Соприкосновение флэшбэк

Легенда эльфа.


Часть 1

Совет старейшин был назначен с утра и Мэйтори весь сгорал от нетерпения. Именно сейчас решалась их с Лотиэль судьба.

По правилам, они еще не вышли из юношеского возраста, который у эльфов заканчивался на рубеже столетия и поэтому старейшины должны были дать согласие на обручение.

В прежнее время без одобрения старейшин и шагу нельзя было ступить. Будь то изменение древа, обручение или разрыв отношений. Но зачастую это приводило к пустым спорам, вражде между семьями и даже самоубийствам. Недаром по сей день помнят и передают из уст в уста легенду, о двух семьях почти под корень перерезавших друг друга из-за того, что двоим влюбленным не разрешили обручиться.

После этого, Большим Сбором Ветвей приняли решение отменить такие строгие правила.

Но традиция осталась. Скорее, для порядка и… напоминания. Все происходящее сейчас, скорей обязательная формальность, можно сказать, привычка.

Сто лет для эльфа, — определенный рубеж, признание его полноправным членом общества. До этого, он считается подростком. Он не имеет права на некоторые вещи. Как то: самовольный уход и путешествия за пределы долины Нэрт-а-Нелл (исключительно под присмотром старших). Изменение древа, голоса на собрании и обряд обручения.

По достижении сотни лет из долины их никто не выгонял. Многие, правда, сами сбегали на поиски счастья и приключений. Некоторые оседали в городах, а иные уплывали за Великий океан, или за море Семи Остовов в соседнюю долину. Но как правило, намотавшись пару сотен лет, возвращались в родные пенаты и создавали семьи или приезжали уже с семьей, чем тешили родственников. Старшие называли это Зовом Крови.

У Мэйтори до заветного стокруголетнего рубежа оставался всего один сезон, поэтому он и Лотиэль особенно не волновались.

Если перевести столетний возраст эльфа на человеческие мерки, то ему примерно соответствовал возраст двадцатилетнего юноши.

Эльфийке до совершеннолетия оставалось три сезона. Но так-как старший а-эль (мужчина), может взять младшую, а-исс (женщину) в жены, то тогда она будет под его опекой. Это не возбранялось.


Трепет и долгое ожидание давали о себе знать. Мэйтори старался не подавать вида, но ладони сжатые в кулаки, были влажными. Он периодически вскакивал с насиженного места и принимался ходить рядом с сидевшей на поваленном дереве подругой.

Лотиэль с виду казалась спокойной, но ее тоже выдавали дрожащие пальцы, которыми она, ловя Мэйтори за рубашку, пыталась усадить обратно рядом с собой.

Они были из разных семей. Мэйтори из семьи Черного Камня (Морн-а Маиир), а Лотиэль из Лунной Травы (Исиль-а-Сэлэб).

Обе семьи дали названия своим ветвям (О-нэсс).

К Морн-а-Маирр, относились семьи Быстрой Воды (Линта-а Нэнолл) и Холодного Ручья (Риин-а-Нелль). Как правило, такие названия лежали в особенностях места проживания.

Ветвь Морн-а-Маиир жила в предгорьях, богатых быстрыми горными речками и ледяными ручьями, бравшими свое начало на туманных вершинах. Дно одного из них, самого полноводного и звонкого, было покрыто черными камнями. Это как раз и дало название Ветви.

К семье Исиль-а-Сэлеб причислялись Золотой Камыш (Маллэи-а-Лиссэ), и Белые Ирисы (Глэнн-а-Гленэрисс). Все три семьи жили на равнине, прилежащей к предгорьям.

Была еще одна ветвь, это Серебряные Листья (Сэлеб-а-Лассэ). К ним причислялись семьи Белого Мха (Глэнн-а-Моосс) и Цветущего папоротника (Элойя-а-Фиолити). Они жили преимущественно в лесу, соседствующего с равниной. Все три ветви образовывали племя — гвейс.

Семья Сэлеб-а-Лассэ, считалась правящей, так как выборный старейшина был родом из нее, но принимать некоторые решения единолично он не мог. Его советниками были назначенные от каждой семьи малые старейшины. Как правило все решалось большинством голосов. В совет могли входить и женщины, но так уж получилось, что на данное время ни одной из них там не было. Обычно, супруги старейшин всегда находились рядом на советах и имели право голоса, как и остальные.

Члены правящей семьи особых привилегий не имели. Просто красивое звучание «правящая семья» осталось еще с тех времен, когда — это действительно что-то значило. Когда мощь и величие народа эльфов не оспаривалась и преобладала над остальными расами.

Совет проходил в самом старом дереве в долине — Вечном Древе Таале-Уи. Оно находилось на территории Серебряных листьев, но росло в стороне от всех.

Дерево было огромно. Тридцать эльфов взявшись за руки, с трудом могли обхватить его. Среди его ветвей находился огромный Зеленый зал, вмещающий всех жителей Нэрт-а-Нелл, усиленный специально в этих целях, магией расширения пространства. Древо само знало, сколько народу явится на собрание, поэтому недостатка в местах никогда не было.

Вечным оно называлось из-за никогда не опадающей листвы.

Лишь в период покоя, когда землю на недолгий срок укрывало белое одеяло снега, листья становились серебристого цвета и ждали наступления тепла. Когда наступал сезон цветения, новые побеги украшали небольшие белые цветы, а листья снова становились ярко-зеленые и оставались таковыми до следующих холодов. По форме листья Таале-Уи напоминали девятиконечную звезду, были плотные и жесткие, размером примерно в две прижатые друг к другу расставленные пятерни.

Наверно, именно поэтому количество месяцев укладывалось в количество «лучей» листа. Девять концов листа — девять дней нэи (недели), девять месяцев круголета — девять больших циклов по девять круголет.

Именно оно — Древо дало название самой первой семье эльфов, поселившейся здесь. Да и вообще, слово «дерево» соответствовало слову «дом». Если бы человек общаясь с эльфом, спросил того, где его дом, эльф не задумываясь, показал бы на дерево. И наоборот, спрашивая о доме у человека, эльф спросил бы его о дереве.


Мэйтори и Лотиэль сидели в рощице - в стороне от поляны, укрывшись от чужих глаз за плотным кустарником древолаза. Каждый думал о своем и об одном и том же — что скажет совет?

Мэйтори сильно изменился за последние несколько лет, что они встречались с Лотиэль.

Импульсивный, несдержанный, а порой дерзкий, он стал преображаться и это многие заметили. Из вздорного задиры превратился в горячего юношу. Он и сам это чувствовал. Рядом с Лотиэль он был совсем другим: спокойным, уравновешенным, уверенным в себе. Это проявлялось в осанке, движениях, действиях.

Хотя, в представлении людей, горячность и эльф, понятия несовместимые. То, что для эльфа взрыв эмоций, то для человека всего лишь намек на чувства. Именно поэтому, люди всегда считали эльфов равнодушными зазнайками, что порождало массу слухов и небылиц.

В отношении Мэйтори и Лотиэль большинство окружения, сходились во мнении, что совет будет снисходителен, хотя и предложит подождать до полного совершеннолетия.

Погруженые в себя, не заметили, как шумно раздвинув сплетенные ветви падуба, к ним пробрался Сиглаэн из Серебряных Листьев.

— Привет Лотиэль, как дела?

Он улыбнулся, перешагивая через бревно, на котором они сидели.

— Как ты тут оказался?

Хотя больше всего ей хотелось задать вопрос «что ты тут потерял?» Но приличия не позволили быть невежливой.

Это был сын старейшины. Все трое были ровесники, росли вместе и до некоторых пор считались друзьями. Как водиться в таких случаях, оба воспылали чувствами к подруге, но её выбор пал на Мэйтори.

Сиглаэн попыток завоевать признание эльфийки не оставлял, пытаясь доказать, что она выбрала не того. Ведь это он, в конце концов, сын старейшины.

«Кто такой этот Мэйтори? ...Ах, да, его отец тоже входит в совет, ну и что с этого? Придет время, и она очень пожалеет, что выбрала не того».

Мэйтори это страшно злило, поэтому при приближении бывшего друга, он делал вид, что не замечает его, а если рядом не было Лотиэль, попросту поворачивался и уходил. Знал, что она верна ему, но видеть, как Ло разговаривает с этим лицемером, не мог.

Эльфийку огорчало такое поведение. Для нее, они оба были хорошими друзьями и Лотиэль постоянно пыталась их помирить, к сожалению, безуспешно. Она до сих пор наивно надеялась на здравомыслие одного и на великодушие другого .

Что может такое чистое и возвышенное чувство, как любовь? Одних, оно окрыляет, делая из обычного обывателя мудреца и поэта, заставляет быть снисходительным к ошибкам окружающих. А других, делает злобными ревнивцами и завистниками, пытающихся во всем перегнать или унизить соперника. Причем зачастую в методах весьма далеких от благородства и приличий.

Вот и Мэйтори с недавних пор заметил, что, если они втроем были чем-то заняты вместе: охотой ли, рыбалкой, или просто проводили время совместно у него все валилось из рук.

То совершенно новая тетива рвалась и в итоге добыча доставалась другому, то из силков пропадал заяц, пойманный для обеда, а потом оказывалось, что именно Сиглаэн принес зайца с охоты. Часто на озере, Мэйтори обойдя «донки» днем к вечеру обнаруживал, что они пусты, а у Сиглаэна, напротив, клевало отлично. Или в дружеском поединке на мечах неожиданно под ногой оказывался неизвестно как появившийся там камень и Мэйтори проигрывал бой. Конечно в настоящем бою враг не будет таким благородным, но ждать подвоха от друга по меньшей мере странно.

Бывало, что и о проказах, отец узнавал только из бесед с «лучшим другом».

Может это и совпадения, думал он. Но уж как-то подозрительно много их было за последнее время. Именно поэтому Мэйтори стал отдаляться от Сиглаэна. И к удивлению, своему обнаружил, что во многом был прав. Если ради своей цели предавать дружбу, делая мелкие гадости, то и до крупных неприятностей недалеко.


Он уже хотел предложить Лотиэль уйти, но она, увидев давнего друга, улыбнулась и предложила сесть рядом. Сделав вид, что не замечает бывшего приятеля, он подвинулся ближе к Лотиэль, чтобы Сиглаэн не сел между ними.

Мэйтори нахмурился, раздражение накатило горячей волной. Скрипя зубами от досады, он нервно ёрзал шурша и осыпая сухую кору ствола.

«Ну что опять ему понадобилось? Словно проклятье какое-то! Репей приставучий. Вот, разрешит совет нам обручиться, возьмусь я за него, и не посмотрю, что сын старейшины», — зло думал Мэйтори, не переставая, впрочем, прислушиваться, что говорит этот змей.

Сиглаэн тем временем, не обращая внимания на Мэйтори, вел вполне невинную беседу с Лотиэль. Спросил о здоровье, о ее планах, о погоде. Он даже обратился с вопросом к Мэйтори, но тот, проигнорировав, вопрос, резко встал и отошел к краю зарослей.

Прислонившись к стволу молодого вяза, направил свой взгляд в сторону Поляны Совета. Досадуя на Лотиэль за то, что она предложила Сиглаэну сесть с ними, на себя, что позволил ему остаться, и на Сиглаэна, что тот вообще объявился сегодня.

Он смотрел на поляну, на солнце играющее в листве, на проплывавшие в небе легкие облака и постепенно успокаивался. Еще немного терпения и Сиглаэн больше не будет им мешать.

Мэйтори украдкой обернулся через плечо и нахмурился. Казалось, Лотиэль расстроена, удивлена и раздосадована одновременно.

«Что там несет, этот болотный тухляк?»

— …Почему ты так думаешь?! — возмущенно воскликнула Ло.

— Да ты посмотри на себя и на него! – шипел Сиглаэн, — Да он же не управляемый, безответственный... Ты хоть знаешь, сколько таких как ты — смазливых дурёх у него было!? Да он... он... он просто тебе не подходит! Что ты вообще в нем нашла?! — с каждым словом, Сиглаэн повышал голос и все сильнее сжимал кулаки, глаза его гневно блестели. — Ты не понимаешь, что делаешь! Вы еще слишком молоды, так все считают, спроси у любого! Чем я хуже него? Мы ведь так долго знакомы, у нас были прекрасные отношения! — Сиглаэн попытался дотронуться до Лотиэль, но она гадливо отдернула руку, — В конце концов, мое положение в обществе выше, и я могу дать тебе всё, что ты только пожелаешь! Сколько ещё доводов я должен тебе привести?! — воскликнул Сиглаэн.

Мэйтори решил не вмешиваться и сделал вид, что не слышит разговора, а с интересом наблюдает за севшей на ветку птичкой.

— Значит, ты считаешь меня смазливой дурехой? — возмутилась она. Сиглаэн прикусил губу, понимая, что вновь перегнул палку. Но все равно, считая себя правым, с вызовом посмотрел ей в глаза.

— Никогда. Не смей. Разговаривать со мной в таком тоне! — холодно цедя слова, сказала Лотиэль. Самообладание, за которое все ее хвалили, начало покидать. Она резко встала, свысока посмотрев на нахала.

Сиглаэн поднялся следом за ней. Лицо его, на мгновение сделалось растерянным и даже обиженным, но эльфийка не дала вставить ему слова.

— Не тебе решать с кем мне встречаться, а с кем нет. И вообще, мы с тобой это уже давно выяснили. Я всегда любила и уважала тебя как друга, и не ожидала вновь услышать эти слова, — сказала уже тише, — Но сегодня ты опять зашел слишком далеко. Я не хочу больше видеть тебя Сиглаэн эль Айлор од Селэб-а-Лассэ.

Она произнесла его полное родовое имя, тем самым, ставя точку на их дружеских отношениях, переводя их в сугубо официальные.

«Вот ты и показал себя во всей своей красе, дружок!» — с какой-то мстительной радостью подумал Мэйтори.

— Совет все равно не разрешит вам обручаться. Я всё сделаю для этого! — зло прошипел Сиглаэн. Он больше не был, ни растерян, ни обижен. Лицо его, от природы красивое, исказилось. Он резко развернулся на пятках и пошел прочь, зацепив плечом Мэйтори, а потом, почти побежал в сторону Древа.

Мэйтори ожег его взглядом вслед, но ничего не сказал. Пусть бежит и жалуется папочке.

Лотиэль села на прежнее место, обхватив себя за плечи, словно от озноба. Обняв ее, Мэйтори устроился рядом.

Она не думала, что давний разговор повториться вновь.

В тот раз, Сиглаэн долго извинялся и поклялся не мешать им. Она обещала забыть те обидные слова, что он сгоряча наговорил. Держала свое обещание до последнего, стараясь сохранить дружбу. Сглаживала углы и искала компромиссы. Ей одно время даже было неловко и неуютно от того, что она отказала Сиглаэну. Совсем не хотелось ссорить друзей из-за своей персоны. Но неужели, все, что говорил ей Мэйтори, имело смысл? Недаром, Сиглаэн так раздражал его в последнее время. Лотиэль неожиданно стало гадко на душе. Гадко, обидно и жалко.

Гадко от того, что она доверяла Сиглаэну многое, делилась сокровенным, как с настоящим другом. Получалось, что она выворачивала ему душу наизнанку, а он воспользовался ее слабостями, чтобы ударить побольнее.

Обидно, что не замечала того, что сразу распознал Мэйтори. Получалось, что она, не доверяла любимому и ей стало стыдно за свое недоверие.

А жалко... жалко дружбы, которая была между ними раньше. И еще, жалко самого Сиглаэна, ибо, жалок тот, кто не способен искренне радоваться за друга и принять его выбор, каким бы тяжелым он для него не был. Так что выходило, что и друзьями они перестали быть с того самого момента, как она призналась Сиглаэну, что выбрала другого.

Лотиэль посмотрела на Мэйтори. Он сидел хмурый с плотно сжатыми губами. Длинные черные пряди волос, скрывали глаза. Он ожидал, что подобное рано или поздно случиться. Только не знал, когда Сиглаэн осмелится. Если бы не присутствие Лотиэль, то сегодня, наверное, произошел бы поединок.

Видимо в эту минуту на его лице отразилось, то, о чем он думал. Поэтому Лотиэль взяла его за руку и мягко улыбнулась. Так улыбаться могла только она.

— Забудь его, у нас скоро ринвээс (обручение, свадьба).

Мэйтори кивнул и нежно поцеловал ее в ямочку на щеке. На душе было неспокойно.

Не от слов Сиглаэна — на его поганые речи ему было глубоко наплевать, он не боялся его. Не его, не Совета, не всех сразу, не по отдельности.

Просто было ощущение, что они летят, куда-то в пропасть, а вот удачно ли приземляться? Он не знал.

Он еще крепче обнял Лотиэль. О Боги! Как же он любил ее! Глаза цвета изумрудной весенней травы. Волосы цвета липового меда, пахнущие лавандой и мятой. Руки с узкими ладонями, маленькие, но сильные, знающие и тетиву лука, и тяжесть клинка. Он любил в ней все: походку, движения, жесты, привычки. Только она одна существовала для него. Как он раньше жил без неё? Что будет, если ее не станет? Об этом рано думать, но, если на секунду, вдруг, представить такое…. Как он будет жить без нее!?

«И что за глупые мысли лезут в голову перед обрядом?» с досадой выругал себя Мэйтори.

Наконец со стороны Таале-Уи появилась процессия эльфов. Они направлялись в их сторону, следуя через луг.

Мэйтори подобрал с земли лежащий в зарослях заплечный мешок, взял Лотиэль за руку, и, выбравшись из своего укрытия, они пошли им навстречу.


Впереди всех шел глава совета, старейшина и отец Сиглаэна — Айлор.

Пепельноволосый, сероглазый, по меркам эльфов он был еще не стар, бодр телом, но уже умудрен годами.

Нос с легкой горбинкой, высокие скулы и несколько тонкие губы с немного опущенными уголками, добавляли его лицу строгость и некоторую суровость.

Одет в ниспадающие до пола широкие одежды: тунику с просторными рукавами цвета шафрана, подпоясанную плетеным ремнем из кожи серого лесного дракона. На плечах красовался темно-зеленый церемониальный плащ из плотной шерсти с капюшоном. Расшитый серебряной нитью — узором, напоминающим цветы и листья Священного Древа.

Стоит сказать, что такую одежду старейшина носил не всегда, а только по торжественным случаям. Таким образом, он дал понять, что сие событие не является для него рядовым.

Мэйтори оценил это. Волнение и неизвестность, терзавшие его все это время, как будто испарились. В голове ясно и отчетливо проступила одна мысль: что бы сейчас не произошло, на их с Лотиэль отношения, это никак не повлияет. Они одновременно посмотрели друг на друга и улыбнулись. Он понял, что Лотиэль чувствует тоже самое, и наконец успокоился окончательно

Чуть позади, по правую руку, следовал отец Мэйтори — Тэлион.

Увидев сына, коротко кивнул. А Мэйтори пытался узнать по выражению его лица, что же они там решили?

Сосредоточенный взгляд синих глаз Тэлиона, казалось, пронизывал насквозь, однако никакой настороженности в них не было, лишь уверенность и спокойствие.

Темные волосы собраны в высокий хвост. Одет просто — в серую, тонкой ткани рубаху, черные полотняные штаны и мягкие высокие сапоги. На широком, украшенным искусной вышивкой кожаном поясе, длинный охотничий нож в темно-коричневых потертых ножнах. По большому счету, он был самым дорогим украшением в его облачении.

Слева от старейшины шел отец Лотиэль — Лалвен.

Встретившись взглядом с Мэйтори, кивнул, приветствуя жестом – приложив ладонь к груди.

Его светло-зеленая рубашка хорошо гармонировала с волосами цвета меди. Светлокожий, с легким румянцем, по сравнению с двумя другими эльфами, он казался значительно моложе. Волосы с висков собраны в косу, остальные свободно лежали на плечах и спине. Как и Тэлион, он был серьезен, но зеленые глаза его, улыбались дочери. И было понятно, в кого она такая красавица.

Замыкал процессию Сиглаэн.


Делегация приблизилась и остановилась на расстоянии двух шагов — расстояние почтения.

Мэйтори вежливо поклонился, чуть наклонив голову, как приветствовали старших. То же сделала и Лотиэль. На Сиглаэна Мэйтори намеренно смотреть не стал — много чести.

— Ну, что же, — начал старейшина, откашлявшись и убирая за плечи волосы, — Раз уж вы подкараулили нас тут, то и ходить далеко не будем, — улыбнулся он.

Топаз, в изящном серебряном обруче на его челе, ярко сверкнул в лучах солнца.

— Мы многое обсудили сегодня, в том числе и вашу просьбу о разрешении на ринвээс…

Старейшина смотрел главным образом на Мэйтори.

— Не вижу причин, чтобы отказать вам, — он дотронулся рукой до серебряного медальона в виде девятиконечного листа с зеленым камнем, словно добавляя словам больший вес, — Хотя некоторые, — он обернулся и посмотрел на сына, — …и высказывали свои опасения на этот счет.

Словно досадуя, он нервно пошевелил посохом, зажатым в руке. Длинным – выше его роста, темным от времени, с белым, непрозрачным кристаллом на конце. Камень был оплетен сетью из тонкой серебряной проволоки, и казалось, сам излучал слабый мягкий свет. Сейчас, в середине него словно светлячок, зажегся красноватый огонек неприятия.

Мэйтори понял, белобрысый стервец, сделал все возможное, чтобы убедить совет, в его, Мэйтори, несостоятельности. Но у белобрысого, судя по всему, ничего не получилось.

— Принимая во внимание разумный нрав Лотиэль, — Айлор посмотрел на эльфийку и улыбнулся, — Я, … мы, — он обернулся на спутников, — Приняли положительное решение по вашему вопросу. Можно назначать день совершения обряда. Он еще раз тепло улыбнулся. — Я искренне рад за вас, думаю и вы тоже. Так что…

Неожиданно, из-за спин старейшин вышел Сиглаэн.

На бледном лице играли желваки и ярко горели пятна румянца, еще более заметные на фоне пепельно-белых волос. Глаза, обычно светло-голубые, сейчас были двумя темными омутами, а губы превратились в тонкую бледную полосу. Он то сжимал, то разжимал кулаки, но при отце старался выглядеть сдержанным. Это явно давалось ему с трудом.

— Я прошу прощения, что перебил тебя отец и вас уважаемые, — он обернулся на Лалвена и Тэлиона, — Но пока не поздно, хочу извиниться перед тобой Лотиэль, за мои нечаянные и необдуманные слова, сказанные недавно. Я сожалею, что произнес их и надеюсь, что ты простишь меня.

Старейшины, не поняв в чем дело, стали переглядываться, а Айлор, не ожидая такого нахальства от собственного чада, даже нахмурился. Но чтобы не затевать скандала, промолчал.

Лотиэль растерялась, но все-таки улыбнулась одними губами и кивнула ему, боясь показаться невежливой. О мотивах этого поступка, она подумает потом, наедине с любимым. Через несколько мгновений, она нашлась и вежливо ответила.

— Я не держу на тебя зла, Сиглаэн, надеюсь, мы останемся друзьями, как прежде, — но про себя подумала, что этому не бывать уже никогда.

— Конечно. — Сиглаэн наклонил голову, чуть ниже, чем требовали приличия и наконец, отошел за спины родителей.

На Мэйтори он так ни разу не взглянул, хотя, если на чистоту, то извиняться надо было перед обоими.

«Что он задумал…?» недоумевал Мэйтори, но размышлять на эту тему пока было некогда.

Наконец, все условности были соблюдены, все друг с другом раскланялись и пожелали доброго вечера. Глава совета удалился вместе с сыном к себе в семью.

На поляне остались Лотиэль и Мэйтори с родителями. Кивнув друг другу, они развели детей в разные стороны чтобы поговорить.


— Что у вас произошло с Сиглаэном? — спросил Тэлион, — Он прибежал взволнованный и начал убеждать всех повременить с ривнээс. Когда же мы спросили его, в чем причина, он не ответил ничего определенного.

Взгляд отца стал хмурым, пристальным, и казалось, пронизывал насквозь. Скрывать что-либо и отпираться не имело смысла и Мэйтори ответил, как есть.

— Он влюблен в Лотиэль, а она выбрала меня. Его это злит. Сегодня, пока вы совещались, он пришел и стал убеждать ее, что я ей не пара... — Мэйтори молча посмотрел в сторону невесты, — …наговорил всяких гадостей обо мне. Лотиэль сказала, что он ей больше не друг и больше не хочет видеть его, а он, не знаю с чего, решил извиниться при всех. Чувствую он что-то задумал, все это неспроста.

— Почему ты в этом так уверен? Может быть, он понял, что совершил глупость, погорячился и решил таким образом загладить свою вину.

Мэйтори пристально посмотрел на отца. Огорчать его не хотелось и об этом, по крайней мере, сейчас, говорить не стоило. Может быть позже, наедине…

— Может и так... — тихо ответил он, смотря на деревья за его плечом.

Отец прекрасно все понял и поспешил сменить тему.

— Когда ты будешь дома? — надо многое обсудить.

— У нас с Лотиэль есть одно дело. Как только мы закончим, я буду дома. Скорее всего после заката.

Отец молча кивнул и хлопнув его по плечу пошел в сторону Морн-а Маирр. Лалвен догнал его, и они начали что-то горячо обсуждать.

***

Лесные эльфы не строили дома — они их выращивали.

Выбирали дерево или группу деревьев, подходящих по размеру. И просили дерево, чтобы оно росло, сплетая ветви таким образом, чтобы получались комнаты, полости, балкончики, кладовки, ступени. Дереву же, не наносилось никакого урона. Соки проистекали в нем правильно, не нарушалась и общая экосистема. Зимой дерево само поддерживало температуру внутри комфортную для проживания.

Проводя обряд, эльфы входили в особое состояние, сродни медитации, проникая в саму суть объекта. Могли распознавать, общаться и договариваться почти со всем, что несло в себе хоть каплю энергии, а значит и разума. Даже камни они считали живыми, пусть жизнь в них и не была такой стремительной, как у других организмов.

Вот именно поэтому, считалось, что ушедший из долины эльф, терял часть своей силы. У него не было связи со своим древом.

«Твоя сила в корнях», любили говорить умудренные жизнью.

Однако жили не только в живых деревьях. В лесу ничто не оставалось неиспользованным. Для определенных нужд, чтобы не нанести вред живому, использовали и сухие, отжившие свое стволы. Специальными заклинаниями эльфы останавливали процесс гниения и разрушения древесины, сохраняя его в таком виде на долгое время. Как правило, в таком дереве жил Эль-голлор — главный маг.

Оно находилось вдали от остальных и там же располагалась школа магии. Каждый уважающий себя эльф, должен был её окончить. Образование считалось обязательным. Учиться начинали с пятнадцати круголет. Полный курс был рассчитан на двадцать циклов, но и после, обучение не заканчивалось, а продолжалось индивидуально. Вообще, познавать что-то новое, было принято на протяжении всей жизни, постигая при этом мудрость бытия и следуя своей судьбе.

Но не все эльфы выращивали дома в деревьях. Например, семья Лунной Травы растила свои дома из пустых раковин моллюсков и улиток, а называлось такое жилище — халф.

