3. Свободомыслие по Швецову

Михаил Самуилович Качан
НА СНИМКЕ: Геннадий Анатольевич Швецов


У физика Геннадия Швецова это не вольнодумие, а свободомыслие.

Статья Геннадия Швецова в газете «Наука в Сибири» №1 от 1998 года является ответом на статью Михаила Шиловского. Она названа "Осторожно! История!"

Геннадий Анатольевич Швецов учился на физфаке НГУ с 1962 по 1967 г., и был одно время секретарем комитета комсомола НГУ. Сейчас он доктор физ.-мат. наук, заместитель директора Института гидродинамики, известный ученый в области физики взрыва, заведует кафедрой физики сплошной среды в НГУ и читает лекции по специальным главам физики взрыва в НГТУ на кафедре газодинамических импульсных устройств, где я в 80-х годах работал доцентом, потом профессором и был семь лет заведующим кафедрой и читал этот курс много лет, вплоть до 1992 г.

Он не мог не ответить на статью профессора Шиловского, поскольку представлен в ней ну, не очень.

Вместо того, чтобы пойти на праздничное собрание и демонстрацию 1 мая, он, будучи секретарём комитета комсомола НГУ, как утверждалось в статье, отмечал свой день рождения вместе с друзьями, которые, естественно, тоже предпочли проигнорировать праздничные мероприятия.

Обругав историка и поставив под сомнение его честность, поскольку, будучи преподавателем кафедры истории КПСС, он говорил одно, а после переименования кафедры в кафедру истории России стал говорить другое, а также был секретарем парткома НГУ до самого конца, то есть, до роспуска КПСС, Г.И. Швецов, естественно, не смог не упомянуть себя, сказав, как бы вскользь:

«Всё «вольнодумие» в статье [М. Шиловского. –МК] касается нескольких имен: Р. Чугунова, Ф. Садыкова, Ю. Никоры, и как-то пристёгнутого к этому автора данной статьи, хотя эпизод, связанный со мной, описан неточно. Здесь возникает вопрос: или история вольнодумия была уж такая бедная или здесь явно что-то другое».

Он упрекает автора статьи в том, что «...историк М. Шиловский свою позицию открыто не обозначает. Из текста остается неясным, разделяет или осуждает бывший секретарь парткома НГУ профессор М. Шиловский «головную боль» ректората и парткома, деятельность которых была направлена на поиск талантливых детей независимо от их социального происхождения...» и т.д.

Завершение этой части статьи – апофеоз чувств: «После прочтения статьи М. Шиловского стало грустно и противно. Грусть от того, что статья написана на кухонном уровне. Противно от того, что еще недавно секретарь парткома М. Шиловский говорил в духе «всепобеждающего учения...».

Я бы, наверное, не стал бы останавливать внимание моего читателя на этом, но должен высказать мое мнение, что факторы, указанные в статье профессора Шиловского, приведшие в те годы к свободомыслию студентов, представляются мне серьезными, а источники – протоколы заседаний и собраний – заслуживающими внимания.

Интересны и примеры, приведённые историком, – каждый из них весьма поучителен и свидетельствует, как мне показалось, именно о том, о чем он пишет. Вольнодумство приводит людей не только к позитивным взглядам, но и к равнодушию и даже нигилизму, а также и к негативным взглядам и акциям.

В содержательной части своей статьи Г. Швецов указывает на то, что (здесь я привожу довольно большую по объему цитату) «истоки университетского вольнодумия, я думаю, лучше говорить свободомыслия, вытекают из всей атмосферы, созданной в Академгородке его основателями и, прежде всего, М.А. Лаврентьевым.

Его позиции (точнее сказать, оппозиция деятелям из руководства страны и ЦК КПСС) по таким жизненно важным вопросам как вычислительные машины, по генетике, по Байкалу и др. являлись примером поведения нормального ученого-гражданина, патриота нашей Родины, на котором учились и молодые ученые в Академгородке, и студенты НГУ».

На мой взгляд, позиция академика М.А. Лаврентьева изложена неверно. Он никогда не был открытым оппозиционером. Да, он занимал прогрессивную позицию по развитию в стране вычислительной техники, убеждая руководство страны и пользуясь поддержкой АН Украины, а потом и АН СССР. Да, он поддерживал генетиков и, в частности, Н.И. Дубинина, но немедленно выполнил распоряжение Хрущёва о снятии его с поста директора. Было бы решение о закрытии Института цитологии и генетики, М.А. Лаврентьев выполнил бы и его.

М.А. Лаврентьев мог бороться с отдельными чинушами и партбюрократами, но никогда не боролся с партией и Правительством.

Он, например, не поддержал Президента АН СССР Келдыша, предлагавшего написать коллективное письмо в ЦК КПСС против разгона Академии наук СССР.

Борьба против строительства Байкальского ЦБК, которую вел Лимнологический институт СО АН, действительно, была поддержана М.А. Лаврентьевым, но она не увенчалась успехом. ЦБК был построен в 1966 г.

М.А. Лаврентьев никогда не призывал к свободомыслию, – все его призывы и вся его «борьба» относились к занятиям наукой и только наукой. И он никогда не шёл бездумно грудью на амбразуру.

Это же относится и к позиции академика И.Н. Векуа, с которым я был знаком и не раз разговаривал.

К сожалению, я ничего не знаю о его распоряжении сократить количество учебных часов для кафедр общественных наук. Если честно, мне это кажется невозможным в тот период времени. На И.Н. Векуа, несмотря на его высокий академический статус, спустили бы всех собак. Я полагаю, что он бы никогда не решился на такой шаг.

Кроме того, я уже писал о его выступлении на заседании парткома СО АН в декабре 1962 года, где он критиковал секретаря Комитета комсомола СО АН Бориса Мокроусова:

«Мокроусов сидит здесь, он хороший парень, но пришёл однажды на комсомольское собрание в университет, перевыборы были. Студенты выступали, никакого шума не было, Мокроусов решил выступить и поговорить со студентами и сказал, что ваши выступления не годятся, что вы не ставите острых вопросов, вы не верите в то, что сами говорите. А когда студент выступил с острыми вопросами, то он ушел «в кусты» и не нашел нужным раскритиковать его. Так нельзя: если ты просишь человека выступить остро, то так же остро и отвечай, а выпускать дух из бутылки и убегать — не годится».

Конечно, ректору Векуа нужно было, чтобы «никакого шума не было». И, насколько я его знаю, он всегда был очень осторожен в своих высказываниях.

А вот, что касается академика С.Т. Беляева, здесь я могу согласиться с Г.А. Швецовым, что он показывал примеры высокой гражданской ответственности, проповедовал и проводил в жизнь идеи студенческого самоуправления.

Но вернёмся к студенческому свободомыслию. По мнению автора следующей статьи, В. Дорошенко, пик его к приходу Спартака Тимофеевича Беляева на должность ректора в 1965 году уже прошел.

Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/03/02/634