Впервые эту сыворотку мне вкололи в шестнадцать лет, когда я поступила в республиканский университет на химико-биологический факультет. Эта процедура была обязательной для всех студентов, которые шли на бесплатное обучение, потому что именно из них позже после окончания учебы фирмы разбирали бы себе работников в первую очередь. Нам было нужно накопить и обработать огромнейшее количество знаний всего за пять лет обучения, и для этого следовало отказаться от своего сна.
Честно сказать, я с неохотой отдала прекрасные ночные мгновения для того, чтобы учиться. Первые несколько дней у меня было чувство, будто я не в своей тарелке, словно робот, который только и знает одно обучение, запоминание и написание выводов, но позже все это отошло на второй план. Я влилась в работу и совершенно позабыла про сон, да и про свое прошлое. Мне сейчас действительно трудно вспомнить свое прошлое, особенно период детства и юности до 16 лет, да и после 16 я мало чего помню, кроме книжных листов и статей, которых приходилось искать на просторах интернета, а мне ведь всего 24 года: на память жаловаться грех.
В моей памяти сейчас закрепился только один момент из жизни, который изменил ход моего существования. Это случилось всего три недели назад. Тогда нас, как это обычно бывает, отпустили с работы примерно около восьми часов вечера на два часа, чтобы мы успели добраться до дома, принять душ, поужинать и вернуться обратно на работу для получения очередной дозы сыворотки, ибо десять дней с момента предыдущего введения прошли.
Мне тогда совсем не хотелось уходить с работы, ибо я была занята обработкой отчетов по применению новой сыворотки, которую надо делать только раз в 15 дней. Она могла сэкономить достаточно продолжительный промежуток времени, которое люди могли бы потратить на что-нибудь иное. Но порядок был для всех один, и мне пришлось покинуть свое рабочее место и отправиться по темным улочкам нашей плотно застроенной республиканской столицы к себе. Бояться преступности, каких-нибудь бандитов, было глупостью, страшными сказками родителей детям, ибо те еще не знали о программе по истреблению безработицы. С одной стороны это звучит довольно безобидно, ведь все с помощью этого указа найдут себе работу, но на самом деле все обстояло немного иначе: те, кто хотел работать – находили работу и без этого указа, ну, а тех, кто отказывался работать на республику и на частные фирмы просто истребляли.
Правда о нашей родине была достаточно плачевной, но кто хотел знать эту правду? Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь, не соврав себе, предпочтет правду, вместо сладкой и желанной лжи.
Да, тогда, как и сейчас, меня посещали вот такого рода тяжелые мысли. Если быть честно, то мне очень часто просто не хотелось о подобном думать, но все получалось как-то само, будто бы я была запрограммирована на критику всего, что меня окружает.
Хмурясь и что-то бормоча себе под нос, я завернула за угол в очередную узкую улочку, которая заканчивалась тупиком – подъездом, единственной дверью в большом доме, в которую все входили и выходили.
Мрак притягивал меня, я чуть ли не побежала к этой открытой двери, но вдруг чей-то голосок меня остановил. Я обернулась и осмотрелась, пытаясь найти источник и хотя бы убедиться, что мне в очередной раз не показалось. И мне действительно не показалось: метрах в десяти от меня по левую сторону улицы за мусорным баком стояла маленькая худенькая чумазая девочка, которая каким-то неведанным мне образом знала мое имя.
—Саша, подожди, - тихо проговорила она вновь и робко шагнула ко мне, ежась от холода. – Не ходи туда.
—Что? – я до сих пор думаю, что моя реакция была тогда нормальной для человека, которого остановил странный, по виду бездомный, ребенок. – Кто ты? Где ты живешь? Ты заблудилась?
—Не ходи на работу, останься дома сегодня, - она вновь сделала еще один шажок ко мне и остановилась, смотря на меня каким-то умоляющим взглядом. – Ты не должна ходить туда, ты ведь не хочешь ходить туда.
—Почему? – удивленно спросила я и приподняла вопросительно бровь. – Так, иди домой. И я пойду домой, иначе опоздаю.