Эльфы, живущие в городах, строили из камня. И если в каменных домах не было ничего особенного, (если не считать изысканность эльфийской архитектуры), то дом-раковина был не менее удивительным, чем дом-дерево.

Пустых раковин в избытке хватало на берегах рек или моря. Принцип тот же, что и с деревьями, но процесс был более долгим. Во-первых, по причине размера, а во-вторых, заклинания использовались совсем иного порядка, так как дело имелось уже с органикой.

В большей степени эльфы были самодостаточным народом. Почти все, в чем они нуждались, давал им лес. А общение с людьми они сводили к минимуму. Это происходило в основном при покупке зерна и некоторых злаков, которые не росли в лесистой местности и требовали больших площадей и солнца. Земледелием эльфы почти не занимались.

Часто был возможен натуральный обмен. Например, за локоть замечательного шелкового эльфийского полотна, давали четыре мешка отборного зерна или пять любого другого злака. И это было оправдано, так как ткани лесных эльфов, считались самыми лучшими.

Дело в том, что ткались они из нити выделяемой насекомыми мадиафами, похожими на толстую желтую гусеницу с многочисленными длинными суставчатыми ножками. Они закреплялись между ветвей и вили гнезда-коконы в которых растили потомство. На брюшке у них имелась особая железа, которая выделяла липкую нить. Питались они исключительно фруктами, поэтому эльфы, научившиеся их разводить, устраивали такие фермы на плодовых деревьях.

Брали свежесотканный кокон, окунали на некоторое время в воду, отделяли одну нить, и, распутывая, наматывали ее на большую бобину, чтобы высохла. Повремени немного, и кокон уже не распутаешь, поэтому делалось все очень быстро. Когда нить высыхала на солнце, она была полностью пригодна для изготовления полотна: тонкая как волос, мягкая как перышко, прочная и долговечная. В жару в такой одежде не запаришься, а в холод не замерзнешь. Из нее-то и шились знаменитые эльфийские рубашки. За которые люди платили баснословные деньги. Люди называли такую ткань шелком. Эльфы пафом(*).

Паф могли чередовать с тонкой шерстью, улучшая качество последней.

***

— Я нашел нам дерево, может, сходим, посмотришь?

На границе долины и леса между их семьями, находилась небольшая роща, а в ее сердце рос величественный пестролист. Немного магии, терпения и новые комнаты будут готовы уже перед первыми холодами. От родителей не далеко, и все-таки уже отдельно от всех.

— Это замечательно! – воскликнула Ло, но тут же испугалась.

— А как же разрешение?! Ведь мы даже еще не ноэс (семья). И обряда не было, и тебе еще нет ста. Ты нарушаешь столько правил!

В ее глазах была тревога.

— Все беру на себя, — улыбнулся Мэйтори, — Один месяц не в счет, а ноэс мы будем уже через четыре дня.

Он обнял ее за талию. Макушка Лотиэль как раз достала до его подбородка и Мэйтори нежно чмокнул ее в пробор. Ло посмотрела на него снизу-вверх, и, улыбнувшись, кивнула. На душе было спокойно и хорошо. «Их дерево…», — думала она, «Как же долго они этого ждали».

— Пошли прямо сейчас, а по дороге решим, как за будущий день обойти всю родню, — уже на всё решившись, сказала она.

— Я думаю, надо взять Пегого и Звездочку, так будет быстрей, — предложил Мэйтори.

— Отличная идея! Я думаю им это тоже понравиться. Мы давно их не навещали. — улыбнулась она

Пегий и Звездочка были табунными лошадьми. Они свободно паслись за рекой на заливных лугах. Нужно только было позвать их. Мэйтори свистел особым образом, жеребец знал его сигнал, приходил на зов, а за ним бежала и Звездочка. Они с Лотиэль специально их так приучили. Седло и уздечку эльфы не признавали, а лошадь приучали слушаться только движения ног и интонацию голоса. Стоит немалых трудов приручить и обучить дикую лошадь. Но это всегда оправдывало себя, ибо вернее друга не будет. Эльфы любили езду верхом.

Дорога шла сначала в сторону дома эльфа, а потом повернула влево, чуть в сторону от Чёрного Камня.


Все три Семьи жили на территории большой долины: между Пограничными горами, отделяющими земли эльфов от земель людей и пёсьелюдов, и Скалистыми, отделяющими от Долины Орков. Западная часть долины упиралась в Море Семи Островов, а восточная часть постепенно повышаясь, уходила в горы. Туда, где встречались Скалистые с Пограничными.

Скалистые или Драконьи горы тянулись от самой южной части моря, сначала с запада на восток. В точке их начала, находилась самая большая вершина — Драконья Голова, покрытая нетающей шапкой снега. Потом, они заворачивали на север и встречались там с Пограничными.

Затем, горы вновь расходились, понижаясь, превращаясь в степи, дотягивались до Узкого моря, и образовывали на восточной стороне еще одну долину — Долину Орков.

Чуть севернее, между Пограничными горами на юге, Внутренним Морем на западе и Узким Морем на востоке лежали земли Свободных охотников.

Скалистые горы у моря были пологие, но, чем дальше на север, тем становились все выше и круче. Драконьими они назывались из-за того, что древние предания гласили, что в незапамятные времена, в глубоких пещерах там жили белые драконы. Охотники и следопыты, что посмелее, забиравшиеся вглубь пещер, до некоторых пор, находили там большие белые чешуйки. Считалось, что если растереть их в порошок, то можно вылечиться от всех болезней и научиться видеть в темноте. Но это было давно и что правда, а что нет, точно никто не помнит.

С гор в долину стекало множество ручьев и рек. Богатые дичью леса и заливные луга делали этот край по истине чудесным.


Местность, где Мэйтори выбрал дерево, привела Лотиэль в восторг.

Впереди и справа виднелись лесистые предгорья Пограничных гор, где жила семья Черного Камня. Там же брал свое начало, сбегавший с гор небольшой ручей Луин Олл. На человеческом, это означало «Голубой ручей». Назывался так из-за того, что дно его, усыпанное белыми и голубоватыми камешками, предавало воде таковой оттенок.

В ширину он был примерно шагов десять, если вброд, а в самом глубоком месте доходил до двух ростов взрослого эльфа. Но здесь он делал поворот, мягко огибая невысокий холм, на котором находилась роща с заветным деревом и разливался, делаясь мельче и медленнее. Вниз по его течению, можно было добраться до Лунной Травы.

Здесь было много солнца, воздуха, деревьев. Было где разбить маленькие грядки под цветы и до настоящего леса недалеко.

Их будущий дом она узнала сразу.

Дерево было больше всех и росло в окружении меньших по размеру. Мощный ствол, раскидистые ветви, растущие близко к земле. Это был пестролист — родственник Вечного Древа.

Его листья также девятиконечные, но отличающиеся по цвету, были меньше по размеру. Ярко-бирюзовые в теплое время года, к холодам они пылали золотом и кармином. Когда выпадал первый снег, становились бледно-розовыми и такими прибывали до наступления весны. Опадали лишь с приходом тепла, давая место новым побегам. Одновременно с молодыми листьями появлялись и цветы. Сиреневые и розовые, душистые, на которые слетались многочисленные медянки и бабочки. После цветения завязывались плоды. Съедобные и для эльфа, и для многочисленной живности, обитающей в кроне.

Остановились. В ветвях пели птицы и быстрые пушистые тальпы перепрыгивая с ветки на ветку мелькали синими хвостами.

Лотиэль наклонилась, подобрав небольшой орех с земли — неправильный, глаженный по бокам трехгранный конус, желто-зеленого цвета с жесткой синеватой плодоножкой. Положив на ладонь, эльфийка протянула руку вверх к сидящей на нижней ветке тальпе. Зверек, блеснув серыми глазами-бусинами, ловко спрыгнул ей на руку, схватил угощение и тут же вернулся обратно. Уже сидя на ветке и держа орех цепкими маленькими пальчиками с крохотными коготками, тальпа забавно пискнула, засунула его себе за щеку и скрылась в листве.

Лотиэль весело рассмеялась. Ну что ж, кажется их тут приняли.

Пока эльфийка возилась со зверьком, Мэйтори неспешно обошел дерево и найдя удобное место, уселся между корнями скрестив ноги. Лотиэль отойдя на некоторое расстояние, тоже села на траву и принялась наблюдать.

Развязав заплечный мешок, разложил на траве перед собой несколько предметов: небольшой пузатый сосуд зеленого стекла с плескавшейся в ней темно-коричневой жидкостью, берестяной короб, два мешочка льняной ткани от которых пахло резко, но приятно.

«Травы…», догадалась Лотиэль. Она даже могла назвать, какие именно.

Мэйтори открыл короб. В нем, на одну треть, был насыпан порошок золотистого цвета, который приятно пах свежей корой. Далее, из мешка эльф извлек тонкий, длинной в локоть, очищенный от коры прутик орешника.

— Ты будто знал, что мы придем сюда, — больше с утверждением, чем с вопросом сказала Лотиэль.

Мэйтори хитро улыбнулся.

— Я не знал наверняка, но, очень надеялся, и захватил все это на всякий случай.

Помолчал, и уже серьезно добавил:

— Даже, если совет решил иначе, я бы все равно провел первый обряд, — Мне отец разрешил, — гордо вскинув голову, похвалился он.

Лотиэль кивнула.

Все, что он выложил перед собой, нужно было для первой, но очень ответственной стадии изменения дерева.

Наблюдать для нее это было не в новинку, однако тоже волнительно. Так как сама она жила в доме из ракушки, да и принимать участие в таком действе еще не позволялось.

Она уселась неподалеку, прикрыла глаза и погрузившись в схожее состояние, помогала любимому в совершении ритуала отдавая часть своей силы. Так было легче ему, и она тоже ментально принимала во всем участие. Ведь она тоже будет жить здесь.

Эльф открыл зеленую склянку и вылил ее содержимое в берестяной короб с золотым порошком. Он не боялся, что жидкость выльется, эльфы плели из бересты так, что ни одна капля не смогла бы просочиться наружу. Перемешивая прутиком и наблюдая, как жидкость меняет цвет, он все время негромко читал наговор. Когда жидкость в коробе стала молочного цвета, быстро развязал мешочки один за другим и высыпал содержимое на ладонь. Растерев как следует, примешал к жидкости. Смесь тут же запузырилась и стала испускать пар, как при кипении. Запахло свежей листвой, травой и грибами. Когда пар исчез, жидкость снова поменяла цвет став прозрачной, будто родниковая вода. Все травы испарились, растворившись бесследно. Из другого мешочка он вынул еще один пучок засушенных трав, и окунув их в жидкость до половины, воткнул в рыхлую землю. Задымилось.

Мэйтори встал, и, держа короб с содержимым в одной руке, а прутик в другой, стал медленно обходить дерево вслед за движением солнца. Молча макал прутик в короб, брызгая на кору, ветви и листья. Капли, слетавшие с прутика, свивались с дымом, тончайшей струйкой попадали именно туда, куда мысленно указывал им эльф. Обойдя дерево один раз, Мэйтори начал петь.

Песня была заклинанием.

Он просил дерево о том, чтобы оно приняло их. Чтобы его ветви, сплетались так, чтобы в нем можно было жить, и оно дало им надежную защиту. Они в свою очередь, обещают уважать и оберегать его.

Песня была древней. Считалось, что сам Мар — бог всех растений и животных, научил ей первых эльфов. Исполнение требовало определенных магических усилий. Каждый уважающий себя эльф должен был знать ее.

Он ментально настраивал дерево на себя и сам соединялся с ним на астрально-эфирном уровне. Мэйтори отдавал часть своей силы, но взамен получал новую – чистую, мощную. Именно поэтому так тяжело после ритуала. Телу надо привыкнуть к восприятию новой энергии.

После ритуала древо будет узнавать его и реагировать на все мысленные желания изменить что-то ещё.

Еще пять кругов потребовалось Мэйтори, чтобы закончить песнь. Когда последнее слово было произнесено, эльф открыл глаза. Обычное зрение было не нужно ему все это время, он видел внутренним. Осталось сделать немногое. Еще три раза он обошел вокруг их будущего дома, тонкой струйкой выливая содержимое короба под корни. Оставшуюся жидкость вылил на то место, где закопал пучок трав, позволив им с шипением полностью испариться. Завершив и это, сел между корней, собрал вещи в мешок, и, кивнув, позвал Лотиэль к себе.

Она села рядом, взяв его за руку.

Рука была холодной и заметно дрожала. Мэйтори устал, она это прекрасно знала.

Лотиэль сняла с пояса небольшую фляжку, вложила в руку жениха. Мэйтори с благодарностью кивнул и выпил содержимое полностью. Внутри был отвар определенных трав и кореньев, восстанавливающих силы, снимающих усталость.

Самое ответственное завершено, и они вместе должны еще побыть здесь, давая дереву привыкнуть к ним и самим привыкнуть к нему. Прислонившись спиной к мощному стволу он уже чувствовал теплую волну, исходящую от коры.

Через несколько дней надо будет навестить его и посмотреть, приняло их дерево или нет. Это будет заметно сразу — ветви начнут сплетаться определенным образом, так, как попросил Мэйтори. Потом нужно будет провести еще два обряда, но уже не такие сложные, как этот. Тогда «строить» можно будет сразу на ментальном уровне без проведения постоянных ритуалов.

Но, бывало такое, что дерево отвергало просьбу и тогда приходилось искать более сговорчивое.

Солнце клонилось к закату окрашивая все вокруг в золото. Там, куда не добирались его лучи, все утопало в сиреневом мареве. Древо на фоне янтарного с розоватыми облаками неба, против света казалось почти фиолетовым. Вода в реке расплавленной бронзой медленно текла между невысокими, пушистыми от травы холмами, которая уже почти вся стала сухой и желтой. Картина была завораживающей, почти нереальной.

— Ты нашел потрясающее место, — прошептала Лотиэль. Мэйтори довольно улыбнулся, так и не открыв глаз. Слабость еще не прошла. Говорить не хотелось, да и не надо было.

А Лотиэль почему-то вспомнила их первую встречу.


***

Был теплый вечер месяца тайлета, (авг.-сент.).

Она полулежала на топчане под раскидистым платаном читая древний фолиант по травологии, когда увидела двоих эльфов направляющихся к ней. Одним из них был Сиглаэн, а второго она видела в школе, но не знала лично. Однако, о его выходках и любовных похождениях, не слышал только глухой и не видел только слепой.

«Что они делают вместе?» — подумала тогда Лотиэль.

Они были словно две противоположности: светловолосый, почти по-девичьи красивый, утонченный, всегда одетый «с иголочки» Сиглаэн, и жгучий брюнет с волосами, забранными в хвост на затылке, с мужественным, красивым лицом и синими насмешливыми глазами.

Новый знакомый был почти на голову выше Сиглаэна. Одет просто, но аккуратно. Тонкой выделки кожаные штаны, высокие мягкие сапоги и светлую рубашку с закатанными по локоть рукавами. Как и у каждого уважающего себя эльфа, на поясе висел длинный охотничий нож в изукрашенных вышивкой кожаных ножнах.

Сиглаэн подошел и по-дружески поцеловав ее в щеку, представил своего знакомого.

Лотиэль он понравился с первого взгляда. И в первую очередь тем, что совершенно не был похож, на вечно зацикленного на себе, нервного Сиглаэна.

Наряду с импульсивностью в новом знакомом чувствовалась внутренняя сила, уверенность и, как не странно - сдержанность.

«Как же давно это было», — подумала она, «Треть Большого Цикла минуло»… (1 Большой Цикл = 144 круголетам).

Сначала они долгое время были просто друзьями, а потом, когда Мэйтори с отцом путешествуя, покинули долину, она стала ловить себя на мысли, что скучает по нему. По ироничным шуткам, по насмешливым глазам, по кажущемуся безразличию в ее адрес, которое он пытался скрыть за сарказмом и бесшабашностью.

По его возвращению общение возобновилось. Но она никак не могла понять, почему он стал каким-то отстраненным, хотя и видела, что нравится ему. Не успев объяснится, она с семьей сама надолго покинула долину. Какое-то время они гостили у родственников в Вейли, а вернувшись Лотиэль выяснила причину холодности к ней Мэйтори.

Он оказывается все это время думал, что Сиглаэн ее жених! Вот смеху то было….

***

Они посидели еще немного. Когда Мэйтори открыл глаза на потемневшем небе появились первые звезды. Пора было трогаться в обратный путь.

Ночной лес встретил пением цикад, свистом ночных птиц, огоньками светлячков и бледным светом распускающихся ночных цветов. В ветвях деревьев шуршали и хлопали крыльями проснувшиеся ночные охотники. Посверкивая светившимися в темноте глазами, они провожали путников взглядом, оценивая опасность. Впрочем, никакой опасности не было.

Лотиэль и Мэйтори шли не таясь, но разговаривали тихо, почти шепотом. Дабы не нарушать покоя ночи и не вспугнуть уже уснувших дневных жителей леса.

— Завтра встретимся на рассвете, недалеко от твоего дома. Буду ждать у поваленного дерева.

— Я приду, — также тихо ответила Лотиэль. И вдруг, неожиданно спросила:

— Скажи, как тебе удалось сдержаться сегодня, когда Сиглаэн говорил про тебя гадости? Ты же всё слышал.

Лотиэль почувствовала, как он передернулся в темноте.

А сам он, вспомнив смазливое лицо белобрысого поморщился, будто бы увидел нечто гадкое. Пробурчал нехотя:

— Если бы это было в первый раз? Очень надо было связываться… только руки пачкать, — но, помолчав немного, добавил: — Вообще, по-хорошему, надо было с ним разобраться на месте. Терпеть это нет никаких сил. Каждый раз, как он видит нас вместе, происходит одно и то же: «Он-тебе-не-пара», «Я-лучший», «Посмотрите-какой-я-красавец» … — Мэйтори передразнил Сиглаэна смешно морщась и коверкая голос. Ло прыснула со смеху.

— …И если бы не Совет, поверь, он бы своё получил уже сегодня…

Обычно стычка двух эльфов заканчивалась поединком. И не важно, есть свидетели или нет, но бой проходил по определенным правилам. Соблюдать которые должны оба соперника. И позор тому, кто их не выполнял. Отмениться поединок мог в том случае, если обидчик извинится при свидетелях. Что и сделал Сиглаэн.

Такие правила кому-то могут показаться абсурдными. Мол, извинился и все? А как же задетая честь, нанесенное оскорбление? Но все неспроста. Ибо если эльфы будут по любому поводу о задетой чести резать друг друга, то окончательно исчезнут с лица земли. Их и так после Последней Войны осталось немного.

Мэйтори всегда, в прочем оправдано, считал себя не последним воином. Из этого можно сделать только один вывод: Сиглаэн избегал схватки с ним.

Еще один повод по которому Мэйтори сдержал себя - была Лотиэль. Ей и так все часто пеняли за то, что он-де не сдержанный, импульсивный, вспыльчивый, и вообще еще не зрелый, для каких-либо серьезных отношений. А сейчас перед обрядом, особенно не хотелось все осложнять.

— Я горжусь тобой… — тихо сказала Лотиэль в ответ на его мысли.

Мэйтори весело фыркнул.

— Было бы чем. Вот если бы я начистил ему физиономию, тогда да!

— Неправда! Ты повел себя правильно, — возразила эльфийка.

— Странно, что он сам все «замял», — уже серьезней сказал Мэйтори, — Это не в его характере.

— Не думай о нем плохо, мне показалось, он извинился искренне, — возразила Лотиэль. Впрочем, не очень уверенно.

— А ты заметила, как он это делал? — Мэйтори отвел в сторону мешавшую на пути ветку, пропуская подругу вперед и почувствовал, что она отрицательно качнула головой, — Он говорил это только тебе. Хотя прекрасно знал, что я всё слышал.

Эльфийка поняла, что он хочет этим сказать.

— Согласна, но, может, ему было стыдно? — неуверенно ответила она, перешагивая поваленное дерево.

— Вот это уже смешно, любимая! — съехидничал эльф, — Стыд и Сиглаэн понятия несовместимые.

— Ты слишком строг к нему.

— А ты слишком добра.

Лотиэль нахмурилась. Она не любила ссориться.

— Если… я повторяю, если…, он что-то задумал против нас, то всё, что он сделает, коснется его семьи. Это позор. Ты думаешь, он может подставить своего отца? Старейшину!

— Мне кажется, что если он что-то вбил себе в голову, то уже ни перед чем не остановиться…. Ты хоть раз видела, как он на тебя смотрит?

Лотиэль удивилась.

— Смотрит? — изумлённо переспросила она, — Вроде, как обычно…

Мэйтори ухмыльнулся.

— Нет! Он смотрит на тебя, как охотник на ускользающую дичь. И как тот охотник, готов выпустить не одну стрелу, чтобы эту дичь подстрелить. А когда она будет у него в руках…. Ну ты знаешь, что делают с дичью.

Все это, Мэйтори произнес спокойно. Но именно от этого спокойствия Лотиэль стало не по себе.

— Очень надеюсь, что ты ошибаешься любимый.

— Я тоже надеюсь. И поверь, в этом случае, я бы очень хотел ошибаться.

Он покрепче сжал ее ладошку. И весь остаток пути по ночному лугу, они преодолели молча.

Все три ночных светила были на месте, озаряя сверху высокие травы. Прохладный ветер пускал по верхушкам пушистых метелок легкие волны, и казалось, что они идут по пояс в серебристой воде.

Добравшись до границы Лунной Травы, Мэйтори остановился, нежно притянул Лотиэль к себе, и, поцеловав, пожелал спокойного отдыха. Она как всегда прильнула к нему, немного постояла, вдыхая его запах, поцеловав в ответ направилась к дому.

Мэйтори провожал ее взглядом до тех пор, пока она не скрылась в проеме входа. И только потом, быстро побежал к себе.

Ждать пока она войдет в дом уже сделалось его каждодневной привычкой. Зачем так делал, он сам точно понять не мог, просто, так было лучше.

В прохладном ночном воздухе уже чувствовалось приближение месяца рамата (сент.-окт.). Было свежо и Мэйтори бежалось легко и свободно. В стремительном беге он, как будто, выжигал в себе всю накопившуюся злость и досаду. Он буквально летел по воздуху в темноте перепрыгивая через поваленные деревья, ловко ныряя под ветками, огибая толстые стволы. Движения его были плавными, быстрыми, почти кошачьими. И ни одна веточка не хрустнула под его ногами. В темноте, почти не виден и не слышен, как призрак, как дух леса, он мчался вперед. Домой.


Отец ждал.
Он сидел в позе покоя: скрестив ноги, положа руки на колени ладонями вниз. Глаза его были прикрыты, лицо спокойно, казалось, он полностью погружен в себя. Но как только сын появился на пороге, распахнул глаза и широко улыбнулся.

Мэйтори вернул улыбку в ответ. Глубоко вдохнув, выровнял дыхание и, так же скрестив ноги, уселся напротив отца.

На полу стояла деревянная пиала с недопитым отваром. Мэйтори одним махом допил содержимое, вытерся рукавом, поерзал немного, устраиваясь удобнее, и наконец, приготовился слушать. Тэлион пристально посмотрел на него и озабоченно спросил:

— Что беспокоит тебя сын?

Мэйтори помолчал, собираясь с мыслями. Говорить о Сиглаэне не хотелось. Тем более, что настроение после прогулки было замечательным. Но от отца ничего не утаишь, он казалось, видел его насквозь. И вздохнув, Мэйтори начал с самого начала.

Отец слушал внимательно и по ходу рассказа становился все мрачней. О странных выходках сына старейшины он слышал не впервой. Но, одно дело слышать это от сторонних, а другое, от родного сына. Значит, определенно, что-то в этом есть.

Мэйтори закончил повествование, а отец все молчал. Нахмуренный, он обдумывал услышанное, и, наконец, произнес:

— Я не сомневаюсь в твоих словах, но не знаю, что можно сделать. Еще ни разу, никто не поймал его за руку и до сего момента его поведение можно считать безупречным. Я тоже кое-что слышал, но, это всего лишь слухи…

— Что ты слышал?

Тэлион помолчал и неохотно ответил:

— Надеюсь, сказанное не покинет этих стен, не хочу, чтобы нашу семью называли собирателями сплетен и болтливыми сороками…

Мэйтори насупился.

— Не обижай меня отец, я уже давно не ребенок…

Тэлион не дал ему закончить, примирительно подняв ладони вверх, улыбнулся.

— Поговаривают, что сын тайком таскает у старейшины порошки, специальные грибочки для медитаций и священного транса. Но использует их не по назначению и не в тех количествах. Понятное дело, «прелые листья лежат под корнями», но кое-что просочилось…

Мэйтори хмыкнул.

— Да это многие знают. Просто никто связываться не хочет. Ждут, когда старейшина сам его к порядку призовёт, но думаю, уже поздновато он спохватился. Сиглаэн зачастую не может себя контролировать, и когда это происходит, а происходит это все чаще, просто сбегает ото всех подальше. Куда он бегает, вопрос открытый, за ним никто не следил, а надо бы. И поверь, я намерен в скором времени этим заняться.

Тэлион посмотрел на него хмуро, но в тоже время и озабоченно. В нем боролись два чувства: с одной стороны, не хотелось в это ввязываться, так как это чужая семейная проблема, а с другой стороны, эта проблема начала касаться других. А именно сына и его невесту. Еще Тэлион понимал, что, если Мэйтори что-то решил, переубедить его невозможно, пускай либо шишек набьет, либо с победой возвращается. Отец неуверенно кивнул и добавил:

— Не забывай, он извинился при свидетелях, а значит, все приличия соблюдены. Сегодняшний инцидент считается исчерпанным.

— Да, отец. Я помню.

— Попытаюсь поговорить с Айлором, надеюсь, он услышит голос разума, — Тэлион прикрыл глаза и встряхнув головой, как бы отгоняя от себя плохие мысли, сказал уже мягче:

— Давай лучше поговорим о завтрашнем дне.

Мэйтори с готовностью кивнул.

— Через четыре ночи, начинает цвести священный папоротник, думаю, будет целесообразно именно на этот день назначить обручение. Ваша задача будет известить родню. А послезавтра, к вечеру, можно собрать молодежь, и отпраздновать, так сказать, в неформальной обстановке. Подумайте, кого вы хотите пригласить?

Мэйтори вдруг представил, что на обручении будет присутствовать старейшина, а значит явиться и Сиглаэн. А вот на встречу с друзьями его можно не звать. После сегодняшнего события даже Лотиэль не будет противиться такому решению.

Видимо он нахмурился, когда размышлял об этом, потому что отец вдруг замолчал и вопросительно смотрел на него. Мэйтори сморгнул и неуверенно улыбнулся.

— Все будет хорошо, — уверил его отец, — Я не позволю, какому-то щенку испортить ваш праздник.

Уверенный голос отца придал уверенности и ему.

— Все, отправляйся отдыхать, — мягко приказал отец, — У нас еще будет время обсудить всё это.

Мэйтори кивнул и направился к себе в комнату. За ним увязалась древесная тальпа.

