Годы перелома 1907 - 1927

Николай Коновалов 2
      
 

            Г о д ы   п е р е л о м а  ( 1907 – 1927 ).                Содержание:     1. Введение. 2.Что имели. 3. На чём споткнулись. 4. Спаситель объявился. 5. Явленье старца Григория. 6. Шаг в пропасть – Первая Мировая. 7. На арене – РСДРП. 8.Дальше, дальше - в никуда.   9.Закат самодержавия. 10.У власти - "временные". 11.В город - начало конца - лазутчики тихо вползли.     12.Даёшь революцию - пролетарскую.   13.Ваше слово, товарищ "маузер".   14.У власти - большевики. 15.Долги, кругом - долги.   16.Дальше, дальше - вниз. 17.Разгон "Учредиловки". 18.Предпосылки к апокалипсису. 19.Так кто они - вожди. 20.Готовим Гражданскую. ПРОДОЛЖЕНИЕ. 21.Война Гражданская - началась. 22.Незабываемый 1919 - и далее. 23.Гражданскую - избыли. 24.Так где они - райские кущи.     ОКОНЧАНИЕ   25.Спасенье - НЭП. 26.Без Ленина. 27.Заключение.                1. Введение   Ближе и ближе к нам дата знаменательная: столетие события, получившего название – «Великая Октябрьская социалистическая революция». Как никакое другое – это вот событие вызывает всю сотню лет прошедших разноречивейшие оценки: от непомерного восхваления до столь же громогласных проклятий (полнейшего неприятия). Так кто ж тут прав, на чьёй стороне правда – поди-ка, разберись (и факты ведь – столь же разноречивы, оценка их полностью от точки зрения зависит – с какой стороны и под каким углом взглянуть). Многие и многие личности выдающиеся (и – во всём мире) пытались объективно (в меру своей добросовестности) разобраться во всех хитросплетениях тогдашних исторических, выявить истину – а получался опять-таки клубок противоречий, оценки диаметрально-противоположны (хотя материалы-то исторические – одни и те же они использовали). Так почему бы не попробовать – оценить события тех лет с точки зрения здравого смысла рядового обывателя, не обременённого никакими учёными степенями, потому – и не втискивающего свой кругозор в границы какой-либо научной школы. Просто: рядовой гражданин со средним уровнем интеллекта, перечитавший до этого кучу книжек исторического содержания и имеющий солидный жизненный опыт, порассуждает на заданную тему. Руководствуясь при этом общеизвестным постулатом: ведь все - даже наисложнейшие самые - явления составляются из  суммы простейших причин-побуждений-обстоятельств. И ежели аппарат мыслительный средней, так сказать, "производительности" не сможет анализом охватить всё громадьё явления - так выбирает из причин характерные самые, обдумывает-анализирует поотдельности - и итог "раздумий" переносит на всё уж явленье (целиком). Для полноты осмысления такой принцип, конечно же, малоприемлем - но для дилетанта сойдёт и этак.  Но при этом с оговорками: использоваться будет только собственная память, без сверок с источниками – потому допустимы некоторые неточности и смещение дат (принципиально на общий ход событий не влияющие).  И ещё: термины научные по возможности применяться не будут (ими обычно прикрывают неповоротливость аппарата своего мыслительного). Вот и приступим, : что ж произошло тогда, сотню лет назад, кто кашу крутую историческую заварил – которую и до сих пор расхлебать не могут. Вот для того, чтоб вплотную приблизиться к оценке тех событий, рассмотрим в начале реалии предшествующих лет, понять попробуем: что мы имели на начало периода исторического рассматриваемого, что мы обрели (или – потеряли) в результате слома того грандиознейшего, сдвига даже мирозданья тогдашнего.
2.Ч т о  и м е л и   Матушку-Россию нашу природа не обделила, всем наградила – что только в мире имеется материально-сущего. Потому и имели всего-разного – в соответствующих масштабах грандиозных.   Принявши за точку, так сказать, отсчёта год 1913-ый (год трёхсотлетия правления дома  Романовых), перечислим «активы» действительности тогдашней. Имели мы на тот момент Империю обширнейшую и богатейшую (по всем ресурсам природным – никем не превзойдённую). Развиваясь по путям, Историей предопределённым – страна по преимуществу аграрной была, в чём – и преуспела. В результате реформ столыпинских не только себя продуктами питания обеспечивали – но и соседние государства подкармливали (в 1913 году на экспорт ушло 15% выращенного зерна). Следуя тенденциям мировым, на смену феодализма уж и капитализм припожаловал в Империю – и вызвал бурный рост промышленного производства: кораблестроение развивалось, машиностроение, даже – самолётостроение (легендарный аэроплан «Илья Муромец» тому примером). Сеть и обычная дорожная (почтовые тракты), и железнодорожная развивалась темпами невиданными (Транссиб вовсю уже функционировал). По темпам роста промышленного производства (по итогам 1913-го года) Россия вышла на первое место в мире, по мнению аналитиков-экономистов – через десяток лет при сохранении таких темпов страна превратилась бы в мирового лидера. Финансовая система приобрела надёжнейшее основание – все бумажные деньги на сто процентов покрывались золотым запасом (в развитых странах европейских – и до пятидесяти процентов не дотягивали). Совершенствовались сельскохозяйственные орудия: соха уж в прошлое отошла – её полностью плуг вытеснил. Косилки-жнейки (так называемые «лобогрейки») появились повсеместно, молотилки-веялки. Менялся быт: в городах уж и электрическое освещение появилось, в деревнях – лампы керосиновые.     Отступление: вот на этом, на лампах керосиновых, остановимся поподробнее. В трудах исторических на таких-то мелочах акцент не делается – а зря, по-моему – лампа в своё время влияние заметнейшее оказала на быт деревенский. Ведь пока лучиной освещались – и распорядок весь жизненный подчинялся световому циклу: работ никаких при таком освещении тусклом не производилось. Можно, конечно, было шерсть попрясть (с прялкой да с куделью управляться можно было и наощупь). При известном опыте можно было и повязать на спицах – но что-то совсем уж простое (ведь петли при таком-то освещении никак не сосчитаешь). Дальше свечи пошли, светосила чуть помощней – так дороги они, их в особых только случаях жгли. А вот лампы появились керосиновые со стеклянными «пузырями» - как раз для деревенского быта подходяще: и не дороги относительно, и светосила приличная (даже у так называемой «семилинейной» лампы. А уж если на «десятилинейную» разориться, с фитилём широченным – тут освещенье уж и роскошным воспринималось). И уж можно было не только прясть-вязать – но и шить, по мужской части – и обувку починить, валеночек подшить (да и в пимокатне новые изготовить-«скатать»), подточить-подремонтировать что-то. То-есть день рабочий намного продлился в деревне, больше светового времени стало оставаться для основных земледельческих работ (вот только, поговаривать стали, рождаемость понизилась: раньше-то, спозаранок в постель укладываясь, времени и на сон хватало, и на то – чтоб детишек понаделать. А тут – уж не до глупостей: успеть бы поспать). То-есть получается: простейший агрегатик, лампа керосиновая – а чуть ли не сдвиг в экономике села произвела (слава, слава, слава изобретателю её. Да «колонисту-империалисту» Нобелю – выделку керосина отладившему).   И внешне даже изменилась деревня (город – в меньшей мере). Раньше-то все в домотканину одевались тусклоокрашенную (вот бы любого бомжа бы нашего туда – за барина бы приняли) – а теперь в достатке (и по ценам приемлемым) ситцы разноцветные хлынули в деревню, бязь-сатин да саржа. Уж теперь только «исподнее» из грубой холстины шили хозяюшки – на верхнее же платье ткани фабричной выделки шли. Девки в шалях-полушалках ковровых ярких щеголяли – розанчиками все цвели. Резко, заметно быт деревенский поменялся.   Не всё, конечно же, гладко и без сучка-задоринки шло, сказывалось наследие крепостничества ещё: зародившийся рабочий класс (так называемый «пролетариат») повсеместно «зажимали» хозяйчики – стремясь к прибылям несоразмерным. Но постепенно и здесь сдвиги намечались: Правительство широко практиковало выдачу концессий заграничным предпринимателям (шахты угольные, рудники, металлургия и металлообработка, золотодобыча, нефтяные промыслы) – они привносили при этом «европейские» (более гуманно-прогрессивные) критерии в процессы производственные (попутно – и в быт наёмных работников).   Осваивались и национальные окраины – хоть и медленнее по сравнению с центральными районами империи. Но и там очаги ускоренного развития стали появляться (иногда и прямо-таки экзотические: на территории Ферганской долины рудник был создан по добыче радия).   От общих тенденций отставало – и заметно – образование только (на начало века грамотным было лишь 25% населения). Но в 1908-ом году введено было на государственном уровне всеобщее бесплатное начальное образование, стало стремительно увеличиваться число школ (как земских – так и церковно-приходских), уровень грамотности неуклонно повышаться стал.                3. На  чём  споткнулись.   Ну что, кажись, ещё нужно россиянину – живи да радуйся, богатей вместе с государством (Богу только помолиться во-время не забывай: о сохранении благ свыше данных). Чем и занято было большинство народонаселения. Но только – нет, не все. Мыслящая-то часть (интеллигенция в основном) успокоенность всеобщую да благодушие не разделяла, по мнению меньшинства тогдашнего – на слишком зыбком да ненадёжном основании зиждилось благополучие Империи. «Экономика» крепла повсеместно да «разбухала», «Политика» же (общественное то-есть устройство) явно отставала от запросов того периода исторического. Самодержавная форма правления к тому времени полностью изжила себя. Держава как бы переросла самодержавие, впечатление у современников складывалось: будто на мощнейший торс экономический ветхий кафтан старательно напяливают, самодержавие (а он трещит да лопается по всем швам). Менять, менять необходимо было форму правления, о чём обстановка тех лет не просто требовала – а уже кричала (перемен требуя – чтоб краха избежать).   И ведь, кажись, путь для перемен известен и разведан, не нужно и аппарат мыслительный напрягать для выбора. Превратить надо монархию в конституционную – и большинство проблем сразу исчезнет – растворившись в усилиях по внедрению нового миропорядка. Всего будто и потребуется – часть законотворчества передать-делегировать «в низы», в народ (через депутатов, тем же народом избранных). И уж дальше неудача случись любая, провал хоть в экономике, хоть в политике – и ответственность поделить уже можно с теми же избранниками (вы, мол, сами так-то вырешили – а я только санкционировал). И примеры подобного мироустройства имеются – и успешные. Британская, например, Империя – веками уж выживает при конституционной монархии – и ничего, крепнет, в «хозяйку морей» превратившись.                Всё тут, кажись, ясно, всё – понятно, руководствуйся примерами – и действуй, укрепляй-спасай Державу. Ан нет – и тут камень преткновения выявился-выпятился. Проблемы-то реформирования квалифицированного Исполнителя требовали – а таковой не обнаружился в нужный момент. Верховная ведь власть в Империи российской – самодержец, император. Гримаса же историческая (в наказанье, видать, за грехи накопившиеся) усадила на  трон личность, ни по каким показателям и качеству не соответствовавшую требованиям момента. Ну не подходил император тогдашний, Николай Второй, к роли Преобразователя, никак не подходил: ни по личным своим качествам, ни по свойствам характера, ни по уровню интеллекта. По единодушным свидетельствам современников, по оценкам поступков всех – был он человечком средних способностей (на командира где-то полка он ещё тянул – но никак не выше). На тот же момент решительность требовалась, дальновидность да прозорливость – незаурядные (на уровне тех, обладал которыми предок тогдашнего императора, Александр Второй-«Освободитель»). Вот он, пример мужа государственного: дай то, что массы требуют, не ожидай – пока они сами это возьмут. Будто б и ясно всё и очевидно – но не дотягивал, никак не дотягивал самодержец тогдашний до нужной планки, никак на преобразованья не мог решиться. И даже в своей «тронной» речи недвусмысленно заявил: мол, не должен народ надеждами неосуществимыми тешиться, ломки устоев – преобразований решительных – не будет (самодержавие останется неограниченным – согласно традиций многовековых).   Так вот и похромала дальше Держава: одна «ножка» (экономика) твёрдо выступала, вторая («политика») – подламывалась постоянно. Там, там и там очаги недовольства вспыхивали – но пока что их подавляли своевременно. Но тут недальновидно (при тех-то средствах сообщения да удалённости от центра театра военных действий) впуталась Империя в войну с Японией (но не только – за «япошками» и более солидные противники просматривались). Вознамерились было (при взрывах общего энтузиазма) шапками закидать коротышек желтолицых-противников (их ведь и по-двое можно на штык насаживать) – да вот сразу стало не выплясываться, дальше-больше – да и проиграли войну. Мир пришлось срочно заключать – и уж тут только стараниями графа Витте не обернулся он полной капитуляцией, в тех-то обстоятельствах – достойно даже (учитывая мнение общественное) выпуталась Империя (хоть и прозвали потом администратора талантливого «графом Полусахалинским»).   То-есть с точки зрения военной, хоть и с потерями громадными – но краха избежали. А вот с точки зрения политико-экономической – тут уж не то, тут – хаос, разруха, разлад всеобщий. Проблемы, десятилетиями копившиеся, обострились вмиг после неудач военных, во-время некому было распутать клубок проблем и противоречий из-за слабости власть предержащих на тот момент – и грянула в России революция (по мнению самих-то вдохновителей и «затравщиков», на успешно-победное её завершение не надеявшихся – как прелюдия, как репетиция к настоящей, более «квалифицированно» подготовленной). «Красный петух» запорхал из края в край (в центральных в основном районах страны) – усадьбы жгли помещичьи, амбары-кладовые расхищали – по хатам растаскивая добрецо. Не успевали хозяева усадеб скрыться – расправлялись и с ними (на «шворку» барина – и пусть в петле качается). Где-то и справедливо (как возмездие за угнетение многолетнее), где-то и потому просто, что возможность появилась сущность свою звериную проявить – жестокое своевольство захлёстывать стало Империю. Команды усмирителей, казачьи отряды мотались по просторам обширным российским – нет, не успевали везде-то (один очаг загасили – так рядом ещё два вспыхивало). Отсутствовало твёрдое и дальновидное руководство: не только следствия надо было устранять – но и причины выявлять (определившись – корни сами недовольств всеобщих выкорчевывать). Нужен был администратор способностей незаурядных. И – во спасение Державы – таковой отыскался: премьер-министром (главой Правительства) был назначен саратовский губернатор П.А.Столыпин.                4. С п а с и т е л ь   о б ъ я в и л с я.   Принявши на себя и руководство МВД, сосредоточивши власть в одних руках, Столыпин скоренько, действуя жёстко и последовательно, «прихлопнул» революцию, ценой жертв немногочисленных – от больших ещё потрясений предохранил Империю (последующие обвинения его в излишней жестокости можно считать неосновательными: по сравнению с цифрами потерь в годы последующей Октябрьской (так называемой) революции да в годы сталинских репрессий – несолидно-мелкими выглядит количество смертных приговоров (за период с 1905 по 1910 годы военно-полевыми да окружными судами было вынесено 5735 смертных приговора, в исполнение приведено – 3741. Для последующих «революционных» правителей – что для Ленина, что и для Сталина – такие цифры даже и внимания ихнего не заслуживали. ЧК, трибуналы военные, НКВД да МГБ – иногда и за один день столько-то «шлёпали»).   Покончив с революцией – перешёл Столыпин к устранению причин, зло то породивших. Перво-наперво – к реформам хозяственно-административным. Благодаря тому, что Россия всегда была талантами богата (во всех сферах) – он удачнейше сформировал «под свои замыслы» и команду соответствующую. Главное – назначил Министром финансов Коковцева В.Н. – из тех, о ком говорят – для него интересы государства превыше всего. На прочие посты ключевые также рассадил новый премьер достойных людей, и реформы не просто пошли – покатились даже ускоренно. Так как Россия – страна «мужицкая» в основном, то и реформы были направлены на обогащение этого самого «мужика». Главной бедой тогдашней (из-за возросшего количества населения) было безземелье в центральных губерниях – пахотных земель там катастрофически не хватало. Выход тут один: убрать-переселить лишнее население из центральных губерний – в Сибирь и на Дальний Восток. Чем Правительство и занялось – и успешно, потянулись артели земляков-переселенцев: и «своим ходом», и морем (через Одессу – и на Дальний Восток), и по железной дороге, и по внутренним водным путям. И – заработал, заработал (хоть и со скрипом неизбежным) механизм реформенный, очень скоро – и результаты проявились (избыток зерна товарного).   Отступление: уж тут я могу из первых, так сказать, рук почерпнуть сведения – мои предки в те как раз годы переселились из Самарской губернии в Сибирь (в Прииртышье). Пр ихним воспоминаниям (в отличие, например, от по-дурацки организованной хрущёвской «Целины» в 1954-ом году да нынешней жалкой попытки повторения реформы Столыпина – пресловутый «дальневосточный гектар), организовано переселенье тогдашнее было чётко, всё продумано было и предусмотрено. По прибытии (доставка – за казённый счёт) на места отведенные переселенцы тут же получали денежные «подъёмные» из расчёта: чтоб каждая семья могла приобрести лошадь, корову, мелкий скот, птицу. Сельхозинвентарь предоставлялся  бесплатно, исходя из разработанных норм: плуг, борона, упряжь, телега – на каждую семью, сенокосилка да жатка (так называемая «лобогрейка») на пару, кажись, дворов. Молотилка-веялка – на несколько уже дворов. На первый посев – семенами обеспечивали. Полностью от налогов освобождали на первые послепереселенческие годы. То-есть трудись только, проливай пот – да богатей. И – работали, и – богатели: у нашего вот семейства в первое же лето 1907-го года, выдавшееся на редкость даже урожайным, уж и зерно излишнее, «на продажу», появилось после сбора урожая. Так и дальше – с запасом – пошло.                Наряду с сельским хозяйством (самый болезненный узел проблем) успешно и промышленность стала развиваться, транспорт, прочие все отрасли хозяйственные. А коль деньжонки в карманах появились, забогатели чуть-чуть – можно и «политикой» заняться, и тут подвижки заметные произошли. Мировые тенденции обозначали путь – с болью-кряхтеньем обычным «расейским» втаскивалась-поднималась держава по ступенькам демократизации, хоть робко ещё – но выворачивала на накатанный зарубежным опытом путь – в конституционную монархию преобразовывалась. В 1906-ом году выборы прошли в создаваемую Государственную думу, и даже (уж это – верх либерализма) из 500 избранных депутатов 18 мандатов получили так называемые «эсдеки» (социалисты-демократы. Малочисленная тогда РСДРП выборы проигнорировала). Первый блин, конечно же, комом получился (как всегда) – просуществовала дума всего три месяца. Ажиотаж неуместный проявили депутаты, запросы (как из мешка – один за другим) посыпались в адрес верховной власти. Вопросы все – острые, «перезревшие» уже в обществе, ответы вразумительные на них не находились, потому – «прихлопнул» думу император своим указом (часть депутатов похватали потом – да в «кутузку» их). Но процесс-то – пошёл, пошёл (как любил повторять впоследствии первый – и единственный – Президент СССР). В 1907-ом году выборы прошли во Вторую думу, уж тут ярко обозначившиеся противники режима существующего, социал-демократы, получили 65 уже мандатов. Вновь запросы посыпались, неудобные для власти, сотрясающие сами основы самодержавия. Премьер Столыпин попытался пригасить накал страстей – выступил с пламенной (но и – холодно-разумной) речью. Заявил: дайте мне два десятка лет спокойствия – и держава выйдет в мировые лидеры. Ещё упрекнул депутатов: вам, мол, господа (судя по вашим запросам) , нужны великие потрясения – нам же, Правительству, нужна великая Россия. Да, существует масса «вопросов» всяких, будут они решаться в своё время – но не всё же и не сразу, как вы требуете. Нет, не образумились и после выступления премьера, продолжили пылать-грохотать (с февраля по июнь) – распустили и их (но уже без арестов последующих). Тут же и в Третью думу выборы провели, состав её изменился уже в нужную для власти сторону, решающее большинство перешло к «правым» (монархически-реакционно настроенным) депутатам – и дума просуществовала уже весь свой пятилетний срок. Но главное-то было сделано: вступила Россия на путь парламентаризма, неуверенно – но уж и ограничение самодержавия стало просматриваться  (то-есть – верный путь был избран). А тут успехи в экономике приспели, уверенность появилась: корабль государственный – на верном курсе. Радуйся, кажись, мужичок российский, братайся с рабочим классом да интеллигенцией – и вперёд, по пути намеченному верному – к процветанию. И гарантом здесь выступал премьер Столыпин – он только пользовался доверием масс, надежды все были – на его мудрость да талант управленческий.  