Пыль человеческая

(Постапокалиптический детективный вестерн)

Пролог


По пустынному шоссе, расчертившему сонную прерию, не спеша катили два байка, оставляя за собой хвост белеющей на солнце пыли. Казалось, время умерло для них. Иногда, заметив что-то лежащее на дороге, они притормаживали и один из путников спешивался и осторожно шел рассмотреть находку, в то время как второй доставал помповое ружье, на время превращаясь в дозорного. Обычно тревога бывала ложной и первый, худой парень в бандане, лишь пинал бесполезный предмет или тело и возвращался в седло.

Когда солнце встало в зенит и путники обратились в призраков,  на миг потеряв свои тени, из-под небольшого холма вынырнула заправка. Осторожно подкатив к ней на заглушенных движках, байкеры остановились и надолго застыли перед стеклянными дверями удивительно большого для такого захолустья магазина. Наконец один слез со своего "харли-девидсона" и снял запыленный шлем.

- Господи, жара-то какая, - расплылся в улыбке он, скинул перчатки и принялся чесать покрытую мокрыми рыжими космами голову. Это был затянутый в кожу невысокий крепыш с окладистой бородой почти красного цвета. – Ну что, сегодня ты дежурный. Я на вахте. За работу.

На фоне этого колоритного персонажа его худой спутник выглядел невзрачно: выцветшая, похоже некогда красная бандана, платок на лице, индейская куртка, засаленные джинсы, старенький полицейский "кавасаки". Да и показавшуюся из-под платка бороденку можно было смело называть клочковатой. Не говоря ни слова, он  слез с байка, оказавшись на добрых полфута выше крепыша. Поднял на лоб очки, достал кольт из правой набедренной кобуры и, обхватив его рукоятку двумя руками, пнул дверь магазинчика.

Внутри стоял полумрак. Худой сделал шаг в сторону, чтобы не стоять на свету и стал ждать. Когда глаза адаптировались, он медленно пошел вперед, не забыв сначала резко нагнуться и заглянуть за прилавок. Нигде никого. Только пустые товарные стойки. Тишину нарушал лишь скрип мусора у него под ногами. Все как всегда: пустые банки, битые стекла, груды рваных целлофановых упаковок, картонных коробок, мятых газет. В одном углу стоял одинокий ботинок, возле него, похоже, высилась изрядная куча засохшего дерьма. В конце прилавка большое кровавое пятно. Старое.

- Ну что, я иду?

Худой оторвал левую руку от револьвера и быстро вытер пот с глаз.

- Стой, где стоишь! – Удивительно глухим голосом ответил он и завернул за первый ряд стеллажей. Проход был чист. Он сделал резкий шаг вправо. Следующий тоже чист. А дальше был враг. Адреналин, пот, движение воздуха – неизвестно что, но худой учуял его.

Сделав медленный вдох, он резко прыгнул правым плечом вперед. Враг тоже прыгнул. Вернее, похоже, он бил и, промахнувшись, завалился на свою жертву. Если бы худой имел на это время, он бы облегченно вздохнул – он боялся выстрела, но у врага был лишь топор. Пока он не очухался, худой захватил его левой рукой за шею и с силой прижал к себе. Противник сразу захрипел. Слабак - еще секунд десять и задохнется.

И тут включился не работавший последние секунды слух: магазинчик сотрясал нечеловеческой силы визг – такие звуки издает только охваченный смертельным ужасом звереныш.

Худой скосил глаза влево, автоматически чуть ослабив хватку. В нескольких метрах от него в проходе сидела, привалившись к стеллажу, девочка. Или девушка. Он буквально видел непрерывный звук, вырывавшийся у нее изо рта. Она сидела против света и ее глаз не было видно, но он не сомневался в том, что в них застыло.

Захваченный попробовал вырваться, но у него явно совсем не было сил. Худой резко отпустил его и оттолкнул от себя. Потом встал и пнул подальше топор.

- Эй, как ты там? Чего – с койотами воюешь? – Подал голос крепыш.

- Стой, где стоишь, - повторил худой. Он смотрел на то, что когда-то было людьми. Два грязных, невероятно худых, пропитанных отчаянием существа. Выйдя из ступора, девочка бросилась к своему кашляющему приятелю и обняла, казалось, специально накрыв своим телом.

- Спокойно. Мы вам ничего не сделаем. Я друг, - он положил девочке руку на плечо, но тут же отдернул, когда ее затрясло как от удара током. – Я друг, друг, слышишь? Ну? Посмотри на меня.

Она осторожно подняла голову и удивленно распахнула огромные глаза.

- Вы тут одни? Точно никого больше нет?

Она кивнула. Из глаз полились слезы.

- Торбьен, все в порядке. Иди сюда.

Вдвоем они вытащили зверенышей наружу. Присмотревшись, худой понял, что они старше, чем подумалось в полумраке – лет 15-16. Просто крайне истощены. У девочки с лица стекали струйки крови, похоже, она вонзила себе в щеки  все ногти. Крепыш тоже это заметил.

- Ай-ай-ай… Вот кровь, да еще в условиях такой антисанитарии – это совершенно лишнее. – Он подошел к мотоциклу и извлек из сумок маленькую аптечку и сильно початую бутылку виски.

- Пить, пожалуйста, - еле слышно пробормотал паренек, потирая травмированную шею.

- Будет  вам  пить.  Голландец, поищи чего-нибудь и поесть. Но сначала – раны, - крепыш весело подмигнул девочке. – Я хоть и стоматолог, но тоже внук Гиппократа. Тебя как зовут?

Она слабо улыбнулась.

- Келли.

- Спокойно, Келли, сейчас будет немножко бо-бо. Вот так, молодец… Голландец, ты что делаешь? Давай консервы, лучше мясные, а шоколад на потом оставь – он легче и питательнее.

Худой тяжело посмотрел на него. Потом подозвал к себе.

- Ты что делаешь? Сами ж еле тянем. Они не жильцы.

Крепыш криво ухмыльнулся, укладывая аптечку и виски на место:

- Не жмись, Голландец. Не строй из себя самого рассудительного. Ты же знаешь, что я прав. Хочу сегодня спать с чистой совестью. Пойди лучше проверь колонку.

Колонка была пуста. Один шланг валялся на земле. От другого был отрублен пистолет. Худой пошел осматривать магазин и подсобку. Через полчаса он вернулся. Весь улов – деревянная доска от прилавка и ржавый велосипед с кривым передним колесом.

- А вот это дело! Пригодится, - хохотнул крепыш и без спроса полез  уже во второй рюкзак детей. – Ух ты! Это откуда?

Он распрямился, потрясая нераспечатанным блоком "мальборо".

- Подобрали, вдруг пригодится, - девочка облизала пальцы.

- Ну, вот и пригодилось. Мы ж не гуманитарная помощь, - бросив  пачку худому, крепыш засунул блок в сумку своего "харлея". – Слушай мою команду. Ты, Келли, назначаешься главной, сил у тебя явно побольше. Вот, оставляем вам немного воды и шоколадные батончики. Все сразу не есть. Растягивайте. Думаю, дней пять протянете.

Оперевшись на байк, худой с удовольствием курил, неодобрительно поглядывая на друга.

- Дальше. Сейчас прячетесь в магазине, в тенечке. Двигаетесь только по ночам. Вот вам одеяло – укрывайтесь днем. Избегайте дорог. Кругом полно мародеров – странно, как вы до сих пор живы. Учтите, вечно везти не будет. Я бы советовал идти на север – вон туда. Дойдете до лесов, может, выживете.  Возьмите велосипед, он хоть и хромой, но пригодится. И последнее. Вот кольт, это уже тебе, бледнолицый. Патронов всего шесть. Стреляй в крайнем случае. В упор. Считай.  Пять патронов. Шестой – для нее. 


В костре приятно потрескивали дрова, бывшие еще недавно магазинным прилавком. Искорки поднимались вверх и уносились к звездам.

- Боже, какое небо. Разве видели мы такое раньше, в своих городах, а Голландец? Мы ведь даже и не смотрели, – крепыш откинулся спиной назад и блаженно вдыхал космос с ароматом кофе.

Они устроились на перекрестке дорог возле старой автобусной остановки. Крыши почему-то не было, но были две металлические стенки, прикрывавшие их с двух сторон.

- Сколько дней кофе не пили? Четыре? Пять?

- Четыре, - худой лежал на боку с сигаретой во рту. Рядом на одеяле исходила горьким паром большая железная кружка с кофе. - Ну что? Решаем?

Крепыш оторвался от звезд и уставился на костер.

- Да.

Они молчали минут пять.

- И все-таки на север. Думаю… Уверен.

Худой кивнул. Напарник, кажется, этого не заметил и продолжил:

- Шансов мало. Но больше некуда. С юга, говорят, лезут мексиканцы, оттуда даже конченые мародеры драпают. На восток страшно, уверен, там радиация еще зашкаливает. Колорадо достал. Мертвый штат. Надо было сразу севернее брать – может, зря послушались Вождя и перестраховались… С едой, думаю, еще протянем. А с водой совсем беда. Но главное – бензин.

Опять кивок. Скуренный до фильтра окурок полетел в костер.

- Согласен. Но пока нам везло. Особенно с той бочкой с бензином у мертвого фермера. Здорово он ее припрятал. Ты молодец. Я бы не нашел. – Худой с сожалением посмотрел на пачку сигарет и спрятал ее в карман.

- Да, это точно, - крепыш улыбнулся. – Но на заправки фактически можно не рассчитывать, столько месяцев – уже все слито. По-хорошему, один байк нужно бросать, но слишком много вещей, и ведь все нужное. До лесов не дотянем. И все-таки единственный шанс - прорваться в национальный парк. Гранд-Титон или  Бигхорн. Там, может и выживем. Думаю, там можно охотиться. Горы должны были хоть чуть-чуть прикрыть от радиации. Но уходить на север нужно здесь, западнее. Подальше от Шайена, там была авиабаза – думаю, ее тоже накрыли.

-  Конечно, напарник. Прорвемся. – Худой запрокинул в себя остатки кофе. – Ложись спать. Я подежурю.

- Нет, друг. Уж больно хорошо. Совсем сна нет. Давай, ты первый. В два разбужу, - крепыш поудобнее уселся у стенки остановки и сложил на груди руки. – Спи.


Он проснулся от первого же выстрела и инстинктивно откатился в сторону. Сразу ударили еще два. Одна пуля звякнула о металл. Костер уже догорал, но все же освещал стоянку. Боясь поднять голову, он отполз еще чуть правее. Одного взгляда хватило, чтобы заметить красное пятно на стенке остановки. Стреляющий был левее. По звуку, похоже, М-16.

Все было очень плохо. Оставалось только лежать и ждать. Ложась спать, он сдвинул ремень на 90 градусов, чтобы на бедре не мешала кобура. Теперь кольт оказался под животом: лежать – неудобно, достать – невозможно. Он очень медленно завел руку за спину и достал из второй кобуры беретту.

Время остановилось. Похоже, стрелявший видел его и не знал, достал ли своими выстрелами. Он ждал.

Наконец послышались осторожные шаги. Вскоре нарисовалась и фигура. Он ждал. Фигура приблизилась еще. Она была футах в двадцати. В широкополой шляпе и без винтовки. Значит, есть еще как минимум один.

Ковбой начал оглядываться, шаря по тьме глазами. Сделал еще пару шагов. Пока он смотрел на костер, но если додумается дать глазам привыкнуть  к темноте, будет совсем плохо. Снять его не проблема. Проблема – стрелок. Он среагирует на выстрел.

Мародер подошел к костру, начал колупать ногой вещи.

- Да нет тут никого. Чисто.

И тут чуть левее раздался голос:

- Не может быть. Откатился. Посмотри спра…

Он выстрелил на голос. Три раза. Потом в ошарашенного ковбоя. И опять откатился в ожидании выстрела. Но было тихо. Потом он услышал слабые хрипы. И пополз на звук.

Сначала наткнулся на винтовку. Рядом лежал человек. Он быстро обыскал его. Больше оружия не было. Он поднял винтовку, другой рукой схватил лежащего за ногу и потащил к угасающему костру.

Ковбой был мертв. Крепыш тоже. Хэд-шот. Стрелок пускал губами кровавые пузыри и хлопал выпученными глазами.

Первым делом он обыскал обоих мародеров. Собрал фляги, патроны, еду. Потом содрал с них одежду и вместе с обувью бросил на угли. Потом взял топор и, отойдя чуть в сторону, начал рубить им твердую, засохшую землю.

Он не слышал, как затих раненый. Он рубил и выгребал руками землю, пока не счел могилу готовой. Потом перетащил к ней напарника, сел рядом и  спустил в яму ноги. И только тогда закурил. Некоторое время смотрел на растопыренные пальцы и, кажется, удовлетворенно кивнул, когда убедился, что они дрожат. 
 
Прежде чем опускать крепыша в яму, чуть подумав, снял с него золотые часы. "Любимому Торбьену от Мэри". Одел их на руку.

Потом начал закапывать. Когда закончил, костер вновь потух. Потом он курил и ждал рассвета.    

Едва небо начало сереть, он занялся байками. Слил из "кавасаки" в канистру бензин, заправил под завязку "харлей", вылил все из своих канистр в прикрепленные к "американцу". Потом вытряхнул из сумок все лишнее: сапоги огромного размера, аптечку, потрепанный томик. "Товарищи по оружию". Перенес свои вещи и оружие. Пнул пробитую кружку.  Немного подумав, взял шлем и отнес на могилу.

Завел байк, развернулся и выехал на дорогу. Робкие желтые блики упали на его правую щеку. 



ЧАСТЬ І. ЖЕНЩИНЫ

1

Мой брат умер 13 февраля. И этим спас мне жизнь. Он жил в богом забытой дыре в Аризоне. Не потому, что его пинала жизнь или било клюшкой по судьбе отдыхающее от безразличия на поле для гольфа начальство. Нет. Просто он был счастлив. А на настоящих счастливчиков у богов аллергия. Они могут сделать тебя богатым, популярным, красивым, здоровым, сильным, влиятельным, могут подарить тебе красивую жену и прекрасных детей,  хорошую работу и преданных друзей, уютную родину и женскую любовь. Но они не хотят видеть твоего абсолютного счастья. Ибо лишь твои грехи или зависть приведут тебя в церковь и притрут плечом к тем, кто был, есть или будет порочнее тебя.

Рик был счастлив. Мало кто видел органичных людей. И я знаю, что с ними очень не просто. Знаю, потому, что он был моим братом. И я всегда знал, что он лучше меня. Может быть не намного. Но во всем. Это плохо, ибо ты навсегда теряешь в глазах окружающих и всегда будешь всего лишь оттеняющим  солнце  телом. Но это еще хуже, ибо может сделать тебя плохим -  закомплексованным, завистливым, злым, обиженным.

Но мне пово, и рядом с ним я не стал хуже. Как мне кажется – даже наоборот. Я мужал в его лучах. И в этом, конечно, заслуга родителей, с которыми нам повезло исключительно. Что-то они подарили с генами, что-то воспитали. И главное – умение любить. Ведь понятно, что только любовь может позволить счастливо жить с органичным человеком.

С этой мыслью я вынырнул из зыбкого небытия, которое еще год назад не назвал бы сном, и сразу знал, что улыбаюсь. Что было особенно странно с учетом тех обстоятельств, в которых я находился.  Открыв глаза, я понял, что еще темно. Рассвет только занимался, а в этих краях передвигаться днем было много безопаснее. Я повернул затекшую ногу и опять закрыл глаза.

Рик всегда получал удовольствие от того, чем занимается, а если переставал его получать, то сразу бросал. При этом он всегда знал, как нужно поступать. Конечно, иногда и он испытывал сомнения, но их вряд ли стоит считать муками совести, ибо он быстро выходил на правильную дорогу и уверенно шел исправлять свои ошибки. Он был лидером везде и в тоже время никогда не претендовал на лидерство, подавая голос лишь тогда, когда нужно было не допустить принятия неверного решения. Это знали даже родители. Наверно, так чувствовала себя мать Исуса, признавая вторичность своей мирской задачи.  Понимал это и я. И, конечно же, не потому, что был на три года младше. Поверьте, я знаю, что значит чувствовать себя апостолом.

Великолепное окончание университета сулило ему головокружительные перспективы, но, конечно же, он не был рожден для финансовых или карьерных успехов. За год в арендованной нью-йоркской квартире он написал роман, который сразу же принес читать родителям, а к тому моменту, когда через год он был опубликован, написал новый.  Он не стал, да, я уверен, и не собирался, Кингом, но уважение определенных кругов и достаточное существование быстро себе обеспечил.  И, конечно же, никто не удивился тому, что на четвертом десятке он жил с единственно любимой женой и двумя нереально положительными детьми в собственноручно выбранном доме, пусть и в богом забытой аризонской глуши. И лучшего места в жизни своей я не встречал. Рик всегда был рад видеть тех, кто хотел видеть его и, наверное, мы этим злоупотребляли. Вот уже десять лет, как я ограничивал свои географически-просветительские возможности и каждый отпуск проводил в "Риквилле".

И вот в сорок лет его не стало. И хотя с этим невозможно было смириться, я понял, что уже давно к этому готовился. Подозревал. Ибо иначе у этих богов быть не могло. И это является главным доказательством их существования.

Так он подарил мне жизнь. Или хоть какое-то ее продолжение. И мне хочется верить, что в этом есть хоть какой-то смысл.

Поскольку отца с нами уже давно не было, а мама была больна и не могла покинуть Нью-Йорк, на похороны я поехал один. Это было 13 февраля. А 16-го, когда я сидел за рулем арендованного "Мустанга" в 70 милях от "Риквилля", смахивая с глаз слезы похорон, все закончилось. Закончилось для большинства. Закончилось для Нью-Йорка. Закончилось для моей мамы и для большинства людей, которые для меня что-то значили. Закончилось для сотен, а может, и тысяч городов на этом усталом шарике.

Я открыл глаза и, прежде чем пошевелиться, прислушался. Как всегда. Опасности не чувствовалось. Вчера я чудом нашел хорошее место. Прикрытый леском старый запыленный барак с полуразрушенными стенами в низине. Я натаскал веток и досок для костра, выбрал наименее разваленный угол, загнал туда байк и натянул на уровне колена проволоку с нанизанными жестянками в качестве гипотенузы своего треугольника жизни. Когда-то такой метод я видел в любимом мною сериале "Ходячие мертвецы". 

Разведя огонь и сварив кофе – остатки былой роскоши – я вытащил сигарету из, похоже, последней в этой жизни пачки "мальборо". Кстати о сериалах. Помню, как смотрел "Джерико", постапокалиптическую сагу. Смотрел во многом потому, что смотрела Салли, моя девушка, чудное творение из жуткого мира журналистики. Она всегда уверяла, что я похож на Скита Ульриха, игравшего там главную роль. Кто ж мог подумать… Тем более, что реальность окажется во стократ хуже, чем рисовал Голливуд. Хотя ничего удивительного в этом нет. А реальность куда больше напоминает безысходных "Ходячих мертвецов", только без зомби.

Я был в пути уже седьмой месяц. И ни разу еще безысходность не подбиралась ко мне ближе. Теперь я был один. А значит, не мог позволить себе спать – только дремать, прислонившись спиной к надежному углу и положив на колени дробовик. Не мог позволить себе никуда зайти и оставить без присмотра свой "харлей" – ибо без него меня бы уже давно не было бы. Не мог ни на секунду утратить бдительность – а от этого устаешь не меньше чем от отсутствия сна. На носу была осень, а в баке последние литры бензина.

Интересно, как бы себя чувствовал в этом мире Рик? В мире, где не существует никаких правил кроме правил выживания. И где не выжил, похоже, никто, кто бы этого заслуживал. Оружие, патроны, еда, жизнь. Только об этом можно думать. Только за это бороться. Такие как я – мамонты. Может, я последний. Хочется этим гордиться. Хотя гарантий того, как поведу себя за последней чертой никаких. Я – апостол. Я такой, каким, хочется верить, был бы Рик.

Вокруг – звери. Для которых любой человек – добыча. Остальные мертвы. Последних людей я видел с неделю назад на одной богом забытой колорадской заправке. Я десятой дорогой обхожу городки. Потому что в лучшем случае меня туда не пустят. Куда вероятнее – отберут все и вышвырнут на дорогу (таких историй я достаточно наслушался еще в первые месяцы). Не повезет – убьют.

Я пробирался небольшими дорогами и тропами. Но и здесь попадались охотники и фермеры, берегущие для меня запас свинца. Несколько раз меня спасали только  железный конь и стрелковые навыки. Хотя в целом Вайоминг – хорошее место. Плюсы: вода, дрова, возможность укрыться. Гипотетически еще дичь. Но, честно говоря, ее я почти не видел, похоже, местные выбили все. А если где-то в кустах что-то вспорхнет – это не про мою душу, в жизни не охотился (кстати, Рик всегда осуждал охоту). Минус один – плохой обзор, опасность за каждым кустом и холмом.

Я пробирался в Бигхорн. Хотя никогда там не был и даже на Дискавери его не видел. Но там у такого одиночки мог появиться шанс. Какая-нибудь избушка. Опять же охота. Я был, как подсказала встреченная табличка, в округе Оушеки, обошел с востока Уэрленд и держал на северо-восток. По-идее оставалось немного, но я уже понял, что последний отрезок придется тянуть на себе все пешком. Причем уже без еды. Только оружие и вещи.

Нужно было собираться. И срочно отключиться от чувства голода. Все-таки пустой кофе не лучший завтрак даже для незамужней маклерши. Похоже, скоро начну собирать ягоды, хотя мои познания в них более чем ограничены. Хуже я разбирался только в грибах и финансовой аналитике.

Выкатив байк, я повел его на свободу. Выбрался из низины и остановился на краю леса.

И тут на меня накатило. Перед глазами расстилалась великолепная холмистая равнина. Еще не показавшееся солнце размешало вокруг удивительный цветовой коктейль, придав пейзажу какую-то киношную неестественность. То, что лежало ниже неровной линии горизонта, окрасилось в преувеличенно густые желто-зеленые тона, резко контрастировавшие с тусклым водянистым небом. Эта завораживающая гринуэевская картина будто разом включила и другие органы чувств.

Я услышал пение птиц и шелест листвы. В нос ворвались пропитанные детством запахи дикой природы. По щекам прокатилось движение воздуха, так, как будто они были свежевыбриты и протерты ментоловым кремом. Все это вмиг ворвалось в голову и оглушило, превратив меня в набор беснующихся знаков препинания. 

Ощущение было слишком ярким для взрослого человека. Что-то подобное переживаешь только в детстве, и именно такими вспышками оно остается с нами на всю жизнь. И этот момент, конечно, я тоже не забуду никогда.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я взял себя под контроль. Немного. Сев в седло, я закурил неплановую сигарету. С удовольствием глубоко затянулся, заполнив легкие до отказа.

Что-то подобное, наверное, ощущает солдат, когда в прифронтовой зоне воцаряется тишина. Война ушла. И внезапно видишь мир таким, каким он должен быть. Единственновозможно. Кого-то это заставляет плакать, кого-то - улыбаться… Но никак не верить. Ибо верить в это нельзя. Об этом можно только мечтать. Мечтать по ночам, закрыв глаза, если устал считать мертвых вместо баранов.

Слева в миле от меня начиналось поле, желтеющее чем-то, что я решил считать пшеницей. Все остальное пространство было покрыто нетронутой травой. Из-за спины, слегка изгибаясь, выступал лиственный лесок. Впереди часть обзора закрывал небольшой холм. По-хорошему, мне нужно было уходить правее, держась подальше от возделанных угодий, всегда готовых подарить радость общения с двуногим зверьем. Но я знал, что сначала выеду на холм. Наверное, просто для того, чтобы осмотреть всю равнину. Наверное… И, возможно, тогда я бы добрался до Бигхорна.

Я не успел оценить прелести открывшегося с вершины холма вида. Передо мной были люди. Четверо. В низине между моим холмом и следующим, более пологим, по диагонали от меня на велосипеде ехала женщина, во всю налегая на педали. Наперерез ей, под острым углом, неслись три лохматых оборванца. На мой взгляд, в пределах полуминуты они должны были ее догнать. Хотя она все делала правильно. Уйти на холм на велосипеде было самоубийством, бросить его – тоже. Разворачиваться -  поздно: один из преследователей, самый грузный, забирал вправо, отрезая дорогу к отступлению. Единственный шанс – проскочить. 

И она была близка к этому, выпуская весь накопленный адреналин. Оружия у мародеров я не заметил, но у самого резвого была бита. Видя, что добыча рискует проскочить под самым носом, он резко остановился и очень недурно метнул свой снаряд. Женщина кубарем полетела по траве.

В этот момент я стартовал. Набрав скорость, заглушил движок и покатился вниз, надеясь в тишине дольше оставаться незамеченным.

Первым меня должен был заметить ковылявший справа и уже хватавшийся за грудь от одышки громила.  Наверное, много курил в детстве. На то, чтобы закричать, ему потребовалось несколько попыток. Один из нападавших оглянулся, но вряд ли успел что-то увидеть – я всадил ему пулю в грудь. Стрелять во второго на ходу не стоило – я все-таки не Юл Бринер, а он уже сидел на женщине. Похоже, все свои рефлексы спринтер выбросил вместе с битой. Он просто сидел и с открытым ртом смотрел, как я подкатываю, останавливаюсь и сношу ему башку из кольта. Вышло, конечно, не слишком эстетично – его мозги разлетелись во все стороны, решив не пропускать и лежащую женщину. А что вы хотите? 45-й. Анаконда. С шестидюймовым стволом. Может, лучше было стрелять из беретты, но она была в левой кобуре, а я правша. Ниже стрелять я не хотел, боялся задеть беглянку. Конечно, был вариант просто навалять этой патлатой скотине, но его я даже не рассматривал. Для этого нужна злость, а ее во мне давно уже не было.  Когда я повернулся, чтобы посмотреть на ковылявшего громилу, он уже развернулся и на пятой скорости наглядно демонстрировал неограниченность возможностей нашего организма. Убивать его я не стал – опять же из отсутствия злости.

Пора было заняться дамочкой. Она оказалась значительно старше, чем можно было предположить, исходя из ее попыток побить рекорды Армстронга. Скорее лет под шестьдесят. Хотя кто теперь разберет, где закончились чудеса косметологии и началась дружба с диким ветром и солнцем.

- Все хорошо, мэм. Хорошие парни победили.

Короткие полуседые волосы. Серые глаза городского жителя. Худая шея. Длинные и довольно стройные ноги.

Видимо, отследив мой взгляд, она вдруг вышла из ступора и бросилась натягивать задранную почти до пояса хлопчатобумажную юбку.

Расстегнув одну из сумок, я достал пластиковую бутылку и порылся в поисках какой-нибудь тряпки. Ничего достойнее старой футболки сомнительной чистоты с надписью "Sorry, guys" не нашлось. Спешившись, я опустился на корточки возле первой виденной мной за последние недели женщины.

- Позвольте, я помогу вам умыться. Я осторожно. – Женщина промолчала, и я счел это знаком согласия. Странно, но я еще способен общаться с леди.   

Я обильно смочил футболку водой и как можно аккуратнее протер ей лицо. Потом смочил другой конец и сделал это еще раз. Напоследок мазнул несколько раз  по ее рубашке. Встал, встряхнул и выжал тряпку, уложил вещи в сумку.

- Спасибо.

Это были ее первые слова.

- Пожалуйста, мэм. Это моя работа. Чип и Дэйл спешат на помощь.

Она внимательно смотрела на меня. Облизнула сухие губы.

- Шарлотта. Шарлотта Вэйзмор.

- Очень приятно, миссис Вэйзмор. Джон. Просто Джон.

Она слегка повела головой. Хм, эта женщина явно росла не в монастыре.

- Мисс. И просто Шарлотта. – В ее глазах мелькнула улыбка. Хотя губы остались неподвижны. – Думаю, мы уже можем считать себя близкими людьми. Вы не находите?

Я приподнял бровь. Кажется, таки действительно леди.

- Сожалею.., Шарлотта, что знакомимся в столь прискорбных обстоятельствах,  но, поверьте, в моей жизни это, похоже, самое приятное событие со времен последнего поражения республиканцев. – Черт возьми, я действительно улыбался!

За упражнениями в изящной словесности я начисто забыл о приличиях.

- Простите, Шарлотта, я осел, -  женщина до сих пор сидела на земле. Я протянул ей руку.

И вновь она уверенно повела головой, только теперь лукаво и чуть грустно улыбнулась:

- Я поняла, что не слон. Но, боюсь, у нас маленькая проблема, Джон. Я явно повредила ногу. Видимо какое-то подколенное сухожилие. Или хуже.

Черт. А вот это уже плохо. Я примерно представлял, что она скажет дальше. Кивнул.

- Я понял. Вы точно не похожи на лесную жительницу: чистая одежда, легкая обувь, велосипед и так далее. Значит, я вас должен куда-то подвезти. Основы дедукции. Элементарно.

Ее улыбка была явно искреннее моей.

- "Должен", конечно, не то слово, но, боюсь, у рыцарей редко бывает большой выбор.

Это точно. Понятно, что с собой я ее взять  не мог, а поездка в какой-нибудь местный городок была не худшим вариантом. Хотя и крайне нежелательным.

Я обвел глазами поле боя. Мертвые не стали ни на йоту живее. Велосипед, похоже, пострадал не меньше своей хозяйки. Чуть дальше лежала корзинка с отвалившейся крышкой. Из нее высыпались ягоды. Вроде, ежевика. А мечты таки материализуются. На шее самовольно прыгнул кадык. Неотрывно смотревшая на меня Шарлотта это заметила.

- Хотите ягод, Джон? Боюсь, это единственное, что я могу вам предложить кроме своего неюного общества.

Веселая бабушка. И очень неглупая.

Я кивнул.

- Мерси. Это явно будет нелишним.

Собрав ягоды ладонями с травы, я слегка подкрепился, уничтожив едва не половину урожая, а там было не меньше литра. Все это время Шарлотта смотрела на меня.

Я привязал велосипед сзади к байку, пристроил биту и посмотрел на трупы. Хорошо бы их обыскать, но делать это на глазах у Шарлотты мне не хотелось. Да и вряд ли у этих голодранцев могло быть что-то полезное.

- И где находится ваш Изумрудный город, мэм? К сожалению, у меня очень мало бензина.

- Недалеко. Несколько миль. Прямо и скоро выедем на дорогу, - опираясь на меня, Шарлотта допрыгала до "харлея" и так уверенно уселась сзади, что я опять заподозрил ее в наличии веселой молодости. Да, она явно когда-то была красива.

Перед отправкой я расстегнул один из клапанов на поясе и заменил два патрона в кольте.

- Может, лучше въехать в город где-то сбоку, не по дороге?

- Нет, Джон, поверьте, только по дороге, иначе вас могут пристрелить без предупреждения. А на въезде стоит Финли, он нас пропустит. И ради бога, Орфей, ни в коем случае не стреляйте в Соттоне. Запомните: ни в коем случае.



2

Город открылся сразу за холмом. Он располагался чуть ниже на большой безлесой равнине, за которой угадывались темные очертания невысоких гор. До него было, наверное, мили три. Кажется, я знал, где найдет свой последний приют мой заслуженный "харлей".

Моя спутница молчала, обхватив меня сзади руками. Прощальный выезд байкера. Мечта.

Дорогу в город преграждал деревянный шлагбаум. Возле него под брезентовым тентом торчали два ковбоя. Оба смотрели, как мы приближаемся. Здоровенный детина со звездой на груди стоял, зажав в руках-граблях дробовик. Сухонький однорукий сидел в раскладном кресле.

- Привет, Финли, это я, - помахала амбалу Шарлотта, когда мы остановились.

- Доброе утро, мисс Вэйзмор, - расплылся тот в  улыбке, которая сделала бы честь Чеширскому коту. Конечно, улыбка многих преображает, но тут я видел превращение откровенного гоблина в трехмесячного младенца, увидевшего погремушку. Может, он считает ее мамой, потерявшейся в детстве? – Я не видел, как вы выходили.

- Конечно нет, мой милый Финли. Я ехала напрямик, из дома. – Шарлотта была сама любезность. Просто безе со сливками. – Ездила в Южную рощу. За ягодами.
 
Взгляд Финли медленно переместился на велосипед за нашими спинами.

-  А-а, велосипед сломался, мисс Вэйзмор? Надеюсь, вы не упали? А где ваша шляпа?

Ага, значит все-таки "мисс Вэйзмор". Я чувствовал себя польщенным.

- Со мной приключилась жуткая история, мой милый Финли. На меня напали  какие-то страшные  бродяги, и лишь мужество вот этого джентльмена  – он разобрался сразу с тремя - позволило мне вернуться сюда целой и почти невредимой. Только ногу повредила. Джон, знакомьтесь – это мой отважный Финли, а это мистер Райт.

"Мистер Райт" никак не отреагировал на эти слова, как, впрочем, и на все остальное. Он явно просматривал в голове любимый матч Рокиз с Доджерами, и сейчас находился на третьей базе.   Зато с "милым Финли" происходила очередная перемена. Вы видели, как закипают чайники в диснеевских мультфильмах? Покраснение, распухание, увеличение глаз – все признаки были на лицо. Я даже начал беспокоится, не снесет ли он мне случайным выстрелом башку. Костяшки пальцев, сжимавших дробовик, стали белее лимузина Майкла Джексона. 

- Как… эти выстрелы… я думал, мне послышалось… это были вы? – Человек-хамелеон явно переживал страшнейший стресс. Ужас, боль, гнев, растерянность – картинки на его лице сменялись с калейдоскопической скоростью. – Я… я… я позову шефа.

Финли дернулся бежать, но ноги, похоже, не хотели его слушаться.

- Стойте, милый Финли! Все прекрасно! – Шарлотта расхохоталась с таким девичьим задором, что я невольно обернулся, не в силах скрыть удивление. Да уж, наверное, эта бабушка-девчушка  разбила даже не пяток сердец. – Я спасена. Бандиты наказаны. Не нужно никуда бежать.

Кажется, Гоблина начинало попускать. Лицо остановилось на выражении растерянности и уже не напоминало китайский флаг.

- Но… мисс Вэйзмор, обещайте мне – вы никогда так больше не сделаете. Ни-ко-гда. Никуда не поедете сами. Обещаете?

Голос за моей спиной стал ласковым:

- Конечно, мой отважный воин. Ни-ко-гда. И… будь добр, подними эту палку, чтобы Джон подвез меня к мисс Кулахан, пусть она посмотрит мою ногу. Очень болит.

- Да-да, конечно, - и Финли побежал поднимать шлагбаум.

Мы въехали в Соттон.

Мистер Райт не сказал ни слова.


Ровная широкая асфальтовая дорога разрезала городишко как бисквитный торт. Конечно, я ожидал увидеть покосившиеся заборы, столбики пыли, играющие на ветру в догонялки с перекати-поле, кучи мусора на каждом шагу, а, возможно, и раздувшиеся трупы на обочине. Воображение профессионального киномана рисовало и стоящего посреди центральной площади  внушительного шерифа с мужественным и недобрым лицом. Ну и, конечно, обязательная сцена с агрессивными селюками в салуне, заканчивающаяся ленивым выходом героя на крыльцо под триумфальное бряцанье шпор.

Однако открывавшуюся мне картинку снимал явно не Клинт Иствуд. Главное шокирующее впечатление: порядок и ухоженность. Аккуратные домики с чистыми занавесками, разноцветные оградки, палисадники всех цветов радуги, обилие зелени и полное отсутствие мусора. От центральной улицы в стороны расходились ее уменьшенные клоны. Никаких машин и почти никаких людей. Это было просто какое-то царство Барби, любовно собранное детскими ручонками и оставленное на полу среди разбросанных взрослыми пустых бутылок и коробок от пиццы.

Ошарашено поводя головой, я въехал на некое подобие площади. Похоже, это был центр города. По крайней мере, здесь были люди, а на домах красовались вывески и таблички. Рай палисадников несколько отступил.

- Правее, Джон, - вывела меня из ступора Шарлотта. – Вот сюда.

Возле каменной коробки, очень напоминавшей пожарную часть, был растянут огромный тент, под которым хаотично теснилось несколько десятков разномастных стульев и кресел, среди которых иногда попадались и столики. С разных сторон на нас уставилось не меньше десятка пар глаз. В основном дети, несколько женщин. И ни одного мужчины.

- Помогите мне слезть, Джон. Доброе утро, Джина.

Одна из застывших фигур пришла в движение и, подбежав к нам, подхватила Шарлотту под другую руку. От ближайшего строения с вывеской "Стоматология. Б.Дж.Абрахам" отделилась еще одна женщина и тоже поспешила на помощь.   

- Мисс Кулахан, дорогая, боюсь, моя нога несколько пострадала, - защебетала с фирменной улыбкой Шарлотта и, пока мы вели ее к владениям мистера Абрахама, как с диктофона продублировала так впечатлившую "милого Финли" историю. – Джина, накорми, пожалуйста, моего рыцаря завтраком. Сегодня такое самаритянское утро.

Еще одна обезоруживающая улыбка.

Мисс Кулахан, остроносая мышка неопределенной масти, крепкими пальцами отвела мою руку и ловко перехватила у меня Шарлотту.

- Вам туда нельзя, сэр. Там чисто. 

Слегка растерянно я смотрел, как дамы скрываются за белой дверью. Затем зашел под тент и сел на ближайший стул.

Детей вокруг стало явно больше и, похоже, они прибывали дальше, бочком подтягиваясь к моему байку.

Фантастика. Я удобно сижу под навесом. Вокруг меня дышит жизнь. Настоящая, человеческая жизнь. И у нее женское и детское лицо. И никакого оружия.

Из белой двери вышла Джина. Заметный типаж. Что-то из Новой волны с привкусом Италии. Вестерн-вариант Софи Лорен. Все в наличии на верхней границе допустимого. Слегка за сорок. Прическа а-ля Шер. Черные джинсы, футболка и мартенсы. Впечатляет.

- Джон?
 
Я встал, коснувшись рукой поля воображаемой шляпы.

- Сиди. Я сейчас. – И она направилась к воротам пожарного ангара, тяжело покачивая бедрами.

За воротами виднелись столы с длинными скамьями. Но главное – оттуда доносились восхитительные ароматы. Так пахнет настоящая еда. Голод обрушился на меня как слетевший с катушек бульдозер, отключив все остальные желания и чувства. Я несколько раз сглотнул слюну, как будто это могло успокоить разбушевавшегося внутри зверя.

Софи Лорен выплыла из ворот ангара подобно святой в мерцающем ореоле. В руках у нее исходила паром тарелка с едой. Она шла медленно, но я уже знал, что буду вознагражден за это ожидание.

- Держи, не стесняйся. Добавки не будет, - Джина поставила на стол рядом со мной тарелку. Положила вилку. Сама села напротив.

В тарелке была каша неизвестного мне происхождения с мясной подливкой и тертая свекла.  Я набросился на еду. В ней, похоже, совершенно отсутствовала соль, однако, не будучи вкусной, она не была менее желанной.

Склонившись набок и подперев щеку ладонью, Джина, не отрываясь, смотрела на меня. Помимо того, что это было не совсем вежливо, было в этом взгляде какое-то бесстыдство: так смотрят на то, как ты одеваешься, обнаженные женщины, лежа на кровати. Так на меня сегодня уже смотрели.

Сметя все за какую-то минуту, я пожалел, что нет кусочка хлеба, которым можно было бы вытереть тарелку. Будь я один, обязательно вылизал бы ее.

Джина улыбнулась, брызнув морщинками вокруг излучающих вековую женскую мудрость карих глаз.

- У кого-то сегодня удачный день. Кстати, Шарлотта просто в восторге от явления рыцаря на белом коне.

Я глянул на свой пыльный байк и вытер губы тыльной стороной ладони.

- Вообще-то в той жизни он был черным. Но все мы меняемся.

Джина откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. Я как застенчивый мальчик отвел глаза.

- Не все. И не всегда. И в этом прелесть.

Я достал пустеющую пачку сигарет и, секунду помедлив, протянул Джине. Она тоже чуть помедлила и отрицательно мотнула головой, блеснув кареглазым ехидством:

- Не хочу привыкать к хорошему.

Я так давно не видел женщин, а тут сразу такие образцы. Утоленный голод распахивает все жизненные двери.

- А выпить усталому путнику у вас тут случайно не поднесут? – Я прикурил.

- Поднесут. Но не безвозмездно.

Солнечный день. Улыбающиеся женщины.

- И к кому обращаться?

Ее улыбка стала еще шире. Определенно, эта женщина любила неприхотливые развлечения. И давно не имела возможности посмотреть фильмы братьев Маркс.

- Ты уже обратился по адресу, Ланцелот.

Я поднял брови в деланном удивлении.

- Так ты еще и бармен? Воистину, штат равноправия!

Поискав глазами, куда бы стряхнуть пепел, я встал и подошел к стоящей рядом урне. Потом расчехлил прикрепленный к байку дробовик.

- Пойдет? С патронами, правда, проблема. Шесть тут и… - Я порылся в кармане куртки, - пять в качестве чаевых.

Выложив это богатство на стол, сел и вопросительно посмотрел на Джину. Она довольно кивнула.

 - Приятно иметь дело с солидным клиентом. Стакан захватить?

Теперь кивнул я. И вновь бесстыдно уставился на ее удаляющиеся бедра.

Она вернулась с четырехгранной бутылкой, заполненной мутноватой жидкостью, и сама налила мне на два детских пальца. Я понюхал стакан: пахло как-то не очень. Джина расхохоталась:

- Не бойся, не отравлю! Но не переусердствуй, а то права отберут.

Люблю женщин с хорошим мужским чувством юмора.

Последние промилле прогулялись по моей крови почти три недели назад. Этот процесс требует серьезного к себе отношения. Я опять поднялся, чтобы затушить о край бачка окурок. И лишь потом осторожно пригубил сомнительное зелье. Да уж, не "хеннесси". Хотя я слабо разбираюсь в качестве и происхождении самогона.

Я пожевал губами, отставил стакан и прислушался к забытым ощущениям. Даже маленький глоток приятно обжег горло и потянул тепло вниз, к желудку.

- Бензином у вас, конечно, не разживешься?

Джина с удовольствием покачала головой. Детишки уже наладили с байком осязательный контакт. Я внимательно следил за ними.

- А обменять этого коня на набор чемпионских завтраков реально?

Она пожала плечами.

- Я узнаю, можно ли что-то сделать. Но особо не обольщайся – без бака это просто кусок железа.

- Но очень красивый кусок железа! Не думаю, что вы тут избалованы эстетическими удовольствиями. Помойте его, поставьте на постамент и ходите как на Бродвей томными вечерами. – Еще один маленький глоток. Джина продолжала широко улыбаться – она с Бродвея, похоже, и не уходила.   

- Ты лучше скажи, куда путь держишь, Ланцелот?

Я неопределенно повел бровью:

- На север. 

В этот момент с улицы послышался какой-то шум, вскоре преобразовавшийся в неплохую картинку с озвучкой. В город въезжали ковбои. Если бы не странновато звучавший перестук копыт по асфальту, я бы поверил в скорое знакомство с Дейви Крокеттом. А так, все было очень органично: запыленные лошади, клетчатые рубашки, шляпы, кобуры на бедрах. Я приготовился к продолжению шоу.

И не ошибся. Увидев меня, всадники притормозили и настороженно уставились своими туповатыми глазками. Их было трое. Потом как по команде спешились и направились ко мне. На это стоило посмотреть. Один впереди, остальные по бокам чуть сзади. Лидер, коренастый малый с вислыми усами, точно знал, что очень крут. Может быть, ему даже кто-то соврал, что он похож на Чарльза Бронсона. Если бы они шли не ко мне, я бы поудобнее устроился в кресле и зачерпнул попкорна.
Стараясь особо не отвлекаться, я краем глаза, кажется, заметил на лице Джины жгучий интерес. Ну, да, конечно – утро обещало стать еще забавнее. Усатый подошел вплотную к  моему стулу и продолжил сканировать картинку. Я просто слышал, как крутятся шестеренки в его башке в поисках наиболее эффектного решения. Наконец глазки замерли. Я напрягся. Мои шестеренки давно стояли на местах.

Усатый медленно протянул руку к моему стакану, поднес к носу, вроде как собираясь его понюхать, и резко выплеснул остатки сивухи мне в лицо. Еще до того, как жидкость долетела к месту назначения, я зажмурил глаза и без замаха пнул Бронсона под колено. После чего рванул со стула, ударив идиота  правой под дых. Вышло неплохо. Правда, следующий удар ладонями по ушам был так себе – я зацепил его шляпу.  Абсолютно не будучи уверенным, что все выйдет, я, в лучших традициях всех знакомых мне парней с фамилией Ли, врезал ногой в грудь тому, что стоял справа и, прежде чем он открыл в удивлении рот, прыгнул в ноги третьему, надеясь перевести его в горизонтальное положение. Получилось.  Я вскочил на колени и рванул из кобур оба пистолета.

Наверное, на все ушло секунды две. Дальше можно было не спешить. Я набрал в легкие немного воздуха.

- Спокойно, парни. Стволы не трогать. И никто не умрет. – Я четко помнил слова Шарлотты: ни в коем случае не стрелять. И я ей верил.

- А вот это правильно, - раздался чуть левее от меня властный и в то же время веселый голос.

Я перевел на голос взгляд и" беретту". В тени какого-то бука или платана, или как там это чертово дерево называлось, незаметно от меня нарисовался новый персонаж.  На груди у него красовалась звезда, а в руке – револьвер.

- Это было красиво, но дальше не надо. Спрячь пушки, дружок, и все будет хорошо. Обещаю. Джина?

Барменша, похоже, начинала выходить из восторженного ступора. Мне показалось, она с трудом сдерживается от того, чтобы захлопать в ладоши.

- Да, Джон, расслабься. Большой Фритц все уладит.

Особого выбора у меня не было. Я зарыл томагавк. Револьвер Большого Фритца тоже опустился в кобуру.

- Давайте парни, собирайтесь и топайте дальше. – Он направился к обалдевшим ковбоям. – Что вы тут вообще делаете с утра пораньше?

- Да есть дело к Логану. У него была старая повозка, - нехотя ответил один из них.

- Вот и славно. Давайте туда. Быстренько. А тут моя парафия. Я разберусь.

Горе-ковбои двинулись к своим лошадям, попытавшись помочь усатому. Но тот только отмахнулся и поковылял сам, стиснув зубы и не сводя с меня бешеного взгляда. Подождав, пока они уберутся, я повернулся к грозе Дикого Запада. Похоже, встречу с Дейви Крокеттом в срочном порядке заменили на знакомство с настоящим Шерифом.

Большой Фритц при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж и большим, с меня ростом и не сказать, что уж очень грузен. Но это не мешало ему выглядеть каким-то… массивным. Толстая шея, могучие покатые плечи, переходящие в сильные и длинные руки, по-обезьяньи висящие чуть впереди тела. Общее впечатление органично дополняли короткие кривоватые ноги. При этом он был весьма немолод. Я бы дал хорошо за шестьдесят. Как минимум.

Подойдя к Джине, он обнял ее обеими руками и нежно поцеловал в щеку. Просто красавица и чудовище.

- Привет, малыш. Прекрасное утро?

И, не дожидаясь ответа, слегка прихрамывая, поковылял ко мне. Протянул руку:

- Фритц.





3

Мы сидели под тентом и смотрели на дымящиеся кружки с чем-то, что Фритц назвал чаем. Из-за дальнего столика за нами с интересом поглядывали Шарлотта, Джина и мисс Кулахан. Хотя общее количество любопытных явно подтягивалось к тридцати. Все вокруг вновь дышало миром.

Фритц медленно подул в чашку и сделал маленький глоточек, издав тонкий сербающий звук и блаженно причмокнув.

- Куда направляешься, друг?

- На север, - второй раз за последний час ответил я и почему-то добавил, - В Бигхорн. Но бензина уже почти нет. Дальше пешком. Думаю, дойду.

- У тебя там что, друзья? Или могила бабушки? – Кажется, он улыбнулся. Сказать точно не могу, потому что, казалось, он улыбается всегда: глаза-щелочки, цвет которых определить не представлялось возможным, никогда не меняли конфигурацию. Разве что морщины возле глаз становились еще глубже. Грубое лицо напоминало какого-то мультяшного каменного человека, волею художника наделенного странной ассиметричной мимикой.

- Просто выживаю. Поверь, я к вам заехал случайно. И проблем не хочу.

В кружке плавали неизвестные мне листочки. По вкусу я определил только мяту. Никогда не был фанатом чая, но сейчас это экологически чистое и наверняка здоровое пойло приятно грело горло.

- Утоли любопытство – почему у вас ноги чинят в стоматологии? – Я кивнул на женщин за столиком.

Фритц поковырялся за щекой языком и, кажется, опять улыбнулся. Обычно так паузу держат профессиональные рассказчики, получающие от рассказов удовольствие и знающие себе цену. 

- Бенни Абрахам был хорошим стоматологом, но сейчас стоматологи никому не нужны, как не нужны и больницы, для которых нет ни света, ни лекарств. Сейчас не время болеть. А для больницы достаточно одной комнаты и одной мисс Кулахан, которая все равно большую часть времени помогает на кухне. А Бенни теперь на работах. Как и все.

