- Слушай, Ивановна, а твоя Дашка не беременная случайно? – спросила, заглядывая с любопытством и злорадством в глаза Анне, известная на селе сплетница у своей соседки. – Между нами, конечно. Груди-то у неё как налились, округлилась вся.
Услышав первую фразу, Анна даже споткнулась – в глазах потемнело. В ту же минуту словно тысячи игл впились в сердце, сжавшееся от страха и подозрения в справедливости сказанных соседкой слов. Около 20 лет живут они бок о бок. Недолюбливают друг друга, но до состояния войны не доходит дело. Никак нельзя. Муж Анны не раз повторял: «Самый близкий родственник за забором – сосед. С соседом надо или дружить, или придерживаться нейтралитета (почему-то это иностранное слово ему очень нравилось), но только не воевать». Нейтралитета и придерживались. Анна понимала, что пауза слишком затянулась. Лилька ждала ответа. Анна сказала глухим голосом:
- Да поправилась моя Дашка. Каникулы. Спит, сколько хочет. Да и есть в кого. Я-то не хилого десятка. - Анна слегка похлопала себя по бёдрам. – Вот какие окорочка отъела.
Неизвестно, как дальше выкручивалась бы Анна, если бы соседка не увидела, как над её квочкой с цыплятами, копошащимися в пыльной канаве, навис грозной тучей коршун.
- Кыш, проклятый, - размахивая руками, закричала Лилька. Пробежав несколько шагов, она зацепилась за лежавшую вдоль дороги сучковатую палку. Смачно, по-мужски, выругалась. То ли фигура бегущей разъярённой женщины, то ли грозные крики напугали хищника – неизвестно, но, совершив плавный круг, коршун удалился.
Анна проводила благодарным взглядом своего «спасителя» и, ускорив шаг, направилась домой, чтобы соседка не догнала и не продолжила начатый неприятный разговор. Она и сама замечала, что Дашка то её футболку натянет, то рубашку Витьки, брата, на два размера больше наденет. И подозрения у неё возникали. На огурчики малосольные Дашка стала налегать. Но сама себя Анна успокаивала: «Я вот не беременная, а поутру половину трёхлитровой банки умяла хрустящих с укропчиком огурчиков».
Едва закрыв за собой двери, Анна, не помня себя, закричала: «Дашка-а-а-а-а!» Из комнаты выскочила взлохмаченная, испуганная дочь, одёргивая короткую ночнушку. Через полупрозрачную ткань были видны обвисшие без лифчика груди и округлившийся животик.
- Нагулялась, надружилась, забрюхатила, - истерично, на одной ноте, выпалила Анна, схватив Дашку за плечо. – Как школу-то кончать будешь? Что люди скажут?
Девушка отстранилась от матери и, глядя куда-то в угол, прошептала, как давно решённое:
- Я жить не хочу…
Слезинки, одна за другой, крупные, прозрачные, катились из глаз Дашки, догоняя одна другую и превращаясь во влажные дорожки. У Анны сжалось сердце. Столько отчаяния и обречённости увидела она в глазах дочери.
- А что твой Кирилл, знает? – погасшим голосом спросила Анна.
- Да, - выдохнула Дашка.
«Хорошо, что Иван в командировке, - подумала Анна. – Хотя что тут хорошего?» В голове стучали молоточки. Стараясь сосредоточиться, женщина повторяла мысленно один и тот же вопрос: «Что делать?» Прошёл час, другой – всё то же было тюканье в голове, всё тот же вопрос повторяла женщина и не могла на него ответить.
Анна сегодня взяла отгул на работе Уборка ещё не началась, поэтому подруги по столовке отпустили свою Ивановну отдохнуть. Механически выполняя привычную работу, Анна понемногу стала трезво оценивать сложившуюся непростую ситуацию. Выросшая в большой дружной семье, Анна любила детей, и в свои 43 года готова была и внуков нянчить… Слова дочери «жить не хочу…» больно резанули по сердцу. А вдруг и в самом деле она задумала что-то нехорошее? Обычно Анна, любившая животных, подолгу разговаривала с коровкой, телёночком Буяном, норовившим коснуться её рук своим шершавым языком, даже бестолковые овцы прислушивались к её ласковому голосу. Но сегодня никакого душевного общения с «братьями меньшими» у нее не получилось.
