- Я сегодня махну на рыбалку?
То ли утверждение, то ли вопрос? Де-факто - первое, де-юре – второе.
Она стояла на балконе. За темными стволами сосен виднелось озеро. Солнце медленно опускалось где-то за спиной. Небо над озером еще не порозовело, но на берег уже легла густая тень, вычернившая сухие стволы и теперь сползающая в воду. Пожалуй, это время было здесь лучшим.
Нина повернулась.
- Конечно. Надолго?
- Не знаю. Как пойдет. Но ты меня не жди, ложись спать.
Вопрос был явно риторическим. Андрей уже собирался. Камуфляж (это что – война/ охота?), резиновые сапоги, удочки-коробочки. Наверняка он уже взял весла, дожидающиеся во взятой под ключ лодке.
Значит, сегодня вечером одна. Разумеется, генетически запрограммированный мозг уже настроился на тихую обиду. Нина оперлась на поручень и неслышно выдохнула: «Чушь».
То, что эта тема не должна быть поводом для обид, она поняла уже давно. Они не должны быть друг другу няньками, у каждого свои интересы, свои ниши, в которые нужно заползать, не боясь утомительного чувства вины.
Андрей знал, что рыбалка – это не ее. Возможно, это было даже приятное знание. Когда-то он ее приглашал. Она отказалась и, видимо, была права во всех отношениях. Даже согласись она, считая, что так будет лучше для семьи, вряд ли ей удалось бы получить от этого удовольствие. Сидеть часами в лодке, украдкой поглядывая на стрелки? Сомнительный механизм укрепления отношений. Да и нужна ли она там ему?
Она увидела, что он на секунду замялся, улыбнулся и сразу вышел. Ее губы тоже тронула улыбка. Он хотел ее поцеловать перед уходом, как это делают с ложащимися спать детьми, но вспомнил, что это «телячьи нежности». Все-таки они знали друг друга как облупленные.
Хотя и не совсем. Кто знает, что происходит в его голове там, на рыбалке, или где угодно еще? Эта мысль пришла ей в голову не так давно и не то, чтобы поразила, но засела в мозгу вечной занозой. Знать, как человек поведет себя, как среагирует, не то же, что знать, о чем он думает. Теперь у нее не было уверенности ни в одной его улыбке. Сколько в ней искреннего? Сколько привычки? Расчета?
Тень отползла еще дальше, придвинувшись к линии буйков. На дальний берег озера легли первые розовые краски, но здесь вода была почти черной. Интересно, как этот оттенок «слабо-черного» называется у японцев?
Пожалуй, до настоящих сумерек есть еще около часа. Можно посидеть на берегу, почитать. Нина сбросила сарафан, втиснулась в узкие джинсы, надела плотную футболку. Несколько секунд смотрела на шлепанцы, сменила их на старенькие мокасины. Открыла шкаф. Из глубины полки вытащила пачку сигарет и зажигалку, сунула их в карман кофточки, которую набросила на плечи. Профессорские жены изойдут снобистским скрипом, если увидят.
Закрыла балкон. Взяла книгу. Спустилась по истертой бетонной лестнице.
Под корпусом и в ближайших аллейках уже кучковались Женушки. С некоторыми были мужья. Большинству за сорок. Меньшинству – за пятьдесят. Остальные возрастные категории встречались здесь куда реже. Кроме детей, конечно. Эти сновали взад-вперед, издавали индейские кличи, бросали мячи, резвились, пребывая в неосознанной уверенности, что этот мир – их. Взрослые – бабушки, дедушки, родители – почти не обращали на них внимания. После ужина на всех снисходила повышенная благость, умиротворение. Хотя и в другое время проявления злобы были здесь редкостью. База была необычной. Институтской. Людей со стороны почти не было. Многие знали друг друга - если не по работе, то по ежегодному отдыху. Иногда с соседних баз сюда забредали парочки хипстеров или шумная пивная молодежь, но они здесь не задерживались, выталкиваемые враждебной тишиной и дыханием вечности.
Будь она с Андреем, их почти неминуемо притянуло бы центростремительной силой к одной из групп, размеренно обсуждающих переменчивость погоды, температуру воды в озере, институтские сплетни, будущее отечественной науки (как ни странно, в этих кругах никогда не иссякал осторожный оптимизм) и прочие салонные темы. Нина была уверена, что большинству из них эти «постоялки» (ну не посиделки же – почти все стоят!) доставляли удовольствие. Действо было совершенно сюрреалистическое. Ей казалось, она попала на бал а-ля «война и мир». При этом в мире социально-этикетных игр Нина чувствовала себя как рыба в воде. Как два бывалых разведчика они с Андреем регулярно включались в такие разговоры, передавая друг другу улыбки легким пожатием ладони или просто взглядом. Обоим нравилась эта игра в четыре руки.
