Детские воспоминания

Николай Наумкин
Детские воспоминания.
Если спросить любого взрослого человека, то он наверняка скажет, что все происходившее с ним, в первые три года жизни полностью стерлось из его памяти. Не знаю, по какой причине, но многие моменты из своего раннего детства я хорошо помню до настоящего времени. Первое, что я помню в своей жизни, это то, как  я открываю глаза  и вижу светлую комнату. Вернее будет сказать, что я вижу только потолок залитый ярким солнечным светом. Хотя я никого не вижу около себя, но чувствую, что на меня кто то смотрит, и я ощущаю огромную любовь, идущую ко мне от этого человека. Наверное, это смотрела на меня моя Мать. Родился я по адресу, поселок Парижской Коммуны барак № 22 комната 8. В то время, это была территория около фабрики кинопленки номер 8,(современная Тасма). Эта территория делилась на строительные участки, поэтому все бараки расположенные вблизи фабрики располагались на третьем строительном  участке. Если в то время у человека спрашивали, где он живет, а в ответ слышали, что на третьем, то сразу понимали, он имеет в виду барачный поселок вблизи  фабрики кинопленки. А вот район Ленинского банка и дома культуры имени Урицкого располагался на втором строительном участке. Если человек говорил, что пошел на второй, то было  ясно что он имеет в виду или район Ленинского банка, либо дом культуры Урицкого. Наша комната в бараке, располагалась во втором подъезде от торца дома, если смотреть на него с дороги, идущей к дому культуры фабрики кинопленки. Площадь комнаты была тридцать квадратных метров, а напротив входной двери в комнате стояла огромная русская печь. Позади печи, между нею  и внешней стеной барака находился закуток без окна, как я помню всегда завешенный цветастой занавеской. Следующее мое воспоминание относится как раз к этому закутку. Вдоль глухой стены, между печью и внешней боковой стеной барака, стояла моя деревянная детская кроватка. Цветная занавеска была задернута и в закутке был полумрак. Сперва я ползал по своей кровати, а затем держась руками за деревянные вертикальные круглые рейки боковой стенки с трудом смог встать. Держась за верхний край кроватки, я стал смотреть на занавеску, так как из под нее, и над ней был виден яркий солнечный свет наполнявший комнату. Неожиданно центральная часть занавески разошлась в стороны, и откуда то сбоку, в открывшееся пространство выскочил очень маленький белый козленок. Козленок, играя прыгал из стороны в сторону, то делал прыжок в глубину закутка и тут же отскакивал назад. Когда позже я рассказывал Матери о этом случае, она мне говорила, что я этого помнить не могу так как мне тогда было меньше года. Хотя это покажется удивительным, но я помнил не только свою кроватку, но и другие моменты своего детства. Например, я хорошо помню, как еще не умея ходить ползал по полу комнаты.  Попытки встать цепляясь за спинку кровати для взрослых, всегда заканчивались тем, что мои руки разжимались и я падал, на пятую точку. Лучше всего вставать  на ноги у меня получалось около огромного цветка в кадке. Это был даже не цветок, а большое дерево цветущее иногда красными цветами, и стоявшее если смотреть от двери комнаты, в дальнем ее конце у левого окна. Это было самое удобное место, где я мог самостоятельно встать на ноги. Деревце стояло  на массивном, низком, самодельном табурете, в большой сделанной из толстых реек квадратной кадке. Сперва, я цепляясь за табурет вставал наполовину, а затем схватившись ладонями за край кадки поднимался окончательно. Край кадки находился как раз на уровне моего носа, поэтому лучше всего я видел землю в которой росло деревце, поэтому иногда видел на ее поверхности очень интересные для меня вещи. Например, на поверхности земли можно было заметить микроскопически маленьких пауков необычного ярко красного цвета. Когда деревце поливали водой, то из земли вылезали длинные, толщиной в волос человека белые червячки, которые барахтались в лужице пытаясь выбраться из