Глава 3. Возвращение

Олег Долгов
               

      Сначала ехали в обычном плацкартном вагоне, потом перебрались в шикарный «международный» вагон, в таком я больше никогда не ездил. Само купе отделано каким - то красивым деревом и между двумя купе самая настоящая ванна, в которой меня помыли – намылили и крепко потерли мочалкой. Потом, совсем чистый, лег в чистую кровать, на вагонной полке. До Москвы мы добирались 11 суток. Привезли к каким- то знакомым. В комнате было неисчислимое множество книг. Они не только занимали два больших книжных шкафа, но и лежали на столе, подоконнике и даже на стульях. Если нужно было обедать книги временно перекладывали. Такое обилие предметов культуры я видел еще только один раз, когда вернулся в город после северных морей. Хозяин квартиры прочел присутствующим лекцию о великом певце Биньямине Джильи. Все сопровождалось очень качественной музыкой, даже иголки были деревянными. Квартира была буквально забита пластинками.
      Потом поехали к сестре Папы тете Люсе, которая была замужем за председателем колхоза. Нас угощали пышками из серой муки, на которые намазывался мед. Вкус был невероятный. 
     И вот мы, наконец, на перроне Московского вокзала, нас встречала вся семья. Расспросам не было конца. Вскоре оказались у бабушки, вся семья за скромным праздничным столом. Карточки отменили позже, если не ошибаюсь в 1947 году, но голодные времена прошли.
  После обеда мы с Мишкой пошли погулять по Ленинграду. Народу было мало, около некоторых разбитых зданий работали ленинградцы бросали в полуторку битые кирпичи и всякий строительный мусор. Все работали без рукавиц, но никто ни на что не жаловался. Так было надо… Где-то на Театральной площади прозвенел редкий трамвай, промаршировала рота моряков, все в широченных клешах. Мичман подал команду:
    - Рота, запевай. - И тотчас запевала красиво вытянул:
    - Облака над головой
     Встали белым ярусом.
     Любо с песней боевой
      Походить под парусом.
    Вся рота дружно ахнула:
    Эх соленая вода
    Реет на просторе,
    Полюбилось навсегда
    Голубое море.
    Горячо забилось сердце, хотелось тоже встать в строй и гордо поглядывая по сторонам зазвенеть песней. А как красиво военные отдавали честь друг другу!
     В очень красивое здание дом – сказку на углу улицы Маклина и нашей Союза Печатников, попала крупная бомба, оно было разрушено до основания. Потом его восстановили, но все же здание было не такое красивое, как раньше. Окна многих квартир еще по «блокадному» были заклеены полосками газет. Мы гуляли по городу и я, вызывая удивление окружающих, вслух читал названия магазинов и заголовки газет.
      Через несколько дней буквально, как свежий порыв ветра, ворвался Дядя Боря – приемный сын нашей бабули. Он был такой радостный, с орденами и медалями, весь наполненный энергией и радостью. Мы пошли гулять, и меня угощал меня конфетами, печеньем и всем тем, что появилось в магазинах. Потом привел красивую девушку и представил ее нам, как невесту.  Опять пригласил меня на прогулку. Я радостно согласился, но он угостил меня только стаканом «газировки». С тех пор он исчез и больше я его никогда не видел. В нашу коммунальную квартиру попало несколько осколков, один в моего любимого мишку, но «все равно его не брошу, потому что он хороший».
