Эпиграф.
В книжке про содержание любительских лошадей я вычитал, что только жестокие и бездушные люди держат одну лошадку. Одна лошадка сильно грустит и скучает. Поэтому желательно держать минимум две лошади.
Мы бы не смогли жить постоянно в деревне без домашних животных. В разные годы у нас были куры, поросята, телята, козы, лошади, собаки, кошки. То одни, то другие в различных сочетаниях и количествах. Не вдаваясь в подробности, скажу, сколько было у нас животных к осени 2003 года. Три курицы, кот, четыре собаки, пять коз, четыре козла, две лошади. Всего 19 голов. Каждый день независимо от времени года всех надо утром и вечером покормить, напоить, кое-кого подоить. Поэтому жизнь моей Иры, которая ежедневно занимается поением, кормлением и доением, заполнена до краев. Я отвечаю только за наличие кормов — зерна и сена для травоядных, костей и рыбы для плотоядных. При таком количестве животных вопрос о том, зачем мы их держим, как-то уже и не возникает. Они есть, и все тут. Но откуда они взялись? Расскажу подробнее про лошадей.
В августе 2001 года мы с Ириной Ивановной неожиданно оказались владельцами двух лошадей. Правда, не совсем неожиданно. Два года назад у нас всю зиму жила лошадь. Ее купили дочка Маша с мужем Володей. который в тот период очень сильно увлекался верховой ездой. Это была громадная и очаровательная Роза. Мы привязались к Розе, но, к сожалению, она заболела, и дети ее кому-то отдали. Это грустная история. Дети были сильно огорчены, и вопрос о покупке лошадей больше не возобновлялся. Вроде бы увлечение лошадьми у детей прекратилось.
Вдруг нам предлагают лошадку Ромашку из соседней деревни Мокшицы. Эту Ромашку дети пытались купить еще до Розы. Но хозяева продавать ее не решались, хотя у них уже тогда были проблемы с ее содержанием зимой. Последнюю зиму они ее продержали с большим трудом, так как бабушка Тоня, которая постоянно жила в Мокшице, померла. Хозяева жили в городе, за Ромашкой ходили соседи. Короче, одна маята.
Мысль о том, что можно держать лошадь для себя, а не для детей, показалась нам интересной. Немного смутила цена, но нужной суммой мы располагали. И мы поступили, как обычно делали в подобных случаях. Не стали долго размышлять, не стали советоваться с детьми, не стали торговаться, а быстренько купили эту Ромашку. Действительно, а почему бы нам было не купить себе лошадку!
Моя жизнь сильно изменилась. Во-первых, надо было заготовить корм на зиму. Минимум пять тонн на одну лошадку. В книжке про содержание любительских лошадей я вычитал, что только жестокие и бездушные люди держат одну лошадку. Одна лошадка сильно грустит и скучает. Поэтому желательно держать минимум две лошади. Я занял денег и купил вторую лошадь. И приступил к заготовке десяти тонн сена. В вышеупомянутой книжке написано: покупая лошадь, вы должны четко понимать, что три часа в сутки вы должны отдать лошади. У меня на двух лошадей в первое время уходили все двадцать четыре часа. Я не оговорился — днем я занят сеном и оборудованием конюшни, а ночью они мне снились.
