беспризорник
1997г Симферополь
Потом, когда прошло время, Маша вспоминала и не могла понять, почему она решила зайти именно в этот магазин. Никогда прежде она не делала покупки здесь. Значит судьба, — решила впоследствии она. В один из дней уходящего ноября, она ехала по городу и вдруг захотела остановиться возле гастронома у дороги, хотя место для остановки было неудачным — рядом запрещающий знак и ни намёка на парковку рядом. И всё-таки она оставила машину на обочине и вошла в магазин. В холодном маленьком коридоре сидел мальчишка, на вид лет шести, в грязной рваной одежде с чужого плеча. Рукава затёртого до дыр свитера грязно-зелёного цвета были закатаны толстым валиком на запястьях, а на скрещенных по-восточному ногах, на подоле свитера лежала мелочь. Светло-русые волосы мальчика давно не видавшие мыла и расчёски сбились в колтуны. Красные ручонки в цыпках крепко сжаты в кулачки. Взгляд, как у подраненного волчонка. Маша остановилась и открыла кошелёк, в это время проходящий бодрячок пенсионного возраста резко произнёс: «Да у него денег больше, чем у нас с вами. Это же бизнес, леди!» «Леди» решила не вступать в дискуссию и вошла в магазин. Она уже забыла, что хотела купить. Выбрала несколько йогуртов, буханку хлеба, батон варёной колбасы и вернулась к мальчишке. Протянула ему пакет, наклонилась над парнишкой:
—Где ты живёшь?
—Нигде, — мальчик открыл пакет и принялся тут же c жадностью откусывать и глотать колбасу, не освободив её от оболочки и почти не прожевывая. За полминуты он съел половину батона. Маша остановила:
—Не ешь всё сразу, плохо будет. Мальчишка послушался, положил колбасу в пакет и достал йогурт. Маша поняла, что ребёнок впервые держит его в руках . Он рассматривал упаковку, как начинающий охотник за жемчугом рассматривает первый улов.
—И где ты всё-таки живёшь? — повторила свой вопрос Маша.
—В подъезде.
—В каком подъезде?
—В каком придётся. Из какого не выгонят.
—Где твои родители?
—Папка в тюрьме, а мамка умерла.
—И что же, у тебя нет ни бабушки, ни дедушки, ни братьев ни сестёр? Вообще никого?
—Никого.
—Как тебя зовут?
—Сергей.
—Сколько тебе лет?
—Не знаю, наверно шесть.
Маша растерялась. Она не знала, что делать. Мальчик поднялся, взял пакет с продуктами и вышел из магазина. Она вышла следом. К магазину приближалась группа местных ребят, при виде которых, мальчик вжал голову в плечи и резко рванул в сторону парка. Его заметили, засвистели, заулюлюкали. Маша дождалась, когда мальчишки поравнялись с ней:
—Что он вам сделал?
—А что он в нашем районе попрошайничает, грязный, вшивый, может заразный? Пусть идёт, откуда пришёл.
—Ему некуда идти. У вас у всех есть тёплый дом, где вас ждут родители. А его родители умерли, и живёт он в подъездах, голодный, одинокий и несчастный, и вы ещё его гоняете. Оставьте его в покое. Не то я сама вами займусь! — пригрозила Маша и пошла к своей машине. Весь день мальчишка не выходил из её головы. Был вечер пятницы, дома Маша включила сауну, заварила травы, наполнила бассейн, принесла свежие простыни и полотенца, зажгла восковые свечи в комнате отдыха и заметила, что всё это делала на автомате, не осознанно, мысли были только о бездомном мальчишке. Вернулся с работы муж, забрав из школы их первоклассницу дочь. Перед ужином они пошли в сауну.
Маша вышла из парилки, прыгнула в бассейн, ледяная вода не просто освежила, а обожгла. Но даже после этой процедуры беспризорник не исчез из её мыслей, и она нарушила правило, на котором сама настояла — никогда и никакие проблемы не обсуждать во время очистительной процедуры, которую они уже превратили в ритуал. Муж, выслушав её эмоциональный рассказ, скептически произнёс:
—Ты только одного беспризорника видела, а меня они целый день преследуют, особенно бесит, когда перед светофором материализуется перед лобовым стеклом такая парочка и давай тряпкой размазывать грязь по стеклу, пока не заплатишь, хрен отойдут в сторону, хоть дави! У меня для этой цели всегда мелочь под рукой лежит.