нее. Сама поверхность лужицы как будто шевелилась, и в ней явно были какие то живые существа, до того маленькие что увидеть их было практически невозможно. Так держась за край кадки, я медленно перемещался вокруг цветка и видимо это был мой главный тренажер, используя который я учился ходить, ведь не зря мне это запомнилось. Все эти события происходили как мне помнится при ярком солнечном свете, весной или летом. К этому же времени относится мое воспоминание, о необычно снежной зиме которая была вероятнее всего в 1949 году. Снега в тот год на улице было так много, что окна в бараке были занесены им до самого верха. Дневной свет попадал в комнату, только через дыру, прокопанную в снегу там, где была форточка левого окна, через которую был виден маленький кусочек синего неба. Хотя на улице был день, но из за того, что оба окна полностью были занесены снегом, в комнате постоянно горел свет. Ползая по полу комнаты, я смотрел на этот маленький кусочек синего неба видимый через снежную дыру. Вспоминаются ощущения, когда я оказался на улице, видимо меня на руках выносили туда подышать свежим воздухом. Сразу от крыльца барака начинался прокопанный в снегу глубокий коридор, с отвесными боковыми стенами, и высота этих стен была значительно выше, чем крыша подъезда. Далее я помню, что мальчишки и девчонки на санках и лыжах катались с крыши барака как с горки. На улице в это время был хмурый, пасмурный день. Следующее что мне тоже хорошо запомнилось, относится к сделанным мной первым самостоятельным шагам. Происходило это, когда я находился у дальней стены комнаты, напротив входной двери. Сперва я много раз пытался вставать на ноги, упираясь в стену, но это у меня получалось очень плохо  и я постоянно падал. Затем я прополз на четвереньках метра два в сторону двери. Здесь я снова начал пробовать, уже без опоры встать на ноги, но каждый раз падал, садясь на задницу. После нескольких таких попыток, с трудом мне все же удалось встать на ноги и при этом не упасть. Я стоял и не знал, что мне делать дальше, ведь если я и ходил до этого, то всегда, за что то держался, а здесь опоры не было. В этот момент, в противоположном конце комнаты открылась входная дверь, и в комнату вошел мой Отец, одетый в пожарную форму, а точнее в пожарный бушлат. Увидев меня, стоящего на ногах в дальнем конце комнаты, он обрадовался, улыбаясь наклонился немного вперед, протянул  ко мне свои руки,  и стал манить меня к себе, говоря при этом, молодец сынок иди ко мне. Не знаю, как это получилось, но я смог пройти через всю комнату, Отец взял меня на руки, обнял и стал целовать. Это был первый случай в моей жизни, когда я видел рядом с собой человека, и не просто человека, а своего Отца, хотя в семье было достаточно много других членов семьи. В комнате в этот момент было светло, но солнца на улице не было. Судя по тому, что на Отце был одет бушлат, можно предположить, что на улице было достаточно прохладно. И еще об одном следует сказать, маленький ребенок видит только то, что находится непосредственно перед его глазами, и я например совершенно не могу вспомнить где находились другие предметы домашней обстановки, такие как стол, кровать, шкаф, зеркало  и все остальное, хотя понятно что все это в комнате тоже было. Следующее воспоминание относится к тому времени, когда я мог уже самостоятельно ходить. Действие происходило на улице, в теплый солнечный день, между нашим 22 и соседним 21 бараками, в районе третьего по порядку подъезда, если считать от дороги шедшей к дому культуры Куйбышева. Помню, что все пространство между бараками, густо заросло ромашкой, с круглыми желтыми шариками на верхушках травы, которые если их растереть между пальцев приятно пахнут, издавая терпкий сладкий и одновременно горьковатый аромат. На зеленой лужайке сидело несколько кучек людей, мужчин и женщин, кто то играл на гармошке, здесь же бегали маленькие дети, которых я еще не знал, но видимо это были будущие мои приятели по играм. Дальше бараков