Она вспрыгнула на плечо, потерлась мордочкой о щеку приветствуя, замурлыкала, смешно похрюкивая, тычась в ухо влажным носом. Длинным синим хвостом обвила за шею, прямо-таки напрашиваясь на ласку.

Мэйтори выкинул из головы все мысли о белобрысом и задумчиво почесал ее за ушком, полностью погрузившись в размышления о том дне, когда он возьмёт Лотиэль за руку и проведет её «Тропой Новой Жизни» — так назывался обряд обручения.


Поляну выбирает Старейшина. Где она находится, знает только он и родители. До назначенного дня тайну хранят от всех. Это делается для того, чтобы никто не мог подготовиться к тропе заранее. Местоположение объявляется, когда в условленном месте соберутся те, кто приглашен на торжество. Старейшина сам ведет туда гостей. Уже на месте жених и невеста срывают по цветку папоротника и берутся за руки.

Сначала невеста закрывает глаза, а жених ведет ее вокруг всех растущих на священной поляне папоротников. Он должен предупреждать о всех неровностях и препятствиях тропы, ведь кочек и поваленных деревьев в лесу много, но невеста не должна оступиться.

Потом тоже самое делает невеста для жениха.

Если никто ни разу не оступился и не споткнулся, это означает, что пара никогда не поругается.

Обряд символизирует готовность идти по жизни вместе рука об руку и доверять друг другу. Быть опорой и поддержкой в любых жизненных ситуациях.

В это время приглашенные гости поют священную песнь. Сначала для жениха, а потом для невесты, так как слова в них разные. И чем больше папоротников успеют обойти молодые пока она длиться, тем, как считают, дольше они проживут вместе.

В конце испытания обмениваются подарками. Это может быть что угодно. Будь то украшение или нужная в хозяйстве вещь.

Некоторые плетут браслеты из бисера, некоторые дарят новую рубашку, расшитую оберегами. Это может быть и амулет-подвеска, и серьги, и оружие, выкованное своими руками или добытое в поединке. Все то, что выражает чувства дарящего и то, что дорого им обоим.

Когда обряд заканчивается, начинается самая веселая и неформальная часть. Все собираются в заранее выбранном месте, где прямо на земле, на длинных, узких, сотканных специально для этого тканях, раскладывается угощение. Молодым дарят подарки, говорят напутствия и наставления. Праздник может длиться до нескольких дней, а потом молодая семья отправляется в свой дом. И не важно, на территории чьей семьи он находиться. Можно выбрать свое место и поселиться отдельно. На этот счет жестких правил не существовало.

***

До рассвета оставалось еще несколько часов. Мэйтори улёгся на мягкую циновку и решил немного отдохнуть. Тальпа которую он звал Хайси, по-хозяйски уселась на живот и стала наблюдать за ним, блестя изумрудными глазками.

Удивительно, но только у этих животных был разный цвет глаз. Попадались особи имевшие даже голубые, лимонные и рубиновые глаза.

Сотворив небольшой магический шар, он распутал тесемки на вороте рубашки и вытащил небольшой нагрудный кармашек, затянутый на кожаный ремешок. В нем на груди он носил свой подарок Лотиэль.

Тальпа любопытно вытянув узкую мордочку понюхала предмет.

Это был широкий браслет из речного жемчуга и бисера. Жемчуг он добыл в реке сам, а бисер выменял у гнома на пару эльфийских рубашек и шкуру лесного дракона, добытую кстати, самолично. И это стоило того, потому что бисер был из самородных камней - остатков от обработки крупных самоцветов. Но делать из них бисер могли только гномы. И бисер людей, который те отливали из стекла, тут не шел ни в какое сравнение. Каждая бисеринка была заметно крупнее (чуть меньше горошины), и состояла из множества граней, что позволяло ей переливаться на солнце тысячью оттенками. Как и в стеклянных, в середине было отверстие для лески или тонкой проволоки.

Мэйтори покрутил в пальцах свое изделие, и в белом свете магического шара оно откликнулось всеми оттенками зелени, ультрамарина и сирени. Такого украшения, верно, не было и у жены старейшины. Он долго подбирал оттенки изумрудов, сапфиров и розовых аметистов, чтобы подчеркнуть зеленые глаза Лотиэль, оттенив их перламутровой белизной жемчуга. Камни он скрепил серебряной проволокой, а миниатюрную застежку выполнил в виде цветка речной кувшинки. Подарок получился достойным красоты его невесты.

Заметив умильную мордаху зверька, Мэйтори надел браслет тальпе на шею. Та, как истинная женщина, гордо пискнув, томно прикрыла изумрудные глазищи и навострив ушки, выпятила грудь.

— Красавица, — ласково почесал ее за ушком эльф и снял украшение, — хорошего понемногу.

Он еще немного полюбовался изделием своих рук и довольно улыбнувшись, спрятал обратно. Въяве представляя себе восхищенные возгласы окружающих, когда будет одевать его на руку Лотиэль.

«Интересно, что подарит она?»

Наконец смежив веки, расслабился, погрузив себя в состояние глубокой медитации. По большому счету это можно было сделать и сидя, но лежа все-таки приятней.

Тальпа покружившись у него на животе, наконец, найдя удобную позу, свернулась кольцом и умиротворенно вздохнув, тоже прикрыла глаза.


Когда он пробудился, сквозь ветви деревьев, виднелось светлеющее на востоке небо. Лишь две луны: Месяц и Фея побледнев, висели над линией горизонта, быстрая Нэя, уже покинула небосвод.

Мэйтори сладко потянулся и прислушался к шорохам леса. Тихо. Ночные животные закончив охоту попрятались в свои убежища, а дневные еще не проснулись. Лишь вдалеке, в буковой роще, на перекатах журчал ручей. Подумав о воде, Мэйтори сразу захотелось пить.

Аккуратно переложив Хайси, (спавшую у него на животе всю ночь), на теплое после себя место, он, пружинисто встав, еще раз потянулся. Отдохнувшее тело просило разминки.

Легко сбежав вниз, вышел на прохладный воздух и с наслаждением вдохнул свежесть утреннего леса. Немного постояв на пороге, вернулся внутрь. Отыскал заплечный мешок, вынул из него уже ненужную бутыль и плетеный короб. Вместо этого положил флягу, несколько яблок и запас еды на полдня, прихватив чистую рубашку, вышел наружу.

Отправился в сторону семьи Лунной Травы. По дороге выкупался в холодном ручье, набрал полную флягу воды, а заодно утолил так мучившую его жажду. Отстраненно подумав, что отец явно вчера плеснул себе в напиток что-то крепкое. Сорвав несколько сладких орехов с колючего куста шиполиста, продолжил путь, сжевав их уже на ходу.


Они встретились на берегу, когда розовый краешек солнца показался над горизонтом. Мэйтори пришел мокрый по пояс от утренней росы.

Туман накрывший на заре реку клубясь белесыми космами медленно укрыл луга, заполнил собой каждую впадинку, приглушив звуки утра. Окутал лес сделав его загадочным, погрузив в тишину, скрыл очертания от мира. Свет восходящего солнца, смешиваясь с белой дымкой, залил луг нежным розовым сиянием. Солнце вставало все выше и туман, словно испугавшись его, завихряясь и пятясь отползал все дальше к лесу - в спасительную мглу, оставив после себя лишь призрачное сиреневое марево.

Высоко в ветвях пели утренние птахи провозглашая восход солнца и наполняя лес звонкой трелью.

— Сегодня очень красиво, — прошептала Лотиэль, обнимая Мэйтори за талию.

— Да, будет хороший денек, как раз для прогулки верхом, — улыбаясь и смотря в небо, ответил он.

За лето уровень воды в ручье спал. И если весной перейти брод можно было только верхом на лошади, то сейчас воды было ровно по колено. Это был Луин Олл в верховьях которого росло их дерево.

Разувшись и закатав штаны по колено, Мэйтори взял Лотиэль на руки и перенес через ручей.

Поверхность воды скрывал густой туман, переливаясь по-над ней приглушая журчание. Поэтому даже плеск шагов не был слышен. Вода была теплой как парное молоко, а туман завихряясь в ногах волнами, плавно перетекал за спину. «Как по облакам», подумал про себя Мэйтори.

Пока обувался Лотиэль стояла, закинув голову вверх, и чему-то загадочно улыбалась. Она обернулась, когда он подошел ближе, положила голову ему на плечо, прижавшись, взяла любимого за руку.

Поднимающееся выше солнце, запуталось в ее волосах, делая их почти медного цвета.

«Та-инель» (Лесная Дева), подумал Мэйтори, нежно смотря на нее.

Ло, закрыв глаза, подставила лицо теплым лучам и казалось, стала прозрачной, словно растворилась в утреннем безмолвии.

Где-то в тумане заржала лошадь. Лотиэль знала, что это их табун.

В начале лета появились жеребята и теперь лошадей на пять больше. Она вспомнила, как сама ходила принимать роды у Рыжей. Жеребенок лежал неправильно, и кобыла, промучившись несколько суток и растеряв все силы, жалобно звала на помощь. Но все прошло хорошо, жеребенок родился здоровым и сильным, а встав на ножки, сразу начал сосать молоко. Из него вырастет отличный жеребец. Черный, быстрый, совсем, как его отец.

Лотиэль открыла глаза и посмотрела на Мэйтори.

«Какие у них будут дети? Первым, обязательно должен быть мальчик, и чтобы был похож на него».

Она улыбнулась и пошла в сторону табуна, скрывавшегося в тумане.

Лошади стояли посередине луга собравшись в почти правильный круг. В самой его середине были жеребята, потом кобылы. На внешней стороне, на страже стояли жеребцы. Они сонно покачивали хвостами и тихо пофыркивали. Но почуяв гостей, насторожились.

Мэйтори тихонько свистнул. Лошади его сразу узнали и успокоились. От стада отделилось двое животных и тихо заржав, пошли к нему на встречу.

В заплечном мешке Мэйтори лежал дневной запас еды и угощение для лошадей. Два яблока, ржаной подсушенный хлеб и две моркови. Разделив поровну, они с Лотиэль угостили животных. И пока жеребец весело хрустел морковкой, Мэйтори гладил Пегого по красивой морде, гладкой шее, густой гриве, и что-то шептал ему на ухо. Жеребец довольно фыркал, щекоча своими губами ладонь эльфа. Он был черным с небольшими белыми пятнами на лбу, холке и крупе. Бабки на передних ногах тоже были белые, а на задних черные. У Лотиэль лошадь была рыжей масти с белой звездочкой на лбу.

Тут от стада отделился черный жеребенок и направился к гостям. Он подошел к Лотиэль и уткнулся теплым носом ей в бедро. Она засмеялась и погладила его по мягкой шелковистой гриве.

— Узнал, — прошептала она.

Мэйтори вытащил еще одно яблоко и протянул малышу. Тот благодарно фыркнул и весело схрупал угощение, а потом не спеша отправился восвояси. Там его заботливо обнюхала мамаша, та самая Рыжая, и не найдя убытка подтолкнула внутрь общего круга.

Наконец с приветствиями было покончено и усевшись на лошадей, поехали в сторону семьи Глэн-а-Глэнерисс.

Первой выпала честь получить приглашение на свадьбу тетушке Лотиэль — Маэри. Она очень любила племянницу и ей от души нравился ее избранник. Мэйтори она всячески ободряла и поддерживала. Особенно, когда тот подвергался нападкам со стороны кого-то из Серебряных Листьев.

Она была одной из тех, кто на последнем Общем Сборе голосовала за семью Морн-а-Маиир, когда выбирали правящую ветвь. За то, чтобы старейшиной был решительный Тэлион, а не мягкий, уступчивый, идущий у всех на поводу Айлор. Может в силу личных симпатий, а может Мэйтори так напоминал ей своего безвременно ушедшего мужа, который тоже был из семьи Морн-а-Маиир, такого же темноволосого и синеглазого.

Маэри просто нарадоваться не могла за племянницу. Часто приглашала их в гости, да и сама часто принимала от них приглашения.

Ехали лугом. Высокая трава доходила почти до ног седоков там и тут пестрела яркими цветами и метелками трав. Из-под ног лошадей рассыпались кузнечики, оглашая медвяный утренний воздух веселым стрекотом. Разноцветные бабочки срывались с цветов и кружась в танце порхали вокруг. Быстрые стрекозы садились на волосы сверкая перламутровыми крылышками краше дорогих украшений. Ласточки и стрижи носились высоко в небе прорезая синеву черными стрелками. Воздух пах травой, близкой рекой и первыми осенними цветами, расстилающимися под ногами лошадей. Ехали молча, наслаждаясь утром, жизнью, кипящей повсюду и внутренним покоем, который вдруг, поселился в душе.

Немного размявшись и окончательно проснувшись, лошади начали нетерпеливо переминаться, просясь пуститься в галоп.

Лотиэль, почувствовав нетерпение животного, легонько тронула Звездочку пятками, смеясь, полетела первая.

Пегий сорвался за ними, только и ожидая веления седока. Мэйтори пригнулся к самой гриве жеребца, и, подбадривая голосом, стал стремительно нагонять невесту. Расстояние быстро сокращалось: корпус, полкорпуса… Ветер свистел в ушах, волосы хлестали по спине.

Лотиэль обернулась. Её глаза задорно блестели азартом соревнования. Он улыбнулся, и, закусив нижнюю губу еще крепче сжал ногами бока жеребца, стал сокращать расстояние отделяющее их друг то друга.

Под ногами лошадей в бешеной пляске мелькали и сливались, словно разворачиваясь в длинную зелено-голубую ленту овраги, поваленные деревья, рощи, заливные луга, маленькие ручьи, небо, солнце. И вот, наконец, они почти сравнялись. Но Лотиэль гикнув лошади, опять вырвалась вперед, перейдя в бешеный карьер. Ненадолго. Мэйтори быстро нагнал её, и они некоторое время скакали бок о бок. Когда до реки, отделяющей семью Белых Ирисов от Лунной Травы, оставалось совсем немного, они сбавили темп. До самой воды, лошади шли бодрой рысью. Кажется, разминка им очень понравилась.

Остановившись на берегу, отпустили лошадей пастись и напиться. В заплечном мешке Мэйтори нашлось немного еды. Одно яблоко (второе, он отдал жеребенку), мягкий сыр, сладкие лепешки и фляга с ароматным ягодным вином. Лотиэль расстелила чистую тряпочку, достав небольшой нож, разделила яблоко, порезала хлеб и сыр. Запивая вином из фляги они с удовольствием позавтракали и улеглись на траве.

Мэйтори выдернул сочную травинку, закинул руки за голову и блаженно прикрыл глаза. Лотиэль устроилась у него на плече и стала смотреть на проплывающие в глубоком небе облака.

Эльф с наслаждением вдыхал запах ее волос и даже немного задремал на припеке. Из состояния покоя его вывел вопрос Лотиэль.

— Мэйт? — тихонько окликнула она.

— Да.

— Можно попросить тебя кое-о-чем?

— Угу... — он слегка мотнул головой — всё что угодно.

— Обещай, что, если меня не станет раньше тебя, ты найдешь себе другую подругу.

Мэйтори вздрогнул и проснулся. Сердце на секунду замерло, горячая волна смятения затопила голову звоном, поглотив все окружающие звуки, а потом резко окатило холодом.

— С чего это пришло тебе в голову?! — он приподнялся на локте и не знал, то ли отругать ее, то ли посмеяться.

Не так давно, они поклялись, что всю жизнь будут верны друг другу, может у Лотиэль появились сомнения на его счет?

Лотиэль виновато улыбнулась, накрыв своей рукой, его руку, ставшую вдруг напряженной. Она уселась напротив Мэйтори. Он тоже сел и нахмурившись посмотрел на Ло.

— Ну... я просто подумала... — договорить она не успела.

— Не смей об этом думать, я тебе запрещаю!

— Ч-щ-щ, — Ло мотнула головой, пальцы накрыли губы Мэйтори, — Не злись я ничего плохого не имела в виду. И прошу не думай, что данная мной клятва — пустые слова... или, что я усомнилась в твоей. Просто, если со мной что-нибудь случиться, я не хочу, чтобы ты обрекал себя на одиночество. Ты должен быть счастлив со мной или без меня.

— Да с чего ты вообще взяла, что с тобой что-то случиться! Пока я рядом, ничего подобного не будет.... И я не могу представить рядом с собой кого-нибудь еще… — он запнулся …— А те, кто были до тебя... ты же понимаешь, они ничего для меня уже не значат!

Он говорил горячо и взволнованно, но Лотиэль грустно улыбнулась и опустила голову. Волосы золотым каскадом скользнули с плеч, упав на колени.

— Мне кажется, ты не совсем меня понял, — она помолчала, собираясь с мыслями.

Насупившись, словно обиженный ребенок, Мэйтори молчал. Она продолжила:

— С нами многое может произойти… и если в самом начале от тебя уходит кто-то, кого ты любил, то обрекать себя на одиночество, это неправильно. Движение жизни должно продолжаться. Иначе на твоей ветви никогда не будет новых побегов, — она запнулась, — Ты бы хотел знать, что я несчастна?

— Нет, что ты! — до Мэйтори начало доходить то, что она пыталась ему объяснить. И действительно, если бы к предкам первый ушел он?

Да, все было понятно, логично, правильно, но от этой правильности немного подташнивало. И почему, с чего вдруг, она сейчас заговорила об этом?

Они сидели на коленях друг перед другом. Лотиэль смотрела на него и казалось, читала в его глазах все то, что он хотел ей сказать.

— Ты меня напугала, — сказал он серьезно, — и застала врасплох. Я понял, что ты имеешь в виду, но пока не могу дать тебе такое обещание.

— Почему!? — взгляд Лотиэль был полон удивления и печали, — … Долгая грусть по утрате не ведет ни к чему хорошему. Она поселяет в сердце боль. Боль порождает тоску, тоска — утрату цели в жизни и страх, а страх разрушает душу. Так говорят старшие…

Мэйтори смотрел на нее и думал, что она права, но сейчас, ничто не заставит его принять то, что говорила Ло. Понять — да, а принять — нет.

Ему вдруг на мгновение показалось, что мир вокруг стал серым, пепельным, словно выжженным. И Лотиэль сидящая напротив него тоже. Он даже перестал дышать. Закрыл и открыл глаза. Нет, все в порядке: солнце светит, шелестит листва на деревьях, журчит вода в реке…

— Почему ты молчишь? — тихо спросила Лотиэль.

Мэйтори еще под впечатлением от нехорошего видения, нахмурившись, лишь мотнул головой, прогоняя его остатки.

— Я так и думала, что ты меня неправильно поймешь, — обиженно сказала она, — Зря я завела этот разговор.

— Я понял тебя. Но…

— Наверное я только испортила тебе настроение. Забудь. Честно, не знаю, что на меня нашло, — она виновато улыбнулась, смешно сморщив носик.

Мэйтори, наконец, расслабился и тоже улыбнулся в ответ.

— Я знаю, что ты права. Просто, как сказал бы мой отец, «Твое природное упрямство не дает мне смотреть на вещи здраво».

Лотиэль хихикнула и поспешила перевести разговор в другое русло.

— Кстати, надо обязательно пригласить лёэлью [крестную] Саливэль.

— Но это же совсем в другую сторону!

— Я схожу сама, когда будет свободное время.

— Одна ты не пойдешь! — Мэйтори помрачнел, — Сходим вместе…

— Отлично! — легко согласилась она, — Ну, что, надо трогаться дальше, а то и к заходу солнца не поспеем.

Остатки неприятного разговора тут же забылись, развеялись по ветру, словно пушистые семена одуванчика. Но семена, как известно, имеют способность ложиться в благодатную почву и прорастать.

Лотиэль вскочила на ноги и подозвала Звездочку. Мэйтори сложил вещи в заплечный мешок и последовал ее примеру.

— Догоняй! — воскликнула эльфийка сидя верхом, обворожительно улыбаясь жениху.

Мэйтори с берега запрыгнул на спину жеребца, еще стоявшего в воде и, гикнув, кинулся следом. Хорошая погода и азарт погони выветрили тревожные мысли из головы. Сегодня еще много надо успеть…


Часть 2


Еще позавчера, договорились с отцом, чтобы принять молодежь из двух семей (Лунной Травы и Черного Камня) у себя. Решено было созвать всех, с кем дружили или хотя бы знали. Чтобы те, познакомились ближе, а заодно перед обрядом поздравили Мэйтори и Лотиэль в неформальной обстановке. Так сказать — узким кругом.

Полдня прошли в хлопотах о празднике.

Недалеко от селения Морн-а-Маиир на поляне, группой росли высокие драцены. Их кроны, похожие на шляпки грибов, образовывали купол из листвы, напоминающий купол ротонды, опорами которой служили их стволы. Вот там и решили провести вечер.

Ветви украсили магические фонарики - они зажгутся с наступлением сумерек. Вьюнки разноцветными гирляндами оплетали стволы деревьев. Бабочки, обожающие нектар этих цветов, порхали повсюду, и, присаживаясь на листья, покрывали их пестрым живым ковром.

Под деревьями, прямо на траве, положили длинные скатерти на которых лежала всевозможная снедь. Фрукты, овощи, сыры, напитки, грибы во всех возможных видах, земляные плоды сладкие и сочные.

Земляной плод, или валаэс, можно было есть сырым и запеченным в углях, можно было сделать из него муку и напечь вкусных лепешек. Хотя с виду, он напоминал просто бесформенный ком земли. Еще одно его преимущество было в том, что он рос буквально повсюду и не нуждался в специальном уходе, вот уж, воистину - Дар Богов.

Украшением стола был добытый на охоте вепрь, запеченный над углями и начиненный всевозможными овощам. Это было единственное мясное блюдо. Но кроме него и так было чем угоститься.

Из напитков эльфы уважали легкое фруктовое вино, всевозможные отвары целебных трав, мед, как сам по себе, так и разведенный в вине.

Собирались ближе к вечеру, когда солнце уже не так сильно припекало и на траву между деревьями легли длинные тени.

Пришедших встречали Мэйтори и Лотиэль, благодарили за оказанное внимание, и, в общем-то, на этом официоз и заканчивался. Каждый сам находил, чем угоститься и с кем побеседовать.

Сидели на циновках, сплетенных из мягкого сухого тростника.

Пришли не только молодые эльфы, кое-кто из взрослых тоже заглянули на огонек. Многие несли с собой угощения и напитки. Дети играли здесь же, сражаясь на деревянных мечах и играя в «дичь и охотников», оглашая поляну веселыми криками и писком. У эльфов никакое веселье не обходиться без музыки. И почти каждый умел играть на каком-нибудь музыкальном инструменте.

Во главе стола сидели родители Лотиэль и Мэйтори, а по бокам прочие родственники.

Справа — Тэлион с женой Силифель, и младшей сестрой Мэйтори Алинэль.

Слева — родители Лотиэль: Лалвен и Нимиэль, младшая сестра Лионель и старший брат Элфин.

Мэйтори с Лотиэль отвели места рядом с его сестрой, на стороне жениха.

Когда все устроились, хозяева праздника традиционно обнесли всех напитками, тем самым почтив присутствующих и поблагодарив за оказанное внимание.

Подождав, пока все уселись на свои места, Тэлион поднял вверх обе руки, это означало, что он будет говорить. Собравшиеся смолкли и повернули головы в его сторону, а он поднял свою чашу.

— Я приветствую всех, кто откликнулся на приглашение и удостоил ветвь Черного Камня своим присутствием…, — все приветственно загалдели, поднимая кубки в ответ. Тэлион широко улыбнулся и продолжил.

— Сегодня, мы собрались для того, чтобы объявить, о радостном событии двух наших семейств. Позавчера, Малым Советом, было единогласно принято решение о соединении двух молодых любящих сердец, — он посмотрел на сына и его избранницу. Оба расплылись в улыбке, — Решение это было легким, и почти бесспорным... — Лалвен, сидящий рядом, с удовлетворенностью закивал и тоже улыбнулся, про себя вспоминая вчерашнее недоразумение с Сиглаэном. Тэлион продолжил:

— Пусть, главное событие еще впереди, но нам уже сейчас хочется поздравить наших детей с их выбором и их настойчивостью, с какой они преодолели все трудности, встречавшиеся им на пути. Так пускай, это будет самым сложным испытанием в их жизни!

Тэлион слегка поклонившись всем, выпил свою чашу до дна и под дружные аплодисменты сел на место.

Следом поднялся отец Лотиэль.

— Присоединяясь к вышесказанному, хочу добавить, что ветвь Лунной Травы приветствует и полностью разделяет выбор обоих, а также искренне радуется за них. Также мы рады, что приглашены сегодня сюда и можем разделить и эту трапезу, и этот праздник вместе с вашей семьей, — он обвел взглядом семейство Черного Камня, поведя рукой с кубком, словно бы соприкасаясь с кубками прочих присутствующих. Остальные оживленно отвечали поздравлениями ему с мест.

Лалвен выпил вино под приветственные возгласы и уже готов был сесть, когда увидел, что к ним направляются двое. Удивившись возникшей заминке, все стали оглядываться туда, куда смотрел Лалвен.

В их сторону шли старейшина с сыном.

Айлор приветственно поднял руку вверх и знаком показал, чтобы не беспокоились.

Но все-таки старейшина есть старейшина. Ему тут же отвели почетное место между отцами семейств, положили угощение и налили чашу с вином.

Айлор поклонившись всем собравшимся устроился на предложенном ему месте и поблагодарил за угощение.

Сиглаэн устроился рядом с сестрой Лотиэль. Как раз напротив нее самой. Юная эльфийка, немного подвинулась, вежливо предложила еды. Сиглаэн налил себе вина, но от еды отказался. С виду он выглядел непринужденным, но все-таки чувствовалась какая-то нервозность в движениях, а натянутая улыбка говорила сама за себя.


С утра он разозлился, узнав от встреченного в лесу эльфа из Лунной Травы, что ожидается дружественная встреча двух семей. Его отца — старейшину не позвали!?

Сообщив об этом родителю, он еще больше разозлился, увидев, что тот воспринял это спокойно и даже посмеялся над сыном.

— Если мы будем ходить по всем торжествам, на которые нас зовут, то никогда не избавимся от похмелья… — весело фыркнул он.

Айлор сидел в тени Древа и перебирал свитки с древними указами. Не отрываясь от работы, он продолжил:

— Тем более что обряд через два дня, и поверь, мы там будем не последними гостями... — он отложил несколько свитков в сторону, — … У меня сегодня много дел и сидеть за столом не самое важное из них... — остальные, сложил обратно в деревянный сундучок, специально предназначенный для пергамента.

— Я иду осматривать лес. Недавно видел неподалеку замечательную папоротниковую поляну. Как раз для намечающегося торжества подойдет, — поделился он планами с сыном, — … Сколько это займет у меня времени, я не знаю, так что, если успею до начала их праздника, обещаю, мы туда сходим. Да, еще надо написать поздравительную речь для молодых… — самому себе напомнил озабоченный старейшина.

Сиглаэн все это время смиренно стоявший подле отца, заскрипел зубами, но лишь молча кивнул головой.

— Если хочешь, сходи один, поздравь своих друзей, может, развеешься?