—Мелочью эту проблему не решить. Ты представляешь, что будет, когда весь этот голодный, оборванный и бездомный народец подрастёт, по улицам будет страшно пройти. Это же катастрофа!
—Мне что, усыновить их? Слушай, я не солнце, всех не обогрею, есть правительство, министры образования, юстиции, пусть у них голова болит.
—Если бы каждый из нас помог, хотя бы одному бездомному, детей, живущих на улице, уже бы не было.
—Ошибаешься. Такие будут всегда. Они такими рождаются и это нам с тобой не изменить. Создай им нормальные условия, одень, обогрей, заставь учиться, они выйдут, когда ты не уследишь за ними и пойдут шарахаться по городу, по рынкам и вокзалам, снова попрошайничать и воровать. Им нужна свобода. Независимость. Это такой сорт людей. Они есть в любом обществе. И в благополучных странах их полно.
—Ну, о чём ты говоришь? Какой сорт? У ребёнка мать умерла, отца посадили. Он просто одинок и несчастен. Вот в чём беда. Будь у него родители, он был бы нормальным мальчиком. Представляешь, он даже не знает, сколько ему лет. Сказал, что шесть, и выглядит на шесть, но взгляд взрослый и говорит, как старичок. Я думаю ему лет девять. Просто не растёт, голодает, курит, наверное.
—Маша, что ты сейчас хочешь от меня? Поехать завтра к магазину, найти этого несчастного и привезти сюда? Что дальше? Посвятить ему жизнь? Чужому, возможно и наверняка хронически больному, а возможно и заразному ребёнку. С неизвестно какими генами. Хотя, почему неизвестно? Отец в тюрьме, мать умерла. Отчего она умерла? От старости? Ей что, сто лет было? Гены зашибись! Ты сама просила не обсуждать никаких проблем в сауне, у меня нет ощущения, что я очистился, скорее наоборот!
Муж вышел, раздражённо хлопнув дверью.
«Действительно, чего я так распустилась? На кой мне все эти беспризорники? Своих проблем мало? Вот дочь в первый класс пошла, постоянно простывает, домашний ребёнок, пока к коллективу привыкнет, всеми болячками обменяется. Есть о ком заботиться, за кого переживать, а мне мало».
Но на другой день в это же время, Маша была у магазина. Мальчик сидел на прежнем месте. Она прошла мимо, кивнув ему. Мальчишка смотрел преданными глазами больной собаки. Маша купила для него еды, вернулась, протянула пакет, он взял и сразу же стал есть. Она присела рядом с ним на корточки. Так и сидели :грязный беспризорник, жадно рвущий зубами мясо, как волчонок и молодая, хорошо одетая женщина.
—Предлагаю тебе поехать со мной в приют. Если тебе там будет плохо — ты всегда можешь вернуться сюда или в любое место. Но я уверена, тебе будет там лучше, чем здесь. Согласен?
—Нет.
—Почему нет?
—Я там был. Меня били.
—Кто?
—Все. Пацаны. Воспитатели. Все. Я убежал. Мальчик упрямо склонил голову.
—В каком приюте ты был?
—В центре, я не знаю улицу.
—Послушай, уже конец ноября, скоро зима. Как ты будешь жить в подъезде? Ты замёрзнешь и погибнешь! Я устрою тебя в другой приют и буду приезжать. Если тебя обидят, ты мне скажешь.
—А вы, правда, будете приезжать?— в его голосе появилась надежда.
—Если сказала, значит буду. Ты мне веришь? Мальчишка кивнул, ещё ниже склонив голову.
—Тогда пошли. Маша выпрямилась и подала мальчику руку. Он поспешно обтёр свою руку о грязные штаны и потянулся к её руке. Когда подошли к автомобилю, Маша заметила, как в глазах мальчика полыхнуло восхищение, и он не удержался:
—Вот это да! Это ваша машина?