виднелась цепочка сараев, а вот палисадников огороженных заборами, около бараков в то время еще не было. По воспоминаниям моего среднего брата Александра, летом на этой траве в жару многие даже спали ночью. Позже, когда жители стали разводить кур, те склевали всю траву и со временем между бараков остался чистый песок. Вспоминаются даже совсем мелкие детали, такие например как вбитые в землю среди заросшей ромашкой лужайки колья с привязанными к ним веревками  для просушки белья. Или то, что деревья под окнами бараков были еще маленькими  и тоненькими, а ведь позже став немного взрослей, я лазил по ним, и можно было прямо с дерева растущего под окном, спустившись с ветки попасть на крышу барака. Детишки, бегающие по ромашковой луговине, были  как я помню в одних  трусах а некоторые и вовсе голышом, видимо я был одет примерно так же как и они. Но вот был я на улице в тот момент один, или меня кто то  выгуливал честно говоря я не помню. Возможно, что  и один, так как в то время барачный  поселок был как большая деревня, где соседи друг о друге все знали, и даже еще ползающий по земле ребенок был в полной безопасности, под присмотром соседей и знакомых. Следующее мое раннее 1. воспоминание, связано опять с моим Отцом. Помню как мы с ним, ездили с центрального вокзала на поезде покупать цыплят. У здания вокзала был высокий забор, и мы проходили с Отцом на перрон через высокие ворота. Где мы покупали цыплят я не знаю, помню только, как мы ехали обратно в вагоне, а цыплята сидели в деревянном ящике, маленькие, ярко желтые и сильно пищали под закрывавшей ящик материей. Отец брал меня иногда и к себе на работу. На втором этаже пожарного депо, где он работал, было помещение, типа небольшого зала заставленное обитыми искусственной кожей лежаками, предназначенными  для  отдыха пожарных. Такие лежаки сейчас можно увидеть в кабинете врача, где но принимает своих пациентов. Помню, что когда я там находился, пожарные чистили длинные в рост человека винтовки, с такими же длинными штыками. Такие винтовки использовали во время первой мировой и гражданской войны. Когда я спросил отца, зачем у них эти винтовки, он ответил, что их часть является военизированной пожарной командой, и власти могут их использовать в случае возникновения в городе каких либо беспорядков для разгона людей. Под новый год, лежаки убирали, а в этом зале ставили елку, на которую приглашали детей тех родителей, которые служили в пожарной охране. В этом зале, для своих работников иногда показывали кино. Помню, что я смотрел там фильм о взятии Казани Иваном грозным. Особенно мне запомнился момент, когда привязанные к столбам перед крепостью пленные Татары кричали, Казан сдавайся, а со стен в них стреляли из луков свои же воины. Ёлку на новый год ставили не только у Отца на работе, но и у нас дома. Вспоминается, что к этому празднику, в семье начинали готовиться задолго до его прихода. На работе, Отец вырезал из дерева корпуса легковых, и грузовых машинок, отдельно вытачивал на токарном станке деревянные колеса и все это приносил домой. А мы его дети, должны были самостоятельно подготовить эти игрушки для украшения ёлки. Мои старшие братья, прожигали в деревянных колесах дырки, разогретой на примусе до красна проволокой и раскрашивали игрушки рисуя на машинках окна и двери. Моей задачей, было прибивать к машинкам маленькими гвоздиками колеса, а сверху делать ушко из тех же гвоздей, за которое игрушка вешалась на ёлку. Иногда, Отец приносил с работы спаянную им из двух половинок медного листа ёлочную шишку, с выдавленными на ней чешуйками, и мне приходилось полировать ее до зеркального блеска с помощью тряпки пропитанной зеленой пастой. В мои обязанности входило так же, склеивать ёлочные гирлянды, из полосок раскрашенной акварельными красками бумаги и клеить пакеты для елочных подарков. Сам Отец, готовил для праздника звезду, которую ставили на верхушку ёлки, и электрическую гирлянду, собирая ее из маленьких автомобильных лампочек раскрашенных