Шибко надеялись, шибко – но вот, вишь, история не так распорядилась – не сбылось и тут. Как практикой установлено, мирозданье всё наше зиждется на равновесии: ежели добра кучка появится где-то – то и зло тут же проявится в той же мере. В данном случае добро для Империи олицетворял премьер Столыпин, зло же проявилось в женском (довольно привлекательным внешне) облике – в личности супруги императора, царицы Александры. Как мать, жена (и – любимая!), хранительница очага семейного – была она на высоте. Но такое вот скромное (по её убеждениям) положение, положение только супруги императора – ну никак её не удовлетворяло. Ей нужно было ЦАРСТВОВАТЬ – и быть равной супругу в  делах и заботах по управлению государством. И уж тут не всё и не всегда гладко получалось, и провально иногда – по причине своеобразия её характера. Склонная к мистицизму, религиозная до экстаза (перед замужеством она православие приняла) – действительность она воспринимала, можно сказать – с перспективными отклонениями. Супруга-императора она воспринимала как наместника господнего на земле, помазанника Божьего (соответственно – половина благодати должна и ей перепадать). Потому уверена она была: всё подвластное народонаселение также обожествляет свего Правителя, такой порядок «свыше» поддерживается и гарантируется. Потому – любой поступок правителя свят и непогрешим, какому-либо осуждению-оценкам – неподвластен. Коль вырешил что-то государь – то это истина в последней уже инстанции, даже подозрений на ошибку тут не может быть(»свыше» ведь, «оттуда» внушено). Соответственно, в таких убеждениях она и самого императора поддерживала (пользуясь доверием безграничным), твердила во всех удобных случаях: ты – самодержец, и власть твою только «сверху» ограничить можно (а не какой-то там Думе подозрительно-непочтительной). Естественно, и действия практические диктовались этими вот постулатами (казавшимися незыблемыми), практика же и действительность зачастую не соответствовали теории, возникали конфликты (иногда и обычные склоки напоминающие). Для любого правителя, властью реальной располагающего, очень и очень трудно окруженье себе достойное обеспечить. К трону ведь чем ближе – тем всё больше и больше дорожек суживается, попасть на неё – уже удача (так ведь и отталкивают, так и пихают под бока со всех сторон, того и гляди – затопчут). Потому, в большинстве-то, трон те окружают, кто похитрей, поувёртливей («скользкие» то-есть самые). И код их поведенческий един: подхалимаж, низкопоклонство, угодливость. Хвалебные псалмы они ещё могут распевать – а вот о бедах каких-либо грядущих упредить – тут нет их (кто ж решится неудовольствие вызвать в адрес вестника недоброго). И чтоб из толпы этой околотронной достойнейших выбрать-возвысить – крепкая должна быть головушка у правителя. Император же тогдашний таковой не обладал (по общим отзывам современников), потому вокруг трона народец всё мелкий и подловатый толпился. Таланта на правильный выбор и у супруги-царицы не было (она в основном юродивых каких-то да странников-богомольцев привечала), и её часть свиты из тех составилась, кто поддакивать только умел да «молитвенников» всяческих выискивал (типа фрейлины Анны Вырубовой). Интересы же государства требовали: к практическому руководству приставлены должны быть умелые управленцы, иначе – крах (по образцу едва-едва прихлопнутой революции). И вынужден был император призвать во власть достойных, тех, кто знал – куда «рулить» державе, какими способами крепить её. Вот и пришлось Столыпина утвердить на самый главный (после самого-то правителя) пост, и даже с требованием его согласиться: Правительство он будет сам формировать, вмешательства ничьего – не потерпит. Что уж никак, никак саму-то императрицу не устраивало. Как же так: она б вот хотела солиднейшего господина (очень он внушительно щёки надувает и молчит так-то значимо) на какой-никакой пост высокий задвинуть – а Столыпин не берёт ни в какую. Так кто тут царица, кто «посвыше» в державе – конфликты последовали один за другим, сцены семейные (вплоть до истерик). У государя бытие уж в кошмар превратилось, во избежанье истерик надо бы, надо убрать Столыпина. А есть ли замена ему равноценная? А – нетути. Да и инстинкт самосохранения подсказывает: не трожь, ход один неверный – и опять всё в тартарары (как в 905-ом) покатится. Потому терпел нападки император, и даже равновесие какое-то неустойчивое установилось. И сохранялось до тех пор, пока на сцене не появился Григорий Распутин.   5. Я в л е н ь е    с т а р ц а   Г р и г о р и я Уж этой личности мрачно-значимой горы литературы посвящены, каждый шаг будто просвечен-исследован. А окончательной-то ясности – нет как нет. Ну как, как мужик тёмный сибирский, ко двору прибившись, в краткое самое время незаменимым стал, как бы даже и членом семьи царской. Да – проник он в окруженье царицы вначале как старец-богомолец. Да – впоследствии за здоровье наследника зацепился да закрепился, отодвинувши на второй план доктора-бурята Бадмаева – что тоже трудно объяснимо (хоть и подозревали доктора в шарлатанстве – но имел он, имел доступ к тайнам тибетской медицины, даже осуществил перевод трактата старинного медицинского тибетского). У старца же новоявленного – ну ничегошеньки такого-то, нахальство только – да взгляд  недобро-пригибающий. Так почему же, почему прощалось всё варнаку этому пришлому? Почему любого другого такого пьяницу да распутника и на порог бы не пустили во дворец, он же – как у себя дома распоряжался там? Выходит: был-таки, был у него дар внушения, пользовался он умело им. И распоясывался, распоясывался с каждым днём. Уж без загулов постоянных и существованье он  не мыслил – оргии стали явленьем обыдённым и привычным. Из напитков ему особенно по вкусу пришлась мадера – уж тут до самозабвенья любовь доходила. Прочувственно делился с собутыльниками: хватишь стакашек – и так-то духовито станет, блаженство – в нутро будто сам господь в лапоточках протопал-прошёл. А гд мадера – там и бабу подавай (и сразу – лапу к ней под юбку). Во-всю, во-всю наслаждался бытиём в ранге фаворита старец-подделка (мадера – ведрами, бабьё – охапками, деньжонки – пачками. Не жизнь, а – разлюли-малина). Окруженье царское только губами в растерянности шлёпало, наблюдая – как возбухало да возбухало влияние старца на пару царственную. В начале робко, неуверенно, через Вырубову, стал он советы (как прозренье «свыше») царице преподносить (выражаясь современным лексиконом бюрократическим – «по подбору кадров»). Раз прошло, два прошло – и уж прямой контакт наладился. И стремительно прямо-таки стал превращаться старец в оракула непогрешимого. И чем дальше – тем и круче: уж не мелочился старец (к тому времени уже именующийся в царском семействе – «наш Друг»), не на какие-то мелкие должности продвигать стал протеже своих – а на главенствующие уж в империи. И уж не только столицы – и до уголков самых отдалённых вести стали докатываться: ох – грязненько, ох – грешно до непотребства вкруг трона царского (ну, как же – проходимец какой-то бородатый царицу мнёт-«использует» - а муженёк вытерпливает). Шире, шире вести распространялись (уж и телеграф-телефон появились, тракты почтовые – до глухих самых уголков доставать стали). Как и всякие слухи – обрастали они фантастическими подробностями да дополненьями – и уж вся держава взволновалась. И уж, конечно, за верное стало восприниматься: при****овывает, ох при****овывает матушка-царица, в «предмет» свой избравши (страшно и подумать!) варнака какого-то сибирского. А он подбавлял, подбавлял ещё мути – пьяными своими откровениями. Отступление: Вопрос о том, имелась ли сексуальная связь царицы со старцем Григорием – подробнейше был исследован. После Февральской революции создана была специальная авторитетная комиссия, расследовавшая всё – что относилось к «распутинщине». По заключению комиссии: надёжных и достоверных подтверждений того, что царица «опустилась» до блуда со старцем – не существует (доказательств – нет, только – слухи). Ладно, пусть – так, согласимся и мы. Но ведь домыслить-предположить что-то  - тоже ведь можем. Да, царица была счастлива во браке, и оснований для того, чтоб «слева» ещё что-то прихватывать – не имела. Но она ведь могла и не ради только удовольствия на грех решиться. Ведь светские дамы из её окружения (и даже – высокопоставленные) охотно укладывались под старца, оправдывая грех тем, что с плотью вместе им от старца и благодать вливалась. Так что могла ведь и царица (верящая во многое потустороннее) решиться на восприятие благодати (вот она, рядом ведь трётся, посматривая плотядно). Так что – могло и такое случится (грех – он для всех притягателен). И уж как бы в обычай вошло:  все чины государевы должны были хоть раз – но явиться «на поклон» к старцу Григорию (хоть их-то – пока что – «заслонял» от влияния тлетворного премьер Столыпин), подтвержденье как бы получить: ты, мол, братец – крепко в своём кресле сидишь (один только министр достоинством не поступился, явившегося к нему «с визитом» старца выпроводил, предупредил: ещё раз явишься – с лестницы спущу). И – Столыпин. Премьер непокорливый – как кость в горле и у царицы, и у старца. Не только «на поклон» не являлся он – но и рекомендациями царицыными (за спиной где – рыло старца выглядывало) пренебрегал. А коль так – убрать его надо, Столыпина – начались массированные атаки на него. А к тому времени и сам-то император с опаской стал на премьера посматривать: успехов добившись общепризнанных – он как бы «заслонять» стал самого-то самодержца (тот как бы уж и в стороннего наблюдателя превратился). Так, может, убрать его – так вдруг опять «завал» последует. Оставить – так дома-то, во дворце, истерики следуют одна за одной. В колебаньях пребывал император – пока вопрос не разрешился трагически (застрелен был Столыпин в Киеве -  во время каких-то официальных торжеств в 1911-ом году). Горе, конечно же, показное воспоследовало – но и облегчение: уж теперь-то истерик не будет. Что-то и как-то там расследовали по повеленью царскому – но скоро и успокоились (на всё ведь воля Божья). Отступление: В исследованиях исторических единомыслия не обнаруживается: так кто же стоял за спиной убийцы Богрова, кто вдохновлял и организовывал акт злодейский. Обеим ведь сторонам противоборствующим неугоден был Столыпин. Царствующая чета нерасположенье стало явное к нему проявлять. Охранное отделение, за безопасность премьера отвечающее, почувствовало – откуда ветер дует, понято было – особенно-то стараться не следует (глядишь – случайность какая-то пожеланья царские невысказанные и в действие превратит). Тем и руководствовались («прорехи» потом в действиях охранки обнаружились – солиднейшие). С другой же строны, со стороны партии эсеров, членом которой был убийца Богров, другое убежденье созрело: ежели Столыпин, успешно так реформы осуществляющий, доведёт до конца их (то-есть в империи не только состоятельный средний класс появится – но и мужик-земледелец забогатеет) – то уж ни о какой революции тогда и разговоров не будет (сама основа для возмущенья всеобщего исчезнет). Исходя из противоположностей: истина тут, по моему убеждению, лежит посередине. То-есть: покушение организовано было партией эсеров (левых) – они и вложили пистолет в руки Богрова. Охранка же осведомлена была о готовящемся покушении, своим бездействием и неорганизованностью – и обеспечила успех его. Сошлись интересы – и не стало человека. При том – не содрогнулась земная твердь в предвидении последствий катастрофических гибели его, лицедеи придворные вид сделали: мелко это событие – можно и не замечать, замолчать его. Выгоднее ведь, моментом пользуясь, выгоду какую-никакую урвать-подобрать у трона – чем и занялись с прежним усердием. И уж теперь для тандема «старец-царица»  - полный простор, продолжал «опускать» власть самодержавную Гришка-варнак – безнаказанно и нагло. Вначале согласился-таки «тандем» на достойную замену – на освободившееся место премьера усадили Коковцева В.Н. (успешнейшего в прошлом Министра финансов). Но вскоре Гришка решил – недостаточно почтителен и этот премьер. Царице, кажись, манеры его (недостаточно светские) не нравились – убрали и его. Впихнули на это кресло старца-маразматика Горемыкина – и держава медленно стала разворачиваться на курс гибельный – к краху. Трясина же зловонная округ трона шире и шире расползаться стала не только по столицам – а дальше, дальше по просторам империи. Народившееся к тому времени общественно-политическое движение, используя гласность (хоть и в куце-урезанном виде – но дозволенную), крайнее беспокойство стало проявлять. Думские депутаты открыто уж стали высказываться, предрекая: самодержавие само создаёт предпосылки для возмущений – растерявши остатки даже авторитета бывшего. Премьер Столыпин перед гибелью своей направил государю что-то вроде меморандума (что, вероятно, ускорило развязку трагическую), где утверждал: вся и  всякая революционная пропаганда не сотворила столько предпосылок для дискредитации семейства царствующего (соответственно – и идеи самой самодержавия) – сколько один варнак сибирский, в качестве старца-богомольца вблизи трона обретающийся. Атмосфера сгустилась уж до пределов опасных – и Министр МВД не выдержал-таки (прямо в физиономии ихние, власть осуществляющих, плевал Гришка «художествами» своими пьяными), выслал Распутина с предписанием: проживать – в Сибири, в столицы – ни ногой. Без прямого указания действовал Министр – но царь молчаливо с санкциями согласился (дошло, похоже, и до него – далеко, чрезмерно далеко попустительство зашло). Убрался в Сибирь, к себе в Покровское, старец-греховодник. Там судьба свела его с Хионией Гусевой (кажись, опять-таки и здесь причиной были вожделенья его неутолимые), та почему-то признала в нём демона. А нечистую силу изничтожать надлежит – и она пырнула ножом в живот старца. Но, к разочарованию м ногих и многих – рана не смертельной оказалась, уложила только старца в постель на длительный срок. 6. ШАГ  В  ПРОПАСТЬ  _  ПЕРВАЯ МИРОВАЯ. Пока эти все микрострасти (в мировом-то масштабе) кипели внутри отдельно взятой Империи – окружающий мир существованье продолжал по извечным своим законам. И развитие событий мировых явно было неблагоприятным для России. Курс экономический, Столыпиным начертанный, выдерживался попрежнему (по инерции как бы), мощью держава полнилась – что, естественно, беспокойство вызывало у соседствующих государств. И не только на своём континенте завистники проявлялись, опасливо на Россию оглядывавшиеся – но и за океаном заегозились вдруг. На тот момент исторический США и по темпам промышленного роста, и по количественным показателям твердо удерживали лидирующие позиции – а тут вдруг Россия стала на хвост лидеру наступать. Народец же там, за океаном, хваткий и деятельный собрался, обстановку верно оценивали – к действиям приступили тут же. Для начала (чтоб прочность, так сказать, проверить) американский Союз промышленников выделил крупную сумму денежек целевым направлением – на революцию в России. Переслали доллары, разделили поровну меж партиями политическими существующими, роздали – вдруг да революцию сотворят (а где революция – там и обвал экономики, эти события – близнецы). Дальше и дипломатические, и иные все ходы-усилия – в дело пошли: необходимо было смуту вселенскую затеять на евразийском континенте. Два там имелось основных-то соперника у США: Россия да Германия. Так вот ежели их лбами столкнуть – то надолго у них охота к лидерству отобьётся, потери последуют – невосполнимые (соответственно – и коллапсы в экономике). И тут усилия заокеанские благодатные отклики находили: противоречия межгосударственные на континенте давно уж подталкивали соперничающие державы к действиям решительным. И соблазн появлялся: взамен терпеливого распутывания «узелков» всяческих дипломатическим путём – одним ударом всё разрубить (сила на силу – в лоб). Войной, войной  всё явственней в Европе попахивало – но Россия пока что благоразумно чуть в сторонке держалась. И, хоть и звучит это невероятно даже – немалую роль сыграл тут старец Григорий. Всё своё влияние на государя (уже – чуть ли не всеохватное) использовал он – чтоб удержать самодержца от шага рокового. Всем своим нутром, здравомыслием мужицким чувствовал он – нельзя в войну ввязываться, не готова держава к испытанью очередному. Помнился ведь год 905-ый: война – и революция вослед. Но тогда масса вооруженная солдатская на окраине была имперской, далеко – и удалось кое-как распустить шинельную массу, отнять оружие. А тут ежели, рядом масса многомиллионная вооружённая окажется – кто тут гарантию даст: не повернут они штыки в обратную сторону. Потому старец (и о себе заботясь: трон зашатается да рухнет – и его ж первого придавит он) раз за разом, изо дня в день твердил-внушал «мамашке» да «папашке»: война сейчас – крах и Империи, и династии самой правящей. И, похоже, убедителен старец был – не бряцал пока что государь оружием, осторожничал. Но – отлучили на время старца от трона, без наблюденья и руководства остался поднадзорный его – и набедокурил тут же, вляпался-таки в войну. В августе 1914-го прогремел выстрел в Сараево, всколыхнулась Европа – и грянула она, судьбоносная – Первая Мировая война. И Россия активнейший её участник. Уж тут бы правителю следовало весь свой умишко (пусть и не такой уж объёмный) напрячь – найти иной выход из положения критического. Можно ведь, можно было (не «теряя лица») выпутаться – дипломатическими пока мерами. Ноты-протесты всяческие слать, оружие поставлять одной стороне, выезд добровольцев разрешить (было ведь и такое – в борьбе с Турцией на Балканах). Всяческие ведь ходы можно хитромудрые придумать – но не влезать, не влезать в борьбу открытую. Но нет, не достало самодержцу мудрости, вляпался-таки в войну. Старец Григорий телеграммы слал отчаянные одну за другой: остановись, остановись, «папашка». Поздно – пожар уж занялся, заполыхал во-всю – война была официально уже объявлена. Конечно же – взрыв энтузиазма в первые-то дни (особенно – в столицах, в офицерской среде – засиделись, видать, вояки, поразмяться захотелось). Средь юнкеров и вообще ажиотаж полнейший: все на фронт рвались, рапорты звонкие сочиняли (чтоб успеть подвиг совершить. Предполагалось ведь – война пару всего месяцев продлится, разобьём вдрызг немчуру – да будем кресты-георгии на кители навешивать да звёздочки внеочередные на погоны цеплять). Шествия даже торжественные состоялись в столицах – с целью демонстрации энтузиазма (через край уже хлещущего), верности царю-батюшке. Конечно ж – по пути и магазины-лавки-аптеки погромили, хозяева которых непредусмотрительно при рождении фамилии немецкие заполучили (надо ж и пограбить, хапнуть хоть чего-нибудь – моментом пользуясь). Попутно и студентов попадавшихся (очкастых да волосатых) поколотили немножко – чтоб не смутьянничали, не смущали народ честной. Ещё и то уверенности в победе скорой добавляло, что союзники мощные и надёжные у России объявились: заключен был  союз государств, названный «Антанта» - как противники блока государств во главе с Германией. Главенствовали в Антанте: Россия, Франция да Великобритания, уж с такими-то союзниками – от немчуры пух-перья только полетят. Потому – ну с очень, очень объёмным оптимизмом вступала Империя в войну. Но не все, надо сказать, энтузиазм разделяли громогласный. В думе некоторые фракции обеспокоенность некую высказывали, сомненья – готова ли к участию в бойне общеевропейской держава. Депутаты же от одной партии, от РСДРП, прямо заявили: они осуждают войну, и даже – поражение предсказывают и желают (с тем, чтоб войну империалистическую – в войну гражданскую превратить). Конечно же, столь «предательские» заявления встречены были прочими фракциями с презреньем явным и обвинениями даже далекоидущими – но возмутители спокойствия так и продолжили на своём стоять. 