ПОВЕСТЬ О ПЕНСИИ ( ВСЁ - ПРАВДА )
«В пенсии учитываются все
минимальные потребности…»
А.Платонов «Котлован»
- Что ты сейчас пишешь ?
- Да так, повесть… Повесть одну. О пенсии.
- Зачем тебе это надо ?
Динара, стройная, ироничная, к своим тридцати восьми испытавшая два развода, вырастившая двух сыновей, по одному от каждого мужа, встретившаяся на моём жизненном пути, от клуба одиноких, так и не подошла мне по характеру – слишком язвительная, самодовольная, самоуверенная. Хотя и сексапильная…
- 1 -
Я начинаю писать, обдумывать эту повесть лежа на диване, в ординаторской городской больницы, ночью, когда не спится, после очередного осмотра. Чёртова работа ожидания. Сначала была «скорая помощь», теперь вот в «приёмнике», не знаешь, кого следующего привезёт развращённая машина с красным крестом… 41 час беспрерывного дежурства, с перерывом в 7 часов, - сначала в одном отделении,- сутки, в воскресенье,- потом, в понедельник, с 16-ти и до утра… 41 час испытаний нервов. Хирургам, всё таки, привозят почаще, хотя и меня, терапевта, они тоже тормошат, страхуются,- консультируй… Но хоть сейчас, не дёргают, кажется – травма. За дверью слышится голос молодой, девичий, сквозь рыдания и вой прорываются её слова: «Суки, уроды! как же я теперь без носа? Гады! Сломали!» Ей подсмеивается доктор, тоже молодой: «Нормально…сломали…» В каждой человеческой жизни свои драмы, ожидания счастья, трагедии…
Случается, я прохожу мимо этого здания, на перекрестке улиц, и каждый раз меня невольно, непроизвольно, - передёргивает, будто окатывают , - ледяной водой; неприятное и странное чувство холода и одновременно: омерзения, отвращения, отчаяния и полнейшей беспросветности, безысходности, - бетонная стена, через которую не перелезть, или, хуже того – бездонная пропасть, которую не преодолеть, не перепрыгнуть… Все мои сведения здесь – чистейшая правда, всё о том, что я испытал, изведал, добиваясь себе справедливости, и всё – без толку, без результата, в полнейших дураках. Почему такое заслужил?.. За что!?..
А начиналось всё вроде бы хорошо. В те осенние дни, конца сентября 2002 года, я был занят совсем другими, делами более глубокого, личного свойства и вовсе не ожидал, что мне может нагрянуть прибавка, неожиданно удивительная и естественно, не лишняя. Я работал в Атомном флоте, медицинской службе, обслуживающей ледоколы и вот там то заправляла кадрами удивительной душевности и отзывчивости, и красивая внешне, - женщина, - Ольга Васильевна. Я к ней проникся, и в задубелости своей, в разводе, после разлук, или по приходу из рейсов, очень радовался встрече и делал даже движение, напоминающее поцелуй в щечку и видел даже, что она к такому обращению не против. И вот один раз она меня ошарашила, уже в начале октября, после прошедшего моего пятидесятилетия и по возвращению из отпуска. Я имею право на пенсию раньше, на целых пять лет ! Я переспрашивал, допытывался , действительно ли такое возможно, а она мне невозмутимо и уверенно отвечала, смеясь своими удивительными, сияющими карими глазами : « Да!»
И всё же, не без трепета, я поднимался на второй этаж здания на улице Андрусенко в городе Кола, центре одноименного района, где располагалось это пресловутое «Управление пенсионным фондом», в том же начале октября, нашёл нужную мне дверь ,и постучавшись, открыв её , вошёл. Меня приняла, «по вопросу назначения» полноватая , не без оттенка на шарм женщина, самая явно , пенсионного или «пред» , - возраста. Она долго, при мне, изучала принесённые мною документы, особо внимательно тот самый листок, где был расписан трудовой стаж, выписанный из трудовой. Документы приняла, весьма и чрезвычайно любезно заверила, что будет всё хорошо и просила написать заявление, объяснив, что именно с этого дня и будет выплачиваться пособие, но… по истечению не более трёх месяцев. Я почти довольный и вдохновлённый ушёл, чтобы снова появиться, уже за результатом , через неделю. Татьяну Васильевну,- так звали принявшую меня инспектора, - словно подменили. Оказывается, из срока 30 лет насчитанных мне льготных, по суммированию, лет, целый год надо исключать, по причине моих учёб на курсах усовершенствования, пять раз. Странно было такое слышать, ведь я же, по основному месту работы , получал зарплату и оттуда шли отчисления… Но это ещё было не всё – я должен был подтвердить, справками , все записи трудовой книжки. А это был уже тормоз серьезнее, если не провал полный. В моей трудовой записей под двадцать, - приёмы, увольнения, в разных частях страны, местах и городах. В Коми республике в столице, там же в глубокой провинции, на реке Печора, в Ленинграде в двух учреждениях, тут уже, в регионе, сначала в Коле, потом в поселке рядом, Мурмашах, и далее - в трёх флотах Мурманска… По этому городу я и шёл, в полном смятении , озадаченный, ошарашенный , этим неожиданным этим препятствием, и не зная, что же мне предпринимать. Ноги несли меня на вокзал и я решил, что прямо вот счас, возьму билет, на поезд, до Петербурга. Поразмыслив, решил, что главнее всё же добыть справку с первых моих рабочих мест, из далекого края Коми. И я тут же , составил в уме и отправил две подробные телеграммы, в Сыктывкар, где первично специализировался, и в поселок речной Щельяюр, где уже трудился врачом-специалистом, акушером-гинекологом. Оттуда шла моя первая льгота, год за полтора, как оперирующему врачу в сельской местности, об этом ещё сразу же сказала Ольга Васильевна. Немного приободрённый, снова появился перед несносной уже, невыносимой Татьяной Васильевной, за три дня до отхода в очередной свой , рабочий рейс на атомном ледоколе… И снова она меня огорошила, ещё сильнее, чем во второй раз. Прямо повергла меня в шок. Мне нельзя начислять пенсию потому, что фамилия в трудовой, на титульном листе, - исправлялась, запись запачкана , было написано «Рогозин», а потом переправлено на «Рогожин». Приехали. Какая идиотка канцелярии первого моего места работы, на полставки, в детском саду в Архангельске, старалась? Татьяна Васильевна, видя моё лицо, смилостивилась, сказав, что проверить запись , подтвердить, - можно в криминалистической лаборатории области, в Мурманске, на улице Беринга, и я ещё вполне успею до рейса. Удивительное место в областном центре, - улица, перебегая через улицу в сторону залива называется уже Баумана. Два деятеля никак не связаны, только начальными буквами фамилий. Мне же подставила подножку буква в середине. Сам относил представление туда, заявку на исследование, и приходил через день, чтобы получить отрицательное для себя заключение. Достоверно установить, что же писалось на титульном листе трудовой, эксперт не смогла… Я так и ушёл в рейс, забыв о том сроке, который необходим для льготного для меня стажа, обескураженный этим заключением.
