«Имя?»
Ответ последовал не сразу.
«Роман…»
«Фамилия?»
Снова пауза, но продолжительнее. Тёплая вата тьмы почти вернула его в свои объятья, когда голос повторил:
«Фамилия?»
«Нечаев…»
«Звание?» - голос звучал в его голове, происходил изнутри его самого.
«Майор меж…планетной службы».
«Должность?»
«Старший офицер безопасности».
Понемногу приходя в себя, Роман мысленно встрепенулся. Тьма вокруг уже не казалась такой привлекательной, мягкой и тёплой. Она – небытие.
Опять наступила тишина. В этот раз удалось не запаниковать. Это хорошо. Мысли понемногу упорядочивались, выстраивались и, более или менее логичными порядками, отправлялись по местам.
Роман не ощущал ничего. Ни тела, ни уж тем более чего-то за его пределами. То есть он ощущал, что оно есть, это тело, и даже существовала некоторая уверенность, что оно принадлежит ему. Но сознание внутри никак не было с ним связано и напоминало громоздкого жука, сильными крючковатыми лапами карабкающегося по стенкам, чтобы рано или поздно бесцельно упасть панцирем на дно.
«Действует седьмой параграф Устава», - голос возвратился. Неопределимо балансирующий на грани мужского и женского, многогранный. В него лучше не вслушиваться, не проникаться им. Себе дороже.
Ожидание здесь - чуть ли не самое главное испытание. Этому космопроходцев учили, и школа была хорошей. Ничего не изменится, покуда Ординатор не сверит того самого жука с «контрольной копией» сознания. Если расхождение составит не более одного процента, контроль над телом вернётся космопроходцу. В наборе рабочих терминов Ординатора это называлось «определением повреждения личности» и неизменно оставалось крайне неприятным моментом. Вряд ли нашёлся бы такой человек, у которого не возникало мысли: а что если Ординатор не захочет возвращать контроль?..
«Мыслительные процессы в норме. Повреждение личности в пределах допустимых показателей. Первоочередной опрос позволяет заключить об отсутствии преград для начала исполнения возложенного долга».
После этих слов Роман ощутил, что в состоянии открыть глаза. Следом проявлялась чувствительность тела: свинцовые колотушки вместо рук, по которым вскоре забегали безобидные поначалу мурашки, дрожащие мышцы пресса и ходуном ходящие колени. Ниже пока вообще ничего не ощущалось. Новичка наверняка пробрал бы страх, ведь складывалось впечатление, что ноги вот-вот не выдержат, и ты рухнешь. Но Роман знал, что рухнуть ему не суждено. Хотя бы потому, что он лежал. Паника - первая реакция организма на пробуждение. Будет и вторая, а может и третья.
Мозг не преминул проверить целостность физической оболочки: обжигающей волной по телу прокатилась боль. В такие моменты она скорее приятна, ибо служит маяком, обозначающим что всё, пока что, в норме.
Внезапно Роман почувствовал, как его приподняли и усадили, оперев спиной на что-то прохладное и мягкое. Воображение тут же принялось рисовать серые образы углепластика: зафиксированные столы, гладкие овальные капсулы, решётчатые квадраты вентиляционных шахт в перетянутом силовыми кабелями потолке, и, почему-то, покрытые ромбовидным рисунком стены. Открывать глаза он благоразумно не решался. Памятен был ещё позапрошлый раз: после таковой опрометчивости его рвало ещё не менее получаса, при условии что так называемый «транспортный раствор» вышел почти сразу, уступив место желчи и пустым болезненным потугам.
Вдруг стало теплее: его укрыли низолиновым полотном. Или чем-то подобным, ведь не было никакой гарантии что на данном челноке вообще имелись таковые полотна.
– Ты слы…шишь меня? – донёсся голос. Далёкий, еле различимый. Женский.
Роман медленно, очень медленно кивнул, непослушными руками цепляясь за края покрывала.
– Как ты себя чу… чувствуешь?
Подумав, он повторил движение головой.
– Если что – по…стучи. Хорошо? Ты не по…следний.
