуков ежедневно стучат по трапам и палубам, спешат выполнить службу и перебегают с одного места на другое.
Мы же по-прежнему между ремонтными работами вахты стоим, никто их не отменял.
Как-то я стоял на суточной вахте по трюмам и системам. Принимаю воду и пар, замеряю их, обычная суета. К ночи всё успокоилось, корабль спит, я по-быстрому смотался на камбуз, принёс к себе в отсек чайник с компотом, взял заодно булку только что выпеченного хлеба и под компотик отламываю куски от булки и ем. Ночное дежурство, значит. Телефон тут же на переборке висит.
Время ночное идёт не быстро, кое-как за полночь перевалило. Вдруг – бах! Старпом играет большой сбор на юте. Я на вахте, меня не касается, продолжаю сидеть. Вдруг через минут пятнадцать старпом объявляет боевую тревогу. Я вскакиваю, выбегаю из каморки и бегу к своему кормовому электропожарному насосу.
Прибежал к нему, доложил на ПЭЖ, что кормовой электропожарный насос к бою готов и вдруг слышу, что по подволоку(потолку) надо мною кто-то ходит. Выглядываю наверх, а там наши офицеры стоят с пистолетами в руках и перед ними стоит Серёга, наш младший корабельный кок. О чём-то они его спрашивают.
Проходит совсем немного времени, дают отбой боевой тревоги, и старпом опять объявляет большой сбор на юте. Весь экипаж корабля, кроме вахтеных у действующих механизмов. Мы выстроились на юте, стоим. Выходит старпом и громогласным своим голосом кричит:
- Вы, боевая единица флота! Что вы там спите? У вас на корабле чужой человек прячется. Обыскать корабль и найти!
Корабль наш от низа до верха будет 54 метра, да и в длину 210 метров. Вот эту махину с восемнадцати этажный дом, обыскать надо срочно. Вот такую машинку, как большую коробочку, осмотреть надо. Команда дана, что обыскать крейсер, значит должны исполнить.
Мы все кинулись исполнять, не впервой было. Было такое и раньше, что мы искали человека. Бывали случаи, что по какой-то причине молодой матрос прятался. Или его девушка не дождалась и замуж вышла, он от такого горя в депрессию ушёл, или побили его в результате неуставных отношений, хотя такие случаи пресекались очень жёстко, или ещё по какой причине. Раз такого матросика я нашёл в своём керосинохранилище. В нём тихо, тепло, он там пригрелся и уснул. Всякое бывает. Все мы живые люди.
Полчасика все побегали, каждый обыскал свои владения, мы облазили все шхеры, вплоть до самых маленьких. Никто никого не нашёл.
Старпом опять объявляет большой сбор, встал перед нами, смотрит негодующе:
- Так! Результатов нет! Повторно приказываю вам обыскать опять каждую щелочку, каждый механизм.
Командиры ему говорят, что всё посмотрели, никого нет. Да и ночь уже давно. В ответ старпом гневно загремел:
- Вы, что-ли не понимаете? Чужой человек на борту крейсера! Найти его надо! – и снова объявляет боевую тревогу.
Я опять облазил своё кормовое заведование зашел в свой отсек, присел отдохнуть (ночь же) и опять слышу, как по подволоку кто-то ходит. Выглядываю, а там снова те же офицеры с пистолетами нашего кока Серёгу пытают:
- Давай ещё раз подробно рассказывай что случилось? Как дело было?
Мне тоже стало интересно послушать о том, что же случилось. Я вылезаю через люк к ним наверх (за телефон я не беспокоился, его оглушительный звон – мёртвого разбудит), встаю неподалёку, слушаю Серёгин рассказ.
- Я пошёл в кладовую мокрой провизии, огурцов и помидоров набрать на салат. Спустился по трапу, набрал кастрюльку и только повернулся, чтобы начать вылазить, а мне вдруг в спину нож упёрся. Такой большой разделочный нож.
Человек с ножом был из заводских. Из тех, что утром приходят, а вечером уходят. Видимо все ушли, а он остался. Он мне говорит: «Ты мне здорового кока позови, а я тебя здесь подожду. Ты меня на замок пока закрой». Я замок накинул, ключ повернул и побежал к дежурному офицеру, а тот к старпому. А уж старпом и поднял команду.
Мне уже совсем интересно стало, ведь всё произошло рядом с моим боевым постом. Тут приводят Коляна, старшего корабельного кока. Офицеры его спрашивают: "Это тебя человек звал?" Колян им отвечает: «Ну, Серёга говорит, что меня». Тогда один из офицеров замок ключом открывает и говорит Коляну: «Ну, тогда и иди к нему». Остальные стоят, на Коляна смотрят. Колян ошалел от неожиданности, чуть не упал (это не в отпуск ходить, в связи с уничтожением крыс), руками замахал, взмолился:
- Товарищи офицеры, если я туда зайду, а он меня там и зарежет? А мне до дембеля три месяца осталось!