7.Н а   с ц е н е – Р С Д Р П Средь партий, в думе представленных, эта вот, РСДРП (Российская социал-демократическая рабочая партия) выделялась странностями некоторыми и эксцентризмом. Хоть и присутствовало в наименовании слово «Рабочая» - но отцом-основателем её являлся выходец из дворянского сословия, Плеханов Г.В.  И в дальнейшем в руководстве партии преобладали и дворяне, и представители разночинцев, торговцев, духовенства (и рабочие проявлялись – но всегда в меньшинстве были и на вторых ролях). Партия вначале организовывалась как легальная, в программе главенствующим имела пункт – просвещение рабочего класса (воскресные школы, кружки всяческие). Следующее: защита интересов рабочих – путём организации стачек, забастовок (но при том – с ясным пониманием, без горлопанства: цели борьбы, способы допустимые, границы дозволенные). Под такую программу рабочие (особенно в столицах) потянулись в партию было. Но приличия, так сказать, недолго соблюдались: вскоре начался дрейф – резко влево. И связано это было с тем (по моему мнению – документальными свидетельствами не подтверждёнными) тем, что в руководстве партии стал преобладать инородческий элемент. На тему инородческую, конечно же, высказываются всегда очень осторожно (слишком уж «скользкая» тема, чуть не так что-то – и на тебя тут же навесят ярлык нехороший). Но ведь что было – то было, из песни, как говорится, слова не выкинешь. Постепенно к руководству партии продвинулись  товарищи-инородцы – основателя Плеханова вежливо отодвинули от руководства (и с сотоварищи) – и стали задавать, так сказать, тон в сторону радикализации программы. И постепенно главной уже целью объявлялось свержение самодержавия в России, захват власти. И уж тут явно стали просматриваться инородческие обиды на самодержавие. И обиды, надо сказать, обоснованные, инородцы и действительно ограничены были в правах на территории Империи. Тут и пресловутая «черта оседлости», и «процентная норма» (практически лишающая инородцев доступа к высшему образованию), и запрет для лиц нехристианского вероисповедания занимать любые должности в государственном аппарате. После Плеханова на место вождя партийного (но не прочно пока закрепившегося) выдвинулся В. Ульянов (впоследствии, по примеру уголовников, под «кликухой» спрятавшийся – Ленин. С таким вот «погонялой» он и в историю вошёл). По рождению Ленин полукровкой был (инородцем – по матери), дед его, А.Франк, вынужден был в своё время принять православие (как условие к продвижения по служебной лестнице. И он дослужился-таки до должности главного врача губернского жандармского управления). Как все «выкресты» - дед питал естественную неприязнь как к религии (насильственно обретённой), так и к самому строю самодержавному. Соответственно, через дочь Мариам – он убеждения свои и внукам передал. Как итог: одного внука повесили (как участника покушения на императора), второй – партию возглавил, целью своей провозгласившую борьбу с самодержавием. Усилия воспитательные, похоже, плоды принесли свои – в натуре вождя Ульянова пряобладать стала «инородческая» половина. Соответственно (каков поп, как говорится – таков и приход), он и соратников (по руководству) подбирал себе по тому же «инородческому» принципу (чтоб каждый имел какие-то свои счёты с самодержавием). По мере укрепления в руководстве «инородческого» большинства – менялась и программа партийная, и тактика-стратегия. Основной целью объявлялась борьба с самодержавием любыми (!!) способами (вплоть до вооружённой борьбы). Прочее же всё: организация стачек - забастовок, просвещение рабочего класса, участие в общественно-политической жизни – как бы попутным «продуктом» становилось. Охранка (чётко в те времена действовавшая) во-время осведомлена была о смене ориентиров, коль целью ставилось уничтожение законной власти – то партия РСДРП была объявлена внезаконной, руководителей её (кто драпануть не успел за границу) похватали – разослали по ссылкам в места отдалённые. Приток членов новых резко сократился – не каждый ведь и из рабочих  согласится на членство в полубандитской организации (где и руководители-то все за «кликухами» спрятались), потому – партия и далее была малочисленной. Пребыванье в ссылках активистам партийным не понравилось, потянулись они – один за одним – за границу (кто-то – побег совершал, кто-то и освобождался по отбытию срока). И скоро очень верхушка вся за границей и оказалась. Народец всё хоть и бойкий, и изворотливый – но к деятельности какой-то трудовой не приспособленный (да и позывов к труду производительному не ощущающий). Но ведь кушать-то надо хоть что-то (и желательно – вкусненького), «митингованьем» ведь сыт не будешь. Деньжонки нужны, деньжонки -  и немалые (предполагалось ведь и пропаганду тут же отладить – газету даже издавать). Потому они, «жертвами за идею» себя обозвавши, потребовали у тех, кто в России остался – добывайте средства любым путём. Вот и заработали единомышленники, в России оставшиеся на легальной основе, закрутились-завертелись – средства добывая. К тому времени и средь интеллигенции, и даже средь правящего класса мода своеобразная проявилась: жертвовать немножко «на революцию». Тем и пользовались – собирали суммы-пожертвования, иногда и крупные: жена М. Горького, будущая «комиссарша», актриса М.Андреева, буквально «обчищала» муженька, гонорары его «за бугор» переправляя. Но сборов не доставало – и партия перешла к обычным бандитским действиям (стыдливо именуя их «экспроприациями»): банки грабили, конторы-пароходы почтовые(и прочее – что подворачивалось). Где можно – там и хватали. Показателен тут случай с богатейшим фабрикантом Саввой Морозовым. По причине застарелой своей любви к актрисе М .Ф.Андреевой жертвовал он суммы немалые и «на культуру» (в ремонт здания Большого театра, где пассия его выступала, вбухал он большие тысячи), и «на революцию» (суммы приличные как-то нетактично было напрямую женщине передавать, могли ведь и кривотолки возникнуть – приспособили они для этого мужа артистки, М, Горького). Всё как-то даже и романтично выглядело, но (увы и ах) рабочие собственных-то морозовских фабрик не оценили полной мерой добродетели хозяйские – и сотворили грандиознейшую стачку. При этом жестокости некие допустили, вызвал Савва жандармов, те постреляли немножко для острастки, высекли там кого-то – загасили возмущенье. Конечно же, прогрессивная общественность возбухла сразу, возмутилась (деспот-де, кровосос-капиталист, чуть ли не палач) – отказала меценату в уваженье (а Савва вскоре и умом чуть-чуть тронулся, официально – по требованию семьи – признан был недееспособным). Но тут принципы с обыдённостью столкнулись – деньжонки-то нужны, эмигранты с голодухи уж и зубками пощёлкивать стали (чтоб на работу какую-то пристроиться, обычным путём заработать – такие мысли им и в голову не приходили: не для того они «в революцию» пошли – чтоб унижать себя работой на эксплуататора-хозяина какого-то). Надо – и пошёл М.Горький к Савве за очередной подачкой. Тот сейф открыл в кабинете, передавать стал Максиму пачки ассигнаций – а тут жена Саввы в кабинет ворвалась, последовала безобразнейшая сцена – и часть денег она отобрала-таки у просителя. Вот так-то и перебивались-выживали. А в общем-то – и без особых бед-напастей. Как бы и при деле были: неспешно и методично расшатывали-раскачивали устои государственные российские. Война их и вовсе от России отрезала – прозябали кое-как в ожиданье лучших времён. На очередном съезде ввиду непримиримых противоречий (в части программы) партия разделилась: меньшинство съезда поддержало умеренную программу, большинство же – крайне радикальную. Как бы две партии образовалось: «большевики» и «меньшевики». Под такими наименованиями партии и в историю вошли, объединяющее же и официальное название – РСДРП – как бы и забылось.    8. ДАЛЬШЕ, ДАЛЬШЕ - В НИКУДА.     Эта-то партия и объявила войну – войне, переключившись на агитацию антивоенную, на разложение – изнутри – государства воюющего. Но и представители других партий сомненья стали высказывать. Напоминали: в предвоенном апреле 1914-го года военный Министр Сухомлинов (личность жалкая и безвольная – но решившаяся-таки на поступок) устроил военную игру (по-современному ежели назвать: «командно-штабные учения»). Тема: «Нападение Германии на Россию», в игре сам военный Министр выступал в качестве Главковерха – против него за Германию-Австро-Венгрию играли генштабисты Янушкевич и Алексеев. Игра недолго продлилась, только вошёл во вкус главковерх, только выказывать начал таланты свои как тактические, так и стратегические – так не дали ведь, помешали. Остановили Сухомлинова в самом начале арбитры: всё, стоять, вы проиграли – снаряды для артиллерии у вас закончились (а заводы существующие с заявками не справляются). То же – и по прочим припасам (одного только в достатке – «пушечного мяса»). Отступление: Написал я строки эти – и странное ощущение появилось, будто – знакомая уже коллизия, повторяющаяся. И вспомнил: а ведь и перед Второй Мировой войной проходили  в Ген.штабе армейском в СССР подобные игры. И там Г.К.Жуков (кажись – и не маршал ещё), командовавший войсками «синих», наголову «красных» разгромил, вызвавши неудовольствие Верховного. Разгромил – по похожим причинам. И действительность – позже – полностью подтвердили результаты игры. На те же грабли, да ещё раз наступили, да с потерями миллионными – да что ж это такое-то, где ж предел? И – не дай-то Бог – в третий ещё раз повторится! Делегатов успокоили пока что: мол, мобилизуется промышленность, новые производства затеваются – обеспечим мы армию всем необходимым. Да и начало войны удачное на успокоенье настраивало. В первые месяцы Восточный фронт надёжно выглядел (когда Западный, во Франции, к Парижу уж стал подкатываться). Предпринято было масштабнейшее, двумя крупными войсковыми соединениями, наступление. Но, успешное вначале – закончилось оно крахом, одна из армий разгромлена была вдрызг. И причины тут даже не для посвященных ясны были. Одной армией командовал генерал Самсонов, второй – генерал Ренненкампф (ну, какой же, какой идиот мог назначить командира  с такой фамилией – в войне против немцев). У генералов – вражда с японской ещё войны (там Ренненкампф под удар подставил дивизию Самсонова – за что тот и отхлестал потом прилюдно мерзавца по физиономии). И вот, волей кретина высокопоставленного, должны  они были тесно тут взаимодействовать. Армия Самсонова – вперёд, Ренненкампф же попридержал свою (основанья для промедления всегда найдутся). Оторвалась от своих армия Самсонова, своим бездействием Ренненкампф фланг её оголил – и армия доблестная разгромлена была наголову (и сам Самсонов погиб). Разговоры пошли – и основательные – об измене (сама фамилия к таким подозрениям подталкивала), возмущенья всеобщие (и в думе проявившиеся) – но всё сошло с рук подловастому генералу, продолжал воевать (больше, впрочем, на пользу противоборствующей стороне). И уж дальше успехи на фронтах так и стали чередоваться с неудачами – и противостояние явно стало перерастать в долговременное, война – в «окопную», позиционную. Скоро очень сказываться стала недостача в боеприпасах всех видов – и уж тут не до грандиозных стало операций (только бы фронт удержать, не допустить врага во внутренние губернии). Недовольство стало вызревать – уж и на всех «этажах» общественных: войнушка-то затяжной оказалась – до победы ой-ой как далеко. Всколыхнулся-взволновался и тыл – на него ведь обрушились тяготы военные. Само-то начало войны вызвало недовольство крестьянской части населения: мол, не проявил царь-государь мудрость, в августе войну объявил – урожай-то не убран ещё был. Передержался ещё б хоть месячишко – и хлебы бы убрать успели, и зябь вспахать под будущий урожай. А так что ж: основная-то рабочая сила на фронт ушла, на оставшихся – нагрузка чрезмерная навалилась. И недовольство крестьянское со временем только нарастало: по позднейшим подсчётам войной непосредственно было занято 14 миллионов «статистов» - так попробуй-ка, прокорми такую прорву. Так туда ж ещё и патроны-снаряды-пушки-винтовки требуются, прочая вся амуниция. Фабрики-заводы во-всю для этого дымят-работают – так ведь и рабочих кормить надо. А с убылью 14 миллионов трудоспособных – как же справляться оставшимся (не справлялись – и с каждым месяцем прорехи в хозяйствах увеличиваться стали числом, уж и о надвигающемся голоде заговорили). Кое-как отлаженное хозяйство имперское в экстремальных-то условиях разлаживаться стало на ходу, в тылу – неразбериха чудовищная воцарилась. Никто толком-то и не знал, как выяснилось: что надо, сколько надо, в какие сроки – для фронта. Ресурсы каждое ведомство на себя тянуло – и проваливались они затем неизвестно куда (как в бочку бездонную). Злоупотребления, мошенничества – уж обыдёнными стали явленьями. Борьба развернулась в определённых кругах за право поставок чего-либо для армии – на этом миллионы наживались в кратчайшие сроки. И, конечно же, все пролазы-проходимцы стали в столицах сосредотачиваться (в основном, естественно – в Петрограде). Там, только там можно было, чудеса изворотливости проявивши, ухватить выгодный подряд – и разбогатеть вмиг (на сухарях, например, ржаных для армии – большие миллионы «наваривались»). И тут главное, конечно же, было – нужной протекцией обзавестись, потому в центре всех интриг столичных оказался опять тот же старец всесильный, Григорий Распутин. С началом войны вызван он был опять в столицу, при дворе занял положение не просто уж советника, как ранее – а как бы главного визиря при султане (вернее – при султанше). Влияние его стало уже необъяснимо-безграничным: он беззастенчиво как бы тасовал колоду управленцев – кого-то и куда-то перемещал, кого-то – и вовсе убирал (ну, не поглянулся ему человечек – что ж тут поделаешь). Не только какие-то там чиновнички – все министры перед ним чуть ли не на коленях ползали. И не только министры: понравился ему, например, старичок Штюрмер (готовый даже и ручки у старца облобызать) – и он его с помощью царицы задвинул-приподнял в кресло премьер-министра (а уж это не просто глупость – покруче нечто: во время войны с немцами на главный пост управленческий посадить человека с такой фамилией!). Соответственно, премьер теперь готов в лепёшку расшибиться – угодить чтоб старцу. Вокруг него же – толпа теперь постоянная «соискателей»: кому- подряды выгодные нужны, кому – должность интендантская. Инородцы вокруг кучковаться стали, а уж это верный признак – дела тут пакостные затеваются. В поте лица трудился старец – блага распределяя (не забывая, конечно же, и себя. Но ему, надо сказать, крохи перепадали – не силён был мужлан сибирский в коммерции. Небезызвестный Митька Рубинштейн за миллион нажитый – ящиком мадеры отделался да шубой волчьей). И способности универсальные проявились теперь у старца – он и в военные дела стал влезать. Во-первых,после неудач первых военных убедили старец с царицей императора занять пост главнокомандующего (сместивши великого князя Николая Николаевича – он отправился командовать Турецким фронтом). Пришлось, конечно, императрице и к помощи истерик прибегнуть – но согласился-таки «папашка», отправился в Ставку (лавры чтоб победные пожинать). Отступление: Вот уж это – главнейшей в жизни его ошибкой было (что и потянуло дальнейшие потрясения). Ну не царское это дело – непосредственно войсками командовать. Царь должен ЦАРСТВОВАТЬ: назначить главнокомандующего – и снабдить его инструкциями соответствующими, работу тыла организовать – обеспечены чтоб были войска всем необходимым. Порядок в державе поддерживать – устойчивость чтоб трона сохранить. Как и поступали предшественники его (по общему мнению – и не блиставшие даже административными талантами): Павел Первый в момент ответственный даже через самолюбие своё переступил – но призвал к командованию опального фельдмаршала Суворова, Александр Первый вручил Кутузову судьбы Отечества в годину бедствий. А вот Николай Второй сам пожелал славу полководческую снискать – на чём и споткнулся (за то – истерик избежал, исполнив пожелание «нашего Друга»). С прибытием императора Ставка главковерха превратилась тут же во Двор – с его порядками и церемониалом. Дела военные тут на задний план отодвигались, главным были – интриги околотронные, борьба безжалостная за место – поближе к «телу» царственному. Хоть начальником Главного штаба и был назначен дельный генерал Алексеев – но в такой обстановке и он не мог обеспечить нужный порядок (да и какой тут может быть порядок, какие успехи: наметили, например, наступление на отдельном участке, подготовили войска. Но старцу Григорию в Питере сон вещий приснился (чего не бывает после полуведра мадеры-то) – последовал звонок телефонный от царицы, распорядился главковерх-император – наступление отменить). Неудачи на фронтах последовали – одна за другой, и уж не только в окопах – но и в верхах стало повторяться слово «Измена». События же подтверждали:да, действительно – измена. Любые задумки в период ещё разработки планов становились известными неприятелю. И подозрения всё чаще стали в одну сторону направляться – на Питер, на дворец царский. А тут ещё журналисты пронюхали как-то, поделились открытием с публикой (утечку информации организовали – в открытую-то такое ведь не скажешь): царица и во время войны не прекратила контакты со своими родственниками в Германии, не только письмами обменивались – но и крупные суммы денег туда через нейтральные страны переправлялись (то-есть российские же денежки – и против России теперь воевали). И уж тут не предположения – тут уверенность общая утвердилась: измена. Пора, наверное, и погромить немножко этот дворец – вызревать стали убеждения. Попытался генерал Алексеев переломить всё-таки ход войны, организовал массированное наступление (так называемый «Брусиловский прорыв»). Опять – неудача, дальше и не предпринимались решительные шаги. Фронтовые неудачи обострили и тыловые неурядицы, и там и здесь призывы стали раздаваться: а не пора ли «скинуть» власть бездарную – да и прихлопнуть войнушку эту неудачную. В столице ж попрежнему – клоака зловонная вокруг трона булькала-клокотала, расползаясь по просторам державным. Старец Григорий совсем уж распоясался: ежели раньше в пьяных-то компаниях он хвастал близостью с «мамашкой»-императрицей – то теперь тем он куражился, что и дочек-то царских лапает он «за все места». Всё, дальше уж – некуда, не осталось теперь уголка самого глухого в Империи – где б не обсуждали непотребства царицыны. А уж в окопах, в массе солдатской авторитет государя в презрение всеобщее переродился. Отступление: В мальчишестве ещё присутствовал я при разговоре любопытном. Отец мой и в Первой Мировой участвовал,и в революцию окунуться успел, в Гражданскую тож. Так вот как-то на работе собрались мужички на перекур (к отцу, в его «инструменталку»), стали прошлое вспоминать- и один образно этак выразился: «Царь-государь с крестом, с Егорием – а царица еб..ся с Григорием». Сути я, конечно, не понял тогда – а вот выраженьице запомнилось. И уж попозже, когда прочел я «Хождение по мукам» А.