Хм, еврей с лопатой? У этого мира еще есть шанс.

- Как ты мог заметить, мир изменился. Не знаю, как ты провел последние семь месяцев, но думаю, ты видел лишь худшую его часть. Да, стоматологи теперь не нужны, но и не бойцы составляют его будущее. Миру нужны работяги.

Фритц вытащил из нагрудного кармана портсигар и выудил оттуда две самокрутки.

- Будешь?

Кто б отказывался?

- Первые месяцы было полегче, потому что еще что-то оставалось на кухнях и в магазинах. Но, с другой стороны, было и сложнее, потому что не было никакой организации. Поверь, нам стоило больших трудов собрать всех и заразить идеей общего выживания. В целом это удалось и потому я считаю, что нам повезло. Мы много достигли.

Самокрутка оставляла во рту странный вкус. По ощущениям это напоминало первые юношеские сигареты. На меня опустилась благодать. Слышались обрывки чьих-то голосов, в лицо подувал недавно проснувшийся ветерок, голос Фритца внушал доверие и вводил в состояние сонливости.

- Доходили слухи, что в других городах вышло хуже. У нас хороший человеческий баланс – около четырехсот пятидесяти жителей. Их можно организовать, их можно прокормить, и их хватает на работы. Хотя пахать приходится нещадно. И все же чужих мы почти не берем.

Вот оно. Я посмотрел Фритцу в глаза. Он взгляд не отвел. Было во всем его поведении что-то тягучее.

- Я, конечно, никуда не спешу. Но зачем ты мне все это рассказываешь?

Заканчивалась сигарета. Заканчивался чай. Почему-то мне хотелось закончить и разговор. Плохо, если с  утра в тебе без спросу просыпается надежда. Кажется, понимал это и Фритц.

- Ты веришь в знаки, Джон?

Я пожал плечами.

- А я верю. Может, не случайно у тебя именно здесь закончился бензин?

Он бросил окурок в кружку.

- Лихо ты разобрался с ребятами Робертсона. Я впечатлен.

Я пожал плечами.

- Повезло.

Фритц чуть подался вперед. Кажется, он впервые подал признаки оживления.

- Я знаю, кто ты. Детектив Джон ван Дорн. Полиция Нью-Йорка. Я помню дело Розенбергов. За ним следила вся страна. Ты тогда в одиночку прикрывал их, пока не подошла подмога. И они остались живы.

Я тоже помнил дело Розенбергов. У каждого в жизни бывает момент славы. Главное, оказаться к нему готовым.

- Просто повезло.

Губы Фритца расплылись, смещаясь к левому уху.

- Я знаю таких как ты. Ты крестоносец. И я бы хотел, чтобы ты остался здесь.   Да, за все время мы приняли со стороны только одного человека. И он оказался инженером, а это то, что нам нужно. Но мое слово кое-что значит в этом городе и, думаю, мне удастся решить эту проблему. Ну как?

Я боялся выдохнуть. Что значит "ну как"? Я никогда не считал себя чертовым везунчиком, но сегодня… Наверное, только в детстве я последний раз вымучивал такую жалкую улыбку. В горле вновь пересохло.

- Почту за честь… Но зачем я вам? Посмотри на мои руки.

Фритц довольно хрюкнул.

- И для белоручек найдется работа. Хороший стрелок в наше время всегда пригодится. Особенно, если у него есть голова на плечах. Будешь работать на меня. И поверь, ничего грязного тебе делать не придется – я разбираюсь в людях.

Мы молча смотрели друг на друга, когда на дороге показался еще один всадник. В отличие от предыдущих, он явно не жалел свою лошадь. В конце улицы, сильно отстав, раненым носорогом пыхтел Финли.

- Большой Фритц! – Всадник спрыгнул на землю возле нас. – Мэйнарды мертвы! Оба! Я только что заезжал к ним.

Фритц забористо выругался.

- Ну вот, а ты не веришь в знаки. Собирайся, Джон.

Он с трудом вытащил свое тело из плетеного кресла.

- Джина, бери байк и отвези мисс Вэйзмор домой. Джон, не бойся – тут ничего не крадут. Уэсли, они точно мертвы? Врач не нужен?

- Мертвее не куда.

- Так. Мисс Кулахан, Уэсли, берите Финли и бегом в контору – пригоните три велосипеда. Уэсли, потом запряжешь повозку и догоняй нас.

Он обернулся ко мне.

- Ну что, Джон, за дело?

До чего дошел прогресс. Я кручу педали старенького "фелта", с трудом поспевая за двумя орангутангами, гордо показывающими мне свои мокрые от пота спины. Последний раз я ездил на велосипеде лет в шестнадцать, и уже тогда не получал от этого особого удовольствия. За последовавшее с тех пор время я научился курить, пить, затаскивать в койку женщин, лихо заламывать руки не самым примерным гражданам, а затем и убивать людей. И при этом не чувствовать себя плохим парнем. Уверен, мой брат не делал ничего из этого списка и вряд ли бы начал сейчас. Разве что – убивать? Хотел бы я знать.

И вот теперь я еду по зеленому лугу и впервые за долгое время позволяю себе мечтать о чистой постели и жизнерадостных женских улыбках. Рухнувшая цивилизация манит меня мозолистым пальцем, обещая отказ от сомнительных привычек, и в качестве аванса выдает велосипед.

Мы выехали по уже знакомой мне дороге, через пару миль свернули на грунтовку на юго-восток и, похоже, приближались к тому лесочку, в котором я встретил сегодняшнее утро.  Не отправься я на рассвете на свидание с Шарлоттой, наверняка пересек бы эту грунтовку на пути в Бигхорн.  Въехав в лесок с севера – упоительная прохлада буквально ворвалась в каждую пору тела – мы прокатились вниз менее полумили и выехали на живописную лужайку, рассеченную упиравшейся в дом дорожкой.

Несмотря на свои более чем скромные познания в архитектуре, это строение я мог смело охарактеризовать как приличных размеров сруб. В таком сооружении Джесси Джеймс мог смело пережить пару суток в окружении полусотни рейнджеров, сидя на деревянном полу с револьвером в одной руке и бутылкой доброго виски в другой. О том, что мы в третьем тысячелетии, напоминали только тянувшиеся среди деревьев провода.

Перед фасадом были разбиты цветочные клумбы. Слева за дом уходил небольшой огород. Дорожка чуть сворачивала направо, к вытоптанной площадке перед двумя сараями.

Прислонив велосипеды под окнами, мы направились к явно недавно обновленному крыльцу. Фритц обернулся.

- Осторожно, Финли. Ничего не трогай и не следи. Держись сзади.

Финли мрачно кивнул, демонстрируя понимание всей серьезности возложенной на него миссии. 

Шедший первым с кольтом в руке Фритц изрядно закрывал мне обзор, однако главное я увидел сразу. В паре ярдов от входа в коридоре на спине лежал мужчина. Прямые, расставленные ноги.  Одна рука лежит на груди, вторая – выброшена в сторону. Если бы он стоял, то был бы похож на преподавателя, пишущего что-то на доске. Остановившись на пару секунд, Фритц зашел в двери слева. Я вытащил свой кольт и заглянул в двери, находившиеся почти напротив справа. Кухня. Спрятаться негде. Чисто.

Я вышел в коридор и, не дожидаясь Фритца, двинулся дальше. Прямо была только одна дверь. Открытая, как и предыдущие. Выставив вперед кольт, я резко шагнул  и быстро повернулся сначала влево, потом вправо. В комнате никого не было. Если, конечно,  не считать мертвую женщину на кровати. В диагнозе можно было не сомневаться – я достаточно навидался в жизни таких картинок. Она лежала чуть на боку поверх сбитого одеяла, свесив с кровати ноги. Огромные глаза широко открыты - то ли от ужаса, то ли в изумлении. Довольно красива для пятидесяти с чем-то. В районе сердца по ночной рубашке расплылось кровавое пятно. Я потрогал бледную руку.

- Что ж это за сволочи такие? – В дверях, хлопая влажными глазами, стоял Финли. Мимо него протиснулся Фритц.

- Огастас и Джоанна Мэйнарды. Счастливы вместе. Осмотрись тут, Джон.

Я кивнул и вышел в коридор.

Мэйнарду было лет шестьдесят пять-семьдесят. Всклокоченные редкие волосы, бывшие некогда русыми. Мятые футболка и хлопчатобумажные брюки. Теплые тапки на босу ногу. Две дырки в районе желудка. Еще одна во лбу. Глаза умиротворенно закрыты.  Здравствуй, смерть.

Я заглянул в комнату слева от входа. Что-то вроде кабинета. Стол со старыми журналами, чертежами, карандашами и линейками. Протертый плюшевый диван с мятой подушкой.. Платяной шкаф. Гладильная доска. Стул. И книги. Много книг. На стеллажах, на прибитых полках, в углах на полу, на подоконнике. Ни телевизора. Ни компьютера.

Дверки древнего шкафа не скрипнули, как я ожидал. В правой части на вешалках грустно висели немногочисленные вещи. Два двубортных костюма весьма стильного вида – хотя запах в шкафу и ткань подсказывали, что сшиты они были еще до того, как мода совершила полный виток. Короткое тяжелое пальто дорогой материи – такое же носил в университет мой отец. Несколько рубашек бледных тонов.

В левом отделении были полки с аккуратно разложенными вещами. Футболки, джинсы, пара свитеров, белье, носки. Дешевка из супермаркета.

Я вернулся в большую комнату. Финли стоял так же, как я его оставил. Фритц куда-то вышел. Эта комната была явно женской, хотя даже намека на излишества не было и тут. Большая кровать, шкаф, трюмо с пуфиком. На трюмо – обычные женские туалетные принадлежности в минимальном количестве  и  три  фотографии в рамках, расставленные триптихом. Все сделаны примерно в одно время. На одной – Огастас Мэйнард в, похоже, виденном мной только что костюме на фоне памятника Вашингтону: моложе лет на тридцать, солидный, серьезный, но с, кажется, с трудом сдерживаемой улыбкой. На другом – его жена. Удивительно красивая женщина с потрясающими даже с фотографии глазами. Эти же глаза были центром третьего снимка – чета Мэйнардов сидит, склонив друг к другу головы и взявшись за руки. Такие фотографии делали в пятидесятые годы – я видел их во многих семейных альбомах. Красивая пара. Но смотреть хотелось только в глаза Джоанны Мэйнард.

Большие. Недоуменные. Странного фиолетового оттенка. Они смотрели как будто мимо камеры, мимо меня. В них не было ни женской мудрости, ни кокетства, ни веселья, ни горя. В них не было ничего. Только черные просторы мертвой вселенной. И от них нельзя было отвести взгляд.

 - Что думаешь, Джон?

Я вздрогнул. В комнату ввалился Фритц. Я попытался сосредоточится.

- Убиты где-то восемь-десять часов назад. Они спали. Муж, похоже – в другой комнате. Видимо, кто-то стучал. Он открыл сам. И сразу получил две пули. Третья – контрольная в голову. Думаю, он знал, кого впускает.

Фритц удовлетворенно кивнул. Я продолжал.

- Потом убийца прошел в комнату. Жена к тому времени вскочила и получила пулю в сердце. Затем убийца затер чем-то за собой следы – на досках в пыли видны разводы отсюда и до входной двери. 

Опять кивок:

- Точно. На клумбе я нашел женскую кофточку, ей явно что-то затирали – одна сторона в грязи. Ночи у нас холодные, влажные. Думаю, на обуви была роса. Что-то еще?

- Да. Это точно не мародеры. Похоже на спланированное убийство. Я бы сказал, что работа киллера. Но… Это же не Нью-Йорк. И не те времена. Плюс ему сначала стреляли в живот, а патроны сейчас в дефиците. К тому же калибр – похоже на 22-й. Киллер с такой игрушкой? Разве что гейша. Кстати. Я тут ночевал неподалеку. И выстрелов не слышал, хотя сплю одним глазом. Явно мелкашка. Хотя все равно странно.

- Ничего странного – стены бревенчатые. Мог и не слышать.

Я согласился.

- Пойду еще осмотрюсь. 

- Я с тобой. Финли, пойдем подышим. Воздух тут не здоровый.

Все это время громила стоял, удивленно переводя с одного на другого свои поросячьи глазки.

Мы вышли во двор. Туда, громыхая, как раз заезжала разбитая телега с уже знакомым мне Уэсли.

- Рыжий, тебя только за смертью посылай. Ты бы по бабам с такой скоростью шлялся, - незлобливо крикнул Фритц. – Финли, слушай. Бери Уэсли и аккуратно вынесите их и положите в повозку. Только сначала замотайте во что-то – ну в одеяла там что ли. И найди им по комплекту хорошей одежды. Для похорон. Да, и обувь не забудь.

Я направился к сараям. Фритц там уже побывал – двери были открыты.

В ближнем, меньшем, стоял черный "чероки". Стоял давно. Левая передняя  шина  подспустила. На капоте – месячный слой пыли. Возле дверцы – велосипед. Больше ничего. Никаких инструментов, канистр, ветоши, покрышек.

Дальше за сараем примостился не заметный с дороги навес. Под ним расположилось весьма странное средство передвижения – велосипед с боковой коляской. Никогда такого не видел.

То, что я увидел во втором сарае, с лихвой объясняло техническую скромность первого. Это было царство металла. Все пространство сарая было заполнено станками, инструментами и металлическими изделиями. Назначение большинства из них мне было мало понятно. Какие-то трости с невозможными набалдашниками в виде грифонов, ангелов и крестов. Причудливой формы фонари с витиеватыми ручками или ножками. Удивительные приспособления, напоминающие древние сельскохозяйственные орудия, которые органично смотрелись бы под стеклом в историческом музее. Возле одной из стен стояли три арбалета разных модификаций. Рядом на верстаке – жмут коротких стрел. В дальнем углу расположился громоздкий агрегат, в котором мне угадался кузнечный горн. И во всем этом нагромождении сотен предметов чувствовался железный порядок, обязательная схема, нарушение которой было для хозяина смерти подобным.   

- Да-а, удивительный человек был, - раздался за моей спиной голос Фритца. – Пойдем, еще что покажу.

В окружавших сзади дом и сарай кустах был проход, который вывел нас в торец дома. Там моим глазам открылась удивительная картинка: мощеная камнем дорожка вела к совершенно сказочному диснеевскому пруду, поросшему тростником, и, похоже, незаметному с других точек. На воде будто кистью художника были разбросаны созвездия лилий, между которыми искрилось солнце.   На берегу стояла окованная скамейка. Перед ней – пустой мольберт. Мне захотелось протереть глаза.

- Это было место Джоанны, - обвел вокруг руками Фритц.

Только тут я заметил, что дорожка начинается от огромной застекленной веранды, приросшей к задней части дома. Фритц открыл дверь и повел меня туда. Казалось, моим потрясениям не будет конца.

Конечно, в первую очередь меня удивило, что я не заметил веранду раньше: пусть окна в большой комнате были зашторены, но уж дверь то в углу я как просмотрел? Однако терзался досадой я не более секунды.

Мы были в мастерской  художника.  Мольберты,  холсты, краски, кисти – все  залито радостным солнечным светом, которому было наплевать на то, что рядом поселилась смерть. Но глаз сразу тянуло к картинам. Они были везде. Сотни. Может быть, тысячи. Большинство стояло на полу, окружив веранду по периметру. За каждой из них пряталось еще, наверное, несколько десятков, аккуратно прикрытых целлофаном. Я с большим трудом переводил взгляд с одной на другую. Потому что каждая засасывала тебя как воронка.

Основной темой был только что виденный мной пруд. Однако менялись цвета, времена года и, главное – ракурсы. У каждой картины был свой центр: птица, лист осоки, жучок на листике куста, сухая травинка на берегу, лист дерева на недостижимой для человека высоте – они были центром мироздания, они смотрели на пруд. И каждый раз перспектива была какой-то неестественной, искривленной, смещенной в одну сторону. Завораживающее впечатление усиливала неравная четкость изображения, которая то впивалась в предмет безжалостной линзой, то отступала, затуманивая все невидимой слезой. При этом не хотели жить в мире и краски, в пределах одного холста то засыпающие в мягких тонах, то неожиданно вспыхивающие ярким светом в отдельных точках. Я бы удивился, увидев такие фотографии, и снял бы шляпу перед мастером цифры и фотошопа. Но картины…

Мне показалось, что все это время я не дышал. С трудом оторвав взгляд, я повернулся, ища Фритца, как будто мне нужно было за что-то ухватиться, нужно было что-то реальное, земное. Он стоял, с удовольствием глядя на меня.

- Потрясающе, правда?

Я не ответил.

- Человек не может такое нарисовать. Я всегда считал, что она инопланетянка. Вот смотри – как будто прицепила птице камеру под крыло и замазала часть объектива слюной. А? Ну ладно, давай покурим.

Мы прошли к пруду и уселись на лавочку. Фритц угостил меня еще одной самокруткой.

- Они появились у нас лет тридцать назад. Купили этот участок и так и жили отшельниками. При том, что люди явно обеспеченные. У нас любили говорить, что они грабанули где-то банк и теперь прячутся. Но это так, байки. Огастас на такое вряд ли способен. Он удивительно цельный человек был. Хотя… думаю, ради нее пошел бы на многое.

Фритц с удовольствием вытянул ноги и глубоко затянулся.

- В город он выезжал редко, только в магазин. Еще реже – в Уэрленд. Платил всегда наличными. А Джоанна вообще не выезжала. Ее мало кто видел. Иногда он ее катал на своем чудо-велосипеде, том, что возле гаража. Сам сделал.  Он  вообще  был мастер на все руки. Если у кого была крайняя нужда – ну, там с машиной никак или с газонокосилкой – ехали к нему. Но денег не брал. Мог сделать просто так. Взять мог только бутылку виски или вина. Но только дорогие. И в дом мало кого пускал, хотя мечтали, конечно, многие. На эту скамейку приглашал, думаю, только меня.

- А жена?

Фритц кивнул.

- С нее он буквально пылинки сдувал. Любил очень, это сразу видно. Все делал сам. А ее я, пожалуй, и  не слышал ни разу. Только кивнет, бывало, и улыбнется этой своей загадочной улыбкой.   Я у него как-то спросил, почему он картины не выставляет, думаю, на них спрос был бы у всяких эстетов. А он говорит – не время еще. И понимай, как хочешь. Тоже тот еще болтун был.

Мы помолчали. У меня вообще язык будто отключился. Перед глазами стояли картины.

- Для нас это очень большая потеря, - наконец  с  натугой  проговорил шериф. – После того, как это все случилось, мы с полгода назад организовали что-то вроде коммуны. Пару фермеров, правда, отказались присоединяться, и Огастас тоже. Его земля тут единственная невозделанная в округе. Но он свой хлеб отрабатывал как никто другой. Для новой жизни нужна куча вещей, о которых мы раньше и не думали. Например, плуги под лошадь. Или колонки на воду. Да куча всего. И Огастас все делал: отливал, ковал. С утра до ночи. Удивительный человек. Мы ему металлолом центнерами привозили. И еду – каждый день, только бы не отвлекался. Условие он только одно в первый же день поставил – добыть холсты, сколько сможем.

Фритц забычковал окурок о кованую ножку скамейки и выбросил его в кусты.

- Значит так, Джон. Я пойду - гляну, как ребята управились. Заодно пособираю в доме что ценное. А ты пока искупнись в пруду – душок от тебя, прямо скажем, не свежий. Вот, держи, у Огастаса прихватил – подарок тебе. Дорогой. Береги и экономь.

И  протянул мне завернутый в салфетку кусок мыла.


4

Удивительная вещь – время. Знаешь, что его ход непостоянен, и  все равно удивляешься. Хотя к непостоянству прошлого привыкаешь: одни воспоминания живут долго, иногда растягиваясь как вечерние тени, угнездившись где-то у основания зрительного нерва и не желая уходить; другие – прокручиваются на ускоренной перемотке и иногда выглядывают на поверхность с томной весенней неохотой; третьи – незаметно исчезают, оставляя за собой смутный зуд суеты и фантомное  жжение мозоли. Сложнее привыкнуть к непостоянству времени настоящего. Оно всегда движется скачками, то замедляя ход, то ускоряя. И сложно сказать, в каком режиме оно наносит больший вред организму. Потому что пользу оно приносить не может. Все лучшее гоночным болидом проносится быстро, отправляясь на полку в любимую коробочку памяти, для всего остального время оттачивает любимую игру в шахматы – прыжок, вязкое раздумье, опять прыжок… И затянувшиеся серии прыжков, и долгие паузы одинаково нас истачивают.

Казалось, этот  день никогда не закончится. У меня за плечами были месяцы безвременья, прессующего часы в дни, а дни - в бесполезность. Это было похоже на медленную подготовку к смерти, в которой даже борьба за жизнь - всего лишь обязательный ритуал. Но сегодня все изменилось. Время передумало, ударило по часам и застучало встревоженным сердцем.

Мы подоспели к концу соттонского обедо-ужина, когда последние посетители импровизированной столовой возле пожарного барака облизывали потрескавшиеся губы, а на кухне звенели грязные тарелки. Фритц сразу ушел, оставив меня на попечении черногривой Джины. Я быстро проглотил свою порцию, бывшую однояйцевым близнецом утренней, и теперь просто сидел под тентом, игнорируя молчаливые взгляды местных жительниц. Мужчин по-прежнему почти не было. Я снял резинку и слегка растрепал еще влажные волосы. Начинала подкатывать сонливость.

Прикурив одну из последних в пачке сигарет, заметил, что ко мне движется представитель сильного пола. В затылке включилась защитная сигнализация – я отвык доверять мужчинам. Однако на подходившем не было заметно никаких признаков оружия, да и весь его вид  не внушал опасности. Среднего роста. Рыхлый. За сорок. Высокие залысины. Серый наряд колониального стиля. Дорогие мокасины. Не боец.

Еще не дойдя до меня, мужик протянул руку и расплылся в голливудской улыбке.   

- Мэр Дорсет. Мистер ван Дорн, я полагаю?

Пришлось встать и пожать его крепкую ладошку.

- Шериф Фритц рассказал мне о вас, - он по-хозяйски уселся на соседний стул. Кажется, любопытные взгляды вокруг начали материализовываться. – Рад приветствовать вас в Соттоне. Честно говоря, мы тут, в глуши, не очень жалуем незнакомцев, но для вас готовы сделать исключение. Шериф Фритц бывает очень убедителен.

Готов поклясться, что он мне подмигнул. От этого парня просто пахло дружелюбием и лживостью.

- У нас маленький городок, мистер ван Дорн. Но мы очень гордимся тем, чего нам удалось достичь в условиях этой ужасной катастрофы. Мы здесь живем как одна большая, но очень дружная семья. И, конечно, с, так сказать, некоторой настороженностью относимся к, скажем так, влиянию извне, - мэр виновато улыбнулся мне, как семилетнему новичку детского дома. – Нам очень нужны специалисты, так сказать, технического профиля. Однако шериф Фритц уверен, что вы способны принести городу пользу в несколько иной сфере, обладая серьезными профессиональными навыками, а я, поверьте, очень доверяю его мнению.

Извлеки он из кармана гранатомет, я бы поразился меньше – но мэр достал аккуратно сложенный носовой платок и промокнул  им свой интеллигентский лоб. Я бы не удивился, если бы  теперь он мне сообщил, что спит в пижаме и каждый день меняет носки.

- Да, к сожалению, у нас случилось несчастье. Поверьте, это первый случай за долгое время. Нам всегда удавалось держать ситуацию под контролем. Я многократно говорил мистеру Мэйнарду, что жить в лесу, на отшибе, небезопасно. Но, видимо, я был недостаточно убедителен. Да. Это большая потеря для нас. Мистер Мэйнард был очень уважаемым членом общины. Но… У вас есть прекрасная возможность продемонстрировать ваши профессиональные навыки и найти негодяев, которые это совершили, мистер ван Дорн. Хотя, уверен, это дело бродяг-мародеров. Возможно тех, что напали на мисс Вэйзмор. Как вы полагаете?

Искренние серые глазки уставились на меня. А я уж, признаться, думал, формат монолога не предусматривает моего участия, и от прямого вопроса несколько растерялся.

- Да, конечно… мэр Дорсет… Все нужно проверить… Тронут вашим доверием.

Серые глазки осветились радостью.

- Ну, вот и прекрасно. Шериф Фритц введет вас в курс дела, познакомит с, так сказать, основами наших устоев. Был очень рад познакомиться. Уверен в плодотворности нашего дальнейшего сотрудничества. Держите меня в курсе.

Сухая ладошка вновь поделилась со мной частью соттонской силы духа. Теплая улыбка – и мэр отчалил.

Я не чувствовал себя таким идиотом со времен первого школьного свидания.

- Что, Джон, познакомился с мэром? И как? -  Возле меня опять незаметно нарисовался Фритц. – Тот еще фрукт.

Шериф хохотнул. У него это получалось очень заразительно. А уж женщин такая улыбка должна просто валить с ног. В руках у него были две дымящиеся кружки. Под мышкой – бутылка, удивительно похожая на ту, за которую я утром отдал дробовик.

- Пойдем, покажу тебе контору. Заодно и поболтаем, - он протянул мне одну из кружек.


Мы расположились в большой  чистой  комнате, заполненной столами с оргтехникой. Две стены были увешаны картами. Третья выходила окнами на зеленый садик. Четвертая была стеклянной и отделяла нас от длинного коридора. Дальше по коридору я успел разглядеть две камеры с решетками и еще несколько дверей.

Фритц опустился в бежевое кожаное кресло, помнившее 90-е, и кивнул мне на офисный стульчик напротив. Откуда-то из-под стола появились два стакана, быстро наполнившиеся мутноватой жидкостью из бутылки. Фритц пододвинул ко мне пепельницу и портсигар с самокрутками.

- За тебя, Джон.

Он поднял стакан.

- За нас.

Пожевав губами, шериф прикурил сигарету и уставился на меня своими хитрыми щелочками.

- Соттон – очень необычный городок, Джон. Думаю, Дорсет тебе это уже сообщил. Вернее, стал необычным. Хотя и не сразу. Первые месяцы после взрывов были очень непростыми. Тяжело учиться жить без света, компьютеров, интернета, телевидения, без воды в кранах и унитазах, без налоговых деклараций, лопоухой башки президента… и без кучи других вещей. Все как-то быстро поняли, что самое главное теперь – это еда и оружие. Поверь, нам всем вряд ли стоит гордиться этой страничкой своей биографии. А уж мне и подавно.

Фритц медленно выпустил облако дыма и глотнул горячего чая. Я могу ошибаться, но, кажется, он впервые выглядел неулыбающимся.

- Люди тащили все, что попало, разнося в щепки магазины и бары. Владелец лавочки с бытовой химией застрелил двух человек. Что с ним случилось дальше, не хочу и вспоминать. И я ничего не мог сделать. Может и стоило кого-то пристрелить для острастки, но я не смог. Да и вряд ли бы это помогло… Первые попытки организоваться начались через несколько дней. Наш мэр, может, и хитрец, но дурак.   Но нам повезло – у нас появился лидер. Чуть восточнее находится ранчо Вудро Робертсона. Матерый мужик. Сильный. Он-то все и начал.

- Так мэр Дорсет уже не мэр? – Наконец подал голос и я.

- Мэр, мэр, - закивал головой Фритц. – Просто Робертсон не стал играться в политику и мять под себя формальную власть. Так что Дорсет теперь просто как бы девками на кухне командует. А Вудро поговорил со мной и начал устанавливать какой-никакой порядок. Первые правила были простые: не воровать и не убивать. Двух мудаков он сам пристрелил. На месте. Одного насильника – я. Пару человек изгнали из города. И ты знаешь, это подействовало.

Мы опять выпили.

- Первым делом Вудро выгреб из города всю шваль: создал из дармоедов подходящего возраста что-то вроде собственной гвардии. Забрал их к себе на ранчо, вооружил и оружием же установил железную дисциплину. Тех, кто ему перечил, мы больше не видели. Ну а дальше началась мародерская эра. Заправки, магазины по всей округе – я ни разу в эти походы не ездил – Вудро знает, кому что поручать – но, думаю, мы оба представляем, что там происходило.

Я кивнул:

- Да уж, сам пару раз нарывался на такие бригады. Особенно в первые месяцы. Еле ноги уносил. Хвала тому, кто изобрел мотоцикл.

Фритц налил еще и водрузил свои короткие ноги на стол – не уверен, что так ему было удобнее, зато выглядело очень органично.

- Скоро стало ясно, что грабить больше нечего. Хотели, правда, расширить круг поисков, но Вудро запретил – бензин был на исходе, а шансы найти что-то стоящее таяли с каждым днем. С чужими мародерами тоже разобрались, даже уэрлендским крепко надавали. Попадаются, конечно, до сих пор, но это уже скорее доходяги. Теперь у нас стреляют редко. Теперь время работать. 

Мы прикурили еще по сигарете.

- Ты даже не представляешь, сколько тогда было работы. И сейчас хватает, но тогда… Рыли выгребные ямы на задних дворах, копали колодцы, кое-где ставили ручные колонки, тянули из домов все ненужное, все что можно рубили на дрова для кухни. Столовую соорудили. Плюс что-то вроде прачечной. Мы с Вудро и Дорсетом по пять раз объездили все фермы, уговаривая вступить в общину. Сложно представить людей более твердолобых, чем фермеры – сдохнут, но землю не отдадут. Но почти всех таки уговорили. Только четверо не вступили в коммуну, плюс Мэйнарды. Хотя сами без техники мало что могут обработать, да и опасно одним на отшибе.

Меня постепенно охватывала мирная нега. Алкоголь расслабил мышцы, отключил тревожную кнопку в мозгу, начал подползать к векам. Если бы не мягкий уверенный голос Фритца, я бы, наверно, уже заснул.

- Всю землю объединили в три участка плюс ранчо Робертсонов, куда согнали весь скот. Собрали всех трудоспособных мужиков и подростков, разбили на три бригады и отправили на фермы. Там у них своя кухня, своя охрана. Сюда возят только грязную одежду, да иногда по сменам отпускают расслабиться на вечер. Так что в городе у нас только женщины и дети. Младшие ходят в школу, для самых маленьких – ясли. Женщины – либо с ними, либо на кухне, либо в прачечной, либо на уборке. Так что бездельничаем здесь только мы с Дорсетом да моя инвалидная команда, - Фритц ухмыльнулся. – Охраняем, так сказать. Старики, однорукий Райт и Финли – моя правая рука. Свои-то у нас не воруют, но мародеры и просто голодные иногда шастают, особенно по ночам. У нас два блок-поста на въездах да конюшня и склад. Но дороги они обходят, так что ухо нужно держать востро.    

- Так на Финли вроде тоже пахать можно? – Я почувствовал, что язык начинает заплетаться. Не мудрено – бутылка была почти пуста.

Фритц хохотнул.

- Ну, это как посмотреть. Наш Финли парень специфический. Гордый, неюморной, мозгой медленный и бесстрашный. Тот еще коктейль. На ферме от него одни проблемы. А тут ему самое место. Я думал, он сдохнет от гордости, когда я его в свои заместители произвел. Он теперь за меня или за дело без раздумий на пулю пойдет. Уверен, подружитесь.

Я не был в этом так уверен, но не имел и сил возражать. Из окон тихо вползали сумерки.

Фритц с сожалением посмотрел на пустую кружку и разлил остатки самогона.

- Вот такая у нас тут в целом картинка. Свои байки потом расскажешь, если захочешь. А сейчас скажи, что думаешь об убийстве Мэйнардов. Мысли есть?

Я попытался собрать в кучку свои пьяненькие мозги.

- Пожалуй…  Слушай, я у них в доме не видел оружия. Разве не странно -  жили-то на отшибе.

Фритц кивнул.

- Молодец. Я тоже заметил. Был  у него дробовик. Возле двери висел. Странно, да?

- Да. Явно не мародеры. Ничего не взяли. А ружье прихватили. Похоже на своих. Кто-то имел на него зуб. Или на нее. Или на них. Есть варианты?

С минуту шериф жевал губу.

- Ой, не знаю. Из-за земли – вряд ли. Нам пока не до нее. А человек он для общины очень нужный. Разве что из-за леса… Скоро беремся за заготовку на зиму. Но начинать собирались с северного участка. Да и не говорили мы еще на эту тему с ним. А вот о конфликте знаю только об одном. Мэйнард как-то упомянул. Есть тут у нас на северо-востоке община пятидесятников. Мы с ними не особо дружим. Подъезжали они как-то к нему. А Мэйнард был мужик крутой и неверующий. Так что, полагаю, приложил он их крепко… Так,  пора закругляться. Зря свечи жечь не будем. Сегодня отоспишься, а завтра приступаешь к исполнению обязанностей.

- А конкретнее?

- Конкретнее, скажем так – патрулирование, в основном ночное. А днем будешь заниматься делом Мэйнардов. Вот так просто в моем городе никого убивать не будут. Думаю, работу по профилю ты уж точно найти не рассчитывал, счастливчик. Правило одно – подчиняешься только мне и мне же обо всем докладываешь. Лады?

- Лады.

- Смотри мне. А сейчас спать. Встаем мы с рассветом. Ляжешь пока в дальней камере. В ближней спит Финли. Он подойдет ночью. Вот свеча. Туалет на заднем дворе. Счастливых сельских снов.



5

Пробуждение бывает разным.

Вариант первый – счастливое, улыбчивое детское утро. Дрема отступает постепенно, и ты никуда не спешишь, зная, что тебя ожидает беззаботный летний день, сулящий массу приятных сюрпризов. Мне плохо помнится это ощущение, возможно, его солнечная проекция искусственно создается повзрослевшим мозгом для вытеснения неумолимо накапливающихся темных пятен. Что-то подобное, но в несколько помутневшем, состарившемся варианте, мы испытываем воскресным утром, когда осознание возможности поваляться уже пришло, а вкус нечищеных зубов и список обязательных или желательных дел еще не прибыли.

Второй вариант – негативный антипод первого: дрема все также не отпускает, но трезвонящий будильник не оставляет ни единого шанса позитивным эмоциям.

К сожалению, мне был прекрасно знаком и третий вариант. Привычный как одежда и обязательный как кошмар. Я уже забыл, что такое дрема. Мои глаза открывались раньше, чем включался мозг, но позже, чем напрягался палец на спусковом крючке. Ночь превращалась в день одним кликом на пульте.

Но сегодня я выяснил, что может быть и четвертый вариант. Спускового крючка не было, руки не шевелились, а веки поднимались с трудом. Когда же им это удалось, я разглядел нависшего надо мной громадного детину: его руки крепко держали меня за запястья, губы шевелились, а глаза излучали безумную радость. Меня много раз пытались убить, но такого ужаса я не испытывал как минимум с детства. Я покрылся липким потом весь до последнего дюйма еще до того, как в мозгу всплыло имя "Финли", а слух начал распознавать звуки.

- Вставай, вставай, лежебока. В Соттоне утро. Фритц просил тебя разбудить в пять.

Я с недоумением уставился на его руки. Они держали меня мертвой хваткой, но были удивительно мягкими, нежными что ли. Чистые, аккуратно постриженные ногти, отсутствие намека на мозоли.

- Стрелять не будешь? А то Фритц посоветовал попридержать тебя спросонья. – Мягкий, заботливый голос.

Кажется, я начал приходить в себя. Кивнул. В глазах сразу вспыхнули зеленые огоньки.

Финли разжал ладони и широко, по-детски улыбнулся:

- С Фритцем лучше не пей, он пьет как трактор.

Сравнение показалось мне странным, но с главной идеей поспорить было трудно. Впервые за много месяцев я лежал на кровати, но блаженное ощущение было безнадежно испорчено похмельным синдромом. Тоже впервые за тот же период.

- Туалет на заднем дворе. Колонка на улице. Завтрак у Джины. Собирайся, - и Финли помахал мне лапой, как придурковатому ребенку.

Рацион у Джины явно не отличался разнообразием, но, черт возьми, это был настоящий горячий завтрак! 

Похоже, я действительно лежебока – людей вокруг было мало, на кухне слышался звон моющейся посуды. Проходя мимо, Джина улыбалась мне как старому любовнику. Рядом громко сербал чай Финли. Дождавшись, когда я доем, он встал.

- Пошли, у нас еще куча дел.

Я послушно побрел следом.


Вчерашнее ощущение пребывания в стране Оз не покидало и сегодня. Подчеркнутая аккуратность и идеальная чистота встречали меня на каждом шагу. Ни одной гонимой ветром бумажки, ни одного покосившегося палисадника, сломанного дерева, ржавеющей у тротуара машины. Заинтригованные взгляды опрятных женщин, затерянные без навигатора детские голоса, журчание (наверняка чистой) воды. Пожалуй, лишь выползающая из каждой щели пыль, живая, осязаемая, трогающая тебя за кожу и, не заинтересовавшись, уносящаяся прочь по одной ей известным неотложным делам, мешала ощущать себя героем старого, пропитанного солнцем мультфильма. Я еще не чувствовал сердечного ритма этого странного городка, но нереальность его существования в пустынном холоде одинокой жестокости нового мира была оглушающей.  Наверняка ко всему хорошему быстро привыкаешь, но не сегодня. Еще не сегодня.

Я почти обрадовался, увидев в стене огромного каменного сарая по правую руку следы от пуль. Они были куда реальнее всего остального. Возле ворот сарая, укрывшись в тени одинокого куста и потрясающей размерами своих полей шляпы, развалясь в глубоком кресле, дремал тощий старик. На его коленях лежал дробовик. Финли решительно направился к нему.

- Эй, сержант, не спать!

Дед подскочил в таком ужасе, будто увидел старуху с косой. Вертящаяся вправо-влево на тоненькой шее голова грозила отвалиться в любой момент.

- Где Джордан, сержант? – С напускной строгостью прогудел Финли. Ответом ему было неразборчивое шамканье беззубого рта.

- Проспал как всегда, -  повернувшись ко мне, видимо решил перевести Финли. – Смена в полшестого.  А уже почти шесть. Ох уж мне это старичье. Им бы только спать. А ведь это наш главный стратегический объект.

Протянутая рука указала на сарай. В круглых голубых глазах помощника шерифа не было и намека на улыбку.

- Все самое ценное здесь. Главное, конечно, провизия. Ночью позицию усиливаем мы с Большим Фритцем. У нас пересменка в два пополуночи. Завтра заступаешь и ты. Может и график поменяем.

Эта мысль явно улучшила Финли настроение.

- А вон там у нас прачечная.

 Я проследил за его взглядом. Чуть дальше по другую сторону дороги стоял еще один сарай, поменьше. Перед ним раскинулся огромный тент, укрывающий мили растянутых рядами веревок, на которых сушилось все, что угодно – от постельного белья до промасленных комбинезонов. Чуть в стороне расположились четыре длинных корыта, к каждому из которых вел шланг от ручной колонки. И возле каждого стояло по работнице. Пятая держала рычаг колонки. При этом никто не работал – все пять женщин смотрели на меня. Я почувствовал себя гусаром, пришедшим на бал в каком-нибудь Джексонвилле вскоре после унесения ветром всех мужиков на войну с янки.   Немного неудобно, но в целом лестно конечно.

Я уж было собрался галантно приподнять шляпу, но прежде чем вспомнил, что у меня ее нет, Финли  потянул меня в другую сторону. 

- Нам вон туда.

Под прикрытием сарая с провиантом спрятался небольшой домик с ярко красным крыльцом. Открыв двери ключом, Финли провел меня в утренний полумрак. Открывшееся взгляду помещение все было заставлено огромными коробками и вешалками. Обоняние атаковала затхлость.

- Это одежда, - пояснил Финли. – Сюда снесли все ненужное. Но рассортировать еще толком не сумели, руки не дошли. Большой Фритц сказал приодеть тебя. Мужское, кажется, справа.  Бери все, что хочешь. А твое сразу выбросим. Давно не видел такой грязной рвани.

Великан так жеманно поморщился, что я заподозрил его в нетрадиционной ориентации.

Шопинг не был лишен трудностей, но все же примерно за полчаса мне удалось справиться с задачей. Я отыскал две пары более-менее подходящих по размеру джинсов, несколько рубашек и футболок,  побитую кожанку-косуху и даже носки и трусы. Потом переоделся, запихнув остальное в кулек. Из своего оставил только ботинки, хотя и тут можно было что-то подобрать, но Финли сказал, что "магазин открыт круглосуточно". А он еще и шутник.

Оказалось, что сюрпризы от Фритца только начинаются. Следующим пунктом нашей программы была конюшня. Финли познакомил меня с очередным дедуганом, которого назвал Мортимером. Сизоносый плюгавец ведал соттонским отделением конной службы – все прибывающие, пускай и только на ночь, лошади поступали в его полное распоряжение. Он же отвечал за расположенную в соседнем сарайчике свалку колесной утвари – телеги, тележки, коляски, тачки, прицепы. Лошадей в конюшне, несмотря на несколько десятков стойл, я разглядел только четыре.

Пошептавшись о чем-то с Финли, Мортимер повел меня внутрь, к одной из лошадей.

- Знакомьтесь, это Бетси. А это Джон. – Очень чем-то довольный, старый алкаш выжидательно уставился на меня. Его примеру последовали Финли и Бетси. В глазах последней особой радости я не увидел. Следует сказать, что в фауне я разбираюсь еще хуже, чем во флоре. Однако уже первый взгляд на это рыже-белое создание подсказывал, что большую часть времени оно проводит, предаваясь не самым свежим воспоминаниям.

Подождав еще немного, я вежливо поклонился. Кажется, два застывших рядом засранца были довольны.

- Бетси самая тихая и покладистая старушка в западном полушарии. Ты ведь не умеешь ездить верхом, Джон?

Я настороженно кивнул.

 - Вот, - довольно пропел Мортимер. – Значит, учить тебя будет Бетси.

Мои возражения никто не слушал. Все они натыкались на неоспоримый вердикт: "Так сказал Большой Фритц".

Мортимер притащил седло с кучей каких-то ремней и дал мне бесплатный урок седлания лошадей. Я ничего не понял. Вернее, даже если в тот момент что-то и понял, то ничего не запомнил.

То, что происходило в последующие два часа, я предпочитаю опустить. Могу лишь сказать, что Финли и старый подонок Мортимер получили безусловное удовольствие.  А мое тело болело, причем даже в самых неожиданных местах, больше, чем после первого (оно же и последнее) занятия каратэ в девятилетнем возрасте.

Решив, что с меня достаточно, Финли победоносно произнес:

- А теперь сюрприз!

Я чуть не подавился от радости.


Сюрприз удался на славу.

Мы сидели на террасе в тени деревьев, пили чертовски вкусный кофе и уплетали неземного вкуса пирожки. Терраса выходила на север, открывая манящую глаз панораму множества оттенков зеленого. Панорама не производила эффекта бесконечности. Напротив, окружающие этот райский уголок подковой невысокие горы делали картинку очень камерной, закрытой, словно вырезанной на слайде в детском проекторе. Что-то подобное я испытывал, представляя себе в детстве Силиконовую долину спрятавшейся в колодце отвесных гор поляной, похожей на серебряный доллар с высоты полета на воздушном шаре. И отчаянно хотелось верить, что в этом горном лесу никогда не стреляют и никого не ждет смерть; а люди ходят, всматриваясь в кусты в поисках грибов и ягод и внутренне готовы увидеть за ближайшим листиком красочного гнома. Ощущение собственной безопасности очень быстро делает нас сентиментальными.

- Как вы находите мои пирожки?

Любой детективный опыт оказывается бесполезным, когда задается такой вопрос. Чего в нем больше – ожидания похвалы, искреннего интереса или светской вежливости?

- Они великолепны, Шарлотта, - среагировал первым я, увидев, что Финли просто давится от огорчения, не имея возможности выразить свой восторг посредством забитого едой рта. – Мне кажется, таких я не ел даже у своей мамы!

Финли выпучил глаза и яростно закивал головой.

- Я рада, что мне удалось хоть отчасти вернуть вам долг. Финли такой молодец, что привел вас ко мне на "детский ланч".

Молодец собрался было вспыхнуть от удовольствия, однако быстро передумал и покраснел от смущения:

- Это Большой Фритц… посоветовал зайти к вам, мисс Вэйзмор, - мне кажется, ему было действительно стыдно за то, что идея была не его. Этот малый определенно начинал мне нравиться. 

- И все равно ты большой молодец, мой милый Финли.

Меня всегда интересовало, куда девается кокетство в последней фазе цветения. Уходит как волшебный голос Робертино? Или просто прячется в потаенной комнате швейцарского банка? И обязательно ли его прятать? Не знаю, может длинные волосы и не зря после сорока просыпаются по ночам в ужасе в ожидании ножниц, но кокетливые бабушки явно служат украшением этого мира.

- К сожалению, я не самый работящий член этой общины, у меня мало что выходит делать руками, - хм, она еще и жеманница? – Однако, я рада, что хоть в чем-то могу быть полезной: каждое утро пеку пирожки для детишек в школе. А какие вам понравились больше?

Можно подумать, она не догадывается, что ничего более вкусного я не ел после катастрофы!

- Вот эти, с ягодами особенно хороши!

Шарлотта просияла, отправив нам с Финли порцию нежности во взгляде:

- Я так рада.

Научусь ли я определять, где у этой женщины начинается искренность?

- Я так понимаю, вы недавно здесь обосновались. Что привело вас, городскую жительницу в этот медвежий угол? – Пирожки с кофе оказывали умиротворяюще-усыпляющее действие на мой организм и я почувствовал просто физическую потребность встряхнуться и вернуть себя в тонус. Для начала хотя бы умственно.

Хозяйка посерьезнела, задумалась, и сразу постарела лет на пять.

- Наверное, это судьба. Я могла бы остаться там, в Бостоне, и уже давно умереть. И в этом тоже была бы своя логика. Но я приехала сюда – незадолго до того, как все случилось, купила этот чудный домик, и осталась жить. Да, наверное, так было кому-то нужно. Или зачем-то. – Шарлотта подняла на меня свои удивительно молодые глаза. Зеркало души? – Я ведь говорила, что верю в знаки? Нет? После всех разочарований и, казалось бы, окончательных жизненных неудач, я вдруг четко ощутила, что нужно уезжать из большого города. Его огни для меня уже отгорели. В этой жизни вообще все очень логично. Все, кроме подлости. Вы не находите, Джон?

- Не уверен, - я пожал плечами. – Хотя, боюсь, сельский воздух еще не успел сделать из меня философа. Но я постараюсь.

Она тепло улыбнулась.

- Право, Джон, поверьте, и вы здесь не случайно. Может быть, именно ради этого места вы и прожили свою жизнь. И найдете себя здесь. Кстати, я так понимаю, Большой Фритц хочет, чтобы вы помогли ему найти убийцу Мэйнардов? Ужасная трагедия. Уже что-нибудь известно?

Я вновь пожал плечами.

- Увы. Еще рано  о чем-то говорить. Но упорство – мое второе имя. Шарлотта, а вы их хорошо знали?

Она скривила губки.

- Нет. Ее вообще не видела, а мистера Мэйнарда – так, пару раз. И то издалека. Видный мужчина.

- И все? Они ведь тоже не потомственные фермеры, у вас могло быть много общего. Неужели не было возможности и желания познакомиться?

- Джон, ну конечно было. Я же сказала, что он был видный мужчина. А я в таких вещах разбираюсь, - в  ее  глазах вновь проскочила кокетливая искорка. – Но я быстро выяснила, что Огастас настоящий отшельник, а его жена вроде бы вообще не в себе. Ну, не навязываться же людям?

- А не знаете, были ли у них враги?

Шарлотта снисходительно посмотрела на меня как на малое дитя:

- Ну что вы, Джон, я ведь их едва знала.

Мой рот раскрылся для очередного вопроса, однако мозг потерял его еще не успев найти. Я повернулся к Финли, который все это время молчал, наверное, изнывая от скуки. Однако бравый помощник шерифа и не думал скучать. Он неотрывно смотрел на Шарлотту, светясь самыми светлыми огоньками своих глаз. В этот момент он мне напомнил сенбернара. Влюбился он в нее, что ли? С ума сойти.

- Финли, ну что там еще для нас запланировал Большой Фритц?



6

- Эй, молодые люди!

Подняв голову на звук, я увидел машущую нам из окна миловидную блондинку а-ля Мэрилин Монро. Мы с Финли не спеша возвращались с северной окраины, с удовольствием переваривая "школьные" пирожки мисс Вэйзмор. По словам моего спутника, других указаний от Большого Фритца не поступало и мы просто "дышали жизнью" под палящим солнцем.

Финли скорчил гримасу и отвернулся вполоборота.

- Мистер ван Дорн, я права?

Я слегка поклонился с преисполненной достоинства (как хотелось надеяться) галантностью.

- Очень приятно. Я – миссис Дорсет. Не были бы вы так любезны, заглянуть ко мне ненадолго?

Я посмотрел на Финли.  Он чуть пожал плечами и пошел прочь. Выбор был невелик – я развернулся и открыл резную калитку.

Солидный трехэтажный дом был слегка утоплен вглубь улицы, отгороженный от пыли удивительно ухоженным садиком. При виде потрясающего сознание разнообразия цветов на ум приходило слово "экзотика". Впрочем, как вы уже поняли, мои познания во всем том, что росло и шевелилось вдали от асфальта, были крайне ограничены. Точно могу сказать только, что деревьев там не было.