«Ну, уж нет!», — подумал он. Смотреть, как Мэйтори обнимает его Лотиэль, ему не хотелось. Вслух он небрежно сказал:

— Меня туда не приглашали... — и резко развернувшись, пошел прочь.

— Ну, вы же друзья, — пробормотал Айлор, не видя, что сына уже нет рядом, — … а туда как раз друзей и позвали…

Оторвав взгляд от объёмного свитка, обнаружил, что остался один. И досадно качнув головой, вернулся к работе.

Чуть позже Айлор, у которого нашлись дела к Тэлиону и Лалвену, все же предложил ему пойти с ним. Сиглаэн не стал отказываться. Он уже придумал для них поздравление.

Сиглаэн вздохнул, с наигранной скукой откусил сладкую лепешку и лениво жуя, принялся исподтишка поглядывать на Лотиэль. Но она, намеренно или нет, в упор не замечала его. Решив, что взглядами он ничего не добьется, а лишь привлечет ненужное внимание к своей скромной персоне, пошел танцевать.

Мэйтори внимательно следил за Айлором и понял, что старейшина пришел не просто так, а с делом. С каким? Следовало спросить у отца, … но позже. Посовещавшись в сторонке о своём, те вернулись за стол к угощению.

Тут же крутился и Сиглаэн. Он, то присаживался рядом с отцом, то уходил куда-то, то танцевал с младшей сестрой Лотиэль. Мэйтори украдкой поглядывал на него. И ему уже начало казаться, что слова, сказанные Лотиэль о нем, были действительно произнесены нечаянно от обиды, отчаянья и безответной, почти болезненной любви к ней.

Мэйтори пытался поставить себя на его место. А как поступал бы он сам, откажи ему та, которую он полюбил? И давал себе ответ: так, как Сиглаэн, он себя не повел бы. Не устраивал бы подлянок и не доказывал свое превосходство у каждого куста.

Скорее всего просто развернулся и ушел, вычеркнув обоих из своей жизни. Может потом, спустя какое-то время, он, скорее всего, научился бы с этим мириться, поздравил бы обоих, или…. Что гадать, если никогда не бывал в подобной ситуации. И как сейчас хотелось верить в то, что вчерашнее извинение было произнесено искренне. Но все-таки, здраво и холодно оценивая ситуацию он знал – это не так.

Мэйтори встал, подал руку Ло, приглашая ее на танец. Музыканты заиграли быструю, веселую мелодию.

Приглашение было с радостью принято, и они закружились в танце. Ло была прекрасна. Она разрумянилась, волосы рассыпались по плечам густым шелком и мятно-лавандовый запах окутывал и пьянил его. Глаза двумя изумрудами сверкали на фоне светлой кожи. Щечки розовели, словно два распустившихся нежных цветка дикой розы. Всё кружилось вокруг них: деревья, зажженные магией фонарики, цветы, бабочки, музыка, пары, так же, как и они, кружащиеся в стремительном танце. Мэйтори любовался ею, и она смотрела только на него.

Музыка стихла и зазвучала вновь. Плакала одинокая свирель. Звучала венчальная песнь. Мэйтори удивился про себя, ведь эту мелодию исполняли только на обряде обручения, но в более динамичном варианте: со скрипкой, бубном, свирелью, флейтой и барабанами.

Мелодия была красивой, медленной, как плывущий по спокойной воде опавший листок, как тихий шепот травы на ветру.

Все расселись по своим местам и невольно заслушались. По окончании, раздался гром оваций, а исполнителя одарили очередным кубком со сладким вином и огромным блюдом с угощением. Немного отдохнув и подкрепившись, музыканты вновь заиграли.

Перед сидевшими друг напротив друга Мэйтори и Лотиэль, неожиданно возник силуэт. Они одновременно подняли головы и увидели Сиглаэна.

Мэйтори мысленно скривился про себя.

«Ну вот, только тебя сейчас не хватало».

Внешне Сиглаэн выглядел вполне приветливо. Он присел рядом на корточки и улыбнулся.

— Позволь, поздравить тебя с победой, — он посмотрел в глаза Мэйтори, в голосе сквозила насмешка.

Мэйтори не шелохнулся и не ответил. Он обменялся взглядом с Ло, а она, лишь скупо улыбнулась на странное поздравление.

— Да бросьте вы дуться! — с напускной веселостью воскликнул Сиглаэн. Он улыбнулся еще шире.

«Ну, прямо само дружелюбие…» — скривился про себя Мэйтори.

— Я же извинился! — Он поймал взгляд Лотиэль и увидел, что она уже намного теплее смотрит на него. С трудом отведя от неё взгляд, Сиглаэн обратился к бывшему другу:

— Можно пригласить Лотиэль на последний танец? Поверь, я не сделаю ей ничего плохого, — он усмехнулся, делано закатив глаза, — Мы же друзья!?

Вопрос повис в воздухе.

Мэйтори сказать бы «нет», да еще и послать, куда подальше нахала. Но посмотрев в сторону родителей, поймал испытующий взгляд старейшины. Он, как назло, все слышал и смотрел прямо на них. Отец и Лалвен увлекшись разговором не обращали на них внимания.

Отказ считался бы невежливым, если ни оскорбительным. Ведь Сиглаэн был учтив и извинился вчера. Так почему, в самом деле, не позволить другу один танец с его эр-исс, но еще не эр-весс. Такое не возбранялось. Тем более, что Лотиэль и его друг тоже. Со стороны все это так и выглядело, а на самом деле…

Словно во сне, Мэйтори кивнул и вложил руку невесты в руку бывшего друга. Незаметно легонько сжав пальцы Лотиэль, он получил от нее такой же ответ. Это означало, что они поняли друг друга — это, всего лишь формальность, соблюдение приличий и отвод глаз. Поднимаясь, она улыбнулась жениху, и, чмокнув его в щеку, пошла вслед за Сиглаэном.

Вновь бросив взгляд на старейшину, Мэйтори увидел, что тот остался удовлетворен произошедшим. А вот отец, напротив, выглядел озабоченным и хмурым. Лалвен проводил дочь долгим взглядом и что-то сказал на ухо Тэлиону, так, чтобы старейшина не слышал. А он и не слышал, так как был уже увлечен разговором с Силифэль.

Долго усидеть на месте спокойно Мэйтори не смог. Взяв со стола персик, пошел бродить между группами веселых гостей. Кто-то танцевал, кто-то просто общался стоя в тени деревьев. Некоторые, самые смелые, укрывшись в листве кустарника, жадно целовались, хихикая и наплевав на присутствие взрослых.

Примкнув к кучке, что-то жарко обсуждающей молодежи, он стал так, чтобы можно было незаметно наблюдать за танцующими Лотиэль и Сиглаэном. Его заметили, начали о чем-то спрашивать, похлопывать дружески по плечам, поздравлять, отпускать веселые шутки. Мэйтори рассеянно отвечал что-то в ответ, но, увы, невпопад, смущенно улыбаясь. Поняв, что происходит, все весело засмеялись: «Мол, понимаем, за невестой присмотр нужен». Мэйтори отшутился и они, наконец, оставили его в покое.

Спрятавшись за ствол платана, догрыз персик, выкинул косточку в кусты, посмотрел на Лотиэль.

Она смущенно улыбалась Сиглаэну, изредка кивала, отвечая на его вопросы. Пока все было нормально. Мэйтори даже отвлекся на весело хохочущих эльфиек, которые, удирали от кого-то в лес. Вон с той миловидной блондиночкой он, кажется, раньше встречался… Имя ее, правда, он вспомнить не мог.

Вновь обратив свой взор к белобрысому, он понял – всё изменилось.

Еще минуту назад Лотиэль непринужденно улыбалась, отвечая на шутку Сиглаэна. И вот уже лицо ее напряжено. Сказав что-то, она немного отстранилась от напарника, а Сиглаэн, что-то быстро говорит и говорит ей.

«Так, этот спектакль надо заканчивать», — зло подумал Мэйтори, «Пусть думают обо мне, что хотят, пусть вызывают на поединок, это надо прекращать».

Не спеша, чтобы ни привлекать лишнего внимания, он начал проталкиваться сквозь, словно нарочно, набежавшую сюда толпу танцоров, поднявшихся на веселый танец. Посмотрев на невесту, Мэйтори увидел, что все опять по-прежнему.

«О чем они там все-таки разговаривают?», — с досадой подумал он проталкиваясь сквозь народ.

Сиглаэн наконец-то обнял Лотиэль. Как долго он этого желал!

О! Это было божественно, она была божественной! Такой близкой, но такой отстраненной. Но почему, почему она бежит от него? Ведь он любит ее! Любит и ненавидит одновременно. Ему хотелось упасть перед ней на колени и быть ее покорным зверем. Подчиняться ей, угождать во всём. Но в тоже время и повелевать ею, надругаться над нею, разорвать на части, вымазавшись в ее крови, бережно вынуть сердце украсив его живыми цветами, любовно разобрать по косточкам, а потом воскресить и повторить все снова. Он думал о ней постоянно, а мысль о том, что ее обнимает Мэйтори, злила, бесила, выводила его из себя. Порой, когда он видел их вдвоем, сдерживать себя было невозможно, но он старался, и почти всегда выходил победителем. А сейчас он был на волосок от того, чтобы сорваться. Перед его затуманенным взором проносились страшные картины мести. Была бы его воля, он выдернул из груди коварное сердце соперника и медленно раздавил в своих руках, выжимая последние капли жизни. Чтобы плоть и кровь сочилась сквозь пальцы, падая к его ногам бесформенным студнем.

Но если и после этого, предательница Лотиэль откажется быть с ним? Что он сделает с ней…? Но сейчас еще рано. Потому что она, пока была рядом.

Он пытался быть непринужденным, рассказывал смешные случаи, шутил и сам смеялся над своими шутками. Он не замечал никого вокруг и так крепко прижал ее к себе, что эльфийка недовольно охнув, начала отстраняться. Это и вывело его из забытья.

Сиглаэн опасаясь, что она уйдет, ослабил хватку. Сказал какую-то смешную глупость, и, чувствуя, что она вновь расслабилась, сделал попытку поцеловать.

Лотиэль ловко уклонилась и предупредила, что еще одна такая выходка, и он на глазах у всех получит оплеух. Она сказала это тихо, но её тон не означал ничего хорошего. Сиглаэн разозлился. Но конечно же, подобострастно извинился перед ней, заверив, что такого больше не повториться. Но не забыл… и не простил.

Лотиэль была в замешательстве. С одной стороны, после позавчерашнего происшествия ей совсем не хотелось видеть Сиглаэна, а уж тем более танцевать. С другой стороны, отказать ему, было бы оскорблением и ненужным привлечением внимания к их взаимоотношениям. Тем более что Сиглаэн, казалось, вел себя как всегда: немного надменно, что было в его характере, но в тоже время иронично.

Обменявшись ничего не значащими фразами этикета, он как всегда начал сыпать шутками и сплетнями о какой-то семье. Лотиэль делала вид, что ей интересно, но старалась особо не вникать. Погрузившись в свои мысли, она вдруг почувствовала, что он слишком сильно притянул ее к себе до боли сдавив ребра. Лотиэль произвела попытку освободиться, но встретилась с его взглядом.

Эльфийка похолодела и вспомнила вчерашний разговор с Мэйтори.

«Ты хоть раз, видела, как он на тебя смотрит?»

Глаза цвета стали с расширенными, почти во всю радужку зрачками, смотрели… с ненавистью.

После неудачной попытки Сиглаэна ее поцеловать, она окончательно приняла решение. Пусть они с Мэйтори еще не обручены, но это еще не значило, что ее могут целовать без ее разрешения, да еще при всех!
«Он что, хочет скомпрометировать меня?» — пронеслось у нее в голове. «Может быть, затем и позвал танцевать, чтобы поссорить с Мэйтори, а сам как всегда сухим из воды выйдет, мол, я не причем, она сама попросила».
От таких чудовищных предположений ее отвлекло шипение Сиглаэна. Он смотрел ей за спину, ругаясь сквозь зубы.
Проследила за его взглядом и увидев приближающегося Мэйтори, облегченно улыбнулась, высвобождаясь из неприятных объятий.


«Ну вот, опять этот предатель» — зло подумал Сиглаэн. Воспользовавшись секундным замешательством Лотиэль, он стрельнул глазами по сторонам. Все были заняты танцами и веселой игрой, и никто не смотрел в их сторону, никто, кроме Мэйтори.

Когда меж ними осталось всего несколько шагов, Сиглаэн сказал себе: «Ну, все, медлить больше нельзя».

Он с силой притянул к себе Лотиэль и грубо поцеловал ее. Все это проделал, смотря в глаза только ему одному — Мэйтори. Это было его подарком к ринвэнс.

Словно в своем самом лучшем сне, Сиглаэн видел, как тот меняется в лице, как расталкивая в стороны других эльфов последние несколько шагов, преодолевает в два звериных прыжка.



Сиглаэн впился губами в губы Лотиэль и тут же почувствовал боль. Она укусила его!
Он вскрикнул и резко оттолкнул Ло от себя, прямо в объятья уже подоспевшему жениху. Но это не помешало Мэйтори как следует замахнуться. Одной рукой он подхватил Лотиэль, а другой…


Все было как во сне, как в вязком мороке. Мэйтори подлетел, подхватывая, отстраняя Лотиэль в сторону, которая уже поняла, что сейчас произойдет, и с наслаждением саданул Сиглаэна кулаком, как раз в прокушенные губы. Почувствовал, как они, лопнули, словно переспелая вишня. Брызнула кровь. Кто-то закричал за спиной.

Мэйтори как лесной кот, прыгнул сверху на потерявшего равновесие соперника и они, сцепившись, покатились по траве. Сопротивления он почти не встретил, но это не остановило его.
«Наконец-то этот выродок получит за все!» — зло думал Мэйтори отчаянно молотя кулаками. Он успел нанести несколько ударов, пока не почувствовал, что его оттаскивают. Это подоспел отец с Лалвеном.

— Я убью тебя, ели хоть на пядь приблизишься к ней! — с ненавистью выдохнул Мэйтори, так тихо, чтобы это услышал только Сиглаэн. Он презрительно плюнул в его сторону, впрочем, промахнувшись. Так как в этот момент, ему завели руки за спину с трудом сдерживая напор.

— Попробуй... — зло усмехаясь, также тихо процедил Сиглаэн. Приподнявшись на локтях, он вытер рукавом белой рубахи сочащуюся из губ и носа кровь.

Как бы тихо они не «беседовали», но в плотной толпе с нацеленными только на них одних взглядами, даже шепот утаить сложно. Поэтому угрозы в адрес друг друга слышали почти все собравшиеся.

Мэйтори стряхнул руки держащих его, тем самым показывая, что в драку больше не полезет.

Продираясь сквозь толпу подоспел Старейшина.

— За что ты ударил его, Мэйтори? — сурово спросил Айлор.

Мэйтори только открыл рот, чтобы ответить, как Сиглаэн, оттолкнув помогавших ему эльфов справиться с кровью, громко заявил:

— Отец я не делал ничего дурного! — глаза его, широко распахнутые, выражали все степени невинности, отчаянья и простодушия одновременно.

Посмотрев на него, Лотиэль вдруг вспомнила его недавний взгляд и ужаснулась.

«Неужели, до такой степени можно притворяться?»

Стараясь предотвратить еще большую ложь в свой адрес, она перебила Сиглаэна.

— Ты пытался силой поцеловать меня! Зная, что мы с Мэйтори будем обручены послезавтра, ты бессовестно ко мне приставал!

— Но ведь ты сама меня об этом попросила! — с неподдельным возмущением воскликнул Сиглаэн.

Лотиэль не поверила своим ушам! Ее подозрения были не напрасны.

В толпе раздался ропот.

— Это ложь! — в один голос, возмущенно воскликнули Лотиэль и Мэйтори.

— И кто ты после этого? — с презрением произнес Сиглаэн, обращаясь к Лотиэль, — Сначала просишь о поцелуе, а потом объявляешь меня насильником!

Лотиэль не нашлась что ответить. Закусив губы, она бессильно уткнулась в плечо Мэйтори и расплакалась. Ее трясла дрожь. Она сама от себя не ожидала такой реакции, не ожидала от Сиглаэна, что он все-таки решиться на подобную низость. Какая же она всё-таки наивная дура!

Мэйтори зарычал и отстранив Ло на руки матери, вновь кинулся на обидчика. Но ему вовремя преградили дорогу отец и Старейшина.

— Ах, ты орчье дерьмо! Ты еще смеешь в чем-то обвинять Лотиэль! – безуспешно прорываясь между отцом и Айлором, бушевал он.

— Я сам видел, как она пыталась вырваться от тебя! Ты, подлец!

Мэйтори попытался достать обидчика ногой, но был оттеснен подоспевшим Лалвеном. Они с отцом крепко держали Мэйтори, пока старейшина помогал подняться сыну.

В толпе разом все заговорили.

— Отец, — почти торжественно и громко произнес Сиглаэн, — Кому ты веришь, этим двум? — он небрежно кивнул в их сторону, — Или своему сыну? — весь его вид выражал обиду и праведное возмущение.

— А может они сговорились за спиной у всех нас, и через меня решили с помощью этой провокации пошатнуть твою власть!? — Сиглаэн предполагал, на что надо давить.

Старейшина, казалось, пропустил последнее заявление мимо ушей. Он хорошо знал сына, поэтому спокойно, но строго спросил:

— Кто-нибудь видел, как все произошло? — он обвел присутствующих долгим, пристальным взглядом.

На поляне воцарилась почти полная тишина. Только слышно было, как шумит ветер высоко в кронах деревьев, да всхлипывает Лотиэль в объятьях Мэйтори. Свидетелей, как ни странно, не нашлось.
Все только видели конец потасовки, привлеченные криками.


Айлор прекрасно знал, что в последнее время с сыном творится неладное. Но никакие доводы и угрозы на него не действовали. Неразумно было надеется на то, что кто-то может заставить полюбить себя силой.
«Когда же я упустил его?» — с тоской подумал Старейшина.
Он посмотрел по сторонам. Все словно разбились на два лагеря: одни обступили Мэйтори с Лотиэль. Другие, видимо опасающиеся гнева старейшины, столпились возле Сиглаэна.
«С той стороны большинство», отстраненно отметил для себя Айлор, — «Впрочем, это ровным счетом ничего не значит».

Старейшина молча кивнул. Было непонятно, то ли он согласился со своими мыслями, то ли просто понял, что ответа не последует.

— Ну что ж, раз никто ничего не видел, будет справедливым и правильным, если все извинятся друг перед другом и забудут это недоразумение…

Старейшина не успел договорить.

— Я не согласен! — сразу же воскликнул Тэлион, — моего сына и его невесту оскорбили и обидели, неужели ты, старейшина, допустишь такую несправедливость?

Лалвен молча кивнул в подтверждение, и даже вышел на шаг вперед из-за спины Тэлиона. Желваки ходили на узком бледном лице. Кулаки в опущенных руках сжаты. Было видно, что он сам готов кинуться в драку.

— Свидетелей нет, я не могу с достоверностью утверждать, что кто-то, кого-то обидел. И тем более судить, — спокойно ответил Старейшина, пытаясь сгладить углы.

— Как это нет, а слова моей дочери, ничего не значат для тебя!? — воскликнул возмущенный Лалвен.

— Но мой сын тоже обвиняет ее…

— Айлор, — перебил его Тэлион, — твоего сына обвиняют двое, я думаю, тут есть над чем задуматься.

— Послушайте, — как-то устало и уже немного раздраженно произнес старейшина, — Всякое бывает… Двое горячих юношей подрались из-за ревности друг к другу, на то она и молодость. Я сегодня подыскал замечательную поляну для вас, — он укоризненно посмотрел на Лотиэль с Мэйтори, — Послезавтра ваше обручение. Зачем все осложнять? Извинитесь, пожмите друг другу руки и разойдемся по домам, — последние слова старейшина произнес почти умоляюще.

На мгновение повисло изумленное молчание, резко сменившееся шумом голосов. Кто-то обвинял старейшину в бездействии, кто-то наоборот соглашался с его решением.

— Я требую поединка. — громко, но спокойно произнес Мэйтори, обращаясь к старейшине. Все опять замолчали и повернули головы в его сторону, — Честь Лотиэль запятнана и далеко не в первый раз, я не могу оставить это безнаказанным.

Лотиэль прикрыла рот ладонью, хватая его за рукав, словно пытаясь удержать. Мэйтори повернулся лицом к сопернику.

— День назад, ты и меня пытался опорочить перед невестой, тогда я сдержался. Но, то, что случилось сегодня переходит всякие границы.

Сиглаэн выпятив грудь, сделал шаг вперед. На его лице играла довольная ухмылка. Но красные пятна волнения, на щеках говорили о крайней степени нервного напряжения.

— Я принимаю твой вызов. Моя победа будет означать, что я был прав во всех отношениях, — ответил Сиглаэн, — И на счет тебя, и… — он с пренебрежением кивнул на Лотиэль, — по поводу неё.

Речь его прозвучала немного напускно, чем вызвала множество смешков у присутствующих. Из толпы посыпались предложения, что именно Мэйтори следует в первую очередь надрать выскочке Сиглаэну.

Старейшина выслушал их молча, хмуро сдвинув брови. Думая про себя, что вечно щенкам не сидится на месте. Такое развитие событий, он, конечно, предполагал, но всячески пытался предотвратить.

Сына Айлор слабаком никогда не считал, но против Мэйтори ему не выстоять. Это он понимал очень отчетливо. Какой бы непутевый он не был, это его сын и его надо спасать. Проклиная все на свете: и то, что они пришли сегодня сюда, и будущий Обряд, и несдержанность сына, и горячность Мэйтори, он предпринял последнюю попытку все замять.

— Я вижу ваше желание почесать кулаки, — язвительно сказал он, глядя на соперников, — Но, однако понимаю, что сотворилась несправедливость. Мне совсем не хочется, чтобы еще раз пролилась чья-то кровь. Тем более, перед Священным Обрядом …

Он выдержал многозначительную паузу и обвел собравшихся грозным взглядом. Тэлион и Лалвен стояли, как братья — оба хмурые, молча скрестив руки на груди.

— Если вы не хотите попросить прощения друг у друга, то это придется сделать мне от вашего имени. Я имею на это право! Еще я имею право, приказать вам разойтись после этого в стороны и не подходить друг к другу, покуда из вас дурь не выйдет!

Старейшина повернулся в сторону Лотиэль и Мэйтори и торжественно произнес следующее:

— Лотиэль, Мэйтори, и вы, достопочтимые родители, — он посмотрел на родню из Морн-а-Маиир и Исиль-а-Сэлеб, — Позвольте высказать мои искренние извинения от имени Сиглаэна и конечно, моего имени в связи с досаднейшим недоразумением. Я искренне сожалею, что мой сын нанес оскорбление Лотиэль се-эль Лалвен эн Исиль-а-Сэлеб и Мэйтори эль Тэлион эн Морн-а-Маиир. И всколыхнул бурю негодования в юных сердцах. Мы сожалеем, что так произошло и попытаемся, во что бы то ни стало загладить свою вину. Старейшина церемонно повернулся в сторону сына.

Он стоял злой, сжав кулаки, словно собираясь ударить отца. И до конца не верил, в то, что отец позволяет так унижать себя и его. Да над ними теперь все смеяться будут и пальцем показывать!

— Сиглаэн эль Айлор эн Селэб-а-Лассэ. От имени Мэйтори эль Тэлиона, эн Морн-а-Маиир, я извиняюсь перед тобой, за то, — голос его все же дрогнул, — Что он ударил тебя!

И гневно сверкнув глазами на сына, он вновь повернулся лицом к присутствующим и медленно спросил:

— Надеюсь, инцидент исчерпан?

Всем ничего не оставалось сделать, как согласиться. Слово старейшины — закон.

Старейшина коротко пожелал всем спокойного отдыха и, схватив сына за локоть, практически потащил прочь с поляны. Следом, попрощавшись, ушли еще несколько эльфов, оставшиеся, начали обсуждать происшествие.


Мэйтори хотелось только одного, чтобы все это, наконец-то закончилось. Он понимал, почему старейшина так поступил, и, в общем-то, был не против такой развязки. Просто теперь праздник безнадежно испорчен. Сегодня утром он и представить себе не мог, что все это превратиться в совершенно безобразную драку.

Большинство склонялось к тому, что давно пора было приструнить сына Айлора. Многие подходили к ним, дружески похлопывая по плечам и подбадривая словами.

— Я думаю, будет лучше, если все разойдутся, — негромко произнес Тэлион сыну. Мэйтори молча кивнул и обняв Лотиэль, подошел к ее отцу. Он хотел предупредить его, что сегодня Ло останется у него. Они решили навестить свое дерево. Если оно еще не начало трансформироваться, то просто переночуют под ним.

Тэлион вышел на середину поляны, поблагодарил всех за присутствие, и еще раз извинился за испорченный вечер. Эльфы покивали, помогли собрать скатерти, оставшуюся еду, погасили фонарики и начали потихоньку расходиться.

К сыну с Лотиэль подошла Силифель. Она обняла обоих, поцеловала каждого по очереди в лоб, словно благословляя. Слов не потребовалось и так было все понятно.



Когда эльфы, сопровождавшие старейшину с сыном, ушли далеко вперед, отец, резко схватив Сиглаэна за плечо, развернул к себе.

— Ты что себе позволяешь!? Что ты там устроил? — дрожащим от ярости голосом процедил он.

От неожиданности Сиглаэн сначала несколько раз рассеянно моргнул, но потом, ехидно улыбнувшись, ответил:

— Он первый меня ударил, я же говорил, ты не веришь мне?

— Ты спровоцировал его! И не говори, что это не так! Зачем тебе понадобилось целовать Лотиэль? Все и так уже давно ясно — она не любит тебя! Оставь их в покое. Неужели мало достойных эльфиек вокруг!?

У Сиглаэна еще больше потемнели глаза. Он близко-близко наклонился к лицу отца, и медленно чеканя слова процедил:

— Да. Много. А она одна! И она нужна мне! Она будет моей или ничьей!

Айлор вздрогнул и отшатнулся от него.

— Ты безумен! — выдохнул отец, — Если ты не оставишь этих глупых мыслей, не видать тебе моего места, запомни это и одумайся наконец!

Айлор тоже хорошо знал своего сына и понимал, чем можно его припугнуть. Может жажда власти и страх за свою судьбу образумит его? (Тем более, что никто и никогда не позволит Сиглаэну возглавлять гвейс, но пусть его собственные заблуждения хотя бы играют отцу на пользу).

Сиглаэн только открыл рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость, но отец резко оборвал его:

— Уймись, сын! Сегодня на рассвете отправишься к моей родне, остынешь немного... — уже мягче сказал он. Но тон его говорил, что спорить бесполезно.

— Отправишься к моему брату, заодно и гостинец передашь…

Сиглаэн опять хотел возразить, но отец так посмотрел на него, что тот, все-таки не посмел возмущаться. Он резко дернул плечом, освобождаясь от отцовской хватки, развернулся на пятках и нервным шагом, почти побежал прочь, быстро растворившись в сумерках.

Когда Сиглаэн скрылся за деревьями, старейшина огляделся вокруг — никого.