Мотание по морям было, к радости, недолгим. Уйдя в середине ноября, к началу февраля я уже был дома. Хотя , по большому счёту, такого, последнего понятия для меня перестало вскоре cуществовать. Вторая жена лишила меня собственного жилья, заставив в марте написать отказное заявление администрации поселка, где я жил и где был прописан больше двадцати лет. Строки выводил под наркозом, иначе никак нельзя было объяснить такой безумный мой порыв. Но вернёмся к февралю. 17-го был назначен суд, по подтверждению записи моей фамилии в трудовой,- ещё до рейса, буквально за несколько часов, я успел направить запрос в первое своё место работы, в архив детских учреждений Архангельска, и ответ мне пришёл. Помогла бабушка моей внебрачной дочери там… Вот уж не знаешь, где подстелят… Справедливость восторжествовала – букву «мою» утвердили. Поблагодарил даже судью, молодого, толстоватого, курившего на крыльце того помпезного здания в райцентре, бывшего когда то райкомом. Третий мой суд здесь, но отнюдь не последний. Интересно, что по алиментам, которая хотела высудить первая уже благоверная, тоже решал этот судья и тоже успешно для меня… Преодолев рубеж, снова после вычислений, преклоняясь над бумагой в своей ещё разбомбленной квартирке, доставшейся от сношенного дома, я прикидывал, считал, проверял. Получалось ровно тридцать лет, без того хвостика, из-за учёб… Победителем, после суда, начинённый правотой своей, я опять предстал перед Татьяной Васильевной. И снова она меня огорошила, объявила, что пенсии ждать ещё… опять год. Остатки всё той же учебы, плюс сборы военные, как оказалось, не включаемые, целый квартал набрался, по месяцу три раза и отпуска без содержания, - да, да и они , тоже. Приходилось вот так, вынужденно, брать и по месяцу, и по пол, чтоб продержаться до назначения на следующий корабль, а я и не знал… Ах, как же так? Вся твоя жизнь трудовая, как на ладошке, не отвертишься. Пытался что то возражать, путался в словах, - Госдума приняла постановление, мол,- увидел в газете «Российской», - до 01.01.02 учитывать учебу по производственной необходимости, а не по прихоти своей, как есть, эти повышения квалификации. Но Т.В. непреклонна. Прямо руки опускаются, сколько же было этих учёб в моей жизни? Первая по терапии, из 79-го, полтора месяца. Дальше, два раза, «скорая помощь», полная специализация сначала, с марта по июль, и потом ещё короткая, полтора же месяца, по токсикологии. Все ленинградские. Потом новая должность в моей биографии трудовой, судовой врач и новая переквалификация , по морской медицине, опять , теперь уже Петербург, в 95-м. В 2001 году попал в Москву, новая учёба, возвращение в терапию. Набирается уже 10,5 месяцев. Переспрашиваю, а не будет ли, потом то, препятствий, через год? Нет,- отвечает моя «благодетельница», - не будет.
В рейс 2003 года, в октябре, я ушёл нервно, второпях,- сидел, готовился на одном ледоколе, - перебросили на другой. Ещё и развод заготовил, документ оставил, пошлину заплатил. И вот уже в феврале 2004-го, с надеждой на пенсию, с обновлённой душой, в разведённом долгожданном состоянии, я возвратился на берег. Но меня ждал, «к счастью», потому что меньше потом переживал за неназначенную пенсию, самый большой по потерям в жизни и тут же, рядом , по средствам, - облом. Вся моя рейсовая зарплата осталась у бывшей уже жены, она снимала денежки по ошибке компьютера, который тупо переводил деньги на старый счёт, а расчётчица бухгалтерии, коза, не переоформила перечисление на новый…. Я , естественно, к ней, бывшей благоверной, - отдавай моё, она ни в какую, «уже потратила», и вообще, «пошёл на фиг», а на мое осуждение моральности приобретения отпарировала приземлённым «голодать я , должна была?» Бес меня попутал, что связался с ней. Узнал про неё такое позже, что мороз по коже, - муж нечистым оказался на руку и она была близка к тому же, но «исправлялась» , приносила золотую чужую цепочку на судно тралфлотовское, сворованную супругом-штурманом. А ведь офицером тот был, ходил в подплаве, в славном и легендарном городе подводников - Полярном. Самое удивительное, что ей невероятно везло, судьба благоговела к супружнице. Она познакомилась с Татьяной Васильевной, в поезде, ехала нос к носу целые сутки, подружилась, та ей оставила телефон. Я упрашивал её позвонить инспекторше, уговорить как то мне посодействовать, но результата не добился, одно шипение в мой адрес, сквозь зубы. Но было это, кажется, перед уходом моим в рейс, ещё до подачи разводного заявления, ещё в сентябре. А теперь стоял февраль. Сроки подошли, оформлять надо было. Пора…
- 2 -
… На месте Татьяны Васильевны уже другая. Высоконогая, поджарая. Рыжая. Молодая. Смотрю даже на её правый безымянный палец. Кольца нет. Обольстить?.. Нужно ещё добавлять две справки. Из поликлиники в Ленинграде, и санатория, оттуда же. А без справок нельзя? –спрашиваю. «Нет».
Снова время, снова их цель – затормозить, отсрочить, отбросить во времени. Около дверей разговорился с одной ожидающей. Педагог. Льготной, досрочной пенсии, добивается пять лет. Осенью уже имеет право на обычную, по старости. Цепенею, что такое вполне может ожидать и меня… И снова пошли изнурительные, изматывающие, утомительные дела. Кабина междугородней связи почти родная, недалеко от дома, где снимаю квартиру. Ручка, бумага, очки. Заготовлены вопросы, я их задаю. Но иногда не получается. Секретарша главного врача санатория жалеет даже меня, что так часто отсутствует её начальница. Но вот справки получены. Посредь марта я снова у рыжей. Ан нет! Из поликлиники справка не по форме, а санаторий, - не по профилю, по которому можно назначать досрочную. Что за дела? Какой профиль? И она , эта бестия вытаскивает мне постановление, где список санаториев, по которому могут давать льготу, совсем «свежее», от 2002 года, тычет лицом туда. Приехали ! Но там зацепочка. Конечно, я углядел. Там есть «ревматические заболевания»! А мой санаторий, - так там половина была ревматических , пороков сердца! Уф, неужели проскочу?! Рыжая озадачено трёт лоб. Соглашается, чтоб именно такую справку я и должен предоставить. Мчусь снова в кабинку, выхожу на связь, и как удачно! С первого раза, на Ирину Леонидовну, главврача, - попадаю! Да, соглашается она, сердечно сосудистые заболевания, они же есть и ревматические, как часть кардиологии, она г р а м о т н а я. Договариваюсь, чтоб побыстрей, мне уже маячит, следующий рейс, чтоб не задерживать, прислать документ. Есть ли у Вас факс?- спрашивает после паузы. Немного, на секунду задумываюсь и я, молчу, потом уверенно отвечаю – есть. «Номер такой же,- заканчивает Ирина Леонидовна, и добавляет - через два дня справку сделает, можете через факс затребовать её через секретаря…
Факс имеется у начальницы моей медсанчасти. Вспомнил. Новая кадровичка, Ирина, говорила мне как то об этом. А теперь начальница в отпуске, ее заменяет гинеколог наш, милейшая «Дмитриевна», у нас куча общих знакомых, я ж тоже из той когорты специалистов, когда то. И вот мы втроём, в святая святых, в кабинете, где нередки бывали разносы, крики и скандалы, инспирированные, конечно же, начальницей. Склочница несносная. Высматривает меня из окна, когда покидаю судно, не соблюдая рабочих часов. Не понимает специфику судовой медицины, я же возвращаюсь на рабочее место опять, поскольку здесь же и живу, помощь, естественно, оказываю в любое время… Поразительный этот аппарат. Прямо из него вылезает так нужный мне как раз документ. Я радуюсь как ребенок, приобнимаю даже Ирину. Она построже, чем Оленька Васильевна, но – моложе и так же симпатична, немногим лишь полновата…
Снова на приеме в пенсионке. Моя высоконогая забеспокоилась : «подождите, подождите», убегает консультироваться. Отсутствует долго, минут двадцать. Неопытная ещё, страхуется, это не прожжённая Татьяна Васильевна, которая, однако, уже не выдерживала, срывалась на меня, кидала прямо в лицо: «как вы мне надоели!» Я будто на иголках, - что же мне придумают ещё, какую каверзу? Ага, требует ещё одну бумагу. Перепроверку, подтверждение индивидуального счёта, из бухгалтерии учреждения, где сейчас тружусь. Но это уже полегче. Главная бухгалтер – моя хорошая знакомая, милейшая Ольга Станиславовна, оказывал ей услуги, по медицинской части, доставал нужные ей лекарства, вывалил всё ей на стол, что раздобыл, разорил ледокольную аптеку, обеспечил на год. Такое не забывается, она мне делает копии счетов оперативно, без промедлений. Рыжая откровенно удивлена , непритворно вздыхает, принимает мои документы, вместе с трудовой, полный пакет, даёт расписаться за них. На календаре стоит 16 июня. И в этот же день я ухожу в следующий свой рейс, уже в пароходстве.
