– Вот, Август Петрович, несу Вам «Новости» с Вашим интервью.
Покривившись, режиссер взял из рук помрежа красочный номер свежей газеты, на последней странице которой красовался заголовок: «Новый фильм Августа Боголюбова».
– Ага... это та самая, что приходила неделю назад и терзала меня полдня... а написала всего-то пять абзацев... Да и что тут писать? Фильма как такового еще нету...
Зазвонил телефон помрежа. Разговаривая, Рина потыкала в Боголюбова пальцем, намекая на то, что кто-то хочет с ним поговорить, но Боголюбов скрестил перед собой руки, сигналя, что разговаривать не станет. Однако женщина, мило улыбаясь, вложила трубку в руку режиссера, сделав вид, что не замечает, как свободной рукой он показывает ей кулак.
Звонок показался Боголюбову странным, впрочем еще большее недоумение охватило Августа Петровича уже после разговора с незнакомцем.
– Рина, ты подыскивала для съемки консультанта?
Помреж недоуменно пожала плечами.
– Интересно, как он узнал о съемках?..
– Может, от этой дамочки из прессы, пресса такая болтливая...
– Допустим... А кто ему дал прочитать сценарий? Он уверял меня, что содержание будущего фильма ему нравится...
– Я не давала, а...
Август Петрович раздраженно махнул рукой:
– Ладно, сейчас он явится, устрою ему допрос с пристрастием...
Консультант появился в самый разгар съемки – худощавый мужчина в светло-сером длиннополом плаще с повязанным поверх шелковым шарфом, концы которого свободно свисали ниже талии. По его темным глубоко посаженным глазам, удивительно контрастирующим со светлыми волосами, ничего нельзя было разобрать. Только взглянув на него, Боголюбов понял, что «этот» ничего лишнего не скажет.
– Линквей, консультант, – коротко представился незнакомец.
Режиссер саркастически улыбнулся:
– Знавали мы некоего консультанта... Уж не из одной ли вы команды?..
– К булгаковскому персонажу не имею никакого отношения, – ничуть не смутившись, парировал незнакомец.
– Что ж, давайте работать, – настроился на серьезный лад Боголюбов. – Вы принесли свои комментарии к сценарию?
Незнакомец посмотрел в глаза режиссера и без тени сомнения заявил:
– В этом нет необходимости...
Его твердость заставила Августа Петровича почувствовать себя школьником в кабинете директора:
– А как же вы собираетесь?..
– Все замечания я выскажу в процессе съемки, – все так же невозмутимо утверждал мужчина в плаще.
Боголюбов все острее чувствовал преобладание чужой воли, он почти готов был возмутиться, но любопытство и даже некоторое злорадство взяли верх.
– После первых же дурацких замечаний выгоню... выдеру как сидорову козу... – решил он.
Первое замечание консультанта прозвучало в сцене, когда главная героиня, которую играла известная актриса Анна Анина, изображала астронавта, делающего первые шаги по неизведанной планете Венере:
– Анна не может так легко и непринужденно реагировать на совершенно новую для нее обстановку.
– Вот он, первый ляп – указывать режиссеру, как надо снимать, – про себя язвительно отметил Август Петрович, но вслух, демонстрируя наигранную бодрость, поддел консультанта:
– А давайте, Вы сами покажете как надо! Не бойтесь, подойдите к актрисе и покажите... Она, хоть и знаменитость, но не кусается...
На это выпад Линквей отвечал все тем же ровным тоном:
– Показать я не смогу. Я – не актер и не режиссер... Предлагаю надеть вот это...
Жестом фокусника молодой человек извлек из кажущегося пустым кармана плаща довольно объемный предмет, напоминающий очки, и, приблизившись к актрисе, попросил ее закрыть глаза. Анна недоверчиво улыбнулась, но послушно опустила веки, после чего Линквей бережно надел на нее странные очки. Затем он отступил на пару шагов назад и внимательно оглядел съемочную площадку – на площадке царила напряженная тишина, все замерли в ожидании чего-то необыкновенного.