Только сейчас усталость навалилась на него непомерным грузом. Плечи поникли, и он медленно побрел через рощу в сторону семьи.

Вот уже почти сто круголет он возглавляет совет, но ему еще никогда, никогда не было так тяжело, как в последнее время.

Даже после того, как две сотни круголет тому назад, бесследно пропал их старший сын Энвалиэн и его исчезновение они с женой так долго оплакивали, им не было так трудно. Потому что, надежда, что возможно он жив и когда-нибудь вернется, до сих пор не покидала. А Сиглаэн, вроде и был рядом, но словно стал чужим.

Айлор знал, с сыном творилось что-то странное. А еще этот Мэйтори с Лотиэль….

«А какое настроение с утра было! Думал, отвлекусь, развеюсь».

Старейшина вздохнул. Тоска, горечь и беспокойство о единственном сыне заполняла его сердце. Сегодня, там на поляне, он предотвратил большую беду. Пусть и через собственное унижение, но сделал это ради сына и видят боги не в последний раз. Он не может потерять еще одного.

«Пусть-ка отправляется к моему брату, он отличный знахарь, должен помочь…», с надеждой размышлял Айлор. Так, полностью погрузившись в свои невеселые мысли, он оказался на пороге своего древа.

***

Сиглаэн шел по лесу все дальше углубляясь в чащу. После произошедшего на празднике, его охватила какая-то радостная злость. И пусть губы саднило, в носу пекло, а ребра ныли, но свое дело он сегодня сделал — посеял сомнения и сорвал их пошлый, слащавый праздник.

После разговора с отцом, Сиглаэна душила ярость. С ним он разберется потом. Он уже знал, как. А пока надо расслабиться и доставить себе немного удовольствия. Ведь надо быть готовым к встрече с любимыми родственниками, особенно с братом отца.

Поэтому он прямиком отправился в свое лесное убежище. О нем, не знал никто. Несколько круголет подряд он обживал его, собирал по крупицам.

Глубоко в чаще было небольшое лесное озеро, один его край примыкал к одинокой гранитной скале, совсем не высокой, поросшей лесом и оплывшей от времени. На ней росли высокие сосны, одна из которых, видимо сломанная бурей упала, обнажив под корнями небольшую пещеру.

Как и когда, она образовалась, Сиглаэн, осторожно расспрашивавший старших, так и не узнал. Единственной зацепкой, был рассказ одного древнего эльфа из рода Цветущего Папоротника, что когда-то, в незапамятные времена, примерно в том месте, где находиться озеро, был древний храм людей. Там, они поклонялись какому-то темному богу, а какому, уже никто не помнит.

«Это темный культ, страшный», — сказал тогда старик. И больше ничего из него Сиглаэн вытянуть не мог.

Однако место ему понравилось, и оно стало его убежищем вот уже многие лета. Со временем он натаскал туда шкурок, чтобы зимой не трястись от холода, и самые необходимые предметы утвари.

Он бежал сюда всякий раз, когда, как он считал, к нему была несправедлива жизнь. Будь то отец, попенявший его за какую-то мелочь, или, когда Лотиэль, (как ему казалось) была к нему несправедлива.

Он с первых дней встречи полюбил ее. Они общались с самого детства, познакомившись еще в школе начальной магии, так-как ходили к одному преподавателю.

Через несколько круголет, на одной из практик, где собирался весь их курс, он познакомился с Мэйтори.

Сиглаэн, застенчивый и робкий перед противоположным полом, нуждался в общительном и веселом приятеле, каким и оказался новый знакомый.

Лотиэль тогда сломала ногу и лечилась дома.

А они сошлись на почве общего интереса к оружию и техникам боя. Тем более, что по программе было много уроков, посвященных боевым искусствам. И так-так Сиглаэн остался без напарницы, все занятия, посвященные тренировкам они проводили вместе.

Отец был не слишком доволен их дружбой. Задиристый и неугомонный Мэйтори, вселял опасение за нравственное состояние сына. Но Сиглаэн заверил его, что беспокоиться ему не о чем.

Потом они все больше времени стали проводить вместе, бывая на пирушках и охоте.

День, когда он познакомил Лотиэль с Мэйтори, он запомнил на всю жизнь. Хотя, это был обычный, ничем не примечательный день месяца тайлета.

После занятий, они как всегда упражнялись бою на ножах и Мэйтори, как всегда одержал победу. Сказать, что Сиглаэн расстраивался, это не сказать ничего.

Он недоумевал, как Мэйтори все так легко дается? Ведь учитель только вчера показал им новый прием, а Мэйтори действовал так, что казалось, он тренировался уже целую нэю.

Сиглаэн старался держать себя в узде и каждое свободное время посвящал тренировкам. Честно сказать, Мэйтори никогда не отказывался показать ему тот, или иной прием и его простодушность в этом вопросе, еще больше подливала масла в огонь ревности Сиглаэна. Но, что и говорить, хоть они и были одного возраста, но до нового приятеля ему было далеко. Единственным возможным способом победы для Сиглаэна в схватке с Мэйтори была только хитрость. Чем он по мере возможности, старался пользоваться.

В тот день, Мэйтори никак не хотел идти с ним. Но после долгих уговоров и только после обещания, что Сиглаэн пойдет с ним на пирушку, он все-таки сдался.

После тренировки направились к Лотиэль.

Сказать по правде, Сиглаэн просто хотел похвастаться перед новым знакомым красавицей-подругой. Очередной раз доказать, что все лучшее, принадлежит именно ему.

Он уже давно обещал представить ему свою возлюбленную и как ему казалось тогда, будущую невесту.

Сиглаэн издалека увидел ее. Она лежала на топчане под раскидистым платаном и читала фолиант по травологии. Золотые тени играли в ее волосах, так замечательно гармонируя с простым, но изящным бирюзовым платьем. Невольно, он в очередной раз, заулыбался про себя думая, что, как и полагается сыну старейшины, у него есть все самое лучшее. Лучшая одежда, лучшие учителя и самая красивая эльфийка в округе.

Он гордился ею, как гордятся воины-неудачники победным трофеем, который достался на халяву.

Подойдя ближе, Сиглаэн по-дружески поцеловал Лотиэль в щеку, тем самым, демонстрируя их близкие отношения, и представил нового знакомого.

С тех пор они трое были неразлучны. До недавнего времени.

Правда возвращаясь мысленно назад, он начал вспоминать, что Лотиэль еще тогда, все чаще стала проводить время с Мэйтори и даже когда они были втроем, прислушивалась больше к его мнению, отвергая предложения Сиглаэна. Глупец, ведь он думал, что ему это только кажется.

Потом появилась досада и раздражение, позже переросшая в злость и ненависть. Сначала только к Мэйтори, а потом и к самой и Лотиэль.

Это случилось двадцать круголет назад, а он, до сих пор, помнит тот день до мелочей. Лотиэль пришла к нему и потребовала объяснений.

Солнце, не смотря на близкую осень, пекло нещадно. Сиглаэн сидел в тени, недалеко от родительского древа, в самой тонкой из своих рубашек и до блеска начищал куском вощеной кожи, любимый охотничий нож, попеременно поднося его к глазам и любуясь красотой узора стали. Именно в отражении гладкой поверхности лезвия, он заметил идущую к нему Лотиэль. Он обернулся и приветственно помахал ей рукой. Но, не увидев реакции с ее стороны, улыбаться перестал.

Она была задумчива и просто молча села рядом с ним. Он попытался поцеловать ее как всегда в щеку, но она уклонилась.

— Что случилось? — нахмурившись, обиженно спросил Сиглаэн.

— Нам надо серьезно поговорить.

Предчувствуя неладное, Сиглаэн замер. Но Лотиэль, кажется, не зная с чего начать сидела какое-то время молча. И наконец, произнесла:

— Я бы хотела узнать у тебя, по какому праву, ты объявляешь всем, что я твоя невеста? Ты разве не знаешь, что такие решения не принимаются единолично?

— Но мы так долго знаем друг друга, и я был уверен, что это вопрос решенный. — начал было объяснять он, как ни в чем небывало.

— Разве я когда-нибудь давала тебе такое обещание? — возмутилась она, — Мы даже никогда это не обсуждали!

Сиглаэна словно окунули в ледяную прорубь. День померк, на мгновение, погрузившись в душный туман. Он не знал, что ответить. Он как само собой разумеющееся воспринимал то, что Лотиэль в будущем обязательно будет его. А как по-другому? Кому как не ему будет наградой провести ее «Тропой новой жизни».

Какие подарки он ей дарил! Вспомнить хоть ту жемчужницу, которую вытащил сетью вместе с уловом из озера или шкурку волосатой рыбы, что лежит теперь у порога ее ракушки. И ничего, что рыбу добыл не он, а земноводная крыса, у которой он ее отбил, дело не в этом, главное ведь внимание.

Сколько сил и времени он уделял ей! И теперь получается все зря? Все достанется не ему? Но кому? Кто этот соперник?

Когда она дала понять, что предпочла Мэйтори, он назвал ее предательницей. Сгоряча наговорил тогда, еще много лишнего. А когда, Лотиэль, порывисто встав, собралась уходить, в страхе, что не увидит ее больше, все-таки извинился.

Наивно полагая про себя, что уж теперь он точно покажет на что способен, доказывая, как она ошиблась, выбрав не того. И если вдруг, однажды она попросит его, вновь стать его возлюбленной, то, он еще подумает прежде чем согласиться.

Но время шло, и как не лез из кожи вон Сиглаэн, казалось, что взаимоотношения Лотиэль с Мэйтори становятся все только лучше. А его соперничество с Мэйтори со временем переросло в какую-то болезненную, навязчивую привычку.

Теперь он проклинал тот день, когда познакомил их, и то, что уговорил Мэйтори тогда пойти с ним, но ничего уже не изменишь. И уже послезавтра, они будут связаны Священным Папоротником.

Предатели!

Теперь, здесь, он переживал все свои обиды, а со временем, стал придаваться и своим «маленьким слабостям».

Вообще эльфы не часто ели мясо, и не потому, что его не хватало. Дичи в лесах было достаточно. Просто это было не принято. Считалось, что это слишком тяжелая для тела пища, да еще и отягощенная убийством. Поэтому, она считалась скорее ритуальным блюдом и употреблялась в основном в честь какого-нибудь важного события или же что бы не умереть с голоду (в ситуациях где нужно выживать).

Сиглаэн напротив - мясо уважал, особенно свежее, особенно сырое. Дичи в окрестностях водилось много, так что недостатка в нем не было.

Пол и стены его «дома», были украшены трофеями. На полу ковер из звериных шкур. По периметру стен чучела животных, пойманные и изготовленные его руками.

Над входным проемом пещеры, висела голова трёхрога. На стене напротив, поблескивая красными бусинами глаз, черный мохнатый медоед с оскаленной пастью. По сторонам, скрывались в темноте вепрь с огромными клыками и голова серого двухвостого дракона, обитающего в горных лесах. Не такого большого, как гадфен, но все-таки….

Центральное место у стены занимал каменный идол, какого-то ящероподобного существа. Высота его, насколько определил Сиглаэн, была примерно в натуральную величину, чуть выше его собственного роста, с головой змеи и человекоподобным телом. Ото лба до середины спины шел гребень, переходящий в хвост, уже достаточно сбитый, но, все-таки различимый. Раскосые глаза немного на выкате со змеиными зрачками. Пасть существа была приоткрыта, а в ней виднелись клыки и раздвоенный язык.

В день, когда он нашел пещеру, обнаружил его лежащим внутри на полу, заваленным сухими ветками и листьями. Сиглаэн было подумал, что это булыжник и хотел выбросить, чтобы расчистить место. Но вытащив на свет, увидел, что это каменная скульптура, причем, хорошо сохранившаяся. Очистил от мусора и установил на середину пещеры, на самое видное место. Позже, в узкой нише в стене он обнаружил древние письмена на незнакомом языке. Но никогда и никому не показывал их.

Иногда, погружаясь в транс, он разговаривал со своими трофеями, и они отвечали ему. Но именно ящер беседовал с ним более всего и именно он подсказывал ему, что надо делать, как поступить.

Вот и теперь, зайдя внутрь, Сиглаэн коротко поклонившись своему другу-статуе, уселся в середину пещеры. Сотворил магический световой шар, установил его в ногах перед собой. Налил вина из фляги в пиалу, вытряхнул в нее немного серого порошка из маленького коробка, вынутого из тайника в стене. Отпив залпом несколько больших глотков, наконец, успокоился.

Головы чучел словно бы ожили, а глаза, сделанные из самородных камней, заблестели и казалось, внимательно посмотрели на своего хозяина. Прикрыв веки, Сиглаэн расслабился. Вся ночь еще впереди, предстоял долгий разговор.

***

Лотиэль быстро шла по лесу тихо ступая мягкими сапожками по мшистой тропинке. Тени от листьев весело скользили по одежде, путаясь в волосах солнечными зайчиками. На лице играла легкая улыбка.

Вчера, после грязной выходки Сиглаэна, они с Мэйтори отправились к своему дереву. По дороге она постоянно вытирала губы, все еще чувствуя на них вкус чужой крови. А придя на место, уже в полной темноте искупалась в ручье, то и дело полоская рот и умываясь.

Лотиэль так много времени провела в воде, и Мэйтори не на шутку обеспокоенный, что она простудиться, пошел ее вытаскивать.

Холодная вода успокоила и взбодрила, и Лотиэль решила подшутить над женихом. Притворившись все еще расстроенной, она подпустила Мэйтори поближе, и, ловко подставив подножку, со смехом опрокинула в воду. Не ожидавший ничего подобного, Мэйтори с плеском плюхнулся в ручей, а вынырнув, отфыркиваясь и смеясь, окатил ее водой. Они еще некоторое время провозились в ручье, громко смеясь и шутя, и вылезли только тогда, когда действительно окоченели. Переодевшись в сухое, улеглись вместе, чтобы согреться.

Из дома Мэйтори прихватил циновки и одеяла, чтобы было на чем спать и немного еды, оставшейся от праздника. После водных процедур ужасно хотелось есть. Так что подкрепившись сладкими лепешками с яблочной начинкой и опустошив полфляги легкого вина, они почувствовали себя успокоенными и приятно-уставшими. Им больше ничего было не нужно, кроме друг друга.
В этот же вечер, договорились не вспоминать о Сиглаэне. Просто, делать вид, что его вовсе не существует в природе.

Дерево начало меняться. Самые нижние ветви, закрутившись по спирали вокруг ствола до самой земли, образовали всход наверх до первой развилки. А там, сплетаясь друг с другом, сформировали, что-то вроде кокона. Внутри было тепло и очень уютно. Лотиэль сотворила магический шар, и они осмотрели их новые апартаменты. Среди ветвей еще имелись небольшие просветы, но это было не страшно. Тем более, еще тепло, а к холодам стены нарастут. Сейчас им и этого достаточно. Зато меж ветвей проглядывали звезды, и от этого казалось, что лежишь под открытым ночным небом. Лотиэль, почти с нежностью гладила гладкую кору дерева.

— Мэйтори, это удивительно! Никогда не видела, чтобы дерево так быстро реагировало на своего избранника, — прошептала она, — Ты – лучший! Я уверенна, даже у нашего преподавателя не получилось бы быстрее.

Мэйтори благодарно поцеловал ее в макушку.

— Я старался, — промурлыкал он, обнимая ее за талию.

Лотиэль повернулась к нему лицом, в ее глазах блестели слезы.

Он понял это по-своему:

— Ну-ну, ты что? — ласково прижал ее к себе, гладя по пушистым волосам, — Не переживай ты так. Когда мы обручимся, никто не помешает мне начистить ему…кхым, физиономию.

Лотиэль только молча покачала головой.

— Да я не об этом, это у меня от радости, — она посмотрела на него. В ее глазах отражались звезды. Улыбнулась.

Он нежно, слегка касаясь губ, поцеловал. Лотиэль ответила, уже более настойчиво и промурлыкала ему в ухо:

— Только ты можешь делать это. Только ты.

***

И теперь она вспоминала сегодняшнюю ночь, проведенную в их новом доме вместе с любимым. Именно поэтому она летела сейчас как на крыльях, чувствуя себя яркой, легкой бабочкой и не было никого счастливее ее.

Утром Мэйтори проводил до дома и передал родителям, а сам отправился к себе. Надо было помочь с приготовлениями к празднику.

А Лотиэль, вспомнив, что так и не пригласила лёэлью, решила направиться к ней. Идти было не далеко, так что предупредив родителей, отправилась в путь. С Мэйтори предстояло встретиться после полудня, а до него, еще много времени, она успеет вовремя.

Дорога шла через светлый смешанный лес, огибая небольшое озерцо и петляя между холмами, вела прямо к дому лёэльи.

Ее звали Саливэль из семьи Белых Ирисов. Она жила уединенно и слыла хорошей травницей. Именно она помогла Лотиэль появиться на свет, а так, как своих детей у нее не было, она всем сердцем любила Ло, как своего ребенка.

Много раз она помогала лечить травмы, полученные на охоте, либо обычные простуды. Хоть люди и считали эльфов двужильными, но, они болели точно так же, как и все живые существа. Однажды Лотиэль погналась за тальпой, и, упав с дерева, не только сломала ногу, получив открытый перелом, но и заработала сотрясение.

Лёэлья попеременно с матерью не отходили от нее ни на минуту. Саливэль три раза в день готовила специальные отвары из трав и примочки для быстрого сращивания костей, а также постоянно обезболивала магией. Благодаря этому Лотиэль теперь не хромала, а на ноге даже шрамов не осталось.


Шла тихо, как всегда, не нарушая привычной жизни леса. В ветвях над ее головой кипела бурная жизнь.

Вот златогрудка протяжно свистнув, вспорхнула с куста. В ветвях могучих лип стрекотали длиннохвостые рыжухи, меж могучих стволов дуба перепрыгивали с ветки на ветку тальпы. Среди веточек черноягодника сплел свою липкую ловушку паук-сенокосец. Лотиэль заботливо обошла ее.

Когда до дома лёэльи осталось недалеко, привычный шум леса нарушил настороживший её звук. Она остановилась, прислушиваясь. Сначала даже не поняла, что именно ей не нравилось в этом звуке. Он просто не вписывался в окружающий покой. Не то вой, не то визг, не то крик?

Сошла с тропинки, углубившись в чащу. Звук повторился, и, это был крик. Крик боли. Кто-то отчаянно звал на помощь.

Мурашки пробежали по спине, учащенно забилось сердце. Так могло кричать только живое существо, попавшее в беду.

Повинуясь давно выработанной привычке, Лотиэль пригнулась, определила направление и прячась за деревьями, начала двигаться к источнику звука. Шла и гадала, кто же это мог быть?

Может, это всего лишь хищник поймавший добычу, тогда ему не надо мешать. В природе свой баланс и свои законы.

Если это не животное и кому-то нужна помощь, то она ее окажет. Но, все равно, осторожность не помешает.

Она торопилась. Вот, опять! Звук, похожий на отчаянный вопль! Так долго никакой хищник не мучает свою добычу. Значит, требовалась помощь.

Вдруг совсем близко, лес огласил тонкий визг, срывающийся на хрип. Лотиэль вздрогнула и присела на корточки. Страх противной волной расползался внизу живота, дыхание замерло, а стук сердца, с гулким грохотом отдавался в висках.

Сделала несколько глубоких вдохов, прикрыла глаза и успокоилась.

Подобралась к зарослям папоротника, а за ними, в невысоком подлеске с молодой порослью орешника, виднелся просвет голубого неба. Эльфийка легла на живот и опираясь на локти, не спеша стала подбираться ближе. Наконец она очутилась на краю небольшой поляны, укрытой среди леса.

Отогнув веточку драконьего глаза, увешанного крупными, сочными, но ядовитыми желтыми ягодами, перед ней предстала ужасающая картина.

На противоположном краю поляны стоял Сиглаэн раздетый до пояса (она узнала его по платиновому цвету волос, какими он всегда так гордился).

В правой руке любимый охотничий нож. Предплечья, грудь и лицо, выпачканы в крови. Напротив, меж двух деревьев, сросшихся у корней и расходящихся в разные стороны, была привязана еще не до конца освежеванная тушка зверька. По остаткам пушистого меха на тельце, она поняла, что это маленький кунит. Тельце его подрагивало, когда Сиглаэн содрал последнюю полоску кожи с мехом. При этом губы его искривились, то ли в сардонической ухмылке, то ли от ярости.

Лотиэль с трудом узнала его. Лицо, всегда надменно-красивое было страшным, почти чужим. Он отошел на несколько шагов от жертвы, и, откинув волосы со лба, сложил руки на груди, словно любуясь проделанной работой. Движение пальцев оставило на лице и плечах кровавые полосы. Было понятно, что происходящее доставляет ему истинное удовольствие. Под соседним деревом лежало еще несколько трупиков животных. Сколько их там, Лотиэль считать не стала.

Он уселся на землю, прикрыл глаза и сложив ладони перед лицом, стал что-то шептать, дожидаясь пока тело зверька покинет последняя капля жизни. Это очень напомнило Лотиэль молитву.

Но вот кому!? Какому чудовищу он принес жертву? Ведь он сам теперь похож на чудовище.

Ей стало жутко. Она уже почти сто круголет жила на свете, и ей самой приходилось убивать на охоте, но такую жестокость она видела впервые.

Эльфы конечно охотились ради мяса и шкурок, но никогда не мучили животных Истинный эльф, прежде чем освежевать тушку зверя, умерщвлял его. Причем способом, наиболее быстрым. Один точный удар ножа или меткий выстрел из лука. Эльфы всегда просили прощение у убитых ими зверей. И это было правильно. Ведь отнятие жизни должно быть оправдано, а убивая — извиняются.

Лотиэль уткнулась лицом в локоть согнутой руки и крепко зажмурив глаза, до крови закусила губу, чтобы не расплакаться. Ей казалось, что она чувствует тоже, что и этот несчастный зверек. Подстегнутые вчерашними событиями эмоции, чуть не выдали ее.

Шумно выдохнув в терпко пахнущие прошлогодние листья и подняв голову.

Сиглаэн не спеша встал, вытер нож пучком травы, и, перерезав веревки на лапах мертвого животного, пинком откинул его к предыдущим жертвам. Затем он не спеша направился в ее сторону.

Судорожно оглядевшись, Лотиэль увидела вещи недалеко от того места, где она пряталась. Его вещи.

Среагировала мгновенно. (Все-таки сказался многолетний опыт охоты с Мэйтори). Думать об увиденном она будет потом, а сейчас надо уносить ноги.

Вспомнила слова жениха, произнесенные накануне о дичи и охотнике.

Бесшумно крутанулась влево и ажурные листья папоротника скрыли ее из виду. Оказавшись не в поле зрения Сиглаэна, начала медленно пятиться назад, стараясь оказаться дальше, как можно быстрее.

Ей удалось отползти на приличное расстояние, но второпях наступила на сухой прутик, скрытый под прошлогодней листвой. Тихий хруст показался ей раскатом грома в яркий полдень. Сердце противно сжалось, но двигаться Лотиэль не перестала. Еще два раза откатилась в сторону и достигнув края густых зарослей, оказалась почти на открытом пространстве. Здесь густой подлесок окружавший поляну заканчивался. Начиналась светлая березовая роща, где не было почти никакой низкой растительности, только трава, усыпанная опавшими листьями, да невысокий кустарник кое-где. Она была как на ладони, и чтобы наверняка не быть замеченной, ей предстояло пересечь рощицу, добравшись до небольшого ельника что неподалеку в ложбинке.

Сиглаэн тем временем, уже дошел до своих вещей, как услышал тихий хруст. Насторожившись присел на корточки, прикрыл глаза, прислушался и втянул носом воздух, словно хищник. Но все по-прежнему было тихо. Только обычный гомон леса. Что это? Лесной зверь или…

Собирая вещи в сумку, все-таки принял решение проверить, что это было. Про себя рассудив, что вымыться всегда успеет, а убитых животных растащат падальщики. Так что, его уборка не потребуется. Вон, все деревья уже летучие собаки усеяли, а в зарослях кустов шевелились хищные лианы, покрытые ядовитыми шипами.

Оставив вещи в приметных кустах, эльф только взял с собой нож и направился в сторону звука.

Лотиэль скорее почувствовала его приближение, чем увидела самого.

Только бы успеть…

Боясь потерять драгоценные мгновения, вскочила на ноги и что было сил, бросилась через рощу. Ей казалось, что она двигается медленно, словно муха в густом варенье, но на самом деле она почти летела, не касаясь земли.

Сиглаэн вышел к роще как раз в тот момент, когда Лотиэль достигла заветного ельника. Но всё-таки увидел, как мелькнула и пропала за деревьями светло-зеленая рубашка и развевающиеся золотистые волосы.

Сиглаэн сразу узнал ее, грязно выругался, но догонять не стал.

От досады, он резко крутанулся назад и метнул нож в ствол дерева, на котором зацепившись коготками за кору, сидела маленькая тальпа. Лезвие почти на треть вошло в ствол, мгновенно перерубив зверька напополам. Эльф медленно подошел к стволу и раскачав, освободил лезвие. Немного постоял, равнодушно смотря на трупик животного и задумчиво слизнув с лезвия кровь, пошел прочь.

Он все равно найдет ее, только сначала надо привести себя в порядок. Эльф вернулся к вещам, собрал их и направился к ближайшему ручью. Пребывание в холодной воде, привело его мысли в последовательность.



Лотиэль какое-то время бежала не оглядываясь, петляя по лесу, словно загнанный заяц. Наконец утомившись, пошла быстрым шагом. Выйдя к прежней тропинке, продолжила свой путь, постоянно останавливаясь и прислушиваясь — нет ли погони?

Уже в который раз за это время пожалела, что не послушала Мэйтори и не дождалась полудня. Ведь он обещал ей, что они обязательно сходят к лёэлье вместе.

Мысли путались. То и дело страшные картинки увиденного, неслись калейдоскопом перед ее мысленным взором. Немного мутило. Она не вытерпела и освободила желудок перед ближайшим деревом. Полегчало.

Дойдя до ручья, медленно текущего неподалеку от древа лёэльи, присела на поваленное дерево, напилась и умылась, переводя дух. Нельзя в таком состоянии появляться на пороге Саливэль, надо привести себя и мысли в порядок и решить, что делать.
Долго сидела, прислушиваясь, но погони за собой не обнаружила. И ей уже начало казаться, что все обошлось. Она посмотрела на солнце, время еще есть. Но медлить нельзя, надо повидаться с лёэльей, а потом, скорее к Мэйтори, он должен узнать это первым и вместе они решат, как поступить дальше.

Встала, заправила выбившуюся из штанов рубашку и достав из поясного кошеля гребень, причесала растрепанные волосы. Еще раз напившись, тронулась в путь.

Саливэль дома не оказалось. Лотиэль в общем, не расстроилась, в ее нынешним состоянии, проницательная лёэлья непременно поняла, что что-то произошло и тогда пришлось бы все рассказать. А подвергать опасности любимую родственницу она не хотела.