—Моя. Садись сзади.
Машина мягко тронулась и поплыла, как корабль. Мария наблюдала в зеркало за мальчиком, он как птенец крутил головой, вероятно, отыскивал взглядом своих обидчиков, и жалел, что за тонированными стёклами его невозможно увидеть. Они подъехали к приюту на улице Мате Залке. Маша побывала там уже с утра и договорилась с заведующей, что привезёт ребёнка, пообещав материальную помощь приюту. Молодая, неуместно яркая, (такую бы на сцену) красивая заведующая объяснила, что мальчик может находиться здесь ограниченное время, за которое они должны установить его личность, найти документы и если действительно он сирота, перевести в подходящую школу-интернат. Но бывает, что ребёнок вовсе не сирота, а просто убежал из дома от пьющих родителей, от их побоев и скрывается по подвалам. Тогда он ни за что не расскажет правду, будет врать и тогда, у них один вариант — переводить беспризорника из одного приюта в другой, потому, что их заведение — это временная крыша для потерянных ребят. Здесь нет учителей, только воспитатели, которые наблюдают за порядком. Дети более — менее сыты, в тепле, присмотрены и только. Мальчик смотрел исподлобья на взрослых, в чьих руках ему предстояло оказаться. Слушал и не доверял. Маша почувствовала его недоверие. Она погладила мальчишку по взъерошенным серым от грязи волосам, успокоила. Дала честное слово, что завтра приедет, и передала его в руки санитарки. Ребёнка повели купать, стричь и переодевать в чистое. Маша попрощалась с заведующей и пошла к машине. Но домой поехала не сразу, сначала в магазин, накупила одежды для своего подопечного, только потом, с чувством исполненного долга поехала за дочерью в школу. Вечером она рассказывала мужу, как провела день и была очень довольна собой.
На другой день она была в приюте и с трудом узнала Сергея. Без вихрастой шевелюры на голове, обритый наголо, без своего толстого свитера и широченных штанов, которые скрывали фигуру, мальчик выглядел, как узник Дахау. Непонятно, в чём душа держалась. Маша с трудом справилась с комком, подступившим к горлу. Они не успели поздороваться, как в комнату стремительно впорхнула заведующая со списком добрых дел, которые должна была организовать для приюта Мария. Заведение недавно открылось и нуждалось во многом. Список был солидный. Заведующая рассказала, как много для них уже сделали меценаты, спасибо большое, добрые сердца, замечательные люди. Маша поинтересовалась, как вёл себя Сергей, рассказал ли откуда он, возможно, вспомнил свою фамилию. Нет, более того, показал себя закрытым, агрессивным, ребёнком, с неустойчивой психикой. На контакт не идёт. Вчера изо всех сил сопротивлялся, когда его стригли, и даже укусил санитарку. А на вопрос кто у него есть, ответил, есть только тётя. Мария оживилась, обрадовалась. Зря. Как выяснилось, «тётей» оказалась она. Да, мальчик так и сказал: «У меня есть тётя, с которой мы приехали на красивой машине». Он так уверенно заявил, что мы предположили, вероятно, он ваш племянник – улыбаясь, развела руками красавица заведующая. Маша оторопела:
— Вы могли подумать, что я своего племянника вот так взяла и привезла в приют? И не знаю, его фамилии? Что за бред!
Она решительно направилась в комнату, где находились мальчики. Сергей прикинулся спящим. Но его веки предательски дрожали. И ребята тут же сдали соплеменника: он не мог так быстро уснуть, только что примерял спортивный костюм, который вы привезли! Маша стояла рядом с кроватью и молча смотрела на мальчишку. Все затихли. Серёже стало интересно, что происходит и он приоткрыл глаза.
—Пошли, поговорим, — строго предложила Мария и направилась на улицу. Во дворике она села на скамейку, следом вышел Сергей, тихо присел рядом.
—Во- первых, запомни раз и навсегда, я тебе не тётя. И не надо врать. Я абсолютно посторонний для тебя человек, и не выдавай желаемое за действительное.
—Я не нарочно. Я, правда подумал, что вы моя тётя, раз так возитесь со мной!— с горячностью ответил мальчишка, но взгляд его глаз был лукавым.