Даже режиссер, на время позабыв о своем недовольстве, не отрывал глаз от Аниной, впрочем нет-нет да и бросая короткие взгляды на консультанта. Когда тот почти шепотом разрешил актрисе открыть глаза, Август Петрович вдруг понял, что творится нечто невообразимое: такой – уравновешенную и хорошенькую – Анину он еще никогда не видел. Ее рот приоткрылся в немом крике; руки в объемных, «космических» перчатках, выброшенные вперед, словно пытались предотвратить нападение; колени... Да что там говорить, Анина была неимоверно напугана.
С трудом успокоив в конце концов разрыдавшуюся актрису, Боголюбов решил немедленно разобраться с консультантом и уж на сей раз непременно прогнать его со съемочной площадки.
– Ну-ка дайте мне свои чудо-очки, посмотрю из-за чего Аня наша чуть в дурку не угодила.
– Сейчас вы ничего не увидите, слишком шумно, – бесстрастно ответил консультант, опуская очки в свой не выдающий секретов карман.
– Вы понимаете, что вы мне съемку срываете?!
Стремясь выплеснуть накипевшее раздражение, Август Петрович начал пояснять консультанту, что его присутствие здесь совершенно неуместно и что он ничего нового в создание фильма внести не сможет.
Однако Линквей, подобно молу под ударами волн, не дрогнул под натиском обвинений, напротив тон его стал еще более миролюбивым:
– Позвольте заметить, уважаемый Август Петрович, в своем интервью вы говорили, что, работая над фильмом, вы будете добиваться как можно большей убедительности. Позвольте поинтересоваться, в чем будет выражаться эта убедительность? Были ли вы сами когда-нибудь на Венере или кто другой в вашей группе знает о том, что представляет собой эта планета или ее жители?
Режиссер кашлянул в кулак – это был всего лишь отвлекающий маневр, повод отвести взгляд от консультанта, который, обращаясь к нему, казалось, гипнотизировал его. Совсем недавно Боголюбов был готов расправиться с незнакомцем и послать его подальше, а сейчас он почти не сомневался в том, что этот парень в чем-то, или, быть может, во всем, прав. Август Петрович, в самом деле, хотел снять классный фильм и не только утереть нос американцам с их техногенной фантастикой, но и самому проникнуться атмосферой чего-то неизведанного, донести до зрителя мистическое благоговение от встречи с высшим разумным началом.
– Ну так, – твердо проговорил Боголюбов, – пока я не посмотрю в эти очки, съемка продолжаться не будет.
Обрадовавшись незапланированному перерыву, большинство членов съемочной группы разбрелось кто куда. Вняв совету консультанта – посидеть некоторое время спокойно, режиссер отстраненно наблюдал, как расходятся люди, как снова появляется румянец на лице хорошенькой Аниной, как...
– Прошу вас, наденьте, – внезапно прервал его «медитацию» консультант.
Август Петрович, не торопясь, принял из его рук очки, так же неспешно водрузил их на нос. Когда, выждав несколько минут, он по команде Линквея открыл глаза, его удивлению не было предела: все только что виденное им, весь видимый мир как бы отошел на задний план, а на передний, живее живого, выступили нерезко очерченные, но очень явные фигуры людей, которые так же внимательно рассматривали режиссера, как и он их.
– Август Петрович, пора, – раздался над ухом голос консультанта, и тут же его проворные пальцы ловко сняли с режиссера очки.
– Постойте, я ничего еще толком не разглядел! – запротестовал тот.
– Вы видели достаточно. Немного дольше – и вы бы навсегда испортили зрение. Эти очки – не безобидная игрушка.
– И что вы предлагаете мне со всем этим делать? – Боголюбов был откровенно растерян.
– Вы сами должны решить.
Что тут решать? Разумеется, Августу Петровичу и прежде не раз доводилось слышать о параллельных мирах, и, конечно, в эти басни он ни капельки не верил. Но теперь, когда он воочию убедился в правдивости гипотезы параллельного существования, он уже не мог не задаться вопросом:
– Нет ли на лишенной видимой жизни Венере некоего параллельного мира?
– Мне кажется, Август Петрович, теперь вы на верном пути, – согласно кивнул консультант.