Я только подходил к монументальному крыльцу, как все полсотни стоунов дубовой двери медленно раскрылись передо мной, явив еще одну экзотическую картинку. Первая ассоциация с Мэрилин Монро при более тщательном рассмотрении только усилилась. Оперев руку о косяк и изогнув бедро, миссис Дорсет остановила на мне лениво-улыбчивый взгляд. Глядя в такие глаза на черно-белом экране, всегда гадаешь – они смотрят на тебя, оценивая и находя подходящим, либо же просто получают удовольствие от себя, ни на йоту не сомневаясь в производимом впечатлении. А впечатлиться было от чего. Хотя миссис Дорсет, похоже, перешагнула сорокалетний рубеж, она вполне могла бы рассчитывать на удачный старт в Голливуде. В рамке дверного проема она выглядела как фотография 50-х годов. Аккуратно уложенные обесцвеченные волосы, умелый макияж, узкое колечко темных бус, розовое платье-колокольчик а-ля креолин, туфельки на застежке. От всего этого можно было получить тепловой удар. Я полгода не видел женщин в платьях! А уж в такой экипировке...!

Оценив произведенное впечатление, она качнула бедром, поворачиваясь в дверях, и жестом пригласила меня внутрь.

Разумеется, в доме не могло быть кондиционера, но ощущение было такое, что он есть. Прохлада накатила на меня плотным потоком, проведя нежной ладонью по шее и заструившись во все отверстия в одежде. Это было прикосновение богатства. По роду деятельности мне доводилось заходить во многие квартиры и дома, и настоящее богатство я чуял с первого же шага. Если кто-то думает, что это обязательно ковры, прислуга, мрамор, люстры, техника или мебель, то он ошибается. Потому что все это может быть фуфлом. Показухой или временным фартом. Настоящее богатство – плотное, долговечное, въедающееся в сухие ладони – пахнет воздухом. Прохладным – летом, теплым – зимой. И не имеет значение, что ты видишь – старорожденную викторианскую солидность или скупую стеклянно-металлическую стройность.  Ты чувствуешь это всеми своими завистливыми плебейскими волосиками на затылке.

Пройдя мимо широкой колониальной лестницы, ведущей на второй этаж, хозяйка провела меня в большую комнату-зал, очевидно, являющуюся гостиной. Ее убранство некрикливо, но настойчиво заставляло вас принять тот факт, что вы – счастливчик, допущенный в логово аристократизма и достоинства. Все это старое дерево, кабаньи головы, горлышки дорогих бутылок, громоздкие настольные лампы, знававшие кого-нибудь из Рузвельтов – банально, но очень убедительно. Миссис Дорсет указала мне на пухлый кожаный диван.

- Виски, я полагаю?

Изучая  ушибленное  выражение моего лица, она явно получала удовольствие – эффект был достигнут. Принимая из ее рук тяжелый стакан, я постарался пошире улыбнуться – вроде как: круто, впечатлен. Сама хозяйка взяла бокал, наполненный еще до моего прихода – возможно, не первый, и облокотилась на массивное бюро. Наверное, она полагала, что стоя выглядит лучше. Не спорю – ножки у нее были что надо.

- Поверьте, мистер ван Дорн, в этом доме уже давно никому не предлагали этих по нынешним временам поистине драгоценных напитков.

Я приподнял бровь.

- Мой муж не очень хорошо разбирается в людях, - миссис Дорсет самодовольно улыбнулась, - но о мизантропии он забывает еще реже, чем не ошибается. А в вашем случае он сразу разглядел потенциально влиятельного гражданина. И, пожалуй, я склонна с ним согласиться. Хотя хотелось бы подтвердить свои догадки аудио-эффектом.

Я кашлянул. Почему-то мне не хотелось вот так сразу разочаровывать эту леди. Да и виски явно знавал и лучших дегустаторов.

- Благодарю за оказанное доверие, миссис Дорсет, однако, боюсь, что внешность часто бывает обманчивой. Хотя было бы неправдой сказать, что считаю себя лишенным каких бы то ни было достоинств.

Леди довольно хохотнула.

- Боюсь, мистер ван Дорн, ваша внешность в ее нынешнем состоянии способна обманывать лишь в одну сторону. Кстати, меня зовут Эмили.

Господи, скажи – в этом городишке встречаются простенькие дурнушки?! Я отвык держать себя в интеллектуальном тонусе и, кажется, был готов начать утомляться.

- Джон. Просто Джон. – Так представляться я решил еще в юности. Однако Эмили Дорсет была первой, кто среагировал на это адекватно.

- Ха, пожалуй, это единственное, что вышло в моем сухом остатке от Бонда. Я правильно уловила вашу юношескую аллюзию?

Она была очень довольна собой и даже не пыталась этого скрыть. Надеюсь, мне скрывать свою растерянность удавалось лучше.

Эмили сделала несколько шагов и опустилась в кресло, медленно закинув ногу на ногу.

- После второго бокала шардоне во мне всегда просыпается редкая проницательность. Просто всепоглощающая. Мой муж даже боится меня. Сейчас вы должны подумать, что я делаю в таком месте, как это. А?

Вообще-то я еще не успел этого подумать, однако  тепло улыбнулся. Верный способ сойти за умного.

- Когда-то в университете я сделала выбор в пользу Джорджа. И только в этом году окончательно убедилась в его правильности. Как вы понимаете, это спасло мне жизнь. А вообще-то Дорсеты очень богаты, раньше им здесь принадлежало почти все. И хотя земли постепенно разбрелись по другим владельцам, до Джорджа эти ковбои умели только приумножать свои капиталы.

Она удивленно посмотрела на пустой бокал и поставила его на пол.

- Его старик много лет был здесь мэром. А когда почувствовал близость конца, вспомнил о своем бесталанном сыночке. Дорсеты всегда возвращаются в свою альма-матер. Кстати, как ни странно, наследственное мэрство оказалось не худшим выбором для Джорджа – это чуть ли не единственное, что выходит у него вполне сносно.

Откинув голову на спинку кресла, она посмотрела на меня из-под прикрытых ресниц.

- Удивлены, что я так откровенна с малознакомым человеком?

Между кивком и улыбкой я выбрал проверенный вариант.

- Во-первых, мне элементарно скучно, Джон. В этой чертовой дыре совершенно нечем заняться и не с кем поговорить. Все те, кто гипотетически мог составить компанию, мобилизованы и в поте чела доказывают свою полезность обществу. Ну, а кроме того, уверена, вы очень скоро сами во всем разберетесь. Или чуть позже.  Очевидно, что старый Фритц готовит себе замену, чует, умник, близкий конец. Ну, и в-третьих, вы мне просто симпатичны. Так бывает.

Улыбка у нее получилась какая-то усталая. Или мне только показалось? Как показалось, и уже не впервые за эти два дня, что меня хотят трахнуть. Впрочем, наверное, такое часто мерещится каждому болвану, несколько месяцев не знавшему женщин. Чтобы как-то отвлечься от глупых мыслей, я перевел взгляд на огромное панно с пасущимися бизонами.

-  А вам не нужно доказывать свою полезность обществу, как я вижу?

Эмили хохотнула, сразу оживившись.

- Я вас умоляю, Джон. Я похожа на человека, который будет искать, не постирать ли кому-нибудь бельишко? Пока этот маскулинный плебей Робертсон не издаст указ об отмене рабства и всеобщем равенстве, и мой муж может удить рыбу и читать Сэллинджера, я не собираюсь бегать и искать себе работу. Формально я вроде как числюсь за кухней, но тамошние золушки прекрасно знают, что я та еще белошвейка. Джина умная баба и без прямого приказа Вудро наезжать на меня не будет. Хотя когда-нибудь, конечно, придется. Но я не Джордж, и кровь у меня – красная. Надо будет убирать хлев – буду убирать. Надо будет стрелять – буду стрелять. Не заржавею. Еще и лучшей буду. Вы любите адреналин, Джон?

Я тоже поставил свой стакан на пол.

- Скорее он меня.

- Думаю, любите. Я тоже. – Эмили решительно встала и пошла за добавкой. Меня проигнорировала. – Наши женщины за периметр не выходят. Только я, да эта потаскушка-пенсионерка Вэйзмор. У нее ягодки-грибочки, а меня просто бодрит. Огастас Мэйнард сделал мне арбалет. Люблю побродить, половить ветер.

- Охотитесь, значит? И на кого, если не секрет?

Она опять закинула ногу на ногу, чуть повела ладонью юбку вверх по бедру, но затем натянула ее обратно.

- А это уж как придется. – На этот раз улыбка получилась хищной, злой. А может просто пьяной.

- Вы ведь знали Мэйнардов, Эмили? Есть какие мысли по поводу?

Пригубив бокал, она изобразила деланное удивление:

- О, в нас просыпается великий детектив? Это допрос? Я под подозрением? Конечно, знала. Но только его. Жена у него была сумасшедшая. Похоже, он ее прятал. А сам был мужчина очень даже… Хоть и старик. Не чета местному народишке. Породистая особь, весьма. Мог бы быть у нас желанным гостем, если бы захотел. Но не хотел… Еще вопросы, господин сыщик?

Никогда не мог научиться точно отличать, где у подвыпивших женщин заканчивается ироничность и начинается похоть. Одно и то же выражение превосходства в глазах.

- У вас в доме есть оружие, Эмили? Ну, там всякие старые ружья на стенах, дамские хлопушки в ридикюлях, фамильные револьверы с гравировкой от Линкольна? 

Кажется, мои котировки в ее пьянеющих глазах упали минимум на два пункта. Ну и черт с ней, чертовой кошкой!

- А вот и он – добрый старый Филип Марлоу! Такие вопросы, мистер ван Дорн, быстро затирают душу, потом начинают съедать лицо, обтрепывают одежду и в конце концов превращают в одиноких неудачников, у которых нет ничего кроме любви к джазу и отвращения к ежедневному пиву. – Она состроила жалостливую рожицу. – В этом городе нет оружия, Джон. Здесь все перетряхнули в национализаторском угаре робертсоновские головорезы. Увы. А у Дорсетов было чем поживиться.

Вдруг она встала, подняла с пола мой стакан и, покачивая бедрами, отнесла  вместе со своим бокалом на каминную полку. Развернувшись, наклонила набок голову и внимательно посмотрела на меня совершенно трезвым взглядом.

- Знаете, Джон, я могла бы заняться с вами сексом. Но, пожалуй, не буду. Это было бы неправильно. За сексом ничего нет. Это тупик. Дальше остаются только чужие роли. Леди Макбет. Скарлетт О’Хара. Анна Каренина.  А после сегодняшней встречи у меня останется приятное послевкусие. Послевкусие – это важно. Это то, что остается после вчера и заставляет думать о завтра. Мужчины не умеют думать о завтра. Для этого существуют женщины.


Этой ночью началось мое первое дежурство. Большой Фритц сказал, что Финли любит поспать после ужина и поэтому предпочел бы уступить первую смену мне. Я не имел возражений. Времена вечернего телевизора и секса остались в прошлом, но я так и не научился засыпать с темнотой. Моя смена была до часа ночи, потом нужно было разбудить Финли. У шерифа теперь начинался, по его словам, свободный график. "Величайте меня десницей контролирующей".

Сразу  после  ужина Большой Фритц собрал  свою инвалидную команду – всего человек пятнадцать -  и представил меня им. Я был назван "мистером ван Дорном", "напарником помощника Финли" и "их начальником". Особого энтузиазма у местных служителей порядка эта процедура не вызвала. Половина из них одарила меня скептическими взглядами, что было нормально для новичка, да еще и начальника. Другая половина продемонстрировала либо полное безразличие к происходящему, либо полное отсутствие слуха. Последнее казалось более вероятным, учитывая, что самому юному из них было на вид под восемьдесят.  Уже знакомый мне мистер Райт судя по блуждающему взгляду, похоже, так и не покидал трибуны стадиона.

Постов было четыре. По паре человек сидело на южном и северном КПП, еще по одному - на "стратегических объектах". Один находился возле столовой, где хранились насущные запасы еды, дрова, спички, самогон и печки. Другой – возле склада. По словам Большого Фритца, это было ключевое место, сюда назначались "самые ответственные ребята". От склада было хорошо видно прачечную и ворота конюшни, в которой на ночь закрывался изнутри Мортимер.   Моей задачей было патрулирование – проверять, не спят ли на постах, и обходить мелкие улочки, не бросая надолго склад.

Я сразу понял, что место на складе самое гнилое. При свете звезд шляпа сидящего там деда была отчетливо видна на фоне светлой стены – хорошему стрелку снять его из тени ближайшего переулка напротив не составило бы труда. Еще проще – подобраться сзади, из-за угла склада. Отметив про себя  посоветовать перекрасить хоть кусок стены в темный цвет, я занялся поисками точки для своей стоянки. Наилучшим вариантом представлялся садик перед соседним с прачечной домом. Перемахнув через заборчик, я полез в ближайшие кусты, моля бога, чтобы это не были какие-нибудь розы или шиповник. Местечко было вполне перспективное, с хорошим обзором. Нужно будет притащить сюда что-нибудь вроде листа фанеры для комфортного возлежания. Ночи были сырыми и перспектива ночевки в мокрых штанах меня не вдохновляла.

Наверное, со временем я привыкну и стану беспечнее, но сейчас спокойствия я не ощущал. Городок спал, но все же время от времени издавал какие-то звуки. Иногда клацал металл, возможно, от дверного замка, скрипело чье-то крыльцо, звякало открываемое окно, откуда-то доносился могучий храп. Удивительно, но я не видел и не слышал ни одной собаки. Съели их, что ли? Наверное, это логично.

Несмотря на яркие звезды, было темно – молодая луна не давала света, и уже в нескольких шагах  виделась затаившаяся опасность.

Чиркнула спичка и под шляпой у стены склада предсмертной радостью ожила сигарета. Я выбрался из своего укрытия и направился к "объекту", ожидая услышать что-то грозное вроде "Стой! Кто идет?", однако меня приветствовало добродушное "Мистер ван Дорн". 

Я протянул руку:

- Джон. Просто Джон. Как вы можете знать наверняка, что это я?

Его рукопожатие было на удивление крепким.

- В семьдесят два отпадает хрен, а с глазами у меня все в порядке, мистер ван Дорн, - прошепелявил беззубый рот. – Доусон.

Что ж, фамильярничать мы не будем. Ладно.

Старик вальяжно сидел в плетеном кресле. Перед ним на столе рядом с железной пепельницей лежал дробовик.

- С сигаретой во рту вы превращаетесь в отличную мишень, мистер Доусон.

- Ха, - он резко выдохнул дым. – А так я как будто маленький и незаметный! Ночью все равно никто стрелять не будет, побоятся. Коли уж Моисей по мне соскучился, так просто подберутся и перережут горло. Моя задача - успеть дать выстрел. Вот так-то. И, кстати, давайте без мистера. Просто Доусон. Свою фамилию я подарил еще Линдону Джонсону. Пусть подавится. 

Я заметил, что курит он левой рукой, дробовик лежал справа. Дедок явно внушал уважение. Я присел на угол стола.

- Ну и как, часто сюда чужаки забредают?

Он пожал плечами и аккуратно стряхнул пепел в пепельницу.

- Раз пять было. Последний раз давненько – уже с месяц, наверное, будет. Но пока бог миловал – всякая шваль голодающая попадалась. А были бы настоящие мародеры, я бы тут уже не сидел. Вы, сэр, за меня можете не волноваться. Я – старая туннельная крыса. Я не подведу. А вот на вторую смену Рори подползет, так он уж староват. Я мог бы и всю ночь сидеть, но не хочется старика обижать, сержант все-таки, старше по званию.

Доусон хмыкнул и довольно сплюнул через плечо. Действительно, потеха, да и только.

- Да и Большой Фритц уж больно печется о наших драных мочевых мешках. Ну тут он прав, конечно. Особенно если речь о Джордане: он с той стороны каждые полчаса стены орошает, ссыкун. Даже сюда смердит. Джордан тут днем дежурит, -  пояснил ветеран, подняв ко мне голову. Однако я все равно не рассмотрел его лица под полями шляпы. – Разложит тут свои шахматы и сам себе целый день вставляет. Как был смолоду мудилой, так и остался.

- А как бродяг отгоняете – на поражение, или пугаете?

- Фритц говорит пугать. Может оно и правильно, иногда такие доходяги попадаются – жалко их. Пальнешь под ноги, так чтоб не сильно зацепило – сразу драпают. Пока наши сбегутся – их уже и след простыл. – Он забычковал сигарету и с хрустом потянул плечи. – Да и не повоюешь тут –  только шесть патронов.

Не ощущаемый здесь, но явно бушующий в небе ветер стремительно нагонял на звезды облака, почти неуловимо меняя оттенок ночи.

Я решил задать становящийся привычным вопрос:

- Скажите, Доусон, что вы думаете об убийстве Мэйнардов?

Он зло продул хрипоту в горле. Мне показалось, что слышу, как скрипят его легкие.

- А тут без вариантов! Эта сволочь  черножопая из общины, ясное дело! Нашим это никому не нужно, а на чужих, я слыхал, не похоже – не украли ничего. А у них там на холме зло, настоящее зло живет, я точно говорю!

Я не ожидал таких эмоций, агрессии в этом спокойном, повидавшем виды деде. Он как будто даже начал подергиваться от ярости.

- Вы о пятидесятниках? А что  с ними не так?

- Да все не так! – Почти выкрикнул он. Так можно и весь город перебудить. – Зло, я же говорю, сектанты гребаные.

Я помолчал в ожидании продолжения, но его не последовало. Доусон закрылся в себе, потеряв ко мне всякий интерес. Кажется, я слышал шевеление его губ.

Холод начал забираться ко мне под одежду, несмотря на одолженное мне Финли на время дежурства пончо.  Я слез со стола и пошел проверять северный блокпост. Ветер опускался ниже, почему-то материализуя подхваченное у Доусона раздражение. Будь  я проклят, если он не обещал к утру мерзкий дождь. 



7 

Предчувствия меня не обманули. Мелкие теплые капли были первым, что встретило меня утром за порогом участка.

Когда я проснулся от тычка Финли, часы показывали почти шесть. Кажется, я вновь научился по-настоящему спать.

- Все уже поели. Ты последний. Зайдешь потом за мной. Я пока понежусь, - ей богу, этот увалень иронично улыбнулся. Непривычному женскому слову, что ли?

Ничто так не настраивает на позитивный лад, как сытный завтрак и подающая его красивая, уверенная в себе женщина.

- Доброе утро, Ланцелот. Хотя сегодня ты больше похож на мятого домашнего соню, - поставив тарелку, она вновь уселась напротив меня, не отводя внимательного улыбчивого взгляда.

Я вновь почувствовал волнение внизу живота. Надо бы конечно спросить у кого, но она явно женщина Большого Фритца. Эх, как же нужен хороший секс! Хоть разочек – так, чисто в медицинских целях.

- Слышала, едете сегодня в логово льва? Не  страшно?

- Угу. Ужасно, - промычал с набитым ртом я.

- Но сначала ты ведь перевоплотишься в Зорро, не забыл?

Я закатил глаза. Забыл, конечно. Только вчера на этом месте обещал шефу каждое утро заниматься верховой ездой. Ну что ж, раз обещал… Я протянул Джине сметенную в минуту тарелку. Она приняла ее с видимым удовольствием.

- Сейчас принесу фирменный чай.

Удивительно положительной энергетики женщина.


Дождь перешел в еле заметную морось. Уже полчаса как колеса велосипеда шипели по мокрому асфальту. Узкая дорога с плавными поворотами приближала меня к знакомству со здешним королем. Финли предлагал взять лошадей, но я решительно отказался, сославшись на еще крайне недостаточный уровень квалификации. Кажется, он расстроился. Теперь его широкая спина мерно раскачивалась перед моими глазами. По поверхности длинного дождевика скатывались струйки воды. На мне был такой же.

За очередным поворотам нам открылась королевская резиденция. Ранчо Робертсона огромной гаванью было вписано в изогнувшийся полукругом лес, за которым начинались горы. Большая часть пространства была занята огороженными загонами. В некоторых паслись лошади. Некоторые были пусты. В одном я увидел коров. Правее располагались постройки. Их было около десятка. Какие-то бараки, сараи – казалось, они хаотично разбросаны вокруг большого каменного двухэтажного дома, к которому вела единственная дорога. Мы неслись по ней с небольшого подъема со скоростью ветра. Финли, как живая иллюстрация законов физики, на глазах отрывался от меня.

Людей было мало. Несколько мужиков деловито копошились возле одного из сараев. Чуть в отдалении я увидел дух всадников. Кажется, мне стало понятно желание Финли ехать верхом – в каждом из перехваченных мною взглядов читалось ироничное призрение. Подобный взгляд я видел у моряка на пароме близ острова Джордж, заметившего, как я блюю за борт. Тогда мне на это было наблевать. Теперь и подавно.

Мы въехали на вымощенный неровными плитами коричневого камня двор перед домом. Из стоящего рядом барака с распахнутыми воротами, оказавшегося конюшней, сразу выскочил человек в грязном комбинезоне. Подозрительно глянув на меня, он узнал Финли и, еле заметно кивнув, спросил:

- К мистеру Робертсону?

Не дожидаясь ответа, добавил:

- Он на объезде. Скоро будет. Подождите.

И показал в сторону приличных размеров беседки возле какой-то причудливой формы печи в окружении десятка мангалов. Не выказав ни малейшего желания подойти поздороваться, работяга скрылся в конюшне.

Финли прислонил велосипед к беседке и молча уселся за грубо обтесанный стол. Я последовал его примеру, сняв дождевик, в котором изрядно запарился.

- Что-то нам тут не очень рады, а, помощник шерифа? А почему шеф с нами не поехал? – Собственное деланное веселье мне самому не очень-то понравилось.

Финли грустно пожал плечами.

- У шефа болят ноги. Он не любит ездить. А верхом не ездит вообще.

Вот оно как. Да упокойся с миром прах Джона Вэйна.

Ждать пришлось чуть ли не час. Я успел выкурить две сигареты. Вчера вечером Джина дала мне пакет с тем, что они тут выращивают под маркой табака, и научила худо-бедно сворачивать самокрутки из ксероксной бумаги. Чтобы  наполнить  ими  дешевый пластмассовый портсигар – тоже ее подарок – я убил целый вечер. Демонстративная чистота вокруг заставила меня выкинуть окурки в ближайший мангал. Финли не курил.

За моей спиной раздался стук копыт, и вскоре во двор въехала группа из шести всадников. Насколько я успел заметить, все были вооружены. Некоторые – автоматическими винтовками. Серьезные ребята. Пятеро остались сидеть в седлах, настороженно глядя на нас. В одном я узнал своего вислоусого знакомца.

Шестой сразу спрыгнул на землю и направился к нам. Совершенно голливудский типаж. Ковбойская шляпа, короткая дорогая кожаная куртка рыжего цвета и такие же штаны. Невысокого роста, сухощавый, жилистый, резкий. Небольшой, но четко очерченный подбородок, светлые глаза. Общее впечатление как от Дэниела Крэйга. Издалека протянул руку.

- Мистер, ван Дорн, я полагаю.

Мы вышли из беседки.

- Добрый день, мистер Робертсон.

Излишне крепкое рукопожатие.

- Для близких – Вудро. Полагаю, вы войдете в близкий круг. Джон? Не ошибаюсь?

Я кивнул. Лихо.

Робертсон показал рукой на беседку, снимая шляпу. Под ней открылись аккуратно подстриженные чуть тронутые сединой русые волосы.

- Присядем. У меня есть пару минут. Я вчера был в городе, встречался с шерифом. Он дал вам лучшие рекомендации. Это хорошо. Фритц скуп на комплименты. Он говорит – вы нужный человек. Я ему верю. Если вы еще не поняли – он мой человек в городе.

Лихо - не то слово.

Робертсон обращался только ко мне. Финли для него будто не существовало. Бедняга сидел как сфинкс, уставившись на сложенные на столе руки. Интересно, как у этого Вудро называются те, кто находится за ближним кругом?

- Вы знаете, Джон, мы тут не любим чужаков – на войне как на войне. Но иногда делаем исключения. Надеюсь, в вашем случае мы не ошиблись.

Судя по всему, пауза означала ожидание ответа. Пусть и на не прозвучавший вопрос. Я постарался проговорить как можно более достойно:

- Я тоже надеюсь.

Робертсон кивнул, как будто ничего иного не ожидал.   Я усиленно проникался важностью момента.

- Я слышал, вы дали отпор моим парням. Это хорошо. Нужно сразу себя правильно поставить. Все лучшие люди работают в поле. А это сброд, ни на что более кроме охраны не пригодный. Они уважают только силу. Не дай бог со мной что – они тут все пустят под откос. Так что держите ухо востро. Они уважают только меня, ну и еще отчасти Фритца. Я, конечно, держу их в ежовых рукавицах, но даже бригадиров прошу с ними без крайней нужды не связываться. Для них свои - только ребята с ранчо.

Вудро, не отрываясь, смотрел на меня. Старый агент наставляет неофита №077 перед важным заданием.

- Фритц говорит, что поручил вам найти убийц Мэйнардов. Если это, конечно, свои.

Опять вопросительная пауза без вопроса. Что за идиотская манера? Я кивнул:

- Похоже на то.

- Найдите его, Джон. Мэйнард был очень важной частью нашей общины. Как будем обходиться без него – пока не знаю. Но самое главное – нераскрытое преступление в коммуне, тем более – убийство, это очень плохо для организации, для конструкции власти, она и без того еще хлипкая. Опасно. От меня – любая помощь. В том числе, если это кто-то из моих. Вероятность такая есть?

Я опять кивнул:

- Более чем. Насколько я понимаю, в городе нет неподконтрольного шерифу оружия. Но и оно не проходит по калибру убийцы.

Вудро прищурился.

- Очень странная история. Мои почти все спят вместе. Плюс круглосуточная охрана. Сомнительно. Скорее кто-то из полевых бригад – там порядка меньше. Короче, разберитесь, Джон. Опрашивайте любого моим именем. Ну что, кажется все?

Он поднялся. Мы тоже.

- Еще один вопрос. Что вы думаете по поводу пятидесятников?

Вудро опять сел.

- А что? В этой связи? Возможно, конечно. Но вряд ли. Зачем? Хотя с другой стороны организованных чужаков кроме них в округе нет. Что у них там на уме – никто не знает. Мы в марте пробовали наладить с ними контакт, но ничего не вышло. У них как бы свое государство. Маленькое, но хорошо организованное, насколько я понимаю. Жесткого нрава ребята. Расспросите Фритца. А я, увы, спешу. Увидимся, Джон.

Он пожал мне руку, вновь проигнорировав Финли, и был таков.


Говорят, что бесконечно долго можно смотреть на огонь, текущую воду и на то, как люди работают. В последнем я очень сомневался.

По пути с ранчо Робертсона нам часто попадались люди. И все были при деле. Сначала – конные деловитые ранчеры, потом – потные ребята в полях. Многие были при оружии. Наше появление неизменно сопровождалось настороженными взглядами. Правда, видимо, узнав Финли, люди быстро возвращались к своим делам.

Не считая сонного блокпоста на въезде, Соттон тоже дышал размеренной работящей жизнью. Правда, у нее было уже женское лицо. Я всегда замечал, что образ любого мирного городка в рабочее время создают женщины. Очень разные женщины: деловито спешащие, тянущие тяжелые сумки, не спеша толкающие перед собой коляски, праздные, пьющие сок или кофе под разноцветными тентами, самозабвенно целующие патлатых недорослей на скамейках, отрешенно застывшие перед витринами, весело щебечущие с подругами, уныло раздающие флаеры, утонувшие в мире телефонных разговоров посреди хаотичной толпы…

Мне всегда нравился женский мир, по крайней мере, если смотреть на него извне. Но в соттонском женском царстве мне все еще было как-то неуютно. В нем не было живого разнообразия. Только разрозненные островки рабочей активности. Все тянули свою лямку и не находили возможности или желания для сиюминутного ощущения маленького насущного счастья. Разве что по вечерам взгляд начинал было радоваться собирающимся в стайки девушкам, но и в них не находил ростков той беззаботности, которая должна пробиваться через сухой асфальт обыденности. Мне кажется, как-то так должна была выглядеть жизнь наших далеких предков на уединенных фермах, где не было телевизоров, навороченных гаджетов, ночных клубов и неоновых улиц, полных пусть и сомнительных, но таких разных соблазнов.  Их жизнь была работой, которую нужно сделать по возможности качественно и до конца. Наше счастье, что мы не узнаем, как потомки назовут нашу жизнь ограниченной и откровенно скучной.

Можно сколько угодно обвинять развитие цивилизации во всевозможных грехах, отыскивая признаки неминуемого конца. И в большинстве таких менторских брюзжаний будет зерно истины – кому как не мне, крутящему сейчас педали старого велосипеда, этого не знать.   Однако мне кажется, цивилизация вместе с разнообразием жизни принесла нам ощущение свободы. Пусть и ложное, но такое очевидное.    Я не уверен, что свобода и счастье – это одно и то же. Может быть лишь для некоторых, и имя им "мизер". Но мне достаточно и одной свободы. И чертовски жаль, что именно на мне эта хренова цивилизация решила начать очередной виток. Да будет славно племя моисеево.

Заводя велосипед в участок, я заметил, как две женщины толкают в направлении к столовой за длинные ручки какую-то полутелегу-полутачку, груженую дровами. Наверняка Рик на это как-то социально-положительно среагировал бы. Предложил помощь или жизнеутверждающую улыбку с теплым словом. И в этом он тоже был чуть лучше меня. Причем в данном случае "чуть" было именно тем рубиконом, который отделял действие от бездействия, а моим ногам суждено было остаться сухими.

В этом городе все работали. В меру сил и способностей. Все кроме меня. И от этого мне было неловко. Конечно, на мне тоже лежали какие-то обязанности, но они были столь необременительны, что я чувствовал себя дармоедом. Меня всегда удивляли военные. Даже отбросив сомнительную для меня специфику армейского быта, я никогда не понимал, как это – всю жизнь провести как бы в запасе, в ожидании, что понадобишься, что наступит день, когда все, к чему ты себя готовил, вдруг пригодится. А может и не пригодиться. Можно сколько угодно убеждать себя, что мирная жизнь вокруг – это твоя заслуга, но меня бы каждый раз что-то покалывало в день получения зарплаты. Так и тут. Я был единственным человеком, у которого было свободное время. Причем много. И чем его занять я пока не очень понимал.

Конечно, у меня была задача разобраться с убийством Мэйнардов. Но  я пока не знал, с какой стороны к ней подойти. Я не мог рассчитывать на помощь судмедэкспертизы и криминалистов. Я не знал местной жизни и  жителей. Я не мог вызвать никого на допрос и не мог практически ни с кем просто поболтать и что-то выведать. Вот и получался такой дармоед поневоле.

В надежде как-то себя занять, я решил зайти в школу. Может, взять там чего почитать. Я знал, что она находится в большом белом особняке с огромными пластиковыми окнами. По неизвестным мне причинам в нем никто не жил – может, хозяева погибли или их просто переселили  в домик поменьше в целях экономии древесины на обогрев зимой. С той же целью и сама школа переехала сюда. Ее старая огромная коробка стояла заколоченной на южной окраине.

Сидевший возле расположенного неподалеку склада очередной дедуган с ружьем то ли шутливо, то ли на полном серьезе, отдал мне честь. Я поднял два пальца к полям воображаемой шляпы.

Встретившая меня за белой дверью большая прихожая сияла чистотой. На уходящей вверх лестнице виднелись следы снятой ковровой дорожки. Со всех сторон доносились приглушенные дверями голоса. Женские. Иногда раздавался детский смех. Я знал, что учатся только младшие. Все кто может или хочет работать – работают.

Не увидев вокруг ничего напоминающего книжные шкафы или стеллажи,  я поднялся наверх. Однако и в верхнем коридоре не обнаружил ничего кроме кадки с каким-то фикусом или кактусом. Девственная чистота. Царство голосов.

В некоторой растерянности я остановился. Поискать дверь, за которой тихо? Одна из них резко распахнулась, и я развернулся на звук. В коридор выскочила молодая женщина классически учительского вида. Блузка, узкая юбка, лодочки без каблуков, волосы собраны на затылке. Милая, но не более.  Наткнувшись на меня, она испуганно остановилась. Но, видимо, узнав городского неофита, услужливо улыбнулась:

- Добрый день. Я могу вам чем-нибудь помочь?

Мне с трудом удалось выдавить из себя улыбку.

- О нет, извините. Я просто… осматривал окрестности. Знакомился с обстановкой, вот.

Еще одна улыбка. Понимающе-извиняющая. Немного нетерпеливая. Уже через несколько секунд женщина исчезла за дверью в конце коридора. Я успел заметить у нее на пальце обручальное кольцо. Не знаю, что разозлило меня больше:  увиденное в интересе к этому вопросу очередное доказательство собственной сексуальной озабоченности, очевидный идиотизм своего неловкого поведения или все то же ощущение ненужности? Или все вместе взятое? Скривившись, я отправился прочь. Спать.



8

Главным вечерним развлечением было общение с Большим Фритцем. Мы с ним подтягивались к столовскому тенту ближе к концу обеда, когда большинство столующихся уже утоляли накопленный за долгий день голод. Я не видел его большую часть дня и понятия не имел, чем он занимался. Возможно, спал. Или писал мемуары.

Полулежа в своем продавленном кресле, он с удовольствием о чем-нибудь рассказывал, миксуя слова с дымом вонючих самокруток. Кажется, у этого человека не бывало перепадов настроения, оно  не было ни плохим, ни хорошим – нормальным.

- Ну как ты, осваиваешься? – Густое облако дыма выползло из его ноздрей. Я легко мог представить его с седыми усами и бородой, обязательно покрытыми желтым никотиновым панцирем.

- Да.

Мы были идеальным тандемом – болтун и молчун.

- Скучновато, наверное? Но это ничего. Привыкнешь. А там, гляди, и полюбишь. Сельская жизнь засасывает не меньше городской. Хотя и не всех.

Мимо нас проскользнула группка мальчишек,  расстреливающая сотнями боеприпасы игрушечных пистолетов.

- Здорово вы тут поработали. Даже не верится.

Большой Фритц удовлетворенно кивнул:

- Что есть, то есть. Адская работа. Главное, что всех удалось сплотить общей идеей выживания. Главная заслуга, конечно, Вудро Робертсона. Но все молодцы. Ты еще многого не видел. Каждая ферма работает как отлаженный механизм. Бригадиры – толковые ребята, многое держится на них. На одной из ферм, у Эда Макбрайда, построили маленькую мельницу на речке – тоже, кстати, Мэйнард помог. На ранчо Вудро начали производство свечей. Школа работает, прачечная, кухни, виски гоним. И это только за полгода.

Неподалеку от нас крепкая женщина уже минут десять качала колонку, к которой был прикреплен уходящий на кухню шланг. Там звенела посуда. Большой Фритц продолжал:

- У Вудро, конечно, планы наполеоновские. Но все еще очень шатко. Многое сложно предугадать.  Например,  сейчас  все при деле, дурить некогда -  скоро собирать урожай, молоть, складировать. Лес нужно запасать на зиму, корм скотине. А вот что будет зимой? Большинство ребят с ферм вернутся домой. И чем будут тут заниматься? Выпивка, бабы. Тяжело будет контролировать. А  если еще ковбои робертсоновские подвалят? А там народ разный. Сброду полно.

Шериф прикурил от окурка новую сигарету.

- Или, не дай бог, с Вудро что… Даже думать страшно. Его головорезы развалят все за один день.

Сегодня эту мысль я уже слышал.

- И много их?

Большой Фритц кивнул.

- Порядочно. Сама армия – объездчики-патрульные – человек двадцать, да и среди ковбоев лихие ребята найдутся. Бригадиров да нас с тобой перестреляют – и город их. А дальше и по соседям пойдут. Только молись… Кстати, о соседях. Думаю, ближе к зиме жди гостей. Голод прижмет – такие же штурмовые группы обязательно появятся. Я по ночам кобуру с ракетницей не снимаю – в случае чего помощь вызывать, - он широко улыбнулся, - но ты не переживай: нам с тобой вряд ли суждено ее дождаться. Пока патруль прискачет, мы должны их притормозить – чтоб склад не растащили, да и баб не поубивали. Так что я тебе, как на работу брал, считай, немного приврал – шансов увидеть первый снег у тебя немного.

Я хмыкнул.

- Поживем – увидим. О мексиканцах что-нибудь слышал?

- Слышал, но из третьих уст. Что, правду говорят?

Чай в кружке совсем остыл. Я кивнул:

- Сам не видел. Но тем, от кого слышал, верю. Говорят, там отряды серьезные – сотни. Люди с юга уходят. Не факт, что до нас доберутся в этом году. Но рано или поздно… А ты откуда знаешь?

- Есть у Вудро один радиолюбитель. Иногда общается с собратьями по разуму. Правда, до нас не все доходит – до сеансов Вудро никого не допускает. Но, думаю, ничего особо интересного, одни слухи.

Я встрепенулся.

- Но хоть какую-то карту по городам, по выжившим, по регионам,  начали составлять?

Шериф скривился:

- Что ты! Кто ж тебе свои координаты даст? Это ж все равно, что самим смерть пригласить – вот они мы, тут, приходите, грабьте.

Кухонная активность начала затихать. Стулья вокруг нас под тентом понемногу заполнялись женщинами. Работа закончилась. Начинались вечерние посиделки.

Проходя мимо, сверкнула веселыми глазками Джина. Еще одна особь со стабильным настроением. Большой Фритц проводил взглядом ее затянутые джинсами полные бедра.

- Давай поговорим о чем-то более приятном. О бабах, например. Видел, как ты на Джину смотришь. Поверь, не ты один. Многие мне завидуют. Думают, что она в этом старом хрене нашла? Иногда сам удивляюсь. Да, видать, еще осталось что-то от лучших времен.

Он довольно улыбнулся. Улыбка получилась какая-то похабненькая. Выдающая старого ходока.

- Подлая штука жизнь. Вот встреть такую раньше, глядишь, по другому бы карта легла. Меньше глупостей бы наделал. Лучше бы спал. А то и стакан воды было бы кому на старости принести. А с другой стороны – хорошо, что вообще встретил. Я ведь ее еще девчонкой знал, да тогда разве запомнишь. Даже не заметил, как упорхнула. А вернулась пару лет назад вот уже такой… королевой. Побила жизнь, конечно, иначе б кто вернулся?

Шериф вдруг оживился. Оторвал тело от спинки кресла, поедая меня по-мальчишески озорными глазами.

- Настоящая женщина – с большой буквы – редкость. Все мечтают, мало кто завоевывает. Знаешь как  понять,  что  она –  ну,   твоя   избранница ( хотя правильнее – ты ее) – из тех редких Настоящих женщин? От которых никуда не деться? Две черты. Первая – не обращая внимания на возраст, красоту и форму она медленно подойдет к тебе после долгих лет брака или разлуки, чуть поддернет пальчиками юбку, сядет тебе на колени лицом к лицу, положит руки на плечи и поцелует долгим, вязким поцелуем. И ты сразу будешь знать, что не забудешь его никогда. Понимаешь, эдакая абсолютная уверенность в себе. Право, удивительная редкость.

Он смотрел на меня таким победно-веселым взглядом, какой в его возрасте я мог представить разве что у Эйнштейна.

- И вторая черта – она ответит на любой вопрос о своих бывших, не особо сдерживаясь в подробностях. Эдакое бесстыдство, опять же замешанное на самоуверенности. – Он поднял палец. – И ее можно понять: не каждый нынешний способен с улыбкой задавать подобные вопросы.

Я заметил, что сидящие рядом усталые женщины с интересом прислушиваются к этому монологу. Большой Фритц перехватил мой взгляд и довольно засмеялся.

- Надо бы нам о деле поговорить. Пошли в кабинет. Только горючее прихвачу.

Тяжело подняв свое тело из кресла, он похромал на кухню.


- Какие соображения по Мэйнардам?

Большой Фритц протянул мне бутылку. Я отказался – скоро было заступать на дежурство. Он одобрительно кивнул и налил себе добрых полстакана.

Я закурил.

- Сложно. Смотри. Вариант с мародерами мы отбросили. Это почти наверняка свои, и уж очень похоже на месть или, в крайнем случае, убийство свидетеля. Так?

- Так.

- Дальше. Вероятность того, что это ребята с ранчо Робертсона крайне мала. Топать оттуда пешком очень далеко и долго, могут заметить отсутствие. Верхом – шумно и уж точно заметят охранники или патруль. Разве что полный сговор. Отбрасывать не будем. Но крайне странно, согласен?

Шериф кивнул.

- Дальше. Я пока не знаю, как обстоят дела на фермах – скоро разузнаю. Но думается, что примерно также. В любом случае, ловить рыбу в этих закрытых прудах почти нереально. Можно, конечно, устроить обыск, но почему-то мне кажется, что это не лучшая идея.

Опять кивок.

- Ты прав. Бригадиры не дадут обижать своих парней без веской причины. Да и вряд ли что найдем. Пистолет мелкашка. Не под матрасом же он его держит.

Большой Фритц налил себе новую порцию и закинул ноги на стол.

- Дальше город. Это представляется наиболее вероятным. Оружие вроде бы все сдали, но дома ведь никто не обыскивал, так? Это раз. К тому же выход из города фактически бесконтролен – главное не идти через блокпост. Вариантов для поиска тут немного, но они есть.

Бровь старого алкоголика поползла вверх, что, видимо, должно было означать, что он весь внимание. Доносящийся из коридора храп Финли с пяти баллов по шкале Рихтера перескочил  сразу на восемь. Я продолжил.

- Первое – не было ли в городе за последние время каких-то странностей: убийства, пропажи, хищения? Вдруг Мэйнард был свидетелем.

Шериф покрутил седой башкой:

- Нет. Убийств и пропаж – точно. Хищения – тоже вряд ли: наши ресурсы пока очень ограничены, если что – я бы знал.

- Я так и думал. Тогда второе. Это скорее месть. Может, Мэйнарды не случайно жили отшельниками.   Нужно составить список всех тех, кто сюда приехал: не коренных жителей, а чужаков, или тех, кто вернулся после долгого отсутствия. С их образом жизни здесь они вряд ли нажили серьезных врагов. Если город - тогда искать нужно скорее женщину. Опять же калибр какой-то дамский.

Большой Фритц удовлетворенно хмыкнул.

- Сечешь. Составлю тебе список.

- Ну и вообще, шеф, нужно поболтать с народом. Это тоже скорее к тебе. Я еще практически никого не знаю.

Я впервые на манер Финли назвал его шефом. Похоже, он был не против.

- Значит, основная работа как всегда на мне, - шеф  шутливо  насупился. – Сделаем, начальник. Что-то еще?

- Да. Нужно отработать версию с этими вашими пятидесятниками. Что это и с чем их едят?

Большой Фритц в задумчивости уставился на недопитую бутылку, как бы прикидывая возможность разобраться с ней до конца. Я ждал, наверное, с минуту.

- Сомневаюсь. Ребята они мутные, но сомневаюсь. Зачем им это? Зачем ждать столько лет? Появились они здесь лет восемь назад. Купили участок земли на севере, примыкающий к горам. За главного у них некто Барнс, старый и весьма хитрозадый черный. Живут обособленно, тихо. Попробовали было сунуться к нам со своей мутью, но мы – я в том числе – им быстро ноги укоротили. Мэйнард, насколько я помню, в этом не участвовал.  – Шериф пожевал губами, напрягая память. – Участок у них огороженный. С этого года они начали его охранять. Вудро ездил к ним, предлагал объединить усилия, но они его послали. Вежливо, конечно. Что еще? Оружие у них есть. Какое и сколько – понятия не имею.

Кажется, он наконец решился и налил себе еще фирменного пойла. Финли говорил, что он пьет как трактор. Да уж, что-то в этом есть. Даже голос не меняется.

- Порядочки у них еще те. Бродяги, которых мы не пускаем к себе, часто идут к ним. Так вот они-то как раз берут всех. Но при условии принятия, так сказать, их правил игры. Обращения в веру что ли. Тех, кто только прикидывается, сразу изгоняют. Сколько их там сейчас, не знаю. Но думаю, что не меньше сотни.

Он замолчал. На улице почти стемнело. Пора было заступать на дежурство. Я встал.

- Наведаюсь к ним завтра. Посмотрим, что это за фрукты.

- Хорошо. Только возьми с собой Финли. Они его знают.

Я кивнул и с облегчением пошел на выход. Если к храпу Финли я уже привык, то к доползающей аж до кабинета вони носков – еще нет.


Вечер в глуши опускается быстро и пахнет влагой и травой.

Я медленно брел по улице, машинально прощупывая взглядом густые сумерки. Город опустел.

Возле дома Дорсетов яркой звездочкой в темноте вспыхнула сигарета. На крыльце угадывался откинувшийся в кресле силуэт. Кажется, я даже разглядел стоящий рядом бокал.

- Охраняете наш покой, мистер Пинкертон?

Этот голос с легкой хрипотцой снился мне сегодня.

- Добрый вечер, Эмили. Слишком рано для леди?

Я остановился у оградки.

- Ха! Для леди никогда не бывает слишком поздно, если угодно. Ну как, нашли своего маньяка?

- Всему свое время. Детектив только начинается.

Похоже, я набираю форму.

- Мило. – Мне казалось, я вижу ее томную улыбку. – Вы мне нравитесь, Джон. Правда. Хотите совет?

Не уверен, что она видела мой кивок.

- Ищете кому выгодно. Всегда кому-то выгодно, мой милый Джон.

- И кому же на этот раз?

Она пьяно расхохоталась.

- А вот это вы мне скажите. Детектив только начинается?

Кажется, эта женщина никому не оставляет последнее слово.

- Как там послевкусие? Не сладковато?

Звякнул опускаемый на плитку бокал.

- О! Очень славно. Можете не иронизировать. Вам не понять.

- Доброй ночи, миссис Дорсет.

- Вашими молитвами, Джон. Ха! Или правильнее – шагами?


9

Срезав угол по живописной зеленой равнине, мы выехали на узкую грунтовку, вьющуюся по редкому хвойному лесу. Восходящее солнце пробивалось сквозь стволы деревьев, игриво норовя поймать на мушку правый глаз и заставляя щуриться, отворачивать голову и улыбаться. В памяти роились обрывки неясных, но светлых детских воспоминаний. Мир, тишина и умиротворение впитывались в сознание, вызывая легкую сонливость. Именно легкую. Учитывая средство передвижения, сон мне явно не грозил.

На первом месте в списке сегодняшних дел  у меня стоял подвиг. Едва проснувшись, я сразу пообещал себе отправиться в поход верхом. Любой человек, знающий, что это такое, подтвердит геройский статус новичка, лишь пару раз сидевшего в седле. Причин такого неординарного поступка мне виделось две. Во-первых, мне уже поднадоели неприятные взгляды, в том числе женские, бросаемые на велосипедистов. В лучшем случае я бы их охарактеризовал как снисходительные. В наличии второй причины я не был до конца уверен, но все же мне было приятно полагать, что принимаю некий вызов судьбы, преодолеваю себя, тренирую стальную волю.

Короче говоря, я ехал умиротворенный и чертовски довольный собой. Однако назвать меня дремлющим или хотя бы расслабленным было бы сильным преувеличением. Говоря откровенно, мне было страшновато. Однако я успокаивал себя воспоминаниями о первых поездках за рулем и преследовавшей меня тогда твердой уверенности в том, что я этому никогда не научусь, ибо явно отношусь к тому единственному проценту людей,  которые от природы не способны водить машину. Несколько успокаивало и то, что ехавший рядом Финли, похоже, тоже не испытывал особого удовольствия от участия в королевских скачках. Учитывая то, что прогибающийся под этой горой мяса черный жеребец определенно не чувствовал себя комфортно, легкой прогулкой нашу поездку считала лишь моя покладистая Бетси.

Вскоре за деревьями начали проглядывать темные строения. Еще через пять минут мы выехали из леса на просторную равнину. Вправо и влево насколько хватало глаз уходила добротная деревянная изгородь. Грунтовка вела в широкие деревянные же ворота. Видеть такие мне доводилось только в вестернах: простой каркас из трех бревен с крестом наверху. Ярдах в тридцати за ними, чуть правее, высилась сторожевая башня: бревенчатая избушка на курьих ножках, с длинными горизонтальными бойницами вдоль стен. Вдалеке по периметру я разглядел еще две такие же.

Финли остановил коня и приветливо помахал избушке рукой.

- Ох, зря мы сюда едем. Гнилое место, ей богу, гнилое, - уныло забормотал громила.

- Не поминай имя господа всуе, - усмехнулся я, наблюдая как из избушки по лестнице задом спускается черный детина с винтовкой за плечом. Черным в нем было все – от бейсболки до начищенных до блеска сапог.   Спрыгнув с последних перекладин, он снял с плеча оружие и махнул нам рукой. Наверху в бойнице появился ствол. А я еще думал, что у Вудро ребята  серьезные.

Мы въехали в ворота. Подпустив нас на расстояние пары ярдов, детина поднял руку. Это типа "стой" что ли? Боевиков насмотрелись?

- Мы от шерифа Соттона. Кто у вас тут главный? – Происходящее меня забавляло и я постарался придать голосу побольше солидности. Ответ охранника превзошел все мои ожидания.