им в разные цвета, а мои старшие братья, делали подвижные фигурки из картона, для теневого театра который обязательно устраивался на новый год. Перед самым праздником, родители закупали в магазине различные сладости, конфеты и печенье, а мы всей семьей раскладывали их по пакетам. Когда ёлка была уже наряжена, на нее приглашались все мои сверстники из соседних бараков. Отец наряжался дедом морозом, и одаривал пришедших подарками, а мои старшие братья показывали детям теневой спектакль, установив натянутый на деревянную раму экран, в том месте, где занавеска закрывала темный закуток между печью и стеной барака. Иногда мне тоже приходилось участвовать в спектакле, освещая экран с задней стороны электрической лампой. Не обходились такие праздники и без казусов. Так однажды, девчонка из соседнего подъезда, Шогина Вера, посчитав, что на ёлке висят настоящие шоколадные конфеты, сорвала несколько штук, и убежала с ними домой. Потом родителям пришлось просить соседей, чтобы они вернули завернутые в конфетные фантики костяшки домино, без которых играть стало невозможно. Позади здания пожарной части где служил Отец, находился маленький двор огороженный деревянным за бором, за которым начинались сплошные заросли тальника, тянувшиеся вдоль забора  фабрики  кинопленки  вплоть  до леса.  Позже став взрослее я ходил по этим тальникам купаться на озеро Дряничное, Глубокое и Лебяжье. Однажды Отца послали выкачивать воду  из  колодца,  в  котором прорвало трубу и он взял меня с собой. Поехали мы с ним вдвоем на старой пожарной машине, которая уже морально устарела и для тушения пожаров не использовалась. По обеим сторонам бочки для воды, располагались деревянные сиденья для пожарных, с подлокотниками для рук, за которые можно было держаться во время движения. Точно не помню, но с каждой стороны машины, было по крайней мере примерно четыре сиденья. Позади кабины, со стороны где сидел пассажир, около крайнего сиденья, висел обыкновенный колокол с  короткой веревкой в который сидевший рядом с ним пожарный, во время движения должен был звонить. Приехали мы, к большому скверу в центре города, Отец опустил в наполненный водой колодец толстый гофрированный рукав и включил насос. На вид приехавшей пожарной машины сразу обратили внимание местные мальчишки, и стали ходить вокруг, с завистью глядя на меня и моего Отца. Наконец самый смелый из них не выдержал, подошел ко мне, и попросил, чтобы я узнал у Отца, можно или нет местным мальчишкам посидеть на сиденьях вдоль бортов машины. Отец разрешил, и мы несколько пацанов, забрались на пожарную машину, представляя себя пожарными спешащими на пожар. Конечно, нам был интересен висевший на машине колокол, и мой Отец разрешил нам позвонить в него. В мельчайших подробностях мне запомнилось, как я в три года первый раз ушел из дома, встречать нашу козу из стада. Это видимо была та коза, которую маленьким козленком я видел в годовалом возрасте стоя в своей детской кроватке. Дело происходило летом, был солнечный теплый день. В первой половине дня, выйдя из дома, я дошел до дальнего конца соседнего двадцать первого барака, прошел вдоль цепочки сараев, и оказался около расположенной также в бараке, школы номер семьдесят пять. К дальнему концу школы, вместо обычного для бараков подъезда, был пристроен внушительных размеров туалет, с выгребной ямой из которой очень сильно воняло. Напротив  школы сараев уже не было, а простирался огромный пустырь, доходящий до улицы Восстание. Все пространство за сараями, вплоть до улицы Восстание было занято картофельными огородами. К семьдесят пятой школе со стороны улицы Восстание, примыкал большой школьный сад, огороженный сделанным из реек забором. Картофельные огороды доходили почти до школьного сада, поэтому между ними и забором шла только узкая тропинка. На ярко зеленой картофельной ботве было множество белых и сиреневых цветов. Где то здесь на тропинке, я нашел большой, ржавый гвоздь, который  мне понравился и я взял его с собой. Дойдя до улицы Восстание, мне пришлось подняться на невысокий пригорок, так как сама улица проходила по возвышенности, вдоль края которой, тянулся одноколейный трамвайный путь, а все бараки, вместе с огородами располагались в низине. Трамвай ходил от улицы девятая Союзная(нынешняя Декабристов) до остановки фабрика кинопленки номер восемь. Раз путь был одноколейный, то естественно по нему курсировал только один вагон, который местные жители прозвали челнок, так как он бегал без остановки туда и сюда.  