Толстого (и ещё кое-что – по теме), пришло понимание: вот о чём и как в окопах тогда говорили. Уж какой тут авторитет – на Руси ведь издревле рогоносцев презирали (а тут и прочие ещё обстоятельства, судьбину солдатскую отягчяющие). И уж в разговорах солдатских стал теперь упоминаться не государь-император, а – царишка-Николашка (и в воспоминаниях своих так вот они и именовали его). Сгущались, сгущались тучи грозовые над Империей, и уж чуть ли не набат чудился: близко, близко беда. В «низах»-то недовольство давно зрело, постепенно выше и выше распространяясь. Наконец – и до «верхов» дошло: а ведь сама идея самодержавия в опасности. Спасать надо, спасать монархию любой ценой – и к действиям в этом направлении подключаться стали особы уж – высокопоставленные. Члены даже фамилии царствующей подключились, последнюю попытку сделали – выложили на стол пред самодержцем документик-требование: перестань-де с дерьмом смешивать достоинство фамильное, убери с глаз долой Гришку-варнака (а желательно – и сообщницу его, царицу – в монастырь упрячь). Но – как же, как же, без молитвенника же, старца мудрейшего – никуда. После колебаний многих – «не заметил» государь демарша фамильного (скоренько-скоренько – да из Питера в Ставку убрался). То-есть действия уже требовались решительные – без прежних сюсюканий-колебаний. И Гришку-варнака убрали (теперь уж – окончательно и бесповоротно) – убили. И негласный приговор общественный в исполненье не какие-то там террористы подпольные привели. Тройка «исполнителей» - из самой-самой «верхушки»: два князя (один из них, Дмитрий Павлович – «великий») да депутат Государственной думы. И столкнулись заговорщики при этом с чем-то запредельным даже: отравили его цианидом, употребил чуть ли не двойную дозу смертельную – ан нет, не берёт и яд его. Пулю из «браунинга» всадили – а он скандалить начал, угрожать даже убийцам. Принялись нещадно его по балде «грушей» колотить каучуковой – так он в бега бросился. И чуть-чуть только не успел, из двора не выскочил – две пули из «соважа» ещё в спину всадили. Отвезли скоренько да в прорубь «труп» спустили – и вот там только, под водой, как вскрытие установило, старец «отдал душу Богу» (а может – и сатане. Подозревали ведь – он и заслал старца в мир). Трудно, трудно расставался с жизнью мужичина сибирский кондовый. Жил он, как говориться, грешно – а вот умирал совсем не смешно. Никак – со сверхестественной даже живучестью - не желал с бытием, соблазнами переполненным, расставаться –но вот, пришлось. Смерть «Друга» потрясла прямо-таки чету царствующую, сразу вспомнились пророчества его: после моей погибели наступит и ваш черёд. Слёз тут было пролито – немерено (конечно же – женских). Царица засуетилась было, к лику святых великомучеников возжелала старца причислить – не удалось, провалилась затея: по обычаям православным утопленников к святым не причисляют. Потому закопали старца секретно где-то там – и уж дальше тайком только оплакивали.    ат              9.ЗАКАТ  ИМПЕРИИ. Убрали старца-греховодника – но это уж не могло повлиять решительным образом, предотвратить события гибельные грядущие. Распутин ведь как бы катализатором выступал, как бы воплощением зла, действительность тогдашнюю заполонившего. Всё тут в одно сошлось: война затяжная, бедствия – ей сопутствующие, недовольство строем существующим, неспособность правящего класса к управлению в критических ситуациях – под кучей проблем затрещал строй самодержавный, вот-вот – и рухнет. И уж не какие-то там «революционеры» - представители самой-самой «верхушки» решили: для спасения монархии пожертвовать необходимо императором Николаем Вторым -  заставить его отречься от престола. Отречься в пользу Вел. Князя Михаила Александровича: по своим качествам только он – единственный из фамилии -  подходил на роль спасителя Отечества. Разумом  обладал он острым, решителен был и храбр – в первые военные годы командовал Дикой дивизией (что, учитывая своеобразие кадрового её состава – очень и очень непросто было), далее – корпусом. Проблема было всплыла: лишен Михаил был права  на наследование по причине морганатического брака (да ещё и – на «разведёнке»). Но уж этим, в создавшейся ситуации, решили пренебречь. Но решить-то решили – но как, как же заставить императора отречься от престола: он ведь у3беждён (и царица неустанно ему об этом твердит) – он вусенародной любовью пользуется, власть ему от Бога дана – и народы подвластные, признавая божественность выбора, всегда и во всём поддержат его. Да и руководители всех органов правоохранительных в своих докладах повторяют: держава вся одним стремлением охвачена – врага одолеть (под руководством, естественно, обожаемого полководца-императора). А что смутьяны всяческие погавкивают злобно, что в Думе депутаты изощряются в запросах язвительных – то издержки парламентаризма нарождающегося, с этим – всегда можно управиться. То-есть: «Боже, царя храни. Властвуй, державный!». Нет, не отречётся государь добрповольно, остаётся потому один путь: уловия создать, способные вынудить самодержца передать власть преемнику. В этом направлении и стали действовать – согласованно и решительно, с использованием всех властных рычагов. К прпопаганде антивоенной (а она велась большевиками – и очень успешно) добавились и действия направленные, негодованье всеобщее подогревающие. Ариейское снабжение, и до того разлаженное, совсем почти перестало функционировать (и стрелять нечем, и со жратвой перебои – измена, измена!). Ограничился подвоз продовольствия в центры промышленные: : недовольства, стачки, галдёж. Столицы и вообще на голодном пайке оказались (Петроград – так особенно). Эшелоны с продовольствием, в столицу направлявшиеся, чёрт-те куда засылались – да и исчезали бесследно. А прорвался какой-то эшелон – в обход столицы его пускали, на Мурманск (тогда именовавшийся: Романов-на-Мурмане). Там – все тупики и пути были забиты эшелонами с пародовольствием, жители местные стороной старались обойти эти эшелоны: в теплушках там, издыхая, ревела голодная скотина. В столицах же – перебои с хлебом даже (ввели карточки – так и по ним ничего не выдавали). Голодный февраль наступил 1917-го года – и столица полностью в хаос погрузилась: заводы стали один за другим останавливаться (рабочие, естественно, на улицу, на демонстрацию, лозунги развернувши:»Хлеба, хлеба, хлеба!). А нет его, хлебца – хотя год-то 1916-ый урожайным выдался – на редкость (старики даже не могли припомнить столь богатого). Кое-что, конечно, и попридержали мужички хитромудрые – но и отданного бы с лихвой хватило на прокорм всех дармоедов-нахлебников (и для армии – в первую очередь). Но саботаж, умело организованный – и голодом накрыло обе столицы. Да агитация ещё своевременная, слухи всяческие (главный из которых: «Измена!». И пальцем при этом – таинственно – в сторону дворца царского тыкали). Выявилось тут полной мерой – насколько далёк был самодержец от народа подвластного. Столица уж напоминает котёл кипящий, у которого клапан отказал предохранительный. Вот-вот взрыв последует – а государю-императору докладывают: наблюдаются, мол, мелкие да разрозненные выступления, действуют смутьяны какие-то, инородцы – но их выявляют во-время, нейтрализуют. Не извольте, ваше-ство, беспокоиться – держава попрежнему раболепствует пред вами. Прорывались, конечно, и кое-какие беспокоящие слухи – и решился государь: покинул Ставку, в Петроград прибыл. Во дворце, на удивленье – полное спокойствие: царица, «на хозяйстве» в столице остававшаяся, заверила – всё под контролем, оснований для беспокойства – ну никаких. Бунтуют, мол, понемножку – но у полиции дубинок хватает, у казаков – нагаек, усмиряют толпы бунтующие. Успокоился государь. Отдохнул от подвигов ратных во дворце, помиловался с супружницей (после разлуки столь-то длительной). Посидели в тиши, слезу совместную пустили – вспомнивши Друга незабвенного (безвинно и злодейски убиенного врагами престола). Детишек поприласкал – да и в обратный путь засобирался. Загадка тут, сплошная загадка – такое-то его тупое спокойствие. Город – бурлит, нак улицах толпы разнузданно-расхлябанные: наводнена ведь столица всяческими командами воинскими, из подчинения они выходят постепенно, серо-шинельная масса по-хозяйски уже ведёт себя. Толпы рабочих с окраин в центр кое-где прорываются – а полиция не справляется уже (практически – уж и капитулировала пред «бунтовщиками»). Студенты, вседозволенность почувствовавши, уж отлавливать стали городовых (призванных порядок соблюдать) – и шашки сдирать с них, обезоруживать. Бедлам полнейший, крушение всего мирозданья – а лицо первовластвующее, Государь – в спокойствии пребывает, в прелести бытия семейного погрузившись. А что клевреты-то его, те – кому управленье столицей вверено-вручено? А – ничего. Одни целенаправленно и злонамеренно (являясь участниками заговора), другие – по причине раболепства да низкопоклонства (мол, ну как же, как же – огорчить государя вестями столь бедственными) – но скрыли от императора донесения пугающие, заверили: они, охранители – на высоте. И государь 22 февраля спокойненько на спец.поезде своём отбыл в Ставку, в г. Могилёв. Так что это? Ну, отсутствовали у него таланты административные, не улавливал он «ритм» да «пульс» функционирования механизма государственного. Так ведь инстинкт хотя бы самосохранения должен был подсказать ему:тут, в столице, центр событий сейчас, здесь не только судьба Империи решается – но и его личная (как самодержца). Но –нет, никакие предчувствия не тревожили царя: отсыпался спокойненько под стук колёс вагонных. Перед отъездом передал он в Ставку указания: направить в срочном порядке в направлении столицы самые надёжные воинские части (Дикая дивизия – первая в списке. Далее – казачьи подразделения). Этого – посчитал – и достаточно. Переключился – чтоб воинскую славу личную и ещё приумножить (а он только что, перед этим, наградил себя солдатским крестом Георгиевским, услужливые журналюги тут же увековечили момент: поместили на обложке журнала «Нива» снимок государя с крестом на кителе). Да, жизнь, в общем-то, и приятные иногда моменты задаривает. Прибыл в Ставку – а следом донесения (одно за одним), теперь уже – прямым текстом: в столице назревает революция (а не просто бунт какой-то стихийный). Растерянность – полнейшая, советы – самые разноречивые. Что предпринять, в какую сторону гениальность (предполагаемую) устремить? И раз, и два связался по телеграфу с царицей, она (???) успокоила: наблюдаются, мол, отдельные хулиганские вступления, полиция – справляется пока. А дальше – как обухом уже по темечку: в столице – революция, власти там нет уж никакой (парадокс: империя обширнейшая без «головы» осталась). Уж тут – действия немедленные требуются – и 27 февраля спец.поезд царский тронулся из Могилёва в сторону столицы. А там – полный кавардак (редко наблюдаемое явление – полное отсутствие власти). Полицию-жандармерию мпоразогнали-поразоружили, чиновники все, власть административную осуществляющие, поразбежались, канцелярии все позакрылись, и – уря, уря, полная свобода. Но рабочие по окраинам кучкуются, пистолетами вооруженные (откуда бы?). Толпы солдатские – у каждого винтовка-трёхлинейка на плече, на ремне. Пугающее, надо сказать, наполненье такое уличное – и никакой тебе власти. Поневоле вусе в Думу Государственную потянулись: хоть вы-то, дупутаты, не разбегайтесь (изобилие чрезмерное свободы и испугать ведь может – так обозначьте хоть какую-то власть). И Дума – к чести её – очень скоро растерянность преодолела, срочно собрали заседание – и сформировали Временный комитет, наделённый всеми правами.  Тут. Же, в том же здании, был организован и Первый Совет рабочих депутатов. Комитет и дальше продолжал функционировать в том же составе, Совет же вскоре преобразовался и стал называться Советом рабочих и солдатских депутатов, вначале избранного Председателя меньшевика Чхеидзе изгнали – и Советом полностью завладели большевики. Теперь появился Центр хоть какой-то властный – и по всем вопросам теперь сюда уже обращались (сюда и «буржуёв» всяческих арестованных волокли скопом – разбирайтесь). Эшелон же царский к столице пробраться пытался. Но тут – незадача: на каждой станции узловой не оказывалось паровоза – чтоб дальше двигать состав. То же и с воинскими эшелонами, в сторону столицы направлявшимися – тоже застревали на каждой станции (воины, из вагонов вываливаясь, тут же и митинговать начинали). Теперь только дошло до самодержца: а я ведь пешка в чьёй-то игре, меня – насильственно уже перемещают. В столицу спец.поезд не допустили, кружным путём – загнали аж в Псков. Там связью обеспечили государя, связался он и с генералом Алексеевым (начальником Генерального штаба), и со всеми командующими фронтами. Испросил совета: с чего тут начинать, что предпринять (растерянность-то – полнейшая). Никаких войск надёжных в столице нет (постарались ведь заговорщики – задержали их на марше под всякими благовидными предлогами) – можно ли на кого-то надеяться в условиях создавшихся. Ответ был единодушным: ради восстановления спокойствия в державе – необходимо отречение. И – только (иных нет вариантов – только кровопролитие будет лишнее). А дальше и связь прервалась – и состав затолкали в тупик какой-то. Но ждать недолго пришлось: 2-го марта явились депутаты Гос. Думы – Гучков да Шульгин, обрисовали в мрачных красках положенье создавшееся, тоже потребовали (как бы от всей Думы) – отрекайся. И не выдержал характер император Николай Второй – отрёкся-таки от престола (в пользу Великого князя Михаила Александровича). Депутаты с текстом отреченья тут же в столицу вернулись, ознакомили с документом столь значимым прочих депутатов. Известили и Вел. Князя Михаила – консультации тут же последовали одна за другой (с деятелями, значимыми на тот момент). Общее мнение однозначным было: поздно – даже такой шаг не спасёт монархию (слишком низок авторитет её нынешний). И Вел. Князь Михаил, поколебавшись несколько, во избежанье кровопролития неизбежного, верно рассудил: положусь-ка я на волю-разум народные. Ведь 300 лет назад, при Смуте Великой, что во спасенье предпринято было? А – Собор Земский собрали, мужи там самые разумные и нашли выход – государство укрепивший. Так и мне действовать надлежит (здраво-то ежели рассудить: и зачем мне дерьмо-то чужое разгребать) – и он тоже подписал акт об отречении в пользу Учредительного Собрания (где представители всех сословий и примут решенье судьбоносное – куда, на какой путь Русь дальше-то развернуть). И – всё: революция Февральская (историческое её название) – свершилась. Династия Романовых, 304 года правившая (и успешно – пусть и с «провалами» какими-то временными) великой державой, от власти отказалась (редкий, надо сказать, случай в истории – во всей мировой даже).        Отступление: Хоть в историографии советской эту революцию и назвали «буржуазной» - но активное участие в ней партии большевистской не отрицали. И даже намекалось – роль партии в событиях чуть ли не решающей была. А уж это – натяжка явная. Да, члены партии большевиков постоянную работу пропагандистскую вели, недовольство масс подогревая. По мере сил воинскую дисциплину разлагали – но всё это в масштабах, несопоставимых с грандиозностью свершившегося. Ведь на начало 1917-го года партия большевиков насчитывала 24000 членов, часть из них (и немалая. А вот точных цифр я не встречал в литературе исторической) за границей обреталась, часть – в окопах, часть – в тюрьмах-ссылках. Остальные по просторам Империи столь уж тонким слоем «размазаны»  - что их присутствие там почти и не ощущалось. Так что в февральских событиях члены партии большевиков роль как бы статистов исполнили. Саму ж революцию объективные в основном причины приготовили: война, общее недовольство, разруха начинавшаяся. А сам-то взрыв, непосредственно действо-то революционное, подготовлен был и исполнен масонами различных лож (легально в России действовавших). Чиновники, важные посты административные занимающие и руководившие всем «хозяйством» непосредственно – все почти были членами масонских лож (некоторые и степеней немалых достигли. А вот каких и кто – тайна сия и поныне сохраняется). Генерал Алексеев, командующие все почти армиями да фронтами, чины Ген. Штаба – тоже масоны, они-то и расстарались: наполнили столицу всяческим сбродом серошинельным, надёжные же части попридержали (используя возможности свои командные). Вот их-то, масонов, и можно творцами признать революции свершившейся (а вот во благо ли – тут вопрос спорный Может быть – в высших-то интересах державы – на иное надо было бы решиться: используя и общемировой опыт для подобных условий – решиться на простое действо, на физическое устранение неугодного государя – с заменой на личность, более к моменту подходящую? Кто ж его знает – вопрос без ответа). 10.У  ВЛАСТИ  -  "ВРЕМЕННЫЕ".                Но, как бы то  ни было – но самодержавие приказало, как говорится, долго жить. И теперь на Государственную Думу вся ответственность свалилась – надо было срочно формировать исполнительную власть. После дебатов да прений бурных  решено было Временный комитет преобразовать во Временное Правительство – что и было формально-документально оформлено. Задача Временного Правительства была так определена: подготовить и провести выборы в Учредительное Собрание, обеспечить его проведение. На время подготовки осуществлять верховную власть, после проведения Собрания – передать власть законным путём (органу ли, личности ли) в руки, на то собранием определённые. Всё тут: ясно, чётко, законно – Временное Правительство заработало. В состав его вошли администраторы, имеющие уже опыт руководства (все опять-таки – масоны). Главы Правительства менялись вначале – но остановились потом на личности, наиболее всех устраивавшей – на А.Ф.Керенском (срочно перешедшим потому в наиболее многочисленную парламентскую партию – эсером стал). Чуть только заработало Правительство, обнаружилось тут же: а Совет-то рабочих и солдатских депутатов и не собирается с себя полномочия всероссийских представителей слагать – тоже и он властвовать желает. И укрепляется, укрепляется членами, обладающими твёрдыми убеждениями, заявлявшими Правительству: вы, мол, «временные», работайте – но под нашим контролем. Вскоре во главе Совета встал вернувшийся из эмиграции большевик Троцкий – и орган продолжил успешно функционировать, присваивая постепенно новые и новые властные полномочия. Установилось явно выраженное двоевластие. После первых дней организационных проявляться стали позиции по разным вопросам, сразу тут разногласия-разнобой проявился по самому главному вопросу – вопросу войны и мира. Лозунг Временного Правительства – война до победного конца, полное выполнение союзнических обязательств. Позиция же Совета: немедленно – конец войне, мир – без аннексий и контрибуций. Конечно же, меж «центрами силы» не дискуссии уж участились,а – схватки прямо-таки яростные словесные. Вниз, в массы, «говорильня» стала скатываться, скоро очень и обратный эффект последовал: не только рабочие окраины – но и «серая масса», и рядовые просто обыватели поддерживать стали позицию Совета. Чем тут же большевики (изначально против войны высказывавшиеся) воспользовались: в партию хлынули новые члены, к апрелю месяцу партия насчитывала уже 80000 активных «штыков». И приток продолжался, появилась уже возможность рассылки агитаторов во все концы Империи – и покатили таковые, покатили (распространяя подспудно лозунги: «Превратим войну империалистическую – в войну Гражданскую. Вся власть – Советам». По тем же направлениям покатили и комиссары Временного Правительства, наделённые чрезвычайными полномочиями по формированию властных органов на местах (размахивая устрашающей длины мандатами – где  перечислялись все их ипостаси многочисленнийшие). Двоевластие, то-есть, полнейшее, расхождение мнений – кардинальнейшее, и – по всем вопросам. В числе первых же забот, на Правительство свалившихся, такая прорисовалась: что ж с царём-то отставным делать (и вообще – со всей фамилией ихней, с Романовыми). Заарестовали пока что императора бывшего со всей  семьёй, и – под караул. Решили – а выпроводим-ка мы их за границу (чтоб не возжаться тут с ними). Очень завлекательно, от всех хлопот избавляет – так куда ж их, куда выпроводить? Близкие родичи семейства горемычного в Дании властвуют, их запросили. Ответ неутешительный: нет, принять мы не можем (Дания – страна нейтральная, в войне не участвует. А ежели примет к себе государя российского, пусть и опального – и как бы союзником станет России, неудовольствие вызовет германское – что может и оккупацию повлечь). Англию потом запросили (и тамошняя династия родством связана с домом Романовых), тем более – в Мурманске на рейде крейсер наготове, под парами, стоит-ожидает – когда ж распоряженье нужное последует). Керенский объявил эффектно: он сам, лично, сопроводит государя бывшего (и с семейством) в Мурманск – безопасность обеспечивая. Но и из Англии – отказ по непонятным каким-то мотивам. Одумались потом, согласились принять – а всё, время ушло уже. Совет силу набрал, там резко запротестовали: как это, почему высылаете бывшего правителя, сатрапа-кровопийцу народного? Никак – мы судить его будем народным судом, за все злодеянья – расплата должна воспоследовать. Потрясли, потрясли ещё вопрос – пришли наконец к согласию: отправили семейство в Сибирь. А там и всех членов семьи Романовых похватали (пока на воле ещё пребывавших) – и тоже в Сибирь (за компанию, так сказать – чтоб не скучала чета царская). Дальше укреплением армии действующей попытались было заняться, во все части воинские заспешили комиссары-эмиссары для разъяснения момента: потерпите, мол, солдатики ещё чуть-чуть, Германия уж выдохлась вся, вот-вот – победа грядёт. Сейчас, мол, не можем мы войну прекратить – союзническими обязательствами связаны. Доводы, хоть и столь убедительные, не действовали (кое-где эмиссаров этих и на штыки вздёргивали). Разложение в окопах – полнейшее, дезертирство – повальное, неподчинение командирам – повсеместное. Фронт держался ещё на энтузиазме отдельных частей, имеющих авторитетных командиров – а надолго ли хватит и ихнего-то авторитета?). 