Но сегодня она была одна, а значит, могла слегка пренебречь озерным этикетом. Раздав несколько самых искренних улыбок, Нина проскользнула в узкую аллейную щель и вырвалась на свободу.
Высокие кусты окружали административный корпус. Слева из зарослей выглядывало стеклянное здание столовой, навевавшее воспоминания о пионерском детстве. Все здесь было таким странным, советским. Выкрашенные пастельной масляной краской коридоры, в конце которых затаились туалетные комнаты, освещенные сероватым светом толстых гостовских стеклопакетов. Дорожки из разбитого асфальта, переходящие в немощеные тропки, усыпанные рыжей хвоей. Тут и там из беспорядочной зелени выпрыгивали как грибы старые деревянные беседки с покосившимися лавками. Опустившийся к самой воде пирс успокаивающе скрипел под ногами красными досками. Наверняка где-нибудь в мае здесь можно снимать фильмы ужасов. Озеро в лесу. Телефон не ловит. Группа подростков. Маньяк с мачете или бензопилой.
Нина давно здесь не была. Финансовое положение позволяло выбирать более комфортные формы отдыха. Ей нравились новые места. Многое уже было увидено. Многое ждало своей очереди в списке. Однако Андрея всегда тянуло сюда. Нина понимала это смутно, но никогда не ставила под сомнение это его желание, не возражая против ежегодных поездок отца с сыном на любимое место. Почему в этот раз решила поехать с ними, она точно не знала. Единение семьи? Желание попасть туда, где бывала в юности? Что-то еще? Вроде, нет. В голову ничего не приходит.
Узкая тропинка вывела ее на полянку. Кусты расступились, и взгляду открылось озеро. Эта полянка была самым уединенным местом на базе. Отделенные от воды рядом старых берез, на берегу стояли две прочные голубые скамейки. Хорошая новость – дальняя из них была свободна, плохая – на ближней кто-то сидел. Мужчина. Подойдя ближе, Нина увидела, что он читает электронную книгу. Видимо, чтиво было захватывающим - даже хрустящая под ногами прошедшей в двух метрах Нины хвоя не заставила чтеца поднять голову. Однако затем она спиной почувствовала его взгляд. Как ей казалось, обычно в таких случаях она не ошибалась.
Нина привыкла к тому, что нравится мужчинам. Когда-то это приносило удовольствие, теперь… скорее просто удовлетворение. Пожалуй, она не считала себя красавицей, ей больше нравилось слово «эффектная». К сорока годам она сохранила «длинноногую» стать и наотрез отказывалась рассматривать возможность укоротить волнистую гриву черных волос. Мужчины всегда на нее оборачивались, женщины – фокусировали взгляд. Она знала, что Андрею это льстит.
Опустившись на скамейку, она бросила короткий взгляд на соседа. Он все еще читал. Ну и ладно. Только приставаний ей сейчас и не хватало.
Нина открыла книгу. Заломленный уголок стрелочкой указал на цифру 232. Андрей терпеть не мог, когда она так делала. «Ты калечишь книги». Его педантичное отношение к книгам было одной из тех семейных фишек, на которых тренируются навыки терпимости. Он не любил мягкие обложки и всегда с уморительной серьезностью расставлял томики на полке сообразно одному ему ведомым критериям (Нина всегда подозревала, что тематическая составляющая никогда не была при этом определяющей).
Конечно, у нее тоже был ридер, и чаще всего она пользовалась именно им. Но здесь, в отрыве от цивилизации, хотелось держать в руках именно бумажный оригинал. Очередной Франзен уже вернулся в чемодан. Настала пора Филисити Лунд. Нина вдруг поймала себя на том, что не помнит ее настоящего имени. Такое с ней случалось крайне редко и очень огорчало.
Нельзя сказать, что она была ярой лундоманкой. Ей не очень нравился стиль, позволявший автору претендовать на свой сегмент в денежной воронке женских романов. Но в то же время она не могла не согласиться с критиками, позиционирующими эту даму, как писателя достаточно серьезного. За банальными, казалось, словами, прятались умные мысли и вырисовывались объемные образы.
