Часики-ходики

Николай Ганебных
 

      Моя бабушка, стоя в  углу, привычно молилась. Случался иной раз у нее приступ особого усердия,  тогда она  становилась на колени и клала поклоны, ударяясь лбом о пол. Отмаливала свои прегрешения. Какие  грехи могли быть у милой старушки?   Делала  это она больше по привычке, ясно же было, что бабушка у меня безгрешная.  Она говорила, что зарабатывает всем нам божье благоволение, то есть милость господню.
       Икона висела у самого потолка.  В святом  углу в доме жил бог,  которого следовало бояться.   Приходилось  высоко задирать  голову, чтобы рассмотреть картинку на досочке, худого бородатого мужчину, молитвенно поднявшего руку.
      Тогда, в  детстве  у меня о боге было свое представление. Икона  крепилась в углу так, что за нею образовалось темное место, куда  страшно было заглядывать. Однажды  я там увидел  паутину  и рассмотрел большого черного паука. Сразу стало ясно, что это и есть бог. Вот кого надо страшно бояться. По этой причине я и теперь пауков, скажем так, недолюбливаю. Помню, как однажды этот самый бог, спускаясь по стене вниз, очень перепугал меня.   Он бежал,  а я с ужасом выскочил во двор, кинулся к собачьей будке  и  прижал к себе лохматую дворовую собачонку Бобика…  С  ним  стало спокойнее, у меня хватило смелости вернуться обратно и большой палкой, взятой во дворе, соскоблить всю паутину, скопившуюся за доской. Паук  не вернулся, жить ему стало негде.

      Было утро.  Окончив молитву, бабка привычно перекрестила окна, а затем меня. Это оберегало меня от нечистой силы. Кусочек святости неведомым путем переходил и  на меня.  Бабушка меня любила, но держала в строгости. Нечистая сила могла  возникнуть рядом  в любое время, и днем, и вечером, причем совсем неожиданно,  заставляя делать всякие глупости: прыгать на кровати, стащить комочек сахара из шкафа на кухне или убежать в лес, в ложок за горой. Встреча с нечистой силой могла запросто  окончиться  серьезной поркой. Бабушка всегда была начеку,  веник у нее всегда был под рукой.


     Обезопасив меня от несчастий, бабушка сказала: - Сиди дома сегодня один. Никуда не убегай. Я пойду к Бакулиным. Им помочь надо. Поздно приду. Суп в печке, тарелка на столе, ешь. Пустую на столе не оставляй.
     Ничего себе, не оставляй. А вдруг  в нее из-за иконы какой бог заберется?  Тарелку мне надо будет опустить в тазик с водой, стоящий на залавке. Залавок у нас был крепкий, крашеный, с двумя выдвижными ящиками и  дверцами, за ними мы держали снедь, а также  хранилась  посуда.
      Снедь  – это банка с пшеном, в полотняном мешочке манка, бутылка подсолнечного масла с промасленной бумажной пробкой, хлеб и макароны. Щи стояли на загнетке. Холодного погреба у нас не было. Особый интерес представляло местечко, где хранился сахар. Но мне было строго-настрого приказано  сахар не трогать. Там же, в выдвижных ящичках, лежала пара острых ножей.
    
      День, о котором я рассказываю, не был удачным. Потому что я успел натворить  несколько дел.  Пролил стакан молока, а оно было покупное.   Порвал штаны, зацепившись за какой-то невидимый  сучок на скамейке.  И самое главное дело было связано с  часами-ходиками.
       У всех в деревне на  главной стене висели часы, которые тикали днем и ночью. Маятник равномерно качался, провожая секунды одну за другой. Часы были для меня вещь не слишком нужная. Я  в вечерней тиши легко засыпал под стук маятника. В тишине этот звук действовал убаюкивающе. И каждый раз меня преследовала мысль, почему часы шли, не останавливаясь. Мне хотелось отыскать причину,  она была скрыта от глаз, я не мог объяснить себе такого странного их поведения. Я еще не понимал их назначения, для  меня  два часа дня ничем не отличались от четырех.  Почему, продолжая вслушиваться, я вдруг переставал слышать удары? Удивительная вещь, эти ходики.
      