11.В  г о р о д – н а ч а л о  к о н ц а – лазутчики тихо вползли. Во всех частях – Советы образованы (они уже командуют – командирами). Большую, большую власть захватывали Советы, можно бы попытаться – и на всю полноту власти замахнуться (своего кого-нибудь на трон опустевший впихнуть). Но тут – незадача, вождя нет верховного. Вождь партии большевиков общепризнанный, В.Ульянов-Ленин («кликуху» такую имеющий - так и мы его станем дальше называть), в Швейцарии окопался, и ходу оттуда в Россию – нет, воюющая Германия обрезает. И вопрос острый возник: как же, каким путём (без риска, конечно, излишнего) в Россию проникнуть? Так-то задумались было соратники вождя, варианты перебирая – а спасенье само пришло, не надо было и мозги напрягать. Сами немцы (задействовавши в качестве посредника хитреца-социалиста Парвуса) и предложили: мы вас пропустим через свою территорию. Вы ведь революцию ещё одну возмечтали свершить – так вот и действуйте, действуйте ( и даже на помощь нашу рассчитывайте). Засобирались, конечно же, засобирались поспешно – домой, домой (подсуетиться чтоб, тряхнуть державу революцией – в историю чтоб надёжнейше попасть). И ещё тут беспокойства добавляли вести о том, что "второй" (по значимости-то) вождь партийный, Лейба Троцкий, в эмиграции в США было обосновавшийся - на пути уже в Россию, возвращается. И не один - во главе команды соратников многочисленной. И так-то, будто бы , вырешили "товарищи" американские - они и благословили возвращение (чтоб революцию пролетарскую, настоящую уже, учинить в России). И даже (слухи такие доходили полуфантастические), будто бы договоренность была достигнута (предположительно - по линии сообществ масонских): премьер "временный" Керенский готов уж и власть ему передать, Троцкому. Сам же Лейба - мужичок пронырливый и изворотливый, имея опыт уже подобный в устройстве роволюции (вспоминался год 1905-ый) - повторит он его и сейчас. Соответственно - и в положении вождя единоличного закрепится, и ежели он-то, Ильич, запоздает - то уж и не сможет рассчитывать на пост достойный в руководстве. Так что тут - вопрос жизни и смерти (пусть и - политической), спешить тут нужно, спешить - всемерно, любой ценой (пусть даже и с подловатостью некоторой - в методах достижения цели). Это и было к руководству принято - действия воспоследовали. Отступление: Вот по этому вопросу (об обстоятельствах возвращения Ленина) копий изломано словесных – воза целые, столько же – и бумаг написано. Истина же так и не была установлена в полной-то мере (и – до наших дней). Противники большевиков упрекали партию в том, что вождь, де, ваш – шпион германский, враг Отечества, в таком качестве они и пропустили его через свою территорию (чтоб путём возмущенья всеобщего – остановить войну, вынудить Россию к сепаратному миру). Обвинения, надо сказать, голословными были, документально не подтверждёнными (и – до наших дней). Но ведь, ежели здраво рассуждать – основанья-то были прозрачные прямо-таки (логикой обоснованные). Ну, пусть сам каждый подумает: воюет Россия, одна из партий внутрироссийских объявляет себя противницей этой войны (и не только – объявляет во всеуслышание: мол, пораженья мы желаем державе нашей). Вождь этой партии в Швейцарии оказался заперт, в пределах досягаемости германской разведки – так неужели ж она не использует такую возможность. Однозначно – использует, какие-то контакты имели место (а уж дальше – одни догадки начинаются, «бумажек» подтверждающих  - нет). Будто бы крупные суммы получала партия большевистская от Германии, доказательств нет опять-таки документальных. Но партия ведь закупала-таки за границей оружие в больших количествах (целыми пароходами переправлялось в империю), так – откуда денежки-то немалые? Ответ тут сам напрашивается – верно ведь? Теперь – что же подтверждается документально? Как-то попала ко мне в руки книжица любопытнейшая (невзрачная такая на вид, малого формата – и в мягкой обложке). Серьёзнейшая журналистка из бывшей ГДР на то решилась, чтоб раз и навсегда закрыть вопрос с предательством Ленина. Имея доступ во все архивы немецкие – перекопала она гору целую всяческих бумаг. Но – прямых, документальных доказательств факта передачи крупных сумм большевикам в тот именно период – не обнаружила. А вот нечто другое – да, обнаружила. Любопытнейшую бумагу нашла: текст меморандума, отправленного германским Ген.штабом в адрес императора Вильгельма. Там утверждалось: военными методами войну не выиграть, капитуляция – вопрос месяцев (ресурсы все исчерпаны – аж до самого-самого донышка). Искать спасенье надо не на фронтах теперь – в иных местах и в иных направлениях политики (и – с применением иных методов). И путь тут один: сепаратный мир с каким-либо государством Антанты. Самое слабое звено тут – Россия (только в России имеется партия, открыто выступающая за поражение). Вождь этой партии обретается ныне в Швейцарии – вот к нему и надо направить опытнейших «переговорщиков». И – направили (вопрос этот подробно освещён в литературе). Договорились – и засуетились тут же заграничные товарищи, засобирались. Ген.штаб германский и тут позаботился о них (уж тут – и документик имеется): указание было дано – снабдить отъезжающих русских «союзников» необходимой денежной суммой для закупки продовольствия (в России голод – так вот чтоб они в благополучнейшей Швейцарии запаслись жратвой – хоть на первое-то время). Забота – ну трогательная прямо-таки, так заботиться о ком могут представители воюющей стороны? Правилен, правилен ваш вывод – только о врагах России они могут так заботиться. И – повезли-таки через Германию этих врагов (и действительно – в запломбированном вагоне: чтоб по пути «руссише швайне» не общались с патриотами, могущими ведь и попередушить их). Вначале первую партию из 33-х человек, во главе с самим-то Лениным. Судя по фамилиям, состав первой этой ленинской "зондер-команды" таким был: из 33-х членов - 25 были инородцами. И ещё: сам-то вождь будто бы целиком, до макушечки до самой, в революцию погрузившийся - не забывал, однако, и о удобствах личных. Сопровождала его и супруга на пути к славе (это, так сказать - для души),и любовницу он тоже прихватил (уж это, надо думать - для тела. Судя по биографическим данным Инесса эта самая излишней скромностью не страдала) .Умел, выходит, устраиваться товарищ Ленин со всеми удобствами возможными, умел. Потом  ещё несколько партий (а сколько там из них агентов было немецких завербованных – то загадка и до сих пор) – Россия получила громадную порцию «взрывчатого материала», вскоре и проявившегося в действиях труднообъяснимых. По прибытии в Россию, в Петроград, Ленин прямо на площади перед Финляндским вокзалом речь пламенную произнёс пред громадной толпой встречавших его (расстарались-таки соратники – организовали достойную встречу). Большая-то часть выступления вхолостую прозвучала – не поняты были большинством присутствующих всякие там «комунизьмы» да «сицилизьмы» (не для восприятия это всенародного), но главное –то, главное – понято было: войну надо кончать (и – немедленно). Власть надо захватить вооружённым способом – и тут же начать   делёж того, что награбили за века помещики да капиталисты. Дальше всем товарищам-солдатам по домам надо разбегаться – и там, на местах, свою тоже власть устанавливать. Всё тут ясно, просто , доступно пониманию. И – общее уря-уря-уря большевикам. Вскоре Ленин и печатными словами потвердил ранее высказанное (так называемые «Апрельские тезисы»), уж тут – твёрдо всё, выводы – на железном основанье. 12.ДАЁШЬ  РЕВОЛЮЦИЮ  -  ПРОЛЕТАРСКУЮ.               
        Началась активная и целенаправленная подготовка к вооружённому восстанию: дружины рабочие повсеместно создавались да вооружались, в каждую воинскую часть агитаторы зачастили: разъясняли «момент», заручались обещанием помощи (при этом, естественно, офицеров предварительтно – на штыки). Постепенно и расклад сил прояснился: большинство воинских частей если и не помощь, то нейтралитет – уж твёрдо обещали. Отступление: Вот уж тут я могу тем поделиться, что услышал, что называется, из первых уст. Отец мой, призванный в армию в 1916-ом году, попал вначале с группой земляков в г.Омск в пулемётную школу. После предварительного обучения их переправили для окончания курсов в пригород Петрограда – где и попали они, деревенщина дремуче-неотёсанная, в самый водоворот, в гущу событий. Каждый день – митинги, представители разных партий – каждый в свою дуду наяривает, в свою партию зазывает. И вначале – растерянность полная (губами только шлёпали в изумленье: вот как складно говорить-то можно, послушаешь – и уж бегом готов за агитатором следовать). Но постепенно, с подсказками людей бывалых, разобрались-таки: все партии, глотки так рвущие, за продолжение войны, и одна только – «большаки» какие-то – за мир немедленный. А им-то на фронт, как продукт для «мясорубки» тамошней – ох как не хочется (жизня – она ведь раз  даётся). Потому что ж – надо «большаков» держаться. За ихней школой пулемётной (это и в исторических источниках отмечено) закреплён был от большевиков Я.Свердлов – выступал он несколько раз перед ними. Отец так рассказывал: слушаем мы его – и раздвоенье в сознанье наступает. С одной стороны, «оратель» (так тогда ораторов именовали в простонародье)  - ну явный инородец (отец тут более грубое определение употребил) по внешности-то (что инстинктивное какое-то недоверие вызывает). С другой – так ведь только он обещает: пойдёте за нами – и мы войну тут же прикончим (штыки в землю, вы все – по домам, под тёплый бочок женский). Послушали, так и этак (с шумом-гамом да спорами до драки) порассуждали, решили: всё, записывай, «оратель» - за вами мы. Такой вот – полностью распропагандированной -  и попала эта школа на скрижали исторические. События же вокруг – потоком бурным. Временное Правительство, кое-как с бытовыми вопросами справляясь, главным целеустремлённо занималось – подготовкой Учредительного Собрания (не торопясь, обдуманно – выборы делегатов производились). И очень «качественно», надо сказать: во всех даже углах глухих обсужденье шло: за какой «номер» голосовать (партии в бюллетенях под номерами были). Громаднейшие усилия тратило Правительство и на то, чтоб хоть как-то разложение средь войск приостановить, удержать чтоб фронт (уж о каких-то масштабных войсковых операциях теперь и речи не было). Чуть ли не в поте лица старалось Правительство – а рядом, столь же активно и эффективно, параллельный как бы поток действовал (но только – в обратную сторону) – большевики готовили вооружённое восстание (определивши тут главное направление – пропаганда). А Питер клокотал прямо-таки. И раньше столица была серыми шинелями переполнена – так тогда они, так сказать, «транзитными» были: сформировалась какая-то команда – и на фронт её. А теперь же – осечка: понавезут со всех сторон солдатиков, сформируют какое-то подразделеньице, оружие выдадут, команда воспоследует – на фронт. И сразу – митинг: офицерство – под зад коленом (если и не похуже что-либо), сами – здесь будем располагаться («большаки» обещают – мы скоро и власть будем брать). И столица воинами, решительно настроенными (но не на войну только) , всё наполнялась да пополнялась. По окраинам улицы толпами рабочими заполнялись – с заводов, один за другим закрывавшихся (и там – митинги, шум-гам – до небес). В центре же, на Невском, толпа серая, беспрерывно «подсолнухи» грызущая да шелуху наземь сплевывающая (примета времени: уж в такой-то моде тогда было – семечки «щелкать» подсолнечные). Во всех местах тогда присутственных к вечеру на полу – слой в два пальца шелухи подсолнечной (ничего, мол – прислуга буржуйская подметёт-уберёт). Но постепенно в толпе серой и инородные вкрапления появились – матросские бушлатики (эффетно-чёрные) замелькали (и «флот» стал постепенно «армию» теснить, особенно на митингах: с «техникой» дело имеющие и чему-то обученные – морячки поречистей были в речах, и в «политике»  - более «натолканные»). В толпах, конечно же, агитаторы так и шныряют (каждый в свою партию зазывает). Вступали, конечно же – из «антиресу». Активнейший приток – в партию большевиков (тогда, кажись, с 16 лет в партии принимали – и даже гимназисты-старшеклассники теперь классовое правосознание воспитывать-проявлять стали, в какие-то партии вступать). Но особенно стала возбухать немногочисленная до этого партия анархистов, Туда в основном-то матросики хлынули – а они в те дни грозово-тревожные наибольшим спросом пользовались. В лихо заломленных бескозырках, в широченных штанах-«клёш» (последний «писк» моды – чтоб штанины чуть ли не волочились при ходьбе, «подметали» мостовую) – о-очень эффектно они выглядели, фланируя по Невскому. Спрос на них – уж и предложение стал превышать: война мужчин-то повыбила, дамочек-вдовушек избыток – а тут рядом такие-то бравые крепыши (чуть ли не богатыри былинные) мелькают. Да ещё – и с пайками «твёрдыми» (что в то время голодное – определяющим было). И стали их зазывать уж и в семейства интеллигентные («сращивание» так сказать, интеллигенции, на «розах благоуханных» воспитанной – с навозцем попахивающим «народцем»). Чуть ли не идиллия – так и тут опять эксцессы начались (ну – всё, всё у нас – не так как-то). Началась чуть ли не эпидемия – сан.узлы стали в квартирах некоторых чуть ли не взрываться: матросики-то в сортирчиках да гальюнах корабельных привыкли «петушком» садиться для «этого». А тут унитазы какие-то буржуйские – как к ним подступиться-то? Опять «петушками» стали прилаживаться, картинки стали вырисовываться – не для слабонервных: взгромоздится такая-то, под сто кило, туша на унитаз, пристроится «петушком» - а сооруженьице хлипкое не выдерживает, заваливается тут же. Беда – да и только, горестей тут воспоследовало – бессчётно. Но притерпелись как-то, наладились (паёк ведь, паёк – аргумент самый наивесомейший). Да и прочие блага перепадать кое-кому стали: отряды анархистские, чуть окрепнув, уж и пограбливать стали «буржуёв» (прикрываясь лозунгом туманным: «Анархия – мать порядка»). А коль «мать» - то уж терпите, мы ведь не грабим, а – экспроприируем экспроприаторов. Так вот дни-ночи и отсчитывались – одни развлекались в меру возможностей да способностей, другие – замирали в ожиданье обречённом. В июле собрали в Питере Первый Всероссийский съезд Советов (выборы депутатов на этот съезд проводились наряду с выборами в Учредительное собрание, то-есть – серьёзно и ответственно). Большевики многого ждали от этого съезда, намереваясь дать там бой всяческим там оппортунистам-соглашателям. Не получилось: из 822 делегатов на долю большевиков досталось 165 мандатов (то-есть меньшинство – неожиданно-подавляющее). Но вождь тогдашний большевистский, В.Ленин, решил и тут хоть как-то отметиться. Председательствующий на съезде, осветив в докладе текущее – противоречиями переполненное – положение, констатировал: в такой обстановке смена власти – гибельна, необходимо поддержать действующее Временное Правительство – до проведения им Учредительного Собрания. Во взрывоопасной такой обстановке – объединятся нужно, не вижу я одной какой-то партии, способной вывести страну из кризиса. И тут Ленин (он на ступенечке пристроился – чуть в стороне от трибуны) тявкнул: «Есть такая партия. Наша партия – большевиков!». Тишина тут последовала – недоумевающая. Вопросы потом: что, партия ваша располагает квалифицированными и опыт имеющими управленцами? Нет, не имеет (там у вас в большинстве-то проходимцы всяческие окопались). За вами, судя по количеству мандатов, не такая уж значимая часть населения стоит – так остальные-то вас заплюют просто-напросто. Армию вы вконец уж разложили – так на чью поддержку и защиту вы рассчитываете (уж не на немецкую ли армию – и заславшую вас сюда?). И вообще – кто и что за вами? Да – ничего, наглость только беспредельная и полнейшее отсутствие хоть какого-то благородства. Состав вашей партии – полууголовный в основном – так какое тут может быть доверие? Решило потому большинство: бред этот параноидальный во внимание не принимать (ну, выкрикнул нечто человек – импульсивно (как в народе говорят – как в лужу пёрднул). Пусть на совести его зарубка и останется – а мы молчанием обойдём )как к тому петуху отнесёмся, которому лишь бы кукарекнуть – а там пусть и не рассветает). Отступление: Ох – недальновидными, ох – недальновидными депутаты-то оказались. Ведь в историографии советской этот выкрик (чуть ли не хулиганский) как бы сакральным даже смыслом наполнился. Гениальность ведь вождя тут проявилась (кланяйтесь, людие, кланяйтесь ему за то – до земли, и ещё раз). Всем бы на колени надо было бы тут же упасть – они же, соглашатели позорные, оскорбили нашего вождя равнодушием. Так вот мы вас за это и поистребим всех – и «шлёпали»-таки (ежели кто-то из бывших депутатов в руки чекистские попадал). Провал получился, что ж – дальше будем бороться. И в июле уже, используя недовольство скопившееся (съезд-то войну не прикончил – самим надо действовать, трясти власть), большевики вывели на улицы (надо отметить, в большинстве – стихийно) толпы громаднейшие. Лозунги тут – самые разнообразнейшие, преобладали: «Мир – немедленно!», «Долой правительство министров-капиталистов!». Большевики тут, надо сказать, учитывая недостаточную свою популярность, захват власти и не намечали. Наоборот даже, старались страсти пригасить – но возобладала стихия, стычки последовали, жертвы появились (впоследствии на большевиков списанные). Казачьи команды поразогнали демонстрантов, нагайками добросовестно поработавши – кое-кого и похватали (уж тем перепало – полной мерой, долго-долго потом задницы почёсывали).  Подуспокоили – но параллельно доказано было: большевики через нейтральные шведские банки получили крупные суммы из Германии для оплаты подрывной деятельности (уж тут агентами правительственными факт сей  был и документально доказан). Как итог тут – партия большевистская была объявлена преступной организацией, отдан был приказ об аресте всех руководителей её (в числе первых, естественно – Ленин). Надо сказать, в обстановке тогдашней все органы карающие неуверенностью были охвачены (что там, «за горизонтом»-то – загадка ведь сплошная, туман), потому – приказы об аресте нехотя как-то исполнялись. Ленин, например, вместе с Зиновьевым шибко-то и не прятались – обозначили просто-напросто переход свой на нелегальное положение. Ну, спрятались они в шалашике в Разливе в каком-то – да и проживали там в своё удовольствие. Лето, время дачное – так почему б на лоне природы и не отдохнуть. Нужные указания руководящие отправлял он через связных – и дело, выходит, не стояло. Прояви Правительство целеустремлённость – и арестовали бы, скоро очень похватали всю верхушку партийную. Ведь к тому времени деятельность ихняя повседневная чуть ли не прозрачной была. Агенты, в партию внедрённые, обо всех шагах своевременно властям доносили. А агентов же этих было – несть числа. Например, лидер фракции думской, Малиновский (личный друг Ленина) , разоблачён был позднее как платный агент охранки – так какие тут тайны могли быть партийные? Посылай, кажись, команду, окружай шалашик тот (превратившейся позже-то в место паломничества – после обожествление образа вождя и причисления его к лику «святобольшевиков») - и хватай. А там и остальных – в кутузку, изоляцию обеспечивши. А тут же – наоборот получилось: группу целую большевиков, по горячке-то схваченную (во главе с Троцким)  - взяли да выпустили из тюряги (и дальше, мол, творите революцию). Отступление: В годы послереволюционные, в эмиграции, главу тогдашнего Временного Правительства Керенского принято было обвинять во всех грехах смертных. И главный тут: почему, ну почему  он в своё время всю верхушку большевистскую не заарестовал да не уничтожил (чего требовала обстановка тогдашняя). Мог ведь, мог – так почему, почему возможности не использовал? И белоэмигранты, вопросом таким задававшиеся, иногда и грубость допускали (вплоть до рукоприкладства и оскорбления действием бывшего главы Правительства). Так – почему же, почему? Да потому (ответ тут простой) – он ведь был глава ВРЕМЕННОГО правительства, состоится Учредительное Собрание – и он передаст власть ( а – кому?). Заарестуй кого-то, прояви жёсткость (не жестокость даже) – а через месяц-два тебя «на цугундер» потянет новая-то власть (палач, мол, народный – вот и мы теперь твоей кровушки хлебнём). Нет, не мог Керенский, не мог иначе действовать в той-то обстановке – в чём и состоял трагизм его положения. То хоть хорошо – в массовых кровопусканиях неповинным он остался. Обстановку тех дней тревожных в верхах правящих так характеризует адмирал Колчак (протокол допроса его в Иркутской ЧК), призванный в столицу на совещание в апреле 1917-го: члены Правительства, искренне желая спасти положение, опирались при том на весьма шаткую основу – на НРАВСТВЕННОЕ только воздействия на массы, народ, войска.