Когда женщина зашла в комнату дочери, Даша смотрела телевизор. По остановившемуся взгляду дочери Анна поняла, что всё происходящее в «ящике» от неё очень далеко. В руках она комкала мокрый от слёз платок. Анна вспомнила, как Даша подтрунивала над ней, с увлечением смотрящей мелодрамы и украдкой вытиравшей набегающие слёзы. Но хлюпающий нос неизменно выдавал её душевное состояние. «Тут своя мелодрама», - с горечью подумала женщина. И вдруг такое чувство жалости, сострадания нахлынуло на неё, что Анна, обняв дочь, крепко-крепко прижала к себе. В носу предательски защекотало, и чтобы окончательно не рассиропиться, Анна сказала:
- Сейчас будем решать нашу проблему.
И то, что на мгновение они стали одним целым, и то, каким тоном было сказано это слово НАШУ – всё это словно подтолкнуло Дашу к такой откровенности, какую она ещё никогда не проявляла.
Анна знала о том, что её дочь встречается с Кириллом, который старше её на два года.
- Невесть какая разница в возрасте. Небось не сотворят ничего, - говорила Анна мужу, когда узнала о симпатии дочери.
- Как бы гормоны не взыграли, - сказал с тревогой Иван. – Ты бы поговорила с дочкой.
- Ладно.
Сказала, а сама всё откладывала разговор в долгий ящик. То всегдашние заботы по дому-по хозяйству. То ложный стыд, то как-то Дашка сама отмахнулась на слабый мамин намёк о возможных последствиях отношений со старшим юношей:
- Да ну тебя, мам, что я сама не понимаю.
На том и успокоилась, нет, конечно, не успокоилась, но, как всегда, надеялась, что сия чаша её минует. Не минула…
Дашка в тот вечер была откровенна, как никогда, она словно пошла ва-банк:
- Когда я училась в 9 классе, на день Святого Валентина он, - поправилась она, - Кирилл прислал мне письмо, в котором написал: «Даша, я тебя люблю. И это правда». Я храню это письмо. Да, он мне нравился, но он учился в 11 классе, а я – в 9-м. На нас старшеклассники смотрели свысока. Я боялась самой себе признаться в чувствах к Кириллу. А тут такое! Я была счастлива, я летала, я пела, я жила нашими встречами. Уроки, даже самые интересные, тянулись бесконечно долго. Звук школьного звонка был для меня самой лучшей мелодией, потому что мы в буквальном смысле бежали друг к другу. Мне казалось, что во всей школе только мы двое: я и Кирилл. Мы никого вокруг не видели и не слышали. Я когда-то читала о таком состоянии литературных героев, но это происходило со мной. Перемена была тем счастливым моментом, который мы с нетерпением ждали и который так быстро заканчивался. Я смотрела в его карие глаза, слегка прикрытые длинными, почти девчоночьими ресницами, и тонула в них…
Помнишь, ты ругала меня за то, что почти не готовлюсь к экзаменам… Экзамены мы сдали. Кира поступил в университет. Встречи стали редкими, но такими счастливыми и желанными. А в письмах столько было любви!
Анна не перебивала дочь, понимая, что ей надо выговориться, излить то, что накопилось за эти месяцы. Как-то так случилось, что задушевной подруги у Даши не было. А письма, действительно, дочь получала часто. Потом долго строчила ответ, прикрывая ладошкой написанное, когда Анне случалось проходить мимо. Правда, однажды Анна взяла грех на душу: прочитала письмо от Кирилла. Оно было очень толстым – этим и заинтересовало любопытную женщину. Анна подержала письмо над кипящим чайником, легко открыла, прочитала, потом заклеила. Зачем она это сделала? Ведь понимала, что дочь взрослеет, что у неё своя жизнь, в которую пока Даша не хочет пускать свою маму. Справедливости ради надо сказать, что ещё разок хотела Анна прочитать письма Кирилла, но Дашка прятала их в какие-то потаённые, известные только ей одной места. И Анна решила не заниматься поиском писем возлюбленного дочери, сказав: «Так тому и быть!»
- А на весенних каникулах, помнишь, мам, вы с папой поехали к Фединым. Я осталась одна дома. Пришёл Кирилл. Он стоял передо мной на коленях, целовал руки, лицо, волосы… Говорил, что мы уже взрослые…
Дашка заревела.
- А теперь избегает меня, а если приходит – больше молчит…
***
Через две недели пришли родители Кирилла со сватами. А в начале октября сыграли свадьбу. Дашу перевели в вечернюю школу. На выпускном вечере она вместе со своими одноклассниками получила аттестат, только рассвет не осталась встречать, потому что дома ждала маленькая Аришка.