—Ты ошибся. Своего племянника я бы привезла домой, а не сюда. Теперь скажи мне свою фамилию и сколько тебе лет. Если ты меня обманешь, я больше сюда не приеду.
—Петров. А лет не знаю, кажется шесть.
—Не ври. Тебе не меньше девяти лет. Теперь расскажи мне всё, что ты помнишь о своей семье и где ты раньше жил.
—Тётя, я не помню!
—Хорошо, вспомнишь, расскажешь воспитателю. До свидания.
Мария приезжала в приют регулярно. Её всегда встречали радостно, особенно после оказания материальной помощи. Приближались новогодние праздники. Мария приготовила каждому ребёнку подарок. Привезла кучу коробок, выгрузила в кабинете заведующей. Сергей до сих пор ничего не рассказал о своей семье. Она снова попыталась заговорить с ним по душам, но мальчик начал вдохновенно выдумывать. Мария какое то время слушала его сказку про то, как его семья жила в каком то селе, как отца забрали в тюрьму, а маму похоронили. И когда его несвязный короткий рассказ подошёл к концу, прервала:
—Значит так, дорогой мой человек. Чтобы меня обманывать, надо как минимум быть умнее меня. Подумай на досуге, а мне не интересно тратить своё время на твои байки. Если мы установим, где твоя семья, у нас появятся шансы разобраться, почему ты оказался на улице. Если у тебя действительно нет родителей, то свидетельство о рождении у кого-то находится. Если твои родители не заботились о тебе, избивали, и ты их боишься, то их можно лишить родительских прав, а ты начнёшь жить в интернате и получать образование. Ты даже не знаешь, сколько тебе лет, не умеешь читать и писать, подумай, что будет с тобой дальше, если останешься на улице. Если тебе нечего мне сказать — до свиданья. Маша направилась к выходу. В морозном воздухе летали первые, робкие снежинки.
Через несколько дней Мария приехала в приют. Навстречу ей вышел Сергей. Он оживлённо рассказывал о своих товарищах, заискивающе заглядывал Маше в глаза. Маша спросила:
—Вспомнил?
—Да,— кивнул мальчик.
—Ну и отлично, поехали, покажешь, где ты раньше жил. Сергей вздёрнул свою мордашку вверх и растерянно посмотрел на женщину.
—На машине?
—Ну конечно, поедем к тебе домой. У тебя ведь есть родители, ну хотя бы один из них, правда?
Мальчик остановился, как вкопанный:
—Не, я не поеду.
—Не бойся, ты туда не пойдёшь. Просто покажешь дом, сам останешься в машине. Никто тебя не увидит. Маша всё рассчитала верно. Она, конечно, не знала наверняка, что его мать жива, и сыграла на желании мальчишки снова посидеть в шикарной машине самому, потрогать блестящие детали, покрутить руль в её отсутствие, и он согласился. Он уселся, как в прошлый раз на заднее сиденье и автомобиль тронулся. Маша была готова к тому, что мальчишка начнёт ей морочить голову и кататься по городу, а возможно и не один раз. Но произошло неожиданное. Не успев проехать и двух минут, Маша услышала встревоженный шёпот над своим ухом:
—Не разгоняйтесь, сейчас будет поворот налево, вторая девятиэтажка моя. Маша обомлела, но виду не подала:
—Ты уверен?
—Да.
—Какой подъезд и номер квартиры? Мальчик ответил. Мария проехала мимо дома и выбрала удобную площадку для парковки. Перед тем, как выходить, обернулась к мальчику:
—Кто проживает в квартире кроме матери?
—Постоянно один дружок её, собутыльник, злой, как чёрт и всегда дерётся, а к вечеру ещё двое-трое приходят обычно, да ещё дед. Но он лежачий, слышит плохо и не встаёт. А может, умер уже. — Глаза мальчика застилали слёзы.— А вы меня не выдадите?
—Господи! Ну конечно нет! Всё хорошо будет. Сиди и жди. Я тебя закрою, на всякий случай.