Дойдя до трамвайной линии я решил, что из найденного мной на картофельном поле гвоздя может получиться хороший ножик, если его положить на трамвайную рельсу и расплющить. Сперва, используя рельсу как наковальню, а найденный обломок кирпича как молоток, я выпрямил немного погнутый гвоздь, а затем положил его на ближнюю к баракам  рельсу стал ждать трамвая. Трамвай проехал от улицы  девятая Союзная, в сторону фабрики кинопленки. Я нашел отлетевший в сторону гвоздь, да он был расплющен, но не так сильно как мне хотелось, да еще и изогнут. Понимая, что трамвай скоро поедет в обратную сторону, я  снова  выпрямил гвоздь и положил его уже обратной стороной на рельсу. Вскоре трамвай проехал обратно. Подобрав гвоздь, и снова выпрямив его, я остался доволен полученным результатом, пересек трамвайные пути и отправился дальше. Сразу за трамвайной линией, вдоль нее, по улице Восстания проходила грунтовая дорога, идущая к фабрике кинопленки и дальше мимо кладбища до первой школы, в которой  во время войны располагался госпиталь. Сразу за дорогой, вдоль улицы стоял забор из металлических труб и прутков вмазанных в каменные столбы, а за ним начинался тогда еще почти девственный смешанный лес, который состоял в основном из сосен с небольшим количеством березы. Перелезть через забор я еще не мог из за юного возраста, поэтому прополз в дыру под ним. Как я уже упоминал ранее, лес за улицей Восстание в то время был еще почти девственный. В траве ползали муравьи и букашки, цвели разнообразные лесные цветы, летали бабочки. Попадались даже грибы и ягоды земляники. Несмотря на то, что полоса леса была  шириной сто пятьдесят - двести метров, и заканчивалась  упираясь в фабричный забор, он имел все что необходимо было иметь настоящему лесу. Оказавшись в этой новой, необычной обстановке, я  совсем  забыл зачем  ушел так  далеко от дома. Стал рассматривать лазивших в траве букашек, любовался внешней формой грибов,  и как помню даже собирал и ел землянику, зная что эта ягода съедобна. Так я провел в лесу почти весь день, и опомнился только вечером, когда со стороны поселка Левченко, по лесной дороге погнали скотину с выпаса. Вспомнив о своей козе, я подбежал к дороге и стал смотреть на проходившее мимо стадо, надеясь опознать среди других животных свою козу. Стадо было огромным, поэтому самых разных животных в нем было очень много. Были тут и коровы, и овцы, и козы, слышалось громкое мычание и блеянье, а сопровождавшие стадо трое или четверо пастухов время от времени громко хлопали длинными кнутами. Стадо прошло, но свою козу я так и не разглядел. Еще немного поиграв в лесу, я обратил  внимание на то, что солнце скоро уже спрячется и наступит ночь. Поняв что необходимо идти домой, я отправился в обратный путь. Дома меня не было почти целый день, поэтому весь барачный поселок был взбудоражен, так как все искали пропавшего трехлетнего ребенка. Когда  я пришел домой то родители меня спросили, где ты был целый день, и я им ответил, что ходил встречать козу из стада, на  что Отец мне сказал, так коза то уже давно домой пришла. Никакого наказания за свои похождения я как помнится не получил, так как в нашей семье телесные наказания не применялись. Единственным наказанием за детские проступки, как я помню было стояние в углу, да и то не долго. На предложенной вниманию читателя 2. схеме, пунктирной линией отмечена территория, использовавшаяся под картофельные огороды, а наш участок выделен особо. Помнится, что каждую