- 3 –
В морях я прошатался долгие восемь с половиной месяцев. Пришёл уже в начале марта, аккурат в день Женского праздника. Я помню это особенно обострённо, отчётливо, так немилосердно снова судьба обошлась со мной, но я уже чуял, что плохо, никаких поступлений на счёт, который тоже оформил, не было. Самая малая крохость надежды всё же теплилась внутри, - таилась, тлела… Тесный, как всегда коридор, много посетителей, ряды сидящих просителей, мне некуда приткнуться и бежит она , рыжая, видит меня, радостно кивает, несется к кабинету начальницы и выскакивает оттуда через минуты, с заключением. Чего так радоваться? Сумела обмануть?
….Они решили вычесть те 3 года и 4 месяца, которые я работал в пансионате, от санатория. Они вообще решили не признавать это врачебным стажем, будто бы в тюрьме я сидел. Оправдалась её зацепка , ещё весною прошлой, когда она обвела кружочком это попавшееся ей слово в перечне моих мест работы, - «пансионат». Вычли и ещё несколько периодов, чтоб не казалась жизнь мёдом, за которые не получены якобы счета по персонифицированному, индивидуальному учёту. Эти таинственные, «волшебные» будто, сведения, передаваемые по секретным каналам, которые никто не должен знать. И дальше снова привычное – военные сборы, курсы повышения, отпуска без содержания, даже отметили – 1 (один!) донорский день. Тоже, блин, нельзя – помогать государству без потерь для себя ! И расслабляющая, умиротворяющая будто,- приписка: «решение может быть обжаловано…»
Вышестоящий орган недалеко. Здание Областного Пенсионного Фонда на улице Полярные зори, рядом с Департаментом по недвижимости. Составил бумагу, полностью по всем срокам подтверждающую законность моего стажа в 30 лет, даже с перебором уже, в связи с рейсом, несусь туда , в то здание, с высоким крыльцом. Оттуда, опять отказ, в 10-дневный срок, - соблюдают! - просто продублировали то заключение, которое мне радостно вручала «рыжая». Прострацию, депрессию, полнейшую раздавленность, ступор, ощущал я тогда. Ничего не хотелось - заторможенность, забвение водкой… И вдруг я получаю письмо.
… Всё определилось в одночасье. Сначала мы едем, приготовились. И тот, последний штрих, лист опоздавшего, «судовая роль», подписана мною, прямо на ходу, у знакомого на лицо важного чиновника, администратора-бюрократа. Галимский. Выводил меня как то, из лабиринтов подвального этажа здания, мимо вахтенных, мальчиков в широких пиджаках, лениво переминающихся у стола. Вообще то я делал работу третьего штурмана, но уж больно она молодая, - да, да, женщина, немногим за тридцатник, из себя видная, в атласных брючках, обрамляющих её плотненькие бока. Складная, пухленькая на личико, незамужем, но вроде, точно, рассказали душещипательную историю про неё. «Едем?» - спрашивает она меня. Да, едем – киваю я, открывая и закрывая свой кейс, кидая туда листки с «ролями». У неё машина, того самого, женатого ухажёра, боцмана с судна, племянника капитана. Но прибегает последний, с горящим взором, просит подзадержаться, - щас, мол, решим один ещё, но очень важный вопрос. Что ж, понятно, частенько так. Не может кто-то идти в рейс, нужный специалист, а без него - никуда. Опять сажусь, жду. Штурманша пропадает с поля зрения. Время немного, минут с десять пробегает. Подходит за капитана старпом, седоватый, с приятными, круглыми лицом и животом - «Езжайте!» Собираюсь звонить «атласной», но вижу, как она пробегает мимо пузатых охранников и говорю ей про только что услышанные от старпома слова. Она недоверчиво на меня смотрит, но отходит, чтобы выяснить точнее. И вдруг через минуты, из глубины, конца поворота коридора, меня манит, пальчиком. Ну что там ещё ?..
Глоток чистого свежего воздуха будто бы я вдохнул, ощутил поддержку, участие, когда получил то, другое уже послание ,следом за отказным, из Областного Фонда. Вот оно, слово в слово.
« Я, Мормиль В.В., как начальник отдела переоценки пенсионных прав застрахованных лиц ГУ ОПФ РФ по Мурманской области, руководствуясь действующим пенсионным законодательством (и др. методическими материалами Департамента организации назначений и выплаты пенсий ПФРФ) готовил по поручению руководства официальный ответ, приводимый ниже, на Ваше обращение. Но, к сожалению, он был впоследствии заблокирован заместителем Управляющего Отделением Е.И. Смирновым по определённым причинам, с чем я принципиально не согласен и поэтому считаю важным и необходимым, своим долгом, довести до Вас свою точку зрения по данному вопросу в частном порядке, так как категорически не приемлю барско-хамское, оскорбительно-пренебрежительное и циничное отношение к человеку, непрофессионализм, некомпетентность и безнравственность, агрессивную серость и беззастенчивое холуйство.
Зная ситуацию изнутри, к моему большому сожалению, как в самом Отделении, так и в отдельных территориальных Управлениями ОПФ сложилась крайне неприглядная ( непристойная, неблаговидная) и удручающая ситуация с установлениям гражданам заработанных им в тяжёлых условиях досрочных трудовых пенсий, с наглым нарушением их конституционных прав. Над человеком (гражданином), в буквальном смысле идёт глумление ; по отношению к исполнению своих профессиональных (должностных) обязанностей идёт вульгаризация и примитивизация исследования конкретных вопросов, и в связи с таким поверхностным подходом, массовые отказы в установлении досрочных трудовых пенсий гражданам, а зачастую и откровенные злоупотребления под мнимым видом законности.
И, к сожалению, «такое» (холуйство, поверхностность и примитивизм, цинизм по отношению к гражданам) поощряется местным руководством, в том числе, и материально и, более того, культивируется и насаждается силовыми методами ( политическими решениями местного руководства). Увы, принимаемые исполнительной дирекцией ПФРФ «хорошие» постановления в защиту конституционных прав граждан на местах по-наглому игнорируются и замалчиваются…»
Я созвонился, купив на днях мобильник, с самим Валентином Васильевичем и вот я в его кабинете, на втором этаже Областного Управления Пенсионным Фондом. Казалось для меня,что происходит нечто фантастическое. Чиновник, достаточно высокого ранга, проявляет ко мне участие. Беспросветность озарилась светом надежды, впереди, в тоннеле, забрезжила вероятность того, что своё, законное, я сумею всё таки отстоять, получить. Вся соль оказалась в том, что начисление срока мне должны были делать по постановлениям того времени, когда я работал там, в том числе и в санатории, в 79-82 годах. И об этом есть решение Конституционного Суда, от 29.01.2004 года! – которое якобы не знают те, кто должен это знать точно, по роду своей должности!! Но ясно мне стало теперь, что я должен идти путём судебным, по-другому прав моих никто не признает. Валентин Васильевич меня в этом убедил, помочь подготовить судебный иск обещал. Он, оказывается, ходил одно время в Атомном флоте, на ледоколе «Вайгач», где совсем недавно работал и я. Морская спаянность и дружба, поддержка, всегда славились, люди выручали друг друга в этой солидарности.
