Жена, Ольга, одно время работала волонтером в детской больнице.
Много горя и испытаний выпадает детям, некоторые лежат годами. В этой больнице есть храм. Я там бывал внутри, но ни разу на службе.
Ольга, напротив, их почти не пропускала, там собирались родители с детьми из тех, что находились на излечении и тех, что приходили помочь. Службы были короткие из-за слабости детей – рассказывала Ольга, – но очень какие-то настоящие, чувствовалось, что люди молятся искренне и горячо.
Как еще могут молиться родители за больных детей.
Однажды, придя со службы, Ольга поделилась небольшим эпизодом, и этот мелкий эпизод как-то запал в мне душу, и я решил записать ее рассказ.
«Отстояла я службу, говорила Ольга, смотрю рядом мальчишечка лет четырех.
Мальчишечка, маленький такой, а поглядишь на него и сразу видно, что боец. Такой не будет перед каждым встречным нюни распускать. Видимо, мама куда-то отошла и ему пришлось долго стоять одному и рядом только незнакомая тетя.
Чувствую так ему горько, так эта больница опостылела, и почему тут стоять так долго нужно не ясно, и слова, которые говорятся здесь, многие не понятны.
Мне его приободрить захотелось, спрашиваю
— Устал?
— Устал — говорит.
— А в больнице давно?
— Давно, — не слишком охотно отвечает мальчик.
В храме начиналось таинство причастия, и я спросила его.
— А ты причащался уже? — он кивнул головой.
— Ну и как, понравилось?
Он поморщился, как от лекарства, и сказал — я вино не люблю - оно не сладкое, а горькое, и отвернулся.
Может быть с мамой у них был уже разговор на эту тему, а может просто в его словах выразилась раздражение.
Если бы близко рядом был кто-нибудь еще и слышал меня, — говорила Ольга, — я бы, наверное, этого не сказала. А тут совсем рядом только мальчик этот, смотрит на меня, и я говорю: «А ты знаешь, чтобы с Господом разговаривать вовсе не нужно какие-то особые слова знать, можно просто про себя проговорить свои желания, попросить его чтобы они поскорее исполнились. Например, чтобы быстрее кончилось лечение, и мама повезла тебя домой...»
Какое-то время он смотрел на меня более внимательно, и видимо обдумывал услышанное: серьезно это она говорит, и можно ли верить.
Потом он поискал глазами мать, увидел ее в проходе и подбежав сказал настолько громко, что я услышала «Мама, я буду пить сладкое вино!», а она подхватила его на руки...»