—Не делай сыворотку, тебе нужно поспать.
У нас был очень странный диалог, где я с трудом могла подобрать слова, чтобы сопротивляться напору маленькой девочки, которая так настойчиво просила меня поспать. Впервые такое произошло со мной. Мне еще не приходилось общаться с детьми, каждый день я видела только коллег, начальство и бесконечный поток листов бумаги, текстов в электронном виде, а тут передо мной стояла маленькая девочка.
Трудно сказать, почему я тогда не огрызнулась и просто не пошла домой, наверное, потому что посмотрела в ее глаза и почувствовала какую-то непонятную, беспричинную тягу к этому ребенку, будто бы что-то родное, неотрывно связанное со мной было в ней.
На все мои вопросы по поводу ее семьи она молчала, продолжая смотреть на меня своими изумрудно-зелеными глазами, в которых можно было просто утонуть. Я не смогла выдержать и пригласила ее к себе, понимая, что все это могло плохо закончиться. Везде были уши, глаза и рты, которые могли донести, что там-то проживает та, которая подбирает детей с улицы и кормит их.
Нельзя сказать, что нельзя было приютить у себя ребенка или кого бы то ни было еще, но в законе была одна уловка насчет рациона питания, который выделялся на квартиру исключительно по количеству жильцов и их энергетическим затратам. Не больше и не меньше, грамм к грамму на одного человека. Именно эта уловка могла повредить мне, ибо питаться сотрудник научной сферы должен достаточно хорошо, чтобы на работе не отвлекаться на чувство голода, к тому же от нехватки энергии могли страдать внимательность и концентрация, а это сказывалось бы на качестве труда.
Вот о таких уловках надо было обязательно знать в нашем обществе, ибо незнание подобных ловушек могло бы привести к нежелательным последствиям для человека, его семьи и социального статуса.
Но нельзя отбрасывать в сторону саму человеческую сущность и выражение: «законы созданы, чтобы их нарушали», - честно сказать, всю свою жизнь была не согласна с этим выражением, ибо по определенным правилам и в рамках чего-то существенного, важного, живется всегда легче, но порой бывают ситуации, которые проверяют в человека саму его сущность. Вот именно в таких ситуациях и надо пренебрегать искусственным, то бишь законами.
Я привела девочку к себе в квартиру, которая была достаточно маленькой, но уютной. Тяга к комфорту, кажется, сохранилась у меня с детства, а, может быть, это просто также запрограммированно во мне, как и во многих других людях, которые любят комфорт и минимализм.
Все же странно жить без прошлого. Такое чувство, будто бы тебя оторвали от земли и подвесили на веревочках, оставив на растерзания ветрам. Куда подует ветер, в ту сторону тебя и качнет, и нет возможности удержаться, потому что нет опоры.
Но речь сейчас идет не совсем о моем прошлом, точнее, не о далеком прошлом. В тот вечер я накормила эту девочку, разделив ужин пополам с ней, а потом выделила некоторое время, чтобы постараться расспросить ее. Мне хотелось узнать, откуда она, где живет, кто ее родители – хоть что-нибудь о ней, но она молчала, даже не называла свое имя, лишь просила меня не делать сыворотку.
Все это напоминало какой-то кошмарный сон, может быть, все было бы так, если бы не одно но – я ведь не могла спать еще как минимум три часа. Мне казалось, что эту девочку подослали ко мне мои соперники по разработке вакцины от вируса NDV – 1, который разрушал нервную систему и был антидотом ля сыворотки. Интересно, на что они надеялись, если все так и было? Неужели они наивно полагали, что я поддамся уговорам маленькой девочки? Хотя, права ли была я, наивно полагая, что это именно они сделали?
В голове была непонятная каша из мыслей, где одна налезала на другую, и в итоге ни одна не могла найти какого-нибудь существенного подтверждения. Передо мной сидела девочка лет семи от роду, которая просто повторяла несколько одинаковых слов, которые в совокупности своей заставляли меня отказаться от приема сыворотки, и убивало то, что она говорила в конце: «ты ведь хочешь этого».