Голос казался знакомым, это радовало. Хоть с кем-то в экспедиции не придётся знакомиться.
Довольно продолжительное время, впрочем, невозможно сказать точно, Роман приводил себя в порядок, прибегнув к заученным методам. Прислушивался к звукам, - со слухом в этот раз, кстати, дело обстояло совсем нехорошо, - к тактильным ощущениям, к запахам, точнее к их почти полному отсутствию. Вскоре «проснулось» зрение: сквозь сомкнутые веки проник свет, окрасив мир в мутно-красный.
Вокруг в это время бурлила работа. Роман плохо разбирал слова, иные звуки порой, вдруг нарастая, вообще проглатывали всё остальное, оборачиваясь продолжительным гудящим фоном. Поразмыслив, он воззвал к Ординатору.
«Ординатор» - ровным как могильная плита голосом мгновенно отозвался он. Тихое эхо его упало куда-то в нехоженую тьму подсознания.
«Дуальное восприятие женщины, недавно обращавшейся ко мне».
«Я отказываю тебе».
«Право офицера безопасности».
«Имя индивида».
«Пожидаева Ольга», - не раздумывая выдал Роман, искренне надеясь на попадание в цель.
«Я отказываю тебе», - как и всегда безэмоционально Ординатор дал понять, что Ольги нет в составе экспедиции на Ясную. Роман расстроился и очень удивился. Достаточно странно на самом деле, что её нет. Она прирождённый психосервер, прекрасный медик, несмотря на молодость и лейтенантское звание… Да и поддержкой Корстнева, вроде бы, заручилась…
«Неясова Рената», - назвал он второе пришедшее на ум имя.
Ординатор помедлил. А означало это, что майор угадал.
«Право старшего офицера безопасности», - настоял он, выделив «старшего».
«Нет угрозы вторжения в личность. Нет угрозы вторжения в частное. Я подтверждаю право», - капитулировал Ординатор.
Изображение возникло настолько резко, что Роман даже вздрогнул. Теперь, сидя где-то в стороне, он видел и слышал всё, что видела и слышала Рената. В прошлых экспедициях, занимая менее высокую должность, он не имел права затребовать проекцию чужого восприятия. Но, после известных событий, и не без поддержки Корстнева перед лицом высшего начальства, в экспедицию на Ясную Роман отправился получив заслуженное повышение.
Это выглядело как обычная нанопроекцая, только как бы сквозь увеличительное стекло или округлый аквариум с водой: без особой резкости и с большой долей искажения тонов, картинка к краям основательно расплывалась и растягивалась.
Надо же, он видел себя! Не настолько хорошо, чтобы разглядеть дефекты внешности, но всё же. Сообразив, попытался улыбнуться.
– Как ты? – спросила Рената, подходя ближе. При одновременном восприятии реальной речи и её мыслеформы порой возникало гулкое, жутко назойливое эхо. Вот и сейчас Роман стойко выносил его «качели».
Майор кивнул, давая понять, что он – в порядке. И тут же подтянул низолиновое полотно там, где его стоило подтянуть, стараясь не делать резких движений. Рената усмехнулась и отвернулась.
Шагая так, точно боясь споткнуться о что-то невидимое, она поочерёдно подходила к капсулам приёмников и подолгу, обстоятельно отслеживала жизненные показатели. Пульс, активность мозга, дыхание, давление: артериальное и внутричерепное.
– Один приёмник накрылся! – неожиданно донеслось откуда-то сбоку. Голос был мужским: глубоким, сильным. Отчего-то, и вовсе не ясно отчего, возникло стойкое убеждение, что обладатель голоса обязательно должен иметь бороду…
К нему Рената и обернулась. Быть бородатым, понятное дело, он не мог. Хотя бы по той простой причине, что после «прыжка Антонова» волос на теле не остаётся.
Высокий, даже очень высокий, широкоплечий мужчина, уже облачённый в комбинезон, хмуро нависал над раскрытой панелью одного из квантовых приёмников. В зубах он сжимал отвёртку-трансформер, левой рукой держал отвинченную панель, а правой шарил в хитросплетениях цветастых проводов.