Всякое будущее деяние, которое должно закончиться успехом, нужно основательно подготовить. И мысль прямо теперь, когда пишу. Если бы так было, что я бы лично присутствовал в суде, наверняка подготовился бы во всеоружии и выдавал бы прямо на возражения представителей с улицы Андрусенко копии недавних и защищающих меня постановлений центральных органов, чтобы они мне ответили ? В решениях же суда даже, - забегая вперёд по поданному мне иску, - нет и намека на законность. Но я выигрывал процессы, и не один раз. Сначала на меня хотели взвалить вину за гибель больного от инфаркта, пропущенного фельдшером. Потом я отвоевал себе право не платить 3 года за алименты (платил по устной договорённости), как хотела высудить первая жена, а только лишь три месяца. Так же я был уверен и в заседании о своей фамилии, сумев невероятным образом выгрести, вытащить справку из архива Архангельска, продумав две и ночи, как это сделать, - давностью в тридцать почти лет, что и предопределило положительный для меня исход…
В моей библиотеке спецлитературы был справочник по санаторно-курортному отбору. Я вспомнил об этом, но книги не нашёл. И вот достал из памяти, тоже в мучительные полубессонные ночи, первый свой рейс в Атомфлоте. Ага, точно ведь! Справочник тот я отдал, подарил, точнее, вполне логично рассуждая, что он мне больше не понадобится, - дублёру капитана, не без ехидства мужичку, усердно заботившемся о своём здоровье. Вспомнил ещё и то, что тот дружил с моим коллегой, судовым врачом Габбаевым. И хоть я не служил уже в санчасти, обслуживающей атомщиков, доктора того вскоре разыскал, пришёл к нему прямо домой, благо жил тот недалеко, где я снимал ещё квартиру, работая в городской «скорой», после прихода в марте 2005-го. И выяснил то, что и хотел узнать – в списке санаториев сердечно- сосудистого профиля был и раздел о приобретённых пороках сердца, что возникают от ревматизма. Значит?!..А ничего это не значило. Я рассуждал как врач, клиницист, односторонне, в свете медицины как таковой, а проблема то была чисто юридическая, бюрократическая, та, которая прописана в циркулярах, огульно представленная – где сердечники, а где ревматики, тем более, что последние ещё ассоциируются с болезнями суставов, в санаториях по которым я и близко не был. Однако, я так не думал, а «рассуждая здраво», в иске указал, что лечил ревматические пороки. Таких больных было у меня, на ставку обслуживающего 50 пациентов, не менее десятка. Ещё одна бессонная ночь привела к необходимости свидетелей. В том же отделе кадров, где меня уже знали, санатория «Северная Ривьера», я узнал, где работает сейчас Наталья Яковлевна Вереско…
Я жил тогда с семьей в маленьком поселке Молодежное, расположенном в сосновом бору, недалеко от моря, и рядом с удобной трассой на Ленинград. Глубоко застойное, полуголодное время , в стране, а тут – в магазинчике колбаса двух сортов продавалась свободно, конфеты шоколадные в коробках. Мягкий климат, близко северная столица. Рай. И ещё – приятные знакомые, коллеги, соседи по площадке, общение с ними. Вереско жила в квартире напротив, со своим дошкольником-сыном… Теперь она и работала также рядом, около посёлка, в реабилитационном санатории. Знаменитая «Чёрная речка» был расположен всего то через дорогу, ту самую, удобную, по которой мчались автобусы до станций электричек, до Питера. У вахтёрши по телефону я выясняю, когда дежурит «доктор Вереско» и вот уже через день звоню снова и разговариваю с доброй старой знакомой. Конечно, она обрадовалась, расспрашивает о первой моей, бывшей жене, моей работе, о детях, а я, в свою очередь , жалуюсь ей на произвол местных чиновников, загоняющих меня в угол, вынуждающих судиться с ними. Да, конечно, она составит свидетельство, у нотариуса, пришлёт его мне, что я работал именно в штате «Северной Ривьеры». Деньги потом, за расход, я ей перешлю …
Убежденный в необходимости двоих свидетелей, я решил отыскать ещё одного. И нашёл я его ещё проще,- та же, Наталья Яковлевна, оказалось, дружила с женой второго мною избранного свидетеля. Но вот добиться у того согласия мне помочь я не сумел. Зуев, Алексей Васильевич, бывший начмед санатория «Северная Ривьера» заматеревший, залетевший хоть немного, но повыше, как был, пор сути, так и остался бездушным чиновником, и ограничился официальными, отвлеченными от сути дела ответами. А ведь был в своё время явно демократичен, хотя и уже тогда, - «депутатствовал», как сам, помнится, - часто поговаривал. Теперь вот что либо сделать для меня отказался. Я расстраивался, но зря , впрочем ,- задним числом оказалось, что свидетельские показания в моём иске значения не имеют, дело гражданское, процедура иная… Как и не вписывался в мой иск и вопрос о «нанесении морального вреда», не подходил , по процессуальному кодексу… Хватило, однако, и простого здравого смысла, - записи в трудовой моего работодателя, санатория «Северная Ривьера», врачебные кабинеты которого и находились на территории пансионата с лечением, где я и работал, что мне и ставили в вину, - мол, работник пансионата. Так ведь, пансионат с л е ч е н и е м, которое и предоставлял санаторий… Расжевываю, как несмышленым детям… А уже начало мая, скоро мне рейс опять, следующий, далёкий, аж до Мексики лететь, через океан…
Кола, райцентр, на пути, из посёлка в город, не очень удобно, но надо останавливаться, выходить, - чтобы смотреть расписание приёма заявлений. Это не просто – бумаг полная папка, ворох. Инспекторы смотрят, натасканные по этим, бюрократическим зацепкам, заморочкам… 12 числа мой иск приняли. Около этих чисел, с «двойкой», всегда случается неожиданное чего то , глобальное в моей жизни. Потом «11» имело значение, тоже можно представить как «два»… Постепенно я отходил от этой мистики.
Уже собраны вещи, я готов к отплытию, отъезду, но мучает, гложет мысль : «А вдруг не пройдёт?.. Не удастся… Не выйдет…» И в голове уже стучит простой арифметический подсчёт на пенсию другую, тоже льготную, по плаванию. С 93- го хожу по этим морям, а теперь уже 2005-й. Решил, в последний момент, спросить всё таки у кадровички из Атомфлота, Ирины. Сразу не дозвонился, телефоны внешние отключили за неуплату,- что там думает начальница, выжившая меня? Но вот 22-го, утром, я всё же выскреб Ирину, через бухгалтерию, кабинеты рядом , бухгалтерша позвала, один телефон остался на поликлинику. И то, что мне сообщила Ирина – подкосило, ошеломило, потрясло, примяло ! Оказывается, по её словам , врачи атомных ледоколов вообще не относятся к плавсоставу!! В таком вот подкошенном состоянии я и отправлялся в рейс. « Теперь только иск, только иск, вся надежда на него…» - обреченно стучало в моей голове все те непростые дни привыкания, преодоления психологического и физического, в новом экипаже, в непривычным для себя окружении людей.
27 июня ощутил преимущества нового способа связи. Сын сбросил в СМС о прошедшем суде : «результат отрицательный». Стоянка у Лонг-Бич, пригорода Лос-Анджелеса, радости не приносила. Да и на берег не выпускали – в каждом русском моряке видели потенциального террориста…
- 4 -
Снова в Мурманске я появился лишь к концу года, 20 ноября. Зима здесь начиналась вяло, снега почти не было, часто шёл нудный мелкий дождь, в полнейшей темени почти весь день – начиналась полярная ночь.. И снова вся моя жизнь обваливалась. Вместе с отказом в признании срока в 3 года 4 месяца, добавилась ещё угроза увольнения из Пароходства, инспирированная моими недоброжелателями. К тому же я сломал ключицу… А в решении суда НИЧЕГО не понимал. Признали, что работал, да в санатории, но в стаж сей срок не включили! Какое то дичайшее упорство! Им говорят «белое», они «чёрное…» Простая арифметика, навязшая во мне, просто заводила в какой то тупик. Пенсии не оформляют и что же дальше? Что? Как - бороться? Что? – предпринимать. Я уже, чуть успокоившись, прикидывал, что вполне хватит и настоящего, на нынешний момент, стажа, с того времени, когда я начинал «борьбу за счастье», с 02-го по 05-й. А тот, пресловутый , в 3 года 4 месяца срок и не учитывать вовсе. Но оставалась ещё эта несносная учёба, которую тоже никак не хотели включать. Чтоб нагляднее, можно показать , откуда взялся мой, медицинский, специальный стаж:
1. август 75 – июнь 76 – республиканская больница, интерн, - 10 месяцев
2. июль76–август78- сельская больница, с льготой год за полтора -36 месяцев
3. сент.78-май79 - поликлиника Ленинграда - 8 месяцев
4. июнь79-сент 82 - санаторий под Ленинградом - 3 года 4 месяца.