Не понимая, что делать с этим неожиданным гостем, я собиралась на работу, надевая чистую одежду. Было такое чувство, что меня выбили из колеи, да ведь так все и было, меня действительно на время вывели из строя. Произошел сбой в потоке мыслей, действий, планов. Все походило на ситуацию из жизни людей, живших несколько поколений назад, когда одни их планы не срабатывали и замещались другими, приходилось жить, импровизируя, а не планируя. Это сейчас наша жизнь превратилась в написанный на листке бумаги план действий. Мы живем по определенной последовательности, которая изо дня в день пишется нам, только не нами, а верхушкой, правительством, которого, честно сказать, никто из нас – простых рабочих, - никогда не видел в живую.
Все, что нам известно о политике – это минимум, который дозволено знать для продуктивной работы на местах. Нам сказали, что вновь победила партия Объединенной республики, и мы вроде как и рады этому, а рады лишь от того, что и не слыхивали о других партиях, которые когда-либо побеждали на выборах. Странным образом память практически у всего поколения обрывалась на том моменте, когда им впервые сделали эту сыворотку, превратив в роботов.
Девочка сидела спокойно на стуле и смотрела на меня своими детскими невероятно притягательными глазками. Возможно, во мне говорит материнский инстинкт, но в тот момент мне очень сильно хотелось обнять эту малышку, и еще больше хотелось, чтобы у меня была такая же маленькая доченька. Вот еще одна причина, по которой я не смогла оттолкнуть эту маленькую девочку, несмотря на то, что из-за нее у меня могли возникнуть проблемы. В общем-то они и возникли, но об этом потом.
—Не ходи на работу, останься дома, - вдруг произнесла она и встала со стула, да не спеша подошла ко мне и посмотрела на меня своим серьезным детским взглядом. – Ты должна остановиться.
—Что? – переспросила я и на нее посмотрела, чувствуя, как брови вопросительно встали домиком. – Меня же уволят. Мало ли чего я не хочу. И откуда тебе знать, чего я хочу? Кто тебя подослал? Какие дяди или тети?
—Я просто знаю это, - она тихо произнесла, не отводя от меня своих выразительных, не по годам умных глазок.
Мне тогда стало вновь дурно от того, что меня так просто вывести из строя, подослав маленького ребенка. Кажется, мои противники очень хорошо изучили меня, прежде чем отправить эту девочку. Хотя, кто знает, что все это означало, до сих пор мне остается непонятным.
—Прости, мне уже пора идти, - спокойно сказала я, делая вид, что будто бы не поддалась на провокации этой маленькой особы, но на самом деле все было не так. – Не шуми сильно, а то соседи могут пожаловаться. Я вернусь около шести утром.
Я уже хотела пойти в прихожую, но вдруг маленькая ручка обхватила мое запястье и мягко притормозила. Наши взгляды встретились, и все мое недовольство разом кануло в пропасть, ибо на меня смотрели прекрасные изумрудно-зеленые глазки маленького создания.
Мы смотрели друг на друга несколько секунд, и я не представляла, что же мне надо делать, как в этой ситуации поступить. Хотелось поддаться на провокации этой девочки, а с другой стороны мой здравый смысл заставлял меня отойти от ребенка и отправиться на работу.
Аккуратно притянув руку к себе, я постаралась строго посмотреть на девочку, чтобы та смогла понять, кто из нас какое положение занимает по отношению друг к другу, а затем все же прошла в прихожую и начала одеваться.
Внутри было что-то неспокойное, что-то потревоженное, глубоко-глубоко, еще на уровне бессознательного. Вряд ли в таком состоянии у меня получилось бы работать так же продуктивно, как до перерыва, но это не повод не идти на работу, ибо прогулы обычно печально заканчиваются.
—Останься со мной. Всего один раз не ходи на работу, ты должна поспать, - умоляюще произнесла она и посмотрела на меня своим детским взглядом, растапливающим ледяное сердце.