– Нас на одного меньше, - буркнул «бородатый», и хотел было открыть капсулу, но почему-то передумал.
Рената не стала дожидаться выяснения причин поломки – впереди оставалось ещё две капсулы. Вскоре выяснилось, что в обеих жизненные показатели колеблются в пределах нормы. Это радовало.
А вот тот факт, что при посадке челнока получила повреждения одна из капсул, радовать никак не мог. На памяти Романа, за все его пять экспедиций, поломок такого рода не случалось. Тут имелось два варианта. Как водится: хороший, и не очень. Хороший заключался в том, что вместе с самой капсулой из строя вышел и маяк квантового приёмника. А плохой подразумевал, что маяк остался цел при полной неисправности самой капсулы. Последнее же значило: кто-то из членов экспедиции погиб. Его расщепило на Земле, но в точке материализации его копии случилось непредвиденное.
На Земле, в Новосибирске, у входа в новый корпус психподготовки высился памятник, посвящённый этим людям. «Слившиеся с космосом» он назывался и представлял собой троих космопроходцев, плотно прижавшихся друг к другу и смотрящих вверх. Вытянутые руки их сливались воедино и вытягивались в закрученный поток, устремляющийся по задумке в безграничное пространство. Меж собой члены разных экспедиций горько именовали его «Слившиеся в космос».
– Маяк разбит! – услышали Роман-Рената. И это означало, что никто не погиб.
– Пятый готов и проверяется! – внезапно вклинился незнакомый голос: молодой, значительно моложе остальных.
Около одной из капсул что-то озадаченно просчитывал юный паренёк – лет девятнадцати, не больше. Вытянутое лицо и длинный, чуточку крючком нос придавали ему очевидное сходство с персонажем популярного на Земле электронного комикса, горе-исследователя Фарадея, с недавних пор так ещё и героя реклам. Неподалёку же, на краю соседней с Романом капсулы сидел ещё один член экспедиции. Судя по устремлённому в пол, рассеянному взгляду, его беседа с Ординатором подошла к концу не так уж давно. Он тоже кутался в тонкое невесомое полотно, пропитанное низолином – веществом, обладающим лёгким анестетическим и выраженным регенеративным действием.
– Девяносто шесть, девяносто… семь… де… вяносто… во-о-осемь… Что-то Орешек медлит… - вслух отсчитывая шкалу проверки индивидуума Ординатором, отображённую на интерактивной панели, юнец назвал последнего Орешком. Ровно так, как его про себя именовал сам Нечаев. Усомнившись, Роман пропустил это мимо внимания.
– Сто, - завершила за него Рената и первой оказалась у открывающийся капсулы, держа наготове низолиновое полотно.
На пару секунд проекция её взгляда пропала из головы Романа. Опережая негодование, коротко высказался всевидящий и всезнающий:
«Угроза вторжения в частное».
Когда картинка возникла вновь, стало ясно почему Ординатор прервал трансляцию. Укрытая регенерирующим полотном, на мягких секционных подушечках, из коих состоял лежак капсулы, всем телом дрожала девушка. Бледненькая, со вздёрнутым носиком и большой родинкой на мочке уха. С уголков закрытых глаз к голым вискам обильно стекали слёзы. Ей было больно...
– Третий – девяносто три! – донёсся голос хмурого «бородача», а может и ещё кого. Ожидалось скорое пробуждение следующего члена экспедиции.
– Ты меня слышишь? – Рената низко наклонилась над девушкой.
Но та не реагировала. Дрожала крупной дрожью, подёргивалась, бледные тонкие губы кривились набок, испуская белёсую пену. Рената на некоторое время замерла в молчании, заботливо, почти по-матерински положив ладонь на её лишённую волос голову. Очевидно, она вела приватный диалог с Ординатором. Роман, взирая на исходящую дрожью девушку, начал всерьёз беспокоиться. Среди уже известных науке последствий «прыжка Антонова» имели место паралич и весьма болезненные судороги и спазмы, и если бы только простых мышц.