     Привели в школу №252, на Крюковом канале дом 15 и записали во 2 А класс. Сразу подружился с тремя ребятами: Юрой Григорьевым, Леней Гесиным и Вовой Рубиным. В воскресенье, получив от родителей по 40 копеек «на кино и мороженое», мы, к моему удивлению, отправились в театр – в Оперную студию консерватории на спектакль «Риголетто». Билеты на «Галерку» стоили 30 копеек, первые ряды партера – 90, и с последним звонком мы устремлялись в партер, занимали свободные кресла. Если приходили законные владельцы, приходилось, конечно, освобождать занятые места, но так делали многие, и никого это особенно не смущало. Так и было в дальнейшем, вместо кино, мы шли в театр. В основном в спектаклях участвовали «голосистые» студенты: Ивановский, будущий солист Большого театра, Белла Коляда, Беззубенко и другие. Но были и постоянные солисты Оперной студии. Среди них лучшим был безусловно Иванов, потрясающе исполнявшем сольные партии в Риголетто и Царской невесте.  Когда он бегал по сцене и кричал: «Джильда, дочь моя» - прямо мороз по коже и это гордое:» Когда Вы любезны, Вы нам вдвое противны» или еще:» И если герцог Ваш войти сюда посмеет, скажите я здесь». А в Царской невесте, сколько лихости, вседозволенности: «Нагрянем ночью, дверь с крюка сорвали, красавицу на тройку и – пошел. Нагрянули и поминай, как звали, немало их я выкрал на ряду, немало их умчал на борзых конях и девичьей, невинной красотою, потешил кровь горячую мою». Все это было незабываемо, просто потрясало. Позже смотрел я эти спектакли в ГАТОБ е, пели народные артисты – голоса красивые, но куда им до Иванова. Когда пишешь об артистах, всех хочется похвалить, ведь они, как дети…
     В Оперной студии шло всего пять спектаклей: Молодая гвардия, уже упомянутые Риголетто и Царская невеста, Евгений Онегин, Пиковая дама и вроде все. Мы смотрели их десятки раз.  Иногда ходили в кино. Видели такие интересные фильмы: Приключения Антоши Рыбкина и «трофейные» фильмы: Джордж из Динки джаза, Серенада солнечной долины, Где моя дочь, Голубой Дунай. Особенно был любим фильм об Буратино. И этот великолепный конец, звучит песня:
    Далеко, далеко за морем
    Стоит золотая стена,
    В стене той заветная дверца,
    За дверцей большая страна.
    Прилетает серебристый дирижабль, оттуда выходит командир, в исполнении любимейшего артиста Столярова , дает щелбан Бармалею и увозит всех в чудесное далеко, в  нашу страну. Выходил после фильма счастливый и гордый.   
Иногда, если позволяли деньги, брал билеты на два сеанса, с перерывом между ними, чтобы можно было походить, помечтать.
    Нас окружали замечательные учителя, особенно мы любили учителя физкультуры Антонину Ивановну.  Старались вести себя на ее уроках идеально. И тогда, на большой перемене играли в баскетбол.  Мы с Виталькой Волобуевым, как самые длинные в классе, играли в защите.
В 5-6 классах преподавателем арифметики – математики была Бась Павловна. Она отличала меня, Юру Эйсмонта и Сашку Римского, ставила нам пятерки, мне явно незаслуженные.
Учительница русского языка Вера, Васильевна была родом из Белоруссии и мы ее поддразнивали: Шюра, брошюра,парашют, или вперод, Серожа, на берозу.
Учитель физики, Борис Наумович -  единственный мужчина среди училок, многие дамы строили ему «глазки», увлеченно рассказывал об электричестве, механике, оптике. Мы внимательно слушали, кое - что запоминали. Софья Давыдовна Кроль, учитель немецкого языка, общая любимица. На все школьные постановки всегда использовали ее домашний ковер. Как -то ворвавшись вихрем в класс она сказала:
     - У Вас темно, как у негра… - и ловко вывернулась – подмышкой. Многие не любили немецкий язык, ведь он был «фашистский». Нам, конечно, объясняли, что это язык «великого народа». Ну раз так, тогда другое дело.
    Мне хотелось бы, мечталось, забраться в чистое нежное небо, где никого нет, есть только прозрачная тишина, иногда бесшумно пролетают эльфы. Вы мои дорогие учителя сидели бы на самой высокой тучке, мы ученики немного пониже, и вместе путешествовали бы по всему свету. Вот сидит Серега Савранский, будущий капитан первого ранга, и уважаемый воен. пред. В школе забавлял всех – мог засунуть в рот свой, совсем не маленький кулак. Желающие учились этому фокусу, у некоторых получалось. Наши медалисты: Кейн и Крупский. Во время танцевальных вечеров заходили в пустой класс и решали задачки. Были еще почти отличники: Леня Пукшанский, которого дразнили Пукишем. Прекрасно играл на фортепьяно, наш директор скрытый «юдофоб» умудрился у него в сочинении найти лишнюю запятую. Леня получил четверку, такая жалость. Или Женя Парашин, юноша из очень культурной семьи – мама и папа – заслуженные артисты, и сам предельно аккуратный и культурный Сашка Римский- Корсаков, правнук нашего знаменитого композитора. Его долго и упорно учили музыке, но, как и Папа, стал известным физиком, директором института.