Мария поднялась на четвёртый этаж по грязной, заплёванной лестнице дурно пахнущего подъезда и позвонила в дверь. На её длинный, требовательный звонок никто не отозвался, хотя Маша отчётливо слышала неуверенные шаги за дверью и поняла, что в глазок её с интересом рассматривали. Но уровень интереса был так низок, что решили не открывать. Мария позвонила соседям и когда дверь распахнулась, без приглашения шагнула в квартиру, поспешно прикрыв за собой дверь:
—Извините, пожалуйста, я из детской комнаты милиции. У нас на учёте стоит ребёнок, и мы проверяем условия, в которых он живёт — произнесла Мария первое, что пришло в голову.
—Ой, да какие же там условия! — всплеснула руками женщина. Мы с этими соседями, как на пороховой бочке. Куда только не обращались, всё без толку! Сплошные пьянки, драки, того и гляди дом взорвут или затопят, ведь трезвыми никогда не бывают. А ещё мне кажется, их дед давно помер, да только как это проверить? Дверь они никому не открывают, а пенсию его получают по доверенности и конечно пропивают. А вы каким мальчиком интересуетесь, старшим или младшим? Их ведь двое.
—Обоими, — не растерялась Маша. Так, когда вы последний раз видели здесь детей?
—Старший появляется иногда, ему должно быть лет двенадцать, — машины на вокзале моет, придёт домой, мамаша деньги заберёт, со своим сожителем его отлупит и снова пропал на неделю. А младшего с полгода, не видели. Как в последний раз она его избила, он выскочил, весь в крови, даже на лестнице кровь была, так и не появлялся после этого. Мы хотели заступиться, да побоялись. Милиция по этому адресу даже не приезжает, что с них взять? Хотелось бы узнать, жив ли дед, да как узнаешь? Жалко его, хороший человек был. Жена умерла, он слёг, а дочь его непутёвая сюда из деревни перебралась. Муж у неё в тюрьме сидит, вот вернётся, вообще весело нам всем будет!
Хозяйка вдруг замолчала и прижала палец к губам:
—Тихо, поднимается кто-то к ним, бутылками звенит, точно к ним. Маша повернулась к двери и глянула в глазок. Действительно, на площадке стоял грузный, опустившийся мужчина с сумкой в руках и стучал в дверь. Ему открыли, Маша не раздумывая вышла и в два шага оказалась рядом с незнакомцем, когда он уже протискивался в квартиру. Она вошла следом за ним. В вытянутой руке красная книжечка, — сунула под нос хозяйке, строго произнесла:
—Я из милиции! Предъявите свидетельство о рождении вашего сына Петрова Сергея!
—Ой, а что мы такого сделали, что к нам милиция пожаловала? — неуверенно попыталось возразить бесполое существо, некогда бывшее женщиной.
—Вы знаете, где находится ваш сын? Хотя бы знаете, жив он или умер?
—Да что с ним сделается? Бегает где—то с пацанами, неуверенно ответило «оно», отведя взгляд.
—Ваш сын у нас! Свидетельство о рождении, быстро! Маша не объяснила, где «у нас» и зачем ей быстро документ ребёнка. А никто и не думал поинтересоваться, собутыльник в кухне уже разливал водку, и хозяйку интересовал этот характерный булькающий звук больше, чем непонятно откуда взявшаяся милиционерша и разговоры о собственном сыне, которого она полгода не видела. Маша тоже слышала этот звук, звон стаканов и приглушённые мужские голоса, в кухне находились как минимум двое мужчин. Ей не было страшно, вернее, она сама от себя не ожидала такого поступка и не успела испугаться. Но здравый смысл подсказывал ей, что операция должна так же молниеносно закончиться, как началась и ей не стоит вступать в дискуссию с уродами, на чьей территории она оказалась, в общем — то незаконно. Красная книжечка с её фотографией, в которой было указано, что Мария является внештатным сотрудником внутренних дел, была подарена влиятельными друзьями для особо вредных гаишников. В комплекте с книжечкой шла визитка главного шефа Госавтоинспекции подписанная его рукой : «Понять, простить и отпустить». Когда удостоверение было вручено ей мужем, Мария в самых смелых фантазиях не могла вообразить, как она им воспользуется. Тем временем, существо исчезло из прихожей на пару минут и затем материализовалось с коробкой в руках. Со дна картонной коробки на свет был явлен документ Сергея, который Маша не задумываясь взяла из рук непутёвой матери и развернувшись без лишних слов поспешила из притона. Она мчалась по ступенькам, и сердце ликовало в груди. На улице, глубоко вдохнув свежего воздуха, с трудом сдерживая шаг, подошла к машине.