5. окт. 82 -март 86 - «скорая помощь» г.Кола - 3 года 5 месяцев
6. март 86-март93 – «скорая»п.Мурмаши, с льготой 1 год за 1,3г. – 9 лет
7. март 93 –июнь2004г-судовой врач - 11 лет
Итого получается - 33 года, это на июнь 2004 года, а в конце 2005-го, значит, уже 34,5 лет. Вычитаем сроки учёбы и военных сборов и отпусков без содержания, всё равно получается 33! Ну пусть, уже с вычетом этих трёх лет с кварталом, - выходит 29 лет 8 месяцев. Значит , через 4 месяца, в апреле 2006-го, я должен буду всё равно иметь, эти 30 лет льготного стажа… Но горькие эти мои подсчёты не приводили ни к одной утешительной мысли. Где гарантия, что деятели-чиновники-чинуши снова не придумают какую-нибудь подсечку?… И , мучаясь болями в плече, лежащий в ординаторской «скорой помощи» городского, Южного филиала, - пришлось устроиться, в «свете» будущего увольнения, - я ничего другого не придумал, как снова звонить Валентину Васильевичу и просить совета. Он уже давно знал о решении суда, видимо, была информация и в Областном отделении Фонда, и предложил мне подавать надзорную жалобу, оспаривающую заключение нижестоящей инстанции. Он меня убедил ещё и тем, что вполне возможно начислить мне те утраченные за трехлетние мытарства выплаты. Прикинув и посидев в читальных залах библиотек, областной и районной, вычитав страницы в купленной книге по пенсионному законодательству, ознакомясь с пакетом документов, присланных мне Валентином, я, отбросив сомнения, решил всё таки бороться дальше и соорудил сначала следующую бумагу, руководство к действию и для информации Мормилю, согласившему мне составить надзорную жалобу в областной суд.
«Уважаемый Валентин Васильевич! По существу моего дела, и с учётом изучения представленных Вами документов, могу отметить следующее. В октябре 2002 года, по достижению мною 50 лет, я подал заявление в Кольское районное отделение Пенсионного Фонда о назначении мне досрочной пенсии п.п. 11 п.1 Ст. 28 Закона № 173 ФЗ. Решением комиссии от января 2003 года было «доказано», по представленным документам, что мой срок недостаточен для досрочной пенсии ( 24 года 6 месяцев 14 дней вместо положенных 30 лет ), в том числе было отказано по суммированному времени учёбы на курсах усовершенствования и прохождения военных сборов ( всего 13, 5 месяцев). Был исключен из льготного вычета и срок моей работы в санатории ( пансионате по справке из санатория). Однако, по собранным документам (работа в санатории), в районном отделении всё таки были приняты документы для оформления пенсии. Но в ноябре того же, 2004 года, в пенсии мне было отказано, опять же по мотиву моей работы якобы в пансионате, а не в санатории (вычет из срока составил 3 года 4 месяца). Областное отделение, в решении от 07.04.2005 г., отказ продублировал. В июне 2005 года, решением Кольского районного суда, по моему иску, была подтверждена моя работа не в пансионате, а в санатории, как работодателя, по записи в трудовой книжке. Но во второй части решения суда, по представленному определению районного отделения, тот же срок был вычтен (!) снова, - из за мотива непрофильности санатория, необходимого мне для назначения досрочной льготной пенсии, - на основании Постановления Правительства от 29.10. 2002 г., - по поводу этих же профилей.
Изучив Ваши материалы, я понял, что для подачи надзорной жалобы в Областной суд и для положительного решения о назначении мне досрочной пенсии, я могу руководствоваться следующими, основополагающими для этой жалобы, документами :
1.Решением Конституционного суда РФ № 516 от 29.01. 2004 г. № 2-П об исчислении стажа по условиям и нормам, установленным в нормативных правовых актах, действовавших во время моей работы в санатории в 1978-82 годы.
2. Постановлением Правительства РФ № 516 от 11.07.2002 г., где указывается, в Разделе 3 Правил исчисления работы, что «Наличие в наименовании учреждения в Списке указания на их клинический профиль не является ОСНОВАНИЕМ ДЛЯ ИСКЛЮЧЕНИЯ ПЕРИОДА РАБОТЫ В ДАННОМ УЧРЕЖДЕНИИ ИЗ СТАЖА РАБОТЫ, ДАЮЩЕЙ ПРАВО НА ДОСРОЧНОЕ НАЗНАЧЕНИЕ ПЕНСИИ.
В дополнение к изложенному, в январе 2006 года исполняется ТРИ года, как районное отделение ПФ Колы не выплачивает положенную мне по закону пенсию и можно Областной суд обязать компенсировать мне недоплаченную сумму за указанный срок.
26.12.2006 г.»
Снова, в который раз, я воспрянул. И хоть был сильно озабочен и занят по переходу на другое место работы и потом готовился в следующий для себя рейс, подать жалобу все таки успел. Тем более, что её составлял Мормиль, и мне нужно было только собрать необходимые документы, подписать их и отнести по назначению. Мне было поначалу непонятно, отчего так старается Валентин Васильевич, безо всякого поощрения с моей сторон. Всё же удостоверился , что это просто напросто порядочный человек, поставленный защищать интересы людей и старающийся, это делать, по мере своих сил. Он даже писал диссертацию на юридическую тему, связанную с пенсионными правами. Приятнейший в общении, щепетильный до тонкостей, боящийся своих притеснителей. Мы с ним встречались , как заговорщики-подпольщики, вне самого здание Областного Фонда, один раз даже в кафе, перебирали там документы. И даже Мормиль меня выручил в деньгах, когда у меня не оставалось ни копейки ,за дня три до очередного рейса. Я ещё сокрушался, - никто из близких, из друзей не занял, а чужой человек одолжился. Бумаг было немало, только по списку «Приложения» жалобы значилось пятнадцать пунктов. Последний был самый простой, - копия бланка об уплате пошлины, 50 рублей. Сама жалоба была длинная, на трёх листках, исписанных с обеих сторон, 6 страниц убористого текста. Основополагающие доводы, на первых строках, были выделе другим шрифтом, «три кита» : суд не применил закон, подлежащий применению; суд применил закон, не подлежащий применению; суд неправильно истолковал закон. Всё просто и ясно ещё было истолковано в письме Мормиля весною 2005 года. Есть пансионаты ОТДЫХА а есть – пансионаты С ЛЕЧЕНИЕМ, и вот лечебные то кабинеты и штаты,- из близлежащей курортной поликлиники ! Или рассуждения о профиле. В рассматриваемый, мой, период работы, вообще никаких требований к профилям санатория не было, вообще, не существовало такого понятия юридического, нормативного - «профиль». Даже письмо Зурабова есть, бывшего министра «здрава» и соц.развития – «О порядке применения положений постановления Конституционного суда от 29.01.04 г.», от 4 июня того же года. Впервые, со спокойной душой, от обретения заново, но прежней своей работы, я уходил в моря. А там случилась самая драматичная и тяжелейшая медицинская ситуация за весь мой пятнадцатилетний стаж судового врача, и тоже, краем, слегка, отчасти, - связанная с пенсионными делами.