Правительство принципиально не желало применять силу (и это с толпой-то, озверевшей от безнаказанности). Тут только предельно-жесткие меры могли спасти положение – а вот их-то и не было. Сошлись тут и отсутствие инстинкта самосохранения, и ложные понятия о какой-то сверхпорядочности да принципиальности – и к активным средствам воздействия на обстановку Правительство-таки и не прибегло. Вместо того – в проблемы вымышленные (смешными ныне кажущиеся на фоне вулкана, готового изверженьем взорваться), борьбой самолюбий обусловленные, погрузились. И дальше уж во власти – как бы трагикомедия на подмостки исторические взгромоздилась. В стране – беспредел, народ, не ожидая команд сверху – на местах по-своему справедливость насаждает: отбирает земельку у землевладельцев крупных – «под раздел» пускает (попутно – и пограбливает «сплотаторов»). На фронтах – развал полный, дезертирство массовое. В столице же – передел власти: кого-то там меняют, кого-то – передвигают. Комитеты какие-то новые создаются, само Правительство реорганизуется (портфели делят). Держава на глазах прямо рушится, спасать впору – а тут борьба самолюбий, споры остервенелые (кто из нас – «посвыше»). И – доспорились, доспорились – дождались. В августе Главковерх тогдашний, генерал Корнилов, объявил себя диктатором военным – и двинул из Могилёва в сторону столицы преданные ему части (два кавалерийских корпуса да Дикую дивизию). Намерения при том самые решительные: шайку-лейку «говорунов», называющих себя Временным Правительством, от власти отодвинуть (при необходимости – и заарестовать кое-кого), шваль всю серошинельную да «бушлатную», столицу заполонившую, поразогнать (годных – за шкирку. Вразумить – шомполами по заднице, и – на фронт). Далее – война до победного конца (а он – близок, Германия – на грани капитуляции). Потом – вся власть Учредительному Собранию. Просто тут всё и доступно пониманию – поход, начатый 25 августа, обещал быть успешным. Вот, кажись, спасенье-то, последний шанс – чтоб державу спасти от потрясений величайших. Нет иного выхода – и надо было бы смириться с неизбежным, передать власть от Временного Правительства (явно к тому времени «провалившегося») – и диктатору. Так разум и подсказывал – но ведь власть-то, власть странным свойством обладает, дурманом опьяняет обладателя. И нет такой силы, чтоб принудила к добровольной-то передаче (пусть даже гибель грозит – но со скрежетом даже зубовным цепляется индивидуум за обладание столь сладостной субстанцией). Вот и господин Керенский : из последних уж сил – но цеплялся. Срок созыва Учредительного Собрания подальше отодвинул (аж на начало следующего, 1918-го, года). Второй съезд Советов – тоже на конец где-то года. Казалось: ну вот-вот, ещё усилие (фигуры в Правительстве переместить-передвинуть, пару ещё комитетов дополнительных создать, декретов-призывов ещё с десяток огласить) – и равновесие наступит, ещё сколько-то он «поцарствует», Александр Фёдорович Первый. Нет, не отдаст он власть – и принимается самоубийственное решение: Корнилов специальным декретом смещается с поста главкома, действия его квалифицируются как мятежные, все участники похода объявлялись де-юре – «вне закона». Всем-всем-всем предписывалось проявлять неповиновение руководителям мятежа (похоже, Корнилов, в отличие от прочих военных больших чинов, не был масоном. Потому, видать, так жестко против него и выступили правители-масоны.). И –подействовали меры объявленные (добавлялась к декрету правительственному и пропаганда большевистская – во все части были засланы опытнейшие самые агитаторы), препятствия стали непреодолимые возникать – мятеж захлебнулся. Офицерство, во главе с Корниловым, арестовано было эмиссарами правительственными, подержали их несколько в заточении – да и отпустили «под честное слово». И – всё, шанс последний упущен, дебиловатые правители предоставили теперь все возможности – большевикам-смутьянам.                13.В а ш е   с л о в о  -  т о в а р и щ  «м а у з е р». Естественно – они и воспользовались условиями, будто нарочно для них созданными. Время теперь на них, на большевиков, работало – число сторонников увеличивалось (уж и количество членов партии перевалило за 200 тысяч).Можно теперь и на захват власти замахнуться – что и было осуществлено (ЦК РСДРП, по настоянию Ленина, развившего бешеную прямо-таки энергию, приняло решение о вооружённом восстании). Штаб тут же организовался во главе с тов. Троцким, руководить непосредственными действиями поручили тов. Антонову-Овсеенко. И 25 октября переворот вооружённый начался. Собственно, организованно выступали только отдельные отряды, захватывающие ранее намеченные объекты: почтамт, телеграф-телефон, банки, вокзалы, мосты, объекты жизнеобеспечивания. Остальные ж толпы действовали стихийно, кто и во что горазд – метались по городу да громили – что только под руки попадало (трамвай навстречу – опрокинуть его, буржуй в «котелке» на голове – излупить да кошелёк из кармана изъять). Магазины кое-где погромили (порастащили содержимое), склады винные вскрыли – выпили тут же (то-то весело стало!). Сопротивления почти что и не было – так только, очаги отдельные. В ночь на 26-е октября и Зимний дворец захватили, арестовавши там всех членов Временного Правительства (кроме Керенского – он успел-таки «слинять»). Сопротивление и там было чисто символическое – некому и защищать-то было дворец. Женский батальон там подзадержался («бочкарёвские дуры» - по определению поэта Маяковского), команда юнкеров малочисленная да 40 человек инвалидов-кавалеров георгиевских. Жертвы – одна «солдатка» как-то случайно была застрелена, да офицер ещё один ногу вывернул – мотался где-то там в темноте. Так что не наблюдалось ни в городе сцен батальных, ни при захвате (позже названном – штурм) Зимнего дворца. Это уж позже, в советские времена, борзописцы наёмные горы бумаг исписали, восславляя подвиги несуществующие да жертвы «на алтарь революции». Не было их, подвигов-то (ежели только то можно подвигом назвать, что вскоре служители дворцовые обнаружили: расстарался какой-то «герой» - да «наделал» в вазу драгоценную, обочь пролёта лестничного стоящую. Это – да, было – хоть и не отмечено историографией советской). Потом-то, после «штурма», воспоследовали некоторые «потери» бескровные: солдатики будто бы беззастенчиво бабёнок тех лапали и предложения нескромные позволяли. Но уж это – право победителей: испокон веков ведь с побеждённых дань брали бабами. Вот – и тут взяли. Отступление: Надо сказать, что и сами-то фигуранты не очень-то и прочувствовали – что они творцами да участниками действа исторического являются. Отец вот мой так вспоминал: с утра подняли их школу пулемётную, накормили, оружие похватали – рассадили их в кузове автомобильном (автомобильный дивизион, в столице размещённый, как и школа эта пулемётная – целиком был «распропагандирован» большевиками, подчинялись – только им), поехали – власть захватывать. На перекрёстке юнкер какой-то ошалелый гранату швырнул в сторону автомобиля, водитель «увильнул» от взрыва, машина опрокинулась. Вот отец, затылком о булыжник ударившись, память и потерял. Но потом оклемался чуть, увезли в какую-то лечебницу - и ожил. Так как-то он прозаично о тех событиях вспоминал (то-есть: впечатлениями  выдающимися участники не были переполнены). Помотались, постреляли (в белый свет – для острастки просто) – да и в казармы без торжеств каких-то особых вернулись. И что «сицилизьма» наступила – не догадывался ни один. Это только поэт Маяковский так описывает ночь после захвата Зимнего дворца:мол, «..с Невского дули авто и трамы – уже при социализме». Выходит – он один и прочувствовал (так на то он – и «гений», по определенью вождя последующего: «талантливейший поэт нашей эпохи»). Конечно же, имел место и выстрел исторический с крейсера «Аврора» - сигнальный, холостой. В других источниках утверждается: выстрел произведен был с бастиона Петропавловской крепости. Но это – не суть важно – выстрелы были холостыми. И ещё – повсеместно – попалили в воздух, попугали противника (а он, противник-то, так спрятался-окопался – что его и обнаружить не удалось). Не удалось – так его и придумать можно (что и сделано было попозже – чтоб «героев» восславить). Всё – захватили власть, переворот – удался. В штабе большевиков, в здании бывшего Смольного института – торжество всеобщее, главарь Троцкий – аж сияет весь. Но тут и В.Ленин появился в Смольном (из схрона выбравшись), добрался туда на трамвае (замаскировавшись, платочком даже подвязавшись – будто бы зубы болят. Хотя от кого прятаться-то: разбежались все правоохранители, прятаться – ихняя очередь пришла). И тут интереснейший нюансик обнаруживается. Ведь в распоряжении Троцкого на момент начала даже Переворота имелся целый автомобильный дивизион, уж отправить-то за Лениным одну хотя бы машину с охраной - Троцкий и заранее мог. Но, вишь, не отправил - а почему?  Потому, вероятно, что Ленин вполне сознательно уступил руководство на первых-то порах более "рисковому" соратнику. Неизвестно ведь было, чем авантюра-то эта закончится (что и сам Троцкий утверждал). Вдруг неудача, ответный удар воспоследует - на себя его "активист" и примет (а Ильич так в схроне и отсидится). А коль с первых же часов понятным стало - Переворот удался (сопротивление фактически-то - отсутствует), то заегозился и Ленин (как бы не застрять на обочине событий). Вот и устремился скоренько в штаб, в Смольный - самостоятельно. Встреча вождей состоялась без теплоты взаимной (и это - мягко ещё сказано), дальше Ленин - беззастенчиво и методически - принялся "отодвигать" Троцкого от руководства. Что ему и удалось (уж дальше Лев Давидович как бы в подручных оказался) - опыт-то побогаче был. Встретились в Смольном два лидера общепризнанных партийных – и власть стала постепенно к Ленину перетекать. И Троцкий разъяснил попозже – почему он первенство без борьбы уступил. Потому, мол, что с его-то фамилией – ну никак на троне царском не усидеть (а я бы добавил – и с внешностью его. Если наполовину инородческое происхождение Ленина выдавалось только характерной «картавостью» - то у Троцкого внешность-то была типично-инородческая). Потому – «Ильичу» он и уступил. Сошлись теперь, договорились, изготовились оба упряжку главенствующую тянуть – так куда, куда тянуть-то? Действия по захвату власти – да, тут распланировано всё было и расписано. Справились, захватили власть – а дальше-то что? Власть предполагает руководство, приказы-указы исторгать должна да исполнителей назначать. А что тут приказывать (да и исполнители – где?). Об этом заранее не подумали – и вот теперь, наспех, изобретать что-то стали, измышлять. В советской историографии никак не отражена растерянность первых дней (мол, планы гениальнейшие заранее начертаны были – и с первых же часов начал социализм строиться). Но – не было ведь, не было – фактически – никаких планов. И об этом свидетельствует не кто-нибудь, а – главный организатор переворота вооруженного, Троцкий (Л.Троцкий. «Моя жизнь»). По Троцкому, на успех кардинальный большевики и не рассчитывали – слишком малочисленной была партия по сравнению с массой инертной, столицу переполнившей. Явно-сознательных последователей – тоже кот наплакал, кроме рабочих дружин – никакой больше опоры. Потому так руководство большевистское предполагало: у власти в столице они удержаться недолго (от нескольких дней – до нескольких недель). Вот за это-то время успеть надо было (документально – чтоб следы явные остались) и оформить свои намерения (то-есть показать: вот так мы действовать будем – когда окончательно, пусть и в будущем где-то, твёрдо власть захватим). Потому, разместившись в разных кабинетах, Ленин и Троцкий и принялись строчить-сочинять всяческие декреты. Так Троцкий это описывает: выскочим мы в коридор, встретимся с Владимиром Ильичом, решим накоротке: кто и что будет сочинять. Пишем-фантазируем – и тут же, без обсуждений-анализов всяческих, в печать передаём – для немедленного опубликования. Так как исполненье всех этих декретов в ближайшее время и не предполагалось (вот-вот, думалось, «прихлопнут» нас), то воля воображенью полная предоставлялась (пути исполненья тут не продумывались и эффект не просчитывался). Главное тут было – обозначить, «застолбить», так сказать, правовое поле: так вот мы будем действовать в случае прихода к власти. В одно время с так называемым «штурмом» Зимнего дворца проходил и Второй съезд Советов. Готовился он в спешке, кое-как. Депутатов избирали по принципу – где б поближе, в «центрах» в основном. И избирали на митингах горластых (ежели ты меня перекричал, пошире у тебя глотка – ты и будешь делегатом). Конечно же, у солдатни к тому времени опыт подобный обширным уже был – они и преобладали средь собравшихся (большевики средь них – как рыба в воде, первыми всегда выкрикивали своих кандидатов). Потому на съезде, как и ожидалось, большинство за большевиками было (прочих уж делегатов встречали – как гостей незваных). Конечно ж, воспользовались большевики преимуществом своим полной мерой, тут же нужный тон задали: переворот, нами организованный, успешным оказался, власть мы в свои руки захватили, обсуждать теперь на съезде фактически-то и нечего. Власть у нас – мы и диктовать будем: как её распорядиться. Вы же, прочие (не столь нахрапистые) партии можете выступать только в качестве советчиков. Если позволим – то «попутчиков» (а уж это – рангом повыше). С прямолинейной такой оценкой событий никак не были согласны депутаты, имеющие иную партийную принадлежность. Тут же они с трибуны и свою оценку озвучили: произошедший переворот в правовом отношении является внезаконным актом, попыткой кучки авантюристов проломиться во власть. Законным же на данном этапе является Временное Правительство – с последующей передачей власти Учредительному Собранию. Заявления подобные прозвучавшие – ну уж никак «не в шерсть» большевикам, замелькали тут же в зале решительно настроенные вооружённые фигуры (при том, что в зале-то и преобладали «серые шинели»: вольготно в креслах развалившись – поплёвывали они невозмутимо подсолнечной шелухой), переговаривались меж собой, советуясь – в открытую: а может, как на фронтах у нас бывало, «на штыки» поднять этих-разных штатских-несогласных. Какое уж тут – под штыками-то – законотворчество может быть (когда смерть – в глазах), депутаты – один за другим – и покинули зал заседаний (все, и «попутчики» даже: меньшевики, эсеры, анархисты). Теперь в зале – всплошь свои. Вот уж это – то как раз, что и требовалось большевикам. Тут же они объявили себя полномочным съездом, взявшим власть в свои руки. Декрет приняли: в Империи бывшей вся власть – Советам (потому и власть называться будет: «Советская»). Переворот произошедший называться будет: «Октябрьская революция». Правительство тут же избрали-организовали (практически – списочек прочитали, заранее заготовленный). Первый, Председатель, естественно – вождь партийный, товарищ Ульянов (кликуха – Ленин. Ежели по матери фамилия – Бланк). Председатель ВЦИК ( Всероссийский центральный исполнительный комитет) – Яков (Янкель) Свердлов. Третий (хотя по значимости в тот момент – первый) – Лейба Бронштейн, полная кликуха Лев Троцкий (ему пока что доверили иностранные дела. Провалил потом переговоры о мире с немцами – переместили, теперь он стал уже: «Наркомвоенмор»,что о-очень возвышающе звучит). Дальше к ним добавился ещё и Г. Радомысльский (кликуха – Зиновьев) – его «на Питер» посадили «хозяином». А на Москве стал  заправлять Лев Розенфельд (Каменев Л.Б.). А дальше ещё и в ЧК (для контроля, так сказать, за «железным Феликсом», некиими заскоками отличавшимся с преобладанием идеализма) в «замы» Менжинского подсадили (во все главные отделы – тоже «своих»). В Питер, тамошним ЧК чтоб заправлять, Урицкого отправили. Всё – власть цепко уж схвачена. Теперь – печатные только органы о том известить. И – руководить (то-есть в ихнем-то понимании – писать, писать и писать). 14.У  в л а с т и – б о л ь ш е в и к и. Посыпались тут декреты один за другим: о войне и мире, о земле, о правах и привилегиях трудящихся. Главное же самое продекларировалось: все ныне действующие законы Российской империи – отменяются, органы все правоохранительные и правоустанавливающие – ликвидируются. Уж тут – как бы и явным кретинизмом попахивает – ну как может существовать гсударство без каких-либо законов? А тут – ну ничегошеньки не оставляют. Но чуть подумавши – изобрели-таки термин: «революционное правосознание». Так ведь это – дубинка, стихийно действующая. Встретил меня на улице, например, здоровячок помощнее меня телосложением, пальтецо моё ему приглянулось, командует он: скидавай, мужичок – так мне правосознание подсказывает. Или бреду я по улице с винтовкой на ремне, навстречу толстячок с брюшком, в очёчках ещё – явный буржуй, к стенке его, и – «в расход». Или как у Блока в «Двенадцати»: бывшая любовница-изменщица попалась навстречу, залп из винтовок,и: «..Что, Катька, рада?\ Ни гу-гу\ Лежи ты,  падаль, на снегу». Очень много, надо сказать, мути поднял этот декрет (но впоследствии тоже к гениальным свершеньям причисленный). Творцы же декретов, в поте лица трудившиеся, некий и комплекс неполноценности испытывали: они ведь, как ни крути, завет отца-основателя ученья коммунистического нарушили. Ведь Карл Маркс недвусмысленно упреждал: Россия, как страна аграрная по преимуществу и не имеющая просвещённо-организованного пролетариата, к социальной революции не готова (то-есть: пшик да бардак вселенский воспоследуют). Они ж, о предупрежденье осведомлённые, напролом ведь попёрли. Так – чем это закончится (не петлёй ли, не тем ли состоянием, о котором поэт-француз, из прошлого который, так выразился: «..