весну после перекопки земли, мы с пацанами, ходили по огородам, и собирали стрелянные винтовочные, и пулеметные гильзы, которых в земле было много. На схеме указан также перекресток, который называется разъезд Восстания, да и сама улица носит то же название. Это не случайно, так как во время гражданской войны здесь шли бои между наступавшими на город красными и защищавшими Казань бело Чехами. На огородах находили ржавые винтовочные стволы, а однажды нашли даже целую ржавую ленту, с патронами от пулемета максим. У нас в семье тоже был ржавый ствол от винтовки, две немецкие каски, с первой и второй мировой войны, настоящая красноармейская буденовка, с огромной во весь лоб звездой нарисованной красной краской и кавалерийская кубанка из серого каракуля, с голубым суконным верхом. Голубое сукно на верхней стороне кубанки, пересекал крест из красного шнура. Расположенные за картофельными огородами частные дома, во время гражданской войны, стояли на краю города, поэтому здесь и произошли первые стычки красноармейских конных разъездов с занимавшими город Чехами. Одна из улиц этого частного сектора называлась Караваевская, и позже став взрослее, я видел на некоторых домах оставшиеся еще с царских времен прибитые к стене домов овальные бирки, с двуглавым царским орлом и надписью, застраховано в Казанской городской земской управе. В районе магазина, пивной, и фабричных складов, во время гражданской войны находилось старое загородное кладбище, со множеством полированных гранитных надгробий. Кладбище располагалось на возвышенности и по его краю проходит улица Восстание. Самого кладбища я уже не застал, а только помню, что недалеко от магазина была навалена большая куча памятников, по которой мы пацаны лазили. Бывать около магазина нам детям приходилось часто, так как за мукой, сахаром, или другими продуктами приходили по возможности целыми семьями, ведь в одни руки давали ограниченное количество товара и когда что то привозили сразу образовывались огромные очереди. Бывали случаи, когда нас детей чужие люди просили за десять или двадцать копеек встать к ним в очередь, чтобы они могли купить побольше продуктов. Когда я стал взрослее, и уже умел читать, еще сохранилось два памятника из той кучи, и на одном из них было написано, здесь покоится купец второй гильдии, правда его имени и фамилии я не помню. Если магазин я помню довольно хорошо, так как часто крутился около него, то вот пивную располагавшуюся немного правее него помню довольно смутно. Единственное что вспоминается, это огромные деревянные бочки, используемые вместо столов. Какие то мужики стоящие около этих бочек, с кружками пива в руках, и резкий запах табака, пива и соленой рыбы. Еще в связи с магазином вспоминается, как мы с Отцом покупали там арбузы. Помню, что арбузы были навалены в углу магазина и чтобы не раскатились, огорожены досками. Продавец вырезал в каждом арбузе квадратную дольку и показывал ее покупателю. Если тому казалось, что арбуз не очень красный, то он отбраковывался и клался в сторону. Продавцом в магазине работал еврей по фамилии Рубинштейн, очень мордастый и совершенно лысый человек. Позже он торговал газированной водой, в бане номер восемь которая стоит около Ленинского банка. Еще один хорошо запомнившийся персонаж, это работавший в то время в нашем поселке участковый милиционер по фамилии Татьянкин. Это наверное единственный человек которого дико ненавидели все без исключения женщины поселка. Когда в магазин привозили муку или сахар, около него сразу собиралась огромная галдящая толпа, но стоило вдалеке появиться участковому, как женщины поминая его недобрым словом начинали становиться в одну линейку, в затылок друг другу. Все знали, что тот кто стоит сбоку от очереди, будет грубо выведен из нее, и поставлен в самый конец и никакие доводы о том, что ты здесь стоял не помогут. Татьянкин также, выписывал женщинам штрафы за вывешенное на улице на веревках белье, или за вылитую не в помойку, а на улице воду, оставшуюся