- Епископ Барнс очень занят. Сегодня не приемный день. Заходите в другой раз.

Я озадаченно посмотрел на Финли. Однако его, похоже, интересовали только проблемы миграции ласточек в северном полушарии. Я давно подозревал, что вопросы коммуникации не его конек. Ну что ж…

- Послушай, любезный, либо ты нас сейчас ведешь к его преосвященству, либо мы скоро вернемся с тремя десятками ребят с ранчо Робертсона и пересчитаем все бревна в твоем блиндаже. Доходчиво?

Кажется, получилось неплохо.

Детина явно задумался. Потом дважды свистнул. Ствол в бойнице пропал, зато появилось белое полотнище, которым кто-то старательно пытался махать как носовым платочком. Это удивительное зрелище так захватило меня, что я проморгал момент старта двух всадников с ружьями за плечами, галопом направлявшихся к нам. Я положил руки на рукоятки пистолетов.

Поравнявшись с охранником, всадники тихо перебросились с ним парой слов, после чего развернулись. Охранник показал нам на них пальцем. Кажется, американская дипломатия как всегда победила.

Поддерживать взятый авангардом темп нам с Финли было трудновато, да и не солидно для послов уважаемой стороны подскакивать мячиками в жестких седлах. Мы не спеша затрусили по дороге.

Открывающаяся нашему взору картинка радовала и удивляла. Все ближайшее пространство занимали огороды, ломящиеся от всевозможных овощей, фруктов и злаков. Посреди этого разноцветия двумя ровными рядами  параллельно дороге тянулись жилые дома – совершенно одинаковые одноэтажные срубы из темных бревен, за каждым из которых располагались хозяйственные постройки. Все дома были связаны аккуратными аллейками, обсаженными молодыми деревьями и клумбами. Вся картинка в комплексе оставляла впечатление раскадровки рисованного диснеевского мультфильма пятидесятых годов. Удивительный внешний вид попадающихся на каждом шагу местных обитателей поразительно органично вписывался в этот сельский пейзаж. Они были как клоны. Мужчины в белых рубашках и черных штанах, женщины в платках и длинных платьях какого-то светлого цвета, покроем навевавших мысли о средневековье. Почти все чернокожие. 

Потрясающе. Если бы год назад в Нью-Йорке кто-нибудь показал мне фотографии этих пейзажей, я бы подумал, что он побывал на съемках фильма.

Грунтовка упиралась в небольшую площадь. Справа за ней начинался поднимающийся в горы лес, слева – колосящееся поле. На площади располагалось несколько строений. По-прежнему – никакого асфальта, никакого кирпича. В среднем строении по уходящему в небо кресту я опознал церковь. Или молельный дом? Не знаю, как это у них называется.

Возле дома расположилась уютная скамеечка, на которой, положив руки на тонкую трость, сидел черный дед в сутане, с удовольствием морщивший на солнце и без того изрядно помятое лицо. Первым, что обращало внимание, было отсутствие седины в стоящей над головой кучерявой гриве. Судя по почтительности, с которой вполголоса  обратился к нему один из наших провожатых, это и был Барнс. Он явно был страшно занят.

Мы спешились. В ту же секунду у нас приняли лошадей.

Дедок поднял со скамейки свое тщедушное тельце и, освятив воздух перед собой святым знамением, пропел удивительно мягким голосом:

- Именем Иисуса Христа.

Мы с Финли согласно кивнули. Дедок мягко улыбнулся и протянул нам сухую ладошку.

- Епископ Джереми Барнс.

Мы представились помощниками шерифа Соттона.

- И что же привело доблестных служителей порядка в нашу скромную обитель? – И он указал нам на невесть откуда нарисовавшиеся за нашими спинами стулья.

Не особо рассчитывая на Финли, я начал:

- Видите ли, преподобный…

- Епископ, - сразу же мягко поправил меня он.

Я, извиняясь, поднял руку:

- Епископ. В нашем городе на днях были убиты два человека – супружеская чета Мэйнардов. В целях поддержания порядка мы проводим расследование и, поскольку внутри общины пока не напали на след убийцы, исключительно из соображений системности процедуры хотели поинтересоваться, не имеете ли вы каких-либо соображений на этот счет.

Краем глаза я заметил, как Финли уставился на меня в удивлении. Я его понимал.

- Упокой Господи их душу, - дедок степенно перекрестился. – насильственная смерть всегда ужасна. Однако в наше поворотное время она приобретает особо символический смысл.

Он замолчал. Не будучи любителем этических и уж тем более богословских дискуссий я, признаться, заинтриговался. Но продолжения не последовало.

- Я знал этого мужчину. Мы виделись один раз. Очень давно. Он был крайне темной личностью. Как не прискорбно это признавать, но есть души, которые невозможно спасти. Я стараюсь не акцентировать на этом внимание моей паствы, однако для меня теперь это совершенно очевидно.

И епископ посмотрел на нас с сожалением. Если он ожидал от меня принятия извинений за ошибки господни, то они были приняты.

- А что, с позволения узнать, столь очевидно засвидетельствовало темноту его души? – Не могу сказать, что мне было весело, но забавно – это точно.

- Очевидно. Поверьте, совершенно очевидно, - как ни в чем не бывало продолжил епископ. – На душе этого человека лежала вина. Вина принятая, но не повлекшая за собой раскаяния. Раскаяние или же непринятие вины оставляют человеку шанс. Они – как незапертые двери, в которые еще можно войти. Но этот челок запер все двери. На его душе лежал пепел… К своей жене он меня не пустил. Мне нечего было делать в его доме. Больше я его не видел.

Слегка повернув голову набок епископ, как мне показалось, ласково смотрел на меня.

- Вам не кажется, епископ, что такое сжигание мостов как-то не совсем по-христиански?

В его черных глазах блеснул свет.

- Я рад, что ты задаешь такие вопросы, сынок. Этот мир изменился. Апокалипсис настал. Но нам дан еще один шанс. И воспользоваться им могут только лучшие. Те, кто приемлет уроки Господа. Нет смысла вести к свету темные души. Они лишь думают, что еще живы, но на самом деле их уже нет. Они недоступны для Господа.

Я открыл свой пластмассовый портсигар и вопросительно посмотрел на епископа. Он покрутил головой.

- У нас не курят. Это не самый большой грех, но никогда не стоит сходить с пути. Даже маленький неверный шажок может привести к потере равновесия. А там недалеко и до тьмы.

Я озадаченно приподнял брови:

- Боюсь ошибиться, епископ, но, кажется, я где-то слышал, что пятидесятникам и оружие возбраняется носить?

Старый иезуит одобрительно покачал головой.

- Времена изменились, сынок. Святую веру нужно охранять. Раньше это худо-бедно делало государство. Теперь его нет и мы беззащитны перед мирским злом. И нас осталось очень мало. Мы – ковчег. Мы должны выжить и исполнить свою миссию до конца.

Ну что ж, пазл складывался. Я задал последний ориентационный вопрос:

- Я слышал, вы берете на ковчег всех, но не все остаются. Балласт  сбрасывается?

Снисходительно улыбка.

- Я мог бы оскорбиться этим словам, сынок. Но в главном ты прав. Человек, остающийся с нами лишь ради еды и крова, прикидываясь тем, кем он не является, отравляет души верующих. Он как червь, съедающий сочный плод. Он опасен. Ему не место среди нас… Лишь на днях нас покинула еще одна группа пропащих. И как оказалось, мы были вдвойне правы: перед тем, как покинуть, эти люди обокрали нас, видимо, еще ночью вынеся за пределы общины наше имущество.

- Не слишком ли жестоко, епископ, выбрасывать людей на верную смерть?

Финли для него уже давно не существовал. Он смотрел только на меня. И в этих глазах я не видел уже и тени улыбки. В них уже не было жизненной мудрости. Только жизненная необходимость.

- Скажи мне, сынок, ты знаешь, что такое ответственность? Если тебе повезло, ты испытывал чувство ответственности перед самим собой. Избранные знают, что такое ответственность за других, в том числе за их жизни. Но лишь единицам дано испытывать ответственность за чужие души. Ответственность перед Господом. Когда-то, еще совсем молодым человеком, я знал Джошуа Граймса. Тогда я еще не знал, какую огромную ношу ответственности этот великий человек   несет на своих плечах, в том числе и за мою еще незрелую душу. Когда  я стоял возле Чарльза Эллса Третьего в Детройте, я об этом уже догадывался и был готов подставить плечо. Теперь мне не с кем делить эту ношу. Чем больше нам дается, тем больше с нас и спрашивается.

Он перевел взгляд на землю под нашими ногами и на какое-то время замолчал. Я посмотрел на Финли. Он ничем не выдавал наличие у себя слухового аппарата.

Казалось, старик очнулся.

- Я вижу, что у тебя руки по локоть в крови, сынок. Ты испытываешь чувство вины как этот ваш… жестянщик? А раскаяние? Это как в математике: минус на плюс дает ноль. Ноль - это плохо. Лучше два плюса. Но два минуса тоже ничего.  Бойся чувства вины. Потому что раскаяние нас часто подводит. Оно редко бывает истинным.

Из епископа словно выпустили и без того невеликие остатки воздуха. Он молчал и продолжал смотреть в землю.

- Значит, вам ничего не известно о наших смертях? – Больше для очистки совести спросил я.

- Нет. Мои люди к этому не причастны.

Не поднимая головы, он махнул рукой. Как из-под земли выскочили двое наших провожатых. Мы встали. Тут же появились две женщины, подхватившие стулья.

- До свидания, епископ. 

Он молча кивнул.

Мне показалось, что обратный путь занял у нас меньше времени. Становилось жарко. Я снял куртку. Когда мы немного отъехали от ворот, Финли пробурчал:

- Поганое место.

Я рассмеялся.

- Это точно.   

Выстрел я услышал, когда от леса мы отъехали ярдов на сто. В ту же секунду старушка Бетси дернула головой и завалилась на правый бок. Я не особо владею навыками контактных единоборств и уж тем более – падения с лошадей. Поэтому просто как мешок с овсом завалился вместе с ней, изрядно приложившись о землю. Единственное, что успело мелькнуть перед глазами кроме наклонившегося горизонта, было удивленное лицо Финли.

Контакт с землей был болезненным, но терпимым. Я не потерял сознания и постарался сразу же откатиться в сторону. Однако попытка была безуспешной. На моей правой ноге лежала Бетси. В ее белой голове чернела впечатляющих размеров дыра.

Стреляли из леса. Похоже из ружья с приличным калибром. И скорее всего однозарядного – после выстрела прошло уже секунд 5-7 тишины. И все это время Финли сидел как истукан в седле и пялился на меня. Я заорал на него что есть дури:

- Вали отсюда, дурак! Прочь! Убьют! Ну!

До него доходило как до жирафа. И все же через пару секунд он рванул. И вовремя. Грохнул второй выстрел. Пуля ушла куда-то далеко от меня. Стреляли в Финли.

Я лежал на правом боку, в который впивалась рукоятка придавленного весом моего тела кольта. Однако сейчас было не до него. Я выхватил из левой кобуры беретту и перекинул ее в правую. Потом, ухватившись за седло, приподнялся и пару раз выстрелил наобум в сторону леса. Финли стремительно удалялся, забирая чуть влево  (умничка – догадался уходить к лесу), но все равно для приличного стрелка с охотничьим ружьем это было не расстояние – его нужно было отвлечь. Совершив свой единственный пока на повестке дня маневр, я опять лег, вжавшись в мертвую лошадь, в надежде, что она меня прикроет. Но не вышло. Стрелок действительно был приличный. Следующая пуля ударила меня в плечо. Удар был такой силы, что меня откинуло спиной на траву. Кажется, я даже закричал.

Первое, что я увидел, когда ослепившая на мгновение боль отступила, была темным потоком заливающая джинсы и рубашку кровь. Я не поверил своим глазам – еще и нога?! Однако быстро понял, что кровь не моя. Прежде чем достать меня, пуля вырвала кусок мяса из бока лошади. Ну и калибр!  Останавливающееся сердце Бетси прощалось со мной. Провести всю жизнь в мире, а умереть в бою.  Хорошая судьба.

Положение мое представлялось практически безвыходным. В такой заднице я не бывал еще никогда. Вылезти из-под лошади я не мог. Приподняться было  страшно, да и бесполезно – этот стрелок меня сразу снимет. Скорее всего, он подождет, чтобы убедится, что  я мертв. За это время вместе с кровью я потеряю последние силы. Даже если Финли приведет помощь, я не дотяну: туда с крюком через лес, собраться, оседлать лошадей, обратно – минут сорок, не меньше. Единственный шанс появлялся, если стрелок не выдержит и пойдет ко мне.  Но шанс мизерный: он будет на чеку и, как только за телом Бетси покажется моя голова, снесет ее мне.

Он не выдержал. Я скорее почувствовал его, чем услышал. Он приближался. Я сжал рукоятку беретты, готовясь вскинуть руку. И тут произошло удивительное.

Я услышал приближающийся стук копыт. Решив, что противника он тоже заинтересует, я собрался с силами, напряг пресс и резко сел, стиснув зубы в ожидании боли.

От леса на всех парах к нам галопом гнал Финли. Видимо, он ушел в лес, по нему приблизился и вот теперь мчался на врага. Мчался молча, сжимая в руке пистолет, подпрыгивая в седле как кролик на батуте. Я почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы.

Противников оказалось аж четверо. Две женщины, два мужчины. Они стояли и смотрели на моего милого Финли. Ружье было только у одного. Он вскинул его к плечу. Шансов у Финли не было.

Кроме меня. Трясущейся рукой я разрядил в стрелка всю обойму.  Увидев, что он повалился на землю, я последовал его примеру. Силы уходили с каждой минутой. Заменявший их адреналин закончился.

Толкая перед собой пленных, подбежал тяжело дышавший Финли. В левой руке он держал ружье. Правильно – однозарядный охотничий рюгер.  Одна из женщин, белая, истошно рыдала, обнимая паренька-мулата, почти мальчишку. Из предплечья у него текла кровь.

- Финли… - Улыбнулся я.

Он среагировал на удивление быстро. 

- Ты, - толкнул негритянку, - перевяжи его.

Финли показал на меня. Увидев, что она не реагирует, рявкнул, замахнувшись прикладом:

- Ну!

- И ты пацана перевяжи, - обратился он к белой. Она сразу закивала, перестав плакать и начала суетливо оглядывать себя, видимо, ища перевязочные материалы.

Негритянка сориентировалась быстрее. Ловко оторвала полосу от длинного платья (недавно виденного мною фасона) и спокойно сказала Финли:

- Подними его.

Однако сначала Финли поднял лошадь. Я глазам своим не поверил.

Женщина помогла мне выбраться и сесть. Пока она аккуратно сдирала с меня окровавленную рубаху, Финли снял с мертвой лошади седло и подставил мне под спину. Я не переставал удивляться проснувшейся у него в нужный момент соображалке. 

Я показал головой на труп стрелка.

- Ее муж?

Возившаяся с мальчиком женщина беспрерывно всхлипывала.

Негритянка кивнула, не останавливая перевязку:

- И мой брат.

Понятно. Семья. Интересно, как бы я поступил на его месте? Тоже убил бы? Рик наверняка нет. Наверное, я тоже. Хотелось верить.

- Извини. У меня не было выбора.

Она кивнула.

Из леса появились два всадника. Я вытащил кольт. Обе женщины замерли, не отрывая глаз от приближающихся гостей.

Два здоровенных негра в шляпах. В руках ружья. Сегодня я их уже видел.

Подъехав к нам и оценив обстановку, один из громил махнул рукой в нашу сторону.

- Это наши люди. Мы их забираем. И имущество наше, - он указал на лежащую в траве винтовку.

Господи, как они меня все достали. Я направил ему в голову потяжелевший в десять раз кольт.

- Хочешь дырку между глаз? Не вздумай шевельнуться, - я перевел взгляд на его напарника. – Это мои пленники. Так и передайте вашему преподобию. Положу и вас, и тех, кто приедет за вами. Доходчиво? А теперь пошли вон. Считаю до трех. Раз.

Я уже еле удерживал руку в горизонтальном положении.

Громилы переглянулись и одновременно развернули лошадей. Я посмотрел на Финли.

- Друг, этих людей нужно доставить в город. Накормить, помочь пацану. И охранять. Ты лично. Добро?

Финли смотрел на меня каким-то странным взглядом. В голове его что-то происходило. Что-то такое, что требовало долгого переваривания. Наконец он облизал губы и уверенно тряхнул головой.

- Есть, сэр.

Что-то мне подсказывало, что на этого парня можно положиться. 

Негритянка стиснула мою руку ладонью и кивнула.

- Ты зачем вернулся? Убили бы.

Финли все не отводил от меня взгляда. И взгляд этот, какой-то слегка недоуменный, сразу посерьезнел.

- Морская пехота своих не бросает.

Мои брови сами полезли на лоб.

-Ты служил в морской пехоте?!

Финли смутился и моментально покраснел.

- Нет. Но мне сержант рассказывал. Рори Пауэлл. Он служил.

С ума сойти можно!

Все вдруг посмотрели куда-то в сторону. Кажется, я опять слышал стук копыт. Слегка, насколько позволяла боль, повернув голову влево, я увидел несущихся во весь опор всадников. К нам скакали Большой Фритц и Доусон.

На меня снизошла благодать. Я потерял сознание.


10

Потолок был того неестественного светло-зеленого цвета, какой можно увидеть только в детских книжках с картинками. Для самых маленьких. Захотелось взять фломастер и все исправить.

А должен был быть белым. То, что я в больнице, стало очевидным с первой секунды пробуждения. Возможно, по специфическому запаху, или звяканью металла об металл, или покойной тишине, которую этот звук нарушал. Меня окружало спокойствие и нега. Отсутствие времени, проблем и страха. Удобная  кровать вполне могла оказаться колыбелью, а каждый звук – непонятным урчанием огромных пришельцев. Я открыл глаза и улыбнулся зеленому миру.

- Очнулся?

Увы. Конечно же, пришельцы были не огромны и знали английский. Я повернул голову и застонал от боли. Она застала меня врасплох.

- Ну-ну, на танцы нам еще рановато.

Маленькая женщина продолжала что-то перебирать на столе, скосив на меня глаза.

- Тебе повезло, стрелок. На полдюйма ниже и твою ключицу не собрали бы и в Детройте.

Ровный, ничем не примечательный голос, сероватые жирные волосы средней длины. Я знал ее, но представлен не был.

- Спасибо, док. Кажется, вы первый бесплатный лекарь в моей жизни. Я где-то слышал, что у социализма есть свои преимущества. Или расплата меня все же настигнет?

Она повернулась и посмотрела на меня внимательным серьезным взглядом. Совершенно неопределяемого возраста особь.

- Я подумаю.

Иногда приходится улыбаться, не рассчитывая на ответную улыбку. Представить эту дамочку смеющейся было невозможно. Даже с банкой пива в руке и в компании Уила Смита.

- Как вас зовут, мисс Кулахан? – Я давно замечал, что степень моей развязности была обратно пропорциональна разговорчивости вербальной партнерши.

И вновь она повернулась и одарила меня внимательным взглядом.

- Меня зовут Салли, Джон.

- Очень приятно. Правда.

Она продолжала смотреть на меня, как будто ожидая, что я непременно сморожу какую-нибудь глупость. Однако, ни одной подходящей у меня не нашлось. Салли отвернулась и занялась своими склянками и железками. Кажется, контакт удалось наладить. Хотя черт его знает…

Закончив свои дела, внучка Эскулапа ни слова не говоря, вышла, закрыв за собой дверь.

Я лежал в чистой комнате размером с небольшую гостиную. Кровать стояла возле дальней от двери стены. Рядом, в углу, была еще одна, поменьше. По периметру помещение окружали медицинские шкафчики, полки, столики. Кругом чистота. Только слева у порога на светлом линолеуме выделялось  пятно крови.

Интересно, сколько я тут пролежал? Часов, как и моих вещей в комнате не было. Большую часть света за окном поглощали деревья. Но, кажется, день клонился к концу. Значит, я был в отключке минимум часа четыре.

За дверью послышались раздраженные голоса. Мужские и женские. Подскочивший на полтона женский я узнал. Что ж, по крайней мере, злиться мисс Кулахан умеет. Не иначе, тигрица защищает своего детеныша.

- Вы меня поняли, шериф?

Это было уже сказано в спину двум ввалившимся в комнату мужикам. Сначала Большой Фритц. За ним Дорсет. Мелькнули мечущие молнии глаза Салли и дверь закрылась.

- Ну что, живой? Очухался? – Забасил, похлопывая меня по ноге, Большой Фритц.

- Как видишь. Готов к несению службы.

- Ну, это тебе еще рановато. Пока я за тебя подежурю, - не обращая внимания на Дорсета, он подтащил единственный стул и плюхнулся на него. Мэр покосился на пустую кровать, но, видимо, решил остаться в центре мизансцены.

 - Мы уж было решили, что ты собрался присоединить к нам пятидесятное королевство.

- Да-да, эти черные чистюли уже давно у нас как кость в горле, - влез в разговор Дорсет. – Я всегда ждал от них неприятностей. Это был лишь вопрос времени. Вы уверены, что это не чертов Барнс приказал вас застрелить?

Лицо мэра излучало негодование и тяжкую ответственность за будущее вселенной.

- Так, вроде, нет… - Шериф перевел взгляд с Дорсета на меня.

Я хотел было кивнуть, но вовремя вспомнил о простреленном плече.

- Пятидесятники тут не причем. Почти. Просто голодные люди. Можно считать это недоразумением. Кстати, как они там?

Как было бы здорово приподнять подушку повыше. Но сделать это сам я пока не решался.

- Да, это тоже важный вопрос,- глаза мэра вспыхнули негодованием. – Зачем вы притащили сюда этих людей? И приставили к ним этого имбецила Финли? Кто дал вам право, мистер ван Дорн? Вы в городе без году неделя, а уже самоуправствуете?

Его возмущение было совершенно искренним. И где Эмили отыскала это чудо?

- Шеф, это моя личная просьба, - я смотрел на Большого Фритца. – Первая и возможно последняя. Этих людей выбросили на улицу. Мальчик ранен. Отец убит. Они голодны. И на них охотятся парни Барнса. Давай оставаться людьми?

Шериф поскреб небритый подбородок.

- Хорошо, Джон. Я поговорю с Вудро.

- Но позвольте..! - Взвился Дорсет.

В этот момент дверь распахнулась и вошел Вудро Робертсон. Вернее ворвался. Как ветер. Весь в пыли. Стремительный. Уверенный. Красивый.

- Здравствуйте, Джон, - увидев моих посетителей, он пожал им руки. – Шериф. Джордж.

- Рассказывайте, что случилось. Нападение? Барнс?

Я вздохнул.

- Право, ничего серьезного. Мы возвращались от пятидесятников и меня подстрелили изгнанные из их общины люди. Голодная семья. Мужчину я убил. Остались две женщины и раненный мальчик. Я хотел бы…

- Значит вы уверены, что святоши ни при чем?

И все-таки я кивнул. Конечно же, зря. Губы расползлись в гримасе боли.

- Абсолютно.

- Отлично, - Робертсон засунул большие пальцы за толстый ремень. Кобура с револьвером на бедре свисала очень эффектно. – А то мои ребята уже готовятся к войне. Застоялись в стойле. Пойди теперь успокой. А война нам сейчас абсолютно не нужна. Позже – может быть. А сейчас рано. Скоро уборка урожая. Да и вообще…дел не в проворот.

Он развернулся на каблуках и направился к выходу.

- Вудро! – Большой Фритц поднял два пальца как в баре.

- Да?

Еще один резкий разворот.

-  Мы с Джоном просим пока оставить этих троих в городе. Под мою ответственность.

Вождь внимательно посмотрел на нас.

- Что значит, просим? – Опять выглянул из-за кулисы Дорсет. – Я категорически против!

Робертсон на него даже не взглянул.

- Хорошо. Выздоравливайте, Джон. Вы мне скоро понадобитесь.

И вышел.

На Дорсета мы с Большим Фритцем решили из деликатности не смотреть. Кажется, он изображал выброшенную на лед рыбу.

Шериф вдруг засмеялся.

- Слушай, что ты сделал с Финли? Он ни на шаг никого не подпускает к своим пленникам. Даже меня! Накормил, организовал перевязку пареньку. Это что, переворот?

Я улыбнулся.


 Почерк у шефа был просто отвратительный. Думаю, на медицинский его приняли бы без экзаменов.

Мятый листок с каракулями затрепетал в руках от поднимающегося ветерка. Собравшаяся за сутки пыль седыми крылышками крутилась над асфальтом.

Я сидел в удобном плетеном кресле под навесом столовой и пил уже становящийся привычным местный чай. Все уже позавтракали. Детей увели в школу. На кухне мыли посуду. Где-то за спиной, в районе склада, стучал топор.  Кажется, рубили дрова. В перерывах между его ударами можно было расслышать взмахи метлы по асфальту. Все эти мирные звуки грели сердце и убаюкивали мозг.

Меня действительно тянуло в сон! И это после двенадцати часов добротного младенческого спанья! Такого со мной в этой жизни еще не было. Конечно, я иногда просыпался, охая от боли при попытке повернуться на левый бок. Но почти сразу опять засыпал, чувствуя мутным мозгом, что ничто не заставит по-настоящему проснуться.

Посетителей у меня вчера больше не было, если не считать Финли, принесшего мне одежду. Однако и его Салли Кулахан не пустила в палату – зашла сама, аккуратно сложив вещи на стуле.

Я знал, что вчера после обеда должны были состояться похороны Мэйнардов. И еще утром собирался на них пойти. Однако ранение поломало мои планы. Подозреваю, что выйти из палаты можно было лишь через труп маленькой докторши. Но вступать с ней в схватку я был не в состоянии. Организм четко приказал мне: "Лежать!", и у меня не было никакого желания с ним спорить. В результате я проспал весь вечер и всю ночь и, подозреваю, прибавил бы к ним еще и утро. Однако на рассвете приперся Большой Фритц и положил конец моим сонным странствиям. Мой цербер, наверное, отбывал повинность на кухне и не смог помешать вероломному шерифу.

- Вот, напряги мозг, пока тело отдыхает, - только и сказал он и, оставив мне листок со своим домашним заданием, деловито уковылял.

На листке в столбик были выписаны фамилии. Я сложил его по сгибам и осторожно поднялся. Лежать было конечно просто здорово, но голод гнал меня к ароматам кухни. Как оказалось, одеваться одной рукой, стараясь при этом поменьше шевелить торсом, была та еще задачка. Я кое-как напялил джинсы и носки и возблагодарил господа за то, что подсказал носить ботинки на молнии. В свое время на меня произвели впечатление страдания арестантов, у которых отбирали шнурки.

Труднее всего оказалось нацепить тяжелый ремень с кобурами и набитыми патронами клапанами. Это удалось сделать только сидя.

Рубашку пришлось надеть лишь на одну руку, второй рукав просто набросив на плечо. Прихватив куртку с сигаретами я, пошатываясь, двинулся в мир.

И он меня не подвел. Юное солнце, бросающее лучи из-за крыши кухни, плотный завтрак, заинтересованные взгляды женщин, в которых охотно читалось восхищение – что еще нужно для начала еще одного дня?

Мелькнувшая в кухонных воротах Салли бросила на меня неодобрительный взгляд, но не подошла. Зато Джина по-прежнему дышала полной грудью, используя все возможности для подзарядки жизненного оптимизма.

- Вау, Ланцелот? И чем заняться мертвецу в Соттоне? Конечно же - хорошо поесть! Героям геройские порции!

Порция действительно была на славу.

- Покормить с ложечки?

С этой женщиной приходилось постоянно держать мозг включенным. Хотя сегодня он был как-то особенно против.

- А соски нет?

- Ха, ты уверен, что подумал именно об этом? – Джина как всегда уселась напротив.

С кухни выглянула высокая девица с кривой улыбкой.

- Эй, Джина, все расскажу Большому Фритцу.

- Только на это и рассчитываю, Джен – больше любить будет, - кажется, мне опять придется завтракать под ее пристальным взглядом. Я наклонился над тарелкой и понял,  что идея с кормлением из ложечки была не лишена смысла – любые колебания тела выше пояса отдавались в простреленном плече. 

- Люблю смотреть, как мужчины едят.

- Я уже понял.

Интересно, когда спит, она тоже улыбается? Я бы глянул.

Большинство мужчин мечтает о женщинах такого типа, с завистью поглядывая на тех, кому повезло больше. Однако мало кто из нас на практике согласился бы поменяться с ними местами. Таким женщинам нужно соответствовать. Ежедневно и ежечасно. И все равно испытывать постоянное беспокойство. Возможно, совершенно безосновательное, но удивительно живучее. А большинство из нас ленивы и подвержены болезни стабильности. Хотя и не можем в этом признаться самим себе. Ну и кто тут слабый пол?

Смотреть, как мужчины пьют чай, Джина, похоже, не любила.

- Когда в следующий раз надумаешь кого-нибудь пристрелить, не забудь развесить объявления.  Не пропущу.

Я кивнул.

Затушив сигарету в прочно прописавшейся на нашем с Фритцем столе пепельнице, я достал из кармана рубашки сложенный вчетверо листок. Девятнадцать фамилий. Трое мужчин. Остальные женщины.   

Мужчин я знал. Джордж Дорсет, Рори Пауэлл, Доусон Янг. Большинство женских фамилий мне ничего не говорили. Одна, кажется, работала на кухне. Кроме того в списке были все четыре мои соттонские знакомые. Эмили Дорсет, Салли Кулахан, Шарлотта Вэйзмор, Джина Вайзман.

Скребущая асфальт совсем рядом метла вдруг остановилась. Я осторожно повернул шею.

- Доброе  утро,  помощник  ван Дорн, - возле меня стояла вчерашняя знакомая – негритянка.

Я изобразил попытку приподняться в кресле.

- Доброе утро, мисс…

Она протестующе подняла руку.

- Просто хотела вас поблагодарить. Надеюсь, мы заслужим право жить здесь. Пока вот подметаем. Потом, говорят, нам доверят мокрые тряпки, - мне показалось, что в ее черных глазах промелькнула искорка жизни. Она стояла, оперевшись двумя руками на метлу. – Эшли, моего племянника, скоро отправят на какую-то ферму… Знаете, очень важно встретить настоящих людей. Это дает веру. Больше, чем общение с епископом Барнсом.

Кажется, она все-таки улыбнулась. Потом, не прощаясь, повернулась спиной и вновь принялась сметать пыль с асфальта.

Почему с женщинами всегда приятнее иметь дело? После общения с ними куда чаще остается, как бы сказала Эмили Дорсет, приятное послевкусие. Неужели это просто какой-то гендер, сексизм? Или они действительно лучше?

По улице, пыхтя как радостный паровоз, ковылял Фритц. На ходу он застегивал рубашку. Увидев меня, помахал рукой. Подойдя, тяжело рухнул в кресло.

- Не знаю, облагораживает ли труд человека, но добавляет тонуса – это точно.

Доставая из кармана портсигар, он сделал знак куда-то мне за спину – наверное, Джине.

- Вот оклемаешься немного, и тебя научу. Ты же наверняка белоручка.

Я удивленно поднял бровь.

Шериф с наслаждением выпустил из легких галлон дыма.

- Дрова научу рубить, дрова. Или ты думал, они из воздуха материализуются? Можно считать, это теперь моя главная здесь обязанность.

Джина принесла ему чая и вопросительно глянула на меня. Я отрицательно покачал головой. Она удалилась, не сказав ни слова. Чувствуется хорошая семейная школа.

Большой Фритц проводил ее взглядом.

- Хотел я этому делу обучить Финли. Ему вроде бы сам бог велел. Да ничего не вышло. Уверен, он бы себе ногу отрубил в первый же день. Я еще не встречал более не приспособленного к физическому труду человека. Ошибка природы. Аномалия какая-то.  А уж как боится маникюр испортить…

Мои брови опять проделали тот же финт.

- Он что..? Того..?

Шериф рассмеялся.

- Да вроде, нет. Просто бзик у него такой. Или призвание. Он в Уэрленде какие-то курсы закончил по маникюру и этому, как его… педикюру, блин. Так что в последние годы арендовал себе уголок в парикмахерской и ублажал наших дам. Очень популярная, скажу я тебе, была личность.

Я весело покачал головой:

- Да уж, неисповедимы пути господни. Ни за что бы не догадался. 

-  Неудивительно, - Фритц громко сербал чай. – Кстати, я его в список не вносил. Уезжал он всего на пару месяцев. Да и недалеко. Да и вообще…

Я кивнул.

- Слушай, - продолжал он, - в списке только те, кто сейчас в городе. Есть еще пару десятков мужиков, но они на фермах или на ранчо, и пока нас, вроде, не интересуют?

- Все правильно, - я расправил на столе листок. – Смотри. Давай попробуем их рассортировать. Держи. Ручка есть?

Фритц вытащил из нагрудного кармана огрызок карандаша в колпачке.

- Первое. Возраст. Ты говоришь, Мэйнарды приехали лет тридцать назад. Значит, ищем того, кому на тот момент было ну хотя бы пятнадцать. И того – сорок пять. Поставь галочки тем, кто соответствует по возрасту.

Шериф ненадолго задумался, потом дальнозорко отставил листок как можно дальше от глаз и пробежал сверху вниз карандашом, иногда делая пометки. Потом прошелся по списку еще раз.

- Сколько?

- Шестеро.

Я кинул.

- Хорошо. Теперь давай предположим, что это необязательно человек, с которым Мэйнарды пересекались непосредственно. Возможно, это сын или скорее дочь того, у кого  с ними счеты. Логично? Тогда давай отметим тех, кто приехал в город относительно недавно. Год-два? Пусть три. Это с запасом. Вряд ли он ждал больше. Отмечай.

С минуту Фритц покрутил шестеренками в голове.

- Сечешь.

Процедура с галочками повторилась.

- Пятеро.

- Отлично. Сколько пересечений?

- Два, - без паузы ответил он.

Я опять кивнул.

- Хорошо. А теперь давай добавим еще один вариант, уже менее очевидный. Отметь тех, кто более-менее соответствовал Огастасу, скажем так, в интеллектуальном плане. Опять же убийство, как мы уже говорили, какое-то дамское: никаких ножей, дробовиков, избиения, надругательства. Понимаешь?

Шериф внимательно смотрел на меня.

- Круто. Соображаешь, парень. Мне бы такое и в голову не пришло. Хорошо. Дай подумать.

В этот раз он двигался по списку гораздо медленнее, иногда подолгу зависая карандашом над очередной позицией.

- Есть, - пересчитал, - девять. Если по максимуму. С запасом.

Мы оба помолчали. Фритц смотрел на список.

Я первым прервал молчание.

- Сколько человек имеют три галочки?

- Один, - не отрываясь от списка, сразу ответил он.

- Шарлотта Вэйзмор?

Он кивнул.

- И зачем ей это?

Я пожал плечами и сразу сморщился от боли.

- Понятия не имею. И вообще это конечно еще ничего не доказывает. Просто точка наибольшей вероятности. Остальные тоже достойны внимания. Например, кто там второй в первых двух пересечениях? Ну, без последнего.

Фритц покачал головой.

- Синтия Броуди. Вздорная тупая старуха из прачечной.

Рядом кто-то хмыкнул. Мы разом повернули головы. Возле соседнего столика стояла Эмили Дорсет, покручивая в пальцах незажженную сигарету. И как мы не заметили, что она подошла?

- Прошу прощения, джентльмены. Это так мило. Мужчины за работой. Как это говориться: "И пусть весь мир подождет"?

Я встал и чиркнул зажигалкой, давая ей прикурить. Сегодня на ней был зеленый костюм из какой-то воздушной ткани с юбкой чуть выше колена и, конечно же, туфли на шпильках. Эмили выбрала стул поудобнее и провела по нему пальцем. Судя по сморщившемуся носику,  похоже, проверку на пыль он прошел не совсем успешно. Тем не менее она села, забросив ногу на ногу. Мне сразу вспомнился момент славы Шэрон Стоун.

Шериф смотрел на нее ничего не выражающим взглядом, не выказывая никакого желания заговорить. Эмили повисшее в воздухе молчание тоже совершенно не смущало. Казалось, созерцание двух молчаливых истуканов доставляет ей удовольствие. Через долгую минуту блуждающая на ее губах улыбка сменилась брезгливой гримасой.

- Господи, какая же гадость эти ваши самокрутки.

Двумя пальцами она сняла с губы табачную крошку и сбросила ногтем в сторону. Впрочем, улыбка на ее ярко накрашенных губах отсутствовала недолго.

- Скажите, шериф, за что вы меня  не любите? Какое-то отдельное качество? Ум? Красота? Ироничность? Высокая самооценка? Или, так сказать, в комплексе? Не ваш тип женщины? А если в сапогах и рубашке без лифчика? У меня появится шанс?

Даже кривые самокрутки ей удавалось курить красиво.

На каменном лице Большого Фритца не шевельнулся ни один мускул.

- Ну что вы, миссис Дорсет. Как можно не любить столь изысканную леди.

Эмили расхохоталась. Удивительная искусственность всего ее поведения странным образом ничуть не мешала получать удовольствие от создаваемого образа. На нее хотелось смотреть. Ее хотелось слушать. Да и вообще хотелось.

- Вас не так просто смутить, шериф. Вы очень интересный типаж. Смотрите и учитесь, Джон. У вас так никогда не получится.

Сигарета выпала из ее пальцев на асфальт. Она этого как будто и не заметила.

- Впрочем, не обижайтесь. У вас много других достоинств, Джон. Я вижу, ваше впечатляющее тело пострадало не столь серьезно, как мне говорили. Скоро опять в строй? Служить и защищать? Когда ждать следующего покойника?

В пятисекундную паузу мне не удалось родить ничего достойного.

Эмили сделала еще одну подачу:

- Вы, наверное, спите с пистолетом?

- Да, он редко вертится и никогда не будит среди ночи.

Мы улыбнулись одновременно. Потом она подняла глаза к небу и, казалось, начала следить за движением облаков.

Фритц, похоже, собрался вставать, но его остановил стук подков по асфальту. Вскоре на площадь бравой рысью выехал мой старый вислоусый знакомец. Вначале он было направился к столовой, но, увидев нас, передумал и остановился, не доехав тридцати ярдов.

Эмили поднялась.

- Было приятно, джентльмены, - и направилась к всаднику. Он спешился и стал ждать, пока она подойдет. Я не услышал, что она ему сказала. Затем они пошли вместе прочь. Лошадь он вел под уздцы.

Фритц хмыкнул.   

- Странная парочка.

- Парочка?

Он кивнул.

- Райнер частенько к ней приезжает, пока ее муженек ловит рыбу по утрам. – Шериф поднялся. – Пойду-ка я вздремну.

- Он такой любитель рыбы или ему нравится сам процесс?

- И то, и другое. Делать ему все равно нечего, а рыбку ему девчонки на кухне каждый день жарят на обед.  Парочку ему, остальные себе. Думаю, он считает – ему не хватает фосфора.

Фразу Большой Фритц закончил, уже повернувшись ко мне своей могучей спиной.


11

Я лежал на кровати и изнывал от безделья. Повторять процедуру одевания не хотелось и я, взбив подушку, лег чуть по диагонали, чтобы не снимать даже ботинки.

Где-то там, за стенами, кипела напряженная, рутинная работа, которой я не видел и не слышал. Люди как роботы выполняли свою функцию, чтобы часов в восемь или в девять лечь спать, приняв ежевечернюю порцию однообразной невкусной пищи, а в пять утра встать и обнулить таймер. Оказаться на их месте мне не хотелось. Но и вот так просто валяться в постели было как-то неловко. А что делать? Крутить мозгами?

Я заставил себя вернуться мыслями к Шарлотте Вэйзмор. В Нью-Йорке я бы уже наверняка вгрызся в нее всеми клыками. А тут только вяло шевелю извилинами.

Да, кандидат она подходящий.

Первое. Одной из последних приехала в город. Спрашивается, зачем? Городская штучка с восточным выговором вдруг оказывается в такой глухомани. Вроде бы и хобби подходящих нет. Ну, там верховая езда, фотография или рисование красот природы.  Хотя, может быть, ей действительно наскучила городская жизнь, и она с первого взгляда влюбилась в увиденную в нете картинку утопающего в зелени домика? Кто знает.

Но ведь есть и второе. Я встретил ее вскоре после убийства недалеко от места убийства. Однако она ничего не сказала о выстрелах, которые должна была слышать. Ведь в отличие от меня она не спала, а в предрассветной ночи звуки разносятся очень далеко. Или она пришла в лес позже?

Черт. Мозги крутились с ужасным скрипом. Где-то на заднем плане промелькнула еще какая-то мыслишка. Но, как часто бывает в моей работе, тут же ускользнула, махнув мне из норки исчезающим хвостиком.

Так. Есть еще список Фритца и единственное решение моего бортового компьютера, действовавшего согласно алгоритму исключения.

Но все равно, главный вопрос – зачем? И вероятность нахождения ответа на него весьма низка. Я не могу залезть в базы данных, не могу пообщаться со знакомыми объекта из прошлого. 

Я закрыл глаза.  И сразу возник образ Эмили Дорсет. Одна нога заброшена на другую. Сигарета в тонких пальцах. Алые губы в кривоватой улыбке. Насмешливый взгляд. Такой образ может стереть только пуля.

Жизненный опыт подсказывает, что человек, создающий себе развращенный, циничный образ, как правило, таковым и является. Правда, я давно вывел для себя филантропический базовый постулат в жизненной игре под названием "Некрасивых/плохих женщин не бывает": в каждой женщине нужно разглядеть девочку – маленькую, беззащитную, тянущуюся к свету. В Эмили Дорсет эту девочку я разглядеть не мог. Сомневаюсь, что она проявилась бы даже в постели, раскрашенная лучами восходящего солнца и густого аромата свежесваренного кофе. И тем не менее…

Чертов озабоченный дурак! Я встряхнулся, отгоняя видение, и открыл глаза. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как дверь в палату медленно отходит в сторону и в проеме появляется Шарлотта Вэйзмор. Мысли материализуются? В таком случае она немного опоздала.

- Здравствуйте, Джон. Я вас не разбудила?

- Нет-нет, что вы. Просто… набираюсь сил, - я  приподнялся и сел, упершись в спинку кровати.

Сильно припадая на правую ногу, Шарлотта подошла ко мне и опустилась на стоящий рядом стул.

- Вот в этом я как раз надеюсь вам помочь, - и она положила на кровать средних размеров сверток. – К сожалению, свежих ягод нет, но наши милые дамы снабдили меня изрядным количеством варенья и джемов.

Из развернутого свертка показались ее фирменные печеные пирожки. Кажется, они были еще теплые. По комнате сразу распространился удивительно домашний сладкий запах.

- Вот эти, подлиннее - абрикосовые. А кругленькие – с вишней.

Ее небольшие, чуть раскосые глаза лучились теплом. В наполненной зеленым солнцем палате они уже не казались серыми – скорее какой-то оттенок голубого.  Васильковые, что ли?

Она ободряюще кивнула на свои экзотические яства.

- Ну же, Джон, берите.

Даже не знаю, что заставило меня замешкаться. Конечно, я был тронут. Но ей богу в голове успела промелькнуть мыслишка – а вдруг отравленные?

Улыбка не сходила с ее лица.

Проглотив первый кусок, я изобразил максимально доступную мне степень восторга.

- У меня нет слов! Это великолепно! Я ваш должник.

- Ну что вы, мой милый рыцарь, это я у вас в неоплатном долгу. Как вы себя чувствуете, Джон?

Я кивнул, дожевывая кончик пирожка.

- Все… в… порядке… Еще чуть-чуть и в бой.

В васильковых глазах мелькнула грусть. Или сочувствие?

- Джон, я вижу, что в вас нет страха. Вы часто рискуете. И смерть вас любит. Но любовь не бывает вечной. Как и везение. Или счастье.  – Меня всегда удивляло, как некоторым людям удается смотреть глаза в глаза не моргая. – Это мир стал слишком опасен. Нужно учиться убирать ногу с педали газа. Вы можете принести много пользы окружающим. Не спешите отправиться к ангелам.

Теперь в словах тихой женщины мне мерещится угроза? Становлюсь параноиком?

Шарлотта взяла двумя пальчиками круглый пирожок и протянула мне.

- Ешьте, Джон. Я их делала с любовью. Вот увидите, завтра вам станет намного лучше. Фирма гарантирует, - и опять она улыбалась одними глазами.

Кто бы отказался?

Работа челюстей прекрасно помогает сгладить неловкость молчания.

Еще в прошлый раз я заметил, что Шарлотта сидит на стуле удивительно прямо, не касаясь спинки. Руки лежат на сомкнутых коленях. Спина и шея держатся строго вертикально. 

- Шарлотта, простите, если мой вопрос покажется вам нескромным. У вас очень красивая осанка. В прошлой жизни вы были танцовщицей?

- О! Вы отличный детектив, Джон!

Она стрельнула глазами. Интересно, она это делает осознанно, или все дело в привычке?

- От вас ничего не утаишь. Но берите выше. Я была балериной.

Мои глаза непроизвольно округлились.

- Да-да, Джон. И вы первый, кому я это здесь рассказываю, - ее глаза заблестели. – И я была очень хорошей балериной. Достойной ученицей Маргарет Фромэн.  Я собирала аншлаги. На моего "Щелкунчика" ходил даже Уильям Кролл. Я работала с Миклошем Швальбом и он считал меня лучшей. Я была еще девчонкой, когда сама  Элизабет Бишоп лично подарила мне цветы. А Сидни Фарбер пришел на меня перед самой смертью. Да… есть, что вспомнить.

Я проглотил кусок пирожка. Целая вишенка с трудом проскочила в пищевод. Я закашлялся.

Изящно закинув голову, Шарлотта рассмеялась.

- Конечно, вам же эти имена уже ничего не говорят. Но знаете, так приятно иногда распушить перья. Ничто так не дышит старостью, как одинокие воспоминания. А делишься с кем-то, и кажется, что морщинки уползают.

Она была права. Сейчас я явственно видел ее былую красоту.

- Да, Джон, все лучшее обязательно заканчивается. Иногда слишком рано… Берите еще пирожки. Не нужно ничего оставлять. Они ведь все равно когда-нибудь закончатся.


Аромат сладостей. Почти осязаемое колебание воздуха на месте растворившейся седовласой феи. Тускнеющая зелень стен, покинутых солнцем. Настоящая тишина, лишь подчеркиваемая приглушенными звуками за окном. Сонные ресницы.  Рай? Счастье? Тогда оно должно быть конечно. Тогда нужно просто считать. Один, два…  Усну? Растворюсь? Тогда нет… Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… Или все закончится? Двадцать три…

Звуки были слишком резкими. Ненужными. Непривычными. Чужими. Я открыл глаза. Кажется, стало темнее. За окном что-то громыхало. Слышались мужские голоса.

Я с трудом оторвал от кровати сонное, разобранное на кусочки тело и вышел на улицу.

Прислонившись к косяку, на крыльце стояла маленькая докторша.

- Что за тарарам?

Но я уже и сам понял. По улице вереницей тянулись длинные повозки с бревнами. Они были скреплены по две на жесткой сцепке. Каждую тянули  две лошади. Авангард уже скрылся из виду за домами. Конец мне с крыльца тоже был не виден.

Возле каждой повозки шагали двое мужчин.  К некоторым из них подбегали женщины. Рядом пританцовывали дети.  С каждой секундой людей на площади становилось все больше.

- Мистер Робертсон держит слово.  Теперь  будут возить целую неделю, - подала голос слева от меня Салли. – Готовимся к зиме.

- Да, он молодец. Здорово у него все организовано.

Салли кивнула.

- Здорово… Сегодня вечером здесь будет весело. Думаю, парни останутся ночевать.

Некоторые работяги отставали от каравана и жарко обнимались с женщинами и детьми. Герои возвращаются с войны на побывку.

- Слушай, что ты любишь?

Я удивленно посмотрел на нее. Она не отрывала взгляд от действа на площади.

- В каком смысле?

- Что тебе нравиться? Хобби? О чем мечтаешь?

Вот так сразу и сообрази!

- Ну-у… Тишину люблю. Женщин. Работу. Наверняка что-то еще. Но это было раньше.

- А я люблю музыку. Мне ее не хватает.

Салли повернулась и посмотрела мне в глаза.

- Пойдем. Поменяю повязку.

12

Иногда шальные новости застают нас исподтишка. Валяющимися в постели с мятой мордой. В момент наивысшего счастья. Или отчаяния, которое, оказывается, может быть еще большим.

А иногда мы к ним готовы.

Сегодня я был готов.

За последние двое суток я проспал больше двадцати пяти часов. Даже вчерашние пьяные вопли под окнами не помешали мне отключиться с первыми сумерками. Я проснулся в пять утра голодным и готовым к движению. Правда, как оказалось, мое плечо было не совсем со мной согласно, однако весь остальной организм громко призывал послать его к черту.

Я оделся, отважившись даже вставить левую руку в рукав сначала рубашки, а потом и куртки, и бросил взгляд на удобную медицинскую кровать.  Что-то подсказывало, что больше спать на ней мне не придется.

Так рано к завтраку я еще не выходил. Обычно я питался одним из последних. Сегодня был первым. Столики были пусты, но на кухне уже во всю кипела работа. Доносящиеся оттуда ароматы были способны свести с ума. Сегодня я готов был съесть целого барана. 