Нина вернулась к последнему прочитанному перед ужином абзацу:
«Где-то рядом, но словно в другом измерении, проходили люди – он видел их краешком глаза. Рыча моторами, по крутой улочке взбирались автомобили, дрожа на древней брусчатке. Занеси их в повороте, они могли бы сбить его, если бы он действительно стоял здесь. Но его здесь не было. Он был с ней. Он не нуждался в окружающем пространстве, несущем лишние звуки, ненужные эмоции, пустые переживания. Для него существовала только Она. Ее лицо было ниже, чем обычно. Сегодня она выбежала к нему как была – в спортивном костюме и шлепанцах. Туфли на высоком каблуке остались где-то там – в другом мире, в который ему нет доступа. Он впервые видел ее без макияжа, и так она казалось еще прекраснее. В широко распахнутых карих глазах читалось безумие. От них было невозможно отвести взгляд. Любовь, обожание, готовность повиноваться каждому его слову, поиск любых колебаний в его сердце, способных причинить боль – наверное, все это было в ее глазах. Но главное – все сметающее сумасшествие. Нет ничего беззащитнее взгляда влюбленной женщины, пронеслось у него в голове, и он еще сильнее сжал руки на ее щеках».
Читать дальше не хотелось. Это место ступорило ее уже второй раз. Нина подняла взгляд. К самому берегу подплыла стайка уток. Они были совсем маленькие – мама и ее выводок. Неужели охотники охотятся именно на такие миниатюрные точеные создания? Сразу вспомнилось, что когда-то она видела здесь лебедей. Пару.
Интересно, где сейчас Илья? Ему уже семнадцать, и она его почти не видит. И не уверена, что понимает. Ей казалось, что у нее в этом возрасте было больше общего с родителями. Или они так не считали? У них с Андреем не было расхождений в педагогических методах. Максимальная либеральность, никаких навязываний, минимум ограничений. В принципе, наверное, им повезло – сын их не разочаровывал. И все же хотелось чего-то большего – откровенности, что ли? Понятности? Уж книги с загнутыми уголками он точно никогда не будет читать.
Мысли опять вернулись к Андрею. Почти двадцать лет вместе. Самый близкий ей человек. Родители не в счет. Она прекрасно видела их недостатки, которые воспринимались как более-менее милые слабости. Праздники. Поездки на дачу. Улыбки. Они не были главным фоном ее жизни. А Андрей был. Представить жизнь без него (развод?!) было совершенно нереально.
Существуют ли идеальные мужья? Не может же любовь затмевать все? Большие и маленькие недостатки? Сначала их не видишь вообще или видишь и любишь, находя в них некую прелесть, объемность характера. Потом привыкаешь и учишься не раздражаться. Нормальный процесс. Конечно, ей не все нравится в муже! И никакой прелести в привычках уже не видится. Но большинство из них совершенно стандартны и легко вписываются в хмельное женское «мужики». При этом плюсы с лихвой перекрывают минусы. Умен, ироничен, немелочен, решителен и, конечно, до сих пор весьма эффектен. После ухода из института стал неплохо зарабатывать. Правда, приблизительно тогда же, как показалось, начал несколько отдаляться, полюбил уединение. Нина знала, что он пользуется успехом у женщин. Все оставшиеся подруги неизменно ей завидуют – «не то, что мой…»
Интересно, изменял ли он ей? В принципе, вполне возможно.
Поняв, что здесь ловить нечего, утки развернулись и поплыли вдоль берега. Нина проследила за ними взглядом и заметила сидящую на отдалении, за кустами, пожилую пару. Седые головы наклонены друг к другу. О чем-то тихо разговаривают. Мило.
Книжная страница стала совсем серой. Нина закрыла книгу. Черт возьми! Ну не могут же все книги врать? Она, хоть убей, не могла вспомнить в своей жизни таких пронзительных моментов! Было что-то яркое, страстное, но чтобы так..? И у Андрея, кажется, не видела…
- Прошу прощения. Можно два вопроса: глупый и умный?
Господи, она совсем забыла о сидящем в пяти метрах мужике! Значит, все-таки будет клеиться. Хотя начало не худшее. Почему бы и нет?
- Первый: любите читать? Или только если что-нибудь особенное? Второй: не считаете, что чтение здесь – непозволительная роскошь? Отвлекает от впитывания природы и мыслей о главном?
Конечно, визуально Нина знала этого мужчину – пересекались в столовой и на аллейках. В какой-то момент даже зародилось подозрение в нетрадиционности его ориентации: до этого момента она видела его лишь в компании еще одного мужика совершенно немужественной внешности – рыхлый, лысоватый коротышка. Кажется, они даже жили в одном номере. Однако недавно, проходя мимо, перехватила его взгляд и поняла, что с ориентацией тут все в порядке. Кстати, взгляд на нем, безусловно, останавливался. Не такой спортивный и ухоженный, как Андрей, конечно, но тоже вполне ничего. Главное – умные глаза с насмешливой искоркой.
- Ничего особенного. А по поводу мыслей о главном – домашняя заготовка?
