Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый». ДКБФ 1971-1974».
Глава 611. Гдыня (Польша). БПК «Свирепый». Гордость не гордыня. 23.07.1974.
Фотоиллюстрация из третьего тома ДМБовского альбома автора: Польша. Гдыня. БПК «Свирепый». Рулевой, комсорг, командир отделения ПИП РЭБ, старшина 1 статьи и принципиально просто матрос, военмор и краснофлотец А.С. Суворов на вахте-посту часового у флагштока БПК «Свирепый». В 17:00 по местному летнему времени польского города-порта Гдыня наступил «последний парад». Второй снимок из-за моего плеча на БПК «Свирепый». Флаги расцвечивания под шаловливым ветром всё время меня «ласкали», а то и хлестали-захлёстывали, но я не поддавался и стоял стойко, как «оловянный матросик»… 23 июля 1974 года. 17:00 по местному летнему времени.
В предыдущем:
Я был горд и счастлив тем, что был не просто зрителем, наблюдателем, но участником этого парада, потому что через наш корабельный бинокулярный перископический визир ВБП-451М, который давал возможность увидеть даже лица моряков на реях парусников, я видел всё своими глазами и слышал всё происходящее, в том числе и салют, своими ушами.
Вот так, запертый на корабле, я оказался в гуще самого красочного праздника этого дня пребывания в Гдыне (Польша). Ну, и кто кого «наказал»?..
После обеда с 13:00 до 17:00 я стоял «на часах» у гюйса «за того парня», которого в наказание мне включили в делегацию наших моряков-свиреповцев в поездку в польских колхоз или в какой-то польский пионерский лагерь скаутов-харцеров.
Хватит! Больше в увольнение не пойду! Находился. Пора и честь знать…
Сегодня это было что-то! Замполит публично обвинил меня в том, что я «пользуясь моментом и своим положением «годка» без разрешения командования втёрся в доверие командиров групп и самовольно много раз был на берегу в то время как другие ещё ни разу не были в увольнении». При этом Мерзляков пристыдил меня тем, что «такое поведение не достойно комсорга БПК «Свирепый»…
Оправдываться не было смысла, да и красноречивые взгляды молодых матросов, моих друзей-годков, а также офицеров и мичманов говорили мне: «Молчи, Суворов, за умного сойдёшь!». Я молчал, только гордо, как перед расстрелом, пристально смотрел в «рыбьи» глаза замполита, налитые «кровавой ненавистью и злостью».
Остаток дня я провёл на сигнальном мостике и в ходовой рубке у окуляров корабельного бинокулярного перископического визира ВБП-451М, наблюдая за парадом парусников международной регаты «Операция «Парус-74» и за зрителями – гостями крейсера КРЛ «Железняков».
В конце дня 23 июля 1974 года я опять стою на посту часового у флагштока гюйса БПК «Свирепый» с автоматом в руках с часу ночи до пяти утра 24 июля 1974 года.
Опять я не сплю всю ночь и ёжусь от утренней прохлады в объявленной форме одежды №2: фуражка-бескозырка, форменная рубаха белая, фуфайка морская – тельняшка, брюки чёрные, ботинки чёрные, поясной ремень с бляхой.
Ну, ничего, на то она и служба, чтобы быть трудной. Хотя эта ночь далась мне гораздо труднее. Подогревало только воспоминание о разноцветной красавице «Рыжевласке» у лотка с открытками и о жгучей обнажённой «Диане» на паруснике «DUENNA» из Гамбурга.
Последней моей гордой мыслью, перед тем как скованными от холода скулами произнести ритуальные слова смены вахты часового разводящему и моему сменщику, я вдруг понял, что гордость – это не гордыня, а достоинство, с которым настоящий моряк должен встречать трудности в жизни, в том числе и ухмыляющуюся физиономию разводящего и сменщика, которые нарочито медленно, кутаясь в свои чёрные бушлаты, с перекуром на баке, подходили ко мне и с любопытством смотрели на меня, стоявшего всю ночь и утро в парадной неподвижности в белой форменной рубахе без бушлата…
Ещё когда я заступал на вахту часового у флагштока в час ночи по форме одежды №2, все смотрели на меня как на идиота, но мне самому крайне важно было ощутить положительную самооценку, то есть ощущение самоуважения, чувства собственного достоинства, собственной ценности. Если уж свалились на меня испытания, то надо через них пройти…
Правда, нашлись и такие, которые посчитали моё поведение на ночной вахте часового в лёгкой летней форме одежды не гордостью, а гордыней, то есть непомерной гордостью, заносчивостью, высокомерием, эгоизмом и зазнайством.
На тему гордости и гордыни мы с ребятами, моими друзьями-годками, поговорили утром 24 июля 1974 года во время «посиделок у Суворова на баке»…