Интересно, во сколько же встают женщины, работающие на кухне? Надо бы спросить у Джины.

Увидев, как я сажусь за столик, она лишь махнула рукой. Пока что ей было явно не до меня.

Начали собираться люди. Уже через пять минут к столовой со всех сторон  валили десятки женщин. Рядом с некоторыми шли хмурые мужики с нездоровыми лицами.  За ними начали подбегать дети. Почти все заходили внутрь и терялись в пасти ангара. Я начал подозревать, что в этом ресторане, как в лучших заведениях для бомжей, действует принцип самообслуживания. Однако меня до сих пор всегда обслуживала Джина и я решил не ломать сложившуюся традицию. По крайней мере – не сегодня. К тому же я пока что боец раненый.

Джина плюхнула мне на стол тарелку и чашку с чаем и, не сказав ни слова, отбыла в обратном направлении. Оказывается, она умела двигаться быстро.

Где-то за моей спиной рождался рассвет, окрашивая все вокруг в розовый цвет и разгоняя ночную сырость. Наверное, это было красиво.

Женщины деловито покидали столовую. Дети еще не выходили. Мне спешить было некуда.

Я глотнул чая и закурил. В этот момент с юга раздался стук копыт и вскоре на площадь влетел всадник в черном плаще. Спешившись, он  на минуту заскочил в контору шерифа и вновь умчался, скрывшись в другом конце улицы. Похоже, что-то намечалось. Я размял затекшие ноги.

Через несколько минут в дверях конторы нарисовался заспанный Финли. Почти одновременно в северном конце площади появился Большой Фритц. Я помахал ему рукой и показал пальцем сначала на себя, потом на него. Он кивнул и поковылял назад. Финли припустил за ним.

Я забычковал сигарету и достал из кармана бандану. Не спеша повязав ее, пошел следом за коллегами. Они нашлись возле конюшни. Оба сидели в седлах. Когда я подошел, Мортимер вывел третью оседланную лошадь.

Если уж Фритц полез в седло, дело было строчным. Или дорога - дальней.

Как оказалось – и то, и другое.   

Черный Плащ шериф отослал, и тот ускакал вперед. Мы втроем трусили на нижней скоростной границе рыси. Фритц и я – рядом. Финли – чуть сзади. За городом повернули на восток.

Фритц молчал, свирепо вращая челюстью. Я не напрашивался. Иногда он посматривал на меня. Я успокаивающе кивал. Думаю, его интересовало мое ранение. Меня тоже. Имей я опыт верховой езды, скорее всего подпрыгивал бы в седле меньше. А так плечо болело. Но я старался не подавать вида. Где-то через полчаса Фритц показал рукой вперед:

- Ферма Бигелоу. Час назад их расстреляли. Всех. Патруль услышал выстрелы. Но пока они подъехали, убийцы ушли в лес.

Слева от дороги, на границе с лесом, виднелась группа неказистых строений, расположенных кривым квадратом. Дальше на восток уходили желтые поля. Ближнее поле напоминало огород с какими-то мелкими растениями. Возможно, картофель.

Подъезжая к ферме, мы заметили людей. Один из них нервно ходил взад-вперед. При ближайшем рассмотрении это оказался Вудро Робертсон. Три его головореза сидели в сторонке и курили.

- Что же это происходит, шериф? Наших людей режут как куропаток! Вы мне обещали найти эту тварь.

Ни тебе "здравствуйте", ни "как дела".

Фритц и Финли слезли с коней. Потом Финли помог то же сделать и мне.

- Найдем, Вудро. Обязательно найдем, - шериф подошел к нему. – Ты уверен, что это тех же рук дело?

Вудро зло плюнул:

- Почем я знаю?! Я сам только приехал. Но очень похоже на тенденцию, тебе не кажется?

- Все осмотрели?

- Конечно. Никого нет. Одни трупы. Эх… - Он выругался. – Говорил же я им, самим жить опасно! Но до чего ж упрямые идиоты!

Фритц махнул мне:

- Пойдем, осмотримся.

Два трупа лежали прямо во дворе, возле сарая. Мужчины. Один совсем молодой. У обоих в груди огромные дыры. У того, что постарше – несколько ран на лице и выбит глаз. Оба лежали в одинаковых позах на спине, широко раскинув руки.  Правая  нога  молодого почти соприкасалась с левой старшего – такая себе буква V.   Обычные работяги. Грубые руки. Грубые лица. Старая заношенная одежда. 

Я осмотрелся и пошел к дому. Одну женщину нашел в коридоре недалеко от двери. В возрасте. Дыра в спине. Еще одна, молоденькая, лет двадцати, лежала в комнате возле шкафа. Рот открыт. В глазах застыл ужас. Цвет футболки сложно различить от крови – похоже, ей перебило артерию.

- Это все, - рядом со мной стоял Фритц. – Братья – Джим и Джонатан, старуха-мать и жена младшего.

- Детей не было?

- Нет. К счастью.

Я кивнул.

Пол задрожал от удаляющегося топота.

- Посмотри, нет ли в доме чего странного, - попросил я Фритца, а сам пошел на воздух.

Во дворе, возле дверей, выворачивало Финли. Он не успел позавтракать, и теперь его тело содрогалось в бесплодных спазмах. Робертсоновские дебилы сияли кривыми ухмылками.

Я дошел до конца дома, изучая землю. Завернул за угол. Вернулся и сел на стоящую у сарая скамейку. Рядом сидел Вудро. Грыз какую-то травинку. Я закурил.

- Ну что, мысли есть?

Похоже, он немного успокоился.

- Есть. Подождем Фритца.

Давно знаю, что после общения с трупами особенно всласть курится. 

Через пару минут из дома вышел Фритц. Покачал головой. Сел возле нас. Я подвинулся.

- Вроде ничего интересного. Я тут бывал-то всего пару раз, но не сказать, чтобы что-то явно пропало.

Я кивнул.

- У него не было времени. Он уносил ноги.

Финли сидел на корточках и, тяжело дыша, тупо смотрел в землю.

- Картинка довольно простая. Он ждал за сараем. Ждал, когда все выйдут. Ему повезло – мужчины подошли вместе. Тогда он вышел и почти в упор их расстрелял. Дробью. Парню попал в живот. Мужику – чуть выше, пара дробин пошла в лицо. Думаю, что стрелял не из помповика, а из охотничьей двустволки.

- Почему? – Быстро спросил Робертсон.

- Возле мужчин гильз нет. Одна лежит посреди двора, вторая – ближе к дому. Думаю, когда женщины вышли из ступора, то побежали в дом. Он пошел за ними, на ходу перезаряжаясь. Удивительно хладнокровный сукин сын.   У него было два выстрела на двух мужчин. Женщин убил там, где догнал. Старшую - в спину, ярдов с восьми. Скорее всего боялся, чтобы не захлопнула дверь в комнату. Он спешил. Боялся вашего патруля. На выходе не перезаряжался. Возле дома гильз нет. Патруль скоро приехал?

Робертсон встал и прошелся перед нами.

- Да. Ребята говорят, что как раз были неподалеку. Минут пять. Много семь. Хорошая работа, Джон.  Еще мысли есть?

Я кивнул. Прикурил еще одну сигарету.

- Думаю, это наш клиент.   

Теперь оживился Фритц.

- Почему? До сих пор все было ясно.

Я откинулся на спинку и с удовольствием выпустил дым.

- Во-первых – почерк. Ничего не взял. Да, оружие другое. Но это ничего не значит. Если это кто-то из соттонцев, то пистолет выбросил в лесу еще после первого раза. А это ружье скорее всего взял у Мэйнардов. И припрятал где-то в лесу. Думаю, и сегодня сделал так же. У Бигелоу оружие было?

- Конечно. Ребята нашли в доме револьвер и дробовик. Может, потом еще что-то найдем. – Вудро смотрел на меня, раскачиваясь с пятки на носок.

- А вот это второе. Он очень спешил. Дом не обыскивал. Ружье не перезаряжал. Он знал о ваших патрулях. Конечно, и чужой мог это предположить. Но этот уж больно спешил. Через пять минут после первого выстрела его уже и след простыл. Поверьте, это наш. Скорее всего срезал через лес и вернулся в город с востока. На фермы нужно возвращаться полями, а это опасно. Засекут. Разве что это кто-то конный из вашей бригады, Вудро. А на фермах, как я понимаю, лошадей сейчас нет?   

Робертсон покачал головой.

- Какие предложения? Идеи? Чего эта сволочь хочет?

Я слегка пожал плечами.

- Понятия не имею. До сих пор были кое-какие мыслишки. Но теперь ими можно подтереться.

Финли отошел к дороге и стоял, глядя в поле. Троица ковбоев откровенно нудилась.

- Нужно тут прибраться, Вудро, - подал голос Фритц. – У меня в городе даже ни одной телеги не осталось – все пошло на лесоповал. И только три лошади. Мертвых нужно вывезти, похоронить. Все съестное и ценное собрать. Займись этим.

Робертсон встряхнулся.

- Да, конечно. Я распоряжусь. Теперь так: нужно проверить все ружья в общине. Причем немедленно. Я сейчас еду к себе. Все там перетряхну. Райнера сразу отправлю на восточную ферму. Вы проверьте остальные две. Уже.

- Вряд ли это что-то даст, - скривился я.

- Проверьте. – Не терпящим возражений тоном повторил Вудро. – Сегодня все обмозгуйте. Завтра будет совет. Там обсудим. Что-нибудь еще?

Я кивнул.

- Можно поискать в лесу ружье. Двигаясь по прямой к городу. Шансов не много, да и не даст это ничего. Но зато мы можем его хоть на какое-то время обезоружить. Вдруг он еще не настрелялся?

- Согласен. Попробовать можно. Немного позже отправлю ребят. Ну, по коням! Джейми, со мной! Вы двое, оставайтесь здесь. Охраняйте территорию.

Через минуту пыль за ним уже улеглась.

Мы с Фритцем двинулись к своим лошадям. Он хотел было крикнуть Финли, но я его остановил. Эти уши стоило поберечь.

- Что-то Шарлотта Вэйзмор плохо вяжется с этим всем. Согласен?

Шериф вздохнул. Таким серым, угрюмым я его еще не видел. Даже у Мэйнардов.

- Да.

- К тому же она сильно хромает. А тут хороший конец туда и назад.

Он помолчал.

- Доусон починил ей велосипед.

- Это вряд ли вариант. Очень густой лес. Да и следы шин остались бы. А наш убийца не дурак. Хочешь, пройдем немного по лесу – посмотрим?

Он резко мотнул головой:

- Не хочу.

- Согласен. Тогда едем?


- Так, здесь расходимся, - Фритц остановил коня. – Я поеду на западную ферму. Там бригадиром Лысый Олсон, тяжелый мужик. А ты давай по дороге к югу на ферму Эда Макбрайда. Лучший бригадир. Мили три.  Там увидишь.

Шериф повернулся к Финли.

- А ты, сынок, езжай в город. Проверь наши ружья в участке. Не пахнут ли порохом? Нет ли нагара? И обязательно поешь. Попроси Джину. Она что-нибудь найдет. Хорошо?

Финли молчал.  Потом поднял на меня голубые глаза.

- Что же это за люди такие?

Я положил ему руку на плечо.

- Это не люди. Но мы их найдем. Я тебе обещаю.

Мы разъехались. Но Финли еще долго стоял и смотрел мне вслед.


13

Как только дорога миновала первый холм, справа от меня открылось возделанное поле, колышущееся сухими желтыми стеблями злаков. Если я правильно ориентируюсь в пространстве, то именно его я видел, собираясь совершить последний рывок на Бигхорн. Это было меньше недели назад. Странная штука – время.

За следующим поворотом поле продолжалось, но несколько меняло цвет. Моя безошибочная логика тут же вывела на монитор ответ: видимо, это какой-то другой злак. На склонах очередного открывшегося взору холма одиноким оазисом торчала небольшая лиственная рощица. Плоскую верхушку венчал большой белый дом с зеленой крышей. Я направился туда.

Удивляло полное отсутствие вокруг людей. Я-то представлял себе роты потных мужиков, трудящихся в поле не покладая рук.

От дороги вправо уходила широкая асфальтовая ветка, в повороте  которой легко могли разминуться два приличных размеров грузовика. Не то, что грунтовки, уходящие на север.

Холм был пологим. Уже через десять минут неспешного конного шага в тени редких деревьев я оказался перед фермой. Хотя назвать то, что мне открылось, фермой было трудно.

Я ожидал оказаться на очередном дворе, окруженном сараями, амбарами, коровниками и бараками. Но оказался перед огромной несколько запущенной цветочной клумбой, выполнявшей роль  автомобильной развязки. Дорога огибала ее кольцом, от которого два нешироких асфальтовых рукава уходили за дом. И вот он как раз впечатлял больше всего. Это был приличных размеров двухэтажный дворец в колониальном стиле. Все как положено: белые колонны, коньковая крыша, французские окна по всему фасаду, широкие каменные ступени, балюстрада. Я не знаю, мог ли из такого домишки отправляться на войну Горацио Гейтс, но Ретт Батлер, безусловно, отсиделся бы в нем с удовольствием. Я бы не удивился, увидев подобное псевдо-ретро чудо где-нибудь в Вирджинии или даже Луизиане. Но в этой северной глуши..?

Поток моего удивления был остановлен  развалившимся в пластиковом кресле в тени террасы загорелым малым в голубой футболке. Он дружелюбно помахивал мне странным пистолетом, почему-то навевающим мысли о русской мафии. Рядом расположилась еще парочка кресел и пластиковый же столик. Этот кафешный гарнитур несколько диссонировал с мыслями о рабовладении. 

Я постучал пальцем по железной звезде на груди.  Парень кивнул и взял со столика уоки-токи. Красно-желтую.  Похоже, детскую.

- Эд, вали сюда, к тебе гости.

Голос у парня был удивительно чистый, мелодичный – просто наглый вызов гетеросексуальности.

Я с трудом спешился и привязал коня (интересно, как его зовут? – коня, в смысле) к балюстраде.

Рация прохрипела что-то нечленораздельное и парень похлопал ладонью по соседнему креслу. Однако, присесть я не успел. Стеклянные двери распахнулись и на веранду вышел мужчина. Судя по висящей на поясе красно-желтой рации, это и был Эд.

Сбитый, среднего роста, среднего возраста. Лицо по самые глаза заросло каштановой бородой неестественного оттенка, напоминающего о рекламе краски для волос. Живые черные глаза. Непослушные рыжеватые пряди торчат во все стороны из-под красной бейсболки Ред Сокс. Она-то мне и понравилась больше всего. От обилия шляп меня уже начинало подташнивать. Да и вообще весь этот парень мне понравился с первого взгляда. Так бывает.

- Эд Макбрайд, - он протянул руку с короткими сильными пальцами.

- Джон ван Дорн.

- Вы от Большого Фритца? – Не дожидаясь ответа, он сел в кресло и показал мне на соседнее. – Джонни, пойди, попей водички.

Голубая футболка криво улыбнулась и прошлепала босыми ногами в дом.

Я достал портсигар и протянул бригадиру. Он покачал головой:

- У меня много других недостатков.

Я улыбнулся.

- Ваш домик?

Эд скорчил гримасу. Я изображаю что-то подобное, когда меня окликает кто-то из бывших одноклассников.

- Вообще-то это ферма моей девушки – Эми Фергюсон.  Но она сейчас в городе, на кухне работает. А я тут типа за главного.

Мне показалось, что он смущен.  Я решил сменить тему.

- Много у вас людей?

- Сорок два человека, - сразу ответил он. – Со мной. Мы объединили четыре фермы. Все живут здесь. Остальных я сам набрал в городе, когда Вудро Робертсон назначил меня бригадиром. У нас отличная команда.

- Я никого не видел, когда подъезжал. Для сиесты, вроде, рановато.

Эд широко улыбнулся. Очень хорошая улыбка. Улыбнись так в баре – и все девушки твои.

- На самом деле работы очень много. Слишком. Просто для полевых работ сейчас не сезон. Вот скоро возьмемся за уборку урожая – тогда держись. А сейчас часть людей Вудро забрал у меня на заготовку леса. Остальные работают над мельницей. Плюс нужно делать ток для молотьбы. А еще Вудро носится с идеей построить у меня на речке мини-электростанцию. Это будет просто кошмар – рук не хватает. Но, надеюсь, это будет уже в следующем году. Короче, все при деле. Здесь сейчас только пару человек на кухне, да мы с  Джонни. Я отсыпался после ночного дежурства. Скоро поеду на мельницу.

- Сложно всем этим управлять?

Эд снял бейсболку и почесал лысеющую макушку.

- Нет. Нормальная работа. Ко всему привыкаешь. Главное чувствовать ответственность. Ну и, что б она была тебе по плечам. Вудро тяжелее всего. Не знаю, кто бы еще вместо него потянул всю общину.

- Он вам нравится, мистер Макбрайд?

Бригадир опять поморщился.

- Какой я к черту "мистер Макбрайд". Просто Эд.

Теперь руку ему протянул я:

- Просто Джон.

Мы улыбнулись друг другу. С этим парнем было так легко, как бывает только с детскими друзьями.

- Нравится – не нравится. Он на своем месте. И мы все ему многим обязаны. Может быть даже жизнью. Он не девушка, чтобы мне нравиться. Властный. Наверное, даже жестокий. Нет, замуж я бы за него не пошел.

Я стряхнул пепел на каменный пол.   

- Ладно. Теперь к делу, Эд. Заехать сюда меня просил Робертсон.

Эд сразу посерьезнел.

- Я теперь работаю с шерифом.

- Я слышал.

- Пять дней назад убили Мэйнардов. А сегодня утром расстреляли всю семью Бигелоу. Еще не слышал?

У бригадира отвалилась челюсть. Он замотал головой.

- Похоже, наступают тяжелые времена. Что-то мне подсказывает, что эти смерти - не последние. Ты их знал? Есть идеи?

Эд смотрел на меня потрясенно. Сделал долгий выдох.

- Ни черта себе дела! Мэйнарда я не знал. Так, видел пару раз в магазине. Но он был личность в городе известная. Из Бигелоу знал только младших – Джонатана и Кортни. Часто пересекались в баре. Пили и даже танцевали с Эми. Старшего не знал, он жил отшельником. Джонатан говорил, он людей не любит. Так что, думаю, тут я тебе не помощник.

Я кивнул.

- Не ты один. Скажи, сколько у вас стволов на ферме?

Он опять снял бейсболку и принялся трусить перхоть.

- Четыре ружья и пистолеты у нас с Джонни.

- Ты извини, но нужно проверить. Вудро просил.

- Конечно. Я понимаю. Не проблема.

Прикурив сигарету от тлеющего окурка, я щелчком отправил его в клумбу. Эд проследил за ним взглядом.

- Поверь, Эд, я не думаю, что это твои парни. Но должен задать еще пару вопросов. Лошадей у вас на ферме нет?

- Только одна. У меня. Их пригоняют с ранчо только на пахоту. На других фермах так же.

- Ясно. Ночью с фермы можно уйти незамеченным?

Он пожал плечами.

- Наверное. Дежурный пока только один – здесь сидит. Сегодня ночью, кстати, был я. Когда начнем складировать урожай, караулы усилим. В том числе на мельнице. Вудро пришлет людей. А пока – выходи кто хочешь. Обошел террасу и вперед. Однако тут до фермы Бигелоу пешкодралом, наверное, часа три. Плюс назад столько же.

- Кто такой этот Джонни?

Эд улыбнулся.

- Брат Эми. Бездельник редкостный. Прожигатель жизни. К работе совершенно не приспособлен. Но при этом владеет какими-то восточными единоборствами и хорошо стреляет. Так что он у нас что-то вроде службы охраны. В единственном лице.

- Как же его с такими талантами Вудро в свою гвардию не забрал?

- Шутишь? Джонни – кошка, которая гуляет сама по себе. Ему начальники не нужны. А Вудро мужик суровый, у него не забалуешь. Джонни не дурак, людей сечет. Его на такое не подпишешь.

Я поднялся.

- Ну что, пойдем, глянем ваш арсенал?

Мы прошли через большой зал и свернули в комнату направо. Что-то вроде просторного кабинета. Обставлено все было небедно, но ощущения богатства, как у Дорсетов, не возникало. Никаких книг. На стене огромная плазма. В углу – теннисный столик для игры соло. На нем как раз меланхолично отстукивал мячиком Джонни.

Эд раскрыл дверки узкого шкафа. Незапертого. Там стояли четыре охотничьих ружья. Внизу – пачки с патронами. Я осмотрел все четыре. Чисто. Эд показал на одно из окон:

- Смотри – вот наше хозяйство.

Вид из окна открывался дивный. Панорама с холма разворачивалась на много миль на юго-запад. То, что казалось с дороги небольшой рощицей, на самом деле было началом выступающего полуостровом огромного леса, заполняющего собой всю долину. Кое-где между зеленью выглядывала поблескивающая на солнце лента реки. Правее леса начинались поля.

- Постройки левее, - подсказал Эд.

Прислонившись к правой раме, я увидел хозяйственную часть. Вернее, видимо, лишь кусочек ее. К тыльной стороне дома, на краю холма,  лепились безглазые сараи. То-то я по ним соскучился. Однако было понятно, что все здесь намного крепче и чище, чем то, что я сегодня видел у Бигелоу.

Я повернулся.

- Ну что, Эд, спасибо. Еду назад. Не буду тебя задерживать. Пока, Джонни.

Босоногий, не оборачиваясь, помахал мне левой рукой. 

- Я на мельницу. Рацию оставляю на кухне, - бросил ему Эд и вышел вместе со мной. Мы вернулись на террасу.

 - Рад был познакомиться. Если что – обращайся. На меня и моих ребят вы с Большим Фритцем всегда можете рассчитывать.

Сухая ладонь. Крепкое рукопожатие.


Возвращался я медленно. Любовался окрашенными ярким солнечным светом красотами природы. Высматривать притаившуюся опасность не хотелось. Сегодня жертва богам уже была принесена.

Город показался мне сонным. Какие-то женщины мыли заборчик у дома. Еще одна постригала клумбу.

Я доехал до конюшни и сдал лошадь Мортимеру.

- Сам катался, сам и распрягай, - проскрипел старый пердун.

- Я слишком устал, чтобы меряться членами со старой гвардией, - бросил ему поводья и пошел прочь.

Доковыляв до столовой, я, кряхтя, опустился в свое кресло и позвал Джину. Она возникла как чертик из табакерки. Всегда на посту.  Только блеск в глазах сегодня потускнел.

- Как там?

- Плохо. Фритц еще не вернулся?

Она покачала головой.

- Виски?

- Ты знаешь, что ты гений?

- А ты как всегда все узнаешь последним? 

Я осклабился вслед ее покачивающимся бедрам.   

Назвать это мутное пойло виски у меня до сих пор язык не поворачивался. Но сейчас это было то, что нужно. Я закурил и сделал большой глоток.  Ветеранам в этом баре меньше чем полстакана не наливают.

Из бренчащего ложками сумрака кухни появилась Салли. Подошла ко мне. Секунд десять смотрела через сигаретный дым своими серьезными серыми глазами.

- Моя комната - следующая за палатой.

В окне стоматологии Б.Дж.Абрахама блеснуло солнце.


14

Я откинулся на подушку. Почему-то подумалось, что в перестрелках сердце стучит меньше. И дыхание так не сбивается. Теряю форму.

- Здесь можно курить?

- Нельзя. Но кури.

Она лежала на боку и смотрела на меня. Огонек свечи мелко подрагивал за ее спиной.

Я нашел на полу куртку и достал сигарету. Огляделся в поисках чего-нибудь похожего на пепельницу. Ничего лучше стоявшего на подоконнике подсвечника для толстых свечей не нашел.

- Ты к нам надолго?

Пожалуй, она была красива. По крайней мере - в этом подрагивающем полумраке.

- Не знаю. Наверное.

Я закурил и лег, поставив подсвечник на грудь. Почему-то захотелось сказать правду.

- Не знаю когда, но я уеду. Однако думаю, что вернусь. Остался один долг из прошлой жизни.

Мне хотелось, чтобы она спросила.

- Какой?

- В Аризоне осталась вдова брата с двумя детьми. Я должен их найти. Я уже искал. Давно. В марте. Но не нашел.

Почему после секса всегда так хочется курить?

- В доме и его окрестностях их не оказалось. Но тогда на серьезные поиски у меня не хватило времени.

- Почему?

- Да так, пришлось уносить ноги. Это уже не интересная история. Во всяком случае – не для первого свидания.

Я по-прежнему еще не видел ее улыбки.

- А у меня совсем никого не осталось, - мне хотелось услышать хоть какие-то эмоции в ее голосе, но она была не из тех, кто заботится о форме. Мне казалось, я примерно представлял ее себе. Такие люди любят делами. Слова для них не важны. – Может быть, теперь будешь ты.

Я смутился. От ее слов и своих мыслей. Сказал банальное:

- Расскажи о себе.

- Ничего интересного. Обычная череда дел и ошибок. Разве что – у меня давно не было мужчины.

Она все так же лежала на боку, подперев щеку рукой.

- А у тебя?

Я затушил сигарету и повернулся к ней, насколько позволяло больное плечо.

- У меня была девушка. И ее тоже звали Салли. Ты веришь в знаки?

- Наверное, нет. Ты любил ее?

- Не знаю. Мне было хорошо  с ней. Я стараюсь не задавать себе этот вопрос. У меня тоже сейчас на душе выжженная поляна. Большинство чувств и ощущений ушли, и, наверное, им еще не время возвращаться.

- Да, ты прав, - она вдруг кивнула. Это было какое-то… не ее движение. Видимо, рука у нее затекла и она, взбив подушку, немного изменила положение тела.

- Я вижу, что ты часто рискуешь. Ты так привык жить. Скажи, тебе бывает страшно? Ты думаешь о смерти?

Это был хороший вопрос. Я часто представлял, как отвечаю на него, но еще ни разу не смог сформулировать в целом понятный мне самому ответ. Хороший повод закурить.

-  О смерти я не думаю. Об этом нельзя думать. А страх… Я никогда не верил, что есть люди, которые его не испытывают. Однако у меня в какой-то момент он как бы притупился. Отступил, что ли? Может, мы с ним договорились?

Я улыбнулся. Но она вновь меня не поддержала. Просто все так же серьезно смотрела, не отводя взгляда.

- Мне сложно это объяснить, и, наверное, в это сложно поверить, но сейчас я не боюсь пули. И, поверь, это совсем не тот случай, когда ищут смерти. Просто страх заменяется адреналином и не появляется даже тогда, когда адреналин заканчивается. Знаешь, это чем-то напоминает компьютерные шутеры. Волнуешься, но тело все делает само.

Почему-то в этот момент мне очень не хотелось, чтобы она услышала в моих словах рисовку. Я глубоко затянулся.

- Хочешь, угадаю твой следующий вопрос?

- Попробуй.

- Ты спросишь, скольких я убил и что после этого чувствую. Или хреновый из меня провидец?

Она чуть помедлила.

- Нормальный.

Я опять подумал, что с молчаливыми женщинами становлюсь не в меру болтлив.

- Не знаю, сколько это – много? Для обычных людей, конечно, не мало. Большинство – в этом году. Не думаю, что тебе нужно знать точное число. Хотя я его знаю.  Каких-то особых угрызений совести не испытываю. Сплю нормально… Тут все просто – либо ты, либо тебя. В какой-то момент проходишь рубеж, за которым многое становится неважным.

Мне вдруг вспомнился список Фритца. И захотелось задать ей вопрос. Все-таки наше сознание – отвратный злобный зверек, с которым постоянно нужно бороться. Меня передернуло от отвращения.

Конечно, она все поняла иначе.

- Я говорила, что у меня давно не было мужчины? Иди сюда.

И черт меня подери, если на ее губах не промелькнула улыбка!


15

Салли ушла на кухню около пяти. Я повалялся еще часок и выполз на завтрак. Бессонная ночь не прошла даром. Я был вял и разбит. Однако плечо явно болело меньше.

Никто не изъявлял желания со мной пообщаться. Джина, как и вчера, была занята. Салли ни разу не выглянула с кухни. Фритц видимо отсыпался после дежурства.  Он и вчера вечером был непривычно молчалив и ушел от общения, лишь буркнув, что нигде ничего не нашли. Кто бы сомневался.

Мимо прошел Финли, но тоже лишь кивнул, по своему обыкновению уйдя принимать пищу внутрь ангара.

Я совершенно не представлял, чем бы заняться. Выкурил две сигареты, допил чай и пошел спать. Постоял было возле двери палаты и отправился в комнату Салли.

Видимо, мой организм еще не оправился от ранения и пока что функционировал в детском режиме. Я спал как десятилетний мальчик и, когда глянул на часы, понял, что этот процесс  занял почти девять часов. А говорят, что в детстве время течет медленнее.

- Выспался?

Заглянув через плечо, я увидел лежащую рядом Салли. Казалось, она с ночи не меняла позу.   Она была в одной футболке.

- До обеда еще есть время, - Салли подняла руку, сжимавшую двумя пальцами запечатанный презерватив.

- Это что, плата за постой? И много их еще там у тебя?

Я кивнул на прикроватную тумбочку.

- Достаточно. На заправках и в аптеках в свое время награбили килограммы. Робертсон приказал раздать всем женщинам, сколько захотят. Контроль за рождаемостью. Никто же не знает, какие дозы радиации мы успели словить. Вот и я прихватила. На всякий случай. Или не стоило?

Эта женщина очень быстро училась улыбаться.

Возле Фритца на столе стояли две булки мутной сивухи и стакан. Он махнул мне рукой.

- Ты собираешься все это выпить?

Он сделал большой глоток.

- Конечно. Но не сам. Сегодня же совет. Вудро утром прислал гонца. В шесть. Так что обед сегодня ранний. Нас обслужат первыми.

Тут я перехватил взгляд сидевшего за одним из столиков Дорсета. Он кивнул, церемонно приподнявшись. Я ответил тем же. Раньше мы с ним за трапезой не пересекались.

Джина вынесла две тарелки. Затем вернулась с кружками.

- Приятного аппетита, мальчики.

Дорсет прикончил свою порцию и стремительно удалился.

- И что это за совет такой, шеф?

Прожевав пищу со старательностью человека, все зубы которого можно пересчитать по пальцам рук, Фритц с удовлетворением кивнул.

- Лучшие люди Соттона. Нынешнего, конечно. Состав определен лично генералом Робертсоном. Кстати, ты приглашен. Гордишься?

Я счел вопрос риторическим.

- Иногда собираемся, отчитываемся каждый за свой участок, намечаем планы на будущее. Короче, местная демократия в действии. Поспеши, через пару минут идем. Хотел я тебя разбудить пораньше, но малышка Кулахан оберегает тебя как последнюю бутылку "Джим Бима".

Дожевывая остатки каши, я сунул в рот сигарету.

- И где собираемся?

- Ну, это уже в своем роде традиция. У Дорсета. Сливки общества должны собираться в лучшем доме. Да и Джорджу так будет приятнее. Давай, докуривай, начальство прибыло.

На площадь въехали шесть всадников. Я узнал Робертсона и вислоусого Райнера. Помахав нам рукой, Вудро повел свою армию дальше.

Пока мы с Фритцем ковыляли к дому Дорсетов, нас обогнал еще один ковбой. Издалека я увидел, как Робертсон и еще двое спешились и пошли к дому, бросив поводья остальным. Похоже, Райнер приглашен не был.

Мы прошли в уже знакомую мне гостиную. Там стояли и сидели четверо мужчин и одна женщина – Эмили Дорсет. Сразу за нами в комнату ввалился еще один – огромный детина в грязной одежде и рваной шляпе.

- Приветствую вас, господа, - Дорсет вступил в центр. – Пока мы ждем остальных, хочу заметить, что у нас появилось, так сказать, пополнение. Позвольте вам представить нового помощника шерифа ван  Дорна. К сожалению, мистер ван Дорн уже успел пострадать при выполнении одного из первых заданий, что впрочем, я глубоко убежден, не помешает ему в дальнейшем со всей ответственностью исполнять свой долг перед общиной Соттона.

Мне показалось, я успел перехватить ироничный взгляд Эмили. Сегодня на ней был темно синий джинсовый костюм.

Большинство присутствующих не отреагировали на напыщенную речь мэра. Робертсон слабо кивнул мне из глубокого кресла. Так же поступил стоявший возле него аккуратно одетый высокий худой тип с благородными залысинами над вытянутой физиономией. Новоприбывший громила не удостоил меня даже взглядом, бухнувшись на дорогой кожаный диван. При этом от одного из них поднялась пыль.

Стоявший ближе всех ко мне невзрачный очкарик неопределенного возраста растянул губы в приветливой улыбке и протянул руку:

- Очень приятно. Реджинальд Коул.

В этот момент в комнату вошел Эд Макбрайд.

- Прошу прощения, если опоздал, - он обошел всех присутствующих, пожимая руки. Миссис Дорсет почтительно кивнул.

- Кстати, Эмили, - подал голос Робертсон, - ты вполне могла бы пойти пропустить стаканчик-другой или подышать вечерним воздухом.

Эмили за словом в карман не лезла.

- Знаешь, Вудро, я бы с удовольствием вместо тебя посмотрела на Опру. Но, к сожалению, вынуждена довольствоваться сомнительными удовольствиями.

- Вудро, это как минимум неэтично! – Вступился за жену Джордж Дорсет. – Моя жена находится в своем доме и никто не в праве…

- Ну-ну, остынь Джордж, - примирительно поднял руки Робертсон. – Я не хотел никого обидеть. Просто на выборах я поддерживал тебя, а не твою жену…

Тут его внимание привлек очередной прибывший – квадратный коротышка с лысой башкой и мясистым лицом. Вудро рявкнул:

- Слушай, Магнус, ты можешь хоть раз прийти вовремя?!

Коротышка что-то пробурчал и уселся на диван рядом с громилой. Я предположил, что это был Лысый Олсон. 

- Кто хочет выпить? – Впервые подал голос Фритц, по-хозяйски доставая из шкафчика под баром стаканы. Руки подняли все три бригадира и я. Эмили брезгливо сморщила носик. Худой тип с залысинами криво усмехнулся. Ну да, бурду пьет только плебс.

- Господа! Предлагаю начать, - взял слово мэр.

Все, кроме Дорсетов, расселись. Я нашел себе стул в углу возле рояля.

-  Смею сообщить, - продолжил Дорсет, - что город функционирует в нормальном режиме. Все работы проводятся по плану без малейших сбоев. Нормы по кухне контролирую я лично. В последние дни налажено складирование древесины. Однако на заготовку дров нам потребуются крепкие мужчины. Школа работает ежедневно с семи до двух. Ясли – до семи вечера. Насколько мне известно, в прачечной заканчиваются средства для стирки. Что слышно насчет производства мыла, Вудро?

- Работы уже начинаются. Да, Реджи?

Все посмотрели на очкарика. Он закивал.

- Вы же знаете, я не химик. Но, кажется, мы готовы. Пробная партия свечей уже есть. Стеариновых, разумеется. Да и мыло в общем-то тоже. Уже есть небольшой запас жиров и гидроксида натрия…

- С него и начнем, - перебил Робертсон. – Свечи в большом количестве понадобятся ближе к зиме.  Мыло нужно уже сейчас. Первую партию в город доставим уже на следующей неделе. На фермы – чуть позже. Так, что на фермах?

Похоже, генерал принимал командование на себя.

Начался отчет бригадиров. Первым взял слово громила. Ничего интересного для себя я не услышал. Заинтересовала лишь концовка.

- Хорошо, что с осадками в этом сезоне проблем нет. Потому что от речки толку мало. Она обмелела. Сейчас больше похожа на ручей. А все из-за святош. Мы проверяли – они перекрыли ее, устроив запруду. Совсем охренели, сволочи.

- Это точно, Джим, - встрял Олсон. – Я давно говорил, что этих черножопых нужно разогнать к чертовой матери. Будь они моими соседями, я бы уже давно надрал им задницу.

- Закрой пасть, Магнус. Или тебе больше не наливать? – Фритц поднялся и пошел доливать всем пьющим виски.   

- Я уже говорил и еще раз повторяю – пятидесятников в этом году трогать не будем. У нас нет времени, людей и ресурсов. Они от нас никуда не денутся. Всем понятно?

Голос Вудро звучал жестко.  На какое-то время установилась тишина. Я видел, что Дорсет хотел было что-то сказать, но передумал.

- Следующий. Олсон.

Бригадир западной фермы был немногословен. Его скрипучий голос мог поцарапать паркет.

Отчет Макбрайда был значительно обстоятельнее. И опять самое интересное было в конце.

- Мельницу сегодня запустили. Мощность, думаю, небольшая, но если река рано не встанет, можем успеть справиться. Амбары заканчиваем. Через неделю-другую будут готовы принимать зерно. Но я уже говорил, Вудро, катастрофически не хватает людей. Мы не справимся с уборкой. Нужно что-то решать.

- Мы же договорились – чужих не берем! – Резко вставился Дорсет. – Это же принципиальная договоренность, Вудро!

Все посмотрели на вождя. Он кивнул.

- Это даже не обсуждается. Лишние рты мы не потянем. Значит, придется привлекать женщин. Ты умеешь косить, Эмили?

Лысый Олсон громко заржал.

- Я умею все, Вудро. Хочешь в этом убедиться? Или слабо?

Теперь заулыбались и все остальные, кроме Робертсона и Дорсета, которые начали краснеть. Дорсет – интеллигентно, щечками. Робертсон – густым бешеным наливом.

- Вудро, ты же знаешь, я кусаюсь, только если наступают на хвост.

Мне показалось, что  ситуация начинает выходить из-под контроля. И не мне одному.

- Ребята, давайте я ознакомлю вас со своими прикидками по прогнозам.

Я впервые услышал голос щеголя с залысинами. Не дожидаясь чьего либо одобрения, он начал говорить. Исчезли улыбки. Сошел со щек румянец. Все внимание сконцентрировалась на докладчике. Он говорил пространно, но не скучно. И это несмотря на обилие цифр в фунтах, процентах и датах. Свинина, говядина, лошади, зерновые, повозки, табак, дрова, алкоголь, свечи, мыло, помол, озимые… Изредка докладчик заглядывал в лежащий на коленях блокнот, но у меня сложилось ощущение, что для него это было не обязательно. Было очевидно, что если в этой комнате будет проводиться конкурс "мистер незаменимость", то мы все будем лишь претендентами на серебряные медали.

- Итак, можно констатировать, что при условии некоторой экономии мы можем рассчитывать на бесперебойное функционирование по большинству параметров по крайней мере до апреля следующего года. А возможно даже до мая. Но все это при условии, что весь урожай будет собран. Наиболее проблемные точки – свинина и свечи. – Ровный, запоминающийся голос, спокойные темные глаза, длинные тонкие пальцы, которым мог бы позавидовать любой пианист. – Кроме того, хотел бы обратить ваше внимание на два вопроса, имеющих наибольшую на данный момент актуальность. Это соль и спички. Запасы соли, как вы знаете, у нас исчерпались еще в прошлом месяце. Запасов спичек хватит максимум на полтора месяца. Одноразовых зажигалок в свое время мы доставили в город порядка двух тысяч,     но контроль над ними практически не велся – они разошлись по частным рукам.  Но очень сомневаюсь, что их хватит на всю зиму. Даже если нам удастся наладить собственное производство спичек, в чем я очень сомневаюсь, это будет очень нескоро. Я закончил.

После небольшой паузы слово взял Робертсон.

- Спасибо, Патрик. Отличная работа. Хочу сообщить, что по последнему пункту имеется идея, которую мы постараемся реализовать.

Он подождал, пока Фритц не закончит разливать вторую бутылку.

- Как вы знаете, мы поддерживаем радиосвязь с несколькими населенными пунктами. До недавнего времени информативная составляющая была минимальной. Однако сейчас у нас появилась возможность установить… физический контакт. Один из городов, как удалось выяснить, находится где-то в пределах досягаемости. И они готовы произвести обмен интересующих нас продуктов. Их интересует провизия, в первую очередь – зерно. Они уверяют, что у них есть значительные запасы спичек и соли – возле города есть соляная шахта. Я уверен, что нужно попробовать.

Вудро обвел всех присутствующих взглядом.

- А какие гарантии? – Спросил громила с дивана.

- Гарантии, Джим, бывают только в морге. В конце концов, мы тоже можем их кинуть. Но, конечно, делать этого не будем. Сегодня или завтра мы установим условия поставки и место обмена. Тогда через пару дней выдвигаемся.  Есть возражения?

- Мне кажется – идея очень опасная, - сразу сказал Дорсет.

Остальные молчали.

Наконец молчание нарушил Эд Макбрайд:

- А мне нравится. А кто поедет? Затейка-то действительно опасная.

- Итак, проголосуем – кто "за"? – Сказал Вудро и поднял руку.

К нему присоединились Коул, Патрик и Эд. Я смотрел на Фритца. Он коротко глянул на меня и тоже поднял. Ну что ж, тогда и я "за". За нами последовали Джим и Олсон.

- Большинством голосов принимается.

Интересно, что бы он делал, если бы "не принялось". Я очень подозреваю, что тогда бы он на это голосование наплевал.

- Группу возглавит Джон.

Все посмотрели сначала на Вудро, затем – на меня.

- Идея крайне сомнительная, - у Дорсета как всегда имелось свое мнение. И в данном случае мне было трудно с ним не согласиться.

Мэра сразу поддержал Олсон:

- Чего это? Я его вообще не знаю. А ты хочешь отдать ему продукты и отправить из города? Вудро, опомнись.

- А вот это уже не обсуждается, Магнус, - спокойно проговорил Робертсон и повернулся ко мне. – Джон, с вами поедет Райнер – это лучший мой боец – и еще несколько проверенных парней. Готовьтесь.

Я промолчал.

- Теперь последнее, - Вудро посмотрел на Фритца. – За эту неделю две семьи на фермах были расстреляны. Это совершенно возмутительный факт. Что удалось выяснить?

Фритц опрокинул в глотку остатки выпивки и с сожалением посмотрел на стакан.

- Увы, не много. Очевидно только то, что убийца – а мы полагаем, это один человек – кто-то свой.  Фермы  исключаются. Это либо кто-то из города, либо – с ранчо. Скорее первое. Но в городе фактически только старики, женщины и дети. Загадка. Пока.

- Плохо, Вудро, плохо. Мне нужны результаты.

- А вы заметили, что  это началось, как только у нас появился этот красавчик? - Проскрипел Олсон, указав на меня пальцем.

Вудро вскинулся:

- Попридержи язык, Магнус. Ты слишком часто испытываешь мое терпение. Незаменимых у нас нет.

Олсон хмыкнул:

- А мне типа очень надо.

Робертсон посверлил его взглядом, но промолчал.

Поднялся Фритц:

- Ну что, ребята, кажется, все? По домам?

- Да. Пора. – Вудро кивнул и решительно выпрыгнул из кресла, как пробка из бутылки. – За работу, парни.

За весь совет я не сказал ни слова. Выходя из комнаты, нашел взглядом Эмили. Она мне подмигнула.

На улице все вышедшие отправились в сторону конюшни. Уже стемнело. Мы остались вдвоем с Фритцем.

- Не бери в голову, Джон. Все будет нормально.

Я кивнул:

- Нет проблем.

Фритц потянулся.

- Я сегодня еще разок за тебя подежурю. Иди, набирайся сил. Они тебе еще понадобятся.

Мне второй раз за пять минут подмигнули.

Шериф сунул руки в карманы и двинулся прочь, весело насвистывая что-то игривое.

Я озадаченно посмотрел ему вслед. И пошел к Салли.



   
 
ЧАСТЬ II. МУЖЧИНЫ


16

Мы выдвинулись на рассвете. Солнце еще не вышло из-за холмов, отправляя вперед розовый авангард нежных лучей в прожилках облаков. Влажный воздух бодрил и распахивал легкие.

Колонну вел Райнер. За ним еще два всадника. Дальше – две повозки. Я замыкал.

С ранчо мне привели черного коня (или кобылу? – я не успел рассмотреть). Он был несколько выше и значительно резвее Бетси. Мы ехали рысью, и не могу сказать, что мне было комфортно в седле. Отдаваясь в простреленном плече, каждый шаг подсказывал, что я рановато выписался с больничной койки. Впившись коленями в бока коня, я старался поменьше подпрыгивать.

"Без победы не возвращайтесь, - сказал перед отправкой Робертсон. – Мне нужен результат".  Приятно, когда начальство в тебя верит.

Наша экипировка мне не нравилась. У парней в повозках были ружья, у конных, насколько я понял – по револьверу,  у Райнера  - глок. Шесть человек. А впереди – неизвестно что.

Еще затемно я заглянул на склад, где стоял мой "харлей". Пополнил запасы патронов. Нашел бинокль. Собирался взять М-16. Но винтовки на месте не оказалось. Заниматься поисками времени уже не было. Конечно, нужно было подготовиться еще с вечера, но от мирной жизни я, видимо, в конец разленился, да и не ожидал такого. Пришлось ограничиться припрятанным на дне сумки дезерт иглом. Убойная штука, только без запаса патронов.

На подъезде к повороту на южную ферму я крикнул Райнеру, что догоню, и свернул вправо. С Макбрайдом я договорился еще вчера.

Джонни сидел в том же пластиковом кресле на террасе. Та же голубая футболка и драные джинсы. Только на ногах появились кеды, а на коленях лежала кожаная куртка – хороший знак.

- Привет, Джонни. Ну что, согласен прошвырнуться? Может быть весело.

Он лениво встал и надел куртку.

- Конечно, брат. Стряхнем плесень. Смотри, не наколи.

Я не успел и глазом моргнуть, как он с грацией кошки взлетел на коня позади меня.

- Поехали. Надеюсь, мне недолго с тобой обжиматься?

Я разделял его надежды.

- Нет. Скоро пересядешь на "бентли".

На то, чтобы нагнать основной отряд, у нас ушел почти час. Я был бы весьма не прочь слезть с коня и дать отдохнуть плечу и уставшим от напряжения ногам. Но Райнер был другого мнения. Колонна остановилась лишь на минуту, чтобы дать Джонни пересесть на повозку.

- Ну, и на фига он нам нужен?

- На всякий случай. Может пригодиться.

Райнер меланхолично пожал плечами и тронул коня:

- Поехали. Путь неблизкий. А на месте должны быть завтра к обеду.

Мы двигались на юг, постепенно забирая западнее, в сторону Юты. Небольшие повозки на резиновом ходу без проблем съезжали время от времени с дороги, позволяя срезать углы и обходить попадающиеся изредка городки.

Перестук копыт по асфальту метрономом вытеснил биение сердца. Постепенно боль в плече притупилась. А уже через несколько миль я с удивлением заметил, что центр напряжения ушел из коленей.  Вроде бы все вокруг было спокойно, но к телу уже вернулась старая привычка ожидания опасности.

Милях в двадцати от Соттона Райнер обернулся и махнул мне рукой. Я пришпорил лошадь и нагнал его. Двоих напарников вислоусый жестом же отправил в арьергард.

- Держись-ка ты лучше рядом, байкер. А то у меня спина потеет, когда ты сзади. – Голос у ковбоя был неприятный, гнусавый, да еще и с шепелявинкой. Позже я заметил, что у него не хватает нескольких передних зубов. – Слушай, снял бы ты свой пидорский платочек, раздражает.

- Ну да, а ты у нас просто Санта-Клаус на каникулах, красавец.

Райнер заржал. При этом его дырявый рот улетел к левому уху.

- Ты бы не хамил, дружок. А то тут хоронить будет некому. Раз – и к дьяволу на прием.

Я постарался собрать растрясенные мозги в слова.

- Слушай, Райнер. Я к тебе в друзья не напрашиваюсь. Закорешиться у нас вряд ли получится, особенно с учетом неудачного знакомства. Но у нас есть задание. И как минимум до точки мы должны доехать живыми. А потом надо бы еще и вернуться. Так что оставь свои петушиные наскоки для другого случая – я всегда в твоем распоряжении. Может, еще пару зубов тебе выбью. Станешь еще красивее.

Надо признать, что парень был с юморком. Да и ржал очень заразительно.

- Ха. А ты ничего, дружок. С огоньком. Может, и протянешь еще пару дней. А про задание, это ты прав. Вудро шутить не любит.

Поднявшийся ветер швырнул мне в лицо горсть пыли. Я мотнул головой. Райнер просто зажмурился.

- Привыкай, байкер. Дикий Запад. Ты смотрел "Великолепную семерку"?

Ну, конечно же, этот клоун любил вестерны. С такой то рожей – будь он постарше, обязательно бы попал на пробы к Сержо Леоне.

Я кивнул. Не мой жанр, но, конечно, смотрел.

- Это у меня с детства любимый фильм. Я даже ходить учился как Юл Бринер. Но не очень вышло. Фигура не та. А ты заметил, что нас семеро?

Я улыбнулся.

- Представь себе.

- Так вот, - он оживился, - я как заметил, что к нам присоединился этот пацан, сразу понял, что это неспроста. Будет бой. Сечешь?

О, господи! Сейчас он спросит, верю ли я в знаки.

- А ты помнишь, кто  там остался жив? – Мой  ответ  ему  был  явно не нужен. – Двое главных, Крис и Вин, и пацан, Чико. Ну что, забьемся?