—Ты понимаешь, что меня могут уволить. Тогда не будет крыши над головой, еды, нормальной воды, одежды – ничего, что ты сейчас можешь видеть, не будет, - я старалась как можно мягче донести эту мысль до нее, а затем расправила плечи, как подобает работнику научной сферы, и вышла из квартиры, оставив эту девочку за дверью внутри.
В голове промелькнула мысль, что я постепенно начинаю сходить с ума, раз подбираю детей с улицы и подкармливаю их, да оставляю у себя дома, но эта мысль была всего лишь кратковременной вспышкой, которая так же быстро погасла, как и появилась.
На наручных часах было уже без двадцати минут десять. Мне необходимо было попасть на работу ровно в десять часов вечера, иначе вход закроется до шести часов утра, а с меня спишут отработанные часы из-за прогула, как первое предупреждение.
Всего этих предупреждений три: первое – 3 часа отработанного времени, второе – 6 часов отработанного времени, третье – 9 часов отработанного времени. Все это кажется безобидным, если не знать, что под этим лежит, так сказать, что составляет основу этого списывания часов.
Работодатель вправе проверять состояние своего сотрудника, как психическое, так и физическое. Когда начинаются прогулы, человека наказывают за первый тремя часами и лишают оплаты за эти три часа, причем денег не выдают ни за три часа, а за три полных дня, что странно. Если человек не понял первого предупреждения, его наказывают шестью часами. И логично было бы предположить, что денег такому человеку не заплатят за шесть дней, но нет. Шестерка имеет еще одно значение, довольно нелогичное, но некоторые склонны предполагать, что цифры никогда такой не было, а изначально была буква «б», написанная корявым почерком. Итак, шестерка – это больница, с пометкой «психиатрическая».
Такого человека отправляют на обследование и выявляют причину его прогулов, а так же осуществляют корректировку, чтобы работник вернулся на свое место здоровым и готовым к труду.
Этап довольно неприятный, но лучше не заходить дальше него. Потому что шестерка – это последний обратимый рубеж, и если за него переступишь, то назад дороги уже не будет. А все из-за девятки. Как можно догадаться, она тоже не имеет прямого значения, ибо девять – это буква «д», а буква «д» - это дом для умалишенных. В общем-то это последнее третье предупреждение не стоит относить именно к предупреждением, ибо оно является наказанием за совершенное преступление.
И после этого наказания обычно у людей отбирают всю их прежнюю жизнь, отправляют в один единственный дом для умалишенных в столице, - который неизвестно, где находится, все лишь знают, что он есть, - и оставляют там этого несчастного навсегда, до конца его дней. А конец, как правило, приходит в первые пару лет жизни в тех местах. Почему – думаю, что это не требует разъяснений, ибо кому нужен человек, который ничего не может дать, только берет? Правильно, он нужен только таким же безумцам.
Именно вот такие тонкости стоит знать человеку в наше время. Именно эти знания порой могут уберечь от погибели, от неверного поступка, неправильного решения. Хотя, иногда я думаю, что от судьбы никак нельзя убежать. Каким бы ловким и сильным ты не оказался, какими бы знаниями не обладал, есть что-то такое, что лежит за гранью постижимого и воздействует на нас намного сильнее наших решений, наших поступков. Может быть, это что-то является причиной той самой спонтанности, о которой так часто люди говорят, может быть, это что-то было когда-то источником вдохновения, озарением, для поэтов и писателей, художников и скульпторов, а, может, и самим вдохновением, а сейчас стало для них проклятьем и причиной гибели.
Трудно сказать, почему я так считаю, почему я вообще думаю, что такое существует. Когда я задаю себе эти вопросы, то в голове лишь смутно появляются какие-то странные строки давно забытых произведений. По этим воспоминаниям я ничего конкретно не могу узнать, лишь начинаю ощущать, как мысль или догадка о существование чего-то такого укрепляется во мне. И порой хочется крикнуть на весь свой рабочий кабинет, что довольно этой рутинной возни, ведь мы созданы для другого. Но для чего? На этот вопрос у меня нет ответа.