Лотиэль, часто бывавшая в ее доме, нашла на полке пергамент и оставила письменное приглашение. Перечитав, поставила свою подпись, в уголке нарисовав смешную рожицу. Так, она делала еще с самого детства и только самые близкие знали об этом. И еще она не хотела, чтобы отсутствие этой маленькая детали, посеяло хоть какие-нибудь подозрения о ее состоянии. Все должно быть, как всегда.


Дойдя до ручья Сиглаэн полностью разделся и до середины бедер вошел в студеную воду. Казалось, ноги сразу онемели, но холодную воду он любил и начал отмываться заранее сорванным пучком сухой травы. Мысли постепенно успокаивались, и он начал видеть ситуацию в выгодном для себя свете. Хорошо, что он не пошел за ней сразу, пусть убедиться, что погони нет и потеряет бдительность.

Куда спешила Лотиэль, он догадывался — на всю округу, самое близкое жилье только у Саливэль. «Полоумную старуху» он не любил. Казалось, что она видит его насквозь, а это было бы опасно. Когда он будет старейшиной, обязательно найдет способ от нее избавиться.

Предаваясь мечтам и планам, успел вымыться. Выйдя на берег, натянул чистую одежду прямо на мокрое тело. После ледяной воды, это было особенно приятно. Надев сапоги, пристегнул к поясу охотничий нож уже очищенный от крови. Предстояла новая охота.
Вернувшись на то место, где последний раз видел Ло, Сиглаэн обнаружив ее след, оставленный на мягком мхе, определил направление и тронулся в путь.

Было жарко, парило. Тонкая рубашка уже через некоторое время стала влажной. Сиглаэн не обращал на это внимание. Хоть Лотиэль и была напугана, но оставила очень мало следов. Не один он умел ходить по лесу. Ни единой обломанной веточки, ни помятой травы, лишь пару раз ему повезло: один отпечаток она оставила на влажной земле возле маленького болотца, а второй, (довольно обильный) меж корней огромного звездолиста. Сиглаэн удовлетворенно заурчал – она боится и это играло ему на руку. Направление следа убедило его в мысли, что он не ошибся.

К жилищу Саливэль поспел как раз тогда, когда Лотиэль выходила из её древа. Сиглаэн пригнулся, а потом и лег меж густых зарослей барбариса, окружавших ее дом и начал наблюдать.



Лотиэль вышла наружу, пристально осмотрела близлежащий лес. Все было тихо. И не теряя времени, отправилась в обратный путь. Выбрала другую дорогу. Не факт, что это что-то даст, но по крайней мере, она будет дальше от той ужасной поляны.

От дома лёэльи вело два пути. Один короткий - по нему Лотиэль пришла и длинный, который огибал небольшой лесистый холм, соединяясь с коротким, примерно на середине пути к дому.



Подождав, покуда Лотиэль удалится на безопасное расстояние, Сиглаэн выбрался из своей засады, направился к древу лёэльи.

Если кто-то узнает о его тайне, до разговора с Лотиэль, то значит, тому не повезло.

Резко откинув входную занавесь, вошел в жилище знахарки.

Тихо. Пусто. Лишь на столе, лежал лист пергамента, оставленный Ло. Сиглаэн осторожно взял письмо в руки и прочитал содержимое. Ничего необычного, всего лишь, приглашение на обручение. Даже смешная рожица, что всегда рисовала Лотиэль вместе с подписью на месте. Она думает, что об этом никто не знает? Наивная, он знал о ней всё.

Положив записку обратно - как была, вышел.

«Старой карге сегодня повезло», - зло и разочарованно подумал он.

«Лотиэль он все равно перегонит, так что спешить не стоило, но и время терять вредно. Надо устроиться неподалёку от тропы и когда Лотиэль появиться, поговорить с ней. Наверняка бежит сейчас к Мэйтори, чтобы все разболтать. Предательница. Он еще не решил, что будет, когда они встретятся. Может, припугнуть здоровьем ее любимой лёэльи, чтобы держала язык за зубами. А если она не согласиться? Тогда можно будет ее выкрасть». Он тихо засмеялся, представив, какой переполох это поднимет.

«Невеста пропала…! Можно будет развлечься с ней в его пещере». От этой мысли, у Сиглаэна сладко заныло внизу живота.

«Да, наверное, это самый удачный вариант. Может после этого, она наконец поймет, что он больше достоин ее, чем Мэйтори. Нет, не так... Теперь она удостоиться чести быть с ним!»

Направился по короткой дороге и на пересечение тропинок пришел первый. Это Сиглаэн понял сразу, как только осмотрел землю, траву и кусты вокруг. Следы Лотиэль вели только в одну сторону, а с окружной дороги еще никто не появлялся.

Выбрал неподалеку от тропы удобное место в густых зарослях черноягодника, и, пожевывая травинку, принялся ждать появление Лотиэль

Обзор был замечательный. Впереди, примерно в десяти шагах от него, находилась тропа. Сразу за ней открывалось довольно приличное пространство, поросшее невысокой травой и молодняком пестролистов, а еще дальше небольшой хвойный лесок. Как раз за ним в неглубокой котловине находилось Кален-Аэл (Зеленое озеро). Там всегда хорошая рыбалка и в виду близости озера, туда часто наведывались эльфы из Лунной Травы.

Неожиданно из леска напротив, появилась фигура эльфа. Еще издалека Сиглаэн рассмотрел его. Рыжеволосый, одетый как многие эльфы в светло-зеленую рубашку и тонкие кожаные штаны. Он шел босиком, закатав штаны до колен, перекинув обувь, связанную за шнурки через плечо. В одной руке у него была длинная уда, а в другой, он нес свой улов — большую рыбину.

«Донная зубатка», внутренне позавидовав, определил Сиглаэн.

Он знал его. Это был Даэну из Лунной Травы, дальний родственник Лотиэль.

«Пускай пройдет», — думал Сиглаэн, сидя в укрытии, — «Только бы они разминулись…»

Рыбак, как ни в чем не бывало, почти вышел на тропинку. И когда Сиглаэн, было, подумал, что пронесло, Даэну остановился, словно заметив что-то вдалеке и посмотрел в сторону, откуда Сиглаэн ждал свою жертву.

Дойдя до ближайшего деревца, встал в его тени и принялся поджидать, кого, Сиглаэн уже понял. Да он и сам уже заметил, мелькавшие за деревьями золотые волосы Лотиэль.

Кипя от гнева и понимая, что его затея готова сорваться, Сиглаэн, чуть было не выдав себя, непроизвольно зарычал. К счастью, его не услышали, так как в этот момент Лотиэль, испугавшись неожиданного появления Даэну, вскрикнула.

Он отполз за ствол поваленного дерева, и, зажмурив глаза, пытался унять нахлынувший гнев параллельно слушая, о чем они говорили. Лотиэль ничего ему не рассказала об увиденном.

«Правильно, бежит к Мэйтори, ему первому сообщить» — подумал Сиглаэн. Вскоре голоса их смолкли, эльф понял, что они ушли.



Даэну из семьи Исиль-а-Сэлэб возвращался с озера довольный. Клевало сегодня отлично и улов был превосходный. Наверняка к вечеру будет дождь, но к этому времени, он уже окажется дома и скорей всего, сварит душистую уху из этой прекрасной донной зубатки. Он уже представлял, как в котле булькает ароматный бульон с кусочками рыбы и овощей, приправленный, как он любит — петрушкой и майораном. То-то мама обрадуется!

Дорога от Кален-Аэл, шла вдоль живописных холмов. Сначала через лес, а там, на тропинку, ведущую прямо до родного порога.

Еще издалека он увидел Лотиэль. Она шла быстро, почти бежала, постоянно оглядываясь назад. Вид у нее был довольно растрепанный и испуганный.

Удивленный, Даэну остановился подождать ее в тени молодого пестролиста - дорога-то здесь одна.

— Привет! — воскликнул Даэну, внезапно возникая у нее на пути.


Увидев выпрыгивающую из-за дерева донную зубатку, Лотиэль взвизгнула, отскакивая в сторону. Но разобравшись кто это, нервно засмеялась, хватаясь за сердце.

Перед ней стоял ее троюродный брат по отцу. Он широко и доброжелательно улыбался, держа в руках свой улов. Но увидев реакцию Лотиэль, озабоченно спросил:

— Что случилось? Что тебя так напугало? — он сам оглянулся вокруг. Состояние родственницы передалось и ему.

— Вообще-то ты! – слегка укоризненно ответила Ло, — Вернее, твоя рыба! Зачем тебе понадобилось трясти ею у меня перед носом?

Даэну смешался. Гордость за пойманную добычу, немного поутихла.

— Хотел похвалиться, — покаянно протянул он. Но в глазах плясали смешинки.

— Гляди, какая красота! – вновь залюбовавшись, поднял ее на вытянутой руке выше головы. Переливаясь, изумрудно-перламутровая рыбья чешуя сверкнула на солнце.

Лотиэль тепло улыбнулась. Она старалась выглядеть непринужденно, но мало что получалось, не хватало, что бы Даэну что-то заподозрил. Ей казалось, что у нее, все на лице написано и Даэну может обо всем догадаться без слов. А ей совсем не хотелось подвергать его опасности.

Глубоко вздохнула, справляясь с собой, мысленно поблагодарив высшие силы, что теперь она не одна. И если вдруг, Сиглаэн следил за ней, то все-таки, выйти сейчас не посмеет.

Она по-дружески обняла родственника, и они направились в сторону семьи.

— Откуда идешь? Если конечно это не секрет? — улыбнувшись, спросил Даэну, удобней перехватывая уду ближе к середине, чтобы не перевешивала.

— Не секрет! — Лотиэль, махнула рукой, — Я хотела пригласить лёэлью на обряд обручения, но не застала дома. Пришлось оставить ей записку.

— Ты действительно выглядела очень напуганной, может, что-то случилось?

— Нет-нет, просто... — Лотиэль пришлось соврать.

— …Мне показалось, что поблизости был лесной дракон, — Выпалила она, — Но, по-моему, все-таки почудилось.

Даэну взволнованно заозирался.

«Дракон — это плохо», — подумал он, — «Укус его ядовит, а охотиться на него одному, практически самоубийство. Он бы, уж точно, один на дракона не пошел. Хотя удальцы или самоубийцы все-таки находились. Взять хоть того же Мэйтори, который по весне приволок гадфена, но сам, был весь в ожогах и царапинах. Хорошо, что хоть вообще жив остался».

— Тебе точно показалось? — опасливо переспросил он ее. Лотиэль заверила, что некоторое время, она провела в засаде и никого не обнаружила. А напугалось она, его рыбы, которой он махал у нее перед носом. Оба покатились со смеху.

— Знаешь, немного неожиданно видеть на дороге перед собой танцующую донную зубатку, — оправдывалась она.

Лотиэль расслабилась. Видимо сама судьба направила сюда Даэну. Она с благодарностью посмотрела на него и опять по-дружески обняла за плечи.

Отсмеявшись, решила сменить тему.

— Ты, надеюсь, завтра будешь у нас на празднике?

— Да, как же я могу такое пропустить!? Еще все говорят о вчерашней драке, а тут еще новое событие.

Лотиэль нахмурилась.

— И? Что же говорят? — осторожно спросила она.

— Ты не думай ничего дурного, но всем порядком надоел этот Сиглаэн. Он всего лишь сын старейшины, а напускает на себя…. Короче, все считают, что зря Мэйтори не надрал ему... кхым..., место пониже спины, — подобрал он нужное слово, — Хотя конечно не в такой день. Но, я думаю, их поединок не за горами, и Сиглаэн, дурак, сам еще нарвется, вот увидишь. Его даже вызывать не придется. Все, кого я знаю, поддерживают только вас с Мэйтори, — гордо объявил Даэну.

Лотиэль не знала, то ли радоваться, то ли плакать. Они вдруг не по своей воле оказались в центре событий. Все с нетерпением ждут развязки, обсуждают, сплетничают. Не хватало еще проблем с правящей семьей.

Вопрос старшинства и так стоял остро. Ведь в прошлый раз Тэлиону не хватило всего нескольких голосов. Выбор оказался не так плох, но мог быть еще лучше. С той поры гвейс словно расколот на две части, а сейчас, по слухам, перевес идет в сторону Черного Камня.
Она грустно покачала головой. И зачем все это свалилось на них перед обручением?



Просидев еще некоторое время и немного успокоившись, Сиглаэн решил, что еще не все потеряно. Выкрасть невесту он не передумал.

До Лунной травы они дойдут вместе, так что пташка некуда не денется. Значит, надо найти местечко неподалеку и подождать, пока она останется одна. Ему достаточно пару мгновений, чтобы усыпить ее на месте.

От нетерпения его вновь затрясло. Сиглаэн порыскал глазами по земле редко поросшей травой и обнаружил то, что искал. Небольшой черный гриб, растущий под корнями только старых, раскидистых грабов. Он необыкновенно ядовит. Все эльфы с младенчества знают это. Смешав его с дурман-травой получим ядовитую смесь. А если добавить еще и порошка из его коробочки…. Заворачиваем в тонкую тряпицу, подносим на несколько секунд к носу и обморок на несколько часов обеспечен.

Сев на корточки эльф аккуратно, не прикасаясь руками, а работая подобранной рядом палочкой, положил свою добычу на кусочек бересты. Дело в том, что таких грибочков не растет вблизи жилья Лотиэль, так что придется нести отсюда. А вот дурман-траву он сорвет по дороге, место он знает.

Завернув гриб в несколько слоев бересты и сделав из нее нечто вроде коробка, отправился в путь. Две пары следов уводили его навстречу счастью. Ну, по крайней мере, ему так казалось.



Дома Лотиэль немного перевела дух, убеждая сама себя тем, что Сиглаэн не заметил ее. Однако увиденная в лесу сцена никак не давала ей покоя. Неужели Сиглаэн настолько лицемерен и хитер, что даже родной отец, не подозревает об этом? Как ему удавалось все это время скрываться и врать? И вообще, как долго он занимается подобной мерзостью?

Самое ужасное в том, что Сиглаэна она знала с детства и открывать такое в нем только сейчас, казалось ей просто непостижимым. Если ей не померещилось, а ей не померещилось, то все это настолько чудовищно, страшно, ужасно, что просто не хватает слов.

Скорей бы все рассказать Мэйтори, выговориться, может тогда станет легче? Вместе они придумают, что делать.

Повидав родителей, она наскоро перекусила, и, увидев, что солнце приближается к зениту, помчалась к своему новому дому.


Часть 3


Завернув рукава по локоть, Мэйтори размеренно и не спеша промешивал тесто в большой кадке. Она была выдолблена из цельного куска дуба. Считалось, что именно, он, дуб, добавляет лепешкам немного сладковатый привкус, ванильный запах и помогает быстрее сквашиваться тесту. Такая работа была не для слабых рук. Это дело у него всегда хорошо получалось, оно ему нравилось. Поэтому на свой праздник Мэйтори решил не отходить от привычки и как всегда сделал все сам. Из теста напекут небольших лепешек, которыми будут угощать всех пришедших гостей. А их будет немало.

Отец и Лалвен ушли к Старейшине, а к ним пришли родственники, чтобы помочь с приготовлением пищи и обустройством места проведения праздника.

Мэйтори посматривал на солнце, но время еще было.

Эту ночь они с Ло должны провести порознь – родители будут готовить их к обряду. Поэтому хотелось урвать время и побыть вместе.

Закончив и очистив руки от теста, пошел проверить, как там с печью.

Печь была устроена на полянке, недалеко от древа, в котором они жили. Округлой формы, сложенная из белых речных камней и обмазанная скрепляющим раствором, она была разделена на две части: верхнюю и нижнюю. Вниз закладывали дрова, а вверху пекся хлеб.

Рядом хлопотала самая старшая эльфийка семьи - Саэль, что означало «мудрая».

Ее имя ей как нельзя подходило. Если что-то случалось в семье, непременно шли советоваться к ней, будь то юный эльф, или сам глава семьи Тэлион. Она приходилась ему кровной родственницей - матерью его отца и жила неподалеку.

Увидев Мэйтори, она заулыбалась, и, когда он подошел к ней, ласково поцеловала в лоб.

— У меня все готово.

— У меня тоже, — ответила она, — Неси сюда тесто и можешь бежать к своей Лоти.

Мэйтори кивнул, и, подхватив тяжелую кадку за две боковые ручки, подтащил к печи.

Здесь уже была мать, она принесла масло и формы для выпечки. В них, лепешки получались аккуратно-круглыми и пышными. Силифэль напомнила ему, что они должны быть к заходу солнца, и, поблагодарив, отпустила.

Отмывая руки в ручье, он решил заодно выкупаться, но, то и дело поглядывал на небо. Время поджимало, а ему еще надо переодеться.

В виду последних событий, Мэйтори решил, что было бы неплохо, зайти за Ло самому. Сегодня после похода к лёэлье, он хотел провести второй обряд, и, все уже заранее сложил в заплечный мешок. Надо успеть, до того, как она выйдет из дома.

Ничего, он быстро умеет бегать.



Сиглаэн проследил за Лотиэль и Даэну до самой границы их селения, а когда те расстались, свернул вглубь зарослей. Он перебрался через ручей, сейчас мелкий и медленный, и обойдя поселение по кругу, оказался прямо напротив дома Лотиэль. Забравшись на самое близкое от воды дерево, начал наблюдение.

Народу было сегодня много. Семья готовилась к празднику, и все сновали туда-сюда. Это усложняло задачу. Несколько раз даже прошли под тем деревом, на котором он сидел. Но никто не поднял головы вверх и не обнаружил его.

Наконец, на противоположной стороне ручья, он узнал знакомую фигурку. Лотиэль вышла из жилища. На ней была свежая рубашка нежно-голубого оттенка, легкие полотняные штаны и обувь остались прежними. В руках она держала небольшой сверток и кувшин для воды. Сиглаэн было подумал, что она идет к реке и обрадовался - здесь и можно ее будет перехватить. Но Лотиэль пошла в противоположную сторону — в сторону леса.

Эльф раздраженно прошипел ругательство сквозь зубы. Ничего не поделаешь, придется опять тащиться за ней по пятам и выжидать подходящего момента.

Намерения выкрасть ее, он не потерял, наоборот, азарт погони и преследование «добычи», разгорался в нем пропорционально неудачам и осечкам. «Тем слаще будет победа!», предвкушал он.

Отметив примерное направление ее движения, Сиглаэн огляделся и выждав пока никого не окажется в округе, спустился вниз. Как и раньше держался в тени деревьев.

Сначала он шел вдоль ручья, а отойдя дальше от жилья, перешел его и двинулся ей наперерез, полагая, что она направляется в сторону Черного Камня. Дойдя до развилки дорог, одна из которых поворачивала в северном направлении к жилью Мэйтори, а другая, почти не видимая в траве, на запад, он обнаружил, что следы Лотиэль ведут как раз по ней. Удивившись, он все-таки решил еще раз проверить. Но ошибки не было, и немного озадаченный, он отправился по ее следам в западном направлении.

Задержись там Сиглаэн на некоторое время и непременно бы столкнулся с Мэйтори.



Он спешил. Перемахнув через поваленный замшелый ствол огромного остролиста, выскочил на развилку и побежал в сторону Лунной Травы. Недалеко от дома Ло, Мэйтори встретил ее мать. Нимиэль очень удивилась, увидев его и сказала, что Ло только что ушла.

— А разве вы собирались встречаться здесь? — спросила она.

— Нет, но, я думал, что успею до того, как она уйдет, — расстроено произнес Мэйтори.

— Если ты поспешишь, то возможно ее нагонишь, — обнадежила его эльфийка.

Он кивнул, попрощался и быстрым шагом направился к близкому лесу. Непонятно почему, но тревога нарастала. Он даже раздосадовался на себя, за то, что только впустую потерял время. Сейчас бы уже был на полпути к месту встречи, а теперь придется навёрстывать упущенное время.

Дойдя до развилки, вновь задав темп, побежал.



Сиглаэн следил за Лотиэль вплоть до опушки леса. Тут начинался большой луг, словно мягким ковром, заросший невысокой сочной травой. На его окраине и находилась заветная роща. А сразу за ней - в низине протекал Луин Олл.

Когда эльфийка вышла на открытое пространство, он, так же, как и прежде, забрался на дерево и принялся ждать. Сквозь листву было видно, что она дошла до группы деревьев, растущих на поляне и остановилась перед самым большим. Сиглаэн наконец-то понял, для чего она пришла сюда.

Стервец Мэйтори, уже провел первый обряд и дерево начало меняться. Это было видно даже издалека. Лотиэль положила сверток у корней, перехватила удобней большой кувшин и отправилась под горку к ручью.


Наполнив кувшин, Лотиэль присела на камень, умылась и напилась. Вода показалась ей необыкновенно вкусной, она подняла влажное лицо к солнцу, и, закрыв глаза, сидела так некоторое время. Воздух был напоен свежестью, пах сухой травой с пригорков, последними цветами, осенью и еще чем-то медвяным и пряным. После жаркого душного дня, это было особенно славно.

Чуть приоткрыла глаза и через блестевшие на ресницах капли воды, стала смотреть вдаль, на зеленую стену леса за ручьем. Преломляясь радугой, мир дробился, сверкая в пёстром калейдоскопе, словно он был одной большой драгоценностью. Да, впрочем, так оно и было.

Уходить отсюда не хотелось, так бы и сидела на берегу до появления Мэйтори. Она хотела пообедать вместе с ним тем, что захватила из дома. Ведь он наверняка, примчится сюда голодный, спеша лишнюю минуту провести рядом с ней. Улыбнувшись своим мыслям, Лотиэль подняла тяжелый кувшин и медленно направилась обратно вверх по тропинке.


Время терять нельзя. Сиглаэн спрыгнул вниз. Пока Лотиэль спускалась к воде, успел добежать до первого дерева и спрятаться за мощный ствол. Выглянув и убедившись, что эльфийка его не видит, подобрался совсем близко, спрятавшись в густых зарослях кустарника, что рос прямо возле ствола древа. Достал из-за пазухи завернутый в коробок ядовитый черный гриб и собранную по дороге дурман-траву. Он быстро измельчил все ножом в коробке, завязал в оторванный клок своей рубахи и положил в поясной кошель, не забыв досыпать туда белого порошка. Про себя подумав, что кошель, все ж таки придется выбросить.

На все это, у него ушло совсем немного времени. И как только Сиглаэн закончил свои приготовления, услышал шаги Лотиэль.

Мысли его путались. Он вдруг засомневался. Стоит ли делать, то, что он задумал или сначала просто поговорить с ней? Все объяснить, убедить, как он делал это раньше.

Драгоценные мгновения таяли, он колебался. Так и не приняв окончательного решения, вышел из-за ствола дерева навстречу несбывшейся невесте.



Лотиэль подошла ко всходу в жилище, когда услышала шорох травы за спиной. Подумав, что это Мэйтори, улыбнулась, но подняв глаза от кувшина, встретилась взглядом с Сиглаэном.

Его появление было настолько внезапно что, растерявшись, она выронила кувшин из рук и попятилась.

Кувшин расплескиваясь, тяжело покатился под горку, а подпрыгнув на кочке, разбился вдребезги, разбрызгивая воду и осколки черепков. Лотиэль казалось, что они медленно-медленно разлетались по сторонам, дробясь и сверкая на солнце тысячью капель, приминая собой траву, превращая ее в зеленый перламутр.

Словно во сне, проводила кувшин взглядом и с ужасом посмотрела на Сиглаэна.

Он стоял в пяти шагах от нее, скрестив на груди руки и ухмылялся, явно довольный своим неожиданным появлением. Наблюдал за Лотиэль, и ему нравился ее страх. Сейчас она в его власти, надо не упустить момент…


Мэйтори спешил. Он проделал больше половины пути, осталось совсем немного: перейти луг и за лесом, уже видневшимся впереди, покажется заветная роща. Остановившись на краю луга, только затем, чтобы вытряхнуть из обуви непонятно как оказавшийся там камешек, со все нарастающем беспокойством вновь прибавил ходу.


Лотиэль поняла сразу: Сиглаэн видел ее сегодня утром. Что он хочет теперь? Устранить свидетеля или просто попросить никому не рассказывать?

Если он объяснит всё и объяснение будет приемлемым, она, возможно, согласиться. Согласиться, даже ввиду последних событий, но что-то подсказывало ей, что он пришел не объясняться. По спине бежали холодные мурашки. Взяв волю в кулак, она тряхнула головой, отгоняя от себя страх и посмотрела в глаза Сиглаэну.


— Неплохо вы тут устроились, — с ехидной усмешкой протянул бывший друг, окинув взглядом их дерево, — Хотя знаешь, у меня тоже есть, что тебе предложить и мой дом будет не хуже этого, уж поверь.

Он сделал шаг на встречу Лотиэль. Но она, в свою очередь, сделала шаг назад, не давая ему приблизиться к себе. Худшее подтвердилось, никаких разъяснений не последует, похоже, придется защищаться. И если что, насилия над собой она не допустит, пусть даже для этого придется пустить в ход оружие.

Лотиэль мысленно перебрала в уме все имевшееся у нее средства защиты. Увы, только небольшой охотничий нож, длинной примерно в пядь, висел на поясе. Против оружия Сиглаэна — мощного клинка в локоть длинной ей не выстоять. Надо тянуть время до прихода Мэйтори. Она взглянула на солнце, он уже давно должен был прийти. Может что-то случилось? Она взглянула на Сиглаэна. Вдруг он…? Нет, этого просто не может быть!

Словно прочитав ее мысли, Сиглаэн усмехнулся.

— Что, ждешь своего женишка? Думаешь, он придет?

Он прощупывал ее. Догадывался, о чем она может думать: «Что могло случиться? Ведь, Мэйтори уже давно должен быть здесь, а раз его нет, то возможно, его нет по какой-то причине. И этой причиной, мог быть он — Сиглаэн». Он обрадовался, увидев ее реакцию и стал развивать тему.

— Можешь не ждать его. Я сделал с ним то же, что и с теми кунитами. Ну, ты видела сегодня утром, — он небрежно махнул рукой в сторону леса. С одной стороны, он старался по реакции понять на сколько много она увидела, с другой стороны, ему просто интересно было ее дразнить.

Довольно улыбнулся, увидев, как бледнеет Лотиэль.


Плотно сжав губы, она дала себе обещание, что не будет верить ни единому его слову. «Хватит уже, наслушалась врак!» Упрямо тряхнув головой, нашла в себе силы улыбнуться, и, вернула усмешку.

— Кишка тонка.

С удовольствием проследив за его реакцией, теперь она обворожительно улыбнулась. И страх прошел. Ей захотелось вдруг, высказать всё, что она о нём думает. Как говориться «назрело».

— Я не боюсь тебя, Сиглаэн, не надейся, — насмешка отчетливо сквозила в голосе, — думаешь, после всего произошедшего я поверю твоим словам? Ошибаешься. Ты растоптал все, то хорошее, что было между нами — доверие и дружбу. Посмотри, в кого ты превратился? Ты безумен и своими поступками это полностью подтверждаешь. Если бы ты, хоть немного, действительно любил меня, то никогда не совершил бы всех тех гадостей, что делал в последнее время!

Все это время Лотиэль пятилась, от наступающего на нее Сиглаэна стараясь держать дистанцию. Они медленно кружили друг на против друга.