после полоскания белья. Рассказывали, что он оштрафовал даже за проезд без билета на трамвае собственную жену, когда кондуктор сказала ему, что вот эта женщина едет без билета. Однажды зимой этот участковый поплатился за свое рвение. Поздно вечером женщины подкараулили его и в темноте надели ему на голову чугун, если кто не знает что это такое, то можно  сказать, это металлический горшок для варки еды в печи. Кто такие были эти женщины так и осталось неизвестно. Как помнится, милицию в поселке не любили, и если изредка по поселку проезжал милицейский фургон, похожий на современные машины для перевозки хлеба, совершенно без окон, то женщины сразу начинали говорить друг другу, смотрите, смотрите, вон поехал черный воронок, опять кого то забирать будут. Однажды зимой, Татьянкин проходил около нашего барака, а я спрятавшись за сугробом снега, назло ему запел песню мурка, всю песню я тогда не знал, а спел только (раз пошли на дело выпить захотелось мы зашли в попутный ресторан) а дальше слов я не помнил. Участковый выругался, ах ты паршивец, сделал вид, что хочет меня поймать, но лезть за мной по снегу, чтобы надрать мне уши он не захотел и я убежал. Занятиям со мной Отец уделял достаточно много времени, о чем у меня осталось очень много воспоминаний. Помню, как он показывал мне чертов овраг, расположенный между нынешними озерами, большое и малое Глубокое. Овраг в то время был невероятной глубины, с крутыми почти отвесными склонами. Весь он был завален упавшими в него деревьями, а по его дну тек ручей. Чертов овраг перейти было невозможно, его можно было только обойти по краю. 3. Еще одно очень яркое воспоминание, связано с семейной фотографией, на которой я изображен в трех летнем возрасте, когда первый раз ушел встречать свою козу из стада. По всем законам, я не мог помнить событий происходивших со мной в столь юном возрасте, однако весь тот день, когда сделана эта фотография, навсегда остался в моей памяти. Обычно, я бегал на улице в одних трусах, а в этот день меня специально нарядили в матроску, с голубыми, и белыми полосками, на воротнике и рукавах. Для съемки, был приглашен сослуживец Отца, с большим деревянным фотоаппаратом на таком же деревянном треножнике. Съемка велась напротив нашего крыльца, около соседнего 21 барака, рядом с забором, сделанным из новых реек еще не потерявших своего естественного цвета, за которым рос большой куст бузины с гроздьями ярко красных ягод. Мужчина очень долго наводил свой аппарат на резкость, накинув на голову кусок ткани. Я в это время бегал рядом, с интересом наблюдая как вся моя семья, сидящая около забора на принесенных из дома стульях видна в аппарате вверх ногами. Наконец мужчина подготовился к съемке, и Отец подозвал меня к себе и взял на руки. Помню, как он говорил мне, перед тем как был сделан снимок, чтобы я смотрел в объектив, ведь оттуда должна была вылететь птичка. Очень яркое воспоминание у меня осталось от случая, когда мы с Отцом смотрели, как режут корову. Происходило это в районе озера Лебяжье, около фабричного пионерского лагеря Экран, солнечным летним днем. Помню забор, огораживающий пионерский лагерь из тонких реек с промежутками между ними, и растущие у забора симметрично в виде квадрата сосны. Между соснами на спине лежала корова, а ее ноги были привязаны к четырем деревьям. Живот коровьей туши был разрезан, кожа разведена в стороны, внутри виднелись плавающие в крови внутренности, а вокруг летало большое количество крупных зеленых мух. Двое мужиков, одетых в белые, халаты или рубахи с засученными рукавами, погружали в кровавую жижу руки, вытаскивали из живота коровы кишки и складывали их в стоявший рядом огромный круглый таз. Рубахи и руки мужиков были покрыты пятнами крови. Пока я смотрел на это со стороны, все было нормально, но когда я подошел ближе и почувствовал тошнотворный запах, идущий от внутренностей, меня стошнило. Отец сразу увел меня оттуда, но этот случай сильно повлиял на всю мою дальнейшую жизнь. С