В кладовую мокрой провизии ведёт обычная трёхметровая деревянная лестница с узенькими ступеньками, когда спускаешься по ним, то лестница сзади, за спиной. Всем ясно, что когда Колян по ней спускаться начнёт, его свободно ножом сзади ударить можно.
Поглядели офицеры презрительно на Коляна, потом один из них взял фонарь, оружие и пошёл в открытую дверь. Залез, фонарём всё осветил, походил, осмотрел внимательно всё там и никого не нашёл. Вот такая ситуация получается.
Подзывают теперь офицеры меня.
- Ты трюмный?
- Так точно. Трюмный.
- Твоё заведование?
- Моё заведование.
- Есть туда, в кладовую, ещё вход-выход?
- Нет. Этот выход единственный.
- А что там в твоём заведовании ещё есть?
- Есть у меня ещё коффердам (межбортная цистерна), так он закрыт люком, а люк ещё и на 24 гайки закрученный.
- А если он там, в коффердаме?
Я удивился и говорю:
- Ну, как он может туда залезть? Он же не может за собой 24 гайки поверх люка закрутить? Да и где он ключ возьмёт?
- Открывай, трюмный, свой коффердам. Откручивай гайки. Будем смотреть. – приказывают мне.
Вместе открутили гайки, осветили цистерну – нет никого. Спустились вниз, осмотрели – нет никого. Для порядка обошли все мои владения, везде посветили. Осмотрели, никого, конечно, не нашли. Доложили по телефону старпому, что никого нет.
Старпом по громкой связи говорит: «Как так никого нет? Человек сидел под замком и куда-то исчез?» и даёт команду ещё раз обыскать весь корабль. А время уже к 2 часам ночи подходит. Обыскали опять все свои места службы, опять никого не нашли.
Дали отбой, ребята отправились по кубрикам спать, а я, конечно, опять пошёл стоять свою суточную вахту. По пути заглянул в свой кубрик, послушал как там годочки над дневальным подшучивают.
Годочек держит дневального за руку и наказывает: «Ты меня охраняй, возле меня стой», другой в это время кричит дневальному: «Возле меня стой! Меня держи за руку!». Третий вступил в разговор: «Нет уж, возле меня стой. Вдруг кто с ножом придёт? А у тебя штык-нож есть. И возле двери стой тоже». Молодой дневальный вроде улыбается, а вроде бы и серьёзно бегает между ними, успокаивает. Я улыбнулся и пошёл на вахту в свою шхеру с телефоном.
Всё это было в конце недели, в пятницу. Получается, что все рабочие с крейсера ушли, а этот остался. Зачем остался?
Просыпаемся мы в субботу, зарядка по расписанию, завтрак. Старпом опять даёт приказ ещё раз обыскать крейсер.
В воскресенье всё повторилось, опять обыскиваем.
В понедельник вроде бы все уже успокоились. После завтрака нас собирают на политзанятия, где дают описание чужого и наказывают: «Ищите, высматривайте человека с бородой, лысого, возможно в шляпе».
Пришли люди с берега на работу, поднимаются на борт, расходятся по своим рабочим местам. Я, как обычно, после суточной вахты в трюмах иду на верхнюю палубу проветриться. Иду по коридору и вижу – вот он тот чужой! Точно такой, как нам описывали, идёт мне навстречу. Разворачиваюсь и прямиком в службу СС(служба снабжения). Нахожу там кока Серёгу и зову его:
- Серёга, я там твоего человека увидел. Пойдём проверишь тот ли?
Серёга, уставший и замотанный всей этой историей, взмолился: «Володя, да мне уже десятерых показывали. Не пойду». Я ему: «Идём. Этот – тот самый есть». Ну, пошли мы. Серёга только на него глянул, схватил меня за руку и говорит: «Я к старпому. А ты постой здесь» и побежал.
Я стою, смотрю. Люди работают, и мужик этот работает. Прибегает особист с пистолетом, Серёга рядом с ним. Особист спрашивает Серёгу: «Он?», тот утвердительно кивает. Они хватают мужика, надевают наручники и уводят.
Больше мы этого человека не видели. Но когда его в наручниках повели с корабля, у всех нас стало легко на душе. Экипаж наш конечно большой , но и крейсер тоже не коробок спичек.
Служба продолжалась. А вопрос остался. Как он из закрытого отсека мог исчезнуть? Где мог спрятаться? МИСТИКА да и только!
А в завершение хочу сказать, что все рабочие Дальзавода, которые делали ремонт нашего корабля, по окончании ремонта получили пакеты с 2-3 килограммами гречки. И мы видели, как в последний день работы они весело спускались по трапу, держа под мышками эти пакеты, заботливо обёрнутые в газеты. По советским временам зарплаты были небольшими, гречка была дефицитом. Поэтому они были рады таким продуктовым пакетам.