Я покачал головой. Райнер неожиданно оказался разговорчивым, компанейским парнем с инфантильной насечкой на тридцатипятилетнем теле. Хотя хитрые неспокойные глазки а-ля наверняка любимый им Эли Уолах подсказывали, что я еще много о нем не знаю.

- Хотел спросить. Так, просто любопытно. Я так понял, что у тебя шашни с женой мэра? Ну и как она – горячая штучка?

Он замялся всего на секунду, но этого было достаточно.

- А то! Дамочка из тех, кто любит погорячее. Уж она-то толк в мужиках и всем, что с этим связано, знает.

Райнер попытался принять самодовольный вид, но я ему не поверил. Я мог представить Эмили в объятьях брутальных потных мужиков, но такая беззубая обезьяна – это уж слишком. Не ее калибр. Даже со всеми поправками на таинства женской души.

Разговор как-то сразу заглох и я не стал его реанимировать.

Поддерживая приличный темп, мы безостановочно двигались на юго-запад. Лишь ближе к полудню Райнер сделал минутную остановку, дав команду отлить. Джонни Фергюсон уже который час  спал без задних ног на мешках в повозке. Курили на ходу.

Все вокруг было мирно и безжизненно. Лишь пару раз на опушках лесов мы замечали быстро прячущихся людей. Несколько грязных брошенных машин с разбитыми стеклами. Несколько полуразложившихся трупов. Никаких возделанных полей. Ни одного дымка от костра в пределах видимости. Каждый раз, съезжая с дороги, повозки оставляли в траве за собой белесые полосы.

Один раз на расстоянии мили от нас я заметил четырех всадников и сразу поднял руку, остановив коня. Четверка тоже остановилась. Кажется, у одного из них я рассмотрел ружье, лежащее поперек седла. Райнер вытащил свой глок и, вскинув вверх, выстрелил в воздух. Четверка сорвалась с места и унеслась прочь.

Около двух часов дня Райнер отыскал в лесочке небольшой ручей и скомандовал привал. Лошадям был нужен отдых. Я с радостью извлек свою одеревеневшую задницу из седла. Сэндвич, пара сигарет, вода. Полчаса отдыха лежа на спине. И в путь. Я начинал чувствовать себя Смоком Беллью.


Когда в опускающихся сумерках мы нашли в овраге подходящее место для ночевки, я мало что соображал от усталости. Райнер криво улыбнулся, видя, как я еле передвигаюсь на нетвердых ногах.  Желание было только одно – лечь. Но сначала пришлось, имитируя действия остальных ковбоев, распрячь лошадь и расстелить одеяло. Второе я прихватил для Джонни. Он расположился рядом со мной, подставив под спину мое седло. Огонь решили на всякий случай не разводить. Райнер назначил первого дежурного и все повалились спать, наскоро проглотив сухпаек. Уже через несколько минут раздались первые похрапывающие трели.

Я повернулся на бок и закурил.

- Ты не похож на местного, Джонни. Чувствую запах города. Долго отсутствовал?

Темнота сгустилась, и я видел только красный кончик его сигареты.

- Да, эта селуха не по мне. Так, историческая родина. Последние пару лет я провел во Фриско. Хорошее было время. Но пришлось валить. Нужно было отсидеться.

- Нелады с законом?

Он хмыкнул.

- Можно и так сказать. И не только с ним. Слишком много волков вокруг развелось. А от стаи всегда нужно уносить ноги.

- Поделишься подробностями?

- Нет.

Я услышал, как он пьет. Затем вспыхнула новая сигарета.

- Знаешь, перед тем, как все бахнуло, я смотрел один фильм, - голос у Джонни был какой-то ленивый, тягучий, опасный. – Так вот там один чувак говорил, что люди деляться на три категории: овцы, волки и овчарки. Это правильно. Приличные из них только овчарки – те, кто стережет овец от волков. Вот ты, например. Но это вымирающий вид. А вот овцы и волки не вымрут никогда. Овцы – это бараны, пыль человеческая. Они никогда не закончатся. Убивай, сколько влезет, наплодят еще. И волки дальше будут их резать и жрать. Волки – это вообще не люди. Зверье, рожденное убивать и быть убитыми. Приставь такому пистолет к башке, отведи в церковь покаяться напоследок – даже не поймет, за что. Вот такая, брат, эволюция.

Я лег на спину и увидел удивительно яркие звезды.

- А для себя ты категорию подобрал?

- Не-а. Таких, как я, почти нет. На  отдельную категорию  не  потянет. Я – охотник. На волков. Самое забавное то, что жить приходится именно среди них. Овчарки к себе не подпустят, а с баранами – это не жизнь. Скука одна. Мерси, что позвал прогуляться. Носом чую – завтра не одну тушку завалю. А то уже полгода на голодном пайке.

- Что ж ты на крыльце сидишь – сейчас, вроде, самое твое время?

Он коротко засмеялся.

- Не, брат. По лесам в одиночку шастать – это дурь. Я охотник, а не самоубийца.

- Слышь вы, самоубийцы, спать дадите или навалять? – В голосе Райнера слышалась злость.

Я перешел на шепот:

- Подежурь пока, ты вроде выспался. На всякий случай. Разбудишь ближе к часу.

- Нет проблем, брат, - шутливым шепотком пропел Джонни.


Я встречал рассвет. Мир медленно, неторопливо, сбрасывал тягучий ночной сон, готовясь к встрече очередного дня. Звуки еще не проснулись, но цвета начали появляться. Небо светлело, играясь оттенками серого. Казалось, еще чуть-чуть и оно вспыхнет как экран монитора. В какой-то момент стали заметны капельки росы, поблескивающие розоватыми кристаллами на рукавах куртки. Я сидел, прислонившись спиной к седлу. Ноги обернуты одеялом. В руке – беретта.

Наш часовой – кажется, Мэтт – уже второй час спал, свесив голову на грудь. На его лице застыла улыбка.

Я повел глазами по лагерю и наткнулся на серьезный, немигающий взгляд Райнера. Он лежал на боку, закутавшись в одеяло, и смотрел на меня.

- Пора? Забыл вчера спросить – не знаешь, как зовут моего коня?

Райнер еще раз провернул шестеренки в голове и вдруг громко заржал.

- Ой, не могу, - процедил он секунд через двадцать, усевшись по-китайски и вытирая кулаками блестящие от слез глаза. – Это кобыла, байкер! Ты хоть в койке бабу от мужика отличить можешь? А зовут ее…

От нового приступа смеха его аж затрясло. Проснувшиеся ковбои крутили сонными головами. Часовой ошалело озирался по сторонам.

- …Я ее специально  для  тебя  выбрал, - Райнер продолжал давиться словами. – Ее зовут… Сара Пэйлин…

Теперь ржал уже весь лагерь. Включая меня. 

Я вдруг подумал, что так смеются выжившие после войны или обреченные на смерть.

- Так, черти, подъем! – Отсмеявшись, Райнер приступил к исполнению должностных обязанностей. – Справляем нужду, запрягаем лошадей и выдвигаемся. Хэнк, поднимись наверх и осмотрись. Мэтт, организуй чай.

Лагерь ожил. Через пятнадцать минут из маленького котелка над брикетным углем уже доносилось бульканье. Райнер развернул на мешке в повозке карту и принялся тыкать в нее длинным грязным ногтем.

- Смотри. Мы примерно здесь. Конечная точка здесь. Думаю, что я знаю это место. Старая скотобойня на перекрестке. В каждой из четырех сторон есть город. Скорее всего, они из одного из них. Вудро с ребятами посовещался – как минимум возле трех есть соляные шахты.

- Как мы подъедем?

- Сейчас выходим на дорогу и все время прямо. Где-то здесь, - ноготь сместился влево, - уходим к востоку, обходим город и выходим на точку примерно отсюда. Не по дороге.

- За сколько доберемся?

Райнер зашевелил потрескавшимися губами.

- Ну, думаю, часов за семь будем. Или раньше.

Через двадцать минут мы выдвинулись. Удивительным образом мое сегодняшнее мироощущение резко отличалось от вчерашнего. Из гостя на чужом празднике жизни я превратился в члена команды, а пыльная тыква нашего обоза – в поблескивающую позолотой карету. Вдруг показалось, что во мне мелькнуло что-то из прошлого, что-то старое, настоящее, лишенное безразличия и сторонней созерцательности. Вернулся азарт. Я получал удовольствие от своего существования в данный конкретный момент. От ритма движения. От выбиваемой лошадиными копытами пыли. От испускающего недобрые флюиды профиля Райнера рядом. От такого забытого чувства общности с людьми, движущимися за моей спиной.

Райнер не ошибся. Мы прибыли даже раньше. Перед нами поднимался пологий холм, поросший с востока редким леском. Райнер остановил коня и приказал всем спешиться.

- Вот за этим холмиком. Думаю, мили полторы-две. Есть пожелания? – Он посмотрел на меня.

Я кивнул.

- Никогда не лишне сначала оценить обстановку. Пошли, глянем, что там. И ты с нами, Джонни-бой. – Я вытащил из сумки бинокль и направился к лесу.

На вершине мы пригнулись, а потом и вовсе легли в реденьких кустиках.

- Видишь, вот она, скотобойня. Вывел, как и обещал.

Недалеко от пересечения двух серых изгибающихся дорог, напоминающих скрещенные сабли, на открытом пространстве расположилось длинное одноэтажное здание. Скорее – огромный сарай. Справа к нему примыкала двухэтажная пристройка. Ярдах в шестидесяти-семидесяти от него стояли две машины и группа людей.

Я повернулся к Райнеру.

- Дай шляпу. Да не съем я ее, давай. Солнце пробивается – бинокль может бликовать.

Ковбой неохотно подчинился. Я прильнул к окулярам, прикрыв бинокль сбоку шляпой.

 Люди стояли возле черного микроавтобуса. Я видел четверых. Все четверо вооружены автоматами.  Вторая машина была, похоже, не на ходу – старенький, просевший набок "мустанг" с разбитыми стеклами.  Я медленно провел взглядом по сараю, но не обнаружил ничего интересного. На плоской крыше пристройки валялась куча всякого хлама: ящики, коробки, железные бочки. Я повернулся к напарникам.

- Значит так. Видел четверых. Все с автоматами. Кто-то может быть и в здании, и в микроавтобусе. Можем, конечно, еще понаблюдать, но не знаю, что это нам даст. Что-то они рано. Это плохо. Джонни, ты будешь нашим главным оружием. Проберись леском, обойди их слева и постарайся залезть на крышу той двухэтажки. Прикроешь нас оттуда в случае чего.

Джонни скептически скривился.

- Далековато. Из моей пушки оттуда только голубей пугать.

Я улыбнулся и вытащил из-за спины дезерт игл.

- Ну, это мы слегка поправим. Но только девять патронов в обойме. Так что бей прицельно – насколько будет позволять время.

Джонни уважительно кивнул.

- Вот это уже серьезный подход, брат. Думаю, за полчаса справлюсь, тогда выезжайте.

Я посмотрел на часы.

- Добро.

- Стойте, - встрял в разговор Райнер. – Я думаю, лучше разделиться. Повозки оставить здесь. Мало ли чего.

- Нет, плохая идея, - я покачал головой. – Они серьезно вооружены. Захотят перебить – группами у нас не будет вообще никаких шансов. Сначала перестреляют нас, а потом на машине догонят повозки и добьют остальных. Едем вместе. Просто нужно быть начеку. Ну, давай, Джонни-бой, вали. С богом.


17

Мы неторопливо подкатили к точке встречи. Двое спереди. Двое по бокам от повозок. Оружие я сказал держать наготове.

Микроавтобус оказался изрядно помятым "рено-мастером". Все дверцы были закрыты. Чуть ближе к нам слева на обочине ронял с лысины последние лоскуты выцветшей краски дряхлый "мустанг" со спущенными покрышками. Наши оппоненты расположились полукругом перед "рено". И картинку они представляли собой совершенно безрадостную.

У двоих с плеча свисали "калаши", у двоих других – КГ9. Но даже не это делало их мало похожими на мирных жителей. Это были байкеры. Косухи. Нечесаные патлы. Бородатые рожи. И – хуже всего – спокойные, уверенные взгляды с веселыми искорками. Именно эти искорки четко сказали мне, что мы покойники.

- Опаздываем, друзья, - дружелюбно протянул стоящий чуть впереди детина с багровым шрамом под глазом.

Стараясь ровно дышать, я медленно слез с лошади и сделал пару шагов вперед. Байкеры двинулись мне навстречу, неторопливо берясь за оружие. "Простите, парни", - прошептал я и прыгнул за "мустанг".

Конечно, я постарался выставить вперед руки, но почти не успел смягчить удар об землю. Боль в простреленном плече (конечно же, я падал именно на левый бок) пронзила мозг, на мгновение отключив слух. Я не слышал первых выстрелов, я просто знал, что они были. Оборачиваясь по инерции вокруг своей оси, краем глаза я заметил, как Райнер поднимает перед собой лошадь. Он таки был лучшим - отменная реакция.

Вскочив на корточки и выхватив оба пистолета, я попытался высунуться из-за машины. И тут же в крыло "мустанга" в дюйме от моей головы ударила пуля. Отбитый кусок рыжей краски резанул меня по щеке. Я распластался на земле, успев заметить, что с этой стороны машины было "чисто" – значит, стреляли с крыши. Черт возьми, где ты, Джонни?

В узкую щель под днищем "мустанга" я увидел ботинок с джинсовой бахромой над ним. Недолго думая,  пустил в него пулю. Раздался крик. Он был отлично слышен в установившейся за секунду до этого тишине. Грохот "калашей" и стрекот КГ9 вдруг оборвались.

Я сел на корточки спиной к дверце машины, крутя головой вправо и влево. Наверное, с минуту было тихо. Я услышал только несколько глухих ударов и неразборчивую ругань. Потом раздался уже знакомый голос:

- Слышь, брат, вылезай. Все кончено. Осталось только снести башку твоему дружку. Мы тебя не тронем. Обещаю. Ты же, похоже, из наших. На черта тебе сдались эти селяне.

Из-под банданы на глаза валил пот. За воротник капала кровь из пореза на щеке.

- Райнер, это ты? Живой?

- Да, пока что.

Похоже, он потерял еще пару зубов.

- Брат, не дури. Выходи. Медленно. Оружие на землю. Осторожненько так. У нас на крыше снайпер. На три отстрелю твоему дружку голову. Раз.

Я поменял оружие местами, переложив в правую руку беретту, и медленно встал с поднятыми руками. Повернувшись спиной к снайперу, осторожно обошел машину сзади. Знать бы, насколько врет ощущение, что твой час еще не пробил?

Справа, лежа на боку, корчился от боли белобрысый пацан, сжимая руками лодыжку. Слева, направив на меня КГ9, стоял рыжий гоблин с тупым взглядом. По центру расположилась композиция из Райнера и парня со шрамом, который, захватив ковбоя левой рукой за шею, правой приставил ему ствол к виску. Еще один байкер лежал, раскинув руки, прямо передо мной. На заднем плане никого находящегося в вертикальном положении не было. Только беспорядочно носящиеся поодаль кони.

- Оружие, - процедил вожак.

Господи, Джонни, сделай все, как нужно!

Я переместил вес на правую ногу и начал медленно опускаться, чуть наклоняясь вправо. Осторожно положил на землю кольт.

А дальше все произошло очень быстро.

Я выстрелил  с правой Райнеру в ногу и в ту же долю секунды завалился на землю. Короткая очередь разорвала воздух в том месте, где только что была моя грудь.  Из ноги Райнера брызнула кровь, она подломилась, и он опустился вниз, всем весом продавливая руку байкерского вожака.  И тут же голова последнего дернулась назад. Этот дуэт еще не успел рухнуть на землю, как рядом взмахнул руками рыжий гоблин. Моя пуля ударила его в плечо, но я видел, что Джонни успел первым.

Все было кончено. Я развернулся в сторону белобрысого. Но он даже не пытался схватить оружие. Только пучил глаза и ловил ртом воздух.

Отбросив в сторону его АК, я поднялся на ноги. Райнер выпутался из объятий мертвого байкера и сел, держась за ногу.

- Ты что, ошалел?! Ты же меня подстрелил!

- Не за что. Я спас тебе жизнь.

- Но ведь он мог выстрелить!

- Но не выстрелил же.

Я подошел к нему. Все вышло просто здорово. Пуля легла идеально.

- Думаю, ничего страшного. Считай, царапина. Я старался только задеть. У тебя выпивка есть? Нужно промыть рану.

- У меня всегда есть, - пробурчал он, доставая из внутреннего кармана куртки плоскую флягу. – Дай, чем перевязать.

Под косухой байкера виднелась вроде не очень грязная футболка. Я оторвал от нее полосу и сложил ее квадратиком.

- На, намочи и приложи. Сверху перетяни.

Я снял бандану и бросил ему на колени.

- Не учи ученого.

От скотобойни к нам не торопясь шел Джонни. На плече у него как  у бравого вьетнамского ветерана лежала винтовка. Вид - ужасно довольный.

- Эй, тезка! Смотри, что я нажил! – Он подбросил в руках винтовку. – Это же настоящий Драгунов! Я из такой только в шутерах стрелял. Да еще и под стандартный винчестеровский патрон! Просто жесть!

Этому парню было явно наплевать на горы валяющихся трупов. Он излучал чистое детское счастье.

- Почему так долго?

Он беззаботно пожал плечами.

- Надо было подобраться тихо. Я ждал, пока он начнет стрелять. А как отвлекся и чуток оглох, тут я его и приложил. Ну, я тебе скажу, напарник, это было круто! С тобой приятно работать.

Я смотрел в его голубые невинные глазки.

- Взаимно.

Райнер закончил перевязку и пытался встать.

- Свяжи этого на всякий случай. Пригодится.

Джонни кивнул.

Я подал Райнеру руку, и мы пошли смотреть наших.

Двое были мертвы. Третий, Мэтт, лежал в повозке и пускал ртом кровавые пузыри. Из распоротого очередью живота вываливались кишки. Странно, что он был еще жив. Четвертого за застрявшую в стремени ногу возил по полю конь.

- Господи, Мэтти… - Райнер взял умирающего за руку. – Мне… Я… Черт, шериф, принеси мне мой пистолет!

Я нашел его за поясом у громилы со шрамом. Принес Райнеру. К нам подошел Джонни.

- Сочувствую, брат. Хочешь, я?

Райнер замотал головой. По его щекам текли слезы.

Я отвернулся.

Когда мы отошли от повозки, Райнер зло прохрипел:

- Я этого так не оставлю. Эти суки заплатят.

- Конечно. – Я повернулся к Джонни. – Проверь автобус.

Он отодвинул боковую дверь и засунул внутрь голову.

- Пусто. Как и следовало ожидать.

Я закурил. Раненый байкер тихо скулил.

- Порожняком мы отсюда не вернемся. Наведаемся к ним в гости. Заодно положим всех, кого встретим. Джонни, ты с нами?

Он расплылся в самодовольной улыбке.

- Кто ж пропустит такую охоту, брат. Сезон охоты на волков открыт.

- Это Черепа. – Райнер перевернул один из трупов на живот. На косухе был нашит улыбающийся череп в обрамлении двух молний. – Большая банда.

Тут его взгляд остановился на недобитом байкере. Он опять достал свой глок. Я преградил ему дорогу.

- Спокойно. Не кипятись.  Он нам нужен. Ему есть, что рассказать.

Райнер повращал беззубой челюстью и закрыл глаза.

- Хорошо, шериф. Узнай все, что нужно.

Я кивнул.

- Конечно. Джонни, нужно собрать оружие и все ценное, что есть у мертвых.

При ближайшем рассмотрении пленный оказался совсем молодым парнишкой с мягкой юношеской бороденкой. Он смотрел на меня полными ужаса глазами, покусывая пересохшие губы. Вокруг расползлась большая лужа крови. Правая ступня парня была неестественно вывернута. Ногу было не спасти.  Я присел рядом на корточки.

- Слушай меня внимательно, салага. Если хочешь жить, отвечай четко и только правду. Усек?

Его кивок больше напоминал дрожь.

- Вы Черепа. Где базируется ваш чартер?

- В-в-в… Х-харминге. Туда. – Он мотнул головой на запад.

- Хорошо. Далеко?

- Семь миль.

Через пару минут я знал все, что хотел. Времени было в обрез. С  каждым часом риск того, что байкеры среагируют на задержку своей штурмовой бригады, увеличивался. 

Я сел в "рено" и повернул ключ. Круто! Бак был почти полон.

Мешки и все свои пожитки, включая конскую упряжь, мы сложили в автобус. Туда же Райнер требовал   отнести своих мертвых бойцов, но я не разрешил. Нам нужно было еще место для заказа Вудро. Кроме того я не хотел перегружать машину, которой и без того предстояла ночная гонка по бездорожью. Копать могилу времени не было.

Лошадей Райнер отказался бросать принципиально. Мы расседлали их и привязали к "мустангу", чтобы при отходе быстро забрать. Назад Райнер собирался гнать их напрямую сам.

Мы распределили оружие и боеприпасы. Райнер взял себе оба КГ9, мы с Джонни – "калаши".

- Вести можешь? – Спросил я перед отправкой. – Лучше десантироваться будем мы с Джонни.

Райнер кивнул.

- Я тебе говорил вчера, что останемся мы трое?

- Да уж, ты просто Нострадамус. Но согласись, что и я Джонни взял не зря?

Он посмотрел на меня странным долгим взглядом.

- Слушай, шериф. Ты ведь бросил нас тогда. Когда спрятался за машину.

Это прозвучало как вопрос.

- Райнер. Не будь дураком. Мы бы сейчас лежали там все шестеро.

Он опять кивнул.

- Да. Ладно, залезайте. У меня еще одно дельце.

Через несколько секунд раздался слабый крик:

- Нет…

А потом выстрел.

 
18

- Валим всех, кто в косухах или с оружием. Все делаем очень быстро. Главного, а лучше двоих, берем живьем. Описание запомнили?

- Да.

Теоретически расклад был удачным. Как рассказал пленный, у банды не было одной точки базирования в городе: они были разбросаны. При этом  часть продовольствия складировалась на ближайшей к восточному выезду из города базе. И там должно было быть то, что нам нужно. У Харминга действительно была своя соляная шахта.  Да и коробки со спичками пацан, вроде бы, там видел. Как и кучу других награбленных вещей.

Байкеры держали весь город. Чартер был большой – двадцать семь человек (минус пять, оставшихся на скотобойне). Но на точке их не должно было быть много – человек пять-шесть. Остальные доберутся на выстрелы в пределах десяти минут. Бензина у Черепов было мало, но он был.

Все нужно было сделать идеально четко.

- Ронни, сними шляпу, ее за милю видно, - своим ленивым голоском пропел Джонни.

Надо же. "Ронни"?

Как ни странно, Райнер, ни слова не говоря, послушался. 

Харминг был большим городом. Намного больше Соттона. Не такой компактный, он был разбросан на многие мили на безлесых пологих холмах. Удивляло то, что на подъезде к нему мы почти не видели возделанных полей. Лишь изредка виднелись желтеющие и зеленеющие участки, своими размерами больше напоминающие огороды.

Пройдя на приличной скорости полмили мимо первых одноэтажных домов, казавшийся жалкими бомжами в сравнении с их соттонскими аккуратными собратьями, мы свернули в первый же поворот налево и начали считать постройки. Пятая по правую руку оказалась тем, что нужно. Зеленоватые стены, отсутствие забора и палисадника, звездно-полосатый флаг на крыше. 

Райнер резко ударил по тормозам. "Рено" еще не успел остановиться, а мы с Джонни уже распахнули дверцу и выскочили наружу. Две косухи возле дома не успели и шевельнуться – наши очереди распороли им грудь. Через секунду на пороге появился третий. Джонни уложил его одним выстрелом в голову. Врываясь в дом, я заметил, как из-за угла появились еще двое. Но мы оставили их на Райнера. Судя по звуку ударивших КГ9, он  не подвел.

Справа, на диване, приподнявшись на локте, лежал, разинув рот, бритоголовый крепыш. Левее за журнальным столиком сидел седой дед в грязной футболке. В одной руке он держал кальянную трубку, другая тянулась к лежащему на полу револьверу. Я дал очередь в пол перед ним. Журнальный столик завалился. Кальян с грохотом полетел на пол. Старик вскинул вверх руки. В ту же секунду подскочивший к дивану Джонни заехал прикладом крепышу в челюсть.

- Вам это так не… - Начал было дед. Мне его описали точно. Это был Клэй – сержант банды.

- Завари рот, мудак! Джонни, свяжи их.

Этого можно было не говорить. Он уже шел к деду с запасенными на скотобойне ремнями.

- Райнер, подгоняй.

За несколько секунд я осмотрел весь несчастный домишко. Больше никого не было. Почти все пространство главной комнаты было завалено ящиками, коробками и мешками. Я пробил один мешок ножом. Здорово! Из него посыпалась крупная сероватая соль. Затем вскрыл пару ящиков. Консервы. Одежда. Упаковки шприцев.

- Где спички! – Я вытащил кольт и направил его старику в колено. – Ну!

Не сводя с меня полных ненависти глаз, он мотнул головой в угол.

Отпихнув пару грязных стульев, я обнаружил пять больших коробок с надписью UCO. Штормовые спички! Круто.

- Готово! – Через заднюю дверь подогнанного задом вплотную к двери автобуса в комнату впрыгнул, морщась от боли, Райнер. – Оружие у трупаков собрал.

- Вот мешки, вот коробки – загружай.

- Смотри, что я нашел!  - Довольный как слон Джонни держал в руках пулемет "миними". – Короб на двести патронов плюс два запасных!

Этого парня интересовало только одно.

- Бей правое окно и ставь его туда. Сейчас начнется.

С улицы раздавался приближающийся шум моторов.

Я выбил прикладом второе окно и потащил к нему байкерского сержанта. Бросил его грудью на подоконник и повторил ту же процедуру с лысым крепышом, который только начинал очухиваться.

- Райнер, не вали все так - оставляй проход, нам еще пролезть надо. И возле дверей оставь место. 

Байкеры были уже совсем близко.   

Я выставил в окно поверх голов пленных автомат и дал длинную очередь. Появившийся было в поле зрения байк  заломил крутой вираж и ушел назад.

- Джонни, без нужды не стреляй. Иначе нам отсюда не выйти.

- Есть, босс. – Джонни пристроил на подоконнике какой-то драный матрас, установив сверху ножки пулемета. – Только пробу сниму.

В асфальт ударила очередь.

Барабанные перепонки сотрясал рев не меньше десятка байков.

Ко мне подошел Райнер.

- Все готово.

- Хорошо. Если есть место, погрузи еще вон те коробки – там какие-то медикаменты. В углу еще два автомата и вон на полу кольт. И свяжи мне из чего-то две петли хотя бы дюймов на пять.

Внезапно рев моторов стал уменьшаться, а затем и вовсе умолк. Я не собирался отдавать им инициативу и заговорил первым.

- Эй, братишки! У меня тут, как видите,  двое  ваших, считая старую гвардию. – Я приподнял за шиворот обоих пленных, прячась за их спинами. – Не дадите нам уйти – убью обоих! А заодно и еще с десяток положим! Вы играли грязно. Мы возьмем только свое и уйдем! Это справедливо. Или хотите, чтобы от вашего чартера остались рожки да ножки? А? Не слышу радостных криков.

С минуту стояла тишина. Только Райнер возился в автобусе, да в бешеной ярости хрипел прокуренными легкими старик.

- Где гарантии, что вы их не убьете? – Наконец раздался голос, которому позавидовал бы и Джо Кокер.

- К черту гарантии. Я обещаю. Ждете полчаса. Своих заберете у скотобойни. Услышу, что  завелся  хоть один движок или увижу хоть один поднятый ствол – покрошу всех в мелкий порошок. У нас пулемет. И никакого преследования. Уговор?

Хриплого "да" пришлось ждать минуты две.

- Райнер – за руль. Сядь пониже. А лучше – вообще лежа. Джонни, помоги мне пристроить этих красавцев.

Я первым пролез в проход между мешками и коробками. За мной  - Джонни. Пленных мы усадили на край, свесив ноги наружу. Накинули каждому на шею петлю. Концы веревок я держал в руках, максимально жестко оттянув их головы назад.  На плечо бритоголовому Джонни положил ствол пулемета.

- С богом, парни.

Мотор взревел, и автобус рванул с места, заламывая лихой левый вираж. Я ничего не видел за спинами Джонни и пленных.

- А ну-ка, пугани их, Джонни-бой, хорошенько. Только никого не задень.   

Миними выдал впечатляющую десятисекундную очередь. Все это время бритая голова билась в пляске святого Витта. Оглохший бедняга продолжал орать и после того, как пулемет замолчал. Он заткнулся, только когда я потянул на себя веревку.

- Молодцы. Отлично сработали. Осторожнее, Райнер. Угробишь машину – мы покойники.

Через несколько миль я отпустил веревки.

- Джонни, вытолкни эту дрянь.

Я поднялся, с наслаждением распрямляя затекшие ноги.

- Теперь главное, чтобы они не сели нам на хвост.

- Наверняка сядут.

- И я так думаю. Но в Соттон мы их привести не должны. Заряжай новую ленту, Джонни-бой. Понадобится. Райнер, дай нам карту.

Мы подъехали к спасшему мне жизнь "мустангу". Райнер выбрался из машины. Я последовал за ним. Он отвязал лошадей. Одну из них мы оставили под седлом.

Я протянул ему руку.

- Будь осторожен, Ронни. Удачи тебе.

- И вам. Вы справитесь, парни?

- Даже не сомневайся.

Он кивнул и, чуть помедлив, прыгнул в седло.

Я обошел автобус и посмотрел на дорогу. На сером пыльном асфальте были отчетливо видны следы шин. Значит, они точно поедут за нами. На север ехать нельзя. Я завел мотор  и повел машину на восток, до упора вдавливая в пол педаль.

Через пару миль в опускающихся сумерках показался городок. Столь близкое соседство с Хармингом с его Черепами дало мне основание предположить, что в этом городишке вряд ли есть собственная гвардия. Я решил пройти его насквозь, не теряя времени на поиски объезда. И оказался прав.  Людей на улицах было мало, и все они спешили спрятаться при виде несущегося на сумасшедшей скорости "Рено".

Уже почти стемнело, когда я выбрал подходящий холмик у поворота дороги.

- За дело, Джонни.

Мы залегли на самой высокой точке. Джонни не спеша установил пулемет. Я устроился рядом с "калашом" и запасным коробом с патронами к миними.

Они появились минут через десять.

Одиннадцать ревущих белых точек.

- Постарайся…

- Я разберусь, брат. Спокойно. У тебя лучшее место в партере.

Пулеметные выстрелы заглушили рев моторов. Белые пятна заметались во тьме. Огни исчезали. Ныряли вниз. Становились красными. Мне казалось, что я слышу крики, хоть это и было скорее всего слуховой галлюцинацией. Это был настоящий выход янки против короля Артура.

Джонни поливал свинцом семь удаляющихся красных огоньков до тех пор, пока не кончились патроны.


19

Я проснулся от толчка. И сразу понял, что машина остановилась. Прячущееся за стеклами солнце раскалило правый рукав куртки, прочертив по груди диагональную линию,  разрезавшую тело на светлую и темную половины. 

- Вставай, соня. Приехали.

Глаза Джонни лучились мягким светом умеющего радоваться жизни щенка. Прекрасное качество для прирожденного убийцы.

Похоже, я проспал часа четыре. Или даже больше. Когда, устав протирать слипающиеся глаза, я попросил Джонни сесть за руль, рассвет только зарождался.

Вчера вечером, разогнав байкеров, мы проверили трофеи. На изрытой пулями дороге лежали четыре машины и два трупа. Мы собрали оружие, слили бензин и поехали дальше. У одного из трупов я прихватил почти новую черную бандану с черепушками.

Ехали осторожно, экономя бензин и стараясь объезжать редкие городки. Через три мили от места побоища забрали влево и ушли на север. Трижды, не увидев подходящего съезда, я набирал скорость и проходил городки транзитом.  Два раз это обходилось без последствий. На третий  - нас вяло обстреляли. Теперь на лобовом стекле рождественской звездочкой искрилась лучистая трещина.

- Садись за руль. Я спрыгну здесь.

Кошачьим движением Джонни проскользнул в салон и вытащил пулемет.

- Я возьму?

- Нет. Пусть будет в городе. Возьми снайперку.

Он беззаботно пожал плечами.

- Как скажешь, босс.

Слегка откатив боковую дверь, Джонни протиснулся в щель.

- Это было здорово. Отправишься еще на охоту – свисни. – Положив винтовку на плечо, он лениво побрел в сторону южной фермы.

Я перебрался на водительское сидение. Сон не принес телу желанного облегчения. Ломило спину. Ныло плечо. И ужасно хотелось пить. Ночью мы рискнули остановиться лишь раз – залить бензин и справить нужду. Воды в машине не было. Как и еды.

Да, поесть бы тоже не помешало – в желудке посасывало. 

Я сунул в рот сигарету и завел мотор.


 В Соттоне было неспокойно. Я понял это еще по нервному поведению инвалидной команды на блокпосту. Разглядев мое приветственное помахивание, высокий тощий дед – кажется, его звали Лоутон – опустил ружье и поднял шлагбаум. Его напарник все время что-то зло бубнил, судорожно дергая левой рукой. Не часто встретишь таких энергичных семидесятилетних ребят, да еще и в столь знойное время.

На улицах было как-то многовато для рабочего дня народу. Завидев меня, все останавливались и удивленно рассматривали машину.

Я подъехал к кухне. Возле столиков стояли шериф и Финли, явно оборвавшие на полуслове разговор.  Пока я не спрыгнул, оба держали руки на рукоятках кольтов.   

- Не вижу радости  при виде возвращения блудного сына. Задание выполнено.  – Мы пожали руки.

Большой Фритц внимательно посмотрел на машину.

- Трофей? Где остальные? – И, как бы извиняясь, добавил, - Извини, мы вас сегодня не ждали. Думали, завтра. Или к ночи.

Я кивнул.

- Пришлось уносить ноги. Больше никто не вернется. Только Райнер. Он погнал лошадей.

Шериф пожевал нижнюю губу и достал сигарету. К нам подошла Джина. Ни "здрасьте", ни "как дела". Уж кому серьезность совсем не шла, так это ей. Что ж вас так приморозило, ребятки?

- Привет, - я помахал ей рукой. – Было бы круто чего-нибудь перехватить и попить. Больше суток ничего не ел.

Так и не сказав ни слова, Джина кивнула и ушла на кухню. Я опустился в кресло.  Фритц сел рядом. Финли так и остался стоять.

- Что у вас тут стряслось? Не томи.

- Черт знает, что у нас здесь творится, Джон. Извини, что не расспрашиваю о вашем рейде. Надеюсь, это еще успеется, - шериф закашлялся, захрипев прокуренными легкими. – У нас опять убийство. На рассвете расстреляли еще одну семью. Муж, жена и шестнадцатилетний паренек.

Он замолчал. Рядом на стул тихо опустился Финли. В устремленных на меня глазах я увидел боль.

Подошедшая Джина поставила на стол кружку и тарелку с сандвичами. Села между мной и Фритцем.

- Понимаешь, Джон, и ведь я просил их переехать в город! Только позавчера был у них. Так нет – уперлись и ни в какую. Еще одна семья – Фэлтоны – переехали. А эти остались. И себя погубили, и мальчишку. Говорили – будем на  чеку.  Ферма,  мол, на открытом месте – так просто не подберешься. Тьфу! – Окурок  с  силой ударился в землю, брызнув искрами мне на ботинки. – Подобрался! Он их с расстояния взял. С холма. Я нашел место. И опять другое оружие! Четыре гильзы! 5.56! И расстояние – ярдов 120-150, не меньше!  Явно армейская винтовка. Только этого нам не хватало!

Мои челюсти самовольно замедлили процесс перемалывания восхитительного отварного мяса.

- Но теперь хоть понятно, что это не наши. В городе такого оружия отродясь не водилось. Зато теперь новая беда. 

Я отложил сандвич. Рука сама потянулась к сигаретам.

- Вудро как с цепи сорвался, - обычно наблюдательный, сейчас шериф не замечал напавшего на меня столбняка. Его узкие глазки усердно откручивали пуговицу у меня на груди. – Сразу вбил себе в голову, что это святоши. И что они за это заплатят. Так что у нас тут начинается война, Джон. Вот такие вот дела.

Вокруг нас собирались люди. Настороженно прислушиваясь, к нашему столику понемногу стягивалось десятка два женщин. Еще столько же, сбившись в кучки, что-то оживленно обсуждали поодаль. Среди них я заметил и нескольких мужчин.

- Собираются атаковать общину. Вудро поехал поднимать свою команду.

- Ты пытался его остановить? – Я постарался говорить потише.

Он наконец посмотрел мне в лицо.

- Конечно. Но я, похоже, теперь не в фаворе. Давненько на меня никто так не орал. И, в общем, за дело…

- Когда?

- Когда выступают? Да уже, наверно…

Я наклонился к нему поближе и прошептал:

- Это не пятидесятники. Я знаю, откуда винтовка…

И тут вдалеке раздались выстрелы.

- Черт! – Я вскочил. – Джина, бегом принеси мне какое-нибудь полотенце! Побольше. Белое! Быстро!

Реакция у нее была хорошая. Я только завел "рено", как в окно мне сунули большую белую тряпку. В окне заднего вида мелькнули растерянные Фритц и Финли, окутанные облаком желтой пыли.


Я доехал минут за десять. Выстрелы становились все громче. Но были они какие-то вялые.

Перегородив узкую проселочную дорогу, я остановился, немного не доезжая до края леса. Армия Робертсона расположилась по периметру опушки, оперив все ближайшие кусты гроздьями широкополых шляп. Кто-то истерично ругался. Похоже – первая жертва четвертой мировой.

Я отстегнул ремень с кобурами. Сорвал рубашку. И пошел на залитый нежным утренним солнцем лужок, высоко над головой подняв белое полотенце, отказывавшееся развиваться в замершем в безветрии воздухе.

- Стой! Куда прешь, придурок?

Кажется, я узнал голос Вудро.

- Не стреляй! Я без оружия! К епископу! – Боюсь, мои вопли были не слишком убедительны. Никогда не умел и не любил повышать голос. Как и петь. Мама говорила, что медведь наступил мне не только на оба уха, но и на голосовые связки.

Редкие выстрелы стихли. На пожелтевшей траве в углу периферийного зрения мелькнуло пятно крови. Но я смотрел только на зеленую изгородь перед собой. В ней было явно слишком много железа.

По голой груди лавинами спускался пот. Я почти физически чувствовал, как в нее врезаются пули. Выстрели сейчас кто-нибудь в воздух, и я бы рухнул как подстреленный.

Не помню, было ли мне еще когда-либо так страшно.

Господи, какие маленькие шаги! Какая большая, бесконечно длинная лужайка! Сколько уже прошло? Минута? Десять? Еще немного.

Я ступил в ворота. Правой ногой. Как в детстве на футбольное поле. Еще два шага. Кто-то схватил меня за руку и с силой рванул в сторону.

На этот раз мне посчастливилось упасть на правое плечо. Через секунду я лежал распятым на земле, а надо мной склонилось огромное черное лицо, в котором я не видел и намека на христианское сострадание. Впрочем, я в этом не специалист.

- Ну?!

Этот парень тоже давно не чистил зубы.

Я собрался с мыслями.

- Прекратите стрельбу. Передайте епископу, что это ошибка. У нас опять убили людей. Я сейчас всех уведу. Мир. Извините нас.

Мысли закончились.

Соображал парень быстро.

- Поставьте его перед воротами. Не стрелять. Только если побежит. Я сейчас.

Синее небо с редкими легкими облаками рвануло куда-то вверх, и через секунду я уже стоял на ногах, подхваченный двумя амбалами, показавшимися мне клонами предыдущего… собеседника. Меня толкнули к арке ворот. Приказ я слышал. Торопиться было некуда.

Я повернулся лицом к лесу. Вяло помахал ручкой. Улыбнулся.

- Не стреляйте, парни! Минутку терпения!

Лес промолчал.

Спину щекотала прилипшая травинка.

Минут через пять-семь слух идентифицировал бегущего человека. Потом откуда-то сбоку раздался уже знакомый уверенный голос:

- Топай. Бог милостив. Но третьего раза может и не быть.

В лесу возле толстого дерева на меня налетел Вудро. Хотел схватить за шкварки, но лишь скользнул пальцами по липкой груди.

- Ты что творишь? Какого хрена?

Я уже почти успокоился. Сердце замедляло свой бег как уставшая лошадь.

- И я рад вас видеть, мистер Робертсон. Войны не будет. Они никого не убивали. Я знаю точно. Сейчас мы снимаемся и тихо отсюда уходим. И ни одного выстрела. Иначе они нас отсюда живыми не выпустят. Силы неравны. Поверьте мне, Вудро. Кстати, ваше задание я выполнил.

Я кивнул на автобус. Начальник ошалело проследил за мной взглядом. На его лице ходили желваки. В бешенстве скрипели зубы. Забытые мозгом руки не находили себе места. От Бонда не осталось ничего.

Пауза затягивалась. Наверно, его нужно было еще как-то подтолкнуть, что-то сказать, но в голову больше ничего не приходило. Курсов психологии я не заканчивал.

Наконец он повернулся ко мне спиной и коротко бросил в сторону:

- Уходим. Вы с нами. Едем на ранчо.

Армия неохотно снялась с позиций. До меня доносились крепкие ругательства и храп привязанных поодаль лошадей.

Ну вот, еще один подвиг позади.

Я посмотрел, где бы тут можно было развернуться.


Лошадей ковбои не жалели. Когда я потихоньку, на третьей передаче, докатил до ранчо, они уже растекались с седлами в руках по двору.

Робертсон сидел в беседке и жевал длинную травинку, не сводя с меня спокойных серых глаз.  Бонд вернулся.

Я подошел, заправляя рубашку, и сел напротив.

- Рассказывайте.

Сюда бы длинноногую секретаршу с чашечкой кофе.

Я в общих чертах доложил о поездке. Не сказал только о снайперской винтовке.

- В сухом остатке – четырнадцать мешков соли (если во всех соль, конечно – некогда было проверять), пять больших коробок спичек, какие-то медикаменты, несколько автоматов, пулемет и автобус. В минусе – четверо погибших, одна лошадь и повозки. Райнер, думаю, должен быть к вечеру. Он толковый парень. Думаю, прорвется. Все.

Вудро помолчал. Кивнул.

- Да, толковый. А вот остальные – нет. С ними тяжело.  Эти убийства подгоняют нас к опасной черте. Идут нехорошие разговоры. Мне не нравится настрой моих парней. Да и город вот-вот закипит.  Большой Фритц не справляется. Он правильный мужик, но не орел. Власть должна демонстрировать силу. А сегодня вышло наоборот. В том числе вашими усилиями, Джон. Объяснитесь.

Я открыл портсигар и достал сигарету. Предпоследнюю.

- Сегодня семью расстреляли из  винтовки. Я думаю – из моей. Когда приехал – оставил ее на байке, да и забыл. Нужды в ней не было, вот и пылилась на складе. Перед рейдом хотел забрать, но ее на месте не оказалось. Я тогда не придал этому значения, да и некогда было. А взял ее кто-то из городских. Кто-то, кто либо разглядел ее,  когда я приехал, либо бывает на складе. Каждый раз он после убийства сразу избавляется от оружия, чтобы не напороться на свидетелей, когда возвращается в город. Думаю, я его скоро найду. Нужно просто хорошенько подумать. А пятидесятники тут не причем. Им это не нужно.

Робертсон нервно дернул головой. Значит, не совсем его еще попустило.

- Вы не понимаете, Джон. Нет у нас времени думать. Уж больно нехорошие слухи ходят. И ведь доходятся же…

- Какие? – Быстро спросил я.

- А! – Он раздраженно махнул рукой. – Виновный нужен мне уже. Сейчас!

Я понимающе кивнул:

- Маленькая победная война?

- Чего? – Он не понял. – Поймите, Джон, я должен был среагировать быстро. Принести голову врага на пике. А тут вы со своими "не виноваты"! Букву закона вам подавай! Вот за это вас и не любят!

Наш маленький президент распалялся на глазах.

- Копов – которым лишь бы кого схватить и галочку поставить. Прокуроров – которым главное засадить кого-нибудь за решетку, любую сделку предложат, если видят, что дело трещит. Виновный, не виновный – какая разница! Адвокатов – те кроме денег вообще ничего не видят! Но ведь есть вещи важнее!

Я бы с радостью с ним согласился, если бы понимал, какое отношение весь этот поток донкихотства имеет ко мне. Моего собеседника явно подводила ошибка в первой же строчке расчетов.

- Сейчас нет государства. Временно, конечно. Скоро нарисуется – никуда от него не денешься. Но пока тут государство – это я! Наверно не идеальное! Но другие то будут еще хуже! Вы же видели, что вокруг творится? Такого оазиса порядка и благополучия как у нас нет нигде! Но это же шатко! Строить долго, ломать – дня хватит! И нечего тут в демократию играть. Хватит – наигрались! Как вообще, так и тут. Так и будем всякие ничтожества вроде Дорсета избирать.

Чувствовалось, что у него, что называется, наболело. Долго, небось, держался. Видать, поговорить не с кем.

Я воспользовался небольшой паузой.

- А сами вы что, не баллотировались?

Он посмотрел на меня как на сумасшедшего.

- Я-то? Чего я там забыл?  Эти политические игрушки – дело грязное. Только начни – и всю жизнь будешь кому-то что-то должен. А я человек дела. Для меня права не главное, главное – обязанности, ответственность. Я сейчас отвечаю за полтысячи человек. В основном средних, но и плохих, и хороших. Разных.  И делаю это не потому, что мне приказали или попросили, а потому, что так мне велит совесть. А за свою совесть я и украсть могу, и убить.

Я улыбнулся. Постарался помягче.

- Понятно. Не обижайтесь, Вудро, но сегодня была авантюра. Они хорошо организованы и вооружены. Просто перестреляли бы большинство ваших парней. А пожалуй что и всех. Добили бы убегающих. Замки кавалерийской атакой не возьмешь. Тут умнее надо.

Не знаю, что больше подействовало. То, что я сказал, или то, как. Лицо маленького президента расплылось в улыбке.

- Так значит, я теперь ваш должник, Джон?

- Если хотите.

Мне показалось, что во дворе даже посветлело. Самое время для последней сигареты.

- А знаете, Джон, вы мне нравитесь. Практически с первого взгляда. Рад, что не ошибся. Вы смелы, умны и решительны. Но главное, я чувствую в вас родственную душу. Вы тоже человек дела.

Я опять улыбнулся и изобразил легкий поклон. Такие комплименты! Да от самого короля! Да, пожалуй, ему взгрустнется, если придется меня вешать.

Человек дела. Кажется, у японцев что-то подобное называется "искренний человек".

За спиной раздался стук копыт. Я обернулся. Из-за поворота дороги под холмом появился рысящий караван: всадник и четыре лошади. Райнер.

С некоторым смущением я вдруг почувствовал, что чертовски рад видеть его. Товарищи по оружию.



20

Вид сверху открывался дивный. Маленькая светлая долина, островком затерявшаяся средь поросших лесом пологих холмов. На севере холмы поднимались, и наверняка требовали величать себя горами. В долине хаотично чередовались зеленые и желтые пятна неровной формы – огороды и поля. Ближе к южной ее оконечности располагались постройки – жилой дом и два сарая.

Меня не покидало ощущение дежавю. Что-то подобное я уже не раз видел с экрана телевизора в старых добрых вестернах. Даже деревянные постройки мало напоминали своих современных собратьев – никакой краски, никаких антенн, ничего, что позволило бы отогнать мысли о машине времени.

- Давай возьмем чуть левее, - Фритц тронул коня и двинулся к западному склону холма.

Он встретил меня в Соттоне и сразу предложил показать место сегодняшнего убийства. По дороге я рассказал о событиях последних дней. Обычно разговорчивый и ироничный, сегодня шериф был молчалив и мрачен (или скорее грустен?). За все время задал лишь несколько вопросов.

- Здесь. Отсюда он стрелял, - Фритц показал на большой куст, который я почему-то сразу идентифицировал как ореховый. – Это фактически ближайшая к дому прикрытая точка. И обзор на двор хороший. Но все равно далеко. Каков стрелок? Четыре пули. Только женщину пришлось добивать – одна пуля попала в ногу.

Я кивнул.

- Да, уж. Я бы сказал – никак не меньше ста пятидесяти ярдов. Знатно.

- Хочешь подъехать к дому?

- Нет. Давай лучше тут посидим, покурим. Если сигареткой угостишь. Вид красивый.

Шериф хмыкнул.

- Нет уж. Мне на эту клячу слезать-залезать больше раза в месяц доктор не велел. Я план и так уже перевыполнил. Постоим здесь.

Я действительно видел его в седле лишь второй раз.

- Будь поближе – поехали бы на велосипедах. Но это дальняя точка нашего города.

Он протянул мне сигарету.

- Вон там, - Фритц махнул рукой в сторону юго-запада, - в паре миль ферма Олсона. Большая. Его парни сюда шастали за выпивкой – хозяин гнал виски. Может, потому и съезжать не хотел. Они ему еду подкидывали, дрова, оружие. Мы в доме целый арсенал нашли. Западная ферма у нас – полунезависимая республика. Вудро с этим мирится, но не знаю, надолго ли его хватит.