Наш Юра Эйсмонт прошел славный путь летчика – испытателя в КБ Сухого. Гришка Мирлас, ах как он играл в футбол. Это было так красиво.  Футбольная сборная нашего класса умудрилась стать чемпионами школы, хотя за старшеклассников играли из дубля Зенита. И это была команда пятого класса. Я играл в шашки довольно прилично, занял 2 место в школьном турнире. Наша сборная играла с другими школами. Во второй встрече я получил полностью проигрышную позицию. Соперник посмотрел, заскучал и пошел погулять. Подошел судья: Где Ваш противник, его нет, засчитываем ему поражение. -  С трудом уговорил, что бы нам зачли ничью. Я играл «по уголкам» и хорошему игроку ничего не стоило меня обыграть. Через много лет пошли с женой в кино, сели играть в шашки… И тот разнес меня под ноль, даже перед женой было неудобно. Хорошо, что она об этом быстро забыла. Маму Эдика Яновского знали все- она была великолепный детский врач. Идет по улице и все мамаши к ней гурьбой, она всех помнила и все знала. Часто приглашала к нам на вечера Ярошенко  из Кировского , Стржельчика из БДТ, Королькевича из театра оперетты. Никто не мог ей отказать. 
   Некоторые ребята вносили в наш школьный быт всякие интересные события. В седьмом классе появился Витя Октябрьский в широченных клешах, от него по-взрослому пахло табаком. Однажды на уроке зоологии его спросили о размножении лягушек, он помолчал, потом изрек:
     - Самец загоняет самку в тину и …- Училка страшно перепугалась продолжения и быстренько посадила его на место. Витя очень любил литературу, и когда начинали галдеть, обращался к педагогу:
     -  Можно я их успокою… - Все, естественно, затихали. В старших классах стали изучать «психологию». Учила нас очень старенькая училка Вера Федоровна. Класс совсем разболтался – на первой парте нахально открыто играли в шахматы. Любимый вопрос учительницы был: Что такое «динамический стереотип». Вызванный ученик нахально задавал вопрос: Что такое динамический стереотип? И бедная училка, пространно, в сотый раз объясняла, что это такое…
На переменках все играли в «пристеночек» и в биток. Каждый бросающий битку непременно кричал: «Чира», то есть если битка попадала на черту, то попавший начинал первым. Все перевернувшиеся монеты шли к нему в карман, еще любили играть в «маялку», то есть ногой подкидывать пришитые к монете или камешку всякие тряпочки. Некоторые «подбивали» несколько десятков раз. Мы взрослели и с восьмого получили законное право посещать вечера отдыха. Каждый из них начинался и заканчивался вальсом. Все хотели танцевать танго или медленный фокстрот, но он звучал один одинешенек за весь вечер. И конечно все так ждали «белый» танец – дамы приглашали кавалеров. После уроков нас стали учить танцам. Пригласили из соседней «женской» школы группу желающих. Все страшно стеснялись, пальцы потели, все были совсем «деревянные, все время, спотыкались, как слепые,»  А наш педагог это что  - то  выдающееся. С чего все началось?
В комнату легкой походкой вошла почти влетела, скромно, даже бедно одетая, худенькая женщина. Она подошла к вешалке, с помощью наших вежливых мальчиков сняла пальто и вышла на середину комнаты.
     - Я Ваш педагог по танцам, меня зовут Берта Ильинична.  Прошу встать в пары. Сегодня разучим танец: полька. Она сделала одно движение и не только сама, самым волшебным образом преобразилась – все стало вокруг великолепным театром. Как ей это удалось…С тех пор мы ходили на занятия, чтобы любоваться педагогом. Мы смотрели с замиранием сердца.     И только эти противные танцы: пазефир, падепатинер, краковяк. Скоро это всем жутко надоело. На одном из вечеров две девочки исполнили «Венгерский танец». Во время одного из па юбочки поднялись «выше» некуда» и все увидели эти божественные ножки. Стали сплетничать, что одна из танцорок уже имела интимное свидание со своим соседом, у которого, опять же по слухам, был «большой друг». Все, даже отличники, вздохнули – почему это не я.
    Стали выступать на вечерах, с Вовкой Рубиным сыграли сценку из чеховской «Хирургии». Мне подвязали подушку, дали в руки «пассатижи». Подушка вывалилась, все смеялись, я громче всех. Потом в «Горе от ума», я изображал Скалозуба: " Ха, ха, мы вместе с Вами не служили". И вот последний класс, надо было думать, куда идти учиться дальше.