И сколько весит этот зад \ Узнает скоро шея».). Ох, жутко. Ох, страшновато – но ведь влезли уже, назад – нет пути. Теперь – вперёд, только – вперёд, в незнаемое. Отступление: А ведь прав в конце-то концов оказался отец-основатель, Карла-Марла бородатый – не прижился таки социализм в России. Для столь кардинальной смены формации общественной не только ведь внешние требуются условия – но и сама сущность внутренняя, само сознание человеческое поменяться должны (то-есть созреть должен индивид каждый до восприятия идей социалистических). В России же, где насельники её начисто лишены способности к самоорганизации, где властвует принцип: «Моя хата с краю – я ничего не знаю» - никакой социализм закрепиться не может. У нас ведь, ежели сошлись, например. трое для какого-то дела – то каждый тут же главным себя посчитает и самым умным. И три различных мнения выявятся – как дело организовать (какое уж тут согласие). Да и не только в России – и в США, например, социализм невозможен. По иным причинам – там высшей целью и смыслом жизни только нажива является, культ доллара – и только (духовностью какой-либо там уж и не пахнет). А вот в Западной Европе – да, там возможен социализм. Некоторые страны (скандинавские – особенно) и дрейфуют постепенно в его сторону (целенаправленно, без рывков да потрясений). Глядишь,лет ещё с сотню – и восторжествует там ученье Маркса-Энгельса. Ежели, конечно, не помешают тому всяческие педерастики да лесбияночки: им ведь полный простор сейчас, могут и в браки вступать. Вот, глядишь, со временем женщины и вообще рожать отвыкнут (зачем – удовольствие ведь и без того получить можно). Белая раса так-то и прекратит своё существование в Европе(тьфу-тьфу, стучу по дереву – чтоб не сбылось). Не дай Бог, сбудется пророчество знаменитой предсказательницы Ванги: лет через пол-сотни Европа превратится в провинцию Арабского халифата. И уж тогда, можно предположить, мужчины-европейцы использоваться будут  уже в качестве "жён"-наложниц для завоевателей. На другое уж они и неспособны будут - на организованное-то сопротивление. Они и сейчас уж, под властью хозяев заокеанских пребывая, скулить да тявкать только могут - на укусы уж и не решаются. Не одумаются - вот обвал и воспоследует. Да на размышления и времени не оставалось у наших героев – захватило потоком дел, дальше и дальше поволокло. Уже вечером 25-го состоялось заседание Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов (где Троцкий председательствовал), первым там Ленин выступил, обрадовал собравшихся (а Совет состоял всплошь уже из большевиков да «попутчиков» - согласно термина образовавшегося внове): социалистическая революция, о которой так много говорено было большевиками – свершилась. Конечно же – уря,уря, уря, торжество всеобщее, возгласы самые лестные в адрес вождей, восхваленья безбрежные. А им – и вздохнуть некогда средь потока дел (но не забыли-таки, отвлеклись чуть – и уже 26-го октября позакрывали все оппозиционные газеты). Начало – многообещающее: а где ж свобода слова, за которую большевики с царизмом бились-боролись? А – нетути, у нас теперь – «правосознанье» одно. Беззаконие, кавардак всеобщий (чуть ли не возврат к первобытному состоянию) кое-кому – как находка, как подарок от всевышнего воспринимался. В мутной-то водице – самое ведь время рыбку половить. А в любом ведь круговороте-водовороте (и в историческом – в том числе) чтовсегда наверх всплывает? Да-да, правильно, это самое – неудобьсказуемое. Так и тут: потянулись в Смольный и идейные, и безыдейные искатели приключений всяческие – из них и формироваться стали органы властные (едва успевали мандаты печатать). Сформировалась окончательно и верхушка руководящая, состав её многих и многих статистов насторожил враз (слишком очевидным некий уклон был). Дни замелькали за днями, и прорисовываться вдруг стало: а ведь, против опасений, получается что-то. Получается – вслед за столицей и в Москве утвердилась власть большевистская, и в центрах многих промышленных. А там солдатская масса, столицу заполнявшая, расползаться-разбегаться стала, как бы вал покатился во все концы – большевизм и Империю всю затоплять стал. Везде ведь в центрах, как и в столицах, команд всяческих воинских – несть числа, все они тут же на стороне большевиков (поголовно!) оказались (уж теперь на фронт нас не загонишь: дудки, не пойдём – мы ведь «большаки» теперь). Дальше, дальше, во все уголки самые дремучие, поток серошинельный дотянулся – и там власть «большаков» стали признавать. С пугающей даже быстротой – власть новоявленная утверждаться стала. Отступление: В советской историографии акцент, естественно, на заслуги партийные делался – мол, агитация большевистская да пропаганда решающим стали фактором. По убежденью, мол, народ за нами пошёл. Была, конечно, и агитация, была и пропаганда – но не в столь уж решающих масштабах. Успех обеспечился одним, тем – что большевики «конец войне» объявили. А остальное уж сделала безликая солдатская масса – количеством своим да поведеньем дремуче-нахальным так власть напугавшая, что – сами и поразбежались они. Участвовали – и активно – и рабочие дружины – но они малочисленными были, без толп поддерживающих солдатских – их вмиг бы поразогнали по своим окраинам, тут бы и десятка эскадронов казачьих хватило (а они имелись в столице). Поработали бы – привычно – нагайками, и также привычно – и беспорядки бы подавили. Вот солдаты – другое дело, они обвыклись на фронтах с убийствами-то – их нагайками не испугаешь, они ведь казачка (и с лошадкой вместе) на штыки вздёрнуть могут. Вот они, солдатики, всё и решили. Ежели образно представить – процесс произошедший так будет выглядеть: большевики – как бы спички-факелы, они огонёк обеспечили. Рабочие следом – раздуть его постарались. А вот материал горючий, массу тут же вспыхнувшую – солдаты составляли. Тем ещё для властей новых удобные: свершили переворот в столицах – да и разбежались (не нужно будет заботиться, кормить-поить их. Да они, глядишь, и наград каких-либо могут потребовать). И с собой – идеи большевистские понесли (разнося, как заразу, призыв – хватай власть, наверх вылазь). Такими вот события те представляются сейчас вот, после ознакомления с документами тогдашними эпохальными. Надо сказать, историография советского времени тут – помощник ненадёжный (фальш там да передёргивание фактов – повсеместны). А вот «эмигрантская» литература, издавать которую начали с наступлением так называемой «перестройки» - вот уж там можно было кое-что и фактическое почерпнуть,и с общей «атмосферой» ознакомиться (используя источники, подобные «Окаянным дням» Бунина). Но самое ценное в этом направлении – объёмные тома «Архив русской революции». Вот там, в 22-х томах, изданных в Берлине (с самого начала «белой» эмиграции – с 1921-го года) отыскать можно ответы на все вопросы. И там в достатке доказательств: решающей силой в 1917-ом году являлась именно солдатская масса. Как пример можно привести – установление большевистской власти в г. Сочи (в то время – заштатный этакий городишка). В городе имелось всего два члена РСДРП – но имелась команда воинская, да другая рядом – занятая на сооружении Кавказской дороги. Чуть дошли вести из столицы – большевики тут же стали митинги созывать, разъяснять: будь наша власть – и войне тут же конец, на фронт уж вас не пошлют. Конечно же, все – за большевиков, вручили им власть. В качестве вознаграждения – пограбили немножко богатеев местных, подзапаслись кое-чем – да и разбежались во все стороны, по домам. Подобное и во всех прочих местах скопления солдатского наблюдалось – что и решило дело в пользу относительно малочисленной партии. Прошло с месячишко, осмотрелись и раз, и два - и совсем уж успокоилась верхушка большевистская (нежданно, негаданно – и вдруг чуть ли не с небес власть на них свалилась. Не иначе – сам Иегова поспособствовал). Но хоть и успокоились – но меры коё-какие всё ж предпринимали (тем умный-то человек от глупца и отличается – что предусмотрителен он). После смерти одного из троицы тогдашней правящей, Я.Свердлова, остался сейф запертый. Когда его впоследствии вскрыли, обнаружили: несколько там паспортов заграничных на разные фамилии, деньги (в валютах разных государств), драгоценности. То-есть – весь «джентльменский» набор: провал случится, начнут за шкирку хватать – а путь уж готов к отступленью. Паричок какой-никакой напялил, усики приклеил – и выметайся вместе с толпой из Смольного. А там, глядишь, на берегу Финского залива и судёнышко найдётся, заботливо подготовленное. И – адью, прощай – немытая Россия. Уж мы расстарались так тебя «умыть» - долго ещё в потоках кровавых захлёбываться будешь (и не жаль, не жаль – инородцам жалеть аборигенов не пристало). Надо думать, коль Свердлов обезопасил себя столь предусмотрительно – то и остальные члены «верхушки» так же расстарались (всем им притягательна была и привычна «заграница» - туда бы все и слиняли). Но пока что – здесь надо было устраиваться. И первым делом надо было безопасностью своей озаботиться, начать охранно-карательные органы формировать – и 7 декабря была создана столь грозная впоследствии ВЧК (Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем). Во главе – профессиональный революционер Ф.Дзержинский (тоже – инородец. Троица правящая старалась тогда на все посты ответственные, по возможности, инородцев задвинуть, русичам не очень-то доверяя – могут ведь не во-время когда-то благородство проявить да щепетильность ненужную, отказаться от выполнения приказа сомнительного содержания. Для инородца же кругом тут – чужаки, больше поистребят друг друга – всё на пользу революции пойдёт). Отступление: В советские времена как-то не принято было нак вопросе национального состава «верхушки» той правящей внимание акцентировать (в момент «дело» сошьют, припишут и национализм, и разжигание розни религиозной – то-есть под соответствующие статьи уголовные подведут). Мол, они – коммунисты, то-есть «по умолчанию» (так, кажись, «сленг»! теперешний компьютерный толкует) – интернационалисты, для них национализм – невозможен. А – почему, кто это решил так-то? Возможен, и очень даже возможен – что и подтверждается событиями (нашими, отечественными) дальнейшими. Так почему ж это замалчивать стыдливо, не замечать реальностей (как страус – в песок втыкать голову, чтоб не видеть). Ну, спрячь голову, спрячь – так всё равно ведь хвост торчит: во все времена, с сотворенья мира, с появленья существ, разумом наделённых (и даже – неразумных, инстинктом только управляемых) – существует национализм. И даже, с добавкой религиозной составляющей – в формах обострённых. Ведь католики – протестанты-православные, любым случаем пользуясь, изничтоженью взаимному предавались – с наслажденьем-упоеньем прямо-таки (а ведь – христиане все). Шииты-сунниты-алавиты тоже постоянно «рэжут» друг друга с неменьшей старательностью (а мусульмане ведь все, мусульмане). Так не лучше ли – не замалчивать этот фактор (вражду как межнациональную – так и межрелигиозную): существовавший, существующий, существовать и дальше историей предназначенный. Не отмахиваться от него, а – учитывать в реалиях, не повторять чтоб ошибок прошлого (тех вот, что мы, русичи, допустили в том году 1917-ом). Преобладает где-то «титульная» нация, самая многочисленная – она и должна на «верхушке» обосноваться. Случись, напрмер, равновесие опасное (сколь католиков – столь и православных) - тогда к власти призывайте «третью» силу, протестантов (только они в этом случае равновесие обеспечат. То же и для иных конфессий – везде надо равновесие соблюдать. Кажись, так-то просто, и дебилу даже понятно – а вот попробуй-ка, претвори в жизнь постулаты эти разумные – вмиг зубы обломаешь, не получится (не созрели мы, «хомо сапиенс» до этого, темпами ускоренными – к самоуничтожению устремившись). И конец, кажись – близок. Из вышеизложенного исходя – дальнейшее я излагаю так. как сам всё представляю – без оглядки на условности. Да мне, в возрасте-то моём преклонном, и не след будто лукавить, приглаживать что-то. Но и выпячивать не след – постараюсь приличия при этом соблюсти.                15. Д о л г и – к р у г о м  д о л г и. И ещё дело безотлагательное (с первых дней зависло, напоминало беспокойством постоянным, сознанием неизбежности – как зубная боль). И 9 декабря, по настоянию Ленина, начались переговоры о сепаратном мире с Германией. Соратники – единогласно – против были, но вождь, используя весь авторитет свой, настоял-таки. То-есть можно так рассудить – у прочих членов «команды» не было обязательств перед страной-противником. У Ленина же, видать, коготки глубоко увязли. И – спешить надо было (естественно – и напоминали при случае), отдавать долги, рассчитаться с Германией за услуги. Отступление: И здесь (как и во всём, связанном с личностью Ленина) не всё так однозначно. Учитывая свойства характера вождя (полнейшая беспринципность, следование завету сверхциничному: "Цель оправдывает любые средства для  её достижения"), предположить можно: он с лёгкостью откажется от вынужденных обещаний, данных германской разведке (в части заключения немедленного сепаратного мира). Но - не решается-таки на поступок кардинальный (несмотря даже на обще-отрицательное отношение ближайших всех соратников к намечаемой подлости). И тут одно только объяснение придумать можно: разведка германская имела не только средства воздействия на Ленина - но и рычаги воздействия в лице агентов своих, внедрённых в ближайшее его окружение (и способных на действенные угрозы). И вот - опустился-таки он до позорища вселенского, напролом пошёл - согласившись документ подписать кошмарно-вредоносный для государства российского И суда истории будущего не забоялся - действительность, выходит, пострашней была.    Надо сказать, и не только с Германией рассчитываться надо было – «возникать» стали и другие кредиторы. Парвус напоминал о себе, и из Англии сигнал последовал: когда-то, при проведении какого-то из съездов РСДРП, и там пришлось перехватить деньжонок. Начинали в Швеции съезд – так оттуда выпроводили власти местные. Пришлось за море перебираться, деньжонки из-за расходов непредвиденных закончились, суета поднялась – где ж бы добыть. И нашёлся тут богатенький промышленник-англичанин, совершил поступок экстравагантный – субсидировал партийку эту малозначащую. Документ заёмный  при этом заставил подписать всех членов «верхушки» партийной – и большевиков, и меньшевиков (мол, вдруг, чем чёрт не шутит – кто-то из вас и прорвётся во власть, вспомнит про должок). И теперь богатей тот торжествовал, хвастаясь гениальным предвидением своим. Пришлось, конечно же, уплатить – и с процентами ещё немилосердными. Заботы, в общем, кругом заботы. Тем и закончился событиями перегруженный, судьбоносный год 1917-ый. 16.ДАЛЬШЕ, ДАЛЬШЕ  -ВНИЗ                Далее события замелькали с кинематографической быстротой, дела на правителей наваливались – надо б и ещё по паре голов иметь с предельной скоростью мышления. В стране – разруха, везде – беззакония, произвол. Голод, нехватка – всего самого необходимого. «Буржуёв»-хозяев выбрасывают – и производства тут же останавливаются (трубы заводские давно уж дымиться перестали – полнейший коллапс промышленный). Население всё – в панике: куда бежать, как спасаться, как с голоду не пропасть. Беды – со всех сторон, не только ночью – но и днём в квартиры обывательские звонят-ломятся в дверь, и уж не понять ему: то ли ЧК это (вездесущей сразу ставшая и всепроникающей), то ли – бандюганы (к тому времени вконец обнаглевшие). Да, впрочем, и разница меж ними невелика, грабят и те, и другие (тащат, что поценнее – отбирают. А уж съестные припасы – те подчистую выгребают). Жуткие, ох жуткие времена настали (будто скифы-хазары заполонили, как встарь, просторы российские). На фронтах – развал полнейший уже: дезертирство, «братание» с немцами (и тем ведь война сверхпредельно уж обрыдла). Отдельные части (клочьями только) удерживают ещё позиции кое-где – но и те на грани драпа беззастенчивого. 15 января срочно пришлось декрет обнародовать о создании новой (названной – «Красной») армии – так когда ещё появится-то она. А тут новоиспеченный командующий всеармейский (по прежней терминологии – Главковерх), Крыленко (из нижних, кажись, чинов – прапорщик), объявил: всё, конец, войска и оставшиеся выводятся с передовой (а вернее ежели – разбегаются). Фронт как таковой перестаёт существовать (могут немцы теперь как бы прогуливаясь – вперёд да вперёд). Хотя и у них уже хвалёный немецкий «орднунг» едва-едва поддерживался, разлад-раскардаш и к ним перекинулся.                17.РАЗГОН  -  "УЧРЕДИЛОВКИ".   В такой вот обстановке (наконец-то – долгожданное, всей России надёжа!) 5 января 1918-го года в Таврическом дворце открылось Учредительное Собрание. И большевиков тут же, после доклада мандатной комиссии, жестокое разочарованье постигло: вместо ожидаемого большинства – получили они около четверти голосов (большинство – у эсеров). То-есть понятно – РСДРП власти тут абсолютной (на что надеялись) не получит. Вероятнее же всего, учитывая незаконный переворот военный – и вовсе объявят её вне закона. Кто ж на такое-то согласится (уже хлебнувши дурмана властного). И большевики с угрозами покинули зал. Ход заседания скомканным получился, но прения – продолжили (при явном недоброжелательстве караула, призванного обеспечить комфортные условия для работы депутатов). Заседание затянулось до глубокой ночи. Едва успели проголосовать за создание Демократической Федеративной республики Россия – как на сцене появился оружием увешанный начальник караула, анархист Железняк, грубо заявивший: «караул устал – собрание закрывается. Расходитесь!». И матросики тут же, невежливо и бесцеремонно, стали выпроваживать депутатов. Так вот: нагло, с презреньем показным (ишь, мол – подголоски буржуйские). А ведь тут, в этом зале, с момента объявления о начале работы, сосредоточилась верховная (на тот момент) власть в России, депутаты при этом – неприкосновенны. А тут что же: вышел какой-то матросик расхристанный, рявкнул на законотворцев (явно – силу за собой чувствуя), и – рухнула власть. На другой день попытались было собраться опять депутаты – так не тут-то было: дворец закрыт – и охраняется снаружи, им же личности какие-то подозрительные советуют: вы бы тут, в Питере, не болтались, разъезжались бы по домам (не то: народец-то тут горячий подобрался – могут ведь и «шлёпнуть» невзначай). Уж тут, потылицу почесавши, и подумаешь – продолжать ли дальше попытки. Да ещё с утра прямо ВЦИК большевистский декретик принял о роспуске Учредительного Собрания (то-есть против дубины переть надо). Конечно, можно б было (найдись лидер ли, центр ли организующий) и в другом каком-то месте (предполагалось – в Киеве) заседания продолжить, создать Правительство, только его законным объявить (а де-юре – так оно и было бы). Но тогда – смута воспоследует (опять год 1613-ый повторится). Посудили-порядили, решили – нет, не стоит. Иной ведь выход имеется: оставить у власти горлопанов этих большевистских. Ведь кто они, что они, каких вождей имеют? Инородцы какие-то задрипанные, им бы в лавчонках местечковых суетится, селёдочками торговать (в бумажечку их аккуратненько заворачивая) – а они во-он куда замахнулись. На престол ведь, на престол (святость которого да сакральность традициями вековыми подпитывалась) нацелился вождь их новоявленный, подобравший и «кадры» соответственные – нагло-напористые. Обидно, конечно же, возмутительно – но так вот История распорядилась: будто специально, в последовательности катастрофической, выстраивая события – осознанно будто так выстроенные, чтоб клику эту наверх выпихнуть. Штыки солдатские – единственная их опора, война закончится, нужда припрёт тех же солдатиков, голод заставит ремешочки на животиках потуже затянуть – и назад они штыки повернут. Не справятся инородцы эти, ну никак не справятся (для того надо – выдающиеся административные данные иметь. У них же – на уровне «гешефтов» десятирублёвых) – провал последует. Вот тогда-то мы, представители народные, и соберёмся опять, решим (было ведь, было уж подобное в истории российской) – как дальше-то жить, как мощь былую державы восстановить. Так что – ждать надо, ждать. Ждать – да готовиться. С тем – и разъехались депутаты по домам.                Дальнейшее же показало – ох как жестоко они ошиблись. Они по себе судили: мол, взялись ежели мы за дело (в этом случае – управлять государством), поднатужились-выложились, способности свои повычерпали до донышка, убедились – нет, не получается у нас. Понятие «честь имею» подсказывает: не смогли – уходите, место уступите более способным. На что и надеялись мужи-мудрецы, депутаты российские. Не сделали на то поправку, что к власти-то пришли личности, о чести-достоинстве и понятий не имеющие (плотненько – и сразу – оседлавшие революцию). А уж эти – так-то просто не уйдут. Они до конца за власть цеплятся будут, до конца. И не по качествам каким-то, от «нормы» отличным, отдельных индивидуумов – нет. Просто-напросто они действовать так будут, как им внутренняя ихняя сущность подсказывает (ежели по-новомодному – менталитет), убеждения да побуждения – на генном уровне.  Трагизм же тех дней в том заключался, что к власти пробились те как раз инородцы,для которых Россия – страна пребывания (но уж никак – не Родина). И потому тут любые опыты уместны: чтоб теории, умами гениальнейшими (по оценкам ихним, большевистским) разработанные, на практике и проверить. Где ж ещё – тут ведь и жертвы многотысячные (что многомиллионные – этого и они предвидеть не могли) могут воспоследовать (так что, своим, что ли, народом жертвовать?). Ну уж, нет – пусть друг друга эти вот «коренные» истребляют (их ведь пугающе-много, потому, чем больше их сгибнет – тем и лучше, тем – впоследствии – громче и гуще будет хор восхвалений в адрес «исполнителей»). Каждый из нас героем ведь будет выглядеть в истории-то, Голиафа поразившим – Империю российскую самодержавную. Так (пусть даже – и примерно так) должны были рассуждать те, кто необъяснимым каким-то, сверхразумным кульбитом историческим – на верху на самом властном оказались в данный-то момент. И предположение такое-то полностью и подтверждается всей практикой лет последующих (где жизнь индивида отдельного – копейкой разменной была). 