- Почему мирится? Вроде не его стиль.

Фритц поморщился.

- Олсоны тут чуть не двести лет живут. И почти все люди тут его. Это остальные фермы мы собирали как пазлы, а эта всегда была большой. Почти вся команда – его наемные работники. В основном - сброд еще тот. Не знаю, сладит ли с ними кто другой. Поставишь чужака – запросто пристрелят, и ищи потом виноватых. А кого-то из своих – мало что изменится. У них ведь такого порядка, как на других фермах или на ранчо, нет. Пьют опять же. Прямо здесь. Знают, что я их не жалую и в городе видеть не хочу.

Кажется, за разговором шериф понемногу оттаивал. Прикурил от окурка вторую сигарету. Предложил и мне. Я кивнул и сунул ее в портсигар.

- Я вообще удивился, когда Магнус согласился вступить в общину. Но то, что у него какие-то свои виды, можно не сомневаться. Или как минимум осторожность. Знает, что с Вудро лучше не шутить. Ты его еще в деле не видел. Я на каждом совете боюсь, как бы он Олсону пулю между глаз не пустил. А тот, может, и дурак, но хитер. Со звериным чутьем мужик… Знаешь, - после паузы продолжил он, - чую я, беда отсюда придет. Последние дни по городу нехороший шепоток идет. Первым мне об этом Бэйл сказал, ну, которого сегодня убили. Говорит, убивать фермеров-одиночек – это только Робертсону выгодно. Типа, убирает непокорных, земли к городу присоединяет. И ведь логика в этом есть. А такие грязные слухи разлетаются быстро. И не вытравишь их никак. Мало кто знает Вудро так, как я. Это я могу голову дать на отсечение, что это не его работа. А остальные? Сегодня еще хуже стало. Уже весь город знает, что Бэйлов убили из автоматической винтовки. А такие есть только у робертсоновских драгун. Он, конечно, сегодня все стволы проверил – чисто. Но кого это интересует. Опять же обрати внимание, кто Бэйлов нашел? Парни Олсона. Да и слухи, почти наверняка, от них пошли.

Шериф смачно плюнул и щелчком отбросил окурок.

- Плохо все это пахнет. Плохо. Надо бы на других фермах посмотреть – как там у них атмосфера. Раз уж я сегодня влез в седло – съезжу к Джиму Хаусли на Восточную. Да и еще надо кое-что проверить А ты смотайся  к Макбрайду. Окей?

- Конечно.

Шериф развернул лошадь.

- Слушай, какого черта ты сегодня опять под пули полез? Жить надоело? Заговоренный? Обсудить надо было сначала…

Я бросил прощальный взгляд на идиллическую долину.

- Как-то сразу понял, что так бы сделал мой брат.

- Ел сегодня что-нибудь? Я так и понял. Подожди, сейчас принесу. У нас один умелец жарит восхитительные лепешки. Кажется, на кухне еще остались.

Эд вскочил с кресла и рысцой побежал в дом.

Мы с Джонни остались сидеть на веранде. Он степенно, с удовольствием, чистил свою новую снайперскую игрушку.

- Так что боюсь,  скоро может понадобиться твоя помощь, Джонни-бой. Готов к охоте?

Он медленно поднял на меня свои пустые бездонные глаза.

- Не угадал, брат. Этот раунд я пропускаю. Это не моя война. Я не солдат. Я охотник. Ваши дворцовые перевороты меня не интересуют. Ты уж извини, но не обсуждается. Вердикт безоговорочный. Или пояснить?

- Поясни.

Джонни откинулся на спинку, задрал голову и начал изучать аккуратно подстриженные ногти.

- Роберсоны. Олсоны. Фритцы. Какая к черту разница? У каждого своя правда. И она мне по барабану. Тем более что побеждают обычно те, кого больше. А что-то мне подсказывает, что у вас, ребята, карты самые поганые. И умирать за этот вшивый городишко я не собираюсь. И вообще – это просто не интересно. – Он хмыкнул. – Скоро можешь считать себя моим психологом.

- Держи. Вкуснота – сам завидую, - вернувшийся Эд поставил передо мной тарелку.

Он был прав. Лепешки заслуживали наивысшего балла. У Джины такого не подавали.

- Джон, ситуацию я понял. Думаю, что твое беспокойство небеспочвенно. Мои ребята тоже шепчутся. Я с ними на эту тему уже говорил и поговорю еще. Убеждал, что все это просто подлый треп. Что Робертсон много сделал для города и на такое просто не способен. Думаю, что убедил. По крайней мере многих. Так что за нас будь спокоен. Нож в спину не всадим, а если нужно – поможем. Или нужно уже?

В его умных карих глазах мелькнуло скрывавшееся за уверенным тоном беспокойство.

Я покрутил головой, пережевывая большой кусок деликатеса.

- Ничего не нужно, Эд. Если что – я сообщу. Сами ни во что не суйтесь. Только зря положите людей. Последнее что нужно городу – это гражданская война. Ждите. Работайте.

Опорожненная за какую-то минуту тарелка сиротливо смотрела на меня.  Я встал.

- Спасибо.

Почему-то мне хотелось убраться из этого места.


По пути в город я решил сделать крюк. Свернул вправо и поехал к дому Мэйнардов. Уже некоторое время не давала покоя одна мыслишка.

Лес встретил меня сухой прохладой. Я опять поймал себя на том, что теряю навыки осторожности. Телу и мозгу хотелось вдыхать покой, запах листвы, солнечные блики, оттенки зеленой жизни. Противиться этому было почти физически больно. Может, это просто усталость? Или наоборот – разнеженность?

У Мэйнардов ничего не изменилось.  Мертвый дом встречал меня сонными окнами. Я  прошел в спальню Джоанны и сразу понял, что ошибся. Кое-что изменилось.

С трюмо исчезли фотографии. Остались только темные полосы в пыли.

Но я-то их помнил. По крайней мере, надеялся на это. Три снимка. На левом – Огастас Мэйнард. А за ним – памятник Джорджу Вашингтону на коне. Вот и здорово.

Через веранду я вышел к пруду. Снял и сложил на скамейке одежду. Прыгнул в воду.

На черной глади покачивались опавшие листья. Подумалось -  почему одним суждено гнить на земле, а некоторым счастливчикам даровано безмятежное последнее плавание?

Потом мысли ушли. Я перевернулся на спину и долго смотрел на прощальные летние облака.


Картина подошла идеально. Я еще раз подровнял уголки и отошел к кровати.

 Летящая птица смотрела внимательным левым глазом на тихий прудик внизу, выискивая добычу или место для отдыха. Поблескивающая белым темная вода, заросли камыша, край леса, кованая скамейка. В левом углу нечетким серым облаком пруд прикрывали пушистые перья крыла. Вся картинка была будто искривлена лупой или какими-то странными очками, создающими ощущение выпуклости.

Мне сразу показалось, что картина будет хорошо смотреться на светло-зеленой стене спальни. Хотелось надеяться, что Салли понравится. Я был бы не против, чтобы этот пруд был первым, что увидят утром мои заспанные глаза.

Все в жизни бывает впервые. Вот и я начинаю мародерствовать на местах преступлений.

Нужно было отвести в конюшню лошадь. А там уж и обед.

Откинувшись на спинку кресла, я повел вокруг сытым взглядом. Но зацепиться было не за кого. Большинство уже оттрапезничало, а те, что остались, не изъявляли желания со мной побеседовать.

Я закурил и стал смотреть в ворота кухни. Там как обычно сновали женщины. Деловые, спешащие, желающие поскорее закончить работу и в тихой прохладе встретить последний летний вечер. Хотя кто знает, чего они желали на самом деле?

Сегодня даже Джине я был неинтересен. Мое мужское эго попробовало было запротестовать, но быстро исчезло в кольце сигаретного дыма.

В какой-то момент я заметил, что на меня смотрит Салли.   Но и она развернулась и пропала в полутьме ангара. В ее взгляде мне увиделась грусть. Или даже страх.

Но уж Финли от меня было никуда не деться. Я подозвал его и показал на кресло рядом.

- Не знаешь, Большой Фритц уже вернулся?

Он покачал головой. В смысле "не знаю" или "не вернулся"?

- Хочу предупредить, чтобы ты был осторожнее. Назревает что-то нехорошее. Будь начеку.

Он кивнул. Да, в дискуссиях мне сегодня отказано.

- И еще, хочу тебя попросить подежурить первым. Я что-то не выспался. Клонит в сон.

Ответ был удивительно предсказуем.

Я встал и пошел в "Стоматологию". И тут же столкнулся с летящей ракетой по имени Дорсет. Обычно предельно вежливый, на этот раз он даже не подумал извиниться и, как раненый кабан, пронесся мимо. Его глаза пылали яростью.

Оказавшись в постели, я понял, что Салли мне не дождаться. Уже через минуту я превратился в птицу, кружащую над прудом. Не помнящую, что же она там ищет.



21

Ночь была светлой. Ни облачка. Только россыпи звезд и надкушенный биг-мак луны. Казалось, повсюду за деревьями понатыканы неоновые фонари, заливающие мир голубыми лучами.

Я проснулся раньше положенного и, стараясь не разбудить свернувшуюся калачиком Салли, проскользнул за двери. Надо же – я даже не слышал, как она пришла.

Финли о чем-то трепался с часовым у столовой. Хотя скорее – слушал его беззубое шамканье, сопровождавшееся скабрезным хихиканьем.

- Посты только что проверил. Все хорошо, - доложил громила и, как мне показалось, с облегчением отчалил от своего собеседника.

Я перешел на другую сторону площади и перепрыгнул белый заборчик у ближайшего дома. Это был кратчайший путь к моей ночной берлоге. Ярдов сорок садами – и я у своей стратегической яблони. Развернув припрятанный каремат, я примостился под деревом.  Мне  хорошо была видна улица. Вправо – до самой кухни, и даже дальше.  Влево обзор был хуже – улицу закрывали кусты, но торчащую чуть левее по диагонали коробку склада я видел как на ладони. Его стену так и не перекрасили. Но сегодня это бы не помогло – было слишком светло. Под шляпой часового мерно помигивала сигарета. Это был Доусон – сержант Пауэлл не курил. Вообще-то я должен был попасть на вторую смену, но  заступил раньше, а Рори, наоборот, вечно опаздывал.

Прошло уже почти двадцать минут из отведенного мной самому себе получаса. Скоро нужно будет вставать, и идти на обход. Можно подойти к Доусону и выкурить сигаретку.

Странно, что я ничего не услышал. Наверное, звериные инстинкты, ежеминутно тренируемые в течение семи месяцев, стали отмирать от сытой жизни. Мой слух включился только от странных чавкающих звуков, раздавшихся где-то левее. И почти сразу я увидел, как Доусон заваливается на бок. Старая туннельная крыса не успела выполнить свой долг. В него одну за другой всадили семь пуль из пистолета с глушителем.

Я выхватил оба пистолета, рывком вскакивая на корточки. Вспышек я не видел, значит, стрелявший находился где-то с моей стороны. Причем очень близко. Он появился через несколько секунд. Я ждал. И, как оказалось, правильно делал. Пригнувшись, он перебежал улицу и наклонился над Доусоном. Махнул рукой. За ним из переулка слева вышел еще один. А потом и третий. Забирая чуть вправо, он прошел совсем рядом со мной. Я уже собирался положить их одного за другим, но тут заметил на спине куртки последнего очень знакомый рисунок. Череп и две молнии.

Значит, их было много.

Со стороны северного блокпоста раздался топот нескольких пар бегущих ног. Слишком резвых, чтобы принадлежать моей инвалидной команде.

Я отвел кольт в сторону от них и, опустив руку как можно ниже, чтобы не было видно вспышки – кто знает, где прячутся остальные – нажал на спуск. И сразу откатился в сторону.

Троица нападавших сначала замерла, а потом закрутилась на месте, пытаясь понять, откуда идет опасность. Появившийся было за их спинами четвертый продемонстрировал отменную реакцию, как таракан брызнув в тень. Никто не стрелял. Я выдохнул и вскинул правую руку. Палец еще не успел отпустить спусковой крючок после третьего выстрела, а я уже бросился на землю, откатываясь еще правее.

Когда я поднял голову  и глянул на улицу, возле склада лежали два неподвижных мешка. Третий пытался идти, заваливаясь на бок. Где-то рядом ударил выстрел, за ним – очередь, но свиста пуль я не слышал. Похоже, стреляли наугад.

Ярдах в двадцати справа от меня в небо ушла красная ракета. Большой Фритц уже в строю. Я заставил себя оторвать от нее взгляд. В шипящей розовой тишине мне слышался звук лопающихся как струны нервов.

Живущий как бы в параллельной реальности мозг выбрасывал на монитор сознания сухую информацию.   

Их сюда привели. Они знают, что у нас и как. Блокпосты молчат. Скорее всего, их уже сняли. Минут через пятнадцать прибудут парни Вудро. Хотя если патруль где-то рядом, первая помощь может подоспеть и раньше. Но они могут быть в курсе этого. Тогда я бы на их месте поставил на южном блокпосту пулемет, и выкосил всю эту конницу. В Харминге мы положили двенадцать человек. Осталось пятнадцать. Или уже двенадцать. Много.

Улица ожила. Из дома напротив выскочил дедок с дробовиком. И тут же получил пулю в грудь. Ударили выстрелы справа. Это должен был быть Фритц. Я рванул к нему. Оглянувшись, заметил, как с севера перебежками движутся тени. Не меньше четырех.

Ломая ветки и перепрыгивая через клумбы, я бежал к площади. Через несколько секунд садик закончился, и я оказался на открытом месте. Увидел широкую спину Фритца и вспышки выстрелов напротив, возле ангара. Я разрядил в них кольт. Сунул его в кобуру и перехватил правой беретту.

Когда я подбежал к Фритцу, он вдруг стал заваливаться назад. Я подхватил его, присев от рухнувшей на руки тяжести, и потащил в тень дома. Вокруг радостно заплясали пули. Я не сразу понял, что стреляли не в нас – мы уже спрятались в тени. От участка к нам бежал, паля от бедра, Финли. Он был бос и без шляпы. Над огромным телом качалась несуразно маленькая яйцевидная голова.

Высвободив правую руку, я попробовал прикрыть Финли. На его счастье, эти байкеры чертовски бестолково стреляли. Через пару секунд он приземлился возле нас.

- …еще дальше. Вот сюда, за крыльцо, - оглохшие от выстрелов уши не сразу настроились на частоту человеческого голоса. Склонившаяся над Фритцем Джина пыталась сдвинуть его  с места. Финли помог ей, и вскоре все вчетвером мы  жались за массивным деревянным крыльцом.

От ангара никто не стрелял. Похоже, я попал.

Шериф тяжело дышал и явно пытался что-то мне сказать. Но раз за разом выдавал только протяжное "о-ох". Он был бос, из одежды – только штаны. Правая рука крепко сжимала кольт, левая – ракетницу. На залитом кровью дряблом животе я различил две черные дырки.

Слева, почти без остановки, били автоматы. Им изредка отвечал помповик. Значит, цитадель еще не пала.

Я заметил мелко трусящую к нам справа тень с ружьем наперевес. Ударила автоматная очередь и человек упал. Вскоре рядом появился еще один. Я различил мотоциклетный шлем, вскинул руку и трижды выстрелил. Порядок. Как минимум "минус пять".

- Финли, быстро перезаряжай. И этот тоже, - я показал на револьвер Фритца. Потом скинул куртку и, рывком оторвав все пуговицы, сорвал с себя рубашку. Протянул ее Джине. – Прижми покрепче. Не высовывайтесь. Подойдут – бейте в упор.

Застегнул наглухо куртку, чтобы не светить белым животом. Вставил новую обойму. Перезаряжать кольт не было времени. 

- Я скоро.

И побежал за дом.

Колючие кусты пропахали шипами лоб над левым глазом. Я чертыхнулся и сбавил скорость. В садиках к югу от площади я по ночам еще не гулял. Пришлось двигаться осторожно, внимательно глядя под ноги и по сторонам. Густая капля подобралась к глазу. Я вытер ее рукавом и по самые брови натянул бандану.

Бой остался позади.  Здесь было тише. Минуты через три я добрался до южного блокпоста. Где-то неподалеку слышался топот копыт. Возле шлагбаума лежали два трупа.

В засаде было трое. Двое лежали на земле возле пулемета.  Один стоял на стреме, всматриваясь в пустынную улицу. Нас разделяло ярдов пятнадцать. Ближе подобраться было нельзя. Я прицелился. Но выстрелить не успел. Пулемет ударил длинной мощной очередью. Ночь разорвало белое дерганое  пламя. Точно такое же место я проходил в какой-то компьютерной игре.

Часовой обернулся в сторону дороги. Тут я его и положил. А затем и остальных.

Где-то на дороге хрипела раненная лошадь.

Я немного подождал. С дороги никто не появился. Значит, это был патруль.

Не отводя пистолета от лежащих пулеметчиков, я подошел ближе. На всякий случай сделал три контрольных выстрела. Не хватало мне еще сюрпризов. Отвел в сторону шлагбаум. Потом поднял пулемет. Звякнула лента. Серьезная хрень. Кажется, М 240.

В городе установилась тишина. Я лег ногами на юг за крайним трупом и прильнул к пулемету.

Через пару минут на улице появился человек.

- Эй, Мэнни, Кривой! У нас вроде чисто. Как у вас дела?

Я не ожидал такого мягкого спуска. В плечо ударила отдача. Ох, не мое это оружие.

Человек кулем повалился на землю.  "Минус девять".

На глаз скользнула капля крови. Протирая его, я услышал топот целого табуна. А вот  и наши. От греха подальше я откатился в сторону.

Вскоре мимо пронеслось с полтора десятка всадников. А потом опять началась стрельба.

Я встал и устало затрусил за ними.

Джины и Финли с раненным на том месте, где я их оставил, не оказалось.  Но за дом вела дорожка кровавых следов. Я поспешил туда.  И облегченно вздохнул. Они спрятались сзади, в садике.

Увидев меня, Финли опустил револьвер.   Над Фритцем склонилась Салли. Похоже, она только подошла.

Где-то совсем рядом заканчивался бой. Горным козлом перемахивая через клумбы,   мимо нас пронеслась взмыленная лошадь. Видимо, бравым ковбоям доставалось. Но силы были неравны.

- Осторожно берем и несем в больницу, - по мне скользнул мрачный, тяжелый взгляд Салли. Казалось, она совсем не удивилась, увидев меня здесь. Живым.

- Я сам, - Финли оттеснил Джину и с колен, осторожно, как младенца, поднял своего шефа.

А я так и стоял. С пистолетом в руке. Усталый. Опустошенный. Лишний.

Вытирая кровь с брови, я чуть поверну голову и краем глаза заметил какое-то движение в кустах. Далеко – ярдах в сорока.

Отключившийся было  мозг ожил и отдал четкую команду.

Я отправился на охоту.

Человек садами пробирался к западному краю города. Я медленно, но уверенно догонял его. Выйдя на открытое место, он сверкнул кожаной спиной в свете заходящей луны. Кажется, я разглядел белую нашивку. Теперь он припустил быстрее.

Я догадывался, куда он спешит. Где-то подальше от города они должны были оставить байки. Не пешком же они сюда добрались? За один то день.

С каждым шагом я чувствовал, как во мне разрастается злость. Нет, наверное, скорее – ярость. Я знал, что этого парня нельзя выпускать из города. Но сейчас мной руководила не логика, а инстинкт.

Мы бежали как два спринтера на своей последней Олимпиаде. Сердце вырывалось из груди, но бешеный адреналин не давал мозгу сообщить ногам об усталости.   Где-то на второй миле беглец прыгнул в седло и в ту же секунду завел движок. Байк рванул с места. Но я уже  догнал его. Вскинул руку и выпустил три пули.

Он завалился почти сразу. 

Жадно глотая воздух, я подошел.

Он лежал на боку и дергался в конвульсиях.

Я четко знал, что у меня есть еще одна пуля.

И не пожалел ее.

Потом сел на землю и долго пытался прикурить. Все тело ходило ходуном.


Я въехал в город и оставил байк возле первого же дома. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь бравый ковбой пристрелил меня в боевом угаре.

Дальше дошел пешком.

На востоке занимался рассвет. Небо лишь чуть посветлело, но уже позволяло рассмотреть лица идущих навстречу людей.

Думаю, на улицах был весь город. Большинство – еще серые от страха зеваки. Но некоторые работали, парами растаскивая по тротуарам трупы. Своих – справа, чужих – слева.

Возле прачечной, широко расставив ноги и засунув руки в карманы, стоял Робертсон. Казалось, он ждал меня.

- Ты где был?

- Подозреваешь в дезертирстве? – Я улыбнулся. – Не сегодня. Один смылся. Нельзя было дать ему уйти.

Он кивнул.

- Это те самые?

- Да. И привел их не я. Подожди. Я сейчас. Нужно поговорить.

Он хотел было что-то сказать, но передумал, видя, что я уже иду дальше.

На столики возле ангара ковбои сваливали оружие и боеприпасы. Один смотрел за тем, чтобы дети чего не увели.  Вокруг стояло десятка три пацанов и девчонок.

Я подошел к сидящему на ступеньках "Стоматологии" Финли.

- Ну как он?

Он поднял на меня растерянные глаза и как-то очень по-детски пожал плечами.

- Может умереть.

Я сел рядом и достал портсигар.

- Ты был молодцом сегодня. Сделал все, что мог.

Он кивнул.

- Да.

Из дверей вышла Салли. Посмотрела на меня и опять скрылась в доме. Вернулась с небольшой бутылкой и салфетками.

- Покажи, что у тебя на лбу?

- Как Фритц? Жив?

Она сняла с меня бандану и стала вытирать лоб. Было почти не больно. Кровь засохла.

- Плохо. Странно, что еще жив. В больнице, может, и был бы шанс. А тут… 

Громко засопев, Финли поднялся с места и быстро затопал прочь. Мне было его ужасно жаль.

- Пулевых у тебя нет?

- Что? – Я вынырнул из сентиментального настроя. – Нет. Как новенький.

Салли серьезно смотрела на меня.

- Тебя убьют, Джон.

Я улыбнулся.

- Меня? Это вряд ли.

- Убьют. Я знаю.

Она встала и поднялась в дом.

Сигарета обожгла мне пальцы. Отбросив окурок, я увидел, что ко мне подходит Вудро.  Издалека донесся срывающийся на визг голос Дорсета. Слов я не разбирал. Только видел, как он ругается с кем-то, истерично размахивая руками.

- Те трое на въезде – твоя работа? – Вудро сел рядом.

- Ну да.

- А всего сколько?

- Десять. – Я опять достал портсигар.

Вудро присвистнул.

- Лихо! Я знал, что ты – хорошая инвестиция. Дай-ка и мне, - он протянул руку к портсигару.

Я почти не удивился. Когда же начинать, как не сейчас.

- Сколько всего их положили?

Глядя на кончик сигареты, он осторожно затянулся.

- Четырнадцать.

- Пятнадцать, - я махнул рукой на запад и кивнул. Баланс сходился. – А наших?

Вудро зло прищурился. Он не умел проигрывать.

- Много… Шестеро моих и десять здесь. Плюс Фритц.

- Райнер?

- В порядке. Он железный. И, считай, ни одного раненного. – Он помолчал и мрачно добавил, - у нас.

Я его понял.

Где-то голосила женщина. За толпой я ее не видел.

- Одного надо было оставить. У нас предатель, Вудро. Кто-то привел их сюда. И рассказал про часовых. Их всех вырезали тихо. Шесть человек. И пулемет надоумили поставить на юге. А значит, кто-то хотел положить твоих парней. И этот кто-то имеет доступ к твоему радио. – Я медленно выдохнул дым. –Да, и скажи Дорсету, пусть отправит человек пятнадцать за байками. Они стоят в полутора милях к западу.

Вудро резко поднялся.

- Поехали.

В небе появились робкие розовые полосы.



22

Площадка перед домом была заполнена людьми. Видимо, там собрались все обитатели ранчо. Человек двадцать угрюмых мужиков внимательно смотрели на нас. В основном – грубые усталые лица, грязная одежда, настороженные взгляды. Резко выделялись только знакомые мне члены совета – кругленький Реджинальд Коул с очками на носу и лощеный бухгалтер Патрик.

- Почему не работаем? – Еще с расстояния в пару десятков ярдов крикнул Робертсон. В его голосе чувствовалось раздражение.

Ответить решился только Патрик.

- Волнуемся, Вудро, - его голос звучал мягко и уверенно.  – Я вижу, не хватает шестерых. Есть раненые? 

- Нет, - президент спрыгнул с коня и, не глядя, бросил поводья, которые тут же кто-то подхватил. – Все убиты. 
Он ненадолго задумался. Все ждали. Лошадей никто без команды не расседлывал.

- Вот что. Патрик, отбери человек шесть… нет, восемь. Только не моих. Отправь повозкой в город. Есть работа на кладбище. Райнер, четверых в патруль.  Только накормить сначала.  Коня нового шерифа  не расседлывать, - он показал на меня. Я удивленно вскинул бровь. -  Так,  все,  кто позавтракал – за работу!

Вудро обвел свою команду взглядом. Честно говоря, я думал, он произнесет какую-нибудь патриотическую речь. Но, видно, это был не его стиль.

- Патрик, Райнер, Митч и ван Дорн – за мной!

И направился к дому.

Едва войдя, мы сразу направились на лестницу, ведущую на второй этаж. За это время я успел различить удивительный ароматический коктейль из запахов кухни и грязных носков. Сразу захотелось есть.

Не знаю как на первом, но на втором этаже царствовал какой-то деревянный минимализм в духе Дикого Запада. Грубая мебель, стены, обшитые досками, никаких мягких поверхностей. И при этом поразительная чистота. Мы проследовали в средних размеров комнату. Прямоугольный стол. Четыре стула. Бюро. Древнее ружье на стене. Все.

Вудро подошел к бюро, повернул торчащий ключ и пошарил внутри. Через пару секунд повернулся со связкой ключей в руках.

- Вот. Все на месте.

Я обернулся на чуть задержавшегося Райнера и прочел удивление в его глазах.

Бросив ключи на стол, Вудро сложил руки на груди и встал напротив нас, широко расставив ноги.

- Нас предали. Кто-то по радио навел на город банду байкеров, которых мы недавно проучили. Если бы не Джон, сегодня утром никто бы не вернулся. И я хочу знать, кто эта сволочь. Митч, подойди!

Рядом со мной замялся неказистый мужичонка лет сорока пяти, с помятым лицом и непокрытой лысоватой головой.

- Я сказал, подойди, - голос маленького президента прозвучал намного тише. Его душил гнев.

Митч сделала три робких шага.   

- Твоя работа?

Митча затрясло мелкой дрожью.

- Не…не…не…

- Я спрашиваю, твоя работа? – Голос Вудро напоминал шипение.

- Мистер Робертсон, я никогда… Поверьте… Я не..!

Вудро поморщился.

- Ты что, пил? Мне и раньше казалось… Пил, я спрашиваю! – Вдруг заорал оно.

Митч быстро закивал. Мелкая дрожь стала намного крупнее. Мне показалось, я слышу, как стучат его колени.

- Где взял, сволочь? Я кого спрашиваю?!

Робертсон развернулся и с силой впечатал в лицо Митча обтянутый рыжей кожей кулак. Бедняга отлетел на меня. На струганные половицы брызнула кровь.

- Ко мне! Кто вам носит бухло, я спрашиваю?! Ну?!

Следующий удар был в живот. Митч согнулся и рухнул на колени. По половицам застучали капли крови.

- Ра…ра…ра…йнер, - Митч зарыдал.

Робертсон перевел круглые как доллар глаза на Райнера.

- Ты?... О, господи… Но, зачем? Ты? – Это явно не укладывалось в его голове.

Райнер снял шляпу и вперил глаза в носки сапог. Он не запирался.

Робертсон развернулся и прошел к окну. С минуту покачался на каблуках.

- Ладно. С этим разберемся позже, - кажется, он немного успокоился. – Райнер, посади его.   

Тот послушно исполнил указание.

На полу расползалась лужица крови, занимая позицию в стыках между досками. Я заметил, что Патрик смотрит туда же. На его лице застыла брезгливая гримаса.

- Слушай, Митч. Радио твое. Кроме тебя с ним никто дела не имеет. На мой этаж никто кроме нас не заходит. Никто не знает, где лежит ключ от комнаты. Ты хочешь сказать, это мистер О’Доннелл? Или Райнер? Или, может быть, я?

Робертсон навис над трясущимся на стуле доходягой.

- Не будь идиотом, Митч. Ты думал, тебя сложно вычислить? Зачем тебе это? Ну, рассказывай!

Митч затряс головой.

- Это не я…

Робертсон закусил губу. Потер пальцами левой руки кровавое пятно на перчатке.

- Ладно. Райнер, приступай.

Ковбой бросил на меня короткий взгляд и, повернувшись, коротко, без замаха, ударил сидящего в челюсть.

Я развернулся и вышел из комнаты.

Во дворе прошел к беседке, сел  и закурил.

Участвовать в этом я не собирался. Но и остановить не мог. На душе было скверно.

Я выкурил две сигареты. И подумывал о третьей. Желудок сводило от голода. А еще – очень хотелось кофе. Я еще помнил его вкус.

Из-за восточной оконечности гор появились первые солнечные лучи. Я начал перезаряжать пистолеты.

Первым вышел Робертсон.  Райнер и долговязый Патрик выволокли Митча. На него было страшно смотреть. Робертсон показал на центр двора.

- Бросьте здесь.

Я подошел и постарался поймать его взгляд.

- Мне кажется, это не он.

Я уже видел такие глаза. У бешеных псов.

- Сейчас это уже не имеет значения. Это война, Джон. – Его голос был спокоен. - Тебе очень нужно это понять. Иначе…

Он развернулся и подошел к Митчу. Затем достал револьвер и выстрелил ему в голову.

Сегодня я видел много смертей. Но сейчас моя голова дернулась как от пощечины.

- Уберите это.

Робертсон, не оглядываясь, ушел в дом.

А я стоял и смотрел на труп.

Мне подвели коня.


Я сидел и смотрел на кружащуюся в потоках ветра пыль. Кто-то принес мне еду. Это была не Джина.

Маленькие вихри резко взмывали, и так же резко опускались. Мне казалось, я вижу, как песчинки одна за другой умиротворенно ложатся на заранее облюбованное место. Так маленькие человеческие точки занимают свои позиции на бесполезных парадах на огромных стадионах.  С тем, чтобы через мгновение перестроиться и  стройным ручейком влиться в огромный фрагмент очередной фигуры…   А вечером они будут преисполнены чувства выполненного долга и, может быть,  даже ощутят счастье, заняв свое место по периметру уютного домашнего стола…   Знакомо ли мне это чувство?

Неужели чьей-то волей на свет появляются изначально больные люди? Ведь истинно болен не тот, кто мечтает о будущем. Кому отказано после всенощных просьб. А тот, кто жалеет о прошлом и настоящем. И я не вижу в этом своей вины. Где-то что-то проспал, упустил? Возможно. Но я этого не заметил. Неужели так должно быть? Неосознанная вина хуже намеренной? Такова игра богов? С них станется.

Полгода я занимался тем, что спасал свою жизнь. Это очень утомительный процесс. Наверное, намного утомительнее спасения души. Я убил десятки людей. Людей, которых и без того не так много осталось на этом чертовом шарике. Сколько еще?

Недавно я ожил. Начал что-то чувствовать. И вдруг…

Всегда было интересно - что чувствуют спортсмены после большой победы?   Годы притупленных чувств и эмоций. Прорыв. Мечта. И что дальше?

Кто-то задел мой локоть. Я вскинул голову. Незнакомая женщина в серых бриджах. Профиль, который никогда больше не увижу… Взгляд с удивлением уперся в пустую тарелку.

Я устал.

Почему она сказала, что меня убьют? Насколько сильна хваленая женская интуиция?

По улице шел Финли. Я махнул ему рукой. 

- Как он, жив?

Финли кивнул.

- Да. Но скоро умрет.

Он положил на стол свои огромные руки и теперь смотрел на них.

- Хочешь пойти к нему? Он без сознания. – На моей памяти это был первый случай, когда Финли нарушил молчание.

- Нет.

Маленькая голова в огромной шляпе кивнула.

- И я тоже. Это плохо?

- Не знаю. Нормально. О близких людях нужно помнить только хорошее.

Он опять кивнул.

- Макмерфи тоже убили. Со склада. Он был без оружия. Маленькая дырка во лбу. Зачем он вышел?

Я вздрогнул.

- В городе ни одного поста. Это плохо. Нужно нести службу.

Никогда еще Финли так много не говорил. Он был похож на бормочущего во сне сфинкса. И все смотрел на свои сложенные на столе руки.

- Сколько у нас осталось человек?

- Шестеро. И мы.

Я вдруг вспомнил, что еще не курил после еды.

- Знаешь, я думаю, с этим нужно подождать.  К ночи разберемся. Не будем спешить. Идут плохие времена. Многое может случиться. Подождем.

Напротив меня открылась дверь. На крыльцо вышла Салли. Зажигалка замерла в моей руке. Финли повернулся всем телом.

Салли покачала головой.

Я встал и пошел в противоположную сторону. Наверное, не хотел смотреть на Финли. По дороге прикурил. Дошел до склада.

На асфальте было несколько бурых пятен. Каждое из них означало человеческую жизнь. Я увидел в них серые пыльные точки.

Дверь была приоткрыта. Внутри царила прохлада и множество неуловимых запахов.

Я осмотрелся. Коробки. Мешки. Инструменты. В правом ближнем углу пылился мой байк. Возле него стоял конторский столик со стареньким деревянным стулом. На столе - несколько тетрадей и дешевая шариковая ручка. Я пролистал верхнюю. Учет выдачи и поступлений. Две сухие корявые колонки.   

Я просмотрел записи за последние десять дней. Ни одной знакомой или интересующей меня фамилии. Ни одного вырванного листка. Я кивнул и вышел в дневное пекло.

На сердце не было больно. Скорее пусто.


Часы показывали половину четвертого. Рядом со мной лежало пять затушенных  окурков.  Многовато конечно для часового раздумья. Но главное – никотиновая атака как обычно дала результат. Картинка более-менее сложилась. Теперь нужно было определиться с дальнейшими действиями.

Я опять закурил.

И без того слишком резвое для этого часа уличное движение еще больше активизировалось. При этом большинство адептов Роберта Брауна решили переметнуться в лагерь сторонников последовательного движения. Все  топали к центральной площади. Оживленные. Взбудораженные. Им было не до меня.

Я сидел на земле в тени боковой стены склада. И примерно догадывался, что их ждет там, на площади.

План действий был необыкновенно прост. Можно сказать, что недокуренная и до половины сигарета погибала зря. Решающим стало лицезрение удаляющейся потной спины конюха Мортимера.

Я вскочил на ноги и пошел в конюшню. Эти две недели не прошли даром. По крайней мере, я теперь умел запрягать лошадей. На то, чтобы оседлать три кобылы, у меня ушло меньше пятнадцати минут. Если так дальше пойдет, я научусь косить, пахать, колоть дрова, валить лес… Хотя, это вряд ли. Не в меру ироничный мозг пришлось одернуть.

Лысого Олсона было не видно. Но хорошо слышно. Высокий скрипучий голос прорывался сквозь гудение толпы. Наверное, здесь собрались все. Человек двести пятьдесят. Не меньше.

Осторожно, стараясь не привлекать внимания, по внешнему радиусу я добрался до больницы. Нескольких услышанных фраз мне вполне хватило, чтобы понять общую тематику митинга.

К счастью, Финли был неподалеку. Я взял его за руку и увлек к дверям больницы, где стояла Салли. Через минуту я уже закрывал за нами дверь. Секунду подумал и вошел в палату.

Джина сидела на стуле и смотрела в окно. Я встал боком, чтобы не видеть то, что лежало на кровати. Финли сделал примерно то же.

Салли опередила меня. Обычно такая спокойная, уравновешенная, сейчас она напоминала напуганную девочку, прибежавшую к папе.

- Джон, творится что-то ужасное. Приехал Олсон. Он говорит, что убил Вудро Робертсона. Ужасно довольный. Он рассказывает страшные вещи. Что Робертсон убивал людей. Что…

- Я знаю, - мне хотелось, чтобы голос звучал мягче и спокойнее. Но он подводил. – Все это вранье. Но грядет смена власти. Вам всем опасно оставаться в городе. По крайней мере - сегодня. Скоро все уляжется и можно будет вернуться. Но сегодняшнюю ночь нужно переждать. В конюшне стоят три запряженные лошади. Вы должны тихо выбраться и ехать к Макбрайду…

- Я никуда не поеду, - Джина сказала это тихо и очень уверенно.

Я сразу понял, что убеждать ее бесполезно. 

- Хорошо. Салли, запомни. Скажи  Эду, чтобы был тверд, но ни во что не ввязывался. Он умный парень, думаю, у него получится. Запомнила?

Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Странно, я и не замечал, что они такие большие.

- Тверд, но не ввязывался… А как же ты, Джон?

- Я подъеду чуть позже. Со мной все будет в порядке. Я умный и везучий.

Кажется, я очень убедительно улыбнулся.
И тут подал голос Финли.

- Я тоже не поеду.

Этого еще не хватало.

- Финли, дружище. Там ты будешь нужнее. У нас каждый человек на счету. А тут можно нарваться на пулю. Совершенно зря. Можешь считать это приказом.

Он решительно мотнул головой.

- Не поеду. Я с тобой.

Черт!

- Финли…

- Нет.

Что ж вы тут все  такие решительные? Ну, да, Дикий Запад. Медвежатина.

Я взял за плечи Салли.

- Слушай внимательно. Сейчас вылезаешь в окно. Осторожно, садами пробираешься в конюшню. И что есть мочи, переулками, с запада едешь к Эду. Держись как можно западнее, подальше от дороги, чтобы не нарваться на ребят с ранчо. Ты вообще верхом ездишь?

- Плохо.

Я вздохнул.

- Ну, тогда езжай осторожнее. Финли, какая лошадь самая спокойная?

Он наморщил лоб.

- Белая. Молли.

- Хорошо. Берем белую.

Осторожно обойдя так и не двинувшуюся с места Джину, я подвел Салли к окну. Распахнул его. Помог Салли взобраться на подоконник и медленно опустил ее наружу. Она хотела что-то сказать, но я ей не дал.

- Не подведи, родная. Удачи.

И закрыл окно.

- Финли. Идем в участок. Строго за мной. Не отставай.



23

Прошло часа два.  Все это время в город пребывали люди. Грязные бородатые мужики. Многие с оружием. Судя по тому, что я нигде не видел великана Джима Хаусли, это была команда Олсона. Площадь бурлила. То и дело мелькали бутылки с мутной жидкостью.

Однако вскоре появился и бригадир восточной фермы.

Я сидел в кресле в полумраке коридора и смотрел на это разгул демократии через стеклянную дверь. Рядом лежал трофейный пулемет.

Недавно прибыли всадники с ранчо. По тому, как толпа синхронно развернулась и начала уплотняться к центру площади, я понял, что началось действо. На двери участка уже никто не смотрел.

Я встал и пошел к стеклу.

На возвышении – наверное, на столе – стоял тощий Патрик и что-то вещал. Слов я не слышал, но не сомневался, что это было что-то очень убедительное.  Иногда он делал паузы, и толпа начинала одобрительно гудеть. Оратор терпеливо ждал и руками просил всех успокоиться. Сейчас он мало напоминал того апатичного интеллектуала, которого я видел дважды. Теперь это был кандидат в президенты. Живой, ироничный, серьезный, возмущенный. Мне не было нужды его слушать.

Коррупция. Злоупотребления. Время перемен. Демократия. Свобода.  Равенство. Братство.

Ах, да, еще очищение рядов.

Я увидел, как многие головы поворачиваются и смотрят на меня. Пора было возвращаться в кресло.

Мне всегда казалось, что я умею мыслить если не стратегически, то хотя бы тактически. Думать, и принимать правильные решения. Что в сумме с некоторым везением позволило дожить до этого дня. Но сейчас я собирался сделать глупость. Потому что иногда правильных решений не существует.

Я уверен, что Рик бы на моем месте не сбежал. Может быть, он бы даже что-нибудь придумал. Кто знает. В любом случае – я не он. Но скорее всего он бы полез на трибуну. И скорее всего это бы ничего не дало. Потому что я не представлял себе слов, способных заставить папуасов побросать копья и рухнуть ниц. Я думаю, он бы плохо кончил.

Мне больше нравился другой вариант. То же самое, но несколько эффектнее. Дикий Запад, как-никак.

Я сделал знак Финли. Он сидел на полу, прислонившись спиной к открытой двери в кабинет. На коленях АК. Рядом два магазина.

Пора. Пулемет был тяжелым.

Я обратил к потолку последнюю молитву. И она была услышана. Первым в дверь вошел Лысый Олсон.

За его пятью футами торчали бородатые рожи.

- Сдавай оружие, голодранец! Все, отожрался!

Тут его взгляд уперся в пулемет. Я медленно выдохнул.

- Пошел вон.

Его рыжие брови продолжали ползти на круглый лоб.

Я дал короткую очередь.

Олсона выбросило на улицу. Толпящиеся сзади мужики отпрянули в сторону. Дверь захлопнулась. Через несколько секунд с площади раздались выстрелы. Семифутовое стекло рухнуло на землю. Отдельные осколки долетели до моих ног. Потом все стихло. На линии огня не было ни одной живой души.

Дураков идти на штурм не нашлось. Минуты через две начались переговоры. Я и не сомневался, что услышу уверенный, хорошо поставленный голос Патрика О’Доннелла. Новый президент выигрывал свою первую войну.

- Джон! Не валяй дурака! Я в курсе, что ты свое дело знаешь. Ну, положишь ты еще с десяток. А дальше что? В чем смысл? Обложим вас дровами, подожжем. Сами на пули вылезете. Кстати, кто там еще с тобой? Выходи. Обещаю никого больше не трогать. И тебе обещаю честный суд. Пять минут на размышления.

Хм, а это ты уже, брат, на публику работаешь. 

Что ж, будем размышлять. Положить с десяток ублюдков – это конечно заманчиво. Слишком заманчиво. Но Финли путал мне все карты.  Предложение было щедрым. Приходилось выбирать вариант Б.

Я отложил пулемет, встал и прошел в кабинет. Снял ремень с кобурами и патронташем. Засунул в ящик стола под какие-то бумаги. Потом сделал знак Финли подняться. Отобрал у него автомат и револьвер. Положил их на шкаф.

- Мы свое дело сделали. Несогласие показали. Теперь нужно сдаваться. Я выйду. Ты оставайся здесь. Не сопротивляйся. Это глупо. Силы нам еще пригодятся. Окей?

И опять он упрямо замотал головой.

- Идем вместе.

Я вздохнул. Ну что ты с ним будешь делать?

- Иди.

Пропустив его вперед, я уже почти занес руку, чтобы рубануть его по шее… И вдруг передумал. Он заслужил право на мужской поступок. Если выживет – будет знать, чего стоит.

Мне оставалось лишь обогнать его и выйти первым.

Нам дали перешагнуть труп Олсона и пройти еще  пару ярдов. Потом кольцо сомкнулось.  И нас начали бить. Я успел увернуться от одного удара, но это было бесполезно. Следующий – прямо в челюсть – отбросил меня назад. И я решил упасть. Успев заметить, как Финли лупит направо и налево своими кувалдами. Эх, зря это он. После первого пинка я свернулся калачиком, прикрыв голову локтями, и стал ждать, когда это закончится. Последней мыслью было – хорошо бы не отключиться. А дальше была только боль.

Удары приходили со всех сторон. Десятки ног жаждали добраться до моего набычившегося всеми мышцами тела.

Я не знаю, сколько это продолжалось. Раз не потерял сознание – наверное, не долго. Потом прозвучал выстрел и властный крик:

- Хватит!

Еще несколько вялых ударов.  И все закончилось.

- Достаточно! Забьете до смерти. Это Америка! Мы будем их судить. Все должно быть по закону. Самосуда больше не будет! Все согласны? Мэр Дорсет?

- Да, конечно, Патрик. Мы должны чтить основополагающие принципы нашей великой страны. Я полагаю, никто не будет возражать, если я назначу суд на завтра?

Раздался слабый гул одобрения.

Я решил открыть глаза и глянуть на эту гниду. Но левый глаз заплыл и приоткрылся лишь на четверть дюйма. А обзор правым был просто никакой – я лежал на правом боку. Мышцы отказывались реагировать на команды мозга. Все тело сковал подрагивающий деревянный панцирь.

Видимо, последнее слово должно было остаться за О’Доннеллом:

- Заприте их за решеткой. А сегодняшний день, я уверен, все хотят провести со своими семьями, в родных домах, с бутылочкой доброго виски! Все за?!

На этот раз гул был куда более дружный и радостный.

Меня подхватили и поставили на ноги две пары крепких рук. Но мои ноги отказывались слушаться, и я повис на своих охранниках. Ничего, пусть маленько поработают.

Я увидел, что Финли досталось больше моего. Он лежал без сознания. Лицо превратилось в кровавую маску. Четыре дюжих парня безуспешно пытались поднять его с земли. Тут мой единственный здоровый глаз залила кровь.

Меня поволокли в участок. Под коленями хрустело битое стекло. А еще ужасно воняло немытыми подмышками.

Эти скоты даже не удосужились бросить меня на кровать. Просто свалили мешком свеклы на пол. Заскрипело железо. Звякнул замок.

Я почувствовал, что сейчас отключусь.


24

Не знаю, можно ли назвать состояние, в котором я находился, сном. Или сон – это то место, где показывают сны?

Я попытался открыть глаза и вначале испугался, когда ничего не увидел. Но сразу понял, что просто не могу поднять веки. Левый глаз полностью заплыл, а на правом засохла кровавая корка. Я приподнял руку и тут же вскрикнул от боли. Казалось, вся правая половина тела превратилась в сплошной синяк. Через минуту мне пришлось узнать, что по сравнению с тем, что чувствовала левая, это были только цветочки.

И все же я протер глаз. Корка треснула и отпустила веко. По крайней мере в этом месте больно не было. Значит, голова разбита где-то выше.

В камере было темно. И все-таки сюда проникал свет. Еле заметный, ночной. Выходит, я проспал – или как там оно называется – минимум часа четыре.  С улицы доносился смех и крики.

Я встал на корточки и взобрался не кровать. Итог – можно считать, пока отделался легким испугом. Болело все, но конечности были целы. Кажется, сломано несколько ребер. Возможно, сотрясение. Надо лбом рваная рана дюйма в три длиной.  Разорван уголок рта. Могло быть и хуже.

- Финли, - позвал я шепотом. Потом повторил громче.

За стеной раздался хрип. Из последовавшего за ним вздоха я расшифровал слабое "да". Слава тебе, Господи!

- Слышишь, держись, друг. Прорвемся.

Мне бы этот оптимизм! Но, по крайней мере, я знал, что есть за кого бороться. А значит, завтра я буду драться.

Кормить нас наверняка не будут. Поить тоже. Ну и черт с ними! Есть проблемы посерьезнее.

Я оперся на локоть и рывком сел, стиснув зубы. Потом встал. Попробовал пройтись. Меня качнуло, и пришлось опереться на стену. Дальше пошло лучше. Жить можно.

Осмотр камеры ничего не дал. Жаль, я не догадался спрятать оружие здесь. Эти кретины, кажется, даже ничего тут не обыскали.

Я размял суставы и опять лег. Оставалось только отдыхать и ждать рассвета.

Но еще задолго до него у нас появились гости.

Кто-то тихо открыл заднюю дверь и осторожно вошел в коридор. Я вскочил на ноги и вжался в стену возле замка решетки.

Гость постоял возле соседней камеры и подошел к моей.

- Джонни?

Это было сказано шепотом, но, черт возьми, я узнал голос!

- Райнер?

- А кто еще? У вас тут где-то есть запасные ключи?

Мое сердце билось так, как будто мне только что подарили трехколесный велосипед!

- Не знаю, Ронни. Спроси у Финли. Он в соседней камере.

Я не слышал, что сказал Финли, но Райнер сразу ушел в сторону конторы. Он был удивительно ловок для деревенского увальня. Я не слышал ни одного звука, пока он не вернулся.

Первый ключ не подошел. Райнер аккуратно, так, что связка даже не звякнула, взял в руки следующий. Замок щелкнул. Дверь медленно отъехала в сторону.

- Открой Финли. Я сейчас.

Я прокрался в контору и вытащил спрятанные пистолеты. Ощущения от сковавшего бедра ремня с кобурами, казалось, прибавили мне сил. Я осторожно достал со шкафа оружие Финли. Превозмогая боль, перекинул ремень АК через плечо.

Райнер уже справился с замком и теперь стоял над Финли. Дело было плохо. Перед нами лежали триста фунтов молчаливого мяса.

- Транспорт есть?

- Обижаешь, - протянул Райнер. – Повозка на резиновом ходу. Все смазано. Конь тихий. Копыта обернуты. Шорки на глазах. Но как мы это попрем? Ты уверен, что хочешь его взять?

- Не обсуждается. Взялись.