- 5 –
Это было у Северной Ирландии, далеко от берегов, 20 марта 2006 года. Сначала подумалось, показалось , что по трансляции, третьим штурманом, объявлена учебная тревога, - «человек за бортом» и трезвонили так же, - три громких, продолжительных сигнала и дальше , снова опять… Но почему же в 23 часа, в темень такую, да и в качку, трёхбалльную, не меньше? Но это недоумение длилось несколько секунд и осознавалось, всё горше, всё тревожнее, что произошло, такое , в самом деле, реальное и драматичнейшее событие. Сквозь переборки слышались топот ног, возгласы, крики и меня самого, будто вынесло, на открытую, верхнюю палубу. Там уже бегала, метались , между бортами, то с одной, то с другой стороны, добрая часть команды, десятка с три мужиков, да пара женщин. Одна из них, Альфия, татарочка, с которой я ходил вместе еще лет тринадцать назад. Она смотрела в мою сторону , с таким взглядом, будто спрашивая, обойдётся ли для выпавшего такое испытание? Я безнадёжно качал головой, - время , упущенное , отпущенное для жизни, неизбежно , неумолимо, предательски убавлялось. В моей голове так и звучал голос препода с учебного судна «Златоуст», добрейшего Владимира Ивановича Вершинина, что срок выживаемости в северных морях – десять-двенадцать, от силы пятнадцать минут… И эти минуты шли, бежали, неслись! В атмосфере вокруг ажиотажа я почти сам готов был броситься в пенящуюся пучину, бездну мглы, - такое было стремление помочь, выручить из беды человека. И подсознание мне само подсказало самое верное, точное и безошибочное поведение. Я смерглав бросился в амбулаторию за «тревожным», для « скорой помощи», чемоданом, оделся в непромокаемую куртку, запихал в её карманы флаконы со спиртом и прихватил, уже на бегу, сунутые мне старшим механиком, пару байковых одеял. Последний жил рядом, в каюте, амбулатории напротив. И вот уже за пятнадцать минут прошло с момента объявления тревоги, и мы уже, с двумя матросами, боцманом и старпомом, болтаемся на шлюпке , сброшенной, плюхнувшейся,- на качающиеся волны и подплываем к виднеющемуся, отчаянно барахтающимся матросу, выхватываемом , направленным на него,- снопом прожекторных лучей. Он ещё держится ! Но вот жив ли он? Вопрос, занимавший , конечно же, всех, но всех больше - меня. Он в оранжевом спасательном жилете и, может, держится ещё на воде лишь за счёт этого… Первый бросок верёвки с кольцом сидящего на носу шлюпки старпома неудачный. Снова кружим, штурман выбирает заброску, скручивает её и снова , уже точнее, прицельнее, кидает! Удавка проскальзывает по каске и задерживается, стягивается на жилетной ложбинке. Утопец пойман! Взяли, потащили!.. Его затаскивают, переваливают прямо мне под ноги, через борт. Сразу пытаюсь определить основное, - самостоятельное дыхание, хоть трубку, - резиновую, плотную, за губу,- приготовил в руках. Пригибаясь ко рту пострадавшего, с облегчением, и отчётливо, - слышу всхлипы, движение воздуха. Тело его дрожит и я , как умею, скидываю с него, в сторону, спасший его, огненно-рыжий жилет, потом снимаю, стаскиваю всю его одежду, оставляю только трусы , растираю все его тело спиртом, заворачиваю в одеяла. Сапог у него нет, он их сразу сбросил, оказавшись в воде… Шлюпку уже поднимают, она немилосердно раскачивается, пострадавшего сразу берут несколько сильных рук, уносят в амбулаторию, меня тоже, с трудом выбирающегося, подхватывают, помогают выйти…
Самый важный показатель, легко определяемый, мною вроде предполагаемый, предчувствуемый, но подсказанный всё же , со стороны, тем же старшим механиком, бедовым и разбитным искушённым, тёртым, единственно сохранившимся на этом судне полтора десятка лет, ещё с первого моего рейса здесь, - конечно же , температура тела ! Она только-только, и через два часа после срочных мероприятий, манипуляций , процедур, капельницы и уколов, приближалась к тридцати пяти. А бедолага пробыл в воде минут 25, никак не меньше. И хоть в записи судового журнала отмечена температура воды +9, кажется , она была все таки холоднее. Впрочем, и при таком градусе, долго не продержишься. Так как же человек тот спасся? За фантастическое желание жить, за счёт сильной психологической выдержки, спокойствия и уверенности, что сразу заметили, придут на помощь, за счёт физической выносливости, натренированных, накачанных мышц, на палубной многотрудной работе, с тралами, и наконец - пик молодости, вся жизнь впереди, 32 года всего и, конечно, - любимая жена с дочкой, о которых сразу вспомнил…
Возвратился я с того , памятного рейса, после 40-часового марафона автобусом от шведского Олесунна , в тёплый и тихий, немного даже душный и поздний мурманский вечер начала августа. Серьёзная частная компания труд врача оплатила неплохо и я смог на заработанное сносно просуществовать без подработок всю подошедшую и прошедшую, до конца ноября, осень и даже скататься недалеко по личным делам в Архангельск, на две недели сентября. Потом прошла моя учёба, на врачебный сертификат, и лишь перед очередным рейсом, с января, я был вынужден устроиться, на месяцок, декабрь чтоб поддержать себя перед затянувшимся, очередным, уходом в моря. Но тогда же и произошли удивительные и значимые, если не этапные, события в моей жизни, в том числе и связанные с пенсией…
- 6 –
Всё же я твёрдо решил, и до конца, не так , как в суматохе отхода, выяснить, полагается ли льгота врачам Атомфлота выходить на пенсию по статье плавсостава. Оказалось - полагается! Всё та же милейшая Ольга Васильевна, которую я буквально специально для этого разыскал , сообщила мне и подтвердила, чего не знала, или не хотела знать , - Ирина. Та самая, которая ошарашила меня ещё весной прошлого года…
Из двенадцати лет штатной работы нужно было высчитать 8, 5 лет «чистой воды». Понимая это буквально, я и начал считать сроки своего пребывания непосредственно в море. Итак :
1 рейс - с 27.03.93 по 11.08.93 – 4,5 месяцев
2 рейс – с 25.09.93 по 07.02. 93 – 4,5 месяцев
3 рейс - с 19.04.94 по 27.09.94 – 5 месяцев…
И так далее. Таким образом, за 21 рейс я «насобирал» 96, 5 месяцев, делил это число на 12, получалось ровно 8 лет 3 месяца. До полного плавстажа не хватало 3 месяца. Но я ещё не учёл работу в спасательном флоте рыбного порта во время отпуска , - 75 дней, два с половиной месяца. Организация солидная, государственная, так что отчисления в пенсионный фонд там производили. Походил я ещё за прошедшие года «левый» рейс, в частной фирме. Семь с половиной месяцев, во время длительного отпуска от арктических скитаний, но там наверняка нечего было ловить. Итак, я решил, во второе пришествие в пенсионную несносную контору, выбивать себе пенсию, и тоже льготную, плавсоставскую, полагающуюся с 50 лет. Внутри переживал, когда вошёл в до осточертения знакомое здание, в другую уже дверь, напротив той, где сидела «рыжая». Не было видно и её, дверь туда я открывал, - она как то говорила, что учится заочно в юридическом, может, уже закончила… В кабинете находилось двое молодух. Присев напротив одной из них, для первичного приёма, я заявил о своих намерениях и добавил, чтоб побыстрее, справки там годились, о своём «Деле». Инспекторша изменилась как то в лице, исчезла, и быстро обратно появилась, неся в руках пухлую, многострадальную папку с моими данными. Меня уже немного подтрясывает. Определение областного судьи, по результатам проверки, копию которого получил и я, находилась в этой же папке. Удивительным образом ,но сам текст, при написании повести, я так и не отыскал, но, кажется та копия была уже в том месте, куда я её сам и отдал. Определение было отрицательным, - ничего не решили, ничего не возместили. Я не ПОНИМАЛ, ОПЯТЬ - ничего. Как так? Там, в «надзоре», всё было прописано, расписано, расжёвано, и результата – никакого… Была и встреча с Мормилем, тоже ничего не принесшая. Он меня уговаривал обращаться в Европу, в Страсбургский суд и в связи с этим рекомендовал познакомиться с Риммой Дмитриевной Куруч, председателем регионального отделения Партии пенсионеров, имевшей уже опыт обращения в ту, конечную инстанцию. Я кивал, соглашаясь с Валентином Васильевичем, и не сказав, ему , кажется, что решил пробиваться с плавсоставской, не желая его обижать и обещая пойти в тот подвальчик возле вокзала, на улице Коминтерна, где и расположилась та новоявленная и неординарная организация, с непростой судьбой… Молодуха стала суммировать мой морской стаж, по принесённой мною справке от Ирины. Кивнула в конце подсчёта : « годится». Потом стала долго изучать мои бумаги из папки. Наконец, с неудовольствием,- это было явно заметно на её лице, - она мне стала выписывать памятку, - что принести в следующий визит. И тут я , наэлектризованный, срываюсь, она мне приписывает принести то, что уже есть, в той же папке. И вдруг повышает голос сидящая рядом другая, в адрес меня, на что я реагирую своеобразно,- « почему кричите? я слышу хорошо», она смешивается, умолкает и добавляет, «логично» мне объясняет, - « потому, что я – начальница.» Вот, значит как, с молоком на распрекрасных своих губах уже поставлена государством, - командовать. Пенсионерами.