—Ну вот, молодцы мы с тобой, быстро справились. Отдала твоя мама мне свидетельство.
—А она про меня спрашивала? — поинтересовался Сергей.
—Нет, не спрашивала. Думаю, тебе не стоит туда возвращаться.
—Я и не собирался. А вы деда видели?
—Нет, деда не видела. Но тебе нужно сейчас думать о себе. Деду ты сможешь помочь лет через десять, если он дождётся тебя. Такие дела.
Заведующая глазам не поверила, когда увидела на своём столе документ Сергея. — Да с такими способностями вам не домохозяйкой быть, а действительно в милиции работать, как вы лихо добыли свидетельство, да и к мальчику нашли подход, — сказала она, выслушав Машин короткий рассказ. — У нас на это до полугода уходит, и то не всегда. Бывает, ребёнок так запуган, что никому не доверяет и ни за что не расскажет где его семья. Ну, теперь нужно бы Серёже приличный интернат подыскать. Знаете, это тоже не просто. Есть интернаты с очень плохой репутацией. Недавно один мальчик вернулся к нам из такого заведения. Весь синий от побоев, заикается. Думали, это старшие мальчишки его, а нет. Оказалось воспитатель, представляете, здоровый, молодой мужик так вот избивал детей. И не только избивал. Было кое—что и пострашнее. Директор когда узнал, выгнал его, а надо было бы посадить. Да кто будет этим заниматься?
Они прервали разговор из-за громких криков, доносившихся из комнаты мальчиков. — Что там происходит? Пойду, посмотрю. — Тихий час, все должны спать. Заведующая открыла дверь кабинета, и Маша услышала громкую нецензурную брань. В коридор выскочил высокий, крепкий парень лет шестнадцати, раскрасневшийся и взъерошенный, на ходу закуривая, он ногой поддал входную дверь и вышел на улицу. Заведующая вернулась:
—Извините, на чём мы остановились?
—Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что такие взрослые парни не нуждаются в дневном сне. Они же не в детском саду и не в больнице. Вот вы просили денег на ремонт здания, бригаду. А не лучше ли купить материалы, нанять одного — двух профессионалов и своими силами сделать ремонт? Вместо дневного сна — дневной физический труд. И двери не станут ногами открывать, если их сами руками покрасят. И мысли дурные, что от безделья приходят, заменятся созидательными, полезными.
—Что вы, — в испуге округлила глаза заведующая приютом. — Нам нельзя использовать детский труд, они ведь не совершеннолетние! Это статья.
—Ну да. Статья, если вы будете их эксплуатировать и на этом деньги зарабатывать. А если они свой дом, в котором сейчас живут, своими силами приведут в порядок, это преступление? Или что? Не понимаю. Я зашла сегодня в комнату к ребятам, лежит один красавец в грязных кроссовках на кровати и заявляет: «У нас телевизора нет, как это мы новый год без телевизора здесь встречать будем, надо бы купить!» Он диктует, что мне «надо». То есть я ему уже задолжала! Я подумала, а доброе ли я дело делаю, когда вот такими своими действиями вскармливаю подрастающих тунеядцев? Вы, не задумывались? Мой муж работает, дочь его редко видит дома, я делаю своё дело, вы свою работу выполняете. А что делают они? Лежат на кроватях, дерутся от безделья, пьют, курят, матерятся, не работают, не учатся, и требования выдвигают. Ладно, это мысли вслух, а говорили мы об интернате, куда лучше пристроить Сергея.
—В пригороде есть хороший, но туда направляются дети с проблемами речи, хотите, я адрес дам.
—Значит, у нашего Сергея будет проблема с речью, в заключениях врачей, конечно, не на самом деле, — улыбнулась Маша. — Я договорюсь с руководством интерната. До свидания.