– Но я жду от вас большего, – требовательно заявил режиссер, убежденный в справедливости своих притязаний.
Уйдя от ответа, Линквей взялся за конец своего щегольски повязанного шарфа:
– Обратили ли вы внимание на мой шарф? Я повязал его специально для вас.
Боголюбову не нравилось, когда его, подобно ребенку, держат в неведении, выдавая информацию маленькими порциями, но он понимал, что иначе от странного человека с глубоко посаженными глазами он ничего не добьется.
– Мне некогда было рассматривать вашу одежду. Рина мне шепнула, что у вас – странный шарф, все время оттенок меняет.
– Да, это интересная ткань, кстати отечественная разработка. Она реагирует на настроение окружающих, а, вернее, на их энергетическое состояние. Когда тихо и все вокруг спокойны, она имеет зеленоватый оттенок, но чем больше вокруг волнений, тем теплее становится ее тон.
– Чего вы добиваетесь? – беспокойно взглянув на часы, спросил Август Петрович.
– Хочу, чтобы вы присовокупили к своим знаниям о видимом, также обширные сведения о невидимости – с ее жителями и энергиями, которые тоже ощутимы для чутких приемников.
Ночью Боголюбову приснился удивительный сон.
Вместе с консультантом он совершал прогулку по разным незнакомым местам, при этом хорошо разумея своего спутника без слов. Августа Петровича особенно тешило то, что в этом красочном, нежном мире из строгого, немногословного наставника Линквей превратился в милого юношу, одетого, как и подобает светлому духу, во все белое. Теперь у Боголюбова не было повода недоумевать, с какой же стороны – темной или светлой – пришел к нему молодой человек.
На пригорке под тенистой кроной могучего, старого дуба сидели девушки. Как это часто бывает во сне, уже в следующее мгновение Боголюбов находился в их кругу, делясь с ними проблемами, которые возникли во время съемки фильма о Венере.
– Сестры! – воскликнула одна из девушек. – Как это замечательно, что наш земной брат решил показать воплощенным чудесный мир Венеры!
– Почему вы уверены, что он чудесный? – любуясь миловидными девичьими лицами, поинтересовался Август Петрович. Ласковое внимание девушек действовало расслабляюще, и он ничего не ожидал в ответ, кроме приятной дружеской беседы.
– Одна наша сестра поведала нам рассказ о полете на Венеру. Он передается в нашем мире из уст в уста. Летали туда в основном Старшие Сестры, также и некоторые Братья. Перелет был стремительный, другим он и быть не мог, так как совершался в теле, построенном мыслью. Зато с планетой сближение было трудное – из-за несовпадения энергий...
Продолжение рассказа Боголюбов почему-то не услышал. Ему вдруг показалось, что он нашел ключ к решению своей режиссерской задачи, определив его для себя как «несовпадение энергий». Разве не из-за этого злосчастного несовпадения люди Земли не видят больше ни один из многочисленных «параллельных» миров?
Августу Петровичу вдруг страстно захотелось согласовать одни энергии с другими, и он попытался сблизить некие сферы, парящие над ним подобно разноцветным воздушным шарам. Сферы не поддавались, или же, поддавшись усилиям боголюбовской воли, сходились, но стоило ему отвлечься, они тут же вновь разбегались в разные стороны.
В конце концов, Боголюбов вспотел и, устало опустившись на землю, покрытую мягкой, удивительно насыщенного цвета травой, начал наблюдать, как непослушные шары продолжают свое воздушное плавание. Стоящий поодаль Линквей с улыбкой наблюдал за потугами товарища, но, когда тот отказался от идеи совместить несовместимое, легким движением руки стал приближать сферы друг к другу. Привстав от удивления, Август Петрович видел, как они собирались в яркие цепи и уплывали прочь. Ему вдруг припомнился шарф, бывший на Линквее во время съемок, и он стал понимать, что сферы подобным же образом реагировали на внешнюю энергию. Не он, но только Линквей сумел повысить вибрацию одних, чтобы согласовать их с другими.