Самое важное в списке добываемых документов – копии персонифицированных счетов за морские года. Нужно менять их номера. Во всех трёх конторах. Время поджимает и я стараюсь их всех оббежать до намеченного отъезда в Архангельск, билеты куплены. Успеваю. Теперь можно спокойно отправиться в город юности, пока эти счёта будут готовиться. Там любимая моя женщина, бывшая когда то невеста, с юности на всю прошедшую с того времени жизнь, ставшая полтора года назад вдовой, никак не может определиться, что то выгодное решить для себя. Проругался я с ней все две недели, пока «квартировал» извела она меня прямо таки придирками своими мелкими, неумными, неуместными, раздражила своей исключительностью, чего мне хватило ещё в первом браке, промучавшись сомнениями, не получив даже телесного полного удовлетворения, я возвращаюсь. На вокзале встречаю приятеля по Атомфлоту, - Веню, стоматолога. Он рассказал, как получал пенсию. Его просто, в положенный срок, вызвали в отдел кадров и выдали там пенсионную книжку. И никаких он тебе не испытывал ни забот, ни хлопот. Правда, кажется, пенсия его была не льготная, не досрочная…
- 7 –
Та осень, 2006 го, вышла у меня суматошной, едва ли не самой бурной, вместившей столько событий и страстей, за всю мою жизнь. Перемена статьи для получения пенсии, подготовка нового иска, в Областной суд, по результатам отказа в надзорной жалобе. Учёба на сертификат, оформление нового паспорта моряка, лечение мучительное зубов – выдалбливали корень, расшатали соседний моляр, закрепили его проволокой. И в довершение ко всему – потеря гражданского паспорта, двух сберкнижек, карточки банка, полиса страховки… Всё это находилось в портмоне, который и вытащили незаметно, во время толкучки в поликлинике, из раскрытого отделения сумки. И тут же приятное, хоть и с горчинкой – поездка архангельская, день рождения на воздухе, впервые с шашлыками. Комиссия медицинская придирчивая, с диспансеризацией, гоняли из кабинета в кабинет. Но было и ещё одно, неординарное, необычное событие – вступление в партию…
Зальчик полуподвального этажа около вокзала, где отделение организации, заполнен. Стулья, приставленные в ряды, и перед ними – стол, как для торжественных собраний, в красном одеянии. Компромисс, сделка моей совести с обстоятельствами завершалась. Я в ответ на подготовку Мормилем нового иска я согласился на вступление в объединение людей, жаждущих, ждущих , ищущих справедливости. Ячейки появились в городах, поселках области, в самом областном центре. Количество членов исчислялось сотнями, если не за тысячи. И люди туда всё шли и шли, партия росла, как на дрожжах, будто по большевистскому призыву. Я попал на мероприятие вручения билетов. Кажется, оказался самым молодым. Некоторые , узнав, что я врач , тут же лезли с вопросами о своих болячках. Но по порядку. Сначала пламенную речь произнесла Римма Дмитриевна, с моралью – «народ за нами пойдёт…». Потом она говорила о слиянии, с партиями Глазьева и Миронова, о том, что поедет на объединительный съезд. Не знала новоявленное воинство, какая незавидная участь их ждёт. Политики высокого полёта, спохватившись, напугавшись массовости новой партии, её авторитета, просчитала ситуацию, решила завлечь электорат, заиметь голоса, стали трубить о необходимости слияния «прогрессивных сил». Но едва появившись, новоявленная партия ,поистине народная, тут же и исчезла, растворилась , обманутая… А вслед за тем наиболее активные , честные и принципиальные руководители были подвергнуты обвинениям, обструкции, гонениям. Попала в жернова репрессий и Римма Дмитриевна. Бывшая коммунистка, работавшая во власти в застойные времена, она сохранила все те лучшие качества ,которые были присущи отдельным партийным, среднего звена, - совестливость , справедливость, вера в людей, открытость , душевная чистота… Так заканчивалась история с обжалованием определения по надзорной жалобе, так и не удалось мне подать заготовленный уже иск. Римма Дмитриевна, согласившись быть моим юридическим представителем, доверенным лицом в суде, так и не смогла, не сумела мне помочь. Я сидел перед нею накануне нового своего рейса, назначенного мне ремонта в Латвию, она складывала форматные листки пополам, прокалывала привычно их дыроколом, была уверена в своей и моей правоте, была полна решимости, не зная, что ожидает её дальше… Я опоздал буквально на полгода… Тогда же я пытался пробиться на приём к руководителю компании, где только что отходил рейс. Тузов Юрий Васильевич. Пивной король Всегда, под какими либо предлогами, отказывался со мною встретиться. Может , узнал, что буду просить медаль, «за спасение погибавших», учреждённую в 94 году , вместо прежних, при пожарах и утоплениях.
И всё же это в те осенние месяцы было не главное. Главное – протоколы, они больше всего меня занимали. Я старался успеть их переиначить, перелицевать, исправить для другой статьи Пенсионного кодекса. И , может, те задержки, потери, может они меня и выручили, Может и помогло. Потому что я отказаться был вынужден от одного предложенного рейса, от второго, мне уже предлагали чуть ли ни увольняться, по собственному желанию… Взамен украденного обычного я промучался с оформлением нового паспорта, потом потянулось, протянулось время с получением паспорта моряка, потому что его не давали из за неимения гражданского . А выручал везде, как ни странно, членский билет партии пенсионеров, в красной корочке… Я заказал через него и новые карточку в банке, и полис в страховом офисе… И всё же неудобно, неуютно было существовать без предъявления личности по паспорту, будто и не человек ты в своей стране… Никто не посочувствовал мне, когда я бегал по этажам поликлиники, отыскивая хоть какой то след. Только уборщица и сказала, что, да, бывают набеги какой то банды, крадут паспорта моряков, потом продают их, на юге, или требуют выкуп. Но происходит это крайне редко, раз в полгода. Действительно ли я попал под такой налёт, неизвестно, но обращаться в милицию не стал. Прямо перед дверьми паспортного стола подсказали писать заявление о пропаже, а не о краже… Пришлось, правда, заплатить штраф. Может, это было и выгодней иммиграционной службе, может, потому и подсказали…
…Смутный день середины декабря, ровно 15 число. Пятница. Уже полную неделю меня «парят». Проверяли моё проживание в посёлке , на Севере. Начальница паспортного стола здесь, на месте, делает ошибку, я мчусь, не замечая в Колу, за 15 километров, там документ не принимают, а впереди неприёмный день, я теряю время. И такое же – в паспортном столе поселка. Но я уговариваю женщину , обращаюсь через дверь, а не в закрытое окошечко. Удивительная женщина, добрая душа, всех знает и помнит на лицо, работает на одном месте двадцать лет. Наконец, справку принимают, просят звонить о результате через три дня, уже в среду, утром. Звоню в 9-15, сотрудница, кажется , с тем же голосом, спохватывается : «ой, я забыла, не смотрела! ». Ищет по компьютеру, долгие минуты , две или три, что она там копается, потом голос появляется : «да, есть» Но результат: «опять ждать». Два дня. Мучительнейшие 48 часов, ожидание перед казнью. Серьёзно думал, опять откажут, и я не выдержу, раснесу весь этот фонд, с кричащими девушками… Бессонная ночь и вот , накануне, четырнадцатого, - не выдерживаю. В квартире моей, с позднего приходит утра, сидит сосед Коля. Ему под семьдесят. Рассказывает, как обманули на пять лет с пенсией. Всю жизнь дышал раскалёнными газами, сварщик, мог выйти по вредности в пятьдесят, теперь вот мучается астмой. Хочу понять, действительно ли есть неодолимая тяга к зелью, после вчерашнего, он жаловался, а я спрашиваю «хочется выпить, то?» Он поднимает голову на меня, в свою очередь : «а у тебя есть?»- чем и отвечает на вопрос , развеивает сомнения. Я достаю початую бутылку, выпиваю с ним. Вдруг раздаётся стук в дверь. На пороге другой сосед. Это – Платонов. Тоже пенсионер, но помоложе Коли, получает как инвалид, работал в милиции, повредил ногу. Он прямо говорит, что алкоголик, почти требует , тоже , опохмелиться. Так , мы на троих , и приканчиваем ту бутылку. Уже день. Меня уже трясёт, может не смогу спать, но выпитое должно помочь, да и бессонная предыдущая ночь скажется. Выходим на воздух гулять, трое обалдевших человека, оба они решают продолжить , я от них, сославшись на неотложные дела, убегаю, скрываюсь. Но дел никаких нет. На следующее утро звоню и почему то сильно трубку прижимая к уху,- это так напряжены мои пальцы… Всё ! Свершилось ! Приглашают, уже теперь, на следующей неделе, за удостоверением… И всё таки удовлетворения полного нет. Я ведь мог ту , морскую, получить ещё на полгода раньше, оказывается, - «чистая вода», это не плавание как таковое, а прописка по судну, которая бывает и за месяц и за два до рейса, а иногда даже и после.