— Ты эгоистичный, извращенный, самовлюбленный лгун, который…

— Довольно! — воскликнул Сиглаэн. Его трясло. Лицо перекосилось от злобы. Он молниеносно подскочил к Лотиэль, схватил ее, сдавив пальцами шею.

— Мне все равно, что ты обо мне думаешь, — прошипел он ей в лицо, — Ты должна была быть моей! Я первый встретил тебя, я любил тебя! А ты... неблагодарная тварь! Я столько для тебя сделал! Дрянь!

Последние слова он уже выкрикивал, а в глазах плескалось безумие.

Лотиэль честно попыталась вспомнить, что же он для нее делал, но боль мешала сосредоточиться.

Она обхватила его руку в попытке освободиться. Тщетно! И ей опять стало страшно. Поняла, что мысль, высказать ему все, была ошибкой. С ним надо было разговаривать как с душевно больным, не провоцировать, а наоборот, успокоить. Но не смотря на свой страх, эльфийка скорее по привычке, неосознанно, потянулась за ножом на поясе. Сиглаэн взбешенный ее упреками не заметил движения.

— Или ты сейчас, идешь со мной по-хорошему, или... — он еще крепче сжал ее шею, показывая, что сопротивление только усугубит и так незавидную ситуацию.

Другой рукой он судорожно стал рыться в поясном кошеле, открывая клапан и нащупывая отраву. Терпение лопнуло.

«Нечего было вообще с ней возиться! Вот, всегда так: хочешь по-хорошему, а получается…»



Лотиэль увидела, что Сиглаэн опустил руку вниз.

«Наверное, для того для того, чтобы вытащить нож» — рассудила она.

Не раздумывая, воспользовалась своим.

Он всего лишь на секунду опустил глаза к заклинившей застежке. И в тот момент, когда он вытащил отраву из кошеля, его руку, пронзила резкая боль. В лицо брызнуло что-то теплое. Он коротко вскрикнул, выпустил свою жертву, а ядовитый сверток полетел под куст.

Посмотрев на руку, он с удивлением увидел длинную, глубокую рану на предплечье, наливающуюся алым. Кровь медленно капала в зеленую траву. Сиглаэн, явно не ожидавший этого, удивленно переводил взгляд с пореза, на свою жертву и обратно.

Лотиэль стояла неподалеку в стойке готовности к поединку.

Внезапная паника схлынула. Но, увидев кровь на ноже, испугалась того, что совершила. И очень удивилась, не обнаружив у Сиглаэна оружия в руках.

С недоумением посмотрев на свой нож, отбросила его в сторону. Мгновенный порыв отвращения прошел, и Ло поняла, что сделала еще одну ошибку избавившись от оружия.

После краткого замешательства, рассвирепев не на шутку, Сиглаэн наконец вынул свой нож. Боль в раненой руке взбесила его, разлив перед глазами черную пелену злобы. Он уже мало что соображал, просто надо было отомстить за свою боль. Никто! никто, не имеет право прикасаться к нему и делать больно!


Мэйтори выбежал из леса как раз в тот момент, когда Сиглаэн схватил Лотиэль за горло. Он быстро оценил ситуацию и не задумываясь, скинул ношу с плеч, чтобы не мешала. Надрывая мышцы, кинулся на помощь доставая на бегу охотничий нож.

Страх за Ло затмил всё, кроме ненависти к белобрысому, и он вообще перестал видеть что-либо, кроме рожи Сиглаэна.

«Его поведение перешло всякие границы! И сегодня он положит этому конец!» Происходящее на поляне виделось ему словно в вязком тумане, замедленно и как-то нереально.

Сто шагов.

Лотиэль порезав руку Сиглаэну, отпрыгнула в сторону.

«Только не бросай нож!», — закричал он ей мысленно. Но она, словно нарочно, зачем-то отбросила оружие.

— Нет! — задыхаясь от бега, закричал он, но Ло его не услышала.

Пятьдесят шагов.

Сиглаэн, смотря на окровавленную руку, перекосившись от ярости, медленно тянется за своим ножом.

— Не смей! — что есть силы, крикнул Мэйтори, привлекая внимание к себе. Оба обернулись, увидев его.

Лотиэль с облегчением и надеждой.

Сиглаэн с ненавистью и досадой.



Сиглаэн в раздражении издал уже какой-то животный рык. «Он хотел лишь любви и понимания, внимания и ласки, а она, втоптала в грязь, предала, унизила!»

Решение пришло само собой и он с надменным сожалением посмотрел на Лотиэль. Он успеет.

Лотиэль поняла это. Еще во время его движения за ножом, она осознала, что Сиглаэн не шутит, а Мэйтори не успеет.

Вытянула руки с поднятыми ладонями, показывая, что безоружна стала отходить назад.

— Не делай глупости, Сиглаэн! Ты — сын старейшины! — пытаясь воззвать его к совести, прошептала Ло.

«Беги!» — услышала она словно издалека. Это кричал Мэйтори.

Ноги почему-то не слушались и словно приросли к земле, она могла только медленно семенить отступая назад.

Этот взгляд. Взгляд пустых глаз Сиглаэна, парализовавший ее волю, заморозивший сознание, липкий, вязкий, страшный.

Лотиэль увидела сверкнувший на солнце морозный узор стали, борозду дола, медленно плывущую ей на встречу.

Боли не почувствовала. Только горячие слезы на щеках

Небо. Голубое, до рези в глазах. Пушистые облака. Черные точки стрижей в вышине. Точки увеличились в размерах, расплываясь чернильными пятнами — так чернеет бумага, подожженная снизу, осыпаясь пеплом, превращаясь вничто.

Слабость и тишина.

Умирать не хотелось.



Десять шагов.

Лотиэль взмахнув руками словно бабочка, соскользнула с ножа. Над ней безвольно опустив голову, стоял Сиглаэн.

Этого не может быть! Это дурной сон!

— Нет! — шепнул Мэйтори.

Он резко остановился, не смея больше сделать и шага вперед. Мир налился красным туманом, погрузив в него все окружающее, кроме маленькой фигурки, лежащей на траве перед деревом.

Сиглаэн спокойно, с каким-то надменным превосходством, не спеша повернул голову.

Взгляды встретились: яростный, полный боли, и безумный, пустой.

Сиглаэн вдруг очень отчетливо понял, что его судьба тоже предрешена. Содеянного не воротишь, но, поступить по-другому, он просто не мог. Если он сам страдал, то и Мэйтори не должен быть счастлив. Никогда.



Зарычав, Мэйтори сорвался с места. Когда между ними осталось всего пара шагов, Сиглаэн, кинулся прочь, к лесу. В общем-то, понимая, что все это пустое, но вдруг, ему все-таки удастся перехитрить судьбу?


Подбежав к Лотиэль, Мэйтори несколько мгновений в оцепенении и растерянности, стоял на месте, поставленный перед выбором, отомстить сейчас же, или остаться с Ло. Ему казалось, что, если Сиглаэна отпустить сейчас, его не поймаешь потом. Он может пуститься в бега, податься в города, затаиться, вновь выставить себя невиновным.

Мгновения таяли. Сиглаэн был все дальше, а Лотиэль лежала неподвижно в траве, была без сознания, но еще дышала.

С трудом подавив гнев, Мэйтори упал перед ней на колени и проверил живчик на шее. Пульс был, но очень слабый. Содрав с себя рубашку, он как можно плотнее прижал к ране, пытаясь хоть как-то остановить кровь. Но ярость звала его в погоню, заставляя постоянно оглядываться на удаляющегося убийцу.

Сиглаэн бежал по лугу направляясь к лесу оборачиваясь и улыбаясь.

Мэйтори решился. Гнев от осознания безнаказанности преступника, победил в нем.

— Я быстро, — шепнул он неподвижной Лотиэль и кинулся вслед за Сиглаэном.

Решение принято. Приговор вынесен. И чхать, что он решил это единолично. Сердце разрывалось от боли, отчаянья и гнева. Именно он добавлял сил, и, Мэйтори полностью вложил их в бег.


Настиг убийцу на опушке дубовой рощи, ловко подставил подножку.

Сиглаэн перепрыгнул, но запнулся о корень, потерял темп и кувырком перекатился через голову. Оказавшись на спине, стал на локтях пятиться от наступающего на него, обезумевшего от ярости Мэйтори. Нож при падении выскользнул из рук, но давать честного боя, соперник ему, не собирался. Это была месть. За жизнь платят жизнью. Упершись спиной в корни огромного дуба, Сиглаэн вскрикнул. Голос его, прозвучал отчаянно и как-то жалко.

— Вы не оставили мне выбора, — скороговоркой тараторил Сиглаэн, — Вы предали меня! И ты, и она. У меня не было друзей, кроме вас! Я доверял ей, я доверял тебе! Я…

— Она тоже доверяла тебе! — с болью в голосе процедил Мэйтори. Этот разговор начал его утомлять, жалобы он выслушивать не хотел, тем более от Сиглаэна.

— Она сама, сама меня спровоцировала! Она унижала меня, а потом поранила руку! – пожаловался он.

Сиглаэн нарочито всхлипнул, показывая порез на предплечье, размазывая по щекам притворные слезы и кровь. Судорожно вспоминая, что за голенищем его сапога есть еще небольшой кинжал, надо тянуть время и если ему удастся до него дотянуться…

— Это не повод, чтобы убить, — взревел Мэйтори.

Сиглаэн сделав вид, что закрывается от удара, подтянул ноги к животу и вынул кинжал из-за голенища. Но маневр не удался. Слишком поздно.

В последнее мгновение Мэйтори увидел оружие в руке противника и лишь немного скорректировал удар, отведя руку Сиглаэна в сторону, хладнокровно довершая начатое движение одним точным ударом в подмышку.

Последнее, что увидел Сиглаэн в своей жизни, это злые и отчаянные глаза Мэйтори.



Не тратя больше время, на это уже ставшее падалью тело, Мэйтори развернулся и кинулся прочь — на поляну где осталась Ло.

Ноги не слушались. Или это прелые листья в корнях дубов не отпускали его с поляны, заставляя вязнуть ступни словно в густой грязи? Он знал, что нужно бежать и отчетливо понимал, что уже ничем помочь не может. С трудом переставляя ноги, он все-таки выбрался на луг из-под всевидящего ока древних исполинов-дубов и вновь побежал.



У своего древа силы покинули окончательно, и он упал на колени перед невестой.

Еще раз осмотрел рану. Плохо. Слишком близко к сердцу, много крови. С каждым легким вздохом, она толчками вытекла из раны, расползаясь черным пятном по голубой ткани и уже полностью пропитала его рубаху, траву, землю. Ло была очень бледна, тронув ее за руку, он почувствовал, как она холодна.

Сняв с пояса ремешок Лотиэль на котором когда-то висел ее охотничий нож, он плотно притянул левое плечо к телу. Когда брал ее на руки, чтобы отнести до дома, Ло вдруг, неожиданно приоткрыла глаза и попыталась слегка улыбнуться.

— Ты вернулся, — слабо выдохнула она, — Не уходи больше.

— Держись, Ло, держись! Я отнесу тебя к нашим, там помогут..., тетка умеет.

Лотиэль слабо качнула головой:

— Ты не успеешь, посиди со мной. Осталось совсем чуть-чуть.

— Нет, Ло, не говори так! — отчаянно прошептал Мэйтори, — Я успею... ты только держись, я быстрый, ты же знаешь. Разговаривай со мной..., не спи..., спать нельзя.

— Я люблю тебя, — прошептала она, прикрывая глаза от слабости.

— И я, поэтому не смей умирать! У нас завтра обряд, — с напускной строгостью сказал он, — Не забывай об этом, ты же не хочешь пропустить наш праздник? — Он пытался шутить, всеми силами старался не показывать своего страха, но голос срывался и дрожал.

— Это я виноват, — бормотал он себе под нос, — Я опоздал! Если бы я не опоздал, ничего этого не было.

— Ты ни в чем не виноват, милый, — неожиданно прошептала Ло, — Сиглаэн… Я видела его сегодня утром. Я решила сходить к лёэлье и увидела его в лесу…

— Ло, зачем ты пошла одна?! — мягко укорил он, — Почему не послушала меня, я же обещал, что вместе сходим.

— Это было ужасно! Он их убил..., содрал шкуру живьем…, он их мучил! — Из-под закрытых век Лотиэль потекли слезы, она тяжело всхлипывала, и от этого кровотечение только усилилось. Каждое слово давалось ей с трудом, и она то и дело делала передышки.

— Ло, ты о ком? — в ужасе переспросил эльф, боясь, что она уже бредит.

— Животные... куниты…. Он не нормальный, он живодер, — прошептала она.

— Не плачь пожалуйста, — в отчаянье прошептал Мэйтори, — Он больше никого не будет мучить, уж поверь мне, — последние слова он произнес уже холодно и жестко.

Лотиэль слабо улыбнулась.

— Он увидел меня... Следил до самого дома, а потом до нашего дерева. Извини, если бы я только знала… — с горечью произнесла Ло. На эту речь ушли все ее силы, и Лотиэль откинув голову ему на плечо, опять потеряла сознание.

Мэйтори еще крепче прижал ее к себе, чувствуя, что жизнь потихоньку уходит из нее. С каждой каплей крови, текущей у него по животу, с каждым вздохом. Но сдаваться он не собирался.

— Не смей винить себя ни в чем, ты не виновата! — срываясь на хриплый шепот, сказал он. Из последних сил стараясь не сбить дыхание и понимая, что она его уже не слышит.

Схлынувший гнев, стал уступать место сомнениям: а правильно ли он поступил, погнавшись за Сиглаэном вместо того, чтобы помочь любимой? В конце концов, он рано или поздно, все равно, из-под земли бы его достал, но отомстил. А сейчас он просто потерял время...

«Месть - блюдо холодное», — любил повторять его отец. Он как всегда оказался прав. И теперь в смерти Лотиэль, скорее всего, будет виноват он сам. Поторопившись убить, а не спасти.



Всему есть предел. Гонка на встречу с Лотиэль и погоня за белобрысым, порядком поубавили его силы.

Он нес Лотиэль перед собой, бережно прижав к груди. Руки налились свинцовой тяжестью, а мышцы на ногах потеряли всякую чувствительность. Он то и дело спотыкался о корни и ветки. По спине катились противные, холодные струйки пота. Но останавливаться нельзя, дорого каждое мгновение. Приходилось обходить поваленные деревья и глубокие овраги, через которые, без ноши он мог спокойно перепрыгнуть. Все это увеличивало его путь и потерю драгоценного времени.

Оставалась еще треть пути, когда Лотиэль приоткрыв глаза, попыталась что-то ему сказать. Мэйтори не расслышал и наклонился к самому ее лицу.

«О, духи леса, как же она бледна!». Черты лица заострились, кожа стала прозрачной словно шелк, губы побледнели.

— Опусти меня пожалуйста.

Мэйтори немного поколебавшись, все же выполнил просьбу, подумав, что заодно поправит ремешок перетягивающий рану.

Остановился. Тяжело упав на колени, положил Лотиэль на траву и наклонился к самым ее губам, чтобы услышать, что она хочет ему сказать.

Слабо вцепившись в предплечье Мэйтори, она хватаясь за него, словно за последнюю ниточку жизни.

— Я хочу попрощаться с тобой, милый, — голос ее был на удивление спокоен.

Мэйтори качнул головой, не желая верить тому, что слышит.

Поймав его взгляд, попросила:

— Пожалуйста, в последний раз.

Мэйтори наклонился и словно во сне, нежно поцеловал Ло, почувствовав на губах ее последний вздох.

Она улыбалась.

Крепился до последнего. Но не выдержав, сгреб в охапку, зарылся в облако все еще пахнущих лавандой волос и судорожно вздохнув, зажмурил глаза.

Потом посадил к себе на колени и что-то долго рассказывал, раскачиваясь, словно баюкая. Гладил по волосам, выбирая запутавшиеся в них веточки и хвою.



Он вспоминал.
День, когда они познакомились.

Теплый осенний вечер месяца тайлета. Сиглаэн потащил его знакомить со своей подругой. По правде сказать, Мэйтори это было не особенно интересно. У него сегодня были другие планы: приятель пригласил опробовать молодое вино, сбора этого урожая и совершенно очевидно, что намечалась веселая пирушка.

Но уговорам Сиглаэна пришлось уступить. Здраво рассудив, что вино может еще немного подождать, Мэйтори нехотя согласился. Однако взял с него обещание, что тот, после посещения подруги пойдет с ним на дегустацию.

Как потом оказалось, Мэйтори не пожалел.

Она полулежала на топчане под раскидистым платаном и читала древний фолиант по травологии. Яркие солнечные блики, пробивающиеся сквозь листву, весело блестели в ее золотых волосах. На ней было бирюзовое длинное платье с узким золотым ремешком, опоясывающим тонкий стан и рукавами, чуть расширяющимися книзу.

Как потом оказалось, в платье он видел ее в первый и в последний раз, так как Лотиэль предпочитала более удобные и практичные в носке штаны.

Завидев ее издалека, Мэйтори все никак не мог припомнить, у кого она училась. Да в прочем, это было и не важно. Потому что, подойдя поближе, с удивлением поймал себя на мысли, что как же так вышло, что он не видел эту красавицу раньше?

Светлокожая, рыжеволосая с легким румянцем и огромными изумрудными глазами в обрамлении пушистых ресниц.

Придерживая еще больную ногу, она приподнялась с лежанки и расцеловавшись с Сиглаэном, подала ему руку для знакомства.

— Привет, я Лотиэль. Сиглаэн последнее время часто о тебе говорил. — сказала она, и неожиданно с хитрой улыбкой спросила:

— Слушай, а это не ты разнес заклинанием верхний ярус школы?

Голос ее звенел веселым колокольчиком.

Мэйтори смутился и кажется, первый раз в жизни покраснел.

— Правда? Я и не заметил.

В итоге они крепко сдружились. Сначала Лотиэль просто понравилась ему внешне, и он думать не думал, ухаживать за ней. Тем более что вниманием противоположного пола никогда обделен не был.

После, когда они с семьей долго путешествовали и жили в Норидале, он часто вспоминал о ней. Вернувшись и продолжив общение, с каждым днем открывал все более тонкие грани ее характера и вдруг неожиданно понял, что не может без нее ни дня. Что ему как воздух нужна ее улыбка, звонкий смех, запах ее волос. Мэйтори долго не мог сказать Лотиэль о своих чувствах, всерьез считая ее невестой Сиглаэна. Однако, когда он озвучил свои мысли, Ло рассмеялась:

— С чего ты взял!?— с удивлением воскликнула она.

Мэйтори растерявшись, сначала даже не нашелся, что ответить.

— Но… он всем говорит об этом. Даже его родители так думают.

— Странно, — возмутилась Ло, — Почему я об этом ничего не знаю? Я еще никому не давала Обещания.

Через несколько дней Ло пришла к Мэйтори расстроенная и какая-то потерянная. Она молча присела рядом и тихо, без выражения сказала:

— Он обвинил меня в предательстве и измене. Сказал, что не никогда простит. Но, ведь у нас с ним ничего и не было, да если честно и быть не могло!

Не простил…

Кровь давно не шла. Черное пятно, пропитавшее голубую ткань, стало подсыхать. Оглядевшись по сторонам, Мэйтори обнаружил, что солнце заметно село, бледно просвечивая между стволов. В лесу воцарились сумерки. С севера задул холодный ветер, раскачивая верхушки деревьев. Он неприятно холодил обнаженную спину, заставляя вздрагивать при каждом порыве.

Закрыв потухшие глаза Лотиэль, бережно взял ее на руки и медленно понес домой.



На поляне царило оживление и суета. Звонкий смех то и дело раздавался между ветвей огромного древа. Это в Черном Камне готовились к празднику.

У Тэлиона с Силифэль собрались все близкие и дальние родственники, а также Лалвен с Нимиэль и детьми. Они пришли встретить Лотиэль.

Все было готово к обряду. Ждали только их, чтобы родители развели обоих до завтрашнего утра по своим комнатам. Так требовал древний обычай — ночь перед обрядом стоило провести в одиночестве и покое. Чтобы внутренне подготовиться к новой, уже другой, самостоятельной жизни.

— Посмотреть бы, какое дерево нашел Мэйтори? — риторически спросил брат Лотиэль Элфин, у премиленькой, чернявой сестры Мэйтори Алинэль. Они сидели высоко в ветвях, недалеко от комнаты Алинэль, и, болтая ногами в воздухе, оживленно разговаривали.

Стройная, гибкая, у нее были темные волосы как у отца и брата, но глаза, цвета малахита, как у матери. Сейчас, в свете заходящего солнца они светились желтоватым оттенком, что делало ее похожим на черную лесную кошку. Хоть Элфин и был немного старше, но всерьез подумывал о том, чтобы предложить ей встречаться с ним.

Она улыбнулась ему и с заговорщицким видом прошептала на ухо:

— Я видела. Он мне одной показал, тут недалеко совсем. Знаешь, где Луин Олл от нас, поворачивает к вам? — почти касаясь своей щекой, его щеки, она выпрямилась и указала пальцем в нужную сторону поверх листвы. Элфин, у которого, по спине в этот момент пробежали мурашки, проследив взглядом, кивнул.

— Так вот, там есть небольшая роща, а самое большое и красивое дерево теперь принадлежит им. Он даже обряд первый провел!

Она сузила глаза и шипящим шёпотом, взяла с него страшную клятву о неразглашении.

Элфин конечно заверил ее в этом, но про себя подумал, что завтра всё будет известно. Однако было приятно, что эту «страшную» тайну, Алинэль первому доверила, именно ему.

Заходящее солнце ещё ласково грело лицо, но ветер уже нес прохладу с моря, приближая осень. Там, на севере над горизонтом висели серые низкие облака, укрывая собой горы. Погода перемениться завтра ближе к вечеру, а пока можно наслаждаться теплом и солнцем.

Он прищурился и стал смотреть вдаль: на верхушки деревьев, словно пестрое, море, раскинувшееся до самого горизонта. Между ними, то теряясь из виду, то появляясь вновь, петляла меж холмами серебристая лента ручья. А в проплешинах уже желтеющих лугов, блестели синие окна небольших озер.

Алинэль незаметно наблюдала за ним.

Светловолосый, сероглазый, с решительной линией губ. Она бы не отказалась, чтобы в будущем, именно он, предложил ей вместе вырастить свое дерево.

Но тут, она увидела, как счастливое выражение медленно сползло с его лица, он стал испуганным и каким-то растерянным. Элфин шальными глазами взглянул на Алинэль и ничего не сказав, стремительно начал спускаться вниз. Она проследила за его взглядом и побледнела.


Внизу, в прогалине меж деревьев мелькала фигура Мэйтори. То, что это был он, Алинэль не сомневалась, брата она узнает всегда.

От поляны его отделяла небольшая роща. Именно поэтому, сидящие внизу родители не заметили его первыми.

Как спускалась с дерева, Алинэль не помнила, стук бешено колотящегося сердца отдавался в висках. Элфин подхватил ее на земле, и они вдвоем, не обращая внимания на окрики взрослых, кинулись навстречу брату.



Стремительно спускающихся подростков Тэлион заметил сразу, спросил, что произошло. На голос обернулась дочь, а увидев ее глаза, он понял: «Случилось что-то нехорошее».

Она махнула ему рукой, призывая за собой.

Обернувшись на примолкших родственников, он быстрым шагом поспешил за подростками. Но не пройдя сотни шагов в ужасе остановился.

На встречу шел сын с Лотиэль на руках: раздетый по пояс, растрепанный, бледный. Взгляд его, был отсутствующим, страшным, почти безумным и каким-то потухшим.

Оба перепачканы во что-то бурое и Тэлион с ужасом понял, что это кровь. Лотиэль не подавала признаков жизни. Она была похожа на большую сломанную куклу, что изготавливают умельцы в Лаане, добиваясь точного сходства с живым человеком. Голова ее лежала на плече у Мэйтори, а правая рука, при ходьбе безжизненно раскачивалась из стороны в сторону. На груди, в ворохе бывшей рубахи сына, чернело огромное пятно. Сзади, так и не смея приблизиться, следовали Алинэль и Элфин.

Дойдя до отца, Мэйтори остановился напротив и тяжело опустившись на колени, положил Лотиэль на землю.

— Позовите Старейшину, — глухо произнес он, — Я убил Сиглаэна.

Нимиэль кинулась к неподвижно лежащей дочери, уронила голову на руки и расплакалась. Лалвен неподвижно стоял над ними, не смея поверить глазам.

— Кто это сделал? — спросил он, еле сдерживая рвавшиеся наружу чувства, смотря только на мёртвую дочь.

— Сиглаэн, — тихо ответил Мэйтори, опустив голову, — Я не успел… простите….

— Рассказывай, — потребовал он.

Мэйтори тоскливо обвёл взглядом собравшихся.

На поляне повисла гнетущая тишина. Казалось, смолкли даже птицы. Лишь тихо надламываясь, срывались с веток первые желтые листья.


Тело Лотиэль перенесли к дереву семьи Черного Камня, а Мэйтори только с помощью отца, поднялся на ноги и поплелся за ним.

Послали за старейшиной и в Лунную Траву за Саливэль.

На плач, стали стягиваться все жители Черного Камня. Скорбная весть разлетелась быстро. Из уст в уста передавали рассказ Мэйтори, повергая в шок, старейших. Убийств, тем более таких страшных и нелепых припомнить никто не мог уже очень давно.

Лёэлья появилась первой, её, встревоженную письмом Лотиэль, перехватили уже на подходе.
Придя домой и дотронувшись до пергамента, который написала ей Ло, она почувствовала, что та в страшной опасности. Немедля ни минуты, Саливэль направилась к Морн-а-Маиир и как видно не напрасно.

Она принесла свой короб с травами и эликсирами, но они были уже не нужны. Хотя нюхательная соль пользовалась некоторым спросом. Ею приводили в чувство теряющих сознание родственников.


Саливэль внимательно осмотрела тело Ло, и стала спрашивать, как именно Сиглаэн держал нож, с какого расстояния был нанесен удар, как она упала. Мэйтори еще раз пришлось все рассказать. Набравшись храбрости, все-таки задал вопрос, который мучил его.

— Скажи, если бы не погоня за Сиглаэном, я бы успел ее спасти?

Она долго и пристально смотрела на него, словно что-то обдумывая. Мэйтори показалось, что она решает про себя, говорить ли ему страшную правду, в которой, он уже сам себя убедил? Когда он подумал, что она уже не ответит, Саливэль, смотря ему в глаза, тихо сказала:

— Нет, не успел бы, — отвернувшись, стала неспешно перебирать склянками в коробе.

Мэйтори понял — соврала.


Когда кроваво-алый диск светила повис над горизонтом, появился Глава Совета. Перед тем, как послать за ним, Тэлион предупредил, чтобы ему ничего не говорили об убийстве.

Айлор запыхался и выглядел взволнованным. Увидев лежащую на земле Лотиэль в залитой кровью рубахе, он побледнел и схватился за сердце.

Сразу понял: раз мертва Лотиэль, а перед ним стоит Мэйтори, то Сиглаэна больше нет.