– Сто! – почти выкрикнул Фарадей, как его окрестил про себя Роман.
Где-то вне поля зрения склонившейся Ренаты открылась ещё одна капсула. Послышались негромкие переговоры, шуршание распаковываемого полотна.
– Девяносто один!.. Это первый!.. – тут же донеслось приглушённое откуда-то сбоку.
Становилось ясно: не помешала бы помощь. Отрешившись от чужого взгляда, майор глубоко вздохнул и медленно, очень медленно раскрыл глаза.
Прямо перед ним обнаружилась та самая капсула, что теперь так и останется пустой. Не перемещая взгляда, он ещё раз глубоко выдохнул. Принялась кружиться голова, но вполне терпимо, без рывков и болезненных вспышек.
– It is my fault! Do you hear me?! My!!! – неожиданно, надрывно вскричал кто-то из-за головы Романа; тут же послышались быстрые шаги и выдохи, на миг завязалась борьба. Но уже в следующую секунду всё стихло. Галлюцинации и агрессия не менее распространённые явления в постпрыжковый период. Только вот Ординатор вряд ли позволит надолго зашкаливать чьим-либо эмоциям. На то он и Ординатор.
– Мне ну…нужна помощь, - заикаясь, громко позвала Рената; Фарадей подскочил к ней одним прыжком. - Респиратор Брамина!
На пару минут в отсеке возникла суета. Респиратор нашёлся вовсе не там, где по логике должен бы найтись. Только бросившись на его поиски, космопроходцы заметили насколько отличался капсульный отсек данного челнока от всех предшественников.
На влажное лицо девушки надели полупрозрачную каплевидную чашечку лёгкого устройства со сменным миниконтейнером по центру и двумя небольшими панельками по бокам. Рената коснулась одной, и часть её засветилась. Последующее касание впрыснуло в дыхательные пути, а затем и в кровь пациентки состав на основе токсичного растворителя под названием «эмина»; оказывавшей помощь оставалось правильно подобрать действующее вещество, которое в сочетании с уникальным растворителем производило мощное противодействие некоторым известным последствиям «прыжка».
Роман пошевелил головой, не закрывая глаз. Изображение немного смазалось, стало чуточку дурно. Торопиться не стоило, он опять глубоко и неспешно вздохнул, попутно ощупывая руками бёдра и колени. Тут же болью отозвали ногти – мягкие, податливые чешуйки. Роман выругался. Помнится, в одном из баров Новосибирска они с Санычем и сыном Корстнева, Лёшкой, долго дискутировали на предмет размягчения ногтей после «прыжка». Сошлись во мнении, что это чуть ли не самое неприятное из несерьёзных нюансов при пробуждении. Хотя бы потому, что последствия ещё долго ощущаются – пока не нарастут новые ногти. Благо, происходило это гораздо быстрее, чем при обычных обстоятельствах.
Рената облегчённо выдохнула, сняла респиратор и отстранилась от подопечной.
От хрупкой девицы, залитой слезами, дрожащей нагим телом под тоненькой низолиновой материей можно было ожидать всякого. Но уж точно не короткого потока матерной брани, и почему-то в адрес парня с ещё больше вытянувшимся от удивления лицом. И брани не простой, а отчего-то жутко сдобренной немецкой речью, тоже наверняка не лицеприятной! Фарадей даже поспешил отвернуться, видимо, приняв близко к сердцу. Зря. Ведь уже в следующий миг девушка спала.
Майор Нечаев находил моменты пробуждения экспедиций без преувеличения кладезем нетривиальных ситуаций. В рабочей ситуации Ординатор крайне редко не успевал вмешаться в эмоциональный фон человека с тем, чтобы пресечь всплеск чересчур негативных или даже порой позитивных эмоций. Но почти никогда у него это не выходило с только что пробудившимися после «прыжка». Принцип его действия выстраивался на мгновенном просчёте наиболее явных вероятностей исходя из личных особенностей индивидуума. Им запоминалась та самая «контрольная копия». А после прыжка весьма непродолжительное время некоторые люди не соответствовали сами себе. Это называлось «повреждением личности» в наборе тестов Ординатора. Ничего серьёзного, если показатель повреждения не превышал процента.