Нина поймала себя на том, что улыбается. Кажется, здесь может получиться качественный флирт – большая редкость в наше время.
- Поймали. Грешен. Но могу гарантировать право первой ночи – еще ни с кем сими умными мыслями не делился: первичная обкатка.
Нина расхохоталась. Андрей говорил, что в отличие от большинства женщин, которые просто смеются, она всегда именно хохотала.
- Можно еще одну заготовку – и тоже, кстати, необкатанную?
Пальцы сами скользнули в сигаретную пачку. Пусть считает, что молчание – знак согласия. На полноценный диалог он еще не наработал. Достаточно того, что счет один-ноль в его пользу.
- Вы заметили, что здесь практически нет красивых женщин? Как оно – в условиях отсутствия конкуренции?
Нина медленно выпустила дым, чувствуя, как губы растягиваются в улыбке.
- Вы хотите сказать, что ум и красота - понятия малосовместимые?
Он поднялся и, не спрашивая разрешения, пересел на ее скамейку. Не слишком близко, впрочем.
- Зачет. Один-один.
Слегка прищурившись, Нина посмотрела ему в глаза. Мужчин она не боялась. Мир самовлюбленных хамов был ей подвластен. Однако этот случай был посложнее.
- Отнюдь. Просто констатирую факт. И кто сказал, что преподавательская или научная деятельность – признак ума? По моим наблюдениям – все в пределах обычной погрешности.
Голос у него был самый обычный, но за манерой говорить угадывались навыки публичных выступлений.
Невидимое солнце опустилось еще ниже, вырезав на стыке неба и воды на том берегу полоску ярко освещенных деревьев. Золото на черном.
- Красиво, правда? – Видимо, он проследил ее взгляд. – Я вас здесь раньше не видел. Лучше поздно, чем никогда?
- Наверное. Мужу здесь нравится. А я не была.., пожалуй, лет пятнадцать. А вы, конечно, завсегдатай?
- Разумеется. И, предупреждая следующий вопрос, - нет: никаких грибов и рыбалок. Чистое безделье. Голый отдых. Просто – отключение от проблем.
Нина затушила сигарету о землю и повернулась к нему.
- Почему-то меня не оставляет ощущение, что проблемы-то вы как раз сейчас и ищете.
Это прозвучало как вопрос.
Он запустил пятерню в густые волосы и улыбнулся.
- Да, пожалуй. Знаете, как-то одна знакомая сказала: «А оно тебе надо?» Я ее зауважал, но больше близко не подходил. Осадок, как говорится, остался… Странный разговор вырисовывается, как для двух незнакомых людей, не находите? Но, пожалуй, продолжу. Конечно, с возрастом количество переходит в качество. И все чаще задаешься вопросом – а оно тебе нужно? Но иногда – более чем редко, поверьте – утвердительный ответ бывает очевиден. Безусловно, это комплимент.
Нина чувствовала, что проигрывает по очкам с разгромным счетом (черт, это явно не моя - НЕ МОЯ? - лига!). А уж когда в голове мелькнула мысль, что от нее несет сигаретами, и вовсе вспыхнула каждым миллиметром щек.
Но все оказалось еще хуже. Мягко улыбнувшись ей, незнакомец вытащил из накладного кармана шорт пачку сигарет и, не отводя от нее глаз, прикурил.
Нина повернулась к озеру. Последние закатные блики исчезли. Пропала легкая рябь. Все затихло. Перед ней лежало огромное черное зеркало. Где-то справа слышались голоса, однако людей было не видно. Седовласая пара куда-то ушла.
Мужчина молчал. Пауза тянулась совсем по Станиславскому. Тянулась опасно.
От озера веяло тягучей влажностью. Нина поежилась. Притянула к груди кофту.
- Холодает, - раздался рядом невидимый, но теперь хорошо знакомый голос. – Опасное время.
Прозвучало мягко и как бы с улыбкой.
Нина вздрогнула и поднялась со скамейки.
- Простите, - то ли сказала, то ли подумала, что сказала, и пошла прочь. «Господи, даже не попрощалась! Что за дура!?»
Сердце стучало, как у пятнадцатилетней девочки. Да и растерянность была какая-то детская, чужая, не ее.
Отойдя на достаточное расстояние, чтобы скрыться из виду, Нина свернула с тропинки к самому озеру. Постояла у кромки воды. Биение в груди начало успокаиваться. «И что это было?»
Неожиданно для самой себя она сбросила мокасины и сделала шаг вперед. Прохладная, но приятная вода обернула ступни. Озеро ложилось спать раньше людей, не желавших жить с ним в одном ритме.
А не сходить ли искупаться голышом где-нибудь в тихом месте, вдруг подумала она и сама себе улыбнулась.