— Где мой сын? — угрюмо спросил он, обращаясь к Мэйтори.

Его слова будто тяжелые камни грохотом отдались в голове Мэйтори заполнив гулом.

— Я покажу.

— Пойду с вами, — тоном, не вызывающим пререканий, сказал Тэлион.

Старейшина кивнул, и Мэйтори двинулся к месту, где остался лежать белобрысый. Как был, без рубашки и выпачканный кровью, ему было все равно, холода он не чувствовал.



Мэйтори уже в третий раз, поведал про случившееся Айлору. По ходу рассказа, он поглядывал на Старейшину, но тот казалось, его не слышит, лишь отсутствующим взглядом смотрит себе под ноги.

Когда они подошли к их с Ло дереву, Мэйтори показал место, где все случилось. Там, на траве, в последних отсветах дня, была видна кровь Ло. Мэйтори поймал себя на мысли, что происходящее сейчас, кажется ему просто плохим сном, тяжелым кошмаром. И когда он проснётся, то все будет по-прежнему. Он настолько убедил себя в этой мысли, что начал в нее искренне верить.

Тэлион зорко осмотрелся вокруг, найдя нож Лотиэль. Завернув в тряпицу, засунул за голенище сапога.

«Отдам Лалвену», — печально подумал он.

Далее, перейдя луг, оказались в роще высоких дубов.

Быстро темнело, а под раскидистыми ветвями уже и вовсе, царили густой сумрак.

Сиглаэн лежал там, где и оставил его Мэйтори. Светлые волосы и лицо скорбно белели среди темных корней и прошлогодней листвы. На лице Сиглаэна навечно застыли удивление и обида. Кинжал, которым он так и не воспользовался, лежал неподалеку.

Мэйтори остановился и, не доходя до тела несколько шагов, стал ждать пока отец и Айлор, заворачивали тело в плащ, чтобы было удобней нести.

К стыду своему, Мэйтори подходя к тому месту, больше всего боялся, что тела не обнаружит. Это одновременно и пугало и вселяло хрупкую надежду, в то, что если бы Сиглаэн остался жив, то его ждало справедливое наказание, как того требовал обычай. Уж лучше гоняться за ним по лесам, чем прославиться на всю округу как убийца, не давший поединка Он снова и снова корил себя, что не послушался голоса разума. Но, увы, уже ничего не изменишь.

По дороге обратно никто не проронил ни слова.

Мэйтори плелся сзади, чувствуя себя никому ненужным, бесполезным и полностью опустошенным.

Убийство Лотиэль бессмысленное и жестокое, и эта гонка за Сиглаэном, казалось, выжгли его изнутри.

Сегодня был его предел. Предел чувств, физического и душевного напряжения, которого не способна выдержать, нетренированная психика. Организм требуя защиты, взамен затопил душу пустым безразличием и безучастием. Все самое плохое уже случилось, а что будет теперь с ним самим, было неинтересно.

Он еще никогда не убивал себе подобных и никогда не терял никого из близких. Оказывается, это страшно.



Когда они втроем появились под Древом в Морн-а-Маиир, было совсем темно. С неба сверкали звезды, которые на горизонте засвечивал восходящий Месяц. Вокруг дома в ветвях горели магические шары.

«Совсем как вчера на празднике» — тоскливо подумал Мэйтори.

Тело Лотиэль отмыли от крови и положили на деревянный полог, убранный тканью и ароматными травами.

Неподалеку Тэлион и Айлор положил Сиглаэна, завернутого пока только в плащ.

Все присутствовавшие как-то сразу стянулись к Старейшине, образовав большой круг, внутри которого, друг напротив друга, лежали два тела.



Старейшина, опустив голову, стоял над сыном. Казалось, он сразу постарел на сотню лет. В углах губ залегли скорбные складки, взгляд всегда ясных серых глаз потух.

Он медленно обвел долгим взглядом присутствующих, особенно пристально и жестко посмотрев на Мэйтори. Тэлион встал рядом с сыном, словно защищая от Айлора.

— Как утверждают, мой сын лишил жизни Лотиэль. Её нет.

Произнес он негромко, заставив прислушаться к себе и замолкнуть всех собравшихся.

— Мэйтори забрал жизнь у моего сына. Его тоже нет, — голос старейшины дрогнул. Прикрыв глаза, он глубоко вздохнул, но все же продолжил:

— По древнему обычаю, убивший соплеменника не имеет права находиться среди нас!

Айлор резко повернул голову в упор посмотрев на Тэлиона.

— Будет справедливо, если твой сын навсегда покинет эти места, так как Мэйтори не дал законного поединка Сиглаэну.

Все ожидали что Старейшина что-то скажет, но что скажет такое!

— Я не согласен, — в возникшей тишине, спокойно, но громко, возразил Тэлион, — Вряд ли Лотиэль вызвала Сиглаэна на поединок, да и он, не вызвал бы ее. Думаю, все уже знают, или по крайней мере, догадываются, что именно там произошло. Я считаю, Мэйтори отомстил за Лотиэль по всем законам и не о каком поединке тут и речи быть не может! Ты не имеешь права выгонять его.

Почти все одобрительно загудели.

Старейшина грустно кивнул.

— В твоих словах есть доля правды, но по правилам, Мэйтори должен был дать ему честный бой, а не прирезать под деревом, словно кабана. Это чистой воды убийство! — с гневной обидой ответил Айлор.

— А не убийство — заколоть мою дочь! — дрожа от ярости выкрикнул Лалвен, не смея больше молчать.

Нимиэль подняв голову от плеча мужа, покрасневшими от слез глазами, неприязненно посмотрела на Айлора.

— Это мы знаем только со слов Мэйтори, — парировал Старейшина.

— Ты подвергаешь сомнению слова моего сына? — с ледяным спокойствием снежной кобры спросил Тэлион.

— Нет, но он заинтересованное лицо и в этом деле еще много неясного. Если бы нашелся еще, хоть один свидетель.

— Каких свидетелей тебе еще надо? — выкрикнул кто-то из толпы.

Старейшина резко обернулся к крикуну.

— Ну представьте на минуту, что Мэйтори лжет. Что, если он пришел под дерево и обнаружил Лотиэль и Сиглаэна вдвоем. И приревновав, разом покончил с обоими. Потом, Сиглаэна оттащил к дубам, а Лотиэль принес домой...

Произнеся все это, Айлор сам удивился собственным словам. Но, это его сын и он будет защищать его честь до конца, пытаясь найти ему оправдание, даже такое нелепое и абсурдное, как это. Так, он уверен, поступил бы любой родитель на его месте.

Ему не дали договорить.

Поднялся такой гвалт, что последние слова Старейшины утонули в нем. Явно от горя разум у Главы Совета помутился. Хотя некоторые пожимали плечами, явно согласные с Айлором. Скорее всего, это были те, кому частенько доставалось от Мэйтори.

Айлор подняв руки вверх, стал призывать всех к порядку.

— Да поймите же вы! — он старался перекричать собравшихся, — Я не хочу утверждать, что так было. Просто надо помнить, что последний оставшийся в живых, всегда будет утверждать в свою пользу.

Он посмотрел в глаза Тэлиону, но, тот выдержал взгляд, стыдиться ему нечего, не его сын наломал из леса дров.


Мэйтори чуть не задохнулся от такой несправедливости. Он всегда уважал старейшину, но это переходило всякие границы.

Словно ища поддержки, обернулся на отца, но тот, прикрыв глаза, только покачал головой. Это означало и то, что сейчас, вмешиваться не стоит, и то, что слова старейшины, скорее всего, продиктованы отчаяньем и горем, так неожиданно обрушившимся на него. Что конечно, никак его не оправдывает.

Мэйтори исподлобья обвёл всех усталым взглядом. Ему казалось, что перед ним разыгрывается какой-то фарс. Ладно, несправедливо обидели его, но порочить доброе имя Лотиэль! Многие были сейчас заняты выяснением обстоятельств. Слишком редко происходит что-то неординарное, поэтому со всех сторон звучали не слова сострадания, а возникали все новые, невероятные версии случившегося. По-настоящему скорбели о потере соплеменников в основном близкие родственники.

Ему вдруг стало интересно, кто вообще из присутствовавших здесь сопереживает их горю.


Лалвен держал Нимиэль в крепких объятьях, словно, не давая ей упасть и умереть рядом с дочерью.

Эльфы из Морн-а-Маиир смастерили носилки, чтобы перенести тело Лотиэль. Рядом с ними сидели брат и сестра Элфин и Лионель.

Лионель плакала, а Элфин, подпирая дерево, безвольно свесил руки с согнутых колен и ушел в себя, уставившись в одну точку. Рядом, обнимая его за плечи сидела Алинэль.

Общее горе объединило подростков. Они казались сейчас такими одинокими, потерянными, беззащитными перед жизнью, словно птенцы, оставшиеся одни в большом гнезде. Вот вам свобода, летите! Но нужна ли она, эта свобода?

И тут Мэйтори встретился взглядом с матерью. Она смотрела только на него, по ее бледным щекам текли слезы.

Ему вдруг, стало стыдно. За её боль о нём, за бесконечную любовь и заботу, за ее каждодневное терпение всех его выходок и шалостей с самого детства. Вот та, что действительно понимает и беспокоится. И казалось, что в ее взгляде тоже сквозит легкий укор.

Она словно говорила: «Ну, вот, теперь ты понял, до чего может довести твоя вспыльчивость и непослушание?» Или он сам себе это придумал, потому что чувствовал вину за собой? Он печально опустил глаза, и старался больше вообще ни на кого не смотреть.

Споры вокруг не смолкали.


— Интересно, если бы это был Сиглаэн, ты бы тоже выгнал его?! — выкрикнул тот же голос из толпы.

Старейшина смешался, но быстро нашел, чем ответить.

— Вы забыли, кто взорвал верхний ярус школы? — на поляне повисла тишина, — А кто подсунул учителю огненный шар? Кто подменил порошок для трансформации коры, на дымник, вынудив срочно эвакуировать всех учеников и преподавателей из-за едкого тумана. Между прочим, воняло потом целую нэю. И это, в Древе знаний и наук!

Слова старейшины воскресили в памяти описанные события и среди толпы послышались придушенные смешки их участников. В основном, молодежи.

— Да это же детские шалости! — примирительно послышалось из толпы, — Тоже, с убийством сравнил!

— Кто вызывал на поединки практически половину учеников, и даже несколько учителей?! — грозно спросил Старейшина, — А кто, еще не далее, как вчера вечером, обещал расправиться с Сиглаэном! Все слышали это? — Айлор обвел гневным взглядом притихших эльфов, пристальней остановившись на Мэйтори.

В толпе послышались одобрительный гомон. Вчерашняя драка была у всех на слуху.

— Правильно, таким не место в гвейсе! – послышалось с дальних рядов.

— Каждый должен отвечать за свои поступки, — вторил еще один доброхот.

— Да вы с ума сошли! Гнать ребенка из долины без доказательств и разбирательства, — заступился давешний голос.

— Верно, разбираться надо! – поддержало еще несколько голосов.

На поляне поднялся шум. Каждый стремился выразить свою точку зрения.

— Слушайте, — устало произнес старейшина, — Давайте хотя бы сейчас, не будем спорить и ругаться, — он посмотрел на тело сына.

— Кто прав, а кто виноват, мы выясним на общем Большом Совете, но это будет после того, как мы похороним наших детей. Тем более, я уверен, за это время найдутся хоть какие-нибудь свидетели или улики, что прольют свет на эту ситуацию. Но это будет решать уже новый старейшина. Это, мое последнее слово. Свое последнее решение я уже вынес! — сказал он уже громче.

— Я добровольно слагаю с себя обязанности старейшины, вы вольны выбрать себе следующего!

Он порывисто снял символ власти, украшавший шею и подойдя к ближайшему дереву, повесил его на нижнюю ветвь. Посох приставил туда же.

Далее он тихо продолжил:

— Наверное, я был плохим вожаком, раз допустил такое. Простите меня, — горько сказал он уже совершенно с другим выражением лица.

Подняв на руки тело сына, он медленно пошел прочь.



Никто не ожидал такого поворота событий. Да, случаи, когда старейшина сам отказывался от титула, были. Но это, как правило, происходило на совете, в присутствии большинства гвейса, но никак не на поляне с двумя трупами.

Получалось, что на три дня они остались без главы. Однако советники никуда не делись и посовещавшись, церемониальный посох и подвеску, решено было оставить у Тэлиона. Пока просто на сохранение.

Понятно, что последнее решение Айлора об изгнании Мэйтори было необдуманным и ошибочным. На новом совете общим решением, оно будет скорей всего отменено. Но пока оно в силе. И если бы Мэйтори был совершеннолетним, то он, уже собирал свои пожитки и готовился отбыть за пределы Нэрт-а-Нэлл.

Однако очевидность ошибки была налицо, так что советники махнули рукой и не стали препятствовать присутствию Мэйтори на похоронах. Тем более, все видели его отношения с Лотиэль и не дать ему попрощаться с ней, было бы слишком жестоко.


Лёэлья Саливэль сидевшая на коленях в изголовье у Лотиэль, казалось, ничего не видела и не слышала, что происходило вокруг. Сложив ладони перед лицом, она беззвучно пела. Понять это было легко по движению губ. Мэйтори догадывался что именно она пела.

Когда кто-то умирает не своей смертью, душа, не подготовленная покинуть тело, как бы застревает между смертной оболочкой и тонким миром. Что бы помочь душе быстрее слиться со Светом, нужны особые заклинания, помогающие преодолеть этот последний путь через миры. Когда тело и душу ничего не будет связывать, тело предадут огню, и поднявшись вместе с дымом и искрами, душа сольется со всем сущим уйдя в Свет.

Лёэлья взывала к Марре, богини смерти, чтобы та помогла Лотиэль беспрепятственно покинуть этот мир и встретиться с Миррой, богиней жизни. Чтобы позже возродиться вновь. Так верили эльфы.
Вот кому действительно было не безразлично происходящее.

Когда скорбная процессия была готова покинуть поляну, Мэйтори подошел к ним. Он долго держал Лотиэль за руку, не отпуская и не позволяя носильщикам сделать и шага.

Лалвен, положив ему руку на плечо, кивнул, призывая идти с ними. Мэйтори обернулся на родителей, те были не против.



Все следующие дни и ночи, он провел возле Ло. Никто не гнал его. Ему не хотелось ни есть, ни спать, ни даже видеть родителей.

Кто-то приходил и уходил, многие искренне поддерживали и сочувствовали, но Мэйтори не видел лиц, не слышал голосов. Когда Нимиэль и лёэлья пришли переодеть Ло к последнему ее путешествию в этом мире, он и тогда не ушел, а просто сидел в углу и ждал, пока они закончат.

Когда те, наплакавшись, удалились, Мэйтори вытащил из нагрудного кармашка свой свадебный подарок и одел его на руку Лотиэль. Он сделал его только для Ло, ей он и достанется, пусть даже и после смерти. Белое платье на ней, было новое, сшитое матерью специально для обряда, которого уже не будет. Он бережно, в очередной раз, пригладил волосы, поправил одежду. Мэйтори казалось, что она просто спит и вот-вот проснется.

Он смотрел и не мог поверить, что ее больше нет. Вот же она, лежит рядом, а он держит ее за руку. Но ее нет. Разве так бывает?

Мэйтори плакал. Хоть и понимая, что зрелище это весьма жалкое, но ничего поделать с собой не мог. Нельзя утешить плачущего мужчину, надо просто оставить его в покое.

Сколько времени прошло, он не знал. Ему хотелось лечь рядом, и уйти вместе с ней. Но настырное сердце, упорно билось в груди, толкая жизнь по венам.

Иногда ему казалось, что он теряет разум, что это все неправда, какое-то наваждение, которое должно пойти с наступлением утра. Но солнце, вставшее в последний раз для Лотиэль не развеяло морока.

Когда родственники пришли забрать Ло для погребения, он кинулся на них, сделав слабую попытку отбить, не позволяя уносить ее, дать еще хоть один день побыть рядом с нею.

Лёэлья быстро успокоила его, приложив теплые, чуть сияющие магией ладони к вискам. Он уронил голову ей на плечи и так стоял, долго слушая ее утешения.

Потом он послушно брел рядом с носилками, держа Лотиэль за руку на которой был его подарок.



Утро выдалось хмурым и холодным.

Солнце, едва появившееся над горизонтом, тут же заволокло низкими, серыми облаками. Ветер, дувший с севера, был сырым и порывистым.

Выглядел Мэйтори неважно. В помятой рубахе, которую одолжил ему Элфин, и все тех же штанах с пятнами ее крови. Он ни за что не хотел переодеться, ему казалось, что, таким образом, Лотиэль словно присутствует рядом.

Ему плевать было на то, что о нем думают остальные. Поддерживают или обвиняют. Сейчас ему нисколько не жаль. Ублюдок получил своё.

Мысли о нем, всколыхнули такую жгучую ненависть, что он убил бы его еще раз не задумываясь. Было страшно открывать в себе самом такое, но это было правдой. И он принял ее на удивление спокойно. Сейчас он был готов продать свою душу кому угодно, хоть Морку, лишь бы Лотиэль снова была жива.


У разных народов разные обычаи.

Люди хоронили своих умерших в земле, уложив в деревянный ящик.

Гномы, делали гроты в пещерах и помещали умерших туда.

Орки, оставляли в лесу на съедение животным.

А эльфы предавали огню — первой возникшей в Мире стихии.

Прах собирали, сложив в специальный сосуд, только потом предавали земле. Им казалось, что так наиболее правильно. Вместе с дымом в небо уходит и душа, а то, что оставалось, возвращали земле. Каждому своё.

На территории Лунной Травы, на большой поляне, что возле ручья, сложили большой костер. Бревна были выложены поленницей в форме круга. На их возвышении было установлено последнее ложе для Лотиэль. Большой круг был заключен в малый круг, словно стеной, сложенный из бревен и веток поменьше. Конечно же, деревья использовались только сухие. Мертвые.

Чтобы дерево загорелось все и сразу, его полили горючим маслом.

Носилки с Лотиэль украшенные цветами и травами по специально устроенным ступенькам, внесли наверх и поместили в середину. Самые близкие уже простились с ней, а Мэйтори поцеловав в последний раз, все никак не хотел отходить. Лалвен с Тэлионом буквально силком стащили его вниз.

Поджигали с четырех сторон – по сторонам света.

Когда бревна загорелись, подожгли внешний круг. Пламя с ревом взметнувшись высоко к небу, полностью скрыв за собой тело Лотиэль.

Никто не прятал слез.

Два рода, собравшиеся вместе, стояли возле бушующего пламени и пели.

Это была древняя погребальная песня, долгая и грустная. В ней говорилось о жизни и смерти, о любви и ненависти, о том, что покидая этот мир, всякий должен оставить о себе добрую память тем, кто еще жив. Ее редко пели для молодых. Мэйтори беззвучно произносил слова и до него, наконец, стал доходить их глубокий смысл.

Пламя пылало.

Мэйтори смотрел, как дым поднимается в низкое серое небо, смешиваясь с тяжелыми, набрякшими к дождю облаками.

Пламя гудело.

Уже давно скрылась из глаз фигурка его невесты, так и не ставшей женой. Новый дом остался без хозяйки. Но, и ему там не жить.

Он вдруг вспомнил недавний разговор на реке. Неужели Ло чувствовала что-то? Юноша похолодел от этой мысли. Ему и в голову не могло прийти тогда, что он так скоро потеряет ее. «Не знала, не могла знать!», но все равно страшно сейчас вспоминать тот разговор. Ее выражение лица, грустную улыбку. Почему не уберег? Опоздал, всего на десять шагов опоздал. И все из-за того проклятого камешка, забившегося в обувь. Это он должен был сражаться с Сиглаэном. Не Лотиэль. Он сам!

Еще одной большой ошибкой было преследовать белобрысого. Теперь, Мэйтори уже в этом не сомневался. Эта мысль, будет теперь вечно преследовать его. В ее смерти, выходит, виновен он сам.

И тут, не отдавая себе отчета, в том, что делает, он с места кинулся в бушующее пламя.

Кожу обожгло, ресницы и волосы опалило, и даже знакомый до боли женский крик не смог остановить его.

Только неожиданно, резко дернуло что-то назад. Мэйтори со всего маха опрокинулся на спину, больно выбив о землю воздух из легких.

Это Саливэль мощным заклинанием остановила его, словно привязанного за веревку, вырвав обратно из огня.

Мир закружился и земля начала уходить из-под ног. Мэйтори не в силах больше стоять, опустился на колени, и так сидел до тех пор, пока весь костер не догорел.

Пламя ревело.

Изъеденные огнем нижние бревна не выдержали, и вся конструкция обрушилась внутрь себя. Выпустив в уже темнеющее небо сноп горячих золотых искр. Они взметнулись высоко, и мерцающим звездным дождем стали падать вниз. Так, наверное, Лотиэль попрощалась с ними. Но Мэйтори казалось, что это предназначалось только для него одного.

И это конец.

Не будет больше ночных прогулок у реки, путешествий верхом на лошадях, встречи рассвета. Он больше никогда не увидит ее глаз, не почувствует запаха волос, не коснется маленьких нежных рук. Не поцелует среди поляны папоротников, и не отнесет на их совместное ложе в Древе, а она никогда не родит ему детей, мальчика и девочку. Ничего этого не будет. Казалось, что внутри разливается какая-то беспредельная черная бездна. И ничто не сможет ее теперь заполнить.

Огонь становился все ниже, большие бревна рассыпались на части, но ветер, то и дело вдувал в них жизнь, зажигая внутри красные язычки пламени.

Костер догорел и возле Мэйтори остались только родственники. Остальные, допев песнь, не простившись ушли.

Настало время переложить прах Лотиэль в специальный сосуд. Почувствовал, что кто-то тронул его за плечо. Обернувшись, увидел Лалвена.

Собирать прах было обязанностью родственников. В данном случае, это должен сделать отец, или муж эр-вэль. Но мужем ей Мэйтори так и не стал.

Сегодня, однако, еще раз сделали исключение. Нимиэль одобрительно кивнула, подтверждая решение мужа.

Мэйтори с благодарностью принял из рук Лалвена небольшой белый керамический сосуд. Навершие его крышки было выполнено в виде присевшей на цветок бабочки.

Поднялся с колен и на негнущихся от долгого сидения ногах медленно пошел к кострищу. В самой середине, где угли еще дышали жаром, собрал то, что можно было собрать. Больше всего боялся увидеть недогоревшие останки, фрагменты скелета, но этого не было. Лишь серый пепел, смешанный с золой, да покореженный пламенем браслет. Он аккуратно сложил все в погребальный сосуд, отдал в руки Нимиэль.

Уходя с поляны, Мэйтори обернулся. За лесом поднимался еще один столб дыма. Это в Серебряных Листьях горел костер Сиглаэна.



Похоронить решили возле их древа. Отец Лотиэль не возражал. Там было красивое место, Ло очень любила его, но по страшному стечению обстоятельств, оно стало местом ее гибели.

Туда отправились только близкие: семья Лалвена, семья Тэлиона, и лёэлья Саливэль.

Отец Лотиэль достал охотничий нож, предварительно снял сверху дерн. Выкопал небольшое углубление. Как раз такое, чтобы полностью уместился сосуд с прахом. Мэйтори помогал ему руками. Дёрн с травой отложили в сторону, чтобы потом, прикрыть голую землю. Ведь следующей весной снятая трава приживется, и там – так же, как и везде - будут распускаться цветы.

Все остальные, молча стояли позади. Лишь слышны были тихие вздохи, да шум ветра в ветвях дерева.

Еще чуть-чуть, и последняя ниточка, связывающая Лотиэль с этим миром, окончательно порвется.

Сосуд дали подержать каждому из присутствующих, чтобы все смогли вслух или про себя попрощаться с ушедшей. Передал Мэйтори.

— Это я виноват, — тихо сказал он, — Простите меня.

Тут же почувствовал, как сильная мужская рука участливо сжала плечо. Словно уверяя, что не он является причиной ее гибели.

Он держал ее на коленях. Медленно, задумчиво поглаживая гладкие бока сосуда, все никак не решаясь поставить его на дно ямки.

Смотрел на тяжелые облака, на свинцовую воду в ручье, на притихшие перед бурей деревья. Казалось, все утонуло в сером безмолвии. Совсем как тогда, на реке, когда Лотиэль спросила его о смерти. Мэйтори казалось, что теперь весь мир будет для него таким, серым и безжизненным.

Оглянулся. Позади, уже никого не было. Родственники милосердно позволили ему в последний раз побыть с ней наедине.

Он смотрел на надвигающийся сплошной стеной из-за леса дождь. Прилетевший порыв ветра взметнул волосы, дохнул сыростью и холодом. Мэйтори закрыл глаза и подставил лицо под первые, тяжелые капли дождя. На разгоряченной после огня коже они казались ледяными.

Небо напополам, беззвучно, разорвала красноватая молния, но грома пока не было, словно он затерялся среди вихрящихся куч облаков. Дождь торопливо забарабанил по листьям. Сначала они сдерживали натиск влаги с неба, но вскоре по волосам уже катились проворные ручейки, затекая за шиворот. Рубашка быстро промокла, противно прилипнув к телу. Еще раз сверкнуло, и в небесах тут же откликнулось громом, — долгим, раскатистым, тяжелым. Дождь пошел сильнее, хлестнул сильный, порывистый ветер. Он гнул деревья, ломал ветки, обрывал листья.

Но это было немного в стороне. Казалось, что непогода обошла их дерево, показав всю мощь природы совсем рядом, за лесом. Там, где уже не было видно второго столба дыма.

Буря налетела и прошла, оставив после себя тяжелые тучи и мелкий, промозглый дождь.

Долго сидел он так. Вспоминая и грустно улыбаясь воспоминаниям.

Невидимое за темными тучами солнце стало садиться за горизонт, окрашивая их в бурый с карминовыми прожилками цвет.

Мэйтори опустил сосуд на дно уже оплывшей от дождя ямки с налетевшими туда опавшими листьями. Молочно-белый, словно излучающий слабый свет, он, казалось, совсем не к месту, смотрелся внутри чёрного углубления.

Аккуратно засыпав тяжелую землю, заботливо уложил зеленый дёрн сверху. Спустившись к ручью, мутному и разбухшему после дождя, набрал белых округлых камешков, и обложил ими образовавшийся холмик вокруг

Он вымок до нитки и продрог до костей, но уходить мучительно не хотелось. Постояв, еще некоторое время рядом, все же медленно побрел домой.

Вот и всё. Это конец.

Отойдя немного, Мэйтори не выдержал и обернулся. Дерево, не измененное до конца, казалось теперь заброшенным, одиноким, словно осиротевшим. И лишь небольшой холмик неподалеку напоминал о присутствии Лотиэль в этом мире. Эльф стоял под дождем и пытался запомнить каждый листик на дереве, всякую мелочь, унося в памяти как можно больше.

Тогда он и подумать не мог, что это только начало.

----------------



продолжение: http://www.proza.ru/2017/01/29/2348

если вы добрались до конца, то это карта: http://www.proza.ru/2017/05/04/954