Ромашка оказалась прелестной лошадкой. Именно лошадкой, в отличие от второго коня по имени Гордый. Представьте себе стройную аккуратную кобылку, очень ручную и очень живую. Внимательные и умные глаза, быстрые реакции, дружелюбна и в тоже время осторожна, достаточно послушна, хотя регулярно демонстрирует легкое своенравие. В упряжке сильно заводится и норовит быстро бежать. Иногда, особенно по дороге домой, понесет так, что не остановишь. Я начал думать об экипаже (и санях) с тормозами. Неплохо пашет (с плугом особенно не разбежишься). Ухаживать за ней нетрудно, так как мы ее совсем не боимся. Я без страха захожу к ней в денник, трогаю за ноги, скребу щеткой, снимаю и одеваю недоуздок. Гордый — совсем другой. Он — мужик с крепкими ногами, лохматой гривой и прямым характером, много ест и пьет. Доверительные отношения, как с Ромашкой, с Гордым установить в первое время не удалось. Он — довольно грубый, может пнуть или ущипнуть. Не шел в поводу, поднимал голову и вырывал повод из рук. В тоже время сам подходил к хозяину. Он наверное знает, что у хозяина всегда есть какая-нибудь еда, и поэтому подходит и тычет мордой, требуя эту еду. Если ему ничего не дают, он начинает наезжать сильнее и настойчивей. Если ему дают понять, что он ничего не получит (например, если заорать и замахнуться), он теряет к вам интерес, поворачивается задом и всячески игнорирует ваши попытки им командовать. Нам долгое время удавалось водить его, приманивая ведром с овсом или куском хлеба. Тем не менее, его можно запрячь. Тут он понимает, что придется работать, и начинает послушно выполнять нужные действия. В упряжке он ходит спокойно. Несколько раз его седлали и ездили на нем верхом. Как выяснилось, он не любит, когда его седлают, когда пытаются сесть на него верхом. Однако, после того как всадник сел в седло, он вроде бы слушается повода.
Но это было все потом. А в начале я просто не знал, что делать, потому что конь совсем не слушался. Я стал подумывать о продаже Гордого, он создавать нам трудности. Впоследствии я узнал, что многие, кто покупал взрослых лошадей, не справлялись с ними, и им приходилось их продать. Позвонил Любе, старой хозяйке, и попросил найти покупателя. Она расстроилась и стала меня уговаривать не торопиться, потерпеть, быть по строже с конем. Однако я заболел и лег на операцию в больницу. Вопрос о продаже стал вовсе актуальным, так как Ирина Ивановна осталась одна. Прямо из больницы еще раз позвонил Любе, и она обещала поискать покупателей. К счастью покупатели не нашлись.
Я вернулся в деревню, спустя два месяца. Ирина Ивановна оказалась героиней. Она все-таки справилась со всем своим хозяйством. Лошади стояли в стойлах, были сыты и напоены. Правда, гулять их она не выпускала. Мы стали выпускать лошадей на прогулку. Все было сносно, если не считать того, что один раз они не пришли домой сами, и их пришлось долго искать и загонять. Через несколько дней позвонила Люба. Она нашла хороших покупателей, которым была нужна хорошая рабочая лошадь. К этому времени Гордый «нечаянно» укусил Ирину Ивановну, и также «нечаянно» лягнул меня, когда я не отдал ему ведерко с овсом. Тем не менее, я сказал Любе, что самое трудное время уже позади, и я хочу попробовать «укротить» этого непослушного коня. Честно говоря, было очень жалко его продавать. В общем, он нам понравился. Такой нахальный крепыш с отменным аппетитом. В конце концов, я отнес наши неудачи в отношениях с конем к отсутствию уменья и опыта. Я очень мало имел дело с лошадьми, чтобы делать выводы об их качестве и характере. Мы приняли твердое решение не торопиться. Я, не спеша, начал заниматься конем.
Начал я с совершенствования недоуздка. Недоуздок для лошади — это что-то вроде ошейника для собаки. Он состоит из ремешков, колец и пряжек, удобно и надежно охватывает голову лошади так, чтобы ее можно было привязывать и водить. В качестве такового у Гордого было что-то непотребное, изготовленное наспех из капроновой ленты с помощью примитивных узлов. Наверное, имеющийся «недоуздок» причинял животному какие-то неприятности, где-то давил, что-то натирал. Как говорила Ирина Ивановна: «конь чем-то недоволен». Целую неделю я шил из обрезков сыромятных ремней недоуздок. Пришлось несколько раз примерять и перешивать. Наконец, недоуздок был готов. Я надел его на голову коня и стал любоваться своим изделием. Конь в обнове сразу стал выглядеть красивее. Желтые ремешки, большие, сваренные из оцинкованной проволоки кольца, на щечных ремнях плетеные узоры, короче, красота. Мне даже показалось, что конь стал держаться более спокойно и важно, как будто понял, что новый недоуздок не только более удобен, но и достаточно красив. После этого я ежедневно приходил в конюшню, хватал коня за недоуздок, крепко держал его голову, не давая вырываться, и спокойным, но строгим голосом объяснял ему, что я его хозяин. Как ни странно, он со временем это понял.