«Повышение вибраций» – так сложился для Боголюбова второй ключ. Теперь ему было ясно, что, только улучшив внутреннее состояние, человек может открыть для себя другие миры. Теперь же в нем пробудился острый интерес к тому, каким видит миры «улучшенный» человек, например Линквей.
Вопреки радужным ожиданиям, Август Петрович погрузился не в сферы божественных энергий, а неожиданно увидел самого себя на съемочной площадке – суетливого, раздражительного, кричащего... Сейчас Боголюбов – именитый режиссер, в подчинении которого находились сотни, а то и тысячи людей – казался ему обычным человеком, бывшим во власти великой иллюзии – своего самомнения и утвержденного общественного статуса. Но несмотря на то, что его самообольщение, подобно многим проявлениям человеческого самообмана, выглядело жалко, Боголюбов сумел разглядеть в себе человека – сущность, способную расти и реализовывать задачи своего духа. Он почувствовал человека как путь... к невероятно далекой цели... протянутый в бесконечности.
Могло ли это стать третьим ключом к его режиссерской работе на данном этапе, он не знал, но почему-то был уверен, что вся его жизнь пойдет теперь, руководимая чем-то большим, чем привычная земная суетность.
Уже на следующий день уроки, полученные Августом Петровичем во сне, дали себя знать. Он был на удивление невозмутим и вежлив и охотно прислушивался ко всем подсказкам консультанта. И даже когда тот с уверенностью заявил, что массовка в фильме не понадобится, Боголюбов, не моргнув глазом, распустил собранную ранее по его указанию толпу «венерян».
-------------------------
– Август Петрович! – в трубке взволнованно звенел голос монтажера Леночки, которой по окончании съемок он поручил просмотреть отснятый материал. – Август Петрович... – чуть не плакала Леночка, – почти во всех сценах какая-то странная массовка: то ли люди, то ли привидения – просто в дрожь бросает...
– Значит, предупредим слабонервных и обозначим фильм как «триллер», – отшутился Боголюбов. – Хотя, то же наименование можно отнести ко всей нашей жизни, с мерками которой мы, не задумываясь, подходим и к жизни в иных мирах.
Радость, с которой Август Петрович воспринял сообщение о появлении на пленке необычной массовки, была вполне им ожиданной. Еще во время съемок он стал догадываться, что ее роль будут выполнять обитатели другого мира, однажды показанные ему Линквеем. Судить о присутствии «других» на площадке он мог, наблюдая за изменением расцветки шарфа, неизменно повязанного на шее консультанта. Быть может, именно это осознание «присутствия» вдохновляло его больше, чем многое другое, служа лучшим поводом для сохранения спокойной и доброжелательной атмосферы во время съемок.
-------------------------
Боголюбовский фильм не имел успеха, и его быстро убрали из проката. Рина была жутко огорчена, а Анина даже обижена: из-за «прихоти» режиссера она не показала и половины своих актерских возможностей, играя неэмоционально, очень сдержанно, «как будто находясь на службе в храме». Однако сам Август Петрович был удовлетворен полученным опытом и выполненной им творческой задачей. Именно эта удовлетворенность позволяла ему спокойно переносить соболезнования друзей и нападки недоброжелателей.
Только одно не давало Боголюбову покоя: кем же на самом деле был никому не известный и в высшей степени загадочный консультант. Бывший до последнего дня на съемочной площадке, он так же неожиданно исчез, как и появился. По поручению Боголюбова, Рина и ее помощники обыскали весь Интернет, пытаясь выяснить что-то о его личности, но тщетно. Лишь в вымышленном имени своего удивительного помощника он увидел явную подсказку на выполняемую им миссию – связующего. Запомнились ему и последние слова консультанта: «Этот фильм, какой бы прием ему ни уготовила нынешняя непритязательная публика, через годы станет классикой – первым фильмом, запечатлевшим мир Тонкий и его обитателей. Для вдумчивых исследователей он будет примером, который наглядно продемонстрирует, какие условия необходимы для запечатления на пленку тонких жителей. Он послужит и отличным сигналом для самоизмнения людей, жаждущих приобщиться к всемирному Братству. В этом приобщении – ваше будущее».
Так запомнил Боголюбов, так запомним и мы.