        На циферблате у нас, как и у всех в деревне, была одна и та же картина: медведица с медвежатами  встречает раннее утро в лесу. Я потом узнал много интересного и о картине, и о художнике. Стрелки, большая, и другая, поменьше, оканчивались  небольшими колечками с острием, указывающим на цифры, которых я   еще не знал. Часы были самое сложное устройство в доме, подтверждение прогресса, постепенно входящего в нашу жизнь.  Керосиновая лампа,  навесной замок, часы, зеркало в простенке - вот и все чудеса деревенского быта.
      Но мир был  сказочным и прекрасным.
      Я спрашивал взрослых, озадачивая их: как это часы ходят.  Как это маятник все время качается? Они не замечали ничего особенного, ну, ходят и ходят, что тут непонятного.
      Однажды кто-то сказал мне, все дело в гирьке.
      И я стал обращать внимание на гирьку. Гирьки в то время  у часов были  странные. Они напоминали длинную жестяную консервную банку с колечком сверху, за это колечко банка приделывалась к цепочке. 
      Что было в банке? Что же?  Что?

      Бабушка ушла. День был долгий, но мне было приказано дома сидеть. Я стал искать себе работу. Взгляд упал на часы.  Я достал из залавка нож и двинулся к часам. Раскрыть, раскупорить  банку было делом одной  минуты. Сейчас  все решится. Мне будет ясно, как  все работает.

    На стол посыпался речной песок. Такого песка у нас было вдоволь на речке. Больше в  банке не было ничего!  Я был ошарашен, мне стало не по себе!  Что делать?! Обратно собрать? Но как бабушке объяснить, зачем я это сделал?  А маятник остановился, ясно показывая, что все дело в гирьке. В гирьке же из речки песок,  вот и все!
     Вот что  заставляет маятник двигаться! Песок! Это невероятно!  Когда вернулась бабушка, что-то во мне сломалось. Я был подавлен и грустен. Я показал ей на результаты своего исследования и грустно спросил: - Так почему они  ходят?
- Что?
- Часы.
- Ну ходят и ходят. Что ж тут такого.
Бабушка рассматривала горку на столе: - Весь  здесь?
- Весь. – ответил я понуро.
    Она крякнула,  полезла в сундук, достала холщаный мешочек, смахнула в  него всю горку  и положила туда же искореженную пустую банку. Аккуратно мешочек завязала и молча привесила  к цепочке. Толкнула маятник – и часы пошли!
    Это поразило меня с прежней силой!  Непонятно, в чем было дело, в песке, в банке, а теперь еще и в мешочке! Бабушка оказалась великим изобретателем. Хотя и не могла объяснить, почему часы ожили! Я  прекрасно понимал, что гирька тяжелая. Но тяжелыми были и другие вещи, а часы стали ходить, как  они и раньше ходили, день и ночь. Почему?
    Бабушка меня не наказала. Вид у меня был виноватый.
    - Ты что, четыре  часа так просидел?  Стрелки на двенадцати, а сейчас, поди, часа четыре. Пойду к тетке Гале,  время точно разузнаю. А то мать завтра утром на работу опоздает…
   
      История с часами стала известна всей улице. Все смеялись и многие говорили: - Какой умный парень!
     Последнюю точку в истории поставил дядя Василий, кузнец.  Он остановил меня на улице и сказал: - Пойдем со мной!  Выбрал кусок  металла, поколдовал   и сковал новую гирьку.
     Вопрос так и остался открытым вплоть до восьмого класса школы, когда нам рассказали про притяжение земли.  И  еще я узнал, что на картине у художника Шишкина явная ошибка. Не бывает у медведицы трех сыночков сразу. От силы два, больше ей не прокормить.   
    И это правда. Моя мама меня и бабушку с трудом кормила. Годы были такие, голодные.