Вторым предметом, которым я занялся, это уздечка. Уздечка — это устройство для управления движением лошади. Главный элемент уздечки — трензель, железная штуковина, которую лошадь должна держать во рту. Трензель держится в нужном положении с помощью ремешков, которые вместе с трензелем и составляют уздечку. Проблемы, которые возникали с Гордым, в частности, состояли в том, что он не давал накинуть уздечку на голову. В тот момент, когда я пытался накинуть уздечку, он дергал головой вверх. Я решил вместо того, чтобы накидывать уздечку, пристегивать трензель к кольцам недоуздка, который постоянно и хорошо сидел на голове коня. Дети привезли мне из Москвы трензель, я пришил к его кольцам ремешки нужной длины с карабинчиками. Теперь, когда мне нужно с конем работать, я подхожу к нему, хватаю за недоуздок, засовываю в зубы трензель и пристегиваю его к кольцам на щеках. При этом выполнить такую процедуру нетрудно, если даже конь дергает головой вверх. Получив трензель в зубы, конь понимает, что надо начинать работать, и он становится чуть-чуть послушнее. Подносишь к морде хомут, он сует голову в хомут сам. В хомуте его удается вывести на поводу из стойла и привязать к столбу около саней. Тут он окончательно понимает, что рыпаться не надо, и начинает спокойно жевать подсунутую вовремя охапку сена. Начиная с этого момента, конь делается послушным, и его можно запрягать. Первый раз мне удалось запрячь Гордого перед самым Новым Годом. Потом, в январе, ко мне приезжали гости, и мы несколько раз катались, повозили сено. Я почувствовал себя победителем, однако каждый раз, когда я начинаю запрягать Гордого, я не уверен на сто процентов, что мне это удастся сделать.
Итак, скорее всего, работать на Гордом в упряжке мы сможем. Оставался открытым вопрос о его использовании под седлом. Для того, чтобы разрешить этот вопрос, надо было прежде всего обзавестись хорошим седлом. « Не буду отказывать себе ни в чем» сказал я дочерям, когда был по делам в Москве. Они дружно поддержали и одобрили высказанное заявление. Тогда я пошел и купил новое седло. Стоило оно столько же, сколько мы заплатили за Гордого. Лошади и новое седло обошлись мне в тридцать тысяч рублей. Игрушки довольно дорогие.
Лошади живут у меня три года. Гордый стал совсем ручным, мы перестали его бояться. Лошадей вообще не надо бояться, так как умышленно они не сделают вам вреда. Но надо всегда быть с ними осторожными в узких местах, так как нечаянно можно пострадать. Однажды я вел за повод Ромашку. В калитке она чего-то испугалась, бросилась вперед, сбила меня с ног и прошла по мне всеми четырьмя копытами. Хорошо, что я был в ватнике и в валенках.