Как и теперь, прописка с августа, мы уезжать должны , сначала 4 сентября, потом, 18 –го, а теперь – аж через месяц, следующий сбор – 19 октября (!). Таков печальный результат этой беготни и шараханья. Сначала летит только часть команды, так называемый «отстойный экипаж», а потом присоединимся мы. Срок сбора , конечно , действительный, но вот отъезд пока ещё весьма туманный и неопределённый. В кабинете загранплавания решаюсь на отчаянное, пытаюсь уговорить капитана взять меня сейчас, но тот трясёт головой: «не могу, док!..» Да и кто согласится из компании, чтоб держали врача, содержали полный месяц на стоянке в Лас-Пальмасе. Так и протянулось. За 19-м октября сбор перенесли на 22-е, но собрали вновь лишь 25-го,а отлёт назначили на 28-е, теперь не через Москву поездом и до Мадрида самолётом,как раньше, а с экипажем «Богомолова», - автобусом до финского Ивало, где разгуливают по улицам олени, и дальше – чартерным рейсом на «Боинге», прямиком до Санта-Круса…
Когда я выходил, в полной растерянности, на крыльцо управления,- как же теперь? на что жить? на какие шиши существовать? с чем протянуть этот нежданно свалившийся, целый месяц? Денег нет вообще, с подработок в больницах уволился, все отпуска на работе отгулял , доходов и запасов – никаких. Тогда то я, в полнейшей пребывая растерянности, и вспомнил о пенсии, - ведь получу 18-20 числа, успею аж два раза… Продержусь, на путассу ,по 34 рубля за килограмм… И враз внутри, в груди – потеплело. Не зря ж боролся всё таки, год назад… Как подгадал ?..
- 8 -
Так закончилась моя истощающая, иссушающая, изнурительнейшая, изматывающая и безрезультатная борьба. Я бился четыре года. Я так ничего не добился. И не приобрёл. В те последние, нервные дни шестого года, я , по какой бесовской надобности, даже не вспомню почему, меня туда занесло, но оказался в персональном кабинете, того несносного мне здания и увидел саму… Нурутдинову. Самую главную мою истязательницу, первой подписывающей эти липовые, злосчастные, якобы правдивые документы, отставляющие, отбрасывающие меня от пенсии… Сначала я думал о другой , действительно раскосой, с восточной внешностью, она подходила ко мне несколько раз с «рыжей».Объясняла, уверяла убедительно в правильности их состряпанных отказов. Всё вроде было логично тогда, я верил и не верил ей, а потом вообще , стал всех там ненавидеть, всех, строивших свои утверждения на лжи и неведении просящих. Мне то кое что раскрывалось, особенно в конце, после всех передряг. Просто я устал бороться, и ощутил неимоверную тяжесть в душе, после отвоёванной, хоть плавсоставской пенсии… Внешне же Нурудтинова оказалась с настоящим русским, рязанским лицом, а фамилия ей досталась, скорее, от мужа, И ещё. Было в ней что то такое отталкивающее, неприятное, холодное, как от змеиной её повадки, с хищным, пронизывающим взглядом. Внешне сама она была худа и костлява, как Баба Яга, в ярко розовом,, ядовитого какого то цвета и вызывающего покроя платье. Кажется , она даже не поняла, кто я ,и я поспешил удалиться, просто оказавшись случайно в том кабинете,- искал другую сотрудницу, для подписи, - с коробками , полными мандаринов, с бутылками пузатыми, серебристыми, шампанского в углу. Собирались праздновать приближающийся Новый год, корпоративной вечеринкой, поистине пир на костях. Я вспоминал все эти четыре года бессмысленной тяжбы, переживаний, потрясений и увидя её, содрогнулся, как эта маленькая женщина способна была обманывать сотни несчастных больных стариков? Она , узнал после, уже руководит где то повыше. И там продолжает свои чёрные дела? Себе то она приберегла закончик. Я совершенно случайно узнал, что для госслужащих существует отдельное положение, в виде федерального закона, о пенсиях, на порядок превыщающих для других категорий работников, где и шахтёры, и моряки. Эта книжка все же вынуждена была напечатать тот пресловутый закон, о котором я узнал лишь через газету пенсионеров, там опубликовали письмо одной учительницы об этом. Я нее верил своим глазам это было потрясение до глубины души… И всё таки я испытывал удовлетворение, даже превосходство своё. Всё таки я сумел вырвать год ! Целый год! И ни она , никто не мог этому воспрепятствовать, как то помешать. С ними нужно бороться только законами, только честными, пусть и очень трудными, - доказательствами. Всё таки есть упоение хоть от какой то победы с этими прожжёнными чиновниками, хоть в малости. И ещё приходил, не один раз , из памяти, - один эпизод. Холодный, морозный даже октябрь 02-го, палуба ледокола «Таймыр», на причале, где я тогда проживал, пребывал, тащил в каюту новоявленную, вторую жену, стройную, статную, - сексосжигающую и выжигающую. И разговор с вахтенным матросом, стоявшим у трапа. Он предупреждающего предостерегал, что долго могут проверять эти документы, эти прощелыги из «пенсионки» , его самого мытарили ажни четыре месяца. Я наивно , самонадеянно отшучивался, что не могут же мне столько же, ведь мне же скоро, через месяц буквально – в рейс… И видел тогда же, когда и Нурутдинову, свою первую мучительницу, Татьяну Васильевну, уродливо располневшую, ещё работающую, смешно напялившую на себя брюки, джинсовые, молодёжного покроя. Она меня не замечала, может, - и не хотела этого делать…
А ещё через полтора года после оформления пенсии я подал заявление на имя генерала – майора Светельского, командовавшего по Мурманской области МЧС, и получил исчёрпывающий, буквально через два дня , - отрицательный ответ. Мол, не положено обращаться с просьбой о награде за спасённого в море через столь долгий срок,- опоздал, друг. Надо было сразу, в течении м е с я ц а, с момента происшествия, из той конторы, где и произошёл случай, отправлять заявку в местные органы власти, по области, а там , как посмотрят, передавать ли дальше, материалы о награждении, в Москву. А что было спасение или нет – не колышет, главное – вовремя обратиться в соответствующие органы, инстанции. Поражающие, потрясающие правила. Где чаще всего могут утопнуть? На корабле, в рейсах. И что же ? Подавать, если соизволит работодатель? Интересно, давали ли кому-нибудь медаль в Мурманске, за спасение утопающих? Случаев реальных же я знаю не один… Так я ничего не получил для себя и тут – звания ветеранства при федеральной медали. Награда вроде положена, но не дадут. Как и в случае с моей многострадальной досрочной льготной,- положено было, а не дали. Интересно и своеобразно на эту тему писал великий русский писатель Виталий Маслов,- мурманчанин в душе, уроженец Мезени – в своей книге «Ещё живые», в очерке «Лебединое озеро», про Карпа Мартыновича Терентьева. Когда тому, 80-летнему, охотнику и рыбаку, работавшего по договорам, предложили похлопотать о пенсии, он ответил : « Как это, ни за что – деньги? Глаза глядят, ноги ходят – ни от кого мне ничего не надо.» Он так и умер, ни копейки не получив от собеса. А люди ему и государство тоже, - обязаны спасением уникального, немалого стада лебедей, на одном из озер мезенской поймы. В том пронзительном сборнике и увидел я , замётанное в кавычки – «всё правда». Но , видно, не всё и мне удалось рассказать…
2009 г. рейд порта Нуакшот, Мавритания