Как раз в тот мизерный процент и умещались несвойственные человеку выходки, порой весьма занимательные. Их-то майор Роман Нечаев и коллекционировал.
Их с Ренатой взгляды встретились. Выглядела она скверно. Высокий лоб блестел испариной, кровь отхлынула от смуглого, округлого лица, оставив его серым и довершив картину бледностью губ. На сей раз её лицо претерпело меньше изменений, нежели чем в прошлый. Фактор неизбежной перемены внешности для некоторых психоактивных людей, порой даже для многих, становился среди прочих решающим для отказа. То есть годных к длительному процессу «прыжка Антонова», а равно и к расширенному внесению в разум Ординатора, нередко отпугивала перспектива навсегда потерять привычный облик. Ведь материализуясь в капсуле фотонного приёмника, человек всякий раз получал лишь некоторые, наиболее явные и обусловленные генами черты лица и телосложения.
На свою же внешность, на новый свой облик, Роману было откровенно плевать. Метаморфоза его никак не заботила, порой даже забавляла. Гораздо больше его беспокоили размягчённые и болезненные ногти…
Теперь группа ожидала пробуждения очередного космопроходца. Никто не блуждал, все находились на одном месте, разве что Фарадей перемещался между рисовидными капсулами, раздавая нижнюю одежду каждому, кто в ней нуждался. Рената находилась подле панели с цифровым отсчётом, а «бородача» вовсе не было видно. Чувствуя себя той черепахой из анекдота, Нечаев медленно надел принесённую форму.
– Тут как на первой станции «Мир», моё вам мнение! – вдруг заявил кто-то из-за его спины.
Майор улыбнулся. Никто не сказал бы так, кроме Саныча. Нечаев аккуратно поднял руку в пространном приветствии. Тот факт, что его друг будет с ним уже третью экспедицию подряд наводил на мысль, что Корстнев что-то удумал.
– Худо, Рома? – усмехнулся Александр Александрович и сдавленно кашлянул. – Не хуже, чем первого января, так что не раскисай!
– Игры в Реконс…трук…тор тебя… когда-н-нибудь сведут с… с ума, С-саныч, - выдавил Роман перезрелую шутку по поводу станции «Мир».
– Не сведут, Рома. Не написали ещё такой программный код, чтобы вскипятить мой мозг!
Роман покачал головой: чего, мол, с игромана взять.
– Скучать не… будешь? – осмелев, громче спросил он.
– Поскучаю сейчас – порадуюсь дома.
Их диалог прервал, судя по глубокому голосу, «бородач»:
– Второй на подходе… - и всё внимание перешло на капсулу с упомянутым номером. Роман мысленно сжал кулаки, чтобы там не оказалась ещё одна женщина, если только это не Ольга. Крышка капсулы беззвучно откинулась, Фарадей укрыл пробудившегося. Мужчина. Даже молодой парень, немногим старше самого Фарадея. Он лежал тихо, смирно, поочерёдно глядя на всех, кто оказывался в поле его зрения.
– Что-то есть хочется… - с причмокиванием разлепив губы, хрипло прошептал пробудившийся. – Кхм… еда скоро?..
– Четвёртый!! – неожиданно громко вскричал Фарадей, заглушив почти было отпущенную остроту Романа про ужин и то, как именно его подадут.
Все взгляды разом обратились к панели единственной ещё закрытой капсулы. Среди прочих показателей красным значилось «Повреждение личности» с процентным соотношением тридцать девять! Спустя непродолжительное время в головах всех космопроходцев прозвучал бесполый голос Ординатора:
«Повреждение личности индивидуума четвёртой капсулы критично. Устав предписывает возложить ответственность за решение об открытии на командира».
И всё бы ничего, но раз – Ординатор ещё не передал приказ о назначении командира группы, два – Роман не без содрогания вспомнил инцидент, произошедший в прошлой его экспедиции. Тогда командир принял решение сохранить жизнь человеку с повреждённой личностью и открыл капсулу, поверив невысокому процентному показателю…
«Командиром назначается Александр Подопригора».