той поры я стал полным вегетарианцем, не переносящим не только мясо, но даже его запах. Первое время родители пытались меня обманывать, говоря, что колбаса сделана не из мяса, но чувствуя ее мясной запах, я отказывался ее есть. Питался я с той поры в основном картошкой, макаронами и овощными заготовками на зиму. Став чуть взрослее я обзавелся своей посудой, так как от обычной как мне казалось шел мясной запах. После этого случая вид мертвого человека или животного вызывает у меня такие неприятные ощущения, что по спине мурашки бегают от ужаса. Например, будучи уже взрослым парнем я купался на острове Локомотив. В том месте, где я только что плавал, подъехавшие на катере водолазы вытащили утопленника. Помню, после этого случая мне целый месяц казалось, что от рук у меня пахнет мертвецом, несмотря на то, что я их постоянно мыл. Поэтому я очень долго ел хлеб, прихватывая его бумагой, хотя все домашние этому удивлялись, не понимая почему я это делаю. Следующий поход с Отцом также связан с лесом. Помню грунтовую песчаную дорогу, идущую вдоль опушки соснового леса. На другой стороне дороги, огромное до горизонта поле, заросшее высоким в мой рост уже пожелтевшим на солнце хлебом. Мы с Отцом вошли в лес, и стали ходить вдоль его края, собирая грибы. Когда я находил очередной гриб, то звал Отца, и он говорил мне как этот гриб называется, можно или нельзя его есть, и то, как его нужно осторожно срывать, или как он говорил брать. Край леса, по которому мы ходили, был засажен ровными рядами молодых сосен, идущими параллельно к дороге. Поэтому средней толщины сосны росли в канавках, а между их рядами тянулось возвышение почти без травы засыпанное сосновыми иголками. Неожиданно из куста, росшего около небольшой сосны, вылетела маленькая серая птичка, села на ветку дерева и стала петь. Отец объяснил мне, что птичку эту зовут соловей, и она не улетает наверное потому, что у нее в этом кусте гнездо. Сказав мне, что мы можем посмотреть гнездо только пугать птичку не нужно, он палкой немного раздвинул куст, и там действительно оказалось гнездо, в котором лежало несколько маленьких пестрых яичек. После этого мы осторожно отошли от куста, а соловей снова залетел в него. По пути нам встретился неглубокий овражек, по которому тек ручей. Через ручей для его перехода было перекинуто несколько жердей, по которым мы и переправились на другую сторону. Уже гораздо позже, отслужив в армии, я случайно наткнулся на этот овраг, когда ходил в Николаевский лес за грибами. Оказалось, что в детстве мы шли с отцом по краю леса, от Сухой реки, в сторону Семиозерной пустыни. Удивительно как далеко отец ходил со мной в детстве, ведь судя по виду дороги, транспорт по ней в то время вряд ли ходил. Видимо мы с ним шли в Семиозерку, на родину моей Матери. Телевизоры во время моего детства только стали появляться, и я хорошо помню когда и где я первый раз в своей жизни увидел телевизор. Напротив клуба фабрики кинопленки, на противоположной стороне дороги, где позже построили новый кинозал, зимой огораживали территорию деревянной коробкой и заливали каток. Мы пацаны, будучи еще маленькими, бегали туда кататься по льду на ногах, или смотрели как взрослые мальчишки играли в хоккей. Так вот в крайнем к катку бараке и появился первый телевизор. Сперва пацаны обратили внимание, что в темном окне барака, обращенном в сторону катка, мигает какой то синий свет. Потом стали рассказывать, что там прямо дома показывают кино. Помню, как мы несколько пацанов, стараясь не шуметь, подобрались к закрытому занавесками окну, и через узкую щелку,  по очереди стали заглядывать в темную комнату. Единственное что можно было разглядеть в темноте, это светящееся пятно экрана, на котором что то мельтешило, но понять, что именно показывал аппарат было невозможно. Следует добавить, что телевизора в нашей семье не было даже тогда, когда я уходил служить в армию.
Использованные материалы.
1. Рисунок автора.
2. Рисунок автора.
3. Фото из семейного архива.