Спустя некоторое время Сергея перевели в интернат и Мария теперь регулярно ездила по новому адресу. Ей сказали, что этот интернат один из лучших. “А какой тогда худший” — думала она, возвращаясь оттуда в первый раз. Игровая комната под амбарным замком, игрушек не было вообще. Маленькие девочки росли без кукол. Одежды минимум и в таком состоянии…
Какие игрушки? — удивилось руководство, — у нас медицинский кабинет без оборудования. У стоматолога бормашина сломана, дети все с больными зубами, а это значит и болезни желудочно-кишечного тракта им гарантированы, и проблемы опорно-двигательного аппарата.
Маша привезла деньги на медицинское оборудование. Малышам купила куклы, игрушки, старшим девочкам подарила швейную машину.
Однажды, в своей компании, Маша заикнулась об интернате, о бедственном положении детей сирот, о желании помочь им, предложила подругам собрать не нужные вещи, игрушки. На неё посмотрели с брезгливостью. Близкая подруга так и спросила:
—Ты что, серьёзно туда ездишь, или прикалываешься? Не боишься там заразу подцепить?
—Не боюсь. А ты прошлым летом подцепила в пяти звёздном отеле в Анталии и год не могла вылечить. Пока не выяснили, что это банальная чесотка!
Подруги Машу не поняли и не поддержали в её гуманном порыве. А она продолжала заниматься интернатом. Однажды, собираясь уезжать с территории подопечных, подошла к машине и вспомнила, что не заперла её. За рулём по —хозяйски сидел Сергей. Он увлечённо крутил, всё что крутилось, включал дворники, щёлкал переключателем света. Маша испугалась, что если сейчас он случайно поиграет с ручным тормозом, то автомобиль покатится на детей, которые стояли рядом, завистливо открыв рты. Она резко распахнула дверь и приказала Сергею выйти. Мальчик нехотя поплёлся за ней в здание. Он шёл, недовольно шмыгая, выдавливая искусственные слёзы и растирая грязь по щекам. Шорты и футболка были тоже в грязи. Маша предложила показать, в каком состоянии все его вещи, которые она ему недавно купила. Сергей открыл свой шкафчик. Маша ужаснулась. — А что я такого сделал? — канючил жалобно Сергей,— вы посмотрите на игрушки, которые девчонкам подарили на восьмое марта, они всем куклам бошки поотрывали! А машинку швейную воспиталка домой утащила, я видел. Тётя, я больше не буду, я буду хорошим мальчиком. Маша взглянула на него и увидела существо маленькое, уже хитренькое, заискивающее, пытающееся славировать в этом жестоком мире, сдать своих, попасть в более завидное положение, чем ближний. Маше неожиданно стало ясно, что её душевные порывы остаются без ответа. У неё опустились руки. Она вспомнила: «Добрыми намерениями вымощена дорога в ад». Чтобы решить проблемы в этом отдельно взятом интернате, нужно здесь жить и работать, а до этого родиться с фамилией Макаренко. И Маша поняла, что она сюда больше никогда не приедет.
—Интересно наблюдать за тобой, дорогая, — ухмыльнулся муж, выслушав Машу вечером. — Сначала ты готова была притащить этого замухрышку домой, теперь отказываешься от своих благих намерений. Что ты говоришь, поняла? Что у каждого свой путь и не стоит лезть со своими коррективами в чужие Судьбы? Возможно, у Бога на них свои планы? Интересно трактуешь. А я согласен. Во всём должен быть баланс. Так что ты там опять придумала для ветеранов войны? Ты уверена, что помощь получат ветераны, а не руководители общества?
—Нужно помощь оказать адресно, а не как хотят руководители, чтобы дали им деньги в руки.
—Правильно, возьми список ветеранов и прямо по адресам с водителем проедешь и раздашь продукты к празднику. Как думаешь, это нормально я как проклятый пашу, деньги зарабатываю, а ты ночами не спишь, думаешь, как бы от них избавиться?
— А тебе не больно видеть этих стариков, что стоят с алюминиевой кружкой в переходах? Хотя, кому я о переходах, ты ведь там не ходишь…
И потом, ты сам сказал про баланс…