К этому моменту Роман уже поднялся на ноги и чувствовал себя более или менее сносно. Решение ЦУПа, заранее вложенное в Ординатор, было объективным настолько, насколько оно вообще могло быть таковым с точки зрения Нечаева. Хотя бы потому, что большую часть группы он попросту не знал.
– Изолятор? – у назначенного командира просел голос. Встав на ноги, он чуть не упал, но его ловко подхватил «бородач».
– Пуст!.. Проверяю! – отозвался некто из-за переборки. Конечно пуст. Кем бы он мог быть занят, если группа только-только пробуждается?..
Александр Александрович помрачнел.
– Саныч…
– Знаю, Рома… Всё знаю, - он шумно выдохнул. Крайняя по счёту экспедиция для майора Подопригоры чуть не стала последней - кому как не ему сознавать возможные последствия…
Александр Александрович окинул капсульный отсек челнока быстрым, предметным взглядом, удостоил оным каждого пробудившегося члена по отдельности. Откладывать решение нельзя, на кону жизнь. С одной стороны – пока ещё запертого в собственном сознании обитателя четвёртой капсулы, с другой… Вот тут-то было бы где разгуляться поклоннику новомодной трактовки теории вероятности! Ведь не имелось никаких гарантий, что выпущенный из капсулы человек будет представлять хоть какую-то угрозу группе. Как не было тех же гарантий относительно обратного.
– Подтвердить дееспособность! – скомандовал Александр Александрович. Лицо майора погрубело: выбор сделан.
– Неясова Рената, капитан… Должность – психосервер, - первой негромко отозвалась женщина. Вот кому-кому, а ей бы помалкивать с её-то предобморочным состоянием…
– Тимофей Буров, - процедил хмурый «бородач», не отходя от новоиспечённого командира. – Капитан. Инженер.
– Майор Роман Нечаев, старший офицер безопасности.
– Алексей Трипольский!.. – с плохо скрытой тревогой в голосе назвался Фарадей. - Лейтенант, химик.
– Павлов! Роберт! Геолог и лейтенант! – голос из-за переборки прозвучал живо и убедительно, но его обладатель так и не показался.
Пробудившиеся в остальных капсулах: первой, второй и третьей дееспособность не подтверждали, также не отозвался и сосед Романа – тот вообще вновь отключился. Из перечисленных пребывал в сознании только побеспокоившийся об ужине парень.
«Я предупреждаю об опасности длительного функционирования капсулы. Жизнедеятельность внутри неё под угрозой. Решение командира должно озвучить в течение трёх минут».
Напоминание Ординатора предназначалось всем без исключения.
– Буров, Трипольский – у капсулы, на всякий этакий… Павлов!
– Я!
– Изолятор наготове!
– Есть!
Командир нетвёрдо проследовал по мягкому серому ворсу к четвёртой капсуле. Нечаев поравнялся с ним, а Рената тотчас направилась куда-то в сторону. Наверняка за дозой «эмины» в респиратор. Не за оружием же…
– Открывай.
– Открываю, - буркнул-выдохнул Буров и неспешно набрал комбинацию цифр на панели. Увидеть его неудовольствие не составляло труда.
Крышка горизонтальной капсулы беззвучно откинулась. Роман, Александр Александрович и Фарадей почти одновременно шагнули вперёд, желая увидеть человека, для кого прыжок этот сделался последним. Буров же наоборот, точно наперёд зная кто там, отвернулся и сложил руки на широкой груди.
– Изолятор! Готов! – отрывисто доложил издалека Павлов.
– Да-а… - протянул, качнув головой, Фарадей.
На белой секционной подложке лежала женщина. Светлокожая, даже слишком и, естественно, нагая. Не Ольга – с облегчением выдохнул Роман. Выходило, что её вообще не оказалось в составе экспедиции на Ясную. Почему-то…
«Милош Милослава», – коротко отрапортовал Ординатор; его снова слышали все.