Если я и совершил в своей жизни подвиг, достойный Геракла, то это был именно он. Поднять и протащить пару десятков ярдов такую тушу! Притом, что я сам еле стоял на ногах! Финли геройски пытался перебирать ногами, но это у него плохо получалось.

И все-таки мы сделали это.

Райнер сел на передок. Я снял автомат и завалился рядом с Финли.

- Куда?

Мой бортовой компьютер думал не больше секунды.

- На восток. К святошам.

Райнер кивнул.

Город спал пьяным похотливым сном.

Ночь была темнее предыдущей, но луна исправно отрабатывала свою смену.

Мне казалось, мы прошли почти незамеченными. Только на самом выезде нас окликнул пьяный голос, и на дорогу вывалилась шатающаяся тень. Райнер ее проигнорировал, направив коня через холмистое темное поле.

- Думаешь, они нас примут?

- Исключено. Но нам нужно пристроить Финли. С ним мы далеко не уйдем. Нам, правда, это и не нужно. Согласен?

Райнер обернулся.

- Ты это о чем?

- Они будут нас искать. На тяжелой повозке мы далеко не уйдем. Значит, будем ждать их в горах. Нужно только оставить Финли и найти хорошее место для засады. Согласен?

Он хохотнул.

- Мне нравится ход твоих мыслей, дружище. Сделаем в лучшем виде.

Мы свернули в лес и сбавили ход. Было темно, хоть глаз выколи. И все же через пару минут петляния между деревьями Райнер вывел нас на дорогу. Вскоре я разглядел поляну, на которой вчера сверкал голой грудью. Казалось, это было давно.

- Стой. Слезь и приляг, а то еще зацепят ненароком. Ждать придется долго.

- Окей. – Райнер спрыгнул с повозки. - Смотри. Видишь там, в горах, высокое дерево. Встречаемся там. Я отгоню повозку восточнее, подальше отсюда, и пешком выйду туда. Крюк тот еще. Тебе бы лучше пройти напрямик через землю святош и подняться с этой стороны. А то уж больно далеко идти, а тебе, как я видел, досталось изрядно. Понял?

Я с трудом выбрался из повозки, снял ремень и доковылял до крайнего с поляной куста. Ну, с богом!

- Эй, дети господа! Не стреляйте! Я – тот парень, что был здесь дважды! Я шериф Соттона! У меня раненый! Я медленно подойду!

Боже, как же болит рот! Не скоро мне целоваться. Подняв руки, я во второй раз ступил в уже знакомую реку.

Заросшая черными кустами изгородь не подавала признаков жизни. Они что, боятся, что мы будем стрелять на звук? А я типа долбанный камикадзе? На фоне неба темнела визуально безжизненная дозорная вышка.

Пока я дошел до ворот, странное желание жить трансформировалось в куда более простое желание лечь.

Однако на этот раз никто меня на землю не бросал. Железные руки вновь дернули мое несчастное тело в сторону и прижали к забору. Другая, не менее нежная пара конечностей, быстро обыскала меня сверху вниз.

- Ну?

В темноте блеснули белые зубы. Неужто опять тот же парень? Он когда-нибудь спит?   

- Я могу поговорить с епископом?
- Нет.

Понятно.

- Тогда будь другом, сбегай к кому-нибудь главному и передай следующее. В Соттоне переворот. К власти пришли плохие парни. Можешь назвать их партией войны. И очень скоро у вас с ними будут проблемы. Но если я сегодня выживу, они проживут недолго. А я буду вашим должником. Нас трое. Один – раненный. Насколько тяжело – не знаю. Я прошу вас приютить его на денек-другой и подлатать. Это же будет по-христиански? Если вы готовы его принять, я бы посоветовал подогнать тележку покрупнее. И последнее. Мне нужно попасть вон на ту гору. Хорошо бы, чтобы вы меня туда провели. А то я еле иду. Против конвоя не возражаю. Все. Запомнил?

Крепкие лапы отпустили меня.

- Жди здесь.

Он растворился в ночи. Как будто его и не было.

Я рухнул на землю. Вернее "рухнул" – это сильно сказано. Осторожно опустился. Потерявшие белое оперение облака, похожие на изготовившихся к прыжку тощих кошек, прикрывали большинство звезд.  Луна зависла над верхушками елей, отражая ровный и спокойный свет.

Мне было хорошо. Я даже улыбнулся, вспомнив о том, как какие-то пол суток назад собрался умирать. Забавная штука эта жизнь. В чувстве юмора ей не откажешь.  Живешь себе. Считаешь себя серьезным взрослым человеком. Принимаешь правильные решения. Даже гордишься ими.  А уже завтра, не моргнув глазом, передумываешь, и смотришь на себя вчерашнего как на дите малое.  И так раз за разом. И кто его знает, когда ты прав? Наверное, все же тогда, когда улыбаешься.

Мой черный знакомый появился так же внезапно, как и исчез.

- Принято. Где твой раненный?

Я нехотя поднялся и свистнул.

- Ронни! Давай.

Райнер подогнал повозку. Я одел ремень. Невесть откуда взявшиеся четверо крепких парней в широкополых шляпах расстелили на траве брезент,  и без видимых усилий положили на него Финли. Увидев поблескивающий в щелке опухших век глаз, я наклонился.

- Все будет хорошо, друг. Я скоро вернусь за тобой.

Он стиснул мне руку. Прошептал с трудом различимыми в черном кровавом месиве губами. 

- Ты молодец… Джон.

Мне на глаза навернулись слезы.

- Зови меня "Голландец".

Я повернулся к Райнеру.

- До встречи, Ронни. Там, в повозке, автомат. Еще раз спасибо.

Его лицо было в тени. Но я знал, что он улыбается своим беззубым ртом.

- Нет проблем. Обращайтесь. Только не откинь копыта по дороге. У меня на тебя большие планы.

Через минуту повозка скрылась в лесной тьме.

Возле одного из последних домов по левой стороне носильщики повернули. Их встретили две тихие женские тени. Мой провожатый небрежно махнул им рукой.

- Этому тоже нужна помощь. Принесите бинты. Садись.

Он показал мне на массивную скамью возле длинного высокого стола. Сел рядом и протянул большую пластиковую флягу. Вода.

Финли занесли в дом. В окошке одна за другой вспыхнули несколько свечей. Затем вышли две женщины. Те же, или другие, я не знал.

Осветив меня со всех сторон свечами, попросили раздеться до пояса. Я не возражал. Одна занялась головой. Другая - очень острожными прикосновениями ощупала тело. Ненадолго скрылась в доме. Вернулась с большим куском белой материи.

- Сломано много ребер. Нужно зафиксировать.

В это время ее напарница пыталась снять с моей головы присохшую бандану. Для этого пришлось отрезать несколько прядей. Промыла рану.

- Нужно обрить голову.  Кларенс, подержи свечи повыше. 

Я умиротворенно плыл по руслу ночной судьбы.

Меня обрили и стали зашивать рану. Потом взялись за рот.  Я ничему не противился. Небо было черным. До рассвета еще было время.

Кларенс провел меня до северной оконечности лагеря. Дважды издал какой-то звериный звук, и тут же от земли отделились две большие тени, открывшие незаметную моему глазу калитку в изгороди. Калитка даже не скрипнула. Я не переставал удивляться слаженности жизни в этом тихом лесном муравейнике.

- Утром тут немного постреляют. Так что вы не пугайтесь. Ничего страшного. – Казалось, зашитый рот изменил тембр голоса.

Кларенс протянул мне руку.

- Удачи тебе, Голландец. – Разумеется, слух у него был отменный. – Я вижу в тебе главное. Я говорил, чтобы ты больше не приходил, но я могу и передумать.

Откуда берутся такие потрясающе белые зубы?




25

Райнер разрешил закурить. Эти остолопы меня даже не обыскивали.

Я лежал за большим, поросшим дремучим мхом валуном на склоне горы. Ковбой сидел рядом. Снизу нас не было видно. Занимался рассвет.

Путь в гору был долог и мучителен. На него ушло почти два часа. Разобрать, какое именно дерево мне нужно, было невозможно. Я просто старался держать направление.   А еще – специально не повязывал бандану. В надежде, что Райнер заметит мою забинтованную белую голову. Так оно и случилось.

Каждая клеточка тела сочилась болью. Ноги разрывала молочная кислота.

Сигарета была именно тем, что мне было нужно. Я вставил ее в незаклеенный кусок рта.

- Дай глотнуть виски. У тебя же всегда есть?

- А то!

Вонючая жидкость обожгла пищевод и горячим комом опустилась в пустой желудок.

- Зачем ты пошел против своих?

После третьего глотка он отобрал у меня флягу.

- Обидеться, что ли? Вы что же все думаете – Ронни Райнер дубина тупоголовая? Да, я с десяти лет при лошадях.  Ничего кроме конюшни не видел. В Диснейленде никогда не был. За двадцать лет ни одной книжки не читал. И не собираюсь! Но сердце-то у меня есть!   

Заметив, что говорит слишком громко, он перешел на шепот.

- Я хорошего человека от плохого отличить очень даже могу. И когда что-то делают неправильно – тоже вижу.  Я сам многое делал неправильно. И я об этом знаю. Может, когда-нибудь даже в церковь ходить начну. Но это я не знаю – еще не решил.  А еще я знаю, что такое преданность. Я при Вудро с четырнадцати лет. Знаешь, какой он человек был? Настоящий.

Чувствовалось, что Райнер говорит о самом главном. Наболевшем.

- Ведь он мог сюда и не возвращаться. Парень умный, в городе учился. Но папаша у него был бестолочь, алкаш. А ранчо фамильное. Вот он и вернулся. Потому что считал, что это правильно. У него в крови ответственность. Он терпеть не мог, когда где-то был бардак, несправедливость.

Он прикурил одну сигарету от другой.

- А я что? Мальчишка, хулиган, считай, безотцовщина. Мне к такому как Вудро прибиться – везение. Он начальник, а я самый преданный ему человек. Не всем же начальниками быть… А тут какая-то кривоногая сволочь этому настоящему человеку семь пуль в грудь кладет! А все вокруг на это смотрят и вроде как даже и рады!

Он ненадолго задумался, покручивая сигарету между большим и указательным пальцем.

- Понимаешь, Джонни… Вудро, он ведь тоже не всегда правильно делал. Я же это видел. Но он не для себя. Он считал, что так нужно… Я знаю, что ты его осуждаешь. Наверное, имеешь причины. Но он тебе не был врагом. Враги – они с другой стороны. А Вудро когда-нибудь у нас еще памятник поставят. Вот увидишь. Если останешься, конечно.

Теперь Райнер смотрел прямо на меня. В его глазах играли розовые рассветные блики.

- Сдается мне, что у тебя может получиться. Я знаю, что по жизни второй. Но при тебе мог бы попробовать. Ничего не обещаю, - он поднял палец. – Я тебя еще слишком мало знаю. Притереться нужно. Присмотреться. Но в спину никогда не ударю. Это могу точно обещать. Как?

Я вяло поднял руку в сторону его протянутой ладони. Осторожно улыбнулся одной щекой.

- Посмотрим. Сначала нужно выжить.

Он решительно тряхнул головой.

- Выживешь. Сто процентов. Ты живучий. Ты их всех перебьешь. Мы перебьем.

- Всех не надо. Главное – голову отрубить.

- Отрубим! Ты мне вот чего скажи – какого милого ты на рожон полез? Олсона пристрелил. Нет, я конечно, не против – я бы его сам, не сегодня, так завтра. Но тебе зачем? Сразу бы сдался. А уж потом что-нибудь бы придумал. Ты же умный. А так и разорвать могли. Сглупил? Вряд ли…

Я поежился. Боль немного отступила. Теперь меня больше донимал холод. То ли у меня температура поднималась, то ли в горах уже началась осень. Высокие ровные стволы обступивших нас деревьев давили могильной влагой. Далекое солнце только настраивало свой оптический прицел.

- Знаешь, Ронни, я сам уже сейчас не очень понимаю. Тогда это казалось правильным. Я не должен без приказа оставлять свой пост. А приказ было отдать некому. Глупо, наверное… Да и Олсона очень уж хотелось пристрелить. Ты мне лучше вот что скажи – у тебя ведь не было романа с женой Дорсета?

Райнер скривил потешную рожу и почесал за ухом.

- Нет, конечно. Но слушок такой прошел. Мне и приятно. Не разочаровывать же парней. Так, для поддержания авторитета. Да и вообще…

- Это я понял. А в город ты ездил за выпивкой для своих парней. Но с ней же ты зачем-то встречался? Записки возил?

- Да-а… А ты откуда знаешь?

Он выглядел так, как будто вывалился из седла, и не может понять, как же это случилось.

- Догадался. Последняя версия мобилки. Записки от Патрика О’Доннелла? И что в них было?

Райнер был похож на первый раз попавшего в цирк трехлетнего мальчика.

- Да. То есть не знаю – там не по-нашему было написано. С какими-то черточками. Считай, через день возил. Туда и обратно.

- У них что-то было? Ну, роман.

- Думаю, да. Еще раньше. Когда Патрик в городе жил. Но это неточно.

Я кивнул. Что ж, все правильно.

- Она тебя заставляла? Или он? Грозились рассказать Вудро о виски?

- Ну, да. Она. В городе только она знала да Джина – она мне и давала. Немного. Пару бутылок. Это на тридцать, считай, человек. Ребятам же тоже нужно расслабляться. Тут Вудро палку немного перегибал.  Джина-то баба своя. С пониманием. А вот цыпа, конечно, змея. А мне-то чего связываться? Дело несложное.

- Несложное. Но дурацкое. Все беды от вранья, Ронни. Не бойся ты Вудро, ничего бы, может, и не случилось.

Он весь подался вперед.

- Это как это?

Я втянул голову в куртку. Чуть поменял позу. Закурил. И начал рассказывать.

- Вся эта хрень – из-за Эмили Дорсет. Фермеров убивала она. Доказать я, конечно, ничего не могу, но мне и в окружном суде не выступать. Все дело в том, что этой женщине здесь было душно. Скучно. Работа с плебейками – не для нее. Руководить – не давали. Ни ей, ни даже мужу. Любовник – черт знает где, на ранчо. Других мужиков в городе нет. Всех развлечений – утренние вылазки на охоту с арбалетом. Да и то дичь в округе уже всю перебили. Кстати, она сама мне об этом рассказала. Тогда-то я впервые на нее и подумал. Но уж больно это казалось нагло. Сама сказала, что была на охоте в утро первого убийства. Но она вообще наглая особь. И очень любит играть с адреналином. Для нее вообще все - игра. Человеческая жизнь – фишка от Монополии. Расстрелять в упор семью под носом у патруля. Положить троих издалека – один промах и разбегутся. Сплести интригу из ничего. Вроде простенько, ошибешься – и догадаются, а ведь получилось…

- Стой, а где она брала оружие?

- Дробовик сперла у Мэйнардов. И сразу после второго убийства выбросила где-то в лесу. Винтовку украла у меня. Наверное, видела ее, притороченную к байку.  Думается мне, что это сделал ее муженек. Сам бы он, конечно, до такого не додумался. Да и кишка тонка. Но, я думаю, она умеет убеждать. Я проверил, кто в последнее время ходил на склад. Ни одной подозрительной записи. Там ведь в тетради все визиты записываются. Но в основном одни кухонные записи - мешок того, ящик сего. И вырванных страниц нет. Кого бы кладовщик не стал записывать? Вариантов немного. Мне больше всего нравиться – бездельник мэр. Пошлялся себе, типа с ревизией, да и сунул под плащ, в котором он рыбу ловит. Кладовщика, кстати, ночью убили. Безоружного. Думаю, стрельба к тому моменту уже закончилась. Я еще позавчера говорил о винтовке Фритцу. Скорее всего, он пришел к тем же выводам. То-то я видел Дорсета, бежавшего как ошпаренный через весь город. При его-то комплексах. Но я тогда Фритца не видел – лег спать. Думаю, не подстрели его байкеры, он бы все равно до утра не дожил. Вот такая веселая девушка наша Эмили.

- Постой, - Райнер так жадно глотал мои слова, что даже забыл следить за подходами, что раньше делал ежеминутно.  Ну да ладно. Я уже заканчивал.  – Зачем ей это? И при чем здесь записки?

- Записки – это самое главное. Созрела в ее очаровательной головке идея совместить приятное с полезным. На людей поохотиться и Вудро подставить. Нужно же было как-то слухи распространять? Вот она и списывалась с О’Доннеллом. А он подкидывал грязные мыслишки, кому мог. И главное – Олсону. А уж тот через своих ребят заразил город. А когда Вудро на глазах у всех парня застрелил – настало самое время. Тем более, что процент преданных людей у него к тому моменту заметно снизился. Я более чем уверен, что она сказала Патрику передать по радио хармингским байкерам положить нас всех сразу по прибытии.  А там были лучшие люди Вудро. Да и я к тому моменту, думаю, ей уже очень не нравился. А когда они узнали, что мы вернулись с победой и лишними подозрениями, решили добить всю гвардию скопом. Чужими руками.  Хотя это было уже скорее решение О’Доннелла. Он уже видел на себе генеральские погоны. Думаю, теперь штаб будет в городе. Засиделся он без женского общества и мягкой кровати.  Кстати, не удивлюсь, если Дорсета отправят куда-нибудь на ферму. А взбрыкнет, так помрет от сердечного приступа. Или еще от чего-нибудь такого… Глядел бы ты иногда по сторонам. Мало ли чего.

Райнер прильнул к камням и долго изучал окрестности. Уже совсем рассвело.

- Чисто. Вот скоты! Перебью всех! Сегодня же.

- Хорошо бы. Лучше всего, чтобы их сюда заявилось побольше. Меньше волков останется в городе.

- Каких волков? – Райнер наморщил лоб. – Сволочи всякой? Это да. Я им тропку хорошую проложил. Жирную. Наследил как пьяный грузчик. Они наверняка Стюарта с собой возьмут. Опытный охотник. Выйдет на нас.

- Опытный, говоришь? Опиши мне его.

- Ну-у… Крепкий. Невысокий. Борода черная. В бейсболке зеленой ходит. Выцветшей. Почти белой.

Где-то внизу ахнул карабин.

- Это Кларенс. Предупреждает, - догадался я.

- Какой Кларенс? Ладно, к черту. У нас гости. Что-то они рано. Видать, мало выпили вчера. Какой план? Положим всех отсюда?

Райнер оживился. В нем не было ни одного спокойного дюйма.

Постанывая, я поднялся и прильнул к валуну. Место Райнер выбрал хорошее. Прямо под нами начиналась широкая проплешина. Значит, обойти нас справа будет не так просто. Гости, по его словам, должны прийти слева, по краю проплешины, там, где подъем наиболее пологий.  Из выемки между двумя камнями их должно быть хорошо видно.

- Знать бы, в каком месте их засекли? Значит так, Ронни. Я возьму левее и встречу их ниже. Твоя задача – не дать им перебежать через эту плешь. Стрелять будешь из автомата. Вот запасные обоймы. – Я опорожнил карманы. – Главное – отсекай огнем. Но сильно не высовывайся. Я, конечно, постараюсь сразу снять этого Стюарта, но мало ли. Конечно, если кого еще и положишь, будет совсем хорошо. Шляпу сними. Ствол раньше времени не высовывай – хороший охотник заметит. Первого желательно снять первым же выстрелом. Бери крайнего справа. Мои – Стюарт и ближние к нему. Скорее всего, ты будешь стрелять первым. Не спеши. Хорошо бы, чтобы  вышли на открытое место. Без крайней нужды с позиции не уходи. Как план? Подходит?

- Шикарно. – С таким настроем Райнер мог бы подрабатывать Сантой.

- С богом.

Я начал спускаться. Медленно. Осторожно. Забирая влево.

Ярдах в ста лежала поваленная сосенка с пожелтевшими иголками. Я улегся ближе к кроне. Проверил беретту. Снял часы, чтобы не бликовали.  Повязал бандану, натянув ее на бинты. Пропитанная кровью материя на ощупь  напоминала носки после того, как их поносишь месяц.

До предполагаемой тропы было не более пятнадцати ярдов.

Они появились почти через час. Шли не быстро. Видимо, все-таки выпили достаточно.

Семеро. Первый – с черной бородой и в бейсболке-хаки.   

Я ждал. Хорошо, если вся группа здесь. А если кто-то взял выше? Тогда он у меня за спиной.

Озноб прекратился. Но чувствовал я себя погано. Да и сломанные ребра – не лучшая подушка. Больше пострадал левый бок. Поэтому лежать приходилось, чуть сместившись вправо. Сомнительная позиция для стрелка-правши.

Не дойдя до нужной точки совсем немного, охотник остановился и поднял руку. Группа замерла. Стюарт долго смотрел на валун, за которым сидел Райнер. Потом повел взглядом вокруг. На секунду замер, увидев мою сосенку. Вернул взгляд к валуну.

Не знаю, как я понял, что он сейчас прыгнет – совсем как я сам несколько дней назад. Просто понял. И сразу выстрелил. Закончил движение он уже мертвым. 

За ним  я снял еще двоих. При хорошей реакции противника – это максимум.

И тут ударил автомат. Еще один повалился сразу. Трое остальных бросились врассыпную. Правого я оставил Райнеру. И правильно сделал – через секунду он дернул головой и завалился.

Один из оставшихся рванул вправо и замелькал за деревьями.   Его нужно было попытаться снять сразу. Но второй сдуру побежал прямо на меня. Выбора не оставалось.  С десяти ярдов я пробил ему сердце.

Отпускать никого не хотелось. Но и бегать за зайцами я сейчас не мог. Седьмой смутным пятном в красно-белой ковбойке на долю секунды показывался из-за деревьев и тут же исчезал вновь.  Пустая трата патронов.

Я услышал топот стада кабанов. С горы на пятой передаче летел Райнер.

Ну и слава богу.

Я с трудом перевернулся на спину и осмотрел лес с другой стороны. Все было спокойно. Но меня все еще не отпускало ожидание вонзающейся в спину стрелы.

Вскоре раздалось несколько коротких очередей. Одиночных не было. Это хорошо.

Где-то в вышине защебетала птица. По светло-коричневому стволу мазнул солнечный луч. Будто и не было смертей.

- Эй, снайпер, где ты там?

Я поднял руку.

Ударила короткая очередь. Я отдернул руку.

- Эй, спокойно. Свои. Зачищаю территорию.

В поле моего зрения появилась запыхавшаяся физиономия.

- Отличные штуки делают эти русские! Видел как я их? Рэмбо 10! Живой?

Я уже любил этот шепелявый говорок.

- Конечно. Взяли же без единого выстрела.

- Да-а… Чистая работа… Ты чего первым стрелял?

Райнер присел на корточки.

- Твой Стюарт нас просек. Тебя так точно. Теперь самое главное – оставили ли они кого-то возле лошадей? Было бы нежелательно. Можно потерять фактор внезапности. Да и лошадь мне не помешает. Ты вот что, Ронни. Аккуратно спускайся вниз. Даже если они там есть, то не знают, что хорошие парни победили. Посмотришь осторожно: если один – завали его сам. Если больше – постарайся дождаться меня. Я иду медленно.

- Понял. Видел, как они шли? Вот и держи это направление. Я тебя перехвачу. Сейчас только сбегаю, шляпу заберу.

- Перезарядиться не забудь, Рэмбо.

Боже, как же не хотелось вставать.



26

Лошади стояли у подножия горы. Охраны не было. Везение в это тихое ясное утро казалось чем-то естественным.

Я не преодолел еще и половины спуска, как из-за деревьев выскочил идущий навстречу Райнер. Я попросил его подняться и собрать оружие и боеприпасы мертвецов. Он справился с заданием менее чем за полчаса, нагнав меня уже возле самой стоянки.

К этому моменту я понял, что на своих двоих до города мне не добраться. Ребра болели при каждом шаге, забирая остатки сил.

Райнер помог мне забраться в повозку.  Свалил рядом оружие. Потом сформировал караван, связав лошадей цепочкой так, чтобы они следовали за повозкой. Запряженного в нее рыжего мохнатого конька привязал к луке головного жеребца, которого выбрал для себя. Мы были готовы трогаться.

- Джонни, какой план?

- Слушай, отстань. Нет у меня никакого плана. Едем в город.

- Вот так просто? Может, заедем к Макбрайду, попросим у него надежных ребят? 

Я попробовал собраться с мыслями. Выходило не очень.

- Не стоит. Пойми, Ронни, это фермеры. Незачем им лезть под пули. Да и руки пачкать в крови. Мы с тобой это начали, нам и заканчивать. План будет простой. Держи автомат в руках. Ты же вестерны любишь? Представь, что ты Клинт Иствуд. Вали всех, кто с оружием. Как в Харминге. На нашей стороне только наглость и неожиданность. Если увидишь кого-то из своих парней - разбирайся сам: дерьмовый мужик – стреляй, нет – можешь попробовать уговорить присоединиться.  Только думай быстрее. Главная цель – Патрик. Увидишь – стреляй сразу, не давая рта открыть. Я буду прикрывать тылы. Правда, шикарный план? Поехали. Только помедленнее. И выезжай скорее на дорогу – там меньше трясет.

Хороший день чтобы умереть. Только недавно я оставил эти мысли, и вот они вернулись вновь. Еще не было и восьми утра, а мои жизненные силы уже закончились. Я лежал в повозке, смотрел на мелькающие вверху кроны деревьев и думал о том, что не удивился бы, призови меня кто-нибудь туда прямо сейчас. И принципиальных возражений у меня не было. Только одно маленькое. Я разлепил ссохшиеся губы и как можно четче сказал:

- Пусть сегодня. Только в бою. А лучше – после. Пожалуйста.

- Чего? "Пожалуйста" что?

Я улыбнулся. Забавно, если у Него такой же шепелявый голос.

- Все в порядке, Ронни.


Мы въехали в город с севера. Я приподнялся и постарался сесть. Обе ладони сжимали рукоятки.

На блокпосту никого не было.

Встречающиеся женщины жались к домам и заборчикам.

Возле конюшни застыли как статуи два ковбоя. Один начал медленно опускать на землю зажатое в правой руке ведро.

- Спокойно, парни! Руки повыше – и останетесь живы! Фермеров убивали жена мэра с Патриком. И сейчас они за это заплатят. Скажи, Диллон, Ронни Райнер тебе когда-нибудь врал?

Повозка остановилась. Нужно сказать, Райнер был весьма убедителен.

- Либо бросайте оружие, либо прыгайте в седла и за мной! Ну!

Сначала один, а потом и второй кинулись отвязывать лошадей. Через минуту они уже ехали рядом с Райнером.

Впереди раздались крики. Я не успел повернуться, как ударил знакомый тяжелый голос калашникова.

- Всех положу, суки! Оружие на землю!

И опять длинная очередь.

Я смотрел назад.  И не зря. Из домов один за другим повыскакивали три мужика. Двое с дробовиками. Я не дал им вскинуть оружие – положил выстрелами с двух рук. Безоружному пальнул под ноги. Он бросился бежать, сверкая босыми пятками.

- Диллон, Сонни! Чего уставились? Валите всех, кто с оружием!

Мы подъезжали к столовой. Скосив глаза, я увидел с десяток мужиков, застывших - кто стоя, кто сидя. Райнер пустил в землю очередь. Раздался щелчок, но через секунду в его правой руке уже был глок. 

- Все мордой в землю!  Я кому сказал? Живо!

Райнер трижды выстрелил. На землю повалились не только мужчины, но и женщины.

- Вот так вот! Сонни – собери оружие! Брэд, чего валяешься? Вставай и помоги!

Райнер справлялся. Я водил взглядом по сторонам, изучая палисадники и окна.   Вроде бы чисто.

Пока все шло идеально. Но главное мы еще не сделали. Райнер читал мои мысли.

- Парни, где Патрик? Сейчас буду убивать эту гниду.

Из столовой вышла Джина. Я был рад ее видеть.

- Он у Дорсетов, Ронни.

Райнер отвязал веревку от луки седла. Потом не спеша перезарядил автомат.    

- Сонни, Брэд – остаетесь с шерифом. Оружие сложите в повозку. Следите, чтоб никто тут не рыпался. Диллон, за мной!

Он развернул коня и понесся к дому Дорсетов. Я не был уверен в том, что этот парень обречен быть вечно вторым.

Оба молодых ковбоя уставились на меня. Я жестом показал им, чтобы смотрели по сторонам. Осмотрелся и сам.

К площади потихоньку стягивались люди. В основном – женщины. Сейчас они предпочитали осторожно поглядывать с расстояния, но я не сомневался, что магнитик любопытства будет притягивать их все ближе. Те, что были возле столовой – все еще лежали на асфальте. Возле стоящей в воротах Джины собралось еще с десяток женщин. Рядом валялся стол с отстреленной ножкой. Труп я видел только один. Плюс где-то сзади – два моих. Итого – три. Мы взяли город почти без боя.

Я попытался вылезти из повозки, со страхом думая о том, как буду спрыгивать. Но вышло неплохо – помогла Джина. Я удивился силе ее рук.

- Вставайте. Война закончилась. – Хотелось сказать это громче и увереннее,  но заклеенный пластырем рот работал как кривой глушитель.

Я сел за дальний стол. Спиной к ангару. Положил перед собой кольт. Закурил. Люди старались держаться от меня подальше.

Все начали поворачиваться вправо. Вскоре я увидел за их спинами арестантскую процессию. Два всадника гнали трех безоружных людей.

Первым почти бежал долговязый Патрик О’Доннелл, которого все норовил копнуть в спину Райнер. За ними двигались Дорсеты, сопровождаемые не выпускающим из рук револьвер Диллоном.

Мэр выглядел совершенно растерянным. Он беспрерывно крутил головой и пытался что-то сказать своим конвоирам. Райнер обернулся и выстрелил ему под ноги. Дорсет в ужасе отскочил в сторону.

Эмили была хороша.  Кажется, на ней было то же бледно-розовое платье, в котором я увидел ее в первый раз. Босоножки на высоком каблуке уверенно стучали по асфальту.  Умелый макияж. Похоже, она заранее подготовилась к выходу на подиум. Или эшафот? Какая разница.

Как-то совершенно незаметно площадь обрастала людьми. Были и дети.

Остановив пленников недалеко от столиков, Райнер закружился на лошади, обводя площадь взглядом. Интересно, в каком вестерне он подсмотрел этот трюк? 

- Братья! Я родился и вырос в этом городе! И меня тошнит, когда им крутит, как хочет, всякая сволочь! Посмотрите сюда!..

Речь гарцующего всадника была далекой от спичрайтерских стандартов, зато заряжала бешеной энергетикой. Нигде не было слышно ни шепотка.

Наконец он остановил коня и закончил.

- А теперь я буду карать! Никаких судов не будет.

Райнер спрыгнул на землю и подошел к Патрику. Разбитое в кровь лицо ирландца нервно подрагивало.

- О пуле в голову не мечтай, - ковбой хищно улыбнулся и выстрелил Патрику в ногу.

Тот вскрикнул и повалился на землю. Я увидел, как какая-то мамаша закрывает сыну глаза. Другая – быстро утащила свою девочку прочь. Но во многих лицах мне виделся интерес.

Райнер выстрелил во вторую ногу. Думаю, он хотел опять попасть в коленную чашечку, но пуля вошла в  голень.  Толпа  немного  расширила круг – я оказался в первом ряду партера. 

Затем очередь дошла до рук бывшего счетовода. Последние две пули ушли в живот.

- А теперь подыхай, падаль!

Райнер опустил пистолет и перевел дух. Потом посмотрел на Дорсета. Тот рухнул на колени и завыл от ужаса.

-Я… Ронни… не убивал… клянусь!

Палач обернулся ко мне. Я прочитал в его глазах неуверенность. Мое сердце бешено стучало, подсказывая, что об этом мертвеце я буду помнить долго. Вспомнился последний, пропащий, взгляд Вудро. А он хотя бы стрелял сам.

Я кивнул.

Райнер выстрелил в самую серединку красивого породистого лба.

Дорсет плавно опустился на землю. Почти голова к голове с О’Доннеллом.  Умирающий захрипел и выплюнул в его мертвое лицо струйку крови.

Толпа брезгливо выдохнула.

- Сигаретку можно?

Эмили очаровательно улыбалась.

Райнер уж совсем растерянно посмотрел на меня. Не в силах оторвать взгляд от женщины, я опять кивнул.

Глубоко затянувшись, Эмили с удовольствием выпустила дым. Она тоже, не отрываясь, смотрела на меня. В спокойных глазах плясали озорные искорки.

- Может, хоть раз сделаешь грязную работу сам, Джон? Или опять попросишь мясника?

Я разлепил засохшие губы.

- Я ждал тебя в лесу. Утром. Думал, поучаствуешь в охоте.

Она грустно улыбнулась.

- Нужно было убить тебя вчера. Патрик позер.  Я предпочитаю умереть красиво.

Тут ее взгляд метнулся в сторону. Из-за моего плеча вышла Джина. В ее руках полыхнул дробовик. Выпущенный с пяти ярдов заряд разворотил Эмили живот и отбросил ее назад.

Я оглох на одно ухо.

- Достаточно красиво?

Джина развернулась и ушла в ангар.



27

Райнер довел меня до кровати. Я с сомнением посмотрел на чистую постель и, не раздеваясь, лег.

- Ты меня извини, но мне нужно немного отлежаться. У тебя сейчас будет куча дел. Ты пока здесь главный. Собери своих парней и перво-наперво изыми в городе все оружие. Закрой его в участке – ключи, вроде, у тебя. Кстати, найди вторую связку. Постарайся собрать костяк команды Олсона. Поговорите с ними по-мужски. Но желательно без стрельбы. Попробуй помочь им выбрать сносного бригадира. Подтолкни. И пусть сегодня убираются из города.

Он послушно кивнул.

- Что еще?

- Еще? Пошли кого-нибудь за Макбрайдом и докторшей – она на ферме Эда. И пусть прихватят Джонни Фергюсона. Сегодня соберем совет. Дальше. Вечером нужно будет похоронить Большого Фритца. И пусть все берутся за работу. Только без грубости… И еще – личная просьба: доставьте ко мне Шарлотту Вэйзмор.

- Как скажешь, Джонни. Отдыхай.

- Слушай, мне бы сегодня съездить за Финли.

- Только этого тебе сегодня не хватало. Завтра съездишь.

- Ладно, завтра, так завтра… Да, и еще – принеси мне попить. Спасибо, Ронни.

Через пару минут симпатичная конопатая девушка принесла большую кружку воды. С опаской поглядывая на меня, обошла кровать и поставила ее на краешек тумбочки.

За открытым окном город издавал возбужденные, но мирные звуки. И все же прежде чем закрыть глаза, я вытащил кольт и положил палец на спусковой крючок.

На меня опустилась сладкая летняя дрема. Я слышал шелест занавесок, какие-то голоса. Но мозг был не здесь. В сознании проносились светлые картинки из детства. Морской пляж. Высокий коренастый отец с мячом в руках. Смеющаяся мама. Веселое, но рассудительное лицо Рика…

Скрипнула дверь, и палец на спусковом крючке напрягся. Это была Шарлотта. Я удивился тому, как светло стало в комнате.

- Доброе утро, Джон. Или не очень доброе?

Не дождавшись ответа, она проковыляла к единственному стулу.

- Джон, вы заметили, что мы с вами встречаемся только при грустных обстоятельствах? Полагаю, у вас для меня плохие вести?

- Да.

Я приподнялся повыше. Сунул кольт в кобуру.  Взял с тумбочки чисто вымытый от пепла подсвечник. Первая же затяжка вызвала в желудке острый спазм голода.

- Зачем вы это сделали, Шарлотта? Я знаю, что Мэйнардов убили вы. И тем спровоцировали цепочку ужасных событий. Эмили Дорсет видела вас тем утром. Пришла на выстрелы и украла из дома оружие. А потом придумала, как извести Робертсона. Объясните мне – почему? Я знаю, что вы были знакомы. Но почему?

В улыбчивых васильковых глазах читалась легкая грусть.

- Этот человек испортил мне жизнь.  Я могу все рассказать, но сначала объясните, как вы поняли? Я знаю, что вы умный мальчик, Джон. Но мне просто интересно.

Сегодня в ней не было флирта. Сегодня на меня смотрела пожилая, принявшая жизненные неудачи женщина.

- Вы были первым кандидатом с самого начала. Вы были в лесу в то утро. Вы недавно приехали в Соттон. Вы подходили Огастасу Мэйнарду по… уровню интеллектуального развития. Оба из большого города. Кстати, когда Эмили узнала, что мы на вас вышли, она сразу ускорила ход событий, постаравшись отвести от вас подозрение.

Струйка белого дыма плыла вверх и, упершись в потолок,  растекалась по горизонтали, подбираясь к глади летнего пруда на картине.

- Я видел портреты Мэйнардов. Огастас стоял перед памятником конному Вашингтону. Это чикагский памятник. Я, правда, не сразу об этом вспомнил. И вы говорили, что тоже из Чикаго. Совпадений не бывает слишком много. Вы тоже об этом подумали. И забрали фотографии. Это уже было глупо. Почему, Шарлотта?

- Я любила его. Только его. Хотя у меня было море поклонников. Мы были вместе три года. У нас была чудная маленькая квартирка с видом на озеро Мичиган. Я училась готовить. Он ходил на мои спектакли. Я пила вино с его университетскими друзьями и слушала их смешные нудные разговоры. Я чувствовала жизнь…

Ветерок шевелил легкую желтую шторку над моей головой.

- А потом он встретил эту сумасшедшую куклу. И все закончилось. Сразу. Он был прямой человек. Сказал, что не может со мной даже видеться. Собрал вещи и ушел. Я не могла этого понять. Или принять? Во мне тогда что-то сломалось. Я начала пропускать репетиции, а потом и спектакли. Я сожгла его машину. Била стекла. Кричала по ночам под окнами, что беременна, что убью эту дурочку… И он сбежал. Испарился.

Она рассказывала о своей трагедии спокойно, обыденно. Все это было уже пережито. Закрыто шрамами. Она сидела на стуле – высокая, с прямой спиной – и смотрела на свои, сложенные на коленях руки.

- Я долго искала его. Пока могла. Потом стало не до того. Я не буду рассказывать о том, что со мной сталось. Многое… Почти два года назад умер мой сын. И у меня остались только поиски. Он был очень осторожен. Но я нашла его. Купила пистолет. И приехала сюда. Я видела его издалека - он не очень изменился. Мы жили на разных краях города. Но он появлялся здесь редко. А я ждала, когда буду готова. И в тот вечер поняла, что пора.  Он узнал меня в последний момент. И очень удивился.

Наконец она подняла на меня глаза. Грустные и уставшие. Улыбнулась.

- И знаете, Джон, мне стало легче. Я не жалею. Круг должен замыкаться. Что теперь со мной будет?

Я опять закурил.

- Я не желаю вам зла, Шарлотта. Но я не хочу, чтобы вы оставались в этом городе. Никто ничего не узнает. Но скоро вы уедете. У меня есть дело на юге. Немного оклемаюсь, и поеду. Вас возьму с собой. Высажу, где скажете. Наверное, выжить будет сложно. Но ведь за все нужно платить. Правда?

У нее была очень добрая улыбка.

- Конечно.


Солнце еще не село, но в воздухе уже разливалась влажная прохлада.

Все разошлись. Остались только мы с Джиной.

Я смотрел на маленький холмик сухой земли. Грубый деревянный крест. Табличка с выжженной надписью. Имя и даты жизни.

Я посчитал в уме. Шестьдесят восемь лет.

- Я не знал, что его звали Бруно.

- Мало кто знал.

Джина смотрела на красное солнце.

- Завтра будет ветер. Знаешь, он бы хотел умереть от пули.

- Думаю, да. – Я неловко переступил с ноги на ногу. – Я пойду?

Она кивнула.


…….




29

Говорят, уезжать лучше в дождь. Или жениться? Уже не помню. В любом случае речь о переменах.

А как по мне, так лучше совсем наоборот. Так, как сегодня. Сухо. Солнечно. Безветренно. Достаточно тепло для середины октября. Хотя сейчас, в шесть утра, так и разбирает поежиться, растереть ладони и попросить горячего кофе. Север.

- Тебе очень идет этот свитер. Не зря пылился – тебя ждал. К нему бы еще бороду поокладистей отпустить. Будет органичнее, - Джина как всегда улыбается. Два опускающихся от губ тонких лучика морщинок, появившихся недавно, почти незаметны. Мне почему-то кажется, что со временем смех их разгладит.

Я делаю вид, что смотрю вниз, стараясь разглядеть под косухой старый морской свитер. Хотя знаю, что ничего интересного, кроме заштопанной дырки на груди, не увижу.

- Да? Я и так красив, но не имею ничего против, чтобы быть еще красивше.   

Джина смеется. Люблю женщин, смеющихся незатейливым шуткам.

Все знают, что до красоты мне уже очень далеко. От разорванного рта через щеку идет кривой шрам – клочковатая бороденка его прикрывает плохо. Второй – широкий, багровый – выползает на лоб из-под отрастающих волос. Сейчас, правда, его почти прикрывает бандана.

Я смотрю на них и как бы пытаюсь запомнить эту картинку, сфотографировать в памяти. Джина. Эд. Финли. Они сидят напротив меня за моим любимым столиком, который все это время никто не смеет занимать. И я вижу, что им искренне жаль меня отпускать.

Финли вернулся три дня назад. Похудевший. Серьезный. Его раны оказались намного тяжелее, чем я думал. Умелицам из общины святош пришлось делать ему операцию. Говорят – чудо, что не умер. Чудо так чудо. Но я-то знаю, что мой долг перед этими чернокожими женщинами бесконечен.

Мне кажется, у него изменилась походка. Но главное – он стал по-другому носить оружие. Кобура уже не болтается на боку, а правая рука, скорее инстинктивно, старается особо не отдаляться от рукоятки кольта. Не знаю почему, но я чувствую, что этот парень еще будет убивать.

- Ты точно вернешься, Джон? Нам тебя будет не хватать.

Вот Эд совсем не изменился. Я прожил  с ним месяц, и знал, что он-то уж точно не орел. В его словах не было ни йоты сентиментальности.  Исключительно практические соображения.

- Точно, Эд. Абсолютно. Не знаю, когда, но точно. Найду своих – и сразу вернусь с ними. Да вы и без меня отлично справляетесь. Я же в общем-то ничего и не делал. Больше в кровати валялся.

И это правда. Ребра заживали дольше, чем я рассчитывал. Хорошо если за месяц я находил десяток миль. Больше лежал или грелся на солнышке.

Эд кивает.

- Это да, но с тобой как-то спокойнее. Есть с кем посоветоваться.

И это тоже да. Эд не любит принимать решения. Но для этого есть Джина. Вот уже месяц, как моим приказом эта пара исполняет обязанности мэра. И получается у них отлично. Эд незаменим в хозяйственных вопросах, он курирует фермы. Джина занимается городом. Не сомневаюсь – когда я уеду, главной станет она.   

- Нет. – Твердо подает голос Финли. – Без тебя будет совсем не так. Будет трудно. Но мы справимся. Нужно просто представлять, что ты рядом.

Ну вот, кажется, у меня появились апостолы. Этот парень делает меня сентиментальным.

- А Шарлотте обязательно уезжать с тобой?

Я изучаю свои пыльные ботинки. Никогда не был закоренелым правдолюбом, но Финли врать не могу.

- Так нужно. У каждого свой путь.

Взгляд падает на мой заслуженный "харлей". Сейчас он здорово смахивает на танк. По бокам приторочены четыре канистры трофейного бензина. Сверху я их прикрыл двумя стальными пластинами – от пуль. Тут же приторочены нехитрые пожитки – в основном еда. Главное – пакеты с солониной, фунтов двадцать – подарок Райнера. Сзади прикручен мешок с табаком.

- Где же Ронни? – Читает мои мысли Джина.

Я беззаботно пожимаю плечами и прикуриваю сигарету. Последнюю перед отъездом.

- Взял бы все-таки теплые вещи, а, Джон?

- Зачем? Я ведь на юг еду. Меня ждут пляжи. Я и так не знаю, как мой байк нас сдвинет. Пожалей старичка.

Я встречаюсь взглядом с Салли. Она стоит на крыльце и долго смотрит на меня. Я не знаю, что происходит с этой женщиной. После фермы ко мне она так и не вернулась. Мы почти не общаемся. Решив, что ей нужна передышка, я переехал к Эду. Он теперь живет в доме Дорсетов. Там у нас штаб. Или мэрия, если хотите. Кстати, туда же я переселил и Джонни Фергюсона, доходчиво объяснив необходимость послужить отечеству.

Мне кажется, у Салли что-то происходит с Эдом. Во всяком случае, он явно оказывает ей робкие знаки внимания. Она, вроде, не против. Подозреваю, что мой отъезд пойдет им на пользу.

Раздается топот копыт. На площадь галопом въезжает Райнер. Еще не остановив коня, он лихо спрыгивает на землю. Раскрывает объятья.

- Джонни, мальчик мой! Я думал, не успею.

- Куда ж я без тебя?

Мы тепло обнимаемся. Я верю, что когда-нибудь в этот город вернутся стоматологи, и эта кривая рожа засияет ослепительной улыбкой.

- О! Молодец – уже не кривишься. Значит, готов в путь.

Райнера не узнать. Мелкий шкодник с кривой ухмылкой превратился в матерого степного волка с жестким прищуром веселых, но холодных глаз. Начальственная должность и чувство ответственности делали свое дело. Райнер теперь держал в своих железных лапах ранчо. И, как мне казалось, старался не повторять ошибок своего предшественника. Тем более, что остатки их банды головорезов я практически разогнал. В качестве общественной нагрузки бравый ковбой еще и помогал Эду справляться с гниловатой автономией фермы Олсона. В свое время я провел там показательные стрельбы, но повседневную ревизию осуществлял Ронни.

Из ангара выходит Шарлотта. Воспользовавшись ее прощанием с Финли, я отвожу в сторонку Джину.

- Еще два вопроса. Первое – не давай в обиду Финли. Если что – каленым железом. Второе – если кто-то начнет мутить воду, я договорился с Джонни – шепни ему, и он уберет по-тихому.

- Конечно, Джон. Все будет хорошо. Спасибо тебе.

Мне показалось, что она хочет обнять меня, но, чуть помедлив, просто протянула руку. Может, когда-нибудь у меня с ней что-то и получится?

Я пожимаю всем руки. Последним подходит Финли.

- Прощай, Голландец.

- Нет, не прощай. До свидания, шериф.

Шарлотта взбирается сзади, легко обхватывая меня длинными ногами. Бывших балерин не бывает.

Два месяца назад мы въезжали в этот городок.

Застоявшийся байк с ревом рвет с места.

 Поехали!







Эпилог


На пыльном асфальте был отчетливо виден след протектора мотоцикла. Он мог означать как жизнь, так и смерть. Второе было очевиднее.

Не отрывая взгляда от темной полосы, девочка упрямо шла по пустынной дороге. Ее спутник, тощий долговязый подросток, повис у нее на плече, с трудом перебирая ногами. Его глаза были закрыты, а мысли блуждали где-то далеко. Она несколько раз обращалась к нему, но так и не получив ответа, перестала. Каждое слово с трудом давалось сухим потрескавшимся губам.

Она чувствовала, что это его последний день. Сама-то она еще немного протянет. Может, даже дня два. А он нет.

Поэтому она и вышла из леса, решив положиться на волю судьбы. Нужно дойти до чего-то. Чего угодно живого. А остальное от нее уже не зависит.

Ноги парня подкосились, и он бы упал, не удержи она его. Став на колени, она перехватила его руки над своими плечами и рывком встала на ноги. Значит, теперь она его понесет.

Через долгих двадцать шагов дорога ушла влево. Девочка оторвала взгляд от темной полосы и посмотрела вперед. Просто, чтобы знать перспективу. Какой минимум еще нужно пройти.

Ее взгляду открылся утопающий в желтой листве городок. Ну, вот, и конец – подумала девочка. Туда я дойду.

Она наклонилась еще ниже и сделала следующий шаг. Тело качнулось в сторону, и она упала. Не дойду.

Паренек лежал на земле, широко раскинув руки. Девочка заплакала, удивляясь тому, что в ней еще есть влага. Тонкий ручеек, повстречав шрамы на щеке, разделился и стал похож на дельту большой реки.

Опершись на землю, она села и увидела, что из городка к ним бегут двое мужчин. У одного – огромного – на  боку  подпрыгивала  кобура. Другой – однорукий – заметно отстал.

Девочка удивилась тому, что ей было совсем не страшно. Она просто сидела и смотрела на приближающееся чудовище.
Великан подбежал и рухнул на колени. Стал осматривать мальчика.

- Живой. Слава богу. Ты кто? Как тебя зовут?

- Келли.

Она уже знала, что, наконец, вытащила счастливый билет. У великана было добродушное, красное от бега лицо. Он сорвал с пояса подбежавшего однорукого флягу и принялся поить мальчика. Тот, не открывая глаз, жадно глотал. Потом он протянул флягу девочке. Она чуть не раздавила зубами горлышко.

- Сейчас, сейчас… Сейчас все будет хорошо, Келли, - бормотал великан, взваливая на плечо паренька. Встал на ноги и свободной рукой обхватил ее. Оторвал от земли и пошел к городку.

Какие сильные и добрые руки – подумала девочка.