18.ПРЕДПОСЫЛКИ  К  АПОКАЛИПСИСУ. Действовать большевики начали – без малейших сомнений и всяческих там комплексов. И главное, что тут же и проявилось полной мерой : что вожди-то новоявленные убежденья имеют не только инородческие – но и иноверческие. Это вот и стало фактором, с начала с самого ожесточившим борьбу и обусловившим непримиримость взаимную (отношения к религиям – болезненно-противоположные). Для иноверцев ведь некоторых  христианство – религия глубоко-ненавистная, неприязнь к нему с детства ведь с самого воспитывается. И особенно – к православию (как к религии господствующей на территории Российской Империи). Потому сразу, с первых же дней, верхушка большевистская и объявила православию беспощадную войну (попутно, для маскировки, так сказать – и прочие конфессии прихватывая. Но уж тут – без ожесточений и кровопролития). А ведь, по теме этой порассуждавши, к выводу приходишь: а могла ведь, могла революция и по бескровному пути пойти. Вполне могла б – ежели бы русичи в ответственный момент «наверху» оказались. Ведь, кажись, где основания-то, причины – чтоб коммунизм да православие (как и прочие конфессии) враждовали? Нет, ну – нет таких причин кардинальных. «Свобода, Равенство, Братство»  - с обеих сторон приемлемо. Разумное и справедливое распределение благ земных – тут «За» все,и – безоговорочно. Заповеди Христовы – так их только злодей врождённый, урод моральный отвергать решится. Отступление: По мелочам, конечно же, могли и возникнуть разногласия. Кое-какие из заповедей-то так и не прижились в христианстве. Христос вот проповедовал: хлестанули тебя по правой щеке – и тут же подставляй левую. Вот уж тут – дудки, хоть ты и Сын Божий – но мы с тобой несогласны. Ударили меня по физии – и я так ответить должен обидчику, чтоб у него до конца дней охотку отбить – руки-то распускать. Так вот практически-то все христиане и действуют (и даже «толстовцы» многотерпеливые). Относительно «квасного» тоже не всё приемлемо – остальные ж заповеди вполне подходят для любого человека разумного.       То-есть нет причин – чтоб христианин враждовал с коммунистом. И могли ведь с первых же дней становления новой власти и приступить к строительству мирозданья – на справедливости только основанного. И уж тут бы никакая война Гражданская и невозможной  бы была (а случись – вялотекущей бы была, по Евангелию ежели: всякая власть – от Бога. А с Богом ведь немногие могли решиться, в борьбу вступить). То-есть встретились бы вожди новоявленные  с иерархами церковными, договорились бы о демаркации границы («Богу – богово, Кесарю – кесарево») – и постарались бы сразу мир во всех языцех установить. Могли бы, могли – если бы не преграда тут непреодолимая: у власти-то иноверцы воинствующие оказались. Остальных-прочих вождей мелких умело демагогией запутали-замотали – и сценарий раскручиваться стал по гибельному пути. Принявшись старательно «пожар революции» раздувать – вожди обозначивать стали и границы действий допустимых. И главным тут объявили: борьба, только – борьба, только – истребление взаимное. Никаких там пацифистски-бескровных решений, никаких поисков компромиссов, уступок взаимных (само слово «соглашатель» у большевиков бранным, позорным даже, считалось). Чтоб собраться, договориться мирно с кем-то и о чём-то – даже мысли такие не допускались. Унизить-оплевать-растоптать в прах противника – вот единственный путь, вождями большевистскими обозначенный. Отступление: И формирование взглядов подобных – не на сиюминутный какой-то импульс: решено всё и обдумано загодя ещё. Что и прослеживается и в исторической, и в художественной литературе. Вспомните, у Шолохова в «Тихом Доне» , сценка: на станции железнодорожной какой-то офицер стал упрекать казаков, всем полком на Дон к себе пробивавшихся (предателями их обзывая). И тут же вмешивается революционер-профессионал Бунчук, не раздумывая – убивает офицера. На возмущение окружающих, им же ранее «распропагандированных», казаков (нельзя, мол, так-то: за каждое слово супротивное – и стрелять сразу) Бунчук бритвой будто обрезал: борьба у нас начинается – насмерть, кто – кого, не мы уничтожим – так нас уничтожат. И вообще: дело прочно – когда под ним струится кровь. Потому – нечего тут рассусоливать да сопли распускать, жалость тут – неуместна. И ещё (у Шолохова же): когда на хутор Татарский припожаловал комиссарствующий революционер-профессионал Штокман – он первым делом приказал арестовать всех стариков, позволявших себе хоть какую-то критику в адрес власти большевистской. В станицу их отправили – а их там скоренько и порасстреляли (там же и закопали). На возмущенье Григория Мелехова (стариков-то зачем изничтожать – наши ж они, родные) ответил Штокман жёстко: они могли помехой нам стать, языками своими – на врагов сработать. И ожидать тут нечего да причин каких-то выискивать – уничтожать надо сомнительных всех. То-есть изначально, затевая только революцию, большевики решили меж собой: для захвата и удержания власти – допустимо всё (пусть это и покажется кому-то преступным). Так вот и начали палачествовать с первых же дней – «сверху» к тому поощряемые и направляемые.                19. ТАК  КТО  ОНИ  -  ВОЖДИ.                Так кто же они, откуда на Русь свалились – правители столь кровожадные? Не из преисподней же их на свет повыталкивали – тут вот, на нашей земле, родились-возросли они – так откуда ж они зверством так-то напитались? И тут самым уместным будет взвесить-оценить вождя хотя бы ихнего – как характернейшего представителя «железной когорты» революционеров-профессионалов. Коль  последователи возгласили «великим» его – то и рассматривать его следует как такового – с различных точек зрения. Вначале: снизу – вверх (как величину значительную). Очень рано стал он известным – в узком кругу, там же – и в вожди выбился. В результате коллапса какого-то заумного – усажен был на трон освободившийся имперский. Сподвижниками восприниматься стал как «..гигант мысли, отец русской демократии». Принялся хозяйничать-руководить – и враз война Гражданская развязалась. Необъяснимо опять-таки с точки зрения наблюдателя стороннего – партия, им возглавляемая, победителем вышла. Закрепившись в кресле руководящем – «рулить» и дальше принялся, перестраивая весь строй жизненный великой державы (руководствуясь туманными какими-то, явно завиральными для большинства-то населения, идеями да целями). Хор восхвалителей тут же чуть ли не обожествил его, назвавши вождём уж не только российского – но и мирового пролетариата. Беспрецедентная по масштабам пропаганда такое его восприятие и всей державе навязала, метко названный «наш Ильич»  - стал он и большинством населения воспрниниматься уже чуть ли не как посланник Божий. Потому попытались было религии всех конфессий поменять на коммунизм, вместо икон с изображением Христа – молиться чтоб стали на портрет вождя. Но тут, надо сказать, неувязочка вышла, молиться по-старинке продолжили: опора на Бога понадёжней представлялась – чем на вождей каких-то сомнительных (сегодня есть он, а завтра, глядишь, его и «к стенке» поставит следующий претендент на власть). Отступление: Но коммунисты-то – народ упёртый, они и дальше (аж в течение семи десятков лет) попытки продолжали: заставить чтоб на портреты вождей молиться. Но – конфуз тут полный вышел (никак не соглашался народец Бога забыть). Наоборот даже – подсмеиваться стали над портретами-то. Например, «блатные», по «зонам» обретающиеся, татуировочки стали наносить двусмысленные: профиль Ильича, понизу же крупно: «ВОР». На претензии же «вертухаев» ответ убедительный приготовлен: это, мол, аббревиатура, расшифровывается она как «вождь октябрьской революции». Уж тут – не придерёшься. А о портрете одного из последующих вождей стали и вовсе отзываться предельно-непочтительно, обзывая: «морда-жопа». Какие уж тут молитвы – признаваться пришлось в неудаче. Таким вот вождь – ежели снизу смотреть – и остался в памяти современников. А теперь – надо же и «сверху» посмотреть, вниз – как на обыкновенного человека. Родился он в семье странноватой: отец – коренной православный, мать – дочь иноверца-«выкреста». Семья, по воспоминаниям современников соседствующих, была далека от идеальной: слухи упорные носились, что хозяюшка очага семейного в молодости скромницей не была (намёки глухие были на связь даже её с кем-то из отпрысков разветвлённой семьи царствующей (но это – на уровне слухов, по здравом рассуждении – маловероятных). Во всяком случае – отец в доме как бы чужим был (да он, добросовестно обязанности свои исполняя по ведомству народного просвещения, перегружен был сверх меры, мотаясь по губернии – редко и показывался дома). Потому воспитанием детей занималась только мать. Как она воспитала их, в каких убеждениях – о том дела конкретные говорят. Ведь о направлении и качестве воспитания по результатам судят. Они же таковы: один сын, Александр, повешен был впоследствии за подготовку к покушению на царя. Второй, Владимир, жизнь всю свою положил не только на борьбу с самодержавием – но и на изничтожение последовательное христианства. То-есть вывод тут один может последовать: семья воспитывалась матерью-иноверкой (хоть и крещёной – поневоле) в ненависти к самодержавию (конкретно – к дому Романовых) и с полнейшим неприятием христианства. Таким заветам следуя – и вступил в жизнь юноша Володя. Ненависть сдерживать не научившись ещё – в какие-то там беспорядки гимназические ввязался, исключили. Но папаша-то – «чин» в просвещении, сдал он экзамены экстерном. Университет дальше закончил, учёным правоведом стал, подвизался было в должности помощника присяжного поверенного. Помощник тут – «рабочая лошадка», босс его с поручениями гоняет по всем дням – и разочаровался Володя в профессии. Ещё в университете (тут – по убеждениям) сблизился он с марксистскими кружками, пригодилось теперь, возможность он стал рассматривать – а не стать ли мне профессиональным революционером. А – что: уж тут скучными бумагами не надо будет заниматься (на пропитанье, глядишь, партия какие-никакие деньжата подкинет – уже тогда богатеи некоторые «отстегивали» суммы немалые «на революцию»). Попробовал – и пошло, удачным даже начало-то получилось: вскоре в ссылку он попал в далёкое село Шушенское. Опять-таки и там трудиться в поте лица, снискивая хлеб насущный, не пришлось: правительство, основы под которым он пытался расшатывать, достаточные суммы выделяло на содержание ссыльных. Хватало не только на жизнь – вскоре он вызвал к себе невесту Наденьку (а та и с мамашей ещё припожаловала). Зажили – безбедно. Работать не надо, «природа» кругом – чем не жизнь. Из идиллических подробностей тех лет Наденьке запомнился такой случай (из опубликованных позже воспоминаний её):  весной, во время разлива Енисея, отправился Володя на охоту. Пойма реки затоплена, островки только отдельные остались – а на них зайчишки спасались целыми стаями. Выручать надо бы зверюшек, в беду попавших – так ведь дичь это, мясо. И принялся он колотить их беспощадно – полную лодку загрузил (такой вот «дед Мазай» - только шиворот-навыворот). Конечно же, подлость такая возмутила аборигенов местных, у мужиков ведь сибирских свои законы неписаные: на охоте зверя убивай, попавшего в беду – выручай. Пришлось потому дальше уж выживать в обстановке недоброжелательства. Но тут – освобожденье подоспело, семейство за границу враз устремилось. Уж там основательно устроились – на партийном-то иждивении (выражаясь по-современному – в типичные тунеядцы Владимир Ильич записался. Чтоб не быть обвинённым в предвзятости: попозже последователи его ярлык такой навесили на поэта Бродского, даже – сослали его куда-то). Работой, естественно, не надо было себя утруждать. Иногда, правда, посиживал в залах читальных библиотечных, выписки делал, пописывал нечто наукоподобное (впоследствии творенья его гениальными были признаны, Так где они сейчас? Предполагаю – на свалке где-нибудь догнивают – ведь их даже в сортирчике на гвоздик не повесишь для известных целей (выпускались-то они на качественной самой бумаге, наощупь – грубой). Семейные заботы не слишком отвлекали – детишки-то не нарождались. О причинах теперь догадываться только можно, но современники – «однополчане» свидетельствуют: причины с обеих будто сторон имелись. Со стороны Наденьки, предполагали, причиной полнейшая фригидность была, со стороны Володи – не до конца долеченный люэс (выходит, не только борьбой за освобождение человечества мысли-то смолоду заняты были, и ещё кое-чем – люэс ведь не через книжки передаётся). Партийными делами с охоткой занимались (а что – дело-то непыльное, даже возвышающее в собственных-то глазах, безделье оправдывающее). Жили, как говорится – не тужили. Постепенно Владимир Ильич  и по партийной иерархии поднимался (не один, уж никак не один. У инородцев некоторых взаимовыручка – в обычай возведена, чуть один приподнялся – начинает и других поднимать-вытаскивать). В конце-концов – уж одним из «столпов» стал признаваться. Денежки регулярно в кассу партийную заграничную притекали. Один дружище названный, М.Горький, талант свой богоданный почти насилуя и книжку за книжкой издавая – подбрасывал, подбрасывал тысячами даже: гонорары приличные получал, и на свою раздольную жизнь хватало (надо ж и наверстать было – в юности упущенное) – и «на революцию» можно было отстегнуть приличный куш (пожалуй, в те времена Горький был самым крупным «инвестором»  именно «ленинской» партии). А случись перебой с финансированием – очередной «экс» сотворяли в России (то-есть пограбливали что-то и где-то), добыча – за границу сразу. Так что хватало деньжонок не только на личные нужды – но чтоб и сонм прихлебателей содержать (именовавшихся – «соратники». Все они – начиная с самого-то Ильича – от «родовых» фамилий отказались, по примеру уголовников – за «кликухи» спрятались. Отсюда – и «Ленин» появился, как оказалось – надолго). Перепадали крупные «вливания» финансовые – и «школы» тогда организовывались – для подготовки «кадровых» уже революционеров. Марксизм там изучали не чисто, так сказать, «классический» - а с «ленинским» уже уклоном (любой ценой – уничтожение самодержавия, захват власти. Попутно – и религии уничтожать, обозвавши их: «опиум для народа»). Выпускники школ тех неимоверно гордились впоследствии: как же, как же – сам, лично, вождь их обучал, на подвиги благословлял. Народец там всё серенький подобрался, не особо выдающийся – варились потихоньку в своём соку, создавая – и тут же ниспровергая – авторитеты местного значения. Но перед теми-то, в России остававшимися, щёки всё-таки надували, напоминая время от времени: штаб-то главный, руководство – мы (и вождь новоявленный, Ленин – с нами). Так бы, глядишь, и дожили бы в уголках благополучных, не надеясь на изменения в статусе своём – ведь сам Ленин признавал с сожалением: при жизни нынешнего поколения социальная революция в России невозможна (соответственно – и возвращение туда «зондер-команды» всей ихней). Так бы и прожили, что называется, и палец о палец не ударивши в части труда производительного – так История не позволила, такой-то кульбит неожиданный свершивши (заставившая Ильича впоследствии даже бревно однажды на плечо взвалить – что и было для потомства запечатлено случайно будто рядом оказавшимся фотографом). Пришлось решиться, теорию чтоб практикой подкрепить, возглавить – и в окружении «гвардии» своей – осуществление Переворота, захват власти. Поначалу-то, успеха малоожидаемого добившись, и подрастерялись несколько (дух даже захватило – на такую-то вершину вознесшись). Головушки враз закружились (и было – от чего): ведь тут не из грязи даже в князи – тут из козявок каких-то малозаметных, из ничтожеств общепризнанных – и в фигуры преобразоваться исторические, на самую вершину властную взгромоздиться. Было, было от чего головушкам закружиться, и даже – залюбоваться собой. 20.ГОТОВИМ  ГРАЖДАНСКУЮ.   Хотя долго-то в эйфории пребывать не позволили обстоятельства: власть-то завоеванную удержать надо было (что посложней бывает самого-то захвата). Осмотрелись, убедились – а ведь получилось, зацепились (пусть и неустойчиво пока). А значит – действовать надо, действовать – и часа не теряя. И тут надеяться можно было только на изворотливость свою да изобретательность. Что вожди большевистские тогда и продемонстрировали полной мерой: чудеса проявивши организаторские, выискивая решения спасительные – для выхода из любых опасно-критических ситуаций. Целеустемлённость была проявлена – редкостная: цель наметивши – пробивались к ней сквозь любые преграды (неудачами не смущаясь попутными). Что потери неизбежны громаднейшие – не смущало и это (как известно: «Лес рубят – щепки летят»). Тем более, «щепки»-то эти – инородческого (для самих-то вождей) происхождения. Такую-то «команду» и призвала История – чтоб державой российской поруководили-порулили. Осмотревшись да посовещавшись, намечать стали направленья для дальнейших действий. Понятно одно: ежели восстановится правопорядок, нормы какие-то демократические, возможность осознанного выбора модели будущего – им тут ничегошеньки «не светит»: от власти их «отодвинут», вероятней всего и изничтожат. То-есть надо так тут закрутить-завертеть действительность – чтоб никто и ничто спокойствие возродить не смогло (борьба должна развернуться, и не на жизнь – а на смерть). Столкнуть лбами надо такие силы, чтоб треск-шум-гам да кавардак – до самых до небес вознёсся. И история тут подсказывает один путь – таким условиям соответствует только Гражданская война. Вот её – и надо спровоцировать.                Но сразу ведь надо и государством руководить – и практически. У них же ни знаний экономических не имеется, ни навыков управленческих, ни знания теории даже дела столь архисложного (уровни интеллектов не позволяют такие-то задачи охватить). Управлять же – надо. Тут – опять история подсказывает – остаётся тогда один путь: управлять через страх, путем насилий. Уж этот вариант – беспроигрышный, тысячелетьями опробованный. Потому – и сразу – все усилия надо направить на развитие да укрепление органов репрессивных да охранительно-оборонительных (уже созданных ЧК да Красной армии. Добавить ещё рев. Трибуналы всех уровней – с правом немедленного приведение в исполнение своих приговоров. Приговоры же однозначно – «расстрельными» должны быть). Далее: признать опорой для власти Советской беднейшие самые слои населения. Что они пьянь-рвань да ворьё – смущать не должно, такие-то – дай им только оружие в руки – такую смуту затеют (нашим именем) , что и сам чёрт не разберёт: кто здесь прав, кто – виноват. И последнее (а может – и первым это станет) – пропаганда. Надо столько обещаний понадавать, так их противоречиями перепутать, в такие высоты вознестись – чтоб и светлая самая голова закружилась да замутилась (в попытках понять хоть что-то). Вот, вероятно (что события дальнейшие подтвердили), такие направления для усилий дальнейших и определились. И предположения такие-то полностью и подтверждаются всей практикой лет последующих (где жизнь индивида отдельного – копейкой разменной была). И Правительство новоявленное на такой-то основе и действовать начало, отлаживать механизм управленческий. А вокруг же, как пасти оскаленные, угроза за угрозой. Та волна «большевизма», поднятая солдатнёй разбежавшейся, назад стала возвращаться, вспять. Задуренные пропагандой большевистской, вначале-то вояки попытались власть свою установить (кое-где – и удавалось). Но опять-таки власть свою декларируя как временную – до начала работы Учредительного Собрания. А тут как обухом по голове – сообщение: «Учредиловку» разогнали большевики, своего какого-то проходимца на трон впихнули. А это уже – непорядок, так – не договаривались мы. И покатилась – от окраин к столице – обратная уже волна, названная большевиками – «контрреволюция». Наглецов-«большаков» изгонять стали из власти на местах. Те, естественно, сопротивление стали оказывать – все условия создались для возникновения Гражданской войны.            
                -  х  -  х  -  х  -  х  -х -