Вместо того чтобы накрыть её утеплителем, девушку спешно облачили в нижнюю одежду. Следом на запястьях стянули магнитные наручники, принесённые Ренатой. Фарадей, не в пример командира, действовал отрывисто, неуверенно, выдавая своё напряжение. У него заметно дрожали руки. Это была его первая экспедиция.
– Ноги?..
– Незачем, - хмуро ответил командир.
– В себя придёт – будет зачем, - пробасил Буров.
Но командир отрицательно помотал головой. Подхватывая Милославу на руки и унося в сторону изолятора, инженер Буров смотрел на неё так, словно она притворялась, чтобы улучить наиболее удобный момент и впиться ему в шею.
Но ничего подобного не случилось. Девушку поместили в изолятор и закрыли прозрачную переборку; пришлось, правда, некоторое время поискать как приводится в готовность система оповещения изолятора.
Вернувшись, Буров принялся молча осматривать капсулу за капсулой, а Трипольский - проводить поверхностную инвентаризацию. Рената уже где-то успела раздобыть низолиновые пластыри, и умело залепила ими ногти Нечаева и Александра Александровича. Очень долго никто не переговаривался.
Роман огляделся. Бесцветные стены с прямоугольниками закрытых ниш разного размера и расположения не были знакомы, что только добавляло уверенности: на Ясную, похоже, действительно отправили третий тип «Герольда». Споры на Земле во время подготовки не утихали пару месяцев, и не утихнут ещё долго, вплоть до возвращения их экспедиции.
Однотонный, без углов, потолок со спиралями ламп, помимо зарешёченных лючков вентиляции, имел несколько полупрозрачных приплюснутых сфер в разных местах, назначение которых для Романа оставалось неизвестным. Немалую часть отсека занимали капсулы приёмников, расположенные одним рядом с интервалом в полтора метра. Напротив каждой капсулы стояла небольшая сборная кушетка, по уставу изначально накрепко вмонтированная в пол. Позже их уберут. Всегда убирают – капсульный отсек непременно должен оставаться свободен и чист. Хоть о том нигде и не сказано: ни в Уставе межпланетных коммуникаций, ни где-то ещё в нормативных документах. Так уж повелось с самых первых «прыжков», со славных и трагичных экспедиций на Марс. Марсианские правила – неофициальный, но не менее чтимый устав для всякого космопроходца.
– Несчастная…
Роман обернулся. Его сосед, тот самый, что молчал и шатался всё это время, а после и вовсе отрубился, теперь бодрствовал. Мало того, выглядел посвежевшим. На вид ему было немало: лет пятьдесят, пятьдесят пять. Для космопроходца это запредельный возраст. И у него были… брови! Роман поначалу даже не поверил глазам, стал пялится бесцеремонно, но быстро одёрнул себя. Надо же, вот так чудо! Всякие отклонения случались, но чтоб хоть где-то сохранялся волосяной покров – нет, такого ещё не было!..
– Я помолюсь за неё… - сокрушённо вздохнул сосед, - на всё воля Божья…
Никак не ожидав услышать подобного, майор Нечаев остолбенел. Ещё миг назад он намеревался помочь Фарадею, но теперь и с места двинуться не мог. Божья… Божья воля!.. Он что – священник что ли?! Да быть не может! Зачем? Корстнев что, с ума сошёл?! Они там все посходили?!
Между тем, Роман поднялся-таки и решительно направился к Трипольскому, напрочь позабыв про все головокружение, про предательски готовые отказать мышцы.
Проходя мимо, он столкнулся с соседом взглядом и ощутил, как по спине пронёсся колючий ток. Отвращение и злоба перемешались, сплелись цепкими щупальцами в единый комок. Одна-единственная секунда, быть может чуть больше, была отведена сему чувству – Ординатор вмешался и уровнял эмоциональный фон. Но и того мига хватило, чтобы почувствовать его терпкий с горечью вкус на самом кончике языка.
Ненависть.
– Потерять себя страшно… - проговорил «священник», неотрывно глядя в глаза Нечаеву. Последний счёл за благо отвернуться.