Когда меня спрашивают: зачем я купил лошадей, мне нечего сказать, и я молчу или отшучиваюсь. Иногда я думаю, может я просто-напросто выпендриваюсь? Как в анекдоте про англичанина. «Ким, у тебя в огороде лошади! Ну и что?» А еще мне будет лестно узнать, что на вечере встречи наши друзья и однокурсники ахали: « У Клима с Ирой живут две лошади, они приглашают всех в гости покататься на лошадях!» Но однокурсники ко мне в гости практически не едут. Правда, каждое лето почти ежедневно катаются верхом соседские девочки. Каждый день мы даем лошадям по три ведра воды, зимой по 30 килограммов сена, иногда миску овса, кусок хлеба с солью. Каждое лето я заготавливаю около 10 тонн сена. Наверное, мы с Ирой не стали бы это делать только для того, чтобы похвастаться перед однокурсниками. Ира просто любит животных, а я чувствую себя причастным к базовым ценностям человеческого образа жизни. В составе этих ценностей одно из ведущих мест занимают лошади, в течение многих веков живущих с людьми.
Сегодня 13 декабря 2002 года. Как прошел этот год лошади? В целом неплохо. За все прошедшее время Гордый только один раз укусил бабушку и два раза лягнул меня. Ромашка один раз с перепугу уронила меня и прошла по мне четырьмя ногами. Один раз она якобы пропала. Мы ездили ее искать, звонили в соседние деревни. Уже в темноте услышали ржание на соседском участке. Оказалось, она там спряталась и не давала о себе знать, пока не проголодалась. Все лето обе лошадки ходили под седлом. Гордый окончательно превратился из жеребца в мерина. Хорошо, что мы его не продали. Он теперь спокойный, достаточно послушный конь. Когда мы к нему привыкли, выяснилось, что на работе он более послушный, чем Ромашка. Вернее, более дисциплинированный. Лето было жаркое, кусались комары и мухи. Лошади почти не паслись. С трудом накосили сено. Сейчас морозная погода, холодно, и кони непрерывно жуют. Сено тает на глазах.
Послесловие.
Со времени описанных событий прошло 14 лет. За это время заболела и умерла Ромашка. Гордый продолжает жить в большом загоне, в котором он пасется все лето. Зимой он обрастает густой шерстью как медведь и продолжает жить в своем загоне, может спать лежа не снегу, переносить тридцатиградусный мороз. Мы подкатываем ему десяток рулонов сена, он всегда сыт и напоен. Он давно не ходит в упряжке и под седлом, ему более 20 лет, он почетный пенсионер. Иногда он носится по загону галопом, и его топот и фырканье далеко слышны. Несколько лет назад старая хозяйка Гордого привела покупателя, который зарабатывал деньги тем, что пахал людям огороды. Для небольших огородов лошадь с конным плугом была незаменима. Покупатель мне не понравился, так как интересовался в основном «лошадиными силами» как будто покупал трактор. Я не стал продавать ему Гордого.
В минуты усталости и слабости я однажды сам решил пристроить своего коня в хорошие руки. Как-то встретился в районном центре со старым знакомым — оседлым цыганом Иваном. Он давно жаловался, что нигде не может найти для своего подсобного хозяйства рабочую лошадь. Ему очень нравился мой Гордый, которого он знал еще у старой хозяйки. В нашем районе лошадей местной породы совсем не осталось. Иногда появлялись породистые лошади, выбракованные в прокатных или спортивных клубах. Но они совсем не годились для крестьянской работы, не умели ходить с плугом по борозде, были изнежены содержанием в теплых конюшнях. Я пообещал цыгану продать ему Гордого весной, чтобы ему не надо было покупать сено. В первую же ночь после этого разговора с цыганом я не смог уснуть. Я всю ночь думал про коня, разговаривал с ним, доказывал, что жить ему будет лучше у цыгана, который всю жизнь держал лошадей. Уверял его, что цыган не продаст его татарам на мясо. Утром я позвонил Ивану, попросил прощения и сказал, что не могу расстаться с конем. Он меня понял. После этого я пошел в загонку к Гордому. Мы постояли рядом, он норовил пожевать мое ухо своими шелковистыми губами, пихался головой в плечо, почесывая об меня свой лоб. Я понимал, что он не понимает человеческую речь, но я в слух поклялся, что никогда, ни